Библиотеки

«Современница века» — так о себе не раз говорила Маргарита Ивановна. Так же называется и статья о ней, написанная В. А. Артисевич. Познакомились они в Наркомпросе и потом всю жизнь сотрудничали, помогали друг другу, дружили. М.И. Рудомино была тогда ученым-специалистом и заведующей отделом научных библиотек. Доброжелательная, уважающая чужое мнение, общительная и контактная, всегда готовая оказать помощь — такой ее запомнила В.А. Артисевич. У нее был, писала она о Рудомино, организаторский талант, государственный подход в решении проблем, необычайная энергия и живой ум.

Оставшись круглой сиротой в пятнадцать лет, закончила школу. Свою библиотечную деятельность начала в библиотеке реального училища в 1918 г. и на Высших курсах иностранных языков в Саратове, которые она до этого окончила. Там изучила английский язык (дополнительно к немецкому и французскому — ими она владела свободно). Позже М.И. Рудомино окончила МГУ (романо-германское отделение).

В 1921 г. М.И. Рудомино получила приглашение от Наркомпроса — создать библиотеку при организуемом Неофилологическом институте в Москве. Однако Неофилологический институт просуществовал лишь с февраля по август 1921 г. Маргарита Ивановна оказалась единственной, как она пишет, наследницей института, а «вернее, владелицей шкафа с сотней книг, гербовой печатью и архивом несостоявшегося учреждения». Осталось также неотремонтированное помещение без отопления, без стекол, почти без света, без лифта, без мебели. Со стен свисали отодранные обои. Два месяца Рудомино упорно, как на работу, ходила в Наркомпрос и доказывала, что библиотека без института может и должна существовать. Наконец в октябре 1921 г. в списке учреждений Наркомпроса РСФСР появилась строчка «Неофилологическая библиотека», а в скобках — опытно-показательная. Таким образом, это была не просто библиотека, а библиотека, обучающая иностранным языкам. Штат ее вместе с заведующей и уборщицей составлял 5 человек. И, несмотря на то, что деньги в тот год на пополнение фондов не были выделены, сразу же началась работа по сбору книг и формированию коллектива. В эту голодную зиму два-три сотрудника библиотеки отбирали нужное среди сваленных на полу книг в доме князя Гагарина на Новинском бульваре и несли через всю Москву в Денежный переулок, где тогда размещалась библиотека. Основой коллекции по лингвистике и методике преподавания стало собрание собственных книг М.И. Рудомино, доставшихся ей от матери — талантливой преподавательницы иностранных языков. К декабрю 1921 г. фонды насчитывали около 2 тысяч названий. В апреле 1922 г. в нашей стране, где значительная часть населения была неграмотна, библиотека открылась и начала организовывать изучение иностранных языков.

Для приобретения современных иностранных газет и журналов М.И. Рудомино обратилась за помощью к К. Цеткин, которую знала лично. И та стала отдавать библиотеке свою только что прочитанную прессу. К. Цеткин, пишет Рудомино, «всемерно способствовала Библиотеке в расширении учебной и консультативной помощи читателям, выписывала из-за границы и передавала нам учебники, самоучители, различные пособия. Часто отдавала свои грампластинки с фонограммами речей на иностранных языках».

Фонды пополнялись самыми разными способами: беллетристику стала присылать книжная закупочная комиссия в Германии, некоторые библиотеки, в которых иностранные книги не пользовались спросом, отдавали их в Неофилологическую библиотеку.

В первые же годы существования библиотека явилась одним из инициаторов создания Бюро по выписке иностранной литературы из-за рубежа и в начале 1920-х гг. даже оказалась монополистом в этой области. Бюро стало основой акционерного общества В/О «Международная книга».

В 1924 г. помещение библиотеки приглянулось тогдашнему наркому просвещения А.В. Луначарскому для своей квартиры. Библиотеку выселили, но благодаря настойчивости М.И. Рудомино под библиотеку выделили комнаты в здании Исторического музея на Красной площади. От этого библиотека только выиграла: переезд в центр Москвы привлек новых читателей. В Историческом музее библиотека стала инициатором общественного движения «Иностранные языки — в массы» и превратилась в научно-вспомогательный центр. В мае 1924 г. Неофилологическую библиотеку переименовали в Государственную библиотеку иностранной литературы (ГБИЛ).

В конце 1925 г. при библиотеке стали организовываться сначала группы (кружки), а затем курсы по изучению немецкого, английского и французского языков, которые были преобразованы в Высшие курсы иностранных языков (ВКИЯ). Срок обучения был рассчитан на 3 года, т.к. на курсы принимали в основном людей с высшим образованием, свободно понимающих лекции на иностранных языках. Диплом ВКИЯ давал возможность работать потом литературными переводчиками, референтами в государственных учреждениях, устными переводчиками и т.п. В начале 30-х гг. эти курсы при ГБИЛ легли в основу Московского педагогического института иностранных языков им. М. Тореза (ныне — Московский лингвистический институт).

В библиотеке М.И. Рудомино организовывала встречи читателей с известными общественными деятелями, писателями, поэтами, художниками, учеными. Проходило множество выставок. После посещения одной из инспекций в 1929 г., комиссия писала: «По методам работы с читателями Библиотека бесспорно занимает одно из высоких мест среди других научных библиотек г. Москвы... руководитель и персонал Библиотеки проявляют незаурядную инициативу, большую активность и несомненное увлечение порученным им делом, благодаря чему Библиотека представляет из себя организационно хорошо поставленное, живое и интересное учреждение, широко развернувшееся в течение всего нескольких лет».

В соответствии с уставом библиотеки в 1929 г. при ней было организовано Бюро переводчиков (в дальнейшем — Объединение художественного перевода Союза советских писателей). Таким образом, библиотека ВГБИЛ явилась родоначальницей нескольких учреждений.

В конце 20-х гг. при московских заводах АМО, «Каучук», «ГПЗ № 1», «Динамо», Электрозавод, «Серп и молот» и др. были организованы филиалы ГБИЛ, в которых обучали иностранным языкам.

Создавала библиотека (в первую очередь энергией и инициативой Рудомино) отделы иностранной литературы и при областных, краевых и крупных районных библиотеках.

В 1930-е гг. библиотека в очередной раз вынуждена была переехать — в разобранную внутри церковь Козьмы и Дамиана в Столешниковом переулке (что сохранило церковь от сноса), здесь впервые было построено книгохранилище библиотеки. Тогда в библиотеке началась напряженная работа под лозунгом «Иностранные языки в массы». Именно в ГБИЛе изучали иностранные языки сотрудники Наркоминдела, Наркомвнешторга, ВОКСа, многих научно-исследовательских и учебных институтов.

Рудомино писала: «В 1930-е гг. в ГБИЛ начал зарождаться новый тип библиотеки и библиотекарей. Он не был заранее предугадан. Его рождала сама жизнь. Основная деятельность старого типа библиотеки и библиотекаря заключалась в том, чтобы приобрести книги, записать их в инвентарь, от руки заполнить карточку в каталоге, поставить книги на полки, а дальше выдать их читателю, предварительно стерев пыль. Вот и все. Творческий подход здесь относился только к приобретению книги, а дальше уже чисто шла техническая работа. Зато библиотекарь должен был обладать спокойным характером, приятной внешностью, чтобы читатель не отвернулся от него. Библиотекарь должен был иметь хороший почерк и некоторый круг знаний. Вот такие требования были к библиотекарю тогда, когда я вышла в библиотечный мир. Конечно, были живы уникальные библиотекари-энциклопедисты, такие, как, например, В.В. Стасов, служивший в Публичной библиотеке в Петербурге и дававший консультации, особенно художникам и музыкантам. Сейчас таких энциклопедистов не осталось. Таким были Е.И. Шамурин, А.И. Калишевский, Н.П. Киселев, мой учитель библиотечному делу в Саратове Е.Н. Добржинский. Это была плеяда прекрасных, настоящих библиотекарей... Но таких библиотекарей были единицы.

В нашей Библиотеке тоже был такой специалист — Николай Иванович Пожарский (1880 — 1959)...».

Библиотека начала издавать реферативный «Библиографический бюллетень иностранной литературы», библиографические и систематические указатели, сводные каталоги, аннотированные карточки на каждую новую статью в журнале. В библиотеке очень популярен был лекторий, на семинарские занятия в котором надо было записываться — была очередь. Таким образом, уже в те годы библиотека приобрела консультационную, учебную, методическую, научно-исследовательскую функцию. В Уставе ГБИЛ было записано, что Библиотека одновременно проводит консультационную и педагогическую деятельность, что библиотекари одновременно являются консультантами и преподавателями иностранных языков. В 1932 г. библиотека стала называться «Государственная центральная библиотека иностранной литературы» — статус ее повысился.

В 1932 — 1940 гг. М.И. Рудомино — член Центрального Бюро секции научных работников ЦК Союза просвещения. В 1934 - 1939 гг. — депутат Свердловского райсовета Москвы.

Во время Великой Отечественной войны, вспоминала Маргарита Ивановна, «Библиотека превратилась в своеобразный штаб пропаганды антифашистской литературы, отвечая на бесконечное количество запросов со всех сторон». В помощь военным была выпущена брошюра для быстрого овладения немецким языком, написанного готическим шрифтом. И, несмотря на военное время, библиотека получала новую языковедческую и методическую литературу. В 1941 г., в эвакуации в Саратове, Рудомино организовала кружки по изучению иностранных языков (при библиотеке СГУ). В 1942 г. она уже вернулась в Москву, в ГБИЛ. В том же году был выпущен библиографический указатель переводов и критической литературы на русском языке, который в последующие годы стал известным справочником «Основные произведения иностранной художественной литературы». В 1943 г. состоялось открытие новых читательских залов в Лопухинском переулке. Перед самым окончанием войны М.И. Рудомино направили в Германию для поиска и возвращения книг, вывезенных фашистами из СССР, для вывоза книг в счет компенсации за потери советских библиотек.

В 1948 г. ГБИЛ преобразовали во Всесоюзную государственную библиотеку иностранной литературы (ВГБИЛ) — библиотека стала универсальной. Это дало толчок к новому развитию библиотеки, которая переехала в более просторное здание на ул. Разина. В те годы были заложены основы фонда естественнонаучной литературы. Библиотекой выписывалось до 1, 5 тысячи названий периодики по естественным наукам. В 1957 г. был образован Отдел литературы стран зарубежного Востока (4 тыс. ед. хранения на 57 языках). Усилилась методическая и издательская деятельность библиотеки. «После войны ГБИЛ стала печатать до одной тысячи листов в год различных реферативных изданий — это и сводные каталоги, и библиографические, и систематические указатели, аннотированные карточки на каждую новую книгу, на каждую новую статью в журнале», — вспоминала Маргарита Ивановна.

Президент Государственной академии художественных наук (ГАХН) П.С. Коган восхищенно писал М.И. Рудомино: «Есть библиотеки — книгохранилища. Есть библиотеки — советники и друзья. Ваша библиотека принадлежит к последней из этих двух категорий. Все мы — Ваши должники. У Вас находятся не только книги. Здесь целый университет, своего рода Академия... Это — библиотека наших дней, библиотека-просветитель, библиотека-учитель...».

С ноября 1961 г. на Ульяновской улице началась закладка фундамента нового здания библиотеки. «Почти 30 лет, — пишет Рудомино, — (кроме военной поры), с 1930 года я пробивала день за днем, месяц за месяцем, год за годом возможность строительства специального здания для Библиотеки». 31 мая 1967 г. библиотека отпраздновала свое переселение в здание с 8-этажным хранилищем. 4-миллионный фонд был перевезен и расставлен силами 700 сотрудников. Для читателей было оборудовано 9 залов. «Одной из черт, свойственных Маргарите Ивановне, было ее чувство нового. Она поддерживала все новое, прогрессивное, и это зачастую невзирая на мнение большинства. Ей был совершенно чужд дух конформизма, приспособленчества, бюрократической рутины, за что ее, по-видимому, не любили многие вышестоящие чиновники от библиотечного дела», — это слова литовского книговеда и библиотекаря Л.И. Владимирова, знавшего Рудомино почти сорок лет. И — любил коллектив библиотеки, который она создавала, пестовала. В конце 1940 — начале 1950-х гг. мужественный директор принимала на работу опальных ученых: физиков и генетиков, филологов и историков, которых не брал уже никто. В этом высокопрофессиональном коллективе царил дух интеллигентности, доброжелательности, уважения к читателю.

Библиотека переводила на русский язык периодические издания ЮНЕСКО и Международной федерации библиотечных ассоциаций и учреждений (ИФЛА). М.И. Рудомино была ответственным редактором русского издания «Бюллетеня ЮНЕСКО для библиотек» с 1957 г. Сотрудники библиотеки и М.И. Рудомино (с 1960 г.) неоднократно участвовали в работе ИФЛА, а 32-й конгресс ИФЛА в 1970 г. вообще проходил в здании ВГБИЛ. С 1970 по 1972 г. Рудомино была первым вице-президентом ИФЛА, а с 1973 г. ее избрали пожизненно почетным вице-президентом. Именно по инициативе Рудомино 1972 г. был объявлен Международным годом книги.

В 1970 г. М.И. Рудомино была награждена орденом Трудового Красного Знамени, а через два года орден Трудового Красного Знамени дали и библиотеке. Но в 1973 г. организатора и первого директора ВГБИЛ грубо выпроводили на пенсию. Началось перепрофилирование библиотеки: естественнонаучный фонд (400 тысяч томов книг и 375 тысяч номеров журналов) был закрыт. 13 тысяч читателей остались без необходимой литературы, хотя постановление 1948 г. никто не отменял. В исторической справке, выпущенной к 60-летию ВГБИЛ (1982 г.) о ее создательнице нет ни слова.

В перестройку в администрации ВГБИЛ произошли перемены. «Я была в курсе всех дел Библиотеки и видела, что я нужна, что нужны мои советы. В общем, я с головой окунулась в жизнь Библиотеки», — писала тогда Рудомино.

В 1990 г., сразу после смерти создательницы ВГБИЛ, на здании была установлена мемориальная доска в ее честь, а в Центральном вестибюле библиотеки — ее бюст. Распоряжением Совета Министров СССР ВГБИЛ было присуждено имя М.И. Рудомино.

Маргарита Ивановна Рудомино мечтала о Библиотеке как о культурном и просветительском учреждении, соединяющем черты публичной и научной библиотеки. Она писала, что библиотека — «накопитель и хранитель истинной духовности людей... Вот это и есть новый тип библиотеки! Создавалась не просто библиотека, а библиотечный комбинат, осуществляющий не только библиотечную деятельность, но и консультационную, учебную, методическую, научно-исследовательскую работу по всей стране. Это то, что сейчас очень интересует весь мир.

Д.С. Лихачев в своем предисловии к книге «ВЕЛИКИЙ БИБЛИОТЕКАРЬ» написал: «Жизнь и судьба М.И. Рудомино — это служение. Она принадлежала к тому поколению русской интеллигенции, для которого высшим смыслом жизни были высокая духовность и ответственность. Уникальный специалист, непревзойденный знаток библиотечного дела, Маргарита Ивановна была признанным в мире авторитетом в этой области. Ее вклад в культуру нашей страны огромен...».

Зоя Воскресенская — одна из самых известных детских писательниц советского времени. Старшее поколение помнит повесть «Девочка в бурном море», цикл рассказов «Сквозь ледяную мглу», а также человечную, лишенную чрезмерного пафоса лениниану («Сердце матери», «Надежда»). Но никто из юных читателей и их родителей не догадывался: прежде, чем заняться литературным трудом, она отдала более четверти века службе во внешней разведке и первой среди советских «дам плаща и кинжала» дослужилась до звания полковника.
На Лубянке ее больше знали под другой фамилией. Которая стоит, например, на донесении от 17 июня 1941 года, предупреждающем Сталина: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». В конце записки указано: «исполнитель Рыбкина».

Уйдя в отставку, она старалась нигде не оставить следов, которые позволили бы вычислить место прежней работы. Даже ее литературные Крупская и Ленин уходили от шпиков уже известными по советским фильмам способами и не применяли навыков, знакомых офицеру внешней разведки. А ведь Зоя Рыбкина знала толк в конспирации. Например, это ей принадлежит ноу-хау «невидимого письма»: наложив тончайший шифон на лист бумаги, вставить его в пишущую машинку, напечатать, и в итоге — по отдельности ни на листе, ни на шифоне ничего нет. А проступает текст только при совмещении этих двух предметов.

Рассекретил писательницу-разведчицу в 1991 году тогдашний председатель КГБ Владимир Крючков. Некоторые знакомые стали шарахаться: «чекистка», «репрессии», «руки в крови». В том же 1991-м, чтобы пресечь кривотолки, она садится за книгу воспоминаний. Заправила в машинку чистый лист бумаги, задумалась, окунувшись в прошлое, и пальцы сами по привычке выбили в правом верхнем углу: «Совершенно секретно»...

С августа 1929-го Воскресенская находилась на оперативной работе в иностранном отделе ОГПУ. Красивая, улыбчивая, неизменно доброжелательная, умеющая располагать к себе людей да еще и смекалистая — на такую разведчицу у Центра появились далеко идущие планы. Ее стали вывозить в Европу: Германия, Австрия, Латвия. Отшлифовали немецкий с диалектами, дали привыкнуть к заграничному образу жизни, обучили манерам, и вот она уже готова блистать в свете. Неспроста все это...

И действительно, вызывают ее в один из высоких кабинетов на Лубянке. Так, мол, и так — ответственное задание Родины: стать любовницей швейцарского генерала, работающего в генштабе и тесно контактирующего с немцами.

— Хорошо, — ответила разведчица. — Я выполню задание, а потом застрелюсь.

Поверили в серьезность ее намерений или нет, но ломать через колено не стали.

— Вы нам нужны живой, — примирительно усмехнулось начальство.

Важным направлением Ирины (оперативный псевдоним) была Финляндия, где она находилась с 1935-го по 1939-й. Официальная должность — руководитель местного представительства «Интуриста». На деле — замначальника резидентуры. Руководить же туда был послан Борис Рыбкин (псевдоним Ярцев, второй секретарь посольства СССР). Классический служебный роман — сначала стычки и даже жалоба Ирины в Центр с просьбой отозвать ее, поскольку дальнейшая совместная работа не представляется возможной. Потом примирение и новый запрос — одобряет ли Центр их брак.

С Финляндией, кстати, у разведчицы связан случай из разряда тех, которые даже авторы остросюжетных романов стесняются использовать — уж слишком нереально это выглядит. Однажды, зимой 1935 года, Зоя зашла в московский автобус. Протянула кондуктору рубль, а у того не оказалось сдачи.

— Товарищи! — громко обратилась она к пассажирам. — Кто может разменять рубль?

Доброволец нашелся мгновенно. Отдав кондуктору 15 копеек, он протянул Зое билет и с места в карьер начал «подбивать клинья» к интересной пассажирке, мгновенно сократив дистанцию с «Зои Ивановны» до «Зоеньки». Та смерила кавалера снисходительным взглядом и на ближайшей остановке вышла...

Через три года, уже в Финляндии, Зое Рыбкиной предстояло передать через связного деньги для работающих в стране нелегалов и агентов. Встретились в парке. Связной открыл «дипломат», пересчитал и вдруг заявил: «Здесь не вся сумма». «Мадам Ярцева» похолодела: не может быть, что прислали из Центра, то и передала. Много ли не хватает?

— 15 копеек, — весело ответил связной, в котором она не сразу узнала автобусного приставалу. Тесен мир...

Увы, финская миссия не удалась. Лично от Сталина Борис Рыбкин получил задание убедить близкие к правительству Финляндии круги заключить соглашение с СССР о совместном противодействии Германии (детали варьировались). Однако в стране в то время были слишком сильны антисоветские, а также прогерманские настроения. Тайные переговоры велись целый год, но окончились крахом. В результате — война. Еще хорошо, что убедили Швецию не выступить на стороне соседа, дело ограничилось лишь «моральной поддержкой» и отрядами шведских добровольцев в финской армии.

По возвращении из Хельсинки Рыбкину переводят на аналитическую работу. Она изучает информацию от зарубежной агентуры на самом важном участке — германском. Получает материалы от знаменитой «Красной капеллы» и «реального Штирлица» — сотрудника гестапо Вилли Лемана.

Руководство помнит о ее умении располагать к себе людей. Ей поручают работать с немецким разведчиком Нелидовым, бывшим белым офицером. Накануне Второй мировой войны тот был направлен в Польшу, там разоблачен и брошен во Львовскую тюрьму. После того, как Западная Украина была присоединена к СССР, Нелидова отдали на Лубянку.

Прежде всего, Рыбкина установила с пленником доверительные отношения: предложила называть друг друга по имени-отчеству, в нарушение тюремных правил разрешила ему пользоваться ножом и вилкой. Однажды Нелидов сообщил, что, по расчетам вермахта, Минск будет занят на пятый день после начала немецкого наступления. В руководстве это восприняли как бахвальство. Но спустя несколько месяцев, на шестой день войны, наши войска оставили Минск. Доверие к офицеру сильно возросло. Рассказал Нелидов и о планах германского руководства втянуть Англию в противоборство с Советским Союзом, сообщил другие важные данные.

...Уже месяц как шла война.

— Нам с вами придется закругляться и думать, что делать дальше, — сказала однажды Рыбкина. Они работали уже год, встречаясь почти ежедневно.

— Я понимаю, что помилования не будет, — ответил Нелидов. — Надеюсь, расстреляют, не повесят.

В его словах, да и во всем облике, женщина почувствовала глубокое раскаяние, к тому же предоставленная им информация была достоверной и ценной. Пошла к руководству. И судьба пленника круто переменилась: ему предложили работать на советскую разведку в Турции. Нелидов был ошеломлен. Его отмыли, одели в костюм, Рыбкина сводила его в «Арагви» (там он, все еще не до конца веря в реальность происходящего, попросил поменяться бокалами — дать ему тот, из которого она уже отпила), сходили на Сельскохозяйственную выставку. Ночевать он отправился не в камеру, а в номер гостиницы «Москва»...

Вскоре ей срочно пришлось собираться за рубеж. Нелидова передали опытнейшему разведчику Василию Зарубину, о чем Рыбкина и сообщила ему перед отъездом. Когда, спустя несколько часов, Зарубин постучал в номер своего нового агента, ему никто не ответил. Взломали дверь. И увидели Нелидова в петле, скрученной из гостиничной простыни. У него не было ни родственников, ни семьи, и эта женщина оставалась для него единственным светом в жизни...


Незадолго до вторжения Германия, очевидно, чтобы убедить в своем дружеском расположении советское руководство, прислала на гастроли в Москву группу солистов балета Берлинской оперы. Посол Шуленбург давал по этому случаю обед. Попала на прием и Зоя Рыбкина. Видимо, ее вечернее бархатное платье со шлейфом произвело на немца впечатление — посол пригласил ее на тур вальса. За несколько дней до этого он сообщил послу СССР в Германии Деканозову, что Гитлер на личной аудиенции назвал ему точную дату нападения на Советский Союз. Это был отчаянный шаг. Настолько, что в Кремле Шуленбургу не поверили. Пройдет три года, и он будет казнен в гестапо за причастность к заговору против Гитлера.

Однако вернемся на бал. «Мой партнер был внимателен, вежлив, но не мог скрыть своего удрученного состояния», — пишет Рыбкина в своих воспоминаниях.

— Вы не любите танцевать, господин посол? — с ноткой игривости спросила она.

— Не люблю, но вынужден, — признался тот. И еще раз подчеркнул. — Вынужден.

Настроение посла, его желание, возможно, подсознательное, обратить внимание собеседницы на ситуацию своей «вынужденности», светлые пятна на стенах от недавно снятых картин, наконец, вопреки традициям, совершенно будничный и далеко не высокого качества стол, не соответствующий приемам такого уровня, — все вместе говорило о том, что посольство Германии сидит на чемоданах...

В октябре 41-го Рыбкины отправились в Швецию. Сначала, под бомбежками немецких штурмовиков, по Баренцеву морю в Англию, оттуда — самолетом на запредельной высоте, чтобы избежать встреч с люфтваффе, через Северное море и оккупированную немцами Норвегию. Официально Зоя — пресс-секретарь советской дипмиссии, позже — посольства. Послом в то время — знаменитая Александра Коллонтай. Они знакомы еще со времени работы «Ярцевой» в Финляндии, в Швеции же особо сблизились.

Посол Советского Союза в Швеции А. Коллонтай (справа) и пресс-секретарь посольства Ярцева (З. Рыбкина). Стокгольм. 1943
Кстати, Рыбкины вместе с Коллонтай предприняли попытку «финского реванша» — на этот раз удачную. Через некоторых политиков, в том числе будущего президента Урхо Кекконена, удалось убедить тогдашнее руководство Финляндии досрочно расторгнуть союз с Германией и заключить перемирие с СССР. Но это будет уже в конце войны...

Агентура у Рыбкиных была небольшой по численности, но эффективной. В портах Норвегии действовала группа будущего министра государственной безопасности ГДР Эрнста Волльвебера — она устраивала саботаж и диверсии в отношении немецких кораблей. На границе с Финляндией другая группа регистрировала переброску военной техники и воинских частей. Третья отслеживала взаимные германо-шведские поставки в южных портах Швеции.

Из Стокгольма же осуществлялась связь с «Красной капеллой». Однажды потребовалось срочно подыскать и завербовать подходящего связника, который мог бы, не вызывая подозрений, периодически летать в Германию. Нашли. Коммерсанта (оперативный псевдоним Директор, реальная фамилия пока не разглашена) наскоро обучили азам конспирации. Это для него Рыбкина придумала трюк с бумагой и шифоном. Однако после его визита в Германию гестапо арестовало многих членов «Капеллы». Вывод Центра: Директор — провокатор. Рыбкиным приказано послать его на встречу с Вилли Леманом, к тому времени уже схваченным. Очевидно, что у того — гестаповская засада. Получается, что если Директор — провокатор, то немцы дадут ему вернуться либо выведут из игры. А если не провокатор — его схватят и казнят. Рыбкины не хотят посылать агента на верную смерть, они уверены в его честности. Пишут лично Берии. И вот ответ: с Директором контакты прекратить, Рыбкина отозвать и отправить на фронт. Лишь после окончания войны было документально установлено, что «Красную капеллу» провалил не Директор, а другой европейский агент.

Борис Рыбкин погибнет при очень странных обстоятельствах. В 1947-м он был направлен в Чехословакию. За три дня до его возвращения в Москву «шкода», на которой он ехал вместе с шофером, пойдет на обгон и столкнется на встречной полосе с советским танком. Причем водитель останется жив, но самое интересное — у Рыбкина будут найдены документы на другое имя. А на следующий день, уже под Будапештом, произойдет другая авария, в которой погибнет человек в шинели и папахе полковника Рыбкина и с документами на его имя. Позже выяснится, что это сотрудник советской разведки капитан Суриков. Эта загадочная история не давала Зое Ивановне покоя до конца жизни...

Сама она рассталась с разведкой совсем не так, как заслуживала. После ареста Берии на Лубянке начались чистки. Всех, кто был связан с ним, а среди таковых был практически весь цвет секретной профессии, уволили. Многих, например Судоплатова, посадили. Рыбкиной еще повезло: ей дали доработать два года до пенсии, послав заведовать спецчастью в одну из колоний под Воркутой.

Отойдя от дел и вернувшись в Москву, она снова начала бомбардировать инстанции просьбами провести расследование по факту гибели мужа. Отказывали: признаков преступления нет — трагическая случайность, совпадение. Долгие годы не находила себе места, утешение искала в том, что писала любимому человеку, который уже никогда не прочтет эти послания...

Выйти из душевного кризиса помогла мама. Напиши, посоветовала, книгу. Детскую. Это и вернуло ее к жизни, признается Воскресенская. «Для творчества я взяла свою девичью фамилию и как бы сама воскресла», — сказала она как-то.