КРЕСТНЫЙ ПОЛЁТ
(96 человек в Ту-154 10 апреля 2010 года)Трогательность поляков по отношению к своей национальной идентичности не имеет ничего общего ни с национальной персонификацией, ни с всеобъемлющим понятием патриотизма. Поляк любит свою отчизну, не мудрствуя, как свой родной дом, всей душой гордясь своими домочадцами независимо оттого, в какую часть света их забросит судьбинушка.
Пан Клоссовский, заместитель директора Национальной библиотеки в Варшаве, со свойственной всем полякам шелестящей мягкостью повествует о знаменательнейшем предмете своих изысканий в области польской эмиграции -- Полонии. Защитивший докторскую по этой теме он может о том говорить долго и увлекательно. В далёкие 70-е годы впервые под впечатлением бесед с Анджеем я призадумалась, как же мы называем наших соотечественников волею судьбы оказавшихся далеко за пределами Родины? Силюсь припомнить. Тщетно. Белоэмигрант, просто эмигрант, невозвращенец, диссидент, антисоветчик, отщепенец, изгой, предатель?
Потом в ярком диапозитиве памяти возник тусклый неразличимый облик некоего лектора из соответствующих органов, призванный проводить с работниками идеологического фронта политучёбу. И тогда прозвучали в адрес только что покинувших CCCР Растроповича и Вишневской хлёсткие эпитеты: продажные твари и сволота.
В омерзении стряхиваю наваждение. Мне хочется доставить радость увлеченному полонисту, и потому предлагаю отправиться в ... Залесье. Вижу, как загораются глаза у Анджея и его спутницы пани Марии. Она ведущий работник отдела Редкой книги той же библиотеки. И вот мы в местечке, где родился великий Адам Мицкевич. Подолгу всматриваемся в синеву легендарного озера Свитязь. Ведь на его берегу юный поэт прожил самые романтичные и незабываемые мгновения первой любви. И, наконец, мы в белом уютном домике семьи Мицкевичей в Новогрудке.
Я с наслаждеием вглядываюсь в игру света, в эти чудные лучики счастья на лицах милых поляков, ловлю мягкий чуть увлажнённый взор пани Марии.
Потом мы как-то одновременно умолкаем, в обоюдном согласии вовлекая друг друга в воспоминания.
При прощании лишь напоминаю, что на следующий день направимся в Хатынь.
-- В Хатынь?! -- с явным вниманием отзывается пан Клоссовский, -- путь дальний …
Я лишь догадываюсь, что он о
Хатыни знает столько же, сколько я о
Катыни.
О Катыни я услышала много позднее, в перестроечные годы. В памяти явственно запечатлилась при упоминании о польских пленных нервозность Горбачёва, решительность Ельцина, … раздражительность Путина. Именно в 80-е стали появляться многочисленные статьи в исторических журналах на фоне полного равнодушия россиян к Катынской драме. Иначе настроена польская общественность. Она вновь и вновь обращается с вежливой, но настойчивой просьбой открыть архив по Катынскому делу. Польша желает знать поимённо своих сыновей, где бы они не находились, даже если они давно покинули этот мир. Ради этого был совершён визит памяти лучших из лучших, оказавшийся трагическим визитом
навсегда.
ТЕМА ЗАКРЫТА