Тайна старой фотографии - Генеалогический форум ВГД. Тема №57302

Уж сколько раз убеждался, что каждое новое открытие скорее приносит с собой больше вопросов, чем дает ответов.
Вот и по моей теме возникло неожиданное продолжение, которое дает повод задуматься.

Итак, настала пора делать следующий шаг вглубь времен и постараться найти какую-либо информацию о семье моих Любав.
Сначала я решил обратиться в НАРБ, где сохранились списки хозяйств Рогачевского уезда 1925-го и материалы всесоюзной переписи населения 1926-го годов. Ведь из личного дела Владимира Любавы я узнал, что его отец был лесничим, а у сестер Нины и Елены в свидетельствах о смерти в качестве места рождения был указан отнюдь не Рогачев, а окрестные деревни и хутора - Новый Путь и Оленовичи (Еленово). Кроме того на картах генштаба 20-х годов чуть севернее, в Кистеневском сельсовете обнаружилась деревня с интересным названием Надежда-Любовь, которое в некоторых версиях карт записывалось как Любава-Надежда (каких только названий деревням не придумывали). Все это давало надежду на уточнение места жительства семьи после революции, а может и еще каких-то данных.

И тут меня ждала удача! Семья Любавы Игнатия Томашевича нашлась! Но не в указанных выше деревнях, а, представьте себе, на хуторе под названием Любава! Причем в 1925 году там числилась только лишь семья самого Игнатия Томашевича, а в 1926 году - еще четыре семьи общей численностью 24 человека. Все говорило о том, что хутор этот создал именно мой предок. Правда ни на одной карте хутора с таким названием найти не удалось, видимо его век оказался коротким.
К великому сожалению состав семей в документах не раскрывался. Известно только, что в 1925 году в семье Игнатия было 5 человек, из них 4 грамотных, в очередной раз подтвердилась национальность - поляки, в пользовании у них была земля под посевы, из крупного рогатого скота - корова с теленком. В переписи 1926 года давалось уточнение, что в семье было 6 человек (3 мужчин, 3 женщины). Учитывая, что старшие дочери вышли замуж примерно в 1920-м и 1924-м годах, и уже было как минимум трое внуков, то установить, кто же конкретно жил на тот момент в семье Игнатия сейчас довольно сложно. Но тот факт, что он как лесник проживал не в городе, а по окрестным хуторам получал логичное подтверждение.
Правда смущал один факт. Как мне было известно, дочери Игнатия одна за другой в 30-е годы перебрались в Можайск (там была родина моего прадеда, мужа старшей сестры Софьи). Тоже довольно интересная и печальная история. Софья, что вполне логично, в начале 30-х уехала с семьей на родину мужа, поближе к столице. Младшая Елена вышла замуж за партийного функционера, который занимал какую-то должность на стройках Средней Азии, но был убит басмачами. После чего она перебралась к старшей сестре. У средней же сестры Нины к концу 30-х был муж и трое детей, но в 1938 его посадили по сфабрикованному делу и ей пришлось податься к сестрам в Можайск. Семья старшего брата Станислава с начала 30-х годов жила в Минске. Младший Владимир выбрал карьеру военного и к началу войны проживал в Вольске Саратовской области. Но никто ни в каких воспоминаниях не упоминал, что их отец Игнатий по крайней мере на начало 40-х годов был еще жив. Однако же в личном деле Владимира в анкете и автобиографии, подписанной им собственноручно в 1940-м и 1942 годах, указывается, что отец жив-здоров и живет в Рогачеве. Для подстраховки я запрашивал в рогачевском ЗАГС-е запись о его смерти. Но в архив ЗАГС-а сохранились документы лишь с 1944 года, после оккупации, и данных о смерти Игнатия Любавы, увы, не нашлось. Да и учитывая, что сам город в войну практически сровняли с землей, а население три года прожило в оккупации, наивно было полагать, что останутся какие-либо письменные свидетельства. К тому же вариантов развития событий могло быть великое множество. Отца, которому к началу войны было за 60, могли успеть забрать к себе дети, эвакуировать, угнать в плен, он мог податься в партизаны, а мог быть просто расстрелян как поляк. Но смущает и удивляет меня сам факт того, что он был жив в тот исторический период, когда вроде бы воспоминания родственников еще не переходят в разряд легенд.
Как знать, быть может когда-нибудь где-то и всплывет информация о его смерти, в моей истории поисков бывали еще не такие повороты!

Но наступала пора все-таки поискать что-либо о семье за более ранний дореволюционный период. По стандартной практике я начал с исследования метрических книг. Помочь мне в этом могли материалы НИАБ-а и я затеял переписку с архивом. Мысль у меня была простая. На начало XX века в Рогачеве проживало около 10000 жителей. Национальный состав - евреи (порядка 50%), белорусы (15-20%), русские (15-20%), поляки - что-то около 8%. Я предположил, что основная масса поляков в данной местности была все-таки католиками, а так как Владимир Любава родился в 1907-м и на момент февральской революции 1917-го точно проживал с семьей в Рогачеве, то в первую очередь стоило изучать метрики рогачевского костела. В НИАБ-е мне уточнили, что метрики по нему сохранились в период 1873-1878, 1880-1882, 1911 и 1918 годы. Надо сказать, что в описях, которые удалось найти в интернете, информации о книгах 1911 года не было (как оказалось, метрические книги за этот год ранее находились в другом фонде). Это была большая удача, так как 1911-й - год рождения Елены Игнатьевны.
Ну и так как дети у Игнатия рождались в период с 1900 по 1911 годы и если сам Игнатий был из местных, появлялся реальный шанс найти запись о его рождении в одной из сохранившихся метрических книг за 1870-80-е годы.

Запросы эти были биографические, архиву потребовалось около месяца на их выполнение. И результаты меня озадачили.
Метрику о рождении Игнатия к сожалению обнаружить не удалось. Вполне может быть, что был он все-таки пришлым.
А вот метрика о крещении дочери за 1911 год нашлась!
Привожу ее полный текст:

Итак, в метрических книгах Рогачевского костела Рогачевского уезда Могилевской губернии за 1911 год найдена запись о крещении:
1. Прозвание крещаемых - Фелиция Любаво
2. Число рождения - 12-е
3. Число крещения - 11-е
4. Когда? где? кто и кем? одною ли водою или со всеми обрядами таинства окрещен - Тысяча девятьсот одиннадцатого года мая одиннадцатого дня в Рогачевском Римско-Католическом приходском костеле окрещен младенец именем Фелиция ксендзом Игнатием Бернатовичем с совершением всех обрядов Таинства
5. Каких родителей, когда и где, т.е в каком приходе родился крещаемый - Крестьян Игнатия Фомича и Агафии Мартиновны урожденной Цесля Любавов законных супругов дочь, родившаяся тысяча девятьсот десятаго года ноября двенадцатаго дня в Добосне сего прихода.
6. Кто были по имени и прозванию восприемники при Св. Крещении и кто присутствовал - Восприемниками были: Фелициан Сосновский с Мариею Шрейтер

Когда в прошлом году в личном деле Владимира Любавы я нашел скупую строчку о том, что его мать звали Агафья и умерла она 1919 году, я мысленно для себя определил, что из этого тупика вряд ли когда-то удастся выбраться. Ведь метрических книг нет, актовые записи в ЗАГС-е частично сохранились лишь с 1925 года, сын даже отчества матери не помнил, не то что девичьей фамилии! А тут вдруг оказывается, что в метрике о рождению дочери за единственный "сохранившийся" 1911 год не только отчество, но еще и девичья фамилия преспокойно хранится!
Вот так в моем древе предков появилась новая фамилия - Цесля, и новая линия для исследований. Фамилия интересная и довольно распространенная в странах восточной Европы. Фактически это в чистом виде польское cieśla, что в переводе означает плотник, древотес. Собственно ничего удивительного, что людей с такой фамилией и ее производными (Тесля, Тесляк, Тесленко, Теслер и т.д.) и сейчас великое множество, как, скажем, Ковалевых, Мирошниковых или Бондаревых.
Ну а что касается самой дочери, то и тут все очень интересно. Оказалось, что имя, данное ей при рождении, было Фелиция, и видимо после революции его пришлось сменить как слишком буржуазное. Сменили его на нейтральное Елена, но как я писал ранее, и это имя осталось лишь в паспорте, а все родные звали ее "тетя Галя".
Также интересен тот момент, что оба родителя были католиками, в противном случае ребенка обязательно окрестили бы по православной вере. Такова была тогда государственная политика.
Оказалось также, что "общепринятая" дата рождения 4 мая 1911 года скорее всего относилась к дате крещения, а была она старше на полгода.
Ну и наконец-то появилась зацепка за конкретное место жительства - деревня Добосня (совр. Старая Добосна), откуда наверняка были предки кого-то из родителей, подозреваю что матери.

Остается лишь сожалеть, что нет возможности посмотреть метрики других детей. Кто знает, сколько еще интересного можно было бы из них почерпнуть.

Но материалов и планов для дальнейших поисков теперь немало. А ведь началось все когда-то со старой фотографии.

Единственное, что пока немного смущает, это то, что не получается на 100% привязать известных мне моих Любав к семье Владимира и Фелиции.
Наверно в любом исследовании есть моменты, доказуемые лишь косвенно. Всегда что-то приходится с высокой степенью вероятности принимать за истину.
Так и в моем случае. С одной стороны мы имеем данные о людях с одной фамилией и отчеством, родившихся в одной достаточно узкой с географической точки зрения местности в одно время. Внешнее сходство по фотографиям не вызывает сомнений, есть воспоминания родни о погибшем в войну брате-военном.

С другой же, имя и год рождения единственной родственницы, чьи метрики пока удалось найти, не совпадают с теми данными, которые были известны до этого. Появляется информация о родных, которые как оказывается были живы тогда, когда о них никто не вспоминает. Доскональное сравнение фотографий как правило позволяет убедиться, что человек вроде бы и один и тот же, но глаз цепляется за незримые элементы, порождая дополнительные сомнения. В переписях советского времени приведены лишь данные домовладельца и число членов семьи.

Но в любом случае понятно, что все люди, информацию о которых удалось разыскать, - однозначно родственники, а насколько близкими были их отношения, сколько еще их предков доведется найти и семейных тайн раскрыть, покажет будущее.