Толбузины Монастыревы

Василий Всеволодович родился в 1229 году. Он в 1249 г. умирает. На престол вступает его брат Константин Всеволодович, но в 1256/57 г. и он умирает. Ксения в брак с Василием Всеволодовичем вступила в 1242 г.. Если у нее родился сын сразу после брака, то к смерти Константина Василий Васильевич, единственное упоминание о котором есть в 1249 году, был бы лет 14 отроду. Так как править стал не он, то к этому времени он уде был мертв, мог ли он оставить дочь? Его отец женился в возрасте 13 лет и по логике ВВ тоже мог жениться и оставить дочь до года смерти дяди Константина.

Ник. III, 32. До нас дошли известия (из вторых или третьих рук), что в бывшем Петропавловском мужском монастыре в Ярославле погребена тетка Михайла Федоровича, Анастасия ("Историко-стат. очерк Рост.-Яр. епархии" А. Крылова, стр. 38). Но неизвестно, была ли она дочь Василия Всеволодовича, или сестра жены последнего, Ксении. Г. Ленивцев ("Описание построения г. Ярославля..." в Отечественных Записках 1827 г., №№ 84-85), перечисляя членов княжеской фамилии, погребенных под церковью Петропавловскою: 1) Михаила, 2) мать его, кн. Маpью, 3) бабку его Ксению и 4) тетку его, Анастасию, ссылается на какую-то выписку из Московской патpиаpшeй библитеки.

Существуют сведения, что именно Петровский мужской монастырь был усыпальницей ярославcких князей вплоть до святого Феодора Ростиславича. По преданию, а также по ведомости приходских церквей города Ярославля, доставленной в 1781 году ростовским архиепископом Самуилом генерал-губернатору Мельгунову, известно, что в церквах этого монастыря погребены: Михаил Федорович, сын Феодора Ростиславича от первой его супруги Марии, скончавшийся около 1290 года; мать Михаила Мария; бабка его Ксения, супруга святого князя Василия; а также Анастасия — тетка Михаилова.

http://libed.ru/knigi-nauka/48...-volok.php

Формирование вотчинного землевладения было обусловлено географическим положением Волока Ламского и его ролью в системе обороны Московского княжества на тверском и литовском рубежах. Наиболее отчетливо это проявляется на примере Сестринского стана, центральная и южная части которого в первой половине XV в.
принадлежали потомкам Федора Ржевского (1645 дес), Ивана Федоровича Толбуги ( дес.) и боярина Василия I - Александра Борисовича Поле (3000 дес), которые вели свое происхождение от князей Фоминских, владевших в начале XIV в. уделами в северной части Смоленского княжества. Как можно предполагать, эти вотчины восходили к крупным владениям, принадлежавшим Федору Ржевскому, Ивану Толбуге и Александру Полю, служившим великим московским князьям Дмитрию Донскому и Василию I.
Судя по свидетельствам, содержащимся в своде 1408 г. и Новгородско-Софийском своде, с Волоком была связана служба следующего поколения Фоминских. Таким образом результаты, полученные на основании различных источников и с использованием разных методик, не противоречат друг другу, что дает основание с доверием отнестись к полученным выводам.
Судьба князей Фоминских, определившая структуру землевладения значительной части волоцких земель, позволяет во многом по-новому взглянуть на процессы, протекавшие в феодальном обществе Великого Московского княжества XIV в. Начало взаимоотношений великих московских князей с удельными смоленскими князьями восходит к первой четверти XIV в. Под 1345 г. летопись сообщает о браке великого князя Симеона Ивановича с княжной Евпраксией, дочерью князя Федора Святославича, осуществлявшего управление великокняжеской "половиной" Волока
По мнению А.А. Горского, Федор Святославич приходился двоюродным братом Ивану Александровичу Смоленскому (1313— 1358 гг.) и впоследствии был удельным князем Вяземским47. Это свидетельствует о значении, которое придавали московские князья своим связям со смоленским княжеским домом. Брак этот, впрочем, не удался. В 1346 г. он был расторгнут, причем "князь великы Семенъ отъслалъ свою княгиню Из этого известия видно, что служба некоторых из удельных князей смоленского дома была связана с обороной западных границ Московского Великого княжества и, в частности, Волока Ламского.
К числу князей смоленского дома, служивших Москве, были и князья Фоминские. В 1339/1340 г. великий князь Иван Калита "по цареву повелению" послал под Смоленск свою рать, присоединив ее к войску татарского посла Товлубия. В составе этой рати были и отряды "Федора Фоминьскаго"45. В 1346 г. за него была выдана Евпраксия, когда ее брак с вел кн Симеоном Гордым был расторгнут Федор Фоминский имел двор в Московском Кремле и был погребен в 1387 г в усыпальнице московских князей в монастыре Спаса на Бору Проведенный недавно анализ летописных и генеалогических источников по истории Смоленского княжества дал основания предположить, что во второй половине XIII - первой половине XIV в великие владимирские князья обладали правами сюзеренов по отношению к смоленским Ростиславичам50 В рамках этих представлений служба Федора Ржевского великому князю Юрию Даниловичу (1314-1315), Федора Фоминского - великим князьям Ивану Калите (1338/1339) и Симеону Гордому (1346), Ивана Ржевского - великому князю Ивану Красному (1363 г) находит непротиворечивое объяснение.
Отношения сюзеренитета, обеспечивавшие функционирование конфедеративной системы русских княжеств, не могли не сказываться на организации службы на территории Волока - сместного владения Новгорода и Владимирских великих князей, расположенного на пограничье со смоленскими землями и находившегося в 1340-е годы под управлением служилого смоленского князя Федора Святославича Мы не знаем, была ли связана служба Федора Фоминского и его сородичей с Волоком, но вероятность этого весьма велика Не потому ли возвращенная к отцу на Волок Евпраксия стала супругой Федора Фоминского?
Такова была ситуация к 1355-1356 гг, когда войска Ольгерда аннексировали северные смоленские уделы, в том числе и родовые городки князей Фоминских Переход от попыток установления сюзеренитета над Смоленскими князьями (конец 1330-х, начало 1350 х гг) к прямому захвату территорий и насаждению там землевладельцев литовского происхождения выбивал существенное звено из системы конфедеративных связей русских земель и запускал процесс перестройки системы организации службы на территории Великого Московского княжества Фоминские и Березуйские князья оказались перед выбором перейти на литовскую службу в надежде сохранить часть своих земель или остаться на московской службе и окончательно их утратить Они выбрали московскую службу и сменили свой статус удельных князей на высокое положение при дворе московского великого князя С приобретением статуса московских бояр Фоминские и, в частности, Федор Ржевский, Иван Толбуга и Александр Поле получили крупные владения на вотчинном праве на Волоке Ламском Это дает основание предполагать, что они служили с волоцких вотчин и, по всей видимости, входили в состав "pamif "Волочат, упоминаемой в 1367 и 1369 гг Акты позволили проследить сложение вотчинного землевладения выходцев из Смоленской земли на примере лишь одного стана (Сестринского) Однако весьма вероятно, что по аналогичной модели происходило формирование землевладения и других родов, служивших великим московским князьям на Волоке и входившхм в "рать" "Волочат По всей видимости можно говорить о структурных преобразованиях в организации военных формирований великих князей, которые сделали Волок мощным форпостом, сдерживавшим литовский натиск на Москву в период московско-литовской войны 1368-1372 гг Действия "parmf 'волочат не ограничивались литовским направлением В 1386 г, эта "рать' участвовала в походе объединенных сил Великого Московского княжества на Новгород, а зимой 1387/1388 г - в походе князей Василия Кирдяпы и Семена Дмитриевичей, шуринов Дмитрия Донского, на кн Бориса Константиновича, получившего за несколько лет до этого от Тохтамыша ярлык на великое княжение Нижнего Новгорода Таким образом, Волок, где в первой половине XIV в система службы в значительной мере строилась на основе конфедеративных связей великих владимирских и смоленских князей, под влиянием внешнеполитической ситуации превратился в третьей четверти этого столетия в зону активного формирования вотчинного землевладения бояр и "слуг вольных', служивших московским государям. Эти перемены с неизбежностью вели к созданию новой политической системы, ориентированной не на систему сюзеренитетов, а на династию московских великих князей.
В 1390 - 1399/1401 гг. (или до 1402/1404 гг.) управление Волоком было передано князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому. Возможно, к этому времени относится возникновение вотчин Хилиновых (из рода служивших князю Владимиру Новосильцевых) в Издетемле и Челищевых в стане Pax. В этот период московско-литовское противостояние не проявлялось в виде военных столкновений. Одновременно всё большую роль в политике Москвы начали играть отношения с Новгородом. Географическое положение Волока, лежавшего на пути к Новгороду, способствовало тому, что волоцкие землевладельцы прежде всего те из них, которые входили в двор великого князя, - оказываются активными участниками военных и политических миссий Москвы 1383/1384, 1393/1394 и 1401 гг., связанных с Новгородом (бояре Александр Поле и Александр Белеут, Иван Толбузин).
Некоторые представители этих родов и позднее входили в число лиц, причастных к московско-новгородским отношениям (участие сына Александра Белеута, Федора Александровича, в посольстве в Новгород в 1462 г.).
Всё это дает основания говорить о княжениях Дмитрия Ивановича и Василия Дмитриевича (1359-1425 гг) как времени сложения на Волоке крупного землевладения на вотчинном праве. Как показало проведенное исследование, большая часть волоцких землевладельцев этого периода, о службе которых позволяют судить источники, являлись вассалами великих князей Их вотчины просуществовали, по большей части, до третьей четверти XVI в. Эти данные указывают на наличие во второй половине XIV - первой половине XV вв. военно-служилой корпорации волоцких землевладельцев, служивших великим московским князьям.
Основным элементом структуры землевладения конца XIV - первой четверти XV в.являлись вотчины площадью в 2 - 3 тыс. десятин и более: Александра Борисовича Поля ( тыс. дес), Ивана Федоровича Толбуги (2 тыс. дес), Федора Ржевского (1,6 тыс дес.) в Сестринском стане и Федора Кутуза в Локнышском стане (около 8,5 тыс. дес). Хотя большая часть этих владений реконструируется на основании данных более позднего времени, в реальности их вряд ли можно сомневаться, поскольку о многих из них имеются прямые упоминания источников ("Белеутовские села на около 1417-1423 гг.;село Тархово Василия Федоровича Кутузова в 1428—1432 гг.;с. Литвиново Бориса Александровича Полева) С точки зрения форм расселения и хозяйствования эти вотчины типологически сопоставимы с черными волостками, существовавшими в тот же период и сохранившимися (в отличие от вотчин) без сколько-нибудь значительных изменений до конца XV столетия. И те и другие включали крупное село - центр владения и малодворные деревни, тяготевшие к нему и образовывавшие с ним единую хозяйственную единицу.
В Сестринском стане 51 черные земли составляли в этот период 19% его территории, сверхкрупные вотчины - не менее 50%. Малые, средние (к этой категории, видимо, относились владения Саниных - 4 %) и крупные вотчины, видимо, также существовали, но вряд ли они преобладали на тех территориях (27%), которые не документированы актами.
Феодальная война не изменила сколько-нибудь существенно состав волоцких бояр, детей боярских и вольных слуг. Лишь некоторые представители родов, служивших великим князьям, перешли на службу к князю Дмитрию Шемяке (Василий Вепрев в 1434 г.) и его союзнику князю Ивану Андреевичу Можайскому (Семен Ржевский к 1445 г.). Основная часть крупных волоцких землевладельцев (Кутузовы, Белеутовы и другие) остались на великокняжеской службе. Василий и Юрий Федоровичи Кутузовы упоминаются летописью в качестве бояр Василия II, оставшихся верными великому князю в самые драматические моменты борьбы с Дмитрием Шемякой. Судя по актам Спасо-Евфимиева монастыря, они были связаны с братьями Ряполовскими, возглавившими дело возвращения престола Василию II.
В период княжения Василия Васильевича (1425-1462 гг.) в исследованных районах Волоцкого края количественный рост владений на вотчинном праве несколько замедлился, что было связано с сокращением фонда свободных земель. Состояние фонда вотчинных земель этого времени может быть охарактеризовано как внутренняя стабилизации В результате первого этапа семейных разделов земель сверхкрупные вотчины несколько сократились в размерах, сложился тип владения площадью 1 - 2 тыс. дес: детей Александра Борисовича Поля (с.Овдотьино - 1,3 и с.Литвиново - 1,6 тыс. дес), Федора Александровича Белеутова (с.Лествицыно - 1 тыс. дес), Ивана Ивановича Толбузина и его брата Василия (?) (1,1 и 0,9 тыс. дес), братьев Кутузовых - Глеба Федоровича, Ивана Федоровича и Василия Федоровича (1,8;2,2;
3,3 тыс. дес) Посредством покупки сЛитвинова Федор Александрович Белеутов создал владение площадью 2,7 тыс. дес.
Одновременно несколько выросло число крупных и средних вотчин. Сверхкрупные владения составляли 37% территории Сестринского стана, тогда как крупные и средние Соотношение различных типов земельных владений дается по материалам Сестринского стана, так как владельческая принадлежность земель установлена для 73 % - 86% его территории (рис. 2) вотчины - всего 13%.
Размер владений был в значительной степени обусловлен организацией военной службы. Основу воинских формирований в тот период составляли небольшие конные отряды, возглавляемые боярами и детьми боярскими и состоящие из их слуг. О составе одного из таких отрядов можно судить по документу, относящемуся к более позднему времени, - духовной грамоте Василия Уского Есипова (1528 г.). Духовная демонстрирует служебные возможности волоцкого землевладельца, владевшего полутора тысячами десятин земли в районе с. Ярополч, Староволоцкого стана. Данные о конях и "доспехах", принадлежавших Василию Есипову, в сочетании с расчетами, основанными на описании этого владения, показывают, что Василий Есипов мог выставить отряд из 6 конных воинов.
Вероятно, вассалы Василия служили ему за счет ренты, взимаемой с крестьянских дворов деревень, относившихся к селу. Судя по всему, они жили в этих деревнях, которые в ряде случаев получили названия по их прозвищам.
Во второй четверти XV в. с вотчин Сестринского стана несло службу не менее четырех таких отрядов общей численностью около 27 человек. Всего же с владений Сестринского стана в этот период могло нести службу примерно 40 конных воинов. Часть из них (отряды Полевых и Белеутовых) выступали в составе двора великого князя, другие (видимо отряды Толбузиных и Ржевских) - в составе р— под стягами удельных князей. Если учесть, что всего к Волоку Ламскому относилось 12 станов и волостей, то общее число конных воинов 'волоцкой рати", а также служивших в составе двора великого князя могло равняться примерно 460.
Роль детей боярских в структуре войска середины XV в. видна из описаний столкновения сил Василия II и Новгорода в Русе в 1456 г. (в составе московского и новгородского летописных сводов рубежа 1460-1470-х годов). Поход объединенных сил Василия II и "братиа его" на Новгород начался из Волока. Вступив в Новгородскую землю, великий князь отпустил на Русу рать под началом И В Стриги-Оболенского и Федора Басенка. Новгородский летописец сообщает, что "изгонная рать" насчитывала 5 тысяч человек, а во главе ее стояли Федор Басенок и Семен Карамышев. Это последнее указание дает основание предполагать, что в нее входили волоцкие отряды. 9 февраля Руса была взята и подвергнута разграблению, после чего воеводы и дети боярские отправили большую часть своих "воев" со скарбом в направлении основных сил: И с тою многою корыстию вся люди своя впредь себе отпустиша, а сами главами своими, воеводы и дети боарские, с малыми людьми, без коих нелзе быти имъ, поосташася, выпустивъ своих подале, да за ними же пойти к великому князю".
Московский летописец, перу которого принадлежит цитируемый рассказ, сообщает, что в Русе осталось не более 200 человек ("do двух сотъ не остася"). Следовательно, на каждого сына боярского в "изгонной рати" в среднем приходилось около 25 конных слуг. В этот момент оставшимся в Русе пришла весть, "что идет на них от Ноеагорода рать велика велми, пять тысяч их бяше". Дети боярские устрашились превосходящих сил противника, но страх кары, которая должна была последовать со стороны великого князя, оказался сильнее: «Начаша же глаголати межи собою: "что створим, аще не пойдем противу их битися, то погибнем от своего государя великого князя, поне же корысть взяхомъ и воя с отпустихом, но лучше помрем с ними за правду своего государя, а И поидоша противу их»52. Вначале новгородцам сопутствовал успех. В бою у за их церкви Святого Ильи пало до 50 "москвиць и татаровъ'. Но когда новгородцы начали преследовать отступающих, с поля ударил другой полк москвичей 53. "Вои же великого на Новгородцех, и начаша стрелами бити по конех их".
Новгородцы, "не знающи того боя", пришли в смятение и бежали 5 4.
Вскоре после 1456 г. Волок полностью вошел в состав Великого Московского княжества. В 1462 г. был образован Волоцкий удел. На службе у удельного князя оказалась
лишь часть землевладельцев, служивших по Волоку. Это были князья Федор Кривой и Василий Лущиха Хованские, Андрей Азарьин сын Еропкина, Михаил Карамышев, Бибиковы.
Значительная часть наиболее родовитых волоцких землевладельцев осталась на службе у Ивана III: Юрий Иванович Шестак и Борис Васильевич г.) Кутузовы, Семен Толбузин, возможно, Андрей Федорович Белеутов. Эта ситуация была предусмотрена договором, заключенным между князьями в 1473 г. 5 5 В 1495 г. среди детей боярских Ивана III значатся волоцкие землевладельцы и их сородичи: Федор Щука Кутузов, Федор и Афанасий Еропкины, постельничие Андрей и Василий Карамышевы 56.
' В походах те и другие выступали отдельными полками. Это хорошо видно из рассказа московского летописного свода конца XV в. о походе Ивана III на Новгород 1477 г. Великий князь выступил своими силами, а также силами князя Андрея Меньшого и царевича Даньяра. Полки великого князя и князя Андрея шли тогда через Волок. Как сообщает слушал князь великы на октября 14, да ель и пил у брата летописец, своего князя Бориса". Войска князя Бориса Волоцкого, тем не менее, не приняли участия в походе. От Волока войско великого князя двигалось к Лотошину, Микулину и Торжку, а полки князя Андрея - 'на городок на Старицу да к Торжьку же'. 23 октября московские войска выдвинулись из Торжка на Новгород. Полки шли разными дорогами. В частности, "межи во главе с князем Борисом Михайловичем Оболенским следовали 'Можаицы, Волочане и Звенигороду и Ружане, которые служатъ великому бояръские из двора великого князя"57. Из князю". По Яжелбицкой дороге шли приведенного текста видно, что не входившие в двор великого князя, но служившие ему со своих волоцких вотчин служилые люди образовывали самостоятельный военный отряд.
Сложившееся положение было чревато противоречиями и коллизиями. В1479 г., когда князь Борис Волоцкий взял под свою защиту князя Ивана Владимировича Лыко Оболенского, укрывшегося от гнева великого князя, Иван III послал Юрия Шестака Кутузова, чтобы "поймать" князя Лыко "среди двора" волоцкого князя. Выбор пал на Юрия Шестака не случайно. Он был не просто волоцким землевладельцем на службе великого князя, который мог выполнить поручение силами своего отряда. Ему - старшему в роде Кутузовых, которые верно служили отцу Ивана III в годы феодальной войны, - можно было доверить столь ответственное и небезукоризненное с точки зрения феодальной этики дело. События 1479 г., разжегшие один из самых острых внутриполитических конфликтов, произошедших в княжение Ивана III, ярко демонстрируют, насколько значимым фактором во взаимоотношениях государственной власти и служилого класса второй половины XV в являлась служба их предков и наличие родовых вотчинных владений.
В то время как верные государю Кутузовы способствовали тому, что великокняжеская власть заменяла отношения сюзеренитета отношениями подданства, структура феодальных владений не оставалась неизменной. В 1460 - 1470-е годы сверхкрупные вотчины сохранились. Среди них были владения Федора Дмитриевича Полева (1,3 тыс.дес), Федора Александровича Белеутова (2,7 тыс. дес.), Юрия Шестака Кутузова (2,2 тыс.дес.), Константина (0,85 тыс. дес.), Бориса (1,2 тыс. дес.) и Михаила (3,3 или 2,3 ты. дес.) Васильевичей Кутузовых. Однако наряду с этим типом владений начал складываться тип крупных и средних вотчин. В Сестринском стане эти два типа вотчин составляли. соответственно 27% и 33% территории. 3% территории приходилось на мелкие владения.
Появление типа крупных и средних вотчин было результатом второй стадии дробления старых боярщин. Такие размеры имели 'жеребьи' внуков Ивана Толбуги и Федора Ржевского, а также владения Мечовых, Ступишиных и Саниных, о размерах которых в более раннее время нет данных.
В 1480 - 1490-е годы крупные (17%) и средние (23%) вотчины превратились в Сестринском стане в ведущий тип владения (40%). Причем если в предыдущий период
размеры их колебались от 250 до 900 десятин, то теперь они не превышали 700 десятин В хозяйственном отношении такая вотчина" представляла собой небольшое владельческое сельцо с тянувшими к нему 2-3 малодворными деревнями - образование компактное в планировочном отношении и удобное для организации хозяйственной жизни. Мелкие вотчины составляли всего 4,5% территории стана. Вотчина Андрея Федоровича Белеутова (2,7 тыс. дес, - 18%) выделялась на фоне этой довольно однородной картины как реликт уходящей эпохи.
На территории Локнышского стана, где Кутузовым принадлежало около 8,6 тыс. дес, процесс дробления вотчин шел не столь быстро. В третьей четверти XV в. до размеров средней вотчины (235 - 700 десятин) раздробились лишь владения старшей ветви Кутузовых (Глебовичей), тогда как представители средней и младшей ветвей рода продолжали владеть вотчинами в 1,1 - 2,3 тыс. дес. вплоть до конца XV - начала XVI в. В Староволоцком стане дробление вотчин также шло замедленными темпами. В 1460 - 1 4 7 - е годы здесь еще сохранялись вотчины Есиповых и Мижуевых, по 2,9 тыс. дес. каждая.
Раздел единого массива земель Мижуевых произошел лишь в последней четверти XV в. В 1480-1490 - е годы размеры вотчин несколько сократились, но тем не менее сверхкрупные владения (сЯрополч Петра Есипова и с.Софьино Ивана Мижуева) составляли 35% территории стана.
В Староволоцком стане процесс дробления вотчин запаздывал на полстолетия по сравнению с Сестринским, видимо, потому, что родоначальники Мижуевых и Есиповых получили свои владения несколько позднее, чем потомки Фоминских в Сестринском стане.
В случае с Мижуевыми данная гипотеза подтверждается наблюдениями о времени выезда их родоначальника. Кроме того, необходимо учесть, что по Староволоцкому стану средние и мелкие владения фиксируются источниками лишь со второй четверти XVI в. (Ракитины, Сукины). Поэтому гистограмма по этому стану - не что иное, как верхняя (отражающая наиболее крупные владения) часть той гистограммы распределения земель, которую мы могли бы иметь при 8 0 - 1 0 0 процентной документированности территории стана актами.
Процесс дробления вотчин, протекавший на протяжении XV в., привел к тому, что в 1480-1490-е годы из землевладельцев Сестринского стана лишь Андрей Федорович Белеутов мог выставить отряд в 10-11 конных слуг. Многочисленные потомки Александра Поля, Ивана Толбуги, Федора Ржевского, а также Мечовы и Ступишины (общее их число составило не менее 15 человек), владевшие крупными, средними и мелкими вотчинами, обладали рентой, позволявшей им служить самим, а некоторым - с одним, двумя или тремя слугами. Общее количество конных слуг, которые они могли выставить со своих владений в Сестринском стане, составляло примерно 15 человек. Таким образом, на 15 детей боярских приходится примерно 25 слуг (соотношение И.бб) 5 8. К этим 40 воинам следует добавить еще примерно 10, которые могли служить с тех 2650 десятин, о владельцах которых у нас нет данных. Всего же с вотчин Сестринского стана в этот период дальнюю службу могло нести примерно 50 конных воинов, а с Волока Ламского, включавшего тогда 13 станов - не менее 650.
Малые и средние вотчины - в силу своей меньшей экономической стабильности раньше всего переходили в собственность Иосифова монастыря, возникшего в 1479 г. и сразу привлекшего к себе множество вкладчиков. Этот переход совершался обычно в виде продажи или дарения в счет ранее полученной ссуды. Имели место и случаи дарения, связанные обыкновенно с пострижением в монастырь вотчинника. А.А.Зимин, специально изучавший этот вопрос, отмечал, что еще при жизни Иосифа Волоцкого, когда основной социальной базой монастыря были удельные князья и их вассалы, вкладчиками все чаще становились местные землевладельцы среднего достатка 6 0. Ступишины, Мечовы, Кутузовы-Глебовы, Мижуевы, Карамышевы, наряду с Полевыми и Хованскими были погребены в монастыре и записаны в вечное поминание. Многие из них (как например Санины и Ступишины) заняли высокое положение в Иосифовом монастыре а позднее - в русской церковной иерархии. Характерно, что из названной группы землевладельцев лишь Ступишины в миру дослужились в 1540-е гг. до московских чинов. Монастырь оказывался своего рода альтернативой служебной карьере, возможности которой для волочан данного круга постепенно сужались.
После смерти в 1513 г. князя Федора Борисовича территория Волоцкого удела перешла под юрисдикцию Василия III. В этот период в развитии военно-служилой корпорации Волока начинают действовать новые факторы Произошло частичное восстановление ее единства под эгидой московских государей. Но ее былое значение было уже в прошлом. С присоединением западнорусских земель, закрепленным победой на Ведроше (1500 г ), взятием Смоленска (1514 г.) и заключением перемирий 1522 и 1527 гг., стратегическое значение Волока начинает уменьшаться. Соответственно уменьшается и роль волоцких детей боярских в численно растущем Государевом дворе.
Развитие структур землевладения Московского княжества в XIV-XV вв.
Изучение территорий, входивших" в великое княжение, показало, что в середине - второй половине XIV века бояре, служившие великим князьям московским, получили здесь на правах вотчины обширные земли (от 1, 5 - 8 тыс.десятин).
На Волоке это были князья Фоминские, изгнанные в 1350-е гг. из своих владений (к югу от Ржевы) литовцами. Именно они стали во главе «волоцкой рати», остановившей вместе с другими служилыми корпорациями литовский натиск на Москву в 1368-1372 гг. В XV в. их потомкам (Ржевским, Толбузиным, Полевым) принадлежала основная часть Сестринского стана.
Позднее к ним присоединяются выходцы из Новгорода Кутузовы, вассалы князей Холмских тверского дома (владения Мижуевых и Есиповых в Староволоцком стане), служилые люди кн Владимира Андреевича (Хилиновы, Коуровы, Челищевы), потомки Патрикия Наримантовича, выехавшего из Литвы с кн. Свидригайлой в 1408 г. (Хованский стан). Их землевладение формировалось по большей части в периферийных станах, которые в XIV в. активно заселялись.

Иван Сижский (из Фоминской ветви), упоминаемый в 1356 г.,

Иван Ржевский, упоминаемый в 1363 г.,

Иван Вяземский, упомянутый в письме Ольгерда константинопольскому патриарху 1371 г., -


Федор Романович, уп. 1386 г.,

Михаил Иванович

Иван Михайлович, казненный Витовтом в 1396 г. ),

Александр Михайлович, уп.1403 г.,


Федор Блудов и Роман Фоминский, с их "братьей и братаничи" уп. в московско-литовском договоре 1449

О святом Андрее Переяславльском, пришедшем в Переяславль-Залесский из Смоленска, сохранилось так мало данных, что трудно определить, кого из смоленских князей с именем Андрея надо видеть в святом Андрее Переяславльском и Смоленском; в зависимости от этого возникает неопределённость и в указании на время жизни святого Андрея и год его смерти.

В Житии говорится, что преподобный Даниил, который родился в 1459 году, вырос в Переяславле-Залесском, был потом игуме- ном переяславльского Троицкого монастыря, — исходатайствовал у тогдашних властителей открытие мощей святого Андрея Переяславльского по поводу чудесных видений, бывших ему от святого Андрея, и по поводу ветхости Никольской церкви, при которой погребён был озна- ченный святой. При этом преподобный Даниил сообщал, что ещё Московский князь Иван Васильевич III имел великое уважение к имени святого князя Андрея, скончавшегося в образе пономаря и привратника храма Николая Чудотворца, скрывшего своё княжеское звание во время жизни своей в Переяславле и только при смерти обнаружившего своё происхождение чрез хартию, найденную в его руках, на которой было написано:
«Азъ есмь единъ отъ князей смоленскихъ; зависти же ради и крамолы отъ братiй моихъ оставилъ княженiе, домъ и отечество мое».

Иван Васильевич III, современник Даниила, приехавши в Переяславль, из почтения к свя-тому Андрею был в упомянутом Никольском храме и взял в Москву «на благословение своему дому» золотой перстень и княжескую цепь, найденные по смерти святого Андрея на его теле вместе с веригами и сохранявшиеся до этого времени в означенном храме. А за это назначил священнослужителям Никольского храма «ругу», то есть годовое жалованье. Преподобный Даниил сообщил ещё, что в его время никто уже не помнил святого Андрея, даже престарелые; но «за много лет пред сим» (писал это преподобный Даниил в 1539 году, когда хлопотал об открытии мощей святого Андрея) ранее совершалась ему служба, существовали стихиры и канон ему, изображался и лик святого на иконе.1 «Ныне же, — добавляет преподобный Даниил, — не знаю, почему такой угодник Божий предан забвению и не чествуется подобно другим?»

Из этих данных получается вывод, что святой Андрей жил раньше Ивана Васильевича III, умершего в 1505 году, и раньше преподобного Даниила. Выходя из этого положения, архиепископ Черниговский Филарет стал искать по Родословным спискам (это следует отметить) князей смоленских с именем Андрея и нашёл только двоих, живших прежде великого князя Ивана III: во-первых, Андрея Владимировича, сражавшегося на реке Калке, там он и убит, — следовательно: не окончил жизнь подвижником в Переяславле. Идя далее в своих поисках, он нашёл другого Андрея, жившего в 14-м веке, именно: Андрея Фёдоровича, князя Фоминского и Ржевского (отрасль смоленских князей от Давида Ростиславича), прозвание ему было Коробья. На этом князе, при определении личности святого Андрея, преосвященный Филарет и остановился. Здесь следует заметить, что по древней родословной книге князей (смотри: «Русские святые», 267 страница) у этого Андрея Коробья значится сын Фёдор,: который из Фоминска «во Тверь пришёл», то есть переселился.
Преосвященный Филарет рассуждает так:
Отец князя Андрея Коробья, князь Фёдор слепой Фоминский, был современником великому князю Симеону Гордому, умершему в 1353 году. В то время смоленское княжество, при умножении князей смоленских, раздроблено было на мелкие части: не удивительно, что при дележе достояний про- изошли ссоры между родичами; конечно, в это же время и блаженный князь Андрей (разумеется Коробья), наскучив тревогами жизни и их нравственною тяготою, скрылся из Смоленска, чтобы в неизвестности совершать подвиги благочестия. Время этого князя недалеко от времени великого князя Ивана III, так что до последнего легко могли сохраниться перстень и цепь первого. По таким соображениям кончина князя Андрея Фёдоровича (Коробья) последовала не ранее 1390 года. Около того же времени полагается и кончина святого Андрея по рукописным святцам.
— Это же соображение воспроизвели, следуя за архиепископом Филаретом, составленные ко дню празднования 500-летия святому Андрею брошюры: 1) «Сказание о жизни, подвигах и обретении мощей святого Андрея, благоверного князя Смоленского и Переяславльского Чудотворца» (Москва, 1890 год); 2) «Святой благоверный князь Андрей Смоленский и Перея- славльский чудотворец» (губернский город Владимир, 1890 год).

Рассмотрим, насколько удобно сближать 1390 год с годом смерти упоминаемого святого, также — удобно ли сближать имя Андрея Коробья с именем святого Андрея Смоленского и Переяславльского? Будем говорить сначала только относительно года.
Нужно напомнить, что преподобный Даниил сам лично уже не видал святого Андрея, не знал и о времени, когда святому составили службу: всё это было до него. Но спрашивается: намного ли удалён 1390 год от времени жизни преподобного Даниила, до пострижения в монашество называвшегося Димитрием? Если преподобный Даниил, как выше означено, родился в 1459 году, то между той и другой датой будет всего только 69 лет. В течение этого количе- ства лет должны были последовать и кончина блаженного, и прославление его, и составление ему службы, и наконец то, что стали забывать святого; а ко времени жизни преподобного Даниила даже отлагать составленную службу святому. При всестороннем обсуждении данных необходимо приходишь к заключению, что невозможно было всему этому совершиться в такой короткий срок. А преподобный Даниил уверяет митрополита и властителей, что в его вре- мя никто, даже из престарелых, не помнил святого князя Андрея. Следовательно, он жил до них — престарелых людей, иначе до 1390 года.

Преосвященный Филарет выставил причину, вследствие чего он останавливается преимущественно на 1390 годе: «время князя Андрея Фёдоровича Фоминского не далеко от времени великого князя Ивана III, так что до Ивана Васильевича III легко могли сохраниться перстень и цепь святого Андрея». На это можно сказать, что в том храме, где особенно чтили святого князя, — там его княжеские атрибуты, по особому уважению к святому, как важные биогра- фические свидетельства его (особенно в противоположение веригам, которые носил святой, и которые тоже сохранялись тут же), могли уцелеть и в более долгий период времени.

Мы должны упредить, что в рукописных святцах, на которые указал архиепископ Филарет, именно: Отенский список и другой, хранящийся в Историческом Обществе No 231, сообщается, что «святой Андрей Переяславльский преставился в лето 6800» от сотворения мира, то есть в 1292-ом году. Означенную дату преосвященный Филарет игнорировал, передвинувши время смерти святого на целые 98 лет. Насколько состоятельно такое приурочение года смерти святого — скажем после. А теперь будем следить за сближением имени святого Андрея Переяславльского с именем Андрея Фоминского Коробья.
Князья Фоминские, хотя и происходят от князей Смоленских, но ко времени 1390 года стали обособляться от князей последующих, прямых преемников смоленского престола. До князя Андрея Коробья сменилось уже 6 поколений потомков Смоленских князей, начиная с великого князя смоленского Давида Ростиславича, родоначальника Фоминских; и после Давида никто из предков Андрея Коробья не сидел на княжении в Смоленске, да и рассчитывать на это они не могли за отдалённостию родства от прямой ветви и за многочисленностию других, ближайших преемников. Эта ветвь Фоминских князей сосредоточивала свои интересы только в пределах ей доставшихся владений, удалённых от Смоленска; за отдалённостию их от центра, Смоленска, на них стали иметь виды и Москва, и Тверь, и Литва.
В сношении с названными княжествами им пришлось быть самостоятельными, интересы их со Смоленском разошлись: так что они обособились в название князей Березуйских, Фоминских, Ржевских; а от них ещё более изолировались ветви князей Полевых, Крюковых, Корповых (вероятно, Коробовых, от Андрея Коробья), Травиных, Курдимовых, Мухиных, Собакиных, Толбузиных. Иные из них стали искать покровительства и служить Литве: в «Похвальном слове Витовту» («Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца», 1885 год, книга 9) говорится, что «ему служили князья удельные, например: Ржевские даже и до Фоминска». Иные тяготели к Москве, например Фёдор Красный из рода Фоминских, собственно князь Березуйский, умерший в 1387 году. Некоторые, поступая в бояре этих государств, утратили и своё княжеское звание.

Между тем святой Андрей на хартии пишет: «Азъ есмь единъ отъ князей смоленскихъ; зависти же ради и крамолы отъ братiй моихъ оставилъ княженiе, домъ и отечество мое». А в службе ему говорится следующее: «град твой Смоленск яко чужд имея, водворился еси в Переяславле». (Тропарь глас 2-й). Очевидно, святой Андрей был князь специально смоленский, и выделяет себя не из отдалённых родственников, удельных князей, а из ряда своих только смоленских братьев, которых было несколько, и они вели крамолы против него в городе Смоленске; так что ему пришлось оставить и княжение смоленское и дом княжеский, в котором он жил, — оставить родину.

Фоминский князь Андрей Фёдорович Коробья не мог о себе так говорить; не могли о нём говорить и другие, что Смоленск его родной город, ибо, как выше было сказано, он имел свои особые владения. Известно, что в бывшем городе Фоминске (ныне село Фоминское городище, лежащее в Зубцовском уезде, при слиянии рек Вазузы и Осуги) существовал дом князей Фоминских, где, конечно, и жил Андрей Фёдорович. Это и есть его «отечество», а не Смоленск. Притом следует заметить, что Андрей Фёдорович владел своим Фоминском бесспорно, ибо, как видно из «Исследования княжеств Фоминского и Ржевского» (Квашнина Самарина), у него (Андрея Фёдоровича) братьев не было; значит — не могло быть и «зависти и крамолы», ради которых бы он мог уйти в Переяславль. Ушёл из Фоминска, как мы видели уже, его сын, и то не по «зависти», а потому, что не хотел, вероятно, подчиниться Литве. — Изложенное, на мой взгляд, довольно убедительно доказывает, что Андрей Фёдорович не может быть назван святым Андреем Смоленским и Переяславльским.
Ещё присоединим самое главное: в службе святому Андрею Переяславльскому восхваляется его девство, например, в тропаре глас 8-й говорится: «чистоту сердца девством почтил еси, суету мира сего презрев, устремился еси зрети Бога».

А Андрей Коробья был женат и имел, как мы видели, сына Фёдора Андреевича. Это уже окончательно лишает возможности сближать Фоминского князя со святым Андреем Переяславльским.

Я решился подтвердить вышеприведённую древнюю дату 2-х рукописных святцев, упоминаемых архиепископом Филаретом, которая, кстати сказать, подтверждается ещё рукописью: «Книга о российских святых, в коем граде, монастыре, в пустыне поживе и чудеса сотвори и так далее». В этой «книге» говорится то же, что и в Отенском списке: святый благоверный князь Андрей Смоленский и Переяславльский чудотворец преставился в лето 6800-е (то есть в 1292-ом году, а не 1390-м); обретены мощи его в лето 7048-е.

Преосвященный Филарет рассматривал имена князей только по «Родословным спискам», проверяя их по летописям; но так как не мог найти ни одного князя с именем Андрея из ветви смоленских, сколько-нибудь подходящего по времени к этой цифре лет: то естественно, что он отстранил эту дату, предположив вышеуказанную, то есть 1390-й год.

Я же, подтверждая древнее, традиционное свидетельство, основываю своё исследование главным образом на одной из грамот (договор смоленских князей с немцами), на которой уцелело имя другого князя Андрея, более раннего, чем Андрей Коробья. Грамота эта давно известна в исторической литературе, но на неё не было обращено надлежащего внимания.

Она составлена в 1284 году, очень близком к подтверждаемой нами дате смерти святого князя Андрея Переяславского. Грамота была написана смолянами к рижскому епископу и ратманам, а на ней подпись: «ту был на место на княжи на Фёдорово Андрей Михайлович князь».

Этот князь Андрей, неизвестный ни по изданным до сего времени летописям, ни по родословным книгам (потому и не попал в исследование преосвященного Филарета), был, несомненно, князем смоленским, ибо подписывается на грамоте смолян. Так как о нём доселе ничего не было известно, то надо уяснить эту личность и указать место в среде других смоленских князей. Из подписи его на грамоте видно, что у этого князя Андрея отец был князь Михаил; но Андрей проявляет себя в Смоленске во время княжения Фёдора. Если проверим эти факты по истории, то увидим, что в означенный на грамоте год 1284-й, действительно, главным князем смоленским числится Фёдор Ростиславич с 1280 года по 1297 год; а перед ним княжил в Смоленске его брат Михаил Ростиславич (1278—1280 год), — это, с несомненностью, есть отец Андрея, ибо другого князя с именем Михаила, от кого бы мог Андрей произойти, не было в эту эпоху в среде смоленских князей; Фёдор же Ростиславич приходится дядею названному князю Андрею Михайловичу. Таким образом, Андрей Михайлович был второстепенным князем, что видно и из его подписи под грамотою; а это обстоятельство отчасти послужило причиной тому, что летописи о нём умолчали. Но как отец его занимал некоторое время великокняжеский смоленский престол, то он с полным правом мог называть себя смоленскими князем. Эти биографические данные говорят то самое, что сказал о себе в своей хартии святой Андрей Переяславский и Смоленский.

Как же племянник мог подписаться за дядю великого князя, да ещё на таком важном документе, как сношение с другим государством — Ригой?
Для уяснения этого вопроса мы должны обратиться к биографии Фёдора Ростиславича. Так как она общеизвестна, то мы выделим из неё только несколько сведений, касающихся вопроса об Андрее Михайловиче.

У Фёдора Ростиславича было несколько братьев: Глеб, Константин, Михаил и наконец сам Фёдор. Он был ещё малолетним, когда старший брат, Глеб Ростиславич, взошёл на отцовский стол. При дележе владений братья обидели Фёдора, дали ему только бедный город Можайск. Виноват в этом был, конечно, Глеб, старший в роде, заправлявший смоленского областью и имевший уже детей: Александра, Романа, Святослава и, кажется, Ивана. Действуя в ущерб Фёдору, Глеб имел в виду наделить волостями своих детей. Это не могло не возбудить в Фёдоре Ростиславиче чувства недовольства к брату Глебу и его детям. Случилось, однако, чрез несколько времени так, что Фёдор Ростиславич, вследствие женитьбы своей на ярославской княжне, получил себе в княжение Ярославль; сюда он и переселился из Можайска и полюбил Ярославль. Из Ярославля ему пришлось два раза путешествовать в Орду вместе с другими князьями на помощь монголам для их завоеваний на юго-востоке. Фёдор Ростиславич, мужественный князь, высокого и статного роста, отличился там доблестями и очень понравился монголам, так что ему едва удалось оттуда выйти. Между тем брат его Глеб Ростиславич, смоленский князь, умер 1278 году, успев наделить сыновей своих волостями. По смерти Глеба место смоленского князя, по праву старейшинства, занял отец Андрея — Михаил Ростиславич. Видимо, этот князь был больной, ничем не проявил себя, не ездил даже в Орду за ярлыком на княжение; вероятно, помогал ему в деле управления княжеством сын его Андрей. На втором году своего княжения Михаил и помер.
Фёдор Ростиславич должен был занять смоленский престол на правах единственного оставшегося дяди среди племянников. Он явился в Смоленск. Но для закрепления себя на этом втором важном престоле он должен был получить утверждение хана, а для этого опять отправиться в Орду. В Смоленске же должен был посадить вместо себя наместника...

Кому было временно поручить княжение, как не племяннику Андрею, проживавшему после смерти отца в Смоленске, тем более что отношения его к другим племянникам от брата Глеба были менее родственные?! Таким образом, Андрей Михайлович, за отсутствием главного князя, будучи меньшим в роде, распоряжался как старший: в то время он и подписывал за Фёдора грамоты. Это не могло не возбуждать зависти в двоюродных братьях, сыновьях Глеба. К тому времени Фёдор Ростиславич овдовел и вновь женился в Орде на дочери хана, был у него в великой чести и прижился там; хан дал ему во власть многие города. Обо всём этом знали на Руси и в частности в Смоленске; а племянники могли думать, что Фёдор, женившись в Орде, не возвратится в Смоленск, тем более что у него от второй жены-татарки появились уже дети. Между тем Смоленск, наследие старших племянников, остаётся под управлением Андрея, и положение его с каждым годом всё упрочивается по доверию к нему Фёдора, а не по родовому праву. При таких обстоятельствах могли возбуждаться не только зависть, но интриги или крамолы, даже не исключительно лишь против Андрея Михайловича, чтоб отнять у него наместничество, но и против Фёдора, чтобы лишить его самого и детей его Смоленского престола, ибо он живёт не в Смоленске, а в Орде; к тому же имеет множество других владений, кроме Смоленских. Хотя о крамолах в отношении Андрея летописи не дают данных, ибо не упомянули и о самом Андрее Михайловиче; но в отношении Фёдора Ростиславича враждебные действия Глебовичей очевидны по крайней мере из последующих фактов. Так, в 1286 году Роман Глебович в отсутствие Фёдора «напал на Смоленск, пожёг посад, волости и сёла повоева» (летопись). Причину некоторые источники выставляют ту, что Роман хотел отложиться от Смоленска; а может быть, существовала и другая причина, например: отнять у Фёдора Смоленск в свою пользу или для других Глебовичей. А Александр Глебович в 1297 году, обманом завладев городом Смоленском, отложился от Фёдора и сделался самостоятельными князем Смоленска, хотя Фёдор ходил на него войною.
Ещё в начале 1284 года, как мы видели, Андрей Михайлович подписывается на грамоте в Ригу, а в средине означенного года Андрея уже не оказывается на месте Фёдора в Смоленске. Странный факт! Куда он девался и что с ним случилось? Приблизительно в конце того же года явился из Орды сам Фёдор Ростиславич. И как не явиться, когда в Смоленске нет наместника?! В своём присутствии Фёдор разбирает дела, творит суд, между прочим по поводу распри о гирях или «колоколе» между немцем Бирелем и русским купцом Артамоновичем; составлена была грамота по этому поводу, из которой видно, что Фёдор Ростиславич обвинил несправедливость русского купца. А в подписи на этом документе (1284 года) фигурирует уже другой наместник, боярин Григорий. Очевидно, Андрей Михайлович окончательно оставил должность и удалился из Смоленска; Фёдору пришлось заместить опять себя лицом даже не княжеского рода, ибо из Глебовичей никого не хотел поставить на этом месте.
Эти данные об Андрее Михайловиче, извлечённые из истории княжения Фёдора Ростиславича, вполне гармонируют с данными о святом Андрее Переяславльском и Смоленском.

В самом деле, вспомним, кто такой был Андрей Михайлович. Несомненно, один из рода князей смоленских. Смоленск был для этого князя его «отечество», как тогда выражались: там же находился и дом, где он жил вместе с отцом и во время отсутствия Фёдора, заменяя его место; Андрей подвергался зависти и крамолам со стороны своих братьев двоюродных, то есть испытывал то, что несомненно подтверждается хартиею святого Андрея, подвижника Переяславля-Залесского, и церковною службою этому святому. О семейной жизни Андрея Михайловича не сохранилось никаких данных; думать надо, что он был не женат, потому что он, как мы видели, не попал в родословные списки: если бы у него было потомство, то нельзя было бы прервать последовательность в родословном древе упоминанием о потомках, исключив предка; следовательно — он был холост. Это соответствуете выражению в службе святому: «чистоту сердца девством почтил еси». И время жизни Андрея Михайловича совпадает со временем подвижника Переяславского. Остаётся нам сделать вывод следующий: в обоих случаях это одна и та же личность. Таким образом, сведения из жизни святого Андрея Переяславского сообщают нам новые данные о смоленском князе Андрее Михайловиче и обратно.

ЕСТЬ ОДНА НЕСТЫКОВКА ПО ДАТЕ СМЕРТИ АНДРЕЯ ПЕРЕЯСЛАВСКОГО - ЕСЛИ ЭТО АНДРЕЙ МИХАЙЛОВИЧ - ТО ОН НЕ МОГ УМЕРЕТЬ В 1292, ТАК КАК А.М. ЗАЩИЩИАЛ ДОРОГОБУЖ ИЗ ВЯЗЬМЫ В 1300.