Бароны СПЕНГЛЕР

++ Журнал "Версты " 1927 №2
под редакцией ....С.Я.Эфрона
http://nevmenandr.net/eurasia/versti1927.pdf


в нем реклама журнала
Журнал " Воля России" Прага
Журнал политики и культуры, выходящий 6 год,
под редакцией В.И.Лебедева, М.Л.Слонима, Е.А.Сталинского, В.В.Сухомлина
Содержвние:
...
В.И.Лебедев Тайна посмертного рассказа
....

++ М. Я. Басина. Там, где шумят михайловские рощи

......


«Я теперь во Пскове»
В те дни, когда по Новоржевскому уезду рыскал Бошняк, Пушкин вместе с Языковым выехал во Псков. Выехал не только проводить приятеля. В губернском городе у него имелись неотложные дела.
Приехав во Псков, остановился Пушкин у знакомого — Г. П. Назимова. Небольшой деревянный дом, принадлежавший Назимову, стоял на углу Сергиевской и Застенной улиц. Когда-то весь древний Псков окружала высокая и крепкая каменная стена. И улица, протянувшаяся вдоль неё, получила название Застенной. Дом Назимова простоял до Великой Отечественной войны. Мемориальная доска на нём гласила, что здесь в 1826 году останавливался Александр Сергеевич Пушкин.
Во времена поэта губернский город Псков был почти весь деревянный. Каменных домов насчитывалось немного — сотни полторы. Имелось в городе несколько льняных и кожевенных заводиков да на десять тысяч жителей — два училища. А вот церкви, церквушки, часовни и питейные заведения попадались чуть ли не на каждом шагу. Городок был тихий, сонный, весь в зелени.
Только древний Кремль на крутом берегу красавицы Великой, полуразрушенные каменные стены, башни и другие памятники старины напоминали о былой славе «младшего брата господина великого Новгорода».
В годы михайловской ссылки Пушкин неоднократно бывал во Пскове. Осенью 1824 года, не успел он приехать в Михайловское, сразу вызвали во Псков. Вызвал губернатор барон фон Адеркас. Встреча состоялась в «присутственных местах». Это длинное каменное здание тянулось тогда из конца в конец по краю большой базарной площади.
До своего губернаторства Адеркас служил в полиции. Он дело знал. Тотчас заставил Пушкина дать подписку в том, что поэт обязуется «…жить безотлучно в поместии родителя своего, вести себя благонравно, не заниматься никакими неприличными сочинениями и суждениями».
Приезжать в Псков Пушкину не возбранялось. И он приезжал. «На днях, увидя в окошко осень, сел я в тележку и прискакал во Псков. Губернатор принял меня очень мило». Хитрый, ловкий служака, Адеркас внешне держался с Пушкиным весьма любезно — приглашал его к себе и даже (великая честь!) просил исправлять свои собственные «стишки-с».
Губернаторский дом, где жил Адеркас, не сохранился. Он стоял недалеко от древней Покровской башни на берегу Великой. Обширный сад, окружавший дом, подходил к самой реке. Летом в саду принимали гостей. На вечерах и приёмах Адеркаса Пушкин встречался с губернским «обществом».
Здесь видел он и тех псковских барышень, о которых с досадой писал в черновиках «Онегина»:
"Простил бы им их сплетни, чванство,
Фамильных шуток остроту,
Порою зуб нечистоту,
И непристойность и жеманство.
Но как простить им модный бред
И неуклюжий этикет?"
К самому Адеркасу и его административным талантам Пушкин тоже относился весьма иронически. Сохранилось предание, что однажды поэт вместе с «опекуном» своим Пещуровым ехал из Михайловского во Псков. Переезд был нелёгким — дороги плохие. На последней почтовой станции перед Псковом, в Черехе, ожидая лошадей, путешественники проголодались. А съестного не нашли. Тогда Пушкин сочинил на губернатора стихи:
Господин фон-Адеркас,
"Худо кормите вы нас:
Вы такой же ресторатор,
Как великий губернатор."
Губернатору и псковскому «обществу» Пушкин предпочитал узкий кружок людей образованных и мыслящих. Это были молодые офицеры — Иван Ермолаевич Великопольский и Фёдор Иванович Цицианов. Оба — переведённые из Петербурга в Псковский пехотный полк после расформирования взбунтовавшегося Семёновского полка. И ещё — жившие во Пскове штаб-ротмистр в отставке Гаврила Петрович Назимов, статский советник в отставке Николай Алексеевич Яхонтов — оба люди заслуженные, участники Отечественной войны 1812 года.
Собирались в доме Назимова, где останавливался Пушкин, на квартире Великопольского, который жил в казармах. Приятели, сходясь, не скучали: оживлённые беседы, стихи, игра в карты — в штос…
Великопольский страстно любил литературу, писал стихи, печатался. Однажды вышло так, что он и Пушкин обменялись посланиями. Пушкин выиграл у Великопольского в штос пятьсот рублей и вскоре столько же проиграл Назимову. Тогда он отправил Великопольскому записку с шутливыми стихами:
«С тобой мне вновь считаться довелось,
Певец любви то резвой, то унылой;
Играешь ты на лире очень мило,
Играешь ты довольно плохо в штос.
500 рублей, проигранных тобою,
Наличные свидетели тому.
Судьба моя сходна с твоей судьбою;
Сейчас, мой друг, увидишь почему.
Сделайте одолжение, пять сот рублей, которые вы мне должны, возвратите не мне, но Гаврилу Петровичу Назимову, чем очень обяжете преданного Вам душевно
Александра Пушкина».
Великопольский ответил Пушкину стихами. Начинались они так:
В умах людей, как прежде, царствуй,
Храни священный огнь души!
Как можно менее мытарствуй,
Как можно более пиши,
И за посланье — благодарствуй!
Не меньше, чем шумное общество приятелей, привлекали Пушкина одинокие прогулки по Пскову.
Мысли поэта полны были «Борисом Годуновым», а здесь повсюду встречал он следы старины. Заходил в церквушки пятисотлетней давности — церковь Василия с горки, Николы со усохи, Сергея с залужья. Как поэтичны они в своей простоте и безыскусности!
Не раз бывал Пушкин и в псковском Кремле. Взойдя на башню Кутекрома — угловую башню Кремля, любуясь просторами реки Великой, монастырями Завеличья, переносился поэт в далёкое прошлое. Вон там внизу, в Кремле, на площади у Троицкого собора висел когда-то вечевой колокол, собирались на вече вольнолюбивые псковичи. В самом Троицком соборе, в каменных гробницах под тяжёлыми плитами покоятся останки псковских князей. В одной из могил — об этом рассказывает надпись — похоронен не посадник и не князь, а «святой» с простецким именем Николка.
По преданию, псковский юродивый Николка научил своих сограждан, как умилостивить разгневанного Ивана Грозного, и тем избавил псковичей от жестокой расправы. И они в благодарность причислили Николку к «лику святых», с почестями похоронили в соборе.
Пушкин всюду искал материалы для создания образа юродивого в «Борисе Годунове». Его, конечно, заинтересовал своеобразный псковский «святой». Осенью 1825 года, вскоре после одной из поездок во Псков, Пушкин написал как раз ту сцену своей трагедии — «Площадь перед собором в Москве», где действует юродивый. И юродивый этот, как и его псковский собрат, носит простецкое имя — Николка.
Недалеко от Пскова, в Снетогорском монастыре, на патриаршем подворье встречался Пушкин с большим знатоком русской старины — архиепископом Евгением Казанцевым. «Архиерей отец Евгений принял меня как отца Евгения» (то есть как автора «Евгения Онегина»), — шутливо рассказывал об этом Пушкин в письме к П. А. Вяземскому. Но самого поэта архиепископ Евгений интересовал прежде всего как «отца» «Бориса Годунова».
Гуляя по Пскову, не раз, верно, осматривал Пушкин знаменитые Поганкины палаты. Они сохранились и поныне. Это огромное суровое строение — не то жилой дом, не то крепость — поражало в старину и псковичей и иноземцев. Непробойные стены двухметровой толщины, перевитые железными решётками, узкие, маленькие, как бойницы, окна… Принадлежали эти палаты роду Поганкиных — богатых псковских купцов.
Много легенд ходило о них в народе. Рассказывали, будто построил палаты на награбленные деньги атаман разбойников, потому и назвали их люди нехорошо — «погаными». Недобрую славу снискал купец Сергей Поганкин. Многих он разорил. Сам жил в роскоши, а в подземелье его палат томились на цепях неимущие должники. Погубил он безжалостно и молодую жену — привязал её к лошади и пустил в поле…
Пушкин написал в Михайловском балладу — сказку «Жених». Герой её — жестокий и гордый молодец, живёт разбоем, награбленным добром украшает свои хоромы. И кто знает, — не вспоминал ли Пушкин, работая над «Женихом», живописные Поганкины палаты и хозяина их купца-разбойника Сергея Поганкина?
Первый биограф Пушкина П. В. Анненков, со слов очевидцев, рассказывал, что, бывая во Пскове, поэт очень много времени уделял изучению народной жизни. «Он изыскивал средства для отыскания живой народной речи в самом её источнике; ходил по базарам, тёрся, что называется, между людьми». Чтобы не выделяться в толпе, Пушкин переодевался «в мещанское платье», и в таком виде «он даже, — пишет Анненков, — явился в один из почтенных домов Пскова».
Особенно часто наезжал поэт во Псков в 1826 году. И понятно почему. Известия о деле декабристов доходили в губернский город куда быстрее, чем в глухое Михайловское. К тому же жена командира расквартированной в Пскове дивизии генерала Набокова — Екатерина Ивановна — приходилась родной сестрой его любимому Жано — Ивану Ивановичу Пущину.
Когда в середине июля 1826 года Пушкин вместе с Языковым приехал в Псков, он решил снова предпринять попытку изменить свою судьбу. Подал губернатору прошение на имя нового царя. В прошении писал: «Здоровье моё, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в чём и представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие краи».
К прошению было приложено медицинское свидетельство. Выдал его инспектор Псковской врачебной управы, штаб-лекарь Всеволод Иванович Всеволодов. Он осматривал Пушкина в здании «присутственных мест», где наряду с другими учреждениями помещалась и врачебная управа.
Пушкин встречался с Всеволодовым в Лямонове у Пещурова. Вначале он довольно иронически относился к «доктору-аматеру», то есть любителю, «очень искусному по ветеринарной части». Но, познакомившись с ним поближе, узнал, что Всеволодов не только учёный ветеринар, но и опытный хирург. «Мой добрый доктор», — стал называть его Пушкин. Сердечное расположение Всеволодова к Пушкину сказалось на свидетельстве, которое он выдал поэту.
«…Свидетельствован был во Псковской врачебной управе, — писал Всеволодов, — г. коллежский секретарь Александр Сергеев сын Пушкин. При сём оказалось, что он действительно имеет на нижних конечностях, а в особенности на правой голени, повсеместное расширение кровевозвратных жил… от чего г. коллежский секретарь Пушкин затруднён в движении вообще. Во удостоверение сего и дано сие свидетельство из Псковской врачебной управы за надлежащим подписом и с приложением её печати.
Июль 9-го дня 1826 года.
Инспектор врачебной управы В. Всеволодов».
Слева стояла печать.
Свидетельство Псковской врачебной управы вместе с прошением Пушкина Адеркас отправил «по инстанциям» к царю.
Пушкин вернулся в Михайловское. «Я уже написал царю, — сообщал он Вяземскому. — … Жду ответа, но плохо надеюсь… Я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков».
Отъезд с фельдъегерем
Двадцать четвёртого июля 1826 года в Псковской губернии узнали о судьбе декабристов. Пятеро повешены, остальные пожизненно или на многие годы сосланы на каторгу, в Сибирь. Достойно начинал своё царствование будущий «жандарм Европы» — Николай Палкин. Одним ударом хотел он избавиться от лучшей части дворянской молодёжи, этих благородных, неподкупных, высокообразованных молодых людей, для которых свобода народа и отечества стояла превыше всего — семьи, карьеры, имущества, даже собственной жизни.
Гнев и глубокое горе овладели Пушкиным. Он был потрясён. Рушилось то, к чему он страстно стремился. И друзья, друзья… Пущин, Кюхельбекер, Рылеев, Бестужев. Самые дорогие и самые близкие. На рукописи стихотворения «Под небом голубым страны своей родной» Пушкин сделал шифрованную запись: «Усл. о с. Р.П.М.К.Б. 24», то есть «Услышал о смерти Рылеева, Пестеля, Муравьёва-Апостола, Каховского, Бестужева-Рюмина 24-го»....
https://coollib.com/b/454131-m...oschi/read

++ На улицах Петербурга появился первый автомобиль 21 августа 1895 г.

Его купил за границей, за 3000 рублей, архитектор А. К. Жиргалев.
Скорость автомобиля доходила до 26,6 км в час; запаса бензина хватило на шесть часов
К концу года в Петербурге насчитывалось уже 15 автомобилей

*Также владение первыми автомобилями приписывают графу Фредериксу и великому князю Владимиру Константиновичу и датируют их появление в городе 1901 годом.

++ Музей Марины и Анастасии Цветаевых появился в Феодосии в 2003 году на углу улиц бывшей Военной и Бульварной неслучайно.

Именно в этот дом осенью 1913 года в Феодосию приехала с мужем, дочерью и сестрой поэтесса Марина Цветаева (1892 – 1941). Они жили здесь до весны 1914 года. Это была беззаботная, почти курортная жизнь, встречи с местными художниками, чтение стихов Марины перед неизбалованной столичными знаменитостями феодосийской публикой, прогулки в Коктебель и общение с М. Волошиным.

Анастасия Цветаева (1894 – 1993) – младшая сестра Марины, незаурядная личность и глубокий писатель. Её мемуары «Воспоминания» воссоздали яркие картины и образы из жизни семьи Цветаевых, рассказали читателю ценные истории о дружбе и встречах с деятелями русской культуры.

Воспоминания Анастасии Цветаевой о Феодосии были самые теплые: «Феодосия предвоенных лет! Полная уютных семейств, дружеских праздничных сборищ, ожидания гостей, восхищения талантом.»

Собрание феодосийского музея Марины и Анастасии Цветаевых составляет 1175 музейных единиц. Из старинных предметов мебели XIX – начала XX века воссоздан интерьер жилой комнаты феодосийского дома на Бульварной. Имеющиеся в фондах вещи, принадлежавшие при жизни Анастасии Цветаевой и Ариадне Сергеевне Эфрон (дочери Марины Цветаевой), – золотой фонд музея.

Гостеприимный музей Марины и Анастасии Цветаевых проводит ежегодные Цветаевские музыкально-поэтические фестивали и поэтические вечера творческих жителей Феодосии. Музей будет интересен всем поклонникам русской поэзии и в особенности творчества сестёр Цветаевых.

https://xn----8sbfkobckofaskby...vetaevykh/

не совсем в тему, но ИНТЕРЕСНО

Переписка 5 А. П. ЧЕХОВ И П. И. ЧАЙКОВСКИЙ

Переписка А. П. Чехова: В 2 т. / Сост. и коммент. М. П. Громова, А. М. Долотовой, В. Б. Катаева. М.: Художественная литература, 1984. (Переписка русских писателей). Т. 2. 439 с.
http://www.teatr-lib.ru/Library/Chehov_a/letters_2/
А. П. Чехов и П. И. Чайковский
Чехов — П. И. Чайковскому. 1889. 22 октября. Москва
П. И. Чайковский — Чехову. 1889. 14 октября. Москва
Чехов — П. И. Чайковскому. 1889. 14 октября. Москва
П. И. Чайковский — Чехову. 1889. 20 октября. Москва
Чехов — П. И. Чайковскому. 1891. 18 октября. Москва
П. И. Чайковский — Чехову. 1891. 23 октября. Москва




С Петром Ильичом Чайковским (1840 – 1893) Чехов познакомился в один из своих приездов в Петербург, у брата композитора, М. И. Чайковского, 14 декабря 1888 года (см.: Балабанович, с. 90). Их переписка за пять лет знакомства невелика по объему: три письма Чехова и три письма Чайковского. Кроме того, сохранились фотографии и книги с дарственными надписями.

Личные отношения Чехова и Чайковского и их переписка отмечены сильнейшим взаимным душевным притяжением. Музыка Чайковского вызывала у Чехова восторг, восхищение, она была неотъемлема от атмосферы его жизни. В своем втором письме Чайковскому Чехов писал: «Посылаю Вам и фотографию, и книги, и послал бы даже солнце, если бы оно принадлежало мне», — мало что может быть поставлено рядом с этим признанием в эпистолярии Чехова по силе чувства и его образному выражению. В искусстве среди своих современников Чехов отводил Чайковскому второе (после Льва Толстого) место (письмо к М. И. Чайковскому от 16 марта 1890 г.). Ставя Чайковского как творца на недосягаемую высоту, Чехов ценил его и просто как человека. «Он хороший человек и не похож на полубога», — писал он после знакомства с Чайковским (Е. М. Линтваревой в конце декабря 1888 г.).

Чайковский, с своей стороны, был захвачен талантом Чехова. Прочитав в апреле 1887 года рассказ Чехова «Миряне» («Письмо»), Чайковский тут же поделился своим впечатлением с братом. Свои мысли по поводу чеховских рассказов Чайковский выразил в письме Чехову, «интереснейшем», по словам его брата, но посланном в редакцию и не дошедшем до писателя, с которым композитор еще не был знаком (об этом письме идет речь в письме М. И. Чайковского Чехову от 11 ноября 1901 г. — ГБЛ).

День 14 октября 1889 года был самым ярким в общении Чехова с Чайковским. Получив от Чехова письмо, в котором писатель 6 спрашивал разрешения на посвящение ему сборника «Хмурые люди», Чайковский пришел в дом на Садовой-Кудринской, чтобы лично поблагодарить Чехова. Вернувшись домой, он послал ему фотографию с дарственной надписью: «А. П. Чехову от пламенного почитателя. П. Чайковский. 14 окт. 89». Чехов отправил в ответ свою фотографию с надписью: «Петру Ильичу Чайковскому на память о сердечно преданном и благодарном почитателе Чехове» и издания своих сборников «Рассказы» (СПб., 1889) и «В сумерках» (СПб., 1889), также с дарственными надписями (Акад., т. 12, с. 158).

По словам М. П. Чехова, Чехов и Чайковский в этот день «разговаривали о музыке и о литературе» и «обсуждали содержание будущего либретто для оперы “Бэла”, которую собирался сочинить Чайковский. Он хотел, чтобы это либретто написал для него по Лермонтову брат Антон» (Вокруг Чехова, с. 97). Об этом же намерении Чехов сообщил на следующий день в письме А. С. Суворину: «Вчера был у меня П. Чайковский, что мне очень польстило: во-первых, большой человек, во-вторых, я ужасно люблю его музыку, особенно “Онегина”. Хотим писать либретто». Разговор о либретто «Бэлы» имел продолжение. 19 января 1890 года М. И. Чайковский писал брату во Флоренцию: «Виделся я с Чеховым два раза… Он тебе предлагает для оперы сделать “Бэлу” Лермонтова» (Балабанович, с. 113 – 114). План совместного создания оперы на сюжет лермонтовской повести не осуществился: Чайковский был отвлечен новым замыслом — в Италии он начал работать над «Пиковой дамой». Чехов в это время готовился к поездке на Сахалин. В последующие годы отношения Чехова и Чайковского сохранили свою первоначальную тональность, но на расстоянии; связующим звеном между ними был М. И. Чайковский, с которым Чехова объединяли общие драматургические интересы и круг петербургских литераторов.

В эти годы возникают в чеховском творчестве упоминания о Чайковском в самых значительных контекстах. Его музыка служит камертоном душевного состояния героев — самого чистого, непосредственного и глубоко лиричного; она пробуждает в душе молодой девушки радость жизни, жажду поэзии и красоты («После театра», 1892); в ленивом и равнодушном человеке она открывает то, что «за суетой и пошлостями» он сам в себе «не успевает понять и оценить» (Грузин в «Рассказе неизвестного человека», 1893).

На смерть Чайковского Чехов откликнулся словами: «Известие поразило меня. Страшная тоска… Я глубоко уважал и любил Петра Ильича, многим ему обязан. Сочувствую всей душой. Чехов» (телеграмма М. И. Чайковскому от 27 октября 1893 г.).

7 ЧЕХОВ — П. И. ЧАЙКОВСКОМУ
22 октября 1889 г. Москва1
Многоуважаемый Петр Ильич!

В этом месяце я собираюсь начать печатать новую книжку своих рассказов; рассказы эти скучны и нудны, как осень, однообразны по тону, и художественные элементы в них густо перемешаны с медицинскими, но это все-таки не отнимает у меня смелости обратиться к Вам с покорнейшей просьбой: разрешите мне посвятить эту книжку Вам. Мне очень хочется получить от Вас положительный ответ, так как это посвящение, во-первых, доставит мне большое удовольствие и, во-вторых, оно хотя немного удовлетворит тому глубокому чувству уважения, которое заставляет меня вспоминать о Вас ежедневно2. Мысль посвятить Вам книжку крепко засела мне в голову еще в тот день, когда я, завтракая с Вами у Модеста Ильича, узнал от Вас, что Вы читали мои рассказы.

Если Вы вместе с разрешением пришлете мне еще свою фотографию, то я получу больше, чем стою, и буду доволен во веки веков. Простите, что я беспокою Вас, и позвольте пожелать Вам всего хорошего.

Душевно преданный

А. Чехов.

12 окт. 89.





1 Неизд. письма, с. 173; Акад., т. 3, № 696.

2 Сборник рассказов «Хмурые люди» с посвящением П. И. Чайковскому вышел в 1890 г. в издании А. С. Суворина. Чехов писал М. И. Чайковскому 16 марта 1890 г. по поводу сборника: «Через 1 1/2 – 2 недели выйдет в свет моя книжка, посвященная Петру Ильичу. Я готов день и ночь стоять почетным караулом у крыльца того дома, где живет Петр Ильич, — до такой степени я уважаю его… Это посвящение, думал я, было бы частичным, минимальным выражением той громадной критики, какую я, писака, составил о его великолепном таланте и какой, по своей музыкальной бездарности, не умею изложить на бумаге».

8 П. И. ЧАЙКОВСКИЙ — ЧЕХОВУ
14 октября 1889 г. Москва3
14 окт. 89 г.

Дорогой Антон Павлович!

Посылаю при сем свою фотографию и убедительно прошу вручить посланному Вашу!

Достаточно ли я выразил Вам мою благодарность за посвящение? Мне кажется, что нет, а потому еще скажу Вам, что я глубоко тронут вниманием Вашим! Крепко жму Вашу руку.

П. Чайковский.





3 Балабанович, с. 104 (частично); Акад., т. 3, с. 456.

ЧЕХОВ — П. И. ЧАЙКОВСКОМУ
14 октября 1889 г. Москва4
89 14/X

Очень, очень тронут, дорогой Петр Ильич, и бесконечно благодарю Вас. Посылаю Вам и фотографию, и книги, и послал бы даже солнце, если бы оно принадлежало мне.

Вы забыли у меня портсигар. Посылаю Вам его. Трех папирос в нем не хватает; их выкурили виолончелист, флейтист и педагог5.

Благодарю Вас еще раз, и позвольте пребыть сердечно преданным.

А. Чехов.





4 Неизд. письма, с. 173 – 174; Акад., т. 3, с. 262.

5 М. Р. Семашко, А. И. Иваненко и И. П. Чехов.

П. И. ЧАЙКОВСКИЙ — ЧЕХОВУ
20 октября 1889 г. Москва6
20 окт. 89.

Дорогой Антон Павлович!

Посылаю Вам билет на Симфонические собрания в Музыкальном обществе. Ужасно рад, что могу Вам 9 хоть немножко услужить. Сам не мог завезти, ибо вся эта неделя поглощена у меня приготовлением к 1-му концерту и ухаживанием за гостем нашим Римским-Корсаковым. Бог даст, на той неделе удастся побеседовать с Вами по душе.

Ваш П. Чайковский.



Предваряю Вас, что билет в случае желанья можете передавать кому угодно.





6 Печатается по автографу (ГБЛ).

ЧЕХОВ — П. И. ЧАЙКОВСКОМУ
18 октября 1891 г. Москва7
18 октябрь. Мл. Дмитровка, д. Фирганг.

Многоуважаемый Петр Ильич!

У меня есть приятель, виолончелист, бывший ученик Московской консерватории, Мариан Семашко, великолепный человек. Зная, что я знаком с Вами, он не раз просил меня походатайствовать перед Вами: нет ли где-нибудь в столицах, или в провинции, в Харькове, например, или где-нибудь за границей подходящего для него места, и если есть, то не будете ли Вы добры — оказать ему протекцию? Зная по опыту, как утомительны подобные просьбы, я долго не решался беспокоить Вас, но сегодня решаюсь и прошу Вас великодушно простить меня. Мне жаль и досадно, что такой хороший работник, как Семашко, болтается без серьезного дела, да и просит он меня так жалобно, что нет сил устоять. Его хорошо знает Николай Дмитриевич Кашкин.

Я жив и здоров, пишу много, но печатаю мало. Скоро в «Новом времени» будет печататься моя длинная повесть «Дуэль», но Вы не читайте ее в газете8. Я пришлю книжку, которая выйдет в начале декабря. «Сахалин», еще не готов.

Еще раз извиняюсь за беспокойство.

Искренно Вас уважающий и безгранично преданный

А. Чехов.





7 Неизд. письма, с. 174; Акад., т. 4, с. 285 – 286.

8 Повесть «Дуэль» печаталась в газете «Новое время» в течение месяца с конца октября до конца ноября 1891 г. Чехов беспокоился, 10 что при чтении по главам пострадает общее впечатление, но отдал повесть в «Новое время», чтобы покрыть долг Суворину (см. переписку с Ал. П. Чеховым, т. 1, с. 107 – 108). Повесть «Дуэль» вышла отдельным изданием в 1892 г.

П. И. ЧАЙКОВСКИЙ — ЧЕХОВУ
23 октября 1891 г. Москва9
23 окт.

Дорогой, многоуважаемый Антон Павлович!

Получивши вчера Ваше письмо, я хотел тотчас же отвечать, но сообразил, что прежде чем что-либо сказать Вам по поводу Семашко (которого я хотя и знаю, но недостаточно, чтобы иметь правильное о нем суждение) — лучше порасспросить о нем людей сведущих; а так как я собирался в концерт и должен был видеть многих музыкантов, — так тому представлялся превосходный случай.

Из всего, что мне про него сказали и что я сам о нем помню, вывожу заключение, что г. Семашко может быть, благодаря своей хорошей технике, старательности и любви к делу, хорошим оркестровым музыкантом. Но, по совершенно мне непонятной причине, на предложение поступить в оркестр императорских театров — он отвечал отказом. Сейчас он будет у меня, и вопрос этот разъяснится. Если по каким-либо семейным или иным особым обстоятельствам он не излает служить в Москве, то я, конечно, могу рекомендовать его и в Петербург, — но это придется во всяком случае отложить до будущего сезона. Вообще, если он желает от меня рекомендации кому бы то ни было, то я охотно ему ее дам, но сам я совершенно не могу знать, где имеются вакантные места для виолончелистов, и он о таковых должен иметь и имеет возможность разузнавать иными путями. Если же он считает деятельность оркестрового музыканта для себя неподходящей, — то ровно ничего сделать для него не могу. Концертами жить нельзя, да и какой виолончелист, хотя бы и высоко даровитый, может жить иначе, как не оркестровой игрой да еще уроками, каких, однако, не много бывает? Царь всех виолончелистов нашего века К. Ю. Давыдов много лет играл в оркестре Итальянской оперы в Петербурге, и ему и в голову не приходило, что он этим унижает 11 себя. Если Семашко считает подобную деятельность ниже своего достоинства, — то это и очень странно, и очень неблагоразумно. Впрочем, я ведь ничего верного на этот счет не знаю, ибо пишу Вам, не повидавши еще его. Во всяком случае обещаю принять в нем сердечное участие.

Как я рад, дорогой Антон Павлович, что Вы, как вижу из письма, нисколько не сердитесь на меня! Ведь я настоящим образом не благодарил Вас за посвящение «Хмурых людей», коим страшно горжусь! Помню, что во время Вашего путешествия я все собирался написать Вам большое письмо, покушался даже объяснить, какие именно свойства Вашего дарования так обаятельно и пленительно на меня действуют. Но не хватило досуга, — а главное пороху. Очень трудно музыканту высказывать словами, что и как он чувствует по поводу того или другого художественного явления. И так спасибо, что не сетуете на меня. Жду с нетерпением «Дуэли» и уж конечно не последую Вашему совету ждать до декабря, хотя за книжку горячо благодарю заранее. Бог даст, в это пребывание в Москве удастся повидаться и побеседовать с Вами.

Крепко жму Вашу руку.

Искреннейший почитатель

Ваш

П. Чайковский.





9 Слово, сб. 2-й, с. 219 – 221.
..