Николаевское кавалерийское училище

Сергей,

в 1913 г. дом 42 по Гороховой - 4-й от Садовой в сторону Фонтанки по левой стороне (как и на Вашей карте). Т.е. похоже, это тот же дом. В справочнике о доме №42 сказано:
Вольской Антон Ив., Упр. Вольский, Никл.Ант.
Может, пригодится: на углу Гороховой и Садовой (д.31/34) находилась Лечебница "Общества вспоможения приказчикам и сидельцам в С.-Петербурге".
Ново-Петергофский 24 - на углу с 12-й ротой, действительно принадлежал Николаевскому кавалерийскому училищу.

yunker
Я привел этот абзац только потому, что он мне резанул глаз в той книге, из которой я его взял. Кстати, автор довольно откровенно описывает жизнь и в Ярославском кадетском корпусе, и в Павловском училище, где он учился. Причём, он прямо пишет, что это его личная точка зрения, и она может не совпадать с точкой зрения других кадетов и юнкеров.
Владимир.

yunker
Издание: J. Makarov, «Mi servicio en la Vieja Guardia 1905–1917». – Buenos-Aires: Dorrego, 1951 (Ю. Макаров. «Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917. Мирное время и война». – Буэнос-Айрес: Доррего, 1951).
Лежит по адресу
http://militera.lib.ru/memo/russian/makarov_uv/index.html
Владимир.

Dr.Suvorowww написал:

[q]

"В Харькове станция создана стараниями местного "Дамского комитета", который считал унизительным для Харькова отстать от Киева, Одессы и Варшавы." Источник: А.С.Пучков "Организация скорой медицинской помощи в Москве", М., Медгиз, 1947, стр. 5
Т.е. станция скорой помощи в Харькове создана одной из первых в Российской империи (Варшава - 1897, Москва - 1898, Санкт-Петербург - 1899 год, Киев -1902, Одесса - 1903), и как и большинство станций в дореволюционной России, была результатом общественной инициативы, а не государственном решением.

[/q]

Dr.Suvorowww, спасибо большое! Не могли бы Вы уточнить - в каком именно году появилась станция скорой помощи в Харькове?

О "цуке" хорошо написал Владимир Трубецкой в книге воспоминаний "Записки кирасира".
Он пишет: " Самый свирепый цук царил в эскадроне, где юнкера старшего курса обязаны были в силу традции цукать юнкеров младшего курса. Каждый юнкер старшего курса имел своего, так называемго "зверя", т.е. юнера-первокурсника, над которым он куражился и измывался как хотел. Младший не только должен был тянуться передстаршим, оказывая ему чинопочитание, - он обязан был исполнять самые нелепые прихоти и приказания старшего. .... Бывало, что старшие задавали младшим писать сочинения на самые невероятные темы, например "Влияние луны на бараний хвост". И молодые беспрекословно исполняли всю эту чепуху,т.к. слушаться приазания старшего юнкера не позволяла традиция. .... Своим беспощадным цуком старшие закаливали младших, страшно дисциплинировали их, вырабатывая совсем особую бравую выправку, по которой чуть не за версту всегда можно было узнать николаевца. Училищное начальство и вообще офицерский состав училища относились к were скорее одобрительно и , если прямо его не поощряли, то в лучшем случае смотрели на него сквозь пальцы, ибо сами в большинстве были питомцами этого замечательного училища, из стен которого, как это ни странно. в свое время вышел корнетом знменитый поэт Лермонтов. Памятник Лермонтву скромно красовался в училищом дворе. Характерно, что юнкера никогда не говорили "поэт Лермонтов". В училище приято было говорить - "корнет Лермонтов" , ибо для юнкерского уха "корнет", конечно. звучал лучше и значительнее нежели "поэт"... На самом деле в училище шли не для того, чтобы учиться сочинять стихи. Туда шли, чтобы стать лихими кавалеристами-рубаками. ....
Когда молодой человек попадал в стены училища - первым делом старшие спрашивали его, как желает он жить - "по славной ли училищной традиции по окончании училища никто бы не принял, или по законному уставу?" Если молодой говорил, что хочет жить по уставу - его, правда, избавляли от цука. но зато никто уже не относился к нему как к товарищу. акого юнкера назывли "красным". "Красного" байкотировали, глубоко презирали. Никто с ним не разговаривал. С ним поддерживали лишь чисто служебные официальные отношения"Земной бог"- вахмистр - и взводные юнкера не спускали "красному" ни малейшей служебной оплошности, досаждали его внеочередными нарядами, лишали его отлучек со двора, ибо имели на это, согласно военному уставу, право. Но самым существенным было то, что такого "красного" по окончании училища никогда бы не принял в свою офицерскую среду ни один гвардейский полк, ибо в каждом полку были выходцы из Николаевки, всегда поддерживавшие связь с родным училищем, а потому до их сведения, конечно, доходило, кто из новых юнкеров "красный". Впрочем, следует отметить, что "красный" юнкер был очень редким явлением. Николаевское училище имело громкую славу, и каждый молодой человек, желавший поступить туда, обычно уже заранее знал, на что он идет, а потому всегда добровольно соглашался жить "не по уставу, а по славной традиции". Как это ни кажется странным, но Николаевские юнкера чрезвычайно любили, даже обожали свое училище, и всякий офицер, выпущенный из его стен, потом еще долгие годы любил смаковать в товарищеской среде свои училищные воспоминания, которые всегда сглаживались тем, что всякий цукаемый первокурсник на второй год превращался из цукаемого в цукающего. Да, и в училище была своя публика - неунывающая, веселая, лихая, а главное - дружно сплоченная".