[ Изображение на стороннем сайте: 3df19f34de0ct.jpg ]
Илова́йская-Альбе́рти, Ири́на Алексе́евна (англ. Irina Ilovaiskaya-Alberti) — родилась (1924) в семье, покинувшей Россию в годы революции. В годы учения в русской гимназии, по благословению митрополита Анастасия несла церковное послушание, многие годы убирая в алтаре. Её духовным отцом в эти годы был выдающийся православный богослов священник Георгий Флоровский. По его благословению она вышла замуж за итальянского дипломата Эдгардо Джорджи-Альберти. В Россию ей удалось впервые приехать в 1991 году.
Свободно говорила и читала на русском, сербском, итальянском, французском, английском, немецком, испанском, чешском и греческом языках.
В течение нескольких лет Иловайская-Альберти вела передачи на «радио Свобода». Была одним из ближайших сотрудников и в течение 3-х лет секретарём А.И. Солженицына в Вермонте, США.
Многолетняя дружба связывала её с академиком А.Д. Сахаровым, Аленом Безансоном, Иоанном Павлом II, Малколмом Пирсоном, баронессой Каролиной Кокс, Владимиром Прибыловским, Георгием Чистяковым, Натальей Солженицыной.
В течение последних двадцати лет своей жизни Иловайская-Альберти была главным редактором газеты «Русская мысль». За эти годы газета из эмигрантского издания превратилась в широко известный в мире (прежде всего в России) еженедельник, профессионально и глубоко освещающий события мировой и российской жизни, в политическом, социальном, религиозном, культурном аспектах. С «Русской мыслью» стали считаться ведущие мировые политики, социологи, религиозные деятели, культурологи.
В статьях в «Русской мысли» Иловайская-Альберти первой стала употреблять словосочетание «новый русский» в его теперешнем основном значении. Создано по аналогии со словом нувори́ш - нувору́с (фр. nouveau riche - новый богач, nouveau russe - новый русский),
Одной из основных своих целей в последние годы Иловайская-Альберти видела распространение «Русской мысли» в России. В июне 1999 годa, на первом Международном конгрессе русскоязычной прессы, газета была удостоена награды от Президента России – диплом «За несгибаемость».
Иловайская-Альберти основала «Радио Благовест» и «Христианский церковно-общественный канал» – «Радио София», на волнах которых она в течение нескольких лет вела ежедневные передачи. Главной своей задачей Иловайская-Альберти считала осмысление всего, что происходит в мире, в свете христианской веры. Православная по крещению и воспитанию, считала, что принадлежит к Вселенской и неразделённой Церкви.
Вице-президент Всемирной Ассоциации русской прессы (1999).
И.А.Иловайская-Альберти похоронена в Бевании (200 км от Рима), на городском кладбище, где покоятся её муж дипломат и сын художник.
Вот её воспомининия о своем отце.Я не уверена, в каком возрасте я помню себя в первый раз. Мне кажется, я помню себя первый раз, когда мне было года три максимум. Мы гуляли с моей матерью по парку или лесу, около Белграда. Это очень красивое место, куда люди уходили на долгие прогулки. Моя мать редко водила меня, потому что она работала, у нее не было времени. И это для меня был необыкновенный праздник, потому что она повела меня гулять по этому чудесному лесу. Она меня держала за руку. И вдруг со склона этого полупарка-полулеса скатились две змеи. Я теперь понимаю, что это, скорее всего, были ужи, потому что они были очень большие. Ядовитые змеи таких размеров не бывают. А эти были огромные, во всяком случае, мне они показались огромными. Я помню, что мать моя перепугалась тоже довольно сильно. И я думаю, что они испугали размерами, а на самом деле опасными не были. Они сплелись одна с другой в клубок и скатились с этого склона. Мне кажется, что это первое сознательное воспоминание о себе. О том, как я испугалась, как мама испугалась, как мы очень сильно и бодро ускорили шаг и постарались выйти из этого более или менее дикого пространства.
Дальше есть какие-то отрывочные воспоминания из жизни ребенка, на котором было сосредоточено, конечно, очень много внимания, потому что были дедушка и бабушка, родители моей матери. Они, и особенно бабушка, всю свою жизнь посвятила тому, чтобы вырастить этого самого, единственного, ребенка моей матери.
Мать была замужем впервые, а отец был до этого один раз женат. Его жену убили во время революции. Убили, во всяком случае, так в семье говорили, не по политическим причинам, а чтобы ограбить. Они куда-то бежали, это был момент, когда вся Россия бежала кто куда, все – в разные концы. Первая жена моего отца была в их поместье на юге России, а отец был в Москве и бежал сам по себе. Она ехала со своей дочкой Ириной, в честь которой меня и назвали, очевидно, куда-то, где можно было уйти от наступления Красной армии, а может быть, к моему отцу в Москву. Я не знаю. Ее сопровождала горничная. Я потом иногда задумывалась, зачем в те времена было ехать с горничной. Горничная подсказала на какой-то остановке, что, вот, едет барыня и так далее. И ее убили, а ребенок (не уверена, до того или после) умер от сыпного типа. Она была еще маленькая, но не совсем, не младенец. Моему отцу сообщил кто-то, кто присутствовал при этом, потому что он знал все детали. И про горничную, и о том, как она подружилась с красными военными, и т.д. Но долгое время он ничего не знал о ее судьбе. Помню еще такую ужасную деталь: ему сказали, что ей отрубили голову. Присутствовал еще элемент ужасной жестокости. Не просто убили и обокрали…
Семья – сложная российская семья. Мать и отец были из разных концов России. Со стороны отца – донской казачий род, с далеких, не помню каких, времен. Известно, что казаки – это кто-то, кто бежал от царской немилости. По-моему, это было при Петре. Мне рассказывал отец, но я не уверена. Это был кто-то из наших не очень далеких царей. Человек, который служил при дворе, был приближенным царя. Что-то поставило его жизнь под угрозу, в результате чего он бежал на Дон, где присоединился к казачьему поселению или как его назвать, на которое попал первым. И сменил фамилию, взяв фамилию Иловайский. А как его звали – я не помню, хотя отец знал. Когда отец мне рассказывал, мне это было не очень интересно, потому что была молода и глупа. А когда мне стало это интересно, уже не было в живых отца и никого из семьи, кто бы мог рассказать, как это все было.
Обосновавшись на Дону, он стал родоначальником семьи, которая потом жила здесь. Семья была богатая, у них были угольные шахты, которые приносили большой доход. К этой семье принадлежал целый ряд военных, в том числе Иловайский, который стал известен потому, что командовал какой-то частью казачьих войск против Наполеона. Поэтому он фигурирует во всех энциклопедиях. Мой покойный муж откопал его где-то в советской энциклопедии. С другой стороны, он был известен тем, по словам отца, что, вернувшись из этих военных походов, понял, что должен срочно заняться образованием и приведением в цивилизованное состояние казачества, народным просвещением. Он начал создавать библиотеки, следить за тем, чтобы дети учились грамоте. На меня произвел большое впечатление рассказ отца о том, что он стал всюду проводить воду, так что во всех казачьих станицах присутствовали какие-то водопроводы, не в домах, конечно. Но все-таки воду брали не из колодцев, не копали землю. Это было что-то вроде колонки. Этим он стал очень известен, но, при этом как вольнодумец. И хотя был в большой милости у царя, но стали говорить: что же делает этот генерал (наверное, он был генерал), мол, он должен заниматься своими генеральскими делами и, вообще, быть при дворе. При дворе он наотрез отказался быть, начал крамольное дело: учить людей писать, читать и брать воду в колонках, держать свои дома в чистоте. До Шлиссельбурга это его не довело, но он потерял свое блестящее положение выдающегося военного и царского любимца. Но мой отец, я помню, гордился больше всего этой его стороной, чем военным прошлым.
Интересно, что, рассказывал отец, для эксплуатации этих шахт немедленно пригласили людей из-за границы, бельгийцев. Директор, который поставил все дело на ноги, был бельгиец.
Эта семья была еще тем интересна, что как только в начале века появился кинематограф, они стали им очень интересоваться. И они (поколение до моего отца) были одними из первых, хотя были гораздо более известные, кто создавал русскую кинематографическую промышленность. Это было страстное увлечение семьи, – отец рассказывал об этом как о том, что достойно внимания и уважения. Года рождения моего отца я не знаю, но он был значительно старше моей матери. Можно вычислить: мать была 1899 года, он был старше нее на 18-20 лет. В революцию ему было примерно 40 лет.
Из тех воспоминаний, которые еще остались, – его бурная нелюбовь к историку Иловайскому. Он был, по-моему, его дядя. Мне кажется, что он считал его страшным реакционером. Я недостаточно в те времена знала, и сейчас не знаю, потому что не читала его. Рассказов о нем, как о человеке, я не помню.
Отец был, я думаю, единственный во всей семье невоенный, потому что все были военные, как полагалось в те времена для дворянских семей. Он окончил юридический факультет, уехал работать в Москву и был присяжным поверенным. Женился на своей первой жене, родилась дочь Ирина. Жизнь в Москве была очень благополучная, спокойная. Несколько человек мне говорили, что знают, где дом Иловайских, но я совершенно не уверена, что это те самые Иловайские, их было все-таки очень много. Но я как-то не очень обращала на это внимание, надо было заняться этим более серьезно, у меня никогда не было на это времени. Революция его застала в этом качестве. Он бежал так же, как бежали очень многие.
Моя мать бежала из Киева, где она жила, потому что ее отец преподавал в Киевской военной академии. Он был литовец по отцу – Лацевич, окончание (Лацевичус) отрезали. Его мать, моя прабабушка, была из Восточной Пруссии. Отец моей матери был военным, был ранен в Японскую войну, перестал быть годным к военной службе, и его, как блестящего математика, отправили преподавать в Киев, где он и прожил до революцию. Бабушка же моя, его жена, была грузинка. Он с ней познакомился на Кавказе, в тогдашнем Тифлисе, где служил до Японской войны. Она была очень хороша собой, он влюбился и женился. Он был лютеранин, она, естественно, православная. У меня есть свидетельство об их венчании в православной церкви, в котором написано, что он лютеранин. Никаких возражений по поводу того, что он лютеранин, не было. Она была из семьи, где отец был тоже военный.
Мама пережила красную оккупацию Киева и проработала в советском учреждении. Она знала французский, немецкий, английский. И была, конечно, бесценным человеком, поэтому ее взяли на работу немедленно, им очень нужны были тогда такие люди. Но она пришла от всего этого в совершенный и абсолютный ужас, еще до того, как они поняли, что деду будет, несомненно, грозить какая-то опасность (он, наверное, был уже в генеральском чине в тот момент). При Советской власти он уже не преподавал, Академию закрыли. Кроме того, мой единственный дядя, брат моей матери, был в Добровольческой армии, хотя был совсем молодой, лет 16-17. Они, отец, мать и она, естественно, так как все тогда уезжали, уехали в Крым. Где-то потом соединились и с маминым братом. Я помню, бабушка рассказывала, как они говорили между собой, что едут в Крым на виноград, а потом, наевшись всласть винограда, вернутся обратно, потому что все это безумие очень быстро кончится. Но безумие не кончилось. Они из Крыма бежали на британских кораблях. Англичане предоставили корабли тем, кто хотел или должен был бежать, военным и невоенным. Вывозили всех в Турцию, даже не в Константинополь, а на остров Лемнос, где было нечто вроде беженского лагеря. Там их высаживали и предоставляли своей судьбе. У людей была единственная забота, как бы вернуться.
Мать со своими родителями уехала, а отец уехал сам по себе тоже на английском корабле и тоже из Крыма. Но знакомы они еще не были. У отца в Константинополе сразу появились связи с людьми, которые уже попали в Югославию (тогда еще, я думаю, Королевство сербов-хорватов-словенцев, Югославии еще не было). Очень быстро ему предложили ехать туда, дать ему визу и работу. Но семья матери не знала, куда ехать. Единственно, что им удалось – не попасть на этот страшный остров, в лагерь, где людей умирало много и легко. Они остались все-таки в Константинополе.
Мой дед, будучи славным математиком, стал кассиром в русском ресторане. Это им помогло выжить. Русский офицер, генерал, из культурной семьи, неприспособленный. Его жена никогда в жизни, я думаю, не готовила. Они не были богатыми людьми, но я знаю, что у них была кухарка, горничная, гувернантка, учившая детей языкам. Просто были другие критерии того, что есть богатство, а что не богатство, но во всяком случае благополучие. Каждый год они ездили за границу, считали обязательным поехать в Европу. Во Франции, в Германии, в какой-нибудь европейской стране провести месяц-два. Времена были другие, и счет времени другой. Я знаю, что бабушка всегда в Париже хотела, чтобы номера были на первом этаже, потому что безумно боялась пожаров. Мама ходила по музеям, потому что она очень романтически любила французскую историю. До войны, до 13 года, это было частью их жизни. Конечно, на лето они ездили в Крым.
....
http://radiosofia.ru/ia1.htmlНет сведений как звали её отца и мать, и поэтому сложно привязать к моему большому дереву. 
