Партизаны Крыма

вот такая статья...
http://www.avdet.org/node/8270
Диляра Мустафа къызы Умерова (уроженная Фукала) родилась в 1939 г. в Акъмесджите. Отец Диляры апте, Фукала Мустафа Асан огълу, 1904 года рождения уроженец знаменитой в Крыму деревни Ускут. Мама, Акимова Уммие Аким къызы, 1911 г.р. родом из деревни Къуру-Узень. Отец Диляры апте был незаурядной личностью. Оокончив курсы партийных работников в 1931-34-х годах, он стал председателем Алуштинского райисполкома. Время то было сложное и неспокойное. Раскулачивание, коллективизация, борьба с правыми и левыми уклонистами – чего только не пережил наш народ с приходом новой власти! По ложному доносу отец был исключен из партии и снят с работы. Ему пришлось покинуть Алушту и устраивать жизнь в Акъмесджите. Здесь же познакомились родители Диляры апте. Мама, окончив подготовительные курсы, работала в приходной кассе госбанка, который возглавлял ее двоюродный брат Осман Арабаджи. Родители некоторое время скитались по квартирам, но вскоре приобрели участок и начали строительство дома по ул. Симферопольской, 18 (ныне Тополевая, 25). В 1938 г. у них родился сын Ульви, а вслед за ним и Диляра апте.

Но грянула война. Осенью 1941 года немецкие войска оккупировали Крым. Отец, опасаясь угона семьи в Германию, перевез жену с детьми в д.Ускут к родителям, а сам ушел в партизаны со своим зятем Музаффаром Мазиным, который до войны был зампредседателем сельсовета в д. Ускут. В партизанском движении принимала участие и супруга Мазина, сестра отца, Алиме ала. Наладив связь с партизанами, они снабжали их продуктами и одеждой из близлежащих деревень. Но в начале 1942 г. по доносу немцы выследили отца и Музаффара Мазина и посадили в Алуштинскую тюрьму. Их длительное время допрашивали, издевались над ними и в конце марта расстреляли. Диляра апте вспоминает, что после этого маму арестовали как жену коммуниста, допрашивали, но в конце концов выпустили из тюрьмы. В дальнейшем из-за болезни дедушки по матери им пришлось покинуть Ускут и перехать в Къуру-Узень, а старший брат от первого брака отца Истмет (1933 г.р.) остался жить в Ускуте.

статья в фейсбуке
http://www.FB [запрещен в РФ]/1815697680/posts/10201093676383475

Колодяжный Емельян Павлович
Подполковник НКГБ-МГБ.
Мой прадед.
Кавалер ордена Красного Знамени – наивысшей награды СССР. Этим орденом, например, награждены города Ленинград, Ташкент, Севастополь. И мой прадед. Дважды герой Советского Союза. Второй раз посмертно.
До войны участвовал в ликвидации банд Харькова и Одессы. Затем был назначен руководителем отдела гос-безопастности Феодосии. Во время войны руководил агентурной сетью полуострова, активно содействовал формированию подполья, партизанских отрядов и их координацией. Все развед-данные, поступавшие с полуострова нашим войскам с оккупированной территории собирались его сетью. Именно ему принадлежала идея о внедрении наших агентов в ряды диверсионных школ «Абвергруппы-220», которая частично была обыграна в фильме «Апостол». После войны, в 1946 году был направлен на Западную Украину, выявлять оставшихся там, после отступления немцев, военных преступников. В частности агентов школы «Абвер», которых обильно после себя оставляли немцы, участников дивизии СС «Галичина» и работников львовского конслагеря «Цитадель».
Человек и герой, сделавший бесценный вклад в развитие своей страны. Герой, который был всегда в тени. Не видевший славы при жизни. Достижения которого сразу уходили под грифы «Секретно». Человек, которого я мальчишкой видел в каждом музее. О котором читал в книгах. Которого, по понятным причинам, хотели стереть из истории Украины и Крыма.
Но я помню. Твоя семья помнит. Теперь есть кому передать твои дневники, снимки, награды и именное оружие. Я горжусь тобой.



********************************************

статья

Егоров Константин

ОТЕЦ И СЫН

Безопасность Родины храня -
Время идет, одно поколение сменяет другое, а ты в жизненном круговороте не замечаешь, как бегут дни и годы, и лишь встретившись с очень давними друзьями, осознаешь быстротечность времени.

Кажется, давно ли в этой вот квартире в доме на одной из львовских улиц я беседовал с молодым Павлом Емельяновичем Колодяжным, человеком кипучей энергии, страстно увлеченным своей работой. Теперь он ветеран, на заслуженном отдыхе. Впрочем, «отдых» — понятие для него относительное, можно даже сказать неприемлемое.

Павел — сын известного на Украине чекиста Емельяна Павловича Колодяжного. Об отце он говорит с нескрываемым чувством гордости. О себе же, о своей работе — скупо, немногословно.

— Делал и делаю все, что надо и как положено.

На вопрос о том, как стал чекистом, ответил так же коротко:

— По стопам отца пошел…

А случилось это после войны, в сорок шестом, когда младшего лейтенанта, выпускника пехотного училища, по возрасту не успевшего попасть на фронт, демобилизовали.

Павел всегда восхищался отцом, его мужеством и, конечно же, мечтал быть таким, как он. А тут отец как раз приехал в отпуск. Павел и сказал ему, что хочет быть чекистом.

— Что же, верю, ты способен работать в органах госбезопасности, — сказал отец. — Но сперва надо подучиться.

И посоветовал поступать в школу МГБ СССР.

Павел учился ревностно, школу закончил успешно. Затем последовало должностное назначение на оперативную работу. Посчастливилось попасть в Дрогобычское областное управление госбезопасности, где один из отделов возглавлял Емельян Павлович. Нет, не был он под крылышком отца, работал в другом отделе. Но то, что отец был рядом, значило многое. Для Павла это была вторая школа, школа становления и возмужания, школа боевой закалки и накопления практического опыта.

Почти сорок лет минуло с тех пор, как не стало отца, но в квартире сына все напоминает о нем — и книги, и вещи, и старые, еще довоенные, настенные часы. А на самом видном месте — фотопортрет Емельяна Павловича в форме подполковника. Взгляд суровый, мужественный… Взгляд из тех грозных, теперь уже далеких лет.

По скупым рассказам отца Павел знал, что он принял первое боевое крещение еще в двадцатом году на Харьковщине. Действовавшие там кулацкие банды нападали на работников советских органов, грабили крестьян, убивали женщин, детей, стариков. На подавление контрреволюции и был брошен чекистский эскадрон, в котором служил молодой боец Емельян Колодяжный. Потом лет десять служил на западной границе, оттуда был переведен на оперативную работу. Началась беспокойная чекистская жизнь. Она бросала его из района в район, из области в область. Винница, Житомир, Одесса… Учеба… И снова — оперативная работа. На этот раз — назначение в Крым, в Феодосийский городской отдел госбезопасности. Тут Емельян Павлович и встретил войну. В Джанкое вместе с боевыми товарищами обеспечивал оборону Крыма, вылавливал и обезвреживал диверсантов, шпионов. А потом настал момент, когда весь личный состав городского отделения госбезопасности во главе с Колодяжным ушел в партизаны…

…Ничем не примечательный дом на одной из улиц Дрогобыча. В небольшом кабинете за широким столом сидел коренастый человек с усталым лицом, изрезанным глубокими морщинами, и красными от недосыпания глазами.

Это был подполковник Колодяжный. Он внимательно просматривал стопку свежих донесений, делая на них пометки красным карандашом.

Было начало 1948 года. Три года, как закончилась война, но в предгорьях Карпат все еще гремели выстрелы, в лесах часто возникали короткие, но ожесточенные схватки. Разбитые и обреченные на гибель националистические банды отчаянно сопротивлялись, пытаясь помешать восстановлению мирной жизни в западных областях Украины.

— Товарищ подполковник, из района пришли люди. Говорят, дело очень срочное, неотложное. Просятся лично к вам…

— Пусть заходят.

Емельян Павлович вышел из-за стола навстречу посетителям, трем селянам в запыленной одежде.

— Садитесь, пожалуйста!

— Да нет, нам некогда, товарищ начальник. Мы спешим. В Почаевичах Чумак объявился.

— Чумак? — Колодяжный заметно оживился. — Это же мой старый знакомый! Зверь из зверей… Спасибо вам, товарищи, за сообщение. Мы сейчас же примем меры.

Диверсионно-террористическая группа, которую возглавил оуновец по кличке Чумак, нападала на отдельные села, чинила расправы над советскими активистами, совершала диверсии. Бандитам каким-то чудом все время удавалось заметать следы, скрываться и отсиживаться в схронах.

— Видно, январские морозы выжили Чумака из лесу, — сказал Емельян Павлович своим работникам, явившимся по вызову. — Давненько о нем ничего не было слышно… Пора с ним кончать. Я наметил план операции. Надо окружить Почаевичи, отрезать их от леса, а затем накрыть, заставить оуновцев сложить оружие. Есть другие предложения? Нет? Тогда за дело…

Оперативную группу возглавил сам Колодяжный. Скрытыми путями пробивались чекисты к Почаевичам. Точно так же в годы войны в Крыму водил он партизан горными тропами. Тут тоже была война, и она требовала от людей не меньшего мужества и отваги.

Вот и Почаевичи. Развернулись в цепь. Снег под ногами чуть слышно поскрипывал. Где перебежками, а где по-пластунски бойцы продвигались вперед. Возвратились заранее посланные разведчики, сообщили, что Чумак все еще в селе, на околицах и на улицах выставлены бандитские часовые.

Двигаться засветло, значит, выдать себя. Нет, надо подождать ночи. Нападение должно быть внезапным. Колодяжный, взглянув на часы, распорядился:

— Передайте по цепи: ждать моего сигнала.

Зимние сумерки сгущались быстро. Снег потемнел и слился с черной полосой леса.

«Пора!» — решил подполковник и подал долгожданный сигнал.

Первого бандитского часового удалось снять бесшумно. Другой, заметив чекистов, поднял стрельбу. Из хат высыпали оуновцы, паля куда попало. Они рванулись к лесу, но наткнулись на заслон, побежали в другую сторону — и здесь их встретил автоматный огонь. Тем временем сам Колодяжный с небольшим отрядом ворвался в село.

— Сдавайтесь! — крикнул он мечущимся бандитам. Двое или трое бросили оружие, подняли руки. Но были и такие, что продолжали стрелять.

— Ах так! Не будет вам пощады!..

Выскользнуть удалось лишь немногим оуновцам. (Как потом показали задержанные, ликвидация их банды предотвратила много серьезных бед: Чумак готовился совершить крупную диверсию в Дрогобыче.)

…В управление возвратились лишь к утру. От усталости и нервного напряжения валились с ног.

Колодяжный распорядился:

— Всем свободным от дежурства — отдыхать!

Сам тоже едва держался на ногах: ведь пятая ночь без сна! Провел ладонью по щетинистой щеке, подумал: «Не мешало бы побриться да и выспаться наконец».

Как бы угадывая его мысли, заместитель посоветовал:

— Отправляйтесь домой, Емельян Павлович, отдохните часик-другой. А я тут буду. Ежели что — дам знать.

Поехал домой. Увидев мужа, Мария Романовна кинулась снимать тяжелую шинель. До дивана добрался уже с помощью жены…

Павел Емельянович бережно хранит записную книжку отца. В ней много записей, сделанных в разное время и в разной обстановке. Но одну он запомнил крепко: «Воин в боевой обстановке может на каждом шагу встретиться с опасностью. Но он об этом не думает. Его движет вперед другая мысль — успешно выполнить боевое задание». Сделал ее отец в 1942 году в Крыму, когда находился в партизанах. Их отряд тогда попал в окружение. Весь день шел неравный бой. Патроны были на исходе. Но люди не пали духом, они верили в своего командира, потому что знали его храбрость, умение не теряться в любой обстановке и находить выход из самого сложного положения.
— Друзья! — обратился Емельян Павлович к бойцам, укрывшимся за камнями. — Поступил приказ командира соединения — ни шагу назад. Нам надо продержаться дотемна. А там мы покажем фашистам, на что способны народные мстители!..

Гитлеровцы же не собирались дожидаться ночи. Под прикрытием артиллерийского огня они предприняли решительную атаку.

И в ту минуту, когда, казалось, оборонительные порядки партизан будут смяты и опрокинуты, во весь рост поднялся Колодяжный.

— Гранаты к бою! Вперед! — крикнул он и первый бросился навстречу врагам. За ним в едином порыве поднялись бойцы.

Не ожидавшие контратаки гитлеровцы остановились. Тут их накрыли партизанские гранаты. Стоны. Крики. Проклятья. Завязалась рукопашная схватка. В ход пошли штыки, приклады, ножи. И гитлеровцы дрогнули, обратились в бегство.

Ночь укрыла пробившихся сквозь огненное кольцо партизан. Фашисты начали было преследовать их, освещая местность ракетами, но те скрылись и дали о себе знать лишь через несколько дней — налетом на один из вражеских гарнизонов на Крымском побережье.

А вот еще один эпизод, ярко характеризующий Емельяна Павловича.

После длительной героической обороны пал Севастополь. Некоторое время спустя Колодяжный получил достоверные сведения: неподалеку от города гитлеровцы создали секретную школу, где готовят лазутчиков, которых собираются забрасывать в советский тыл. Он подобрал среди подпольщиков таких людей, которые сумели проникнуть в самое логово врага. И вот результат: будущие вражеские шпионы только начинали осваивать в спецшколе азы своего коварного ремесла, а их приметы, характеристики уже были известны нашему командованию.

Несколько лет спустя, уже после войны, Павлу Колодяжному довелось продолжить дело отца по борьбе с вражеской агентурой.

Как известно, отступив под сокрушительными ударами Советской Армии, гитлеровцы оставили на нашей территории свою агентуру. Диверсантов и шпионов готовила так называемая «Абвергруппа-220». Набирали в нее в основном националистическое отребье, людей без чести и совести, предателей своего народа. Некоторым удалось внедриться в новой среде. Но чекисты были начеку.

Павел Емельянович рассказывает:

— В 1946 году Бродовский район потрясло зверское убийство советских активистов в селе Суходол. Кое-кого сразу же удалось задержать, но главным преступникам удалось скрыться.

Более десяти лет минуло с тех пор, кровавое злодеяние не стерлось в памяти людской. Все эти годы чекисты неутомимо искали преступников. И таки нашли.

Ими оказались двое Островских — Мирон и Иосиф. Один скрывался под личиной сторожа, другой — колхозного бригадира. С виду добропорядочные люди.

Не счесть дней и ночей, проведенных Павлом Колодяжным и его товарищами в розыске. По крупицам собирали и анализировали материалы, ведшие по следам убийц. И вот открылось их истинное лицо. Мирон Островский оказался немецким агентом, завербованным еще в Германии, где находился как военнопленный польской армии с 1939 года. Домой вернулся после войны как репатриант. Установил связь с бандой. Одновременно, выдав себя за противника националистов, проник вместе с Иосифом в истребительный батальон…

Изобличенные материалами следствия, прижатые к стене показаниями многочисленных свидетелей, которых удалось разыскать чекистам, бандиты были вынуждены на судебном процессе признаться во всех своих злодеяниях.

В пятидесятые и шестидесятые годы на Львовщине состоялось несколько судебных процессов над бывшими агентами фашистской разведки, разоблаченными чекистами. Нет, не ушли от справедливого возмездия выродки, предавшие свой народ.

Не словоохотлив Павел Емельянович. В своих воспоминаниях предпочитает снова возвратиться к отцу.

Когда его назначили работать на Львовщину, главари украинских буржуазных националистов уже знали, с каким человеком придется иметь дело. Они боялись и ненавидели этого опытного, закаленного в борьбе чекиста.

Нам теперь доподлинно известны подробности последней операции, которой руководил подполковник Колодяжный.

…С польской стороны советскую границу перешла большая группа оуновцев из банды Черняка. По поступившим данным, они продвигались к селу Головацкое в надежде запастись там продовольствием.

Через час небольшой отряд чекистов на двух грузовиках (Колодяжный с тремя бойцами и шофером ехала в «газике») углубился в лес неподалеку от села. Был май. Деревья еще только примеряли зеленое убранство. Но уже благоухали лесные цветы, пели птицы.

— Красота-то какая! — воскликнул Колодяжный, оглядываясь вокруг.

— И не верится, что где-то рядом бродят лютые звери, — промолвил, словно продолжая его размышления, шофер, остановив «газик» по сигналу начальника.

Подошли разведчики. Они доложили, что в Головацком бандитов еще нет.

— Ну что ж, — сказал Колодяжный. — Необходимо предупредить людей.

Весть о приближении банды разнеслась по селу мгновенно. Люди прятались в погребах, сараях. Колодяжный же решил предпринять ложный маневр: оставить село, мол, поиски банды переносятся в другой район, а вечером снова нагрянуть сюда. Был уверен, что к этому времени бандиты обязательно заявятся в Головацкое.

Грузовики с бойцами двинулись в обратный путь. Тронулся за ними и командирский «газик». Но тут какой-то человек с крыльца сельсовета позвал Колодяжного:

— Товарищ подполковник, вас к телефону.

Емельян Павлович вошел в дом, взял телефонную трубку. Она молчала. «Эге, да это какая-то шутка!» — подумал и оглянулся. Но человека, позвавшего его к телефону, и след простыл.

Пожав плечами, Колодяжный сел в «газик» и приказал шоферу догонять ушедшие вперед грузовики.

Но не успела их машина выехать за околицу, как вдруг за крутым поворотом проселочной дороги из зарослей орешника по «газику» ударил град пуль. Трое бойцов были убиты сразу же.

Из засады выскочили бандеровцы и со злобным ликованием навалились на тяжелораненого подполковника.

— Это Колодяжный! — раздался чей-то выкрик, и бандиты отпрянули от машины. Они боялись его даже теперь, когда у него были прострелены грудь и рука.

— Сволочи! Все равно вам скоро конец! — прохрипел он, захлебнувшись кровью. Это были последние слова Емельяна Павловича.

За время нашего разговора Павел Емельянович ни разу не обмолвился такими словами, как «верность отцовским традициям», «жизнь отца — для меня вдохновляющий пример». А ведь так оно и есть. Образ отца-чекиста предстает перед ним в самые трудные минуты. И не раз задавал он себе вопрос: как бы поступил в данной обстановке отец, какое бы принял решение?

И после каждой успешно проведенной операции сын тоже мысленно обращался к отцу: похвалил бы? Нет, пожалуй. Скуп был Емельян Павлович на похвалы. Только, пожалуй, в его взгляде мелькнуло бы едва уловимое одобрение, выражение сердечной доброты и признательности судьбе за такого сына.

Как-то Павла Емельяновича пригласили преподаватели и учащиеся Стрелковской школы-интерната, что в Старосамборском районе. Ее пионерская дружина носит имя Е. П. Колодяжного. На встрече ребята сказали, что в тот год, когда погиб отважный чекист, их еще не было на свете, но они знают, что свою жизнь он отдал за их счастье. Потому и благодарны ему — человеку, память о котором сохранят навсегда.

Да, Емельян Павлович оставил глубокий след в сердцах людей, среди которых жил, работал, вместе с которыми и ради которых воевал. Одна из улиц Феодосии названа его именем, он почетный гражданин этого южного города. В Дрогобыче, на доме, где жил Колодяжный-старший, — мемориальная доска. Его многочисленные награды — орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды, медали — хранятся в музее.

Немало заслуженных наград и у Павла Емельяновича.

Я прощаюсь с майором в отставке П. Е. Колодяжным. Жму его крепкую руку и ловлю себя на мысли о том, что есть в книге нашей жизни страницы, которые неподвластны времени.
первая страница
http://www.litmir.me/br/?b=133442&p=40
вторая страница
http://www.litmir.me/br/?b=133442&p=41

***************************


«В эфире „Северок“», Степан Выскубов


- Есть! Разрешите идти?
Кураков обнял Сашу, поцеловал, пожелал удачи. Тот вскочил в наш шалаш, обхватил меня и радостно крикнул:
- Все, договорился! Отпустил! Идем!
- Я рад за тебя. Но будьте осторожны. Ни пуха...
- К черту! К черту! К самому большому черту! - и Саша рванулся к своим парашютистам.
А я стоял и думал: вот он каков, ленинградский металлист, десантник, комсомолец Александр Иванович Иванов! Неудержим...
22
В штабном шалаше сидело четверо: радистка Оля Громова, командир партизанского района капитан Кура-ков, старший лейтенант Колодяжный и я шло последнее напутствие перед отправкой в глубинку Громовой.

Разговор был долгий и подробный. Колодяжный растолковывал радистке суть задания, предупреждал девушку о грозящих опасностях, давал советы, как уберечься от провала, что делать в критических ситуациях, как вести себя в той или иной обстановке... Емельян Павлович то и дело покручивал свои пушистые усы, поблескивал светло-карими глазами и повторял:
- Запомните, Оля, от вашей разведки и от вашей работы будут зависеть успехи наших войск на фронте. Чем ценнее разведданные станете давать, тем быстрее придет победа... Думаю, вы меня поняли, Оля?
- Так точно, товарищ старший лейтенант! Все поняла, - бодро отвечала Громова.
- Что же, тогда до встречи! - И Колодяжный улыбнулся в усы.
* * *
Громову для работы в глубинке поведут Елена Бодриченко и Марина Игнатьева. В деревне Лазаревке Советского района Крымской области проживала мать Лены. Немцев там не было, иногда только налетали, и девушки поэтому смогут спокойно передавать по рации штабу фронта сведения о противнике, которые будут добывать с помощью подпольщиков, находящихся в Ичках (ныне Советское). Немцы в то время активизировались: спешно перебрасывали по железной дороге в Керчь технику и живую силу.
* * *
До Лазаревки девушки дошли за четверо суток, и никто их не обнаружил. Брели только ночью, обходя встречные деревни. Днем же прятались в лесопосадках или окопах, а то и в зарослях бурьяна.
И вот они у дома Лены. Она постучала в стекло, тихонько позвала мать. Загремел засов, и все вошли.
- Ой, доченька, - всплеснула руками мать Лены и бросилась обнимать девушку, целовать. - Жива, родная! А тут уже наговорили, что нету тебя... Ласточка ты моя ненаглядная!
- Жива, мамочка, жива, - только и приговаривала Лена.
Оля с Мариной молча наблюдали за трогательной встречей. На глазах у них были слезы.
- Мама, знакомься - мои подруги, они из Севастополя, - сказала Лена. Это Оля, а это Марина. Домой идут, на Украину...
Мать усадила девушек к столу и шепнула на ухо дочери:
- Из Судака приезжал какой-то тип - вроде знает тебя - и пустил слух, что ты партизанка. Рыжий такой, невзрачный на вид...
Лену в Судаке многие хорошо знали из-за ее активной работы по подготовке молодежи к санитарной обороне: она в то время была секретарем первичной организации РОККа. Но кто же этот рыжий и невзрачный, как сказала мать?
В назначенное время Оля развернула в каморке радию, надела наушники, включилась на прием и стала с замиранием сердца ловить в эфире свои позывные. Радиостанция штаба фронта молчала. Тогда Оля переключилась на передачу и отстукала позывную Большой земли. Услышали. Обещали следить. Оля снова переключилась на прием и среди множества морзянок услышала наконец свою позывную.
Лицо девушки расплылось в улыбке. Она обхватила Лену и начала чмокать в щеки, в лоб, потом Марину, тихонько приговаривая:
- Девчонки! С нами говорит Большая земля! Вы понимаете? - Оля снова припала к рации.
Оператор штаба фронта ответил, что слышит на пять баллов, и попросил передавать, что имеется. Лена подсвечивала карманным фонариком, а Оля, развернув лист бумаги, стала передавать свою первую радиограмму, в которой сообщила о прибытии на место и начале работы. В эфир полетели цифры.
Вот радиограмма передана, связь закончена. Оля сняла наушники, уложила их в ранец вместе с антенной, противовесом и сказала радостно девушкам:
- Свершилось: мы послали свою первую радиограмму. Теперь нам нужны сведения о противнике. Понимаете? Сведения!
- Будут, Олечка, будут, - весело пообещала Лена. - Обязательно будут!
* * *
На третий день, перед вечером, в дом Бодриченко пришли полицейские со старостой и предупредили девушек, чтобы они до утра никуда не уходили, иначе родные и близкие Лены будут расстреляны.
Что делать? Бежать нельзя - погибнут люди. И девушки, еще раз договорившись, что Оля с Мариной пробираются домой, на Украину, тщательно спрятали рацию и всю документацию. Самое главное, думала Оля, чтобы никаких улик не было.

http://readr.su/stepan-viskubov-v-efire-severok.html?page=30

Зал ВОВ: партизанская борьба феодосийцев

Массовые расстрелы и казни, угроза каторги не могли запугать патриотов, заставить их отказаться от борьбы против оккупантов. "Новый порядок", установленный фашистами на советской земле, вызывал жгучую ненависть в сердцах людей. Они развернули партизанскую и подпольную борьбу, срывали военные , экономические и политические мероприятия оккупантов. И эта схватка не прерывалась ни на один день.

Партизанская борьба на территории Крыма развивалась на основании директивы Совета Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 года и постановления ЦК ВКП(б) от 18 июня 1941 года "Об организации борьбы в тылу германских войск" и имела свои особенности, обусловленные ходом вооружённой борьбы за Крым, социальным и национальным составом населения, территориальными и природными условиями Крыма, в частности его относительную изолированность. Руководство борьбой против фашистских оккупантов в Крыму осуществлял Крымский обком ВКП(б). 4 июля 1941 года на совещании секретарей горкомов и райкомов партии были обсуждены мероприятия по подготовке к борьбе в случае захвата Крыма.

23 октября 1941 года Крымский обком ВКП(б) утвердил командиром партизанских отрядов Крыма А. В. Мокроусова (1887-1959), члена КПСС, активного участника Октябрьской революции в Петрограде и на юге страны, в 1920 году командовал партизанскими отрядами в Крыму, участника гражданской войны в Испании, освободив его от обязанностей командира народного ополчения Крыма (фото в экспозиции). Комиссаром партизанских отрядов Крыма был назначен секретарь Симферопольского горкома партии С. В. Мартынов, начальником штаба - И. К. Сметанин.

Из партийного и советского актива, из бойцов истребительных батальонов на добровольных началах были созданы 24 партизанских отряда. 3 самостоятельных отряда сформировались позже из командиров и бойцов Приморской армии и 51 армии, задержавшихся в горах и лесах Крыма при отходе к Севастополю и Керчи. Всего в партизанских отрядах было более 3700 человек, в том числе 1315 бойцов и командиров, влившихся в отряды при отступлении армий.

31 октября приказом №18 Мокроусов объявил о формировании 5-ти партизанских районов (1 - Старокрымские леса и окрестности Судака, 2 - Зуйские и Белогорские леса, 3 - Заповедные леса, 4 - окрестности Ялты и Бахчисарая, 5 - окрестности Севастополя). Были назначены начальники (командиры), комиссары и начальники штабов.

По решению бюро Крымского областного комитета партии в сентябре 1941 года был сформирован Феодосийский партизанский отряд. На бюро Горкома партии командиром отряда был утверждён Иван Степанович Мокроус - бывший работник вооружённой охраны морского торгового порта (фото в экспозиции), комиссаром - Р. М. Пономаренко - бывший работник политотдела 6-го отделения Приднепровской железной дороги, начальником штаба - Е. П. Колодяжный - заместитель начальника городского отдела НКВД. Ядром отряда стал истребительный отряд, рабочие завода №374, советские и партийные работники города, железнодорожники. Отряд насчитывал 398 человек (86 коммунистов, 34 комсомольца, остальные - беспартийные).

Феодосийский партизанский отряд входил в 1-й район. Начальником 1-го района был назначен Сацюк А. А., комиссаром Волков В. С. Основные действия партизан этого района были направлены на районы Старого Крыма, Салы (Грушевка), Карасубазар, Симферополь. В январе 1942 года штаб первого района находился на горе Сугут-Оба.

Местом дислокации Феодосийского партизанского отряда было определено урочище Кизил-Таш ("Красный камень") в Судакских лесах. С тактической точки зрения место для базы партизан было удобным - оно обеспечивало наблюдение, находилось в глубине леса, создавало выгодные условия для ведения оборонительных боёв.

С первых дней прибытия на место дислокации в отряде были созданы 3 боевые группы, разведка, группа боепитания и интендантская. Командирами групп были назначены: Назаров Д. Я., Иванов Г. Ф., Краснобаев Н. Г. Разведкой руководил начальник штаба Колодяжный Е. П., группой боепитания и интендантской - Дегтярёв И. П. С ноября 1941 года начались пости ежедневные операции бойцов Феодосийского партизанского отряда. Группы в 20-30 человек проводили боевые операции по уничтожению движущихся по дорогам войск противника, делали засады, взрывали мосты, уничтожали немецких солдат и офицеров.

После таких операций командование штаба немецкой армии приказало разгромить Феодосийский и Старокрымский отряды. 3 батальона войск с пушками и миномётами было брошено на партизан. Трое суток не смолкал бой. Гитлеровцы окружили землянки, уничтожили и разграбили базы с продуктами и боеприпасами. Четыре дня блуждали партизаны по лесу. Собралось 113 человек. Отряд был вынужден отойти в район казарм Эски-Юрт (в 4 км от деревни Суук-Су, ныне с. Лесное). Это был дом лесника. Однако, он не подходил для надёжного базирования партизан: просматривался со всех сторон, в любой момент противник мог внезапно напасть. Тогда было решено простроить землянки в лесу, в районе высоты 956 ("Феодосийская сопка").

В конце декабря 1941 года, когда проводилась Керченско-Феодосийская десантная операция, партизанам Крыма был передан приказ командующего Кавказским фронтом, в котором были поставлены конкретные задачи: срывать передвижение войск и техники противника по наземным транспортным магистралям; вести непрерывную разведку с целью определения дислокации войс противника; основные действия партизан направить на районы - Старый Крым, Грушевка, Симферополь, Карасубазар.

Партизаны оказывали активную помощь десантниками: преграждали пути подброски военной техники, делали завалы на дорогах, уничтожали связь и живую силу противника. В январе-феврале 1942 года партизаны Феодосийского отряда спасли более 220 десантников, оставивших Феодосию и Судак. В апреле 1942 года был утверждён новый состав подпольного центра, так как предыдущий легализировался. Выбор пал на Ивана Гавриловича Генова, имеющего опыт подпольной работы в Гражданскую войну.

Деятельность крымских партизан условно можно разделить на 3 периода:

Ноябрь 1941 - июль 1942 года: в этот период основная задача состояла в оказании максимальной помощи защитникам Севастополя и помощь воинам - десантникам во время Керченско-Феодосийской десантной операции.

Июль 1942 - ноябрь 1943 года: то есть до овладения советскими войсками плацдарма на Перекопе и в районе Керчи; в этот период партизаны и подпольщики оставались единственной военно-политической силой и опорой советских людей в Крыму; донести правду до населения, продолжать борьбу - основная их задача.

Ноябрь 1943 - май 1944 года: основная задача в этот период заключалась в оказании регулярной помощи советским войскам в военных операциях по освобождению Крыма.

Осенью 1941 года на борьбу с врагом вступило 4000 лесных бойцов, до 600 человек сократилась их численность в самый тяжёлый 2-й период. И тем не менее весну освобождения в партизанском лесу встречало около 12000 бойцов.


Партизанская рация
Партизанская рация
Рисунок Колодяжного "Атака партизан". 1942 г.
Рисунок Колодяжного "Атака партизан". 1942 г.

И. С. Мокроус - командир партизанского отряда

И. С. Мокроус - командир феодосийского отряда

Колодяжный Е.П.

тайник на форуме Геокешинг (памяти Феодоссийских партизан. Бой у Холодной воды)
http://www.geocaching.su/?pn=101&cid=6984

У Форосской церкви. Александр Терлецкий. Чтобы помнили


Как житель Ялты периодически бываю у Форосской церкви, расположенной в горах над поселком Форос. В 1941-м именно там проходила единственная дорога Ялта-Севастополь. Знал, что в ноябре 41-го, там был страшный бой. Знал, что когда-то был возле церкви тоннель, взорванный во время войны, но никогда его фотографий не видел. Случайно наткнулся на дореволюционное фото.

Поэтому сегодня есть возможность рассказать о событиях ноября 1941-го и о герое-пограничнике Алекандре Терлецком.


"...Тогда немецкие полки и дивизии рвались к Севастополю, Шли по шоссейным дорогам, просачивались через тропы, перевалы и ущелья, искали любую лазейку — лишь бы скорее обложить город с суши. Вдоль берега горели курортные городки и поселки, от их отсветов пламенело море.
На «Чучеле» кто-то прикидывал:
— Ох, у Байдарских ворот придержать бы их!
— У тоннеля?
— Конечно! Там двумя пулеметами можно батальон уложить.
А через день или другой — не помню — народ лесного домика был взбудоражен: какие-то пограничники у Байдарских ворот такое натворили, что и поверить трудно. На целые сутки задержали немецкий моторизованный авангард. Трупов там — не счесть.
...Александра Терлецкого — начальника Форосской пограничной заставы — срочно вызвали к командиру части майору Рубцову.
— Где ваша семья, младший лейтенант?
— Эвакуирована, товарищ майор.
— Хорошо. Отбери двадцать пограничников и явись с ними ко мне.
Никто не знал, зачем их выстроили так внезапно. Командир части лично обошел строй, посмотрел каждому в глаза.
— Мы уходим, а вы остаетесь. Будете держать немцев у тоннеля целые сутки. Запомните — сутки! И сколь бы их ни было, держать! Кому страшно — признавайся!
Строй промолчал. Командир дал время на подготовку, на прощание отвел Терлецкого в сторонку:
— Ежели что случится, Екатерину Павловну и Сашкá будем беречь. Иди, Александр Степанович.
В тесном ущелье гудят дальние артиллерийские взрывы — бьется Севастополь. На каменном пятачке, нависшем над пропастью, стоит табачный сарай — толстостенный, из звонкого диорита.
Внутри пусто, под ветерком играет сухой табачный лист, шуршит. Только на чердаке едва слышны голоса — там пограничники.
Кто-то подходит к сараю, стучит прикладом в дверь. В ответ — ни звука.
Неожиданная автоматная очередь прошивает дверь. Узкие пучки света от карманных фонариков обшаривают темные уголочки.
Немцы входят скопом. Дышат повольнее, тараторят, рассаживаются.
Медленно подползает рассвет.
Глаза с чердака пересчитали солдат. Их было восемь — рослых, молодых, без касок, с автоматами на животах.
За стенами, подпрыгивая на сизых камнях, шумела горная вода, далеко на западе просыпался фронт.
В этот уже привычный шум стали осторожно вплетаться новые звуки — немецкие машины ползли к тоннелю.
С чердака полоснули автоматной очередью — ни один солдат не поднялся.
— Забрать оружие, документы! — Терлецкий первым спрыгнул с чердака. — Убрать, прикрыть табаком!
Никакого следа не осталось, лишь под ветерком, как и прежде, играет сухой табачный лист, шуршит.
Светло. Терлецкий посмотрел на тоннель, ахнул: ночной взрыв оказался не ахти каким сильным.
Показал своим пограничникам:
— Плохая работа! Вы меня поняли?
Ниже тоннеля остановились бронетранспортеры, из них высыпали солдаты.
— Вы меня поняли? — еще раз спросил Терлецкий и лег за пулемет, установленный на чердаке. — И тихо!
— Иоганн! — голос снизу.
— Не стрелять! Подойдет — штыком. Бедуха, тебе поручаю.
— Понял.
— Иоганн! — голос у самых дверей.
Двери скрипнули, приоткрылись, показалась каска и тут же скатилась на желтые табачные листья.
Мотопехота подходила к тоннелю. Солдаты сбились, начали отшвыривать камни.
Одновременно ударили два пулемета. Те, кто был у тоннеля, удрали. Остались лишь убитые и раненые.
Пулеметы строчили по транспортерам.
...Прошли сутки. Уже на табачном сарае ни чердака, ни дверей. Остался каменный остов, остались в живых пять пограничников с Форосской заставы.
Терлецкий, черный от гари, в изорванной шинели, лежал за последним пулеметом.
— Десять гранат, два набитых диска, товарищ командир, — доложил сержант Бедуха.
Подошли танки. Орудия — на остов сарая. Ударили прямой наводкой.
Пограничники выскочили до того, как новый залп до основания срезал всю правую часть сарая.
...К начальнику штаба Балаклавского партизанского отряда Ахлестину ввели пять пограничников — опаленных, с провалившимися глазами, едва стоявших на ногах. Один из них, высокий, сероглазый, приложив руку к козырьку, отрапортовал:
— Группа пограничников Форосской заставы из боевого задания... — Пограничник упал.
— Так это вы держали Байдарские ворота? — спросил Ахлестин, поднимая Терлецкого.
...Александр Терлецкий стал комиссаром Балаклавского отряда." (И. Вергасов "Крымские тетради")

Так выглядит сегодня дорога, по которой шли немцы. С этой скалы сбрасывали Терлецкого.




"...Поднялись к дороге. Терлецкий и два радиста. Терлецкий прислушался. Тихо.

— Пошли, — шепнул и побежал через дорогу. За ним радисты. Он в кизильник, на тропу и тут... взрыв! Наскочили на секретную мину. Радисты погибли. Терлецкий упал без памяти.

Утром жители поселка Байдары увидели, как дюжие фашисты вели по улице высокого советского командира в изорванной, окровавленной шинели, с забинтованной головой.

В комендатуру сгоняли жителей поселка. Вводили поодиночке, показывали на контуженного командира, лицо которого уже разбинтовали.

Серые глаза Терлецкого неподвижно смотрели на того, кого к нему подвели. Комендант спрашивал одно и то же:

— Это есть кто?

Те молчали, хотя знали Александра Степановича, застава которого была за перевалом у самого моря. Очная ставка продолжалась и на следующий день, на этот раз отвечали жители деревни Скели. Торопливо подошел худощавый мужчина нарукавным знаком полицейского и крикнул:

— Так это же Терлецкий! Начальник Форосской заставы и конечно, партизан.
Невдалеке от Байдарских ворот стоит одинокая церквушка. Здесь до войны был ресторан, сюда приезжали туристы и с площадки, что за церковью, любовались Южным побережьем.

В холодный мартовский день несколько женщин, в потрепанной одежде, с узлами на худых плечах, испуганно жались к подпорной стене. Снизу, со стороны Ялты, истошно сигналя, приближалась черная машина. Остановилась. Немцы в черных шинелях вытащили из кузова чуть живого человека. Он не мог стоять. Фашисты опутали веревкой колени лежащего и потащили к пропасти. Что-то влили ему в рот и поставили над самым обрывом. Подошли офицер и скельский полицейский. Офицер что-то кричал, показывал вниз, на Форос, на море. Скельский полицай заорал:

— Признавайся, дурень! Сейчас тебя сбросят в пропасть...

Офицер отступил на два шага, а полицейский намотал конец веревки на чугунную стойку парапета.

Фашисты толкнули Терлецкого в пропасть. Зашуршали падающие камни. Крикнула одна из женщин и замерла.

Офицер долго смотрел на часы. Взмахнул рукой. Солдаты тянули веревку — показались посиневшие босые ноги. Терлецкого бросили в лужу, он шевельнулся, открыл глаза, пристально посмотрел на женщин, наклонил голову и стал жадно пить. Его торопливо подхватили под руки, подняли, швырнули в машину. Она умчалась в сторону Байдар.

— Это Катин муж, нашей официантки. Да, Екатерины Павловны. У нее сынок — Сашко.

— Господи, что они сделали с человеком!

...Выдался ясный день. Ударили барабаны. По кривым улочкам забегали солдаты, полицаи. Жителей Скели согнали к зернохранилищу, на выдвинутой матице которого болталась петля.

Под Севастополем гремели пушечные залпы.

Терлецкого волокли по улице. Бросили под виселицу.

Еще залп. Внизу, в Байдарской долине, — облако густого дыма. Это ударила морская батарея. Терлецкий вдруг поднял голову, прислушался и долго смотрел на молчаливую толпу, потом подошел к табуретке под петлей, оттолкнул палача и сам поднялся на эшафот.

Залпы грянули с новой мощью — один за другим. Терлецкий повернул лицо к фронту и, собрав последние силы, крикнул:

— Живи, Севастополь!" (И. Вергасов "Крымские тетради")

После войны Екатерина Павловна Терлецкая (жена героя) и пограничники разыскали его останки и перезахоронили в парке в Форосе.



Но почему-то и сегодня Александр Терлецкий числится в пропавших без вести (данные ОБД)

http://www.rusproject.org/history/history_10/krym_terleckij