СУЛТАН КАЗЫ ГИРЕЙ — КОРРЕСПОНДЕНТ ПУШКИНСКОГО «СОВРЕМЕННИКА»
В фондах Всесоюзного музея Пушкина (Ленинград — г. Пушкин) находится небольшой карандашный портрет изображенного в профиль молодого офицера русской армии в фуражке и мундире 44-го драгунского Нижегородского полка. Фуражка надета небрежно, мундир с эполетами распахнут. Офицер красив: гордо посаженная голова, нос с горбинкой, черные небольшие усики, тонкое, холеное лицо. Перед нами явно представитель знатной фамилии.
Это тот самый Султан Казы Гирей (1), первое литературное произведение которого «Долина Ажитугай» было напечатано Пушкиным в «Современнике» и о котором он отозвался восторженно и значительно (2): «Вот явление, неожиданное в нашей литературе! Сын полудикого Кавказа становится в ряды наших писателей, черкес изъясняется на русском языке свободно, сильно и живописно. Мы ни одного слова не хотели переменить в предлагаемом отрывке; любопытно видеть, как Султан Казы Гирей (потомок крымских Гиреев), видевший вблизи роскошную образованность, остался верен привычкам и преданиям наследственным, как русский офицер помнит чувства ненависти к России, волновавшие его отроческое сердце; как, наконец, магометанин с глубокой думою смотрит на крест, эту хоругвь Европы и просвещения». (3)
34
Что мы знаем о нем, этом офицере русской армии, черкесе и потомке крымских Гиреев? Пока что не так много. Этому в значительной мере способствовало то обстоятельство, что Султана Казы Гирея почти постоянно смешивали с Султаном Хан Гиреем, его командиром по Кавказско-горскому полуэскадрону конвоя е. и. в. в Петербурге, хотя, казалось, смешать их было трудно, если знать, что султан — это титул, Казы и Хан — личные имена, а Гирей — родовые имена. Из источников, в которых Султан Казы Гирей смешивается с Султаном Хан Гиреем, укажу: «Путеводитель по Пушкину» (приложение к «Красной Ниве»), М., 1931, стр. 344 и др.; примечания к VIII т. Сочинений Пушкина, изд. «Academia», М., 1936, стр. 771; примечания к V т. большого издания «Academia», М., 1936, стр. 615—616; Л. П. Семенов. Пушкин на Кавказе. Северо-Кавказское краевое изд., Пятигорск, 1937, стр. 72—73, и др. Частично это неверное утверждение проникло в примечания последующих изданий сочинений Пушкина. См., например, VII т. юбилейного 10-томного издания 1949 г., где на стр. 705 сказано: «Казы Гирей был участником Персидской кампании 1826—1827 гг. Умер в 1843 г. (разрядка моя, — Г. Т.). В 1843 г. (вернее, в 1842 г.) умер (по некоторым сведениям, был отравлен мюридами) Хан Гирей, а не Казы Гирей.
Нельзя в этом случае полагаться и на местные, кавказские издания. Так, например, в опубликованной в 1958 г. в г. Нальчике книге Ш. Б. Ногимова «История адыгейского народа, составленная по преданиям кабардинцев» Б. А. Гарданов на стр. 31 хронологическими рамками жизни Султана Казы Гирея ставит 1801—1843 гг., явно смешивая его уже не с Султаном Хан Гиреем (1808—1842), но с каким-то другим однофамильцем Казы Гирея. Надеюсь, что с публикацией этой статьи путанице будет положен конец. Кстати, о Султане Хан Гирее не так давно был опубликован обстоятельный очерк, написанный покойным этнографом М. О. Косвеном, «Адыгейский историк и этнограф Хан Гирей». (4)
Султан Казы Гирей — закубанский черкес. Родился в 1808 г. Свое детство, отрочество и отчасти юность провел в междуречье Кубани и ее притока Большого Зеленчука. Это явствует из его автобиографического произведения «Долина Ажитугай». (5) Вот
35
несколько мест из этого очерка, подтверждающих автобиографичность произведения.
«Я взъехал на гору, и тут все воспоминания о прошедшем дружно столпились предо мною. Мысли летели к давно минувшим годам беспечного детства...» «и слеза благодарности брызнула из глаз, очарованных видом родных мест». (6) «Все звало меня к прежним забавам юношества: вот стоит березка, подле которой виднеются следы разрушения давно покинутого мной крова...». (7) «Под моими ногами быстро катился Инжиг...». (8) «В прежние времена берега его были усеяны ветвистыми деревьями, в тени которых купался я в жаркий день лета...». (9)
В этих местах Султан Казы Гирей прожил до 1825 г. К такому заключению приводит одно место из того же произведения «Долина Ажитугай».
После того как он 3 июня 1834 г. налюбовался с холма родной долиной, Казы Гирей отправился по Инжигу (Б. Зеленчуку) вверх в русское укрепление на нем — Ярускан. (10) Во время посещения этого укрепления Султан Казы Гирей вспомнил: «...думал ли я десять лет тому назад видеть на этом месте русское укрепление и иметь ночлег у людей, которым я грозил враждою, бывши еще дитятею». (11)
Казы Гирей говорит это 3 июня 1834 г., и он точен — 10 лет назад, т. е. в 1824 г., здесь этого укрепления не было. Ярусканское (Ерусконское) укрепление было основано в 1828 г. и ликвидировано в 1836 г. (12) Следовательно, в 1824 г. Султан Казы Гирей еще жил в этих местах, не состоя на службе в русской армии.
36
Военную службу Султан Казы Гирей начал в Закавказье 17-летним юношей в 1825 г. в 7-м карабинерном (в дальнейшем — Ериванском) полку рядовым. С этим полком он участвовал в персидско-русской войне 1826—1827 гг., был произведен в унтер-офицеры и награжден медалью.
Кто привлек черкеса Казы Гирея в русскую армию — сказать трудно. Вероятно, Казы Гирей определился на службу под влиянием какого-то своего соотечественника, уже служившего в ней. Не исключено, однако, что Султана Казы Гирея толкнуло на этот шаг и то обстоятельство, что он рано остался если не сиротой, то единственной опорой семьи. На это прозрачно намекает следующее место из его произведения: «...я беседую со стройно текущими волнами знакомых берегов, где всё для меня дышит воспоминаниями; где я единственный отрок матери моей вкушал блаженство любви... Тут я рос надеждой для вдовы безутешной и тут же простился с негой беспечной моей юности». (13)
К сожалению, ранний период жизни Султана Казы Гирея, как и конец его жизни, за отсутствием необходимых печатных и архивных материалов остается пока что недостаточно известным.
В 1830 г. мы застаем Султана Казы Гирея в Петербурге, юнкером, в составе Кавказско-горского полуэскадрона под командованием Султана Хан Гирея. (14)
Полуэскадрон входил в состав «Собственного е. и. в. конвоя» и находился в ведении шефа жандармов и командующего императорской главной квартирой генерал-адъютанта А. Х. Бенкендорфа. (15)
Первый по кавалерии офицерский чин корнета Султан Казы Гирей получил 1 мая 1832 г. (16) и далее успешно восходил по служебной лестнице, хотя и не с такой быстротой, как это делал его командир Султан Хан Гирей, достигший за 12 лет службы в полуэскадроне чина полковника и звания флигель-адъютанта двора е. и. в.
Кавказско-горский полуэскадрон конвоя е. и. в. был сформирован из представителей горской аристократии — князей, султанов, узденей — в конце 1828 г. Состав его обновляли каждые 4 года.
«Цель, с которою его величеству угодно было назначить в собственный конвой горцев, — писал А. Х. Бенкендорф, — есть та, чтобы прослужившие здесь (т. е. в Петербурге) 4 года могли по возвращении на Кавказ рассказами в кругу их семейств более
37
и более привлечь своих соотечественников к дружным с нами сношениям и дать им понятие о том, что, вероятно, в столь отдаленном крае горцам совершенно неизвестно, чему они и верить не хотят, не удостоверясь в том лично». (17)
Служившие в полуэскадроне горцы, особенно высокопоставленные, имели полную возможность общаться с образованной русской знатью. В свободное от военных занятий время, а этого времени у них было достаточно, они изучали русский язык, посещали театры, заводили знакомства на балах и в салонах.
Султан Казы Гирей из числа других оказался в этом отношении в наиболее выгодных условиях. Он бессменно оставался в Петербурге до осени 1840 г., т. е. жил в столице 10 лет. Его поездки на Кавказ, вроде той, которая послужила ему поводом написать воспоминания о долине Ажитугай, были, по-видимому, нечастыми.
Обращает на себя внимание тот факт, что Султан Казы Гирей в год написания произведения «Долина Ажитугай» (1834), т. е. на пятом году службы в Кавказско-горском полуэскадроне, уже в совершенстве владел русским литературным языком и был в какой-то мере знаком с русской художественной литературой.
Язык «Долины Ажитугай» пересыпан русскими поговорками и крылатыми выражениями: хоть шаром покати; на безрыбье и рак рыба; пуля дура, а штык молодец и т. д. (18) Здесь же мы находим и четверостишие из «Элегии» К. Н. Батюшкова: «Есть наслаждение и в дикости лесов...».
Нет сомнения, что толчок к литературной деятельности Султану Казы Гирею дал А. Н. Муравьев, взявший на себя посредничество в ознакомлении с его произведениями А. С. Пушкина. Предположение это вытекает из текста того письма Султана Казы Гирея к А. Н. Муравьеву, которое было опубликовано и прокомментировано Л. Б. Модзалевским. (19)
В этом письме Султан Казы Гирей просит Муравьева «достать (собственно «вернуть») ему «тетрадочку, написанную по желанию друга (т. е. Муравьева. — Г. Т.) и им представленную на суд русских литераторов». Из этого же письма мы узнаем, что у Казы Гирея, «кроме этого, ничего нет».
Произведениями, включенными в тетрадочку, начиналась литературная деятельность Казы Гирея, а включены в нее были,
38
по-видимому, только «Долина Ажитугай» и «Персидский анекдот».
За напечатание первого Пушкин получил письмо от Бенкендорфа, в котором тот выражал неудовольствие тем, что означенная статья корнета Казы Гирея не была предварительно представлена на его рассмотрение или на рассмотрение начальника его штаба, а сам Казы Гирей, как явствует из цитируемого выше письма, не знал, что без разрешения начальства офицерам полуэскадрона выступать в печати не дозволяется.
Л. Б. Модзалевский совершенно логично заключает, что Султан Казы Гирей получил разрешение начальства на печатание своих произведений, поэтому-то и появился во втором томе пушкинского «Современника» его «Персидский анекдот». Однако, как мне представляется, дело обстояло значительно сложней. Разрешение было дано, но Казы Гирей при этом столкнулся с таким неудовольствием начальства, что после выхода в свет 11 апреля 1836 г. «Долины Ажитугай», пожелал, как это явствует из его письма к А. П. Муравьеву, получить обратно «Персидский анекдот», который находился в одной тетрадочке с «Долиной Ажитугай» у Пушкина.
Не будучи лично знаком с Пушкиным и действуя через А. Н. Муравьева, Казы Гирей по каким-то причинам обратно тетрадочки, видимо, не получил. «Персидский анекдот» вышел в свет 3 июля 1836 г. в следующем, втором, томе «Современника», который был подготовлен к печати В. Ф. Одоевским и А. А. Краевским.
Следует обратить внимание на тот факт, что письмо Султана Казы Гирея А. Н. Муравьеву, датируемое Л. Б. Модзалевским второй половиной апреля 1836 г., оканчивается словами: «По расположению Вашему ко мне друг Ваш, а по литературе брат Ваш Казы Гирей свидетельствует Вам глубочайшее почтение». Мы не знаем, когда и при каких обстоятельствах завязалась дружба между Султаном Казы Гиреем и А. Н. Муравьевым, но мы будем в дальнейшем еще иметь возможность не один раз вспомнить об А. Н. Муравьеве в связи с дальнейшей судьбой Султана Казы Гирея.
28 октября 1840 г. Султан Казы Гирей, дослужившись в Кавказско-горском полуэскадроне до чина штаб-ротмистра, был переведен майором на Кавказ «в 44-й Нижегородский драгунский полк с прикомандированием к (этому) образцовому кавалерийскому полку для изучения порядка службы». (20)
44-й драгунский Нижегородский полк, куда Султан Казы Гирей прибыл в начале 1841 г., стоял в ту пору в Кахетии (Грузия) в местечке Караагач. В этом полку Казы Гирей пробыл недолго, ибо в 1846 г. мы застаем его уже командиром Моздокского
39
казачьего полка, расквартированного в станице Наурской на Тереке.
В 1842 г. в драгунском Нижегородском полку и был нарисован тот карандашный портрет, который впервые опубликован генералом Потто в IV томе «Истории» этого полка (21) и который я вторично публикую здесь по оригиналу.
Обстоятельства появления в свет карандашных портретов офицеров 44-го драгунского Нижегородского полка В. Потто связывает с фактом ухода из полка его командира генерала С. Д. Безобразова в связи с его новым назначением. Генерал пользовался большим уважением у офицеров и рядового состава полка, и вот, «провожая Безобразова, офицеры поднесли ему
40
на память небольшой подарок, не представляющий материальной ценности, но замечательный как по идее, так и по чувствам, которые ими руководили. Это был маленький, тисненой кожи футлярчик, заключавший в себе портреты целого полка, сделанные в размере нынешних визитных карточек. В настоящее время подобные портреты, конечно, не представляли бы собою ничего особенного или оригинального, но тогда, когда не было ни фотографий, ни дагерротипов, когда все приходилось рисовать от руки, это был подарок редкий и выдающийся.
«Портреты сделаны карандашом, но настолько искусно, что по прошествии слишком 50 лет (22) не утратили своей первоначальной свежести. Сколько помнят старые нижегородцы, их рисовал некто Дежебури, разжалованный в Нижегородский полк из гвардейских офицеров за карикатуры на тогдашнего министра финансов графа Канкрина».
То, что портреты будто бы рисовал некто Дежебури, — неверно. В публикации при книге даны 18 портретов. Они расположены по три в ряд, каждые три на одной полосе листа и в углу каждой полосы, на первой справа, а на остальных слева, стоят инициалы Г. Г., принадлежащие руке Григория Гагарина. Портрет Казы Гирея помещен на первом вкладном листе в третьем нижнем ряду, крайним справа. На нем инициалов художника нет. Кроме этих портретов, среди иллюстраций, характеризующих жизнь 44-го драгунского Нижегородского полка, в книге имеются и другие рисунки Г. Г. Гагарина. (23)
В 1958 г., когда я впервые увидел оригинал портрета Султана Казы Гирея в Музее-квартире Пушкина, меня, естественно, заинтересовал вопрос о его происхождении. Портрет поступил в музей из коллекции тбилисского литературоведа И. К. Ениколопова. В ответ на мой запрос И. К. Ениколопов сообщил мне, что портрет вместе с другими, общим числом до 40, хранился в офицерском собрании Нижегородского драгунского полка; в 1918 г. полк распался и инвентарь его пропал или попал в частные руки; коллекция портретов была позднее приобретена И. К. Ениколоповым у антиквара, но не полностью. В настоящее время в его собрании находится около 12 портретов офицеров Нижегородского драгунского полка и лиц, имеющих отношение к этому полку (фамилии большинства обозначены).
41
О пребывании в 1846—1848 гг. Султана Казы Гирея в должности командира Моздокского казачьего полка мы узнаем из очерка Ф. С. Гребенца «Курганы в окрестностях станицы Змейской (Терского казачьего войска)». (24)
Оказывается, Султан Казы Гирей, будучи командиром Моздокского полка, живо интересовался историей Терской области и, в частности, историей Татар-тупа, того самого Татар-тупа, который во время путешествия в Арзрум посетил А. С. Пушкин.
Ф. С. Гребенец в своем археологическом очерке приводит даже выписку из архива Султана Казы Гирея, содержащую, как он отмечает, «далеко не безынтересные сведения» из истории Татар-тупа и появления и существования на Кавказе русского поселения вообще и казачества в частности. (25) Материалы эти, совершенно выпавшие из поля зрения немногочисленных биографов Султана Казы Гирея, еще ждут своего исследования.
К годам пребывания Султана Казы Гирея в Моздокском полку относится еще один интересный документ, устанавливающий, что давнее знакомство его с А. Н. Муравьевым, содействием которого он начал печататься в пушкинском «Современнике», за время, прошедшее с 1836 г., не прекращалось.
Этот ханжествующий адепт православия был, по-видимому, не столько заинтересован в развитии писательской деятельности Султана Казы Гирея как «брата по литературе», сколько в вовлечении его как магометанина в лоно православной церкви.
В 1848 г. А. Н. Муравьев выпустил в свет книжку «Письма о магометанстве». Письма разъясняют «превосходство христианской веры над мухаметанством» и обращены к одному лицу, как мне представляется, вымышленному, которое, будучи христианином, возглавляет в Грузии некое воинское соединение, состоящее из магометан, и которому часто приходится быть в затруднительном положении, когда речь заходит о вере. (26) Для
42
данной статьи из писем представляет интерес только одно, шестое, написанное 22 апреля 1846 г.
Оно адресовано тому же лицу, что и пять предыдущих писем, но совершенно неожиданно начинается такими словами: «Не для тебя и не к тебе было писано письмо сие, любезный друг, потому, что оно предшествовало моей поездке в Грузию, где мы сошлись с тобой. (27) Нет, я писал его другому давнему моему знакомцу из числа образованных и благонамеренных мухаммедан, но я присоединяю это письмо к тем, которые написал тебе, потому, что нахожу (его) полезным, после предварительных сведений, мною изложенных, на вопросы христианства о вере мухаммедовой...». (28)
Это письмо, по мнению А. Н. Муравьева, является полезным каждому магометанину, так как содержит краткое изложение бесед Муравьева с его другом «черкесом К**».
Вот в некоторых выдержках это краткое изложение, — собственно письмо Муравьева к «давнему знакомцу из числа образованных и благонамеренных», черкесу К**: «Отвечаю тебе, любезный К**, на твое поздравление с нашим светлым праздником, (29) которое мне приятно было получить и от мухаммеданина. Но моя духовная радость смутилась тем, что я прочел на конце твоего письма о несчастной опытности, тобою приобретенной от обращения с невежественными людьми, „будто бы все равно быть христианином или мухаммеданином, лишь бы только быть честным человеком“. (30) Как тяжело такое необдуманное слово?!». (31)
Изложив далее в письме к черкесу К** в краткой форме сущность христианства, А. Н. Муравьев советует ему «креститься — ибо нет другого спасения». (32)
Я полагаю, что данное письмо написано А. Н. Муравьевым к Султану Казы Гирею. В настоящее время мы не знаем другого образованного черкеса К**, которому мог бы писать (точнее, отвечать на письмо) А. Н. Муравьев, тем более что, как явствует из письма, оно адресовано на Кавказ: «Скажу тебе известие для тебя приятное: может быть, мы увидимся нынешней осенью, потому что я имею намерение провести зиму в Грузии,
43
а в Ставрополь и на воды думаю приехать в половине сентября. Итак, постарайся увидеться со мной или по сю сторону Кавказа, или по ту, но до того времени поспеши отвечать мне. Прости! Обнимаю тебя мысленно и желаю тебе спасения свыше всего». (33)
Состоялась ли эта встреча, поспешил ли черкес К** (т. е. Казы Гирей) ответить А. Н. Муравьеву, — неизвестно. Известно только то, что «апостольское» письмо А. Н. Муравьева осталось втуне. В 1846—1848 гг. Султан Казы Гирей христианства не принял. (34)
О жизни Султана Казы Гирея начала 50-х годов XIX столетия известно немного: есть сведения, что в это время в чине полковника он был начальником Кисловодского укрепления.
24 декабря 1853 г. полковник Султан Казы Гирей назначается командиром 5-й Хоперской бригады линейного казачьего войска (35), расквартированной в станице Баталпашинской (36), и продолжает оставаться в ней до осени 1859 г., участвуя в ряде военных операций на правом фланге Кавказской военной линии. (37)
Таким образом, через 19 лет Султан Казы Гирей оказался снова в тех местах, которые он знал с детства и которые живописал в своем произведении «Долина Ажитугай». Годы службы Султана Казы Гирея в 5-й Хоперской бригаде ознаменовались для него двумя событиями. В 1855 г. Султан Казы Гирей «женился на красавице казачке Лучкиной» и, приняв в связи с этим православие, стал именоваться Андреем Андреевичем Султаном Казы Гиреем. (38)
44
Мне представляется, что решающим мотивом, побудившим Султана Казы Гирея принять христианство, была его любовь к красавице казачке Лучкиной, ставшей его женой, а не многолетнее пропагандистское давление на него со стороны его давнего друга Андрея Николаевича Муравьева, хотя и оно имело значение. Обратим внимание на то, что в крещении Султан Казы Гирей принял своим именем и отчеством имя своего духовного наставника Андрея Муравьева.
Есть сведения, что, по крайней мере на первых порах, как это часто бывает с неофитами вообще, новообращенный был ревностным христианином.
Археолог Нарышкин, посетивший в 1867 г. с археологической целью верховья р. Кубани и беседовавший с заведующим каменноугольными копями, что расположены близ впадения р. Каракент в Кубань, сообщает: «Он (т. е. заведующий) уверял меня, что у самых верховьев реки Теберды, 25 верст выше Сантийской церкви, есть еще 3-я церковь. Султан Казы Гирей, бывший бригадным командиром в станице Баталпашинской, впоследствии принявший христианство, посетил эту церковь лет 10-ть назад. (39) В склепе, находящемся под нею, были найдены два тела в гробах, одежда на них довольно хорошо сохранилась. Султан, как человек новообращенный, был весьма набожен и приказал поставить в склепе имевшийся с ним образ, собираясь в скорости быть еще раз в этом месте. Смутные обстоятельства тогдашнего времени помешали ему исполнить это намерение...». (40)
В период командования 5-й Хоперской бригадой Султан Казы Гирей с живым интересом относился к росту просвещения и культуры среди своих соплеменников. Ф. В. Юхотников, преподаватель словесности в Ставропольской гимназии, где обучались горцы из состоятельных слоев населения, в своей статье «Нечто о горцах, учащихся в Ставропольской гимназии» от 21 декабря 1858 г. пишет: «К чести горцев, занимающих почетные места в русской службе, должно отнести и то, что многие из них, приезжая в Ставрополь и не имея даже, среди воспитывающихся юношей, родственников, постоянно и всех своих призывали к себе и ласками, и увещеваниями побуждали их к новым успехам... Не могу не упомянуть с уважением об этих немногих
45
людях, истинно понимающих благо просвещения своей родины. Имена их: султаны Адиль Гирей и Казы Гирей и князь Магомет Лоов». (41)
Успехи горцев, обучавшихся в Ставропольской гимназии в области русской словесности под руководством Ф. В. Юхотникова (42), были настолько заметны, что на них, например, в 1859 г. сочувственно откликнулись «Отечественные записки» в № 2, в отделе «Современная хроника России».
То, что произошло в 1858 г. в Ставропольской гимназии, не могло быть не замечено. Из 36 сочинений, представленных на конкурс гимназистами 6 и 7 классов, первую и вторую премии получили не русские воспитанники, а горцы: абазин Адиль Гирей Кешев за сочинение «О сатирическом направлении литературы при Петре, Екатерине и в настоящее время» и осетин Иналуко Тхостов за сочинение «Кавказ по Пушкину, Лермонтову и Марлинскому ». (43)
Трудно себе представить, что этими успехами горцы были обязаны только Ф. В. Юхотникову. Вероятно, в «увещеваниях к новым успехам» какая-то доля принадлежала султанам Адиль Гирею и Казы Гирею, которые оба, каждый в свое время, занимались один публицистической и этнографической, а другой художественно-литературной деятельностью. (44)
Во всяком случае, упомянутые выше два воспитанника Ставропольской гимназии в дальнейшем вложили свою лепту в культурное развитие своих малых народов.
Кешев выступал в печати с литературно-этнографическими статьями под псевдонимом Каламбий (45) в 1860—1861 гг. в «Русском
46
вестнике», а Тхостов — с этнографическими статьями по Осетии в «Терских ведомостях» за 1868—1869 гг. (46)
8 сентября 1859 г. Андрей Андреевич Султан Казы Гирей был произведен в генерал-майоры и, оставив 5-ю Хоперскую бригаду, до 1864 г. «состоял при Кавказской армии». (47)
В 1864 г. в списке генералов, «состоящих при Кавказской армии», его уже нет. По-видимому, он вышел в отставку.
На этом собранные мною сведения о Султане Казы Гирее обрываются... Где прожил остаток своей жизни и когда умер Султан Казы Гирей, мне неизвестно.
http://apsnyteka.org/1023-turchaninov_statji.html 