Тавастшерна

минувшем году разместил как-то пост про «варварское великолепие» московитского воина-всадника средней руки – сына боярского Григория Дмитриева сына Русинова. Но ведь это была только часть истории, а у нее есть и продолжение, вот о нем-то сейчас и пойдет речь.
Для начала несколько слов о 1521 г. – когда Русинов писал свою «духовную». В историю Руси этот год вошел как год «крымского смерча» (так образно, но вместе с тем совершенно справедливо и метко назвал молниеносный набег крымского хана Мухаммед-Гирея I на Москву отечественный историк А.А. Зимин). После того, как умер Иван III, его «собинный» друг и компаньон по борьбе с Ахмадом и Ахматовичами Большеордынскими Менгли-Гирей I, фактический создатель Крымского государства, в 1507 г. по старой ордынской традиции выдал великому князю литовскому Сигизмунду I ярлык «на княжение». Среди прочих русских городов, которыми крымский хан как истинный ордынский «царь» пожаловал своего литовского «брата», были Тула, Брянск, Стародуб, Путивль, Рязань и даже Псков с Новгородом с «люди, тмы, городы и села, и дани и выходы, и з землями и з водами и с потоками»! Спустя 7 лет, в конце 1514 г. Менгли-Гирей потребовал от сына Ивана Василия III отдать ему, «Великия Орды великому царю», восемь городов – Брянск, Стародуб, Новгород-Северский, Почеп, Рыльск, Путивль, Карачев и Радогощь, поскольку де, «…те писаные восмь городов из старины наши были, а отцу твоему великому князю Ивану мы их дали по нашему их слову…». Более того, Менгли-Гирей обвинил Москву в недружественной по отношению к нему, «царю», политике, так как Василий III «…королю враждебные чиня дела, без нашего ведома шед, Жигимонту королю, которому мы, пожаловав, дали Смоленской юрт, воевал его и разрушил, и город Смоленск взял деи еси…». Мухаммед-Гирей I, сын Менгли-Гирея, унаследовал от отца не только трон, но и идею восстановления Takht Memleketi – кочевой империи, в которую вошли бы все земли, ранее подчинявшиеся золоордынским ханам. Москва же, по мнению Мухаммед-Гирея, что-то уж сильно много стала о себе думать и действовала самовольно, без его ханского на то разрешения, а посему нужно было ее примерно наказать, обложить данью и заставить слишком уж вознесшегося московского князька «царево слово на голове держать». И, надо сказать, это ему удалось (хотя и не в полной мере). 28 июля 1521 г. хан неожиданно для русских воевод переправился через Оку под Коломной, разгромил противостоявшие ему русские рати, вынудил остатки их запереться в крепостях и почти неделю стоял под самой Москвой, пока его воины опустошали окрестности русской столицы. Получив от замещавшего Василия III татарского крещеного царевича Петра грамоту, согласно которой московский государь обязывался стать «…вечным данником царя (крымского хана – Thor), какими были его отец и предки», хан ушел за Оку, где стоял еще неделю, а потом поспешил домой, так как узнал, что в его отсутствие астраханские татары совершили успешный набег на Крым.
Вот такая получается картинка, на фоне которой и разворачивалась история Григория Русинова. Наш сын боярский происходил, по-видимому, из старинных ростовских служилых людей, так как вотчину имел в Ростовском уезде. В родстве с ним состояли известные фамилии Черемисиновых (Федор Черемисин, погибший в сражении с ханом Улу Мухаммедом в 1437 г. под Белевым, был дедом Григория), Мещериновы (Василий Мещерин был сыном Федора Черемисина и братом отца Григорий – Дмитрия Русина), Мордвиновых (Григорий Мордвин был двоюродным братом Григория), Горяиновых (Данило Горяин был племянником Григория) и Моревых (Петр Морев женился на сестре Григория Настасье). Отметим еще раз, что Григорий был отнюдь не бедным сыном боярским – его вотчина, село Берлюково с тянущими к нему деревнями насчитывала, согласно описи 1595 г., почти 100 крестьянских дворов и более 900 четвертей пашни и перелога в одном поле – и это без учета поместий (которые у него тоже были, но где и сколько – неясно). Можно предположить, исходя из того, что Григорий называет князя Ивана Ивановича Бараша (из звенигородских князей) своим «господином», что служил Григорий удельному князю Юрию Дмитровскому, а поскольку из завещания следует, что он был холост и детей не имел, то в летах он был молодых. На это обстоятельство косвенно указывает также и то, что Григорий, несмотря на то, что он отнюдь не был бедным и захудалым сыном боярским, чинов не успел выслужить и был, судя по всему, рядовым сыном боярским, хотя и с немалой свитой (из 4-5 послужильцев – двух из них мы знаем, они названы в духовной, а об остальных есть только упоминание, что их Русинов завещал отпустить на волю после своей смерти).
Судя по всему, непосредственно в трагических событиях конца июля – начала августа 1521 г. служилые люди Юрия Дмитровского участия не приняли. Его двор во главе с 2-мя воеводами в конце июня (на Петров день) был отправлен на Угру, где уже развернулась отдельная рать (очевидно, с таким расчетом, чтобы прикрыть юго-западное направление на тот случай, если татары нанесут удар вместе с литовскими войсками). Когда же в Москве стало известно, что крымский «царь» уже переправился через Оку и стоит под Коломной, Юрий со своими людьми получил приказ спешно отправиться под Коломну, но туда не поспел – татары не дали русским воеводам времени сконцентрировать свои силы. И поскольку двор Юрия Дмитровского не пострадал в неудачных для русских столкновениях под Коломной, то, можно предположить, что после ухода Мухаммед-Гирея он вошел в состав тех полков, что отправились «провожать» татарского царя. Видимо, именно тогда, в первых числах августа 1521 г. Григорий и написал свое новое завещание (то, которое дошло до нас). И ведь как в воду глядел – очень скоро его завещание пошло в ход. Сегодня нельзя уверенно сказать, что именно случилось, но одно ясно точно – вскоре после начала нового, 7030 г. (т.е. после 1 сентября 1521 г.) душеприказчики Григория, князь Иван Бараш да дьяк дмитровского князя А. Огарев, передали согласно его завещанию в «дом живоначальной Троицы и пречистой Богоматери и преподобного чудотворца Сергия» вотчину Григория. 15 же января 1522 г. игумену Троице-Сергиева монастыря Порфирию была выдана великокняжеская жалованная обельно-несудимая грамота на Берлюково. Выходит, что Григорий Дмитреев сын Русинов или сложил свою голову в одной из стычек в Поле, «провожая» татарскую рать, или же был тяжело ранен (заболел - ?) и вскоре после возвращения домой умер. Со смертью Григория только начавшийся род Русиновых пресекся. Вот такая вот получается судьба человека!

https://history.institute/isto...97693.html

Радша. А у Радши сынъ Якунъ. А у Якуна сынъ Алекса. А у Алексы сынъ Гаврило Алексичь.

Радша
_____________

Якун. Якун - Иаков, сын Ратши был
новгородским посадником, и умер он в 1206г.

_________________

Алекса. Был в Новгороде боярин из рода Ратшичей -
Алекса Якунович, который умер в 1215г. (по другим данным -в 1243г.).

__________________

Гаврила Алексич Гаврила (Гавша) - (4-е колено от Ратши) - первый представитель рода
Ратшичей, историческая достоверность которого подтверждается
историческими документами - записями его потомков в церковных синодиках.
Эти записи заслуживают самого полного доверия, потому что к поминовению
усопших тогда относились с верой, никто не поминал в своих молитвах
вымышленных предков. Гаврила (Гавша) был старшим дружинником Александра
Невского, в то время (30-е гг. XIII в.) новгородского князя, его
советником и опорой, был связан с князем "крестным целованием и
клятвенной присягой".
В Невской битве Гаврила Алексич на коне вскочил на сходни шведского
судна, преследуя отступавшего неприятеля, но был сбит в воду. Тем не
менее, он выбрался на берег и снова стал биться со шведами. Врубившись в
середину вражеского полка, он сразил епископа и воеводу шведов. Вот так
Гаврила Алексич помогал князю в сражениях и в управлении Новгородской
землёй в условиях нашествий с востока и юга татаро-монгольских войск, а с
запада - немцев, литовцев и шведов. Жил он, к сожалению, недолго.
Известно, что после Невской битвы 1240г. Гаврила был убит в бою
"не старым" в 1241г., при набеге немецких рыцарей на псковский пригород
Изборск. Как уже было сказано ранее, в Невской битве Гаврила назван
Алексичем, а в рассказе о смерти его геройской - почему-то Гориславичем.
(Полное собрание русских летописей: I-я Новгородская летопись, стр. 50.)
Судя по тому, что у него осталось двое детей: Иван Морхиня и Акинф
Великой - было ему около 30 лет.
Гавшины - так условно можно назвать потомков Гаврилы Алексича -Ивана
Морхиню и Акинфа Великого. Это не фамилия, это скорее прозвание, оно
почти нигде в исторической литературе не встречается. Фамилии, как
известно, стали появляться при Дмитрии Донском и его сыне Василии
I Дмитриевиче (конец XIV-начало XV века). Понятие "Гавшины" применено
для классификации, для обобщения и используется в скобках.
___________________________

Иван Гаврилович Морхиня "...У Ивана Морхини один сын Александр ...
У Александра Морхинина пять сыновей: Григорий Пушка, Владимир Холопище,
Давид Казарин, Александр да Фёдор Неведомица"
______________________________

Григорий Иванович Пушка Морхинин

___________________________

Никита Григорьевич Пушкин

_____________________________


Иван Никитич Курч Пушкин - родоначальник Курцевых/Курчевых
- его дети Илья, Давид, Леонтий, Борис, Тимофей (по бархатной книге у него дети - Семен, Афанасий, Федор и Иван)
______________

Тимофей Иванович Курчев умер до 1504 г. (Его братья - Давид и Борис были живы в 1504).
В межевой грамоте уделов 1504 г. на границе Дмитровского удела упоминается несколько владений Курчевых-Пушкиных. Давиду Ивановичу принадлежало сельцо Вогнениково (ныне Огниково) в Радомле Московского уезда, а его брату Борису — Ломишино в Дмитрове, справа от Истрицы. Ивану Тимофеевичу Курчеву принадлежали в Горетове стану деревни Симанкова, Телешева и Павлова. Затем, Пушкиным принадлежали следующие селения: справа от Истрицы — село Бужарово с 16 деревнями, ныне не существующими, Ломишино и Верхуртово, на запад от Бужарова и Ломишина — Ананово, Мартюшино, Матвейкова, Зорина и село Синево-Семеновское, а вблизи от него Мушков погост. - его дочь замужем за Михаилом Васильевичем Мещерином Конковым.
_______________

Иван Тимофеевич Курчев/Курцев - уп. в 1478(5 июня 1478 г. он выступил душеприказчиком
в духовной своего зятя (мужа сестры) Михаила Васильевича Конкова), в 1504 и в 1546 ( как старец Исайя.) 1504 - Ивану Тимофеевичу Курчеву принадлежали в Горетове стану деревни Симанкова, Телешева и Павлова.
- его сестра замужем за Михаилом Васильевичем Мещерином Конковым.
_________________

Семен Иванович Курцев - 1550 сын боярский III статьи по Дмитрову .; дворовый сын боярский (у него сын Пимен Семенович по Переяславлю)

Афоня (Фуник) Иванович Курцев - 1550 сын боярский III статьи по Дмитрову .; дворовый сын боярский (его сын Константин по Переяславлю) +Никита и Никифор)

Курчевы-Пушкины вдобавок к своим измельчавшим дмитровским вотчинам получили в первой трети XVI в. поместья в Тверском уезде. Семен и Афанасий Ивановичи Курчевы получили около 500 десятин в селе Болсунове.
Афоня (Фуник) Ивановичвпервые упоминается на службе в 1518/19 г., когда он и Ярец Нармацкий произвели разъезд в Горетове стану Московского уезда.
Дьяческая карьера Фуника Курцева начинается с 1526 г.
Его младший брат Яков упоминается в источниках единственный раз в 1529/30 г. как послух в купчей в Переславском уезде.

У Афанасия Ивановича известно пять сыновей: Иван, Данила, Федор, Константин и Никита.
Константин и Никита продолжили карьеру отца. Оба начали с дворянской службы. В Дворовой тетради Константин записан сначала по Москве, а потом по Переславлю, а Никита сначала по Владимиру, затем по Москве.

С 1547 г. Никита, а с 1553 г. Константин упоминаются как дьяки.
О Федоре Афанасьевиче никаких биографических сведений не найдено. Иван упоминается в источниках лишь единожды. 1 мая 1551 г. братья сделали по его душе вклад в Троице-Сергиев монастырь.
Данила Афанасьевич известен как новгородский помещик. Его имение в 1538/39 г. располагалось в Ясенском и Карачунском погостах и Порховском Окологородье Шелонской пятины. Дважды 1 августа 1543 г. и 9 апреля 1548 г. Данила упоминается в числе вкладчиков Троице-Сергиева монастыря. Именно с этой обителью связана дальнейшая карьера Данилы Курцева. Он принял постриг под именем Дорофея и стал у Троицы сначала казначеем (1560 г.), затем келарем (1563-1568 гг.)138. В опричнину инок Дорофей Курцев погиб в 1569/70 г. и был похоронен вместе с другими представителями своего рода на троицком кладбище.

В 1555/56 г. Иван (ИЕВ)Петрович Курцев по прозвищу Кушник бил челом о сохранении за
ним его новгородского поместья. Проситель указывал, что служит порядка сорока лет, и принял
на службе рану. Кушник при вел. кн. Василии Ивановиче был в походе под Казань и участвовал
в бою на Итякове поле. Его раненого подобрал воевода И.В. Хабаров «с товарищи». Здесь
имеется в виду поход весны 1524 г. Именно тогда И.В. Хабаров командовал конной ратью,
бившейся с татарами в двадцати верстах от Казани на Свияге. Это и есть, собственно, бой на
Итяковом поле72. Как ямской дьяк Иван Курцев впервые упоминается в 1527 г., а до этого он
служил дворянскую службу, скорее всего, с городом, как и другие новгородские помещики.
Брат Ивана Кушника в 1526 г. упоминается как инок Троице-Сергиева монастыря
Серапион. В 1530 г. он троицкий казначей, в 1532 г. – келарь, а к 1549 г. – игумен. С этой
должности он был рукоположен в новгородские архиепископы73. Брат Серапиона - Иев Курцев в 1522-1556 гг. также известен как инок ТроицеСергиева монастыря74.

жалованные грамоты: Василия II Васильевича Тёмного — Матвею Ивановичу Иватину с сыном (1426—1433)

Иватин Матвей Иванович (1426,1433 помещ.

https://www.booksite.ru/fulltext/otch/inai/ded/ina/38.htm

http://www.drevnyaya.ru/vyp/stat/s4_22_5.pdf

http://history-library.com/ind...p;page=276

Кормление было и весьма старое, так как еще от 1425 г. сохранилась грамота Василия III о пожаловании Ивана Григорьевича Расла (прозвище Иватя) Протасьева и его сына Конона «волостью Лузою за их к нам (великому князю,—Н. Н.) выезд в кормленья» (за выезд обычно жаловались лишь наиболее доходные и выгодные кормления).285 Видимо, Луза и в дальнейшем

была как бы закреплена за потомками И. Г. Расла Протасьева (во всяком случае они могли претендовать на получение в кормление именно ее), так как и 16 мая 1555 г. ею был пожалован «в кормление» Петр Протасьевич Протасьев «со всем с тем, как было за отцом ево» — Протасьем Акинфовичем Протасьевым, управлявшим волостью Лузой до этого.

«В лета княжения благоверного в. князя Василия Васильевича всеа Русии начальствующи (так!) во Мценску ...жа Григорий Протасьев, и из владенья вел. князя Литовского приехал он, Григорей, к вел. князю Василью Васильевичю всеа Русии к Москве служить с сыном своим Иваном Григорьевичам (так!) Раслом прозвище Иватя, и со внучаты своими с Кононом, с Матвеем, ...стом и со многими своими людми...»
Выходит, что с Григорием Протасьевым в 1436 г. из Мценска в Москву «служить» приехали его сын Иван и внучата. Так что грамота на волость Лузу никак не могла быть выдана в 1425 г. Она была подписана Василием II спустя 11 лет, и, возможно, при составлении копии в XVII в. переписчик допустил ошибку-описку — вместо «лета 6944» написал «лета 6933». Он спешил, как замечено в комментарии к публикации грамоты, и писал «с большой примесью скорописи».