Партизаны Крыма

сердцем своим вспомним. Алуштинским партизанам

УХОДИЛИ В ПОХОД ПАРТИЗАНЫ...

Со всех сторон почти сплошным кольцом Большую Демерджи окружают леса. Особенно велик лес, что подступил с севера, взобрался к самой кромке плато Тырке. Басовитый, многоголосый гул наполняет ущелье, долины реки Бурульчи и ее бесчисленных притоков.

Лес шумит. И шум его слышен высоко на скалах. Прислушайтесь, лес рассказывает о событиях давно минувших, свидетелем и участником которых он был. О многом рассказывает лес. Рассказывает одновременно на тысячу голосов. Нелегко расслышать какой-нибудь один-единственный.

Но одно повествование звучит властно и четко. Оно о крымских партизанах, о Великой Отечественной войне.

В начале ноября 1941 года фашисты захватили Крым. Но он не покорился: сражался Севастополь, гремели бои у Керчи, тревожными боевыми буднями жили партизанские леса от Старого Крыма до Балаклавы.

Верховья Бурульчи — исконно партизанские края. Лесистые горы и ущелья, скалы и поляны еще в годы гражданской войны служили домом бойцам красного партизанского командира А. В. Мокроусова. И вот теперь снова хозяевами этих мест стали люди с мужественными сердцами, решившие и в тылу врага продолжить беспощадную борьбу. И вновь командиром их стал Алексей Васильевич Мокроусов.

Далеко от родных сел и городов ушли партизаны. Основательно и по-хозяйски устраивались они в лесу, превращая его в крепость. На целых два с половиной года стал лес фронтом. Множество лишений, испытаний выпало на их долю. И холод, и голод, болезни, раны, смерть. Значительная часть продовольственных баз вскоре оказалась в руках у врага. А зимы, как никогда, выпали ранние да суровые. Родина, как могла, заботилась о своих сынах, защитниках. Самолеты доставляли провиант, боеприпасы. Самолетами же эвакуировали по возможности тяжелораненых, больных, обессилевших.

Но никакие тяготы не могли погасить в их сердцах огонь борьбы с ненавистным врагом.

Расскажу только о партизанах, базировавшихся в тыркенских лесах. Впрочем, необходимо объяснить выражение «базировавшихся в тыркенском лесу». Дело в том, что общим районом базирования партизан был так называемый зуйский лес — лесной массив, лежащий между Долгоруковским плато и Караби. Именно зуйские леса да еще леса верховий рек Альмы и Качи (Крымский заповедник), Бельбека на протяжении всех военных лет в Крыму (1941—1944) были постоянным тылом и передовой для народных мстителей. Тыркенский лес — лес верховьев реки Бурульчи, северных и северо-восточных склонов плато Тырке. Это, по сути дела, южный угол зуйских лесов. А партизаны часто меняли места дислокации, переходя в новые и возвращаясь на прежние, в зависимости от боевой обстановки.

Броски боевых групп были молниеносны и дерзки. Ничего не могли сделать фашисты, чтобы обеспечить безопасность передвижения по шоссе Симферополь — Алушта, Алушта — Судак. Постоянно нападали партизаны на колонны автомашин в том месте, например, где речка Курлюк-Су впадает в Ангару, и у Тау-шан-Базара. Устраивались завалы, разрушались мосты. Несколько раз взлетал на воздух мост в Семидворненской балке. Не только минировали шоссе Симферополь — Феодосия, но и постоянно нападали на транспортные колонны.

Партизаны не раз уничтожали фашистские гарнизоны в ближних деревнях: Ангара (Перевальное), Чавке (Сорокине), Толбаш (Опушки), Петрово, Барабановка и дальше: Горки, Монетное, Джалман (Пионерское), Тавель (Краснолесье), Розенталь (Ароматное), Новая Бурульча (Цветочное).

Во время массовых боевых действий десятки сел освобождались от оккупантов. А 6 декабря 1943 года партизанами был взят районный центр Зуя. Освобождены люди, томившиеся в фашистских застенках в ожидании расправы, многие спасены от угона в Германию.

Минную войну вели партизаны на железных дорогах. Боевые группы подрывников уходили в степь за сотню километров в многодневные рейды. Летели под откос поезда у Нижнегорского и Советского. Временами магистраль между Симферополем и Джанкоем полностью выходила из строя. Еще дальше по тылам врага пробирались разведчики. Точные сведения о дислокации вражеских частей и коммуникаций особенно полезными были для советских авиаторов. Война войной, а молодость, отважная и озорная, брала свое: узнав, что аэродром под Сарабузом — бутафория, наши летчики не удержались от искушения поиздеваться над врагом — забросали этот «аэродром» не бомбами, а дровами. Нас на мякине не проведешь!

Крымские партизаны за 29 месяцев борьбы, с 1941 по 1944 год, уничтожили более 29 тысяч фашистов, пустили под откос около 80 эшелонов. На долю отрядов, базировавшихся между Караби, Долгоруковской яйлой и Тырке, можно смело относить добрую часть всей этой статистики.

Авторитет крымских партизан, особенно в 1943—1944 годах, был настолько велик, что сдавались в плен и присоединялись к их борьбе с фашистами румыны, словаки. Однажды группа солдат-словаков прорвалась в зуйские леса через весь Крым с Херсонщины! Они пригнали грузовик с хлебом и боеприпасами.

С первых дней оккупации фашисты приложили все силы, чтобы ликвидировать партизанский фронт в своем тылу. Карательные экспедиции, засылка убийц, провокаторов и шпионов, обращения к жителям сел и городов с обещаниями за голову каждого партизана 5000 марок, за голову партизанского командира —10 тысяч. В бесчисленных листовках немецкое командование обращалось к партизанам. Уговаривало прекратить сопротивление, сдаться, обещало сохранить жизнь, угрожало.

Но результаты зачастую были обратные: случалось, население целых деревень уходило к партизанам: Барабановка, Петрово, Ангара, Шумхай (Заречное), Чавке, Нойзац (Красногорское), Фриденталь (Курортное), Джафар-Берды (Дружная), Аталык-Эли (Соловьевка), Ново-Ивановка, Бура (Глубокое).

В 1943—1944 годах мощь партизанская окрепла за счет трофейных минометов, автомобилей. Воздушная связь с Большой землей была надежной. Самолеты приземлялись на плато Орта-Сырт, на Долгоруковской яйле, на Караби. «Прочесы» и карательные экспедиции дорого обходились немцам.

Жестокими были бои 26 июня 42-го. Но штурм, предпринятый немцами 24—25 июля этого же года, надолго запомнился всем. Более двадцати тысяч отборных вражеских солдат, специальные горнострелковые части, самолеты, танки. Каратели наступали с трех сторон. Фашисты вели себя шумно, совершенно уверенные в полнейшем успехе. И, действительно, семьсот партизан, среди которых много раненых и больных, обороняясь в небольшом лесном массиве, центром которого была высота 1025, вдоль и поперек прорезанном вполне проезжими дорогами, вряд ли могли успешно противостоять такой силе. Но оружием патриотов была беззаветная храбрость и дерзкий маневр. По тридцать часов кряду вели изматывающие бои с наседающим врагом партизанские заставы. Когда немцы все-таки обложили высоту, на которой базировались основные силы, партизаны сумели выскользнуть из окружения и ушли в лесистое ущелье речки Курлюк-Су. В этой операции фашисты потеряли более тысячи человек убитыми.

Еще более жесток штурм 27 декабря того же года. Враг был упрям и озлоблен. Войско в три тысячи солдат и офицеров штурмовало плацдарм, где держали круговую оборону двести патриотов. Гитлеровцы были уверены, что с лесным воинством будет наконец покончено — нужно лишь посильнее нажать. Десять часов шел бой. Оккупанты и на этот раз мало чего добились. Поредевшие, но не разбитые отряды партизан снова вырвались из клещей, ушли в заповедные леса на Чатыр-Даг. Тыркенский лес опустел ненадолго.

Отражая очередное наступление противника в ноябре 1943 года, народные мстители захватили несколько автомашин и танк целехонькими и тепленькими, с работающими моторами.

Досадуя на свое очевидное бессилие, немцы ожесточились. Они бросали все новые и новые части, стараясь смять, раздавить, выжечь огнем...

29 декабря 1943 года против трех тысяч партизан двинулось сорокатысячное войско. Тридцать шесть батарей (три дальнобойных) вели огонь по тыркенским и зуйским лесам. Не менее пятидесяти — шестидесяти бомбардировщиков беспрерывно сбрасывали свой смертоносный груз на скаты и отроги Тырке, где размещалась шестая бригада; на ущелья Бурульчи и ее притоков, где держали оборону первая и пятая бригады; на высоту 887, Колан-Баир, на гору Яман-Таш. Бой длился много дней. Насмерть стояли герои, отражая по 13 атак в день.

Последним бастионом стала гора Яман-Таш. Но слишком неравными были силы, и, чтобы избежать разгрома, защитники покинули гору. По непроходимым кручам ушли в тыл карателям, сумели провести с собой и укрывавшихся в лесу мирных жителей, спасая от неминуемой гибели.

Ни лишения, ни муки, ни смерть не могли сломить партизан, заставить отказаться от борьбы. Их упорство и отвага не знали границ.

Если повезет, встретим на склонах Тырке лесника Перевальненского лесничества Алексея Афанасьевича Фролова. Его обход под Чатыр-Дагом, но тянет старого партизана на тропы боевой юности. В отряде О.А.Козина воевал Алексей Афанасьевич. Однажды отряд захватил село Сорокино, уничтожил фашистский гарнизон, разгромил штаб. А потом, проявив боевую инициативу и молодецкую удаль, бойцы пустили в воздух целый склад взрывчатки, предназначенной для уничтожения плотины Аянского водохранилища. Как давно это было! И как, однако, молоды они тогда были!

К партизанам, спасаясь от фашистских облав, пришла семнадцатилетняя девушка Валя. Валентина Викентьевна Козина — известная нынче в стране птичница, Герой Социалистического Труда. Стала разведчицей в отряде О.А.Козина. Это с тех пор носит она свою фамилию — по мужу. Да, были они молодыми. Как им хотелось побродить в этих лесах просто так! Хотелось рвать цветы, слушать свист дроздов, стрекот синиц, а не очереди вражеских автоматов, крики сойки, а не истеричное: «Хальт!» Хотелось видеть, как сыплются по осени на землю желуди, а не закопченные осколки фугасов, собирать грибы, а не укладывать мины.

Хотелось любить, а не убивать, гулять на свадьбах, а не умирать.

Но они умирали. Умирали потому, что любили. Любили Родину. Защищали звезду над своим родным домом, полевой серп и заводской молот.

У своего пулемета погиб Яша Сакович.

Далеко на шоссе штурмовать фашистские автоколонны уходила группа Николая Федорова. Там вражеская пуля оборвала жизнь отважного командира.

Не дожил до радостного дня освобождения Крыма Василий Бартоша, о подвигах которого среди партизан ходили легенды.

Геройски пали Никита Бараненко, Петр Лещенко, Василий Зайцев, Иван Голиков, отец и сын Неклепаевы, Клава Юрьева, Ураим Юлдашев — список можно продолжать и продолжать.

В этих лесах навсегда остались отважные сыны братского словацкого народа Ванделин Новак, Франтишек Бабиц. Они храбро и умело дрались за свободу Словакии, за Советский Союз, который в своей клятве нарекли Родиной родин.

Вот о чем рассказывает лес. Вот о чем и еще о многом другом может рассказать нам лесник Перевальненского лесничества Фролов, если повезет с ним познакомиться. Алексей Афанасьевич навсегда связал свою жизнь с лесом. Слишком много он для него значит.

Прошлое, настоящее, будущее. Без человека рассыпается связь времен, без человеческой памяти, знания, любви.
http://www.skitalets.ru/books/demerdzhi_tavria/

видео:
Крым. открытие памятника на Абдуге. 2011 год


информация о поиске тут http://travel.org.ua/forums/vi...p;start=15
Непосредственно боёв на Абдуге не было, но именно здесь Макаров потерял половину отряда — от голода.

На этом лагере умерли от истощения физических сил на почве недоедания партизаны:

1. Алешин П.И.
2. Аскеров С.Г.
3. Безвесильный Ф.П.
4. Болджи Н.Ч.
5. Болдырев П.К.
6. Борисов А.С.
7. Булановский И.А.
8. Викс И.К.
9. Говриленко В.А.
10. Голубев М.Т.
11. Гришин В.К.
12. Дебелый И.П.
13. Дервишев И.И.
14. Зазуля И.Е.
15. Захаров И.И.
16. Колыванов Я.Ц.
17. Коржев Г.Я.
18. Коробка С.К.
19. Корут П.И.
20. Логвиненко И.К.
21. Лужин К.С.
22. Мартюхин Х.В.
23. Морев И.Т.
24. Морозов Ф.Д.
25. Мотовилов П.Ф.
26. Мулевский И.В.
27. Муссури А.Ф.
28. А(О)лейнин Т.Ф.
29. Плыговка С.Ф.
30. Полеха Г.П.
31. Почтаренко К.И.
32. Пренко М.П.
33. Пшеничный Н.И.
34. Резниченко А.Я.
35. Сиващенко Ф.П.
36. Скиба П.И.
37. Слива И.Е.
38. Солощук П.Д.
39. Соса Д.М.
40. Струков Л.С.
41. Труш И.С.
42. Тюхин С.И.
43. Фрудти (Фридти ?) Ш.О.
44. Хорошилов Н.Д.
45. Чабан Г.М.
46. Чеканюк А.Ф.
47. Чернов П.И.
48. Чиннов А.П.
49. Чурин К.М.
50. Шляпников Ю.С.
51. Юрасов Б.И."

вот такая статья...
http://www.avdet.org/node/8270
Диляра Мустафа къызы Умерова (уроженная Фукала) родилась в 1939 г. в Акъмесджите. Отец Диляры апте, Фукала Мустафа Асан огълу, 1904 года рождения уроженец знаменитой в Крыму деревни Ускут. Мама, Акимова Уммие Аким къызы, 1911 г.р. родом из деревни Къуру-Узень. Отец Диляры апте был незаурядной личностью. Оокончив курсы партийных работников в 1931-34-х годах, он стал председателем Алуштинского райисполкома. Время то было сложное и неспокойное. Раскулачивание, коллективизация, борьба с правыми и левыми уклонистами – чего только не пережил наш народ с приходом новой власти! По ложному доносу отец был исключен из партии и снят с работы. Ему пришлось покинуть Алушту и устраивать жизнь в Акъмесджите. Здесь же познакомились родители Диляры апте. Мама, окончив подготовительные курсы, работала в приходной кассе госбанка, который возглавлял ее двоюродный брат Осман Арабаджи. Родители некоторое время скитались по квартирам, но вскоре приобрели участок и начали строительство дома по ул. Симферопольской, 18 (ныне Тополевая, 25). В 1938 г. у них родился сын Ульви, а вслед за ним и Диляра апте.

Но грянула война. Осенью 1941 года немецкие войска оккупировали Крым. Отец, опасаясь угона семьи в Германию, перевез жену с детьми в д.Ускут к родителям, а сам ушел в партизаны со своим зятем Музаффаром Мазиным, который до войны был зампредседателем сельсовета в д. Ускут. В партизанском движении принимала участие и супруга Мазина, сестра отца, Алиме ала. Наладив связь с партизанами, они снабжали их продуктами и одеждой из близлежащих деревень. Но в начале 1942 г. по доносу немцы выследили отца и Музаффара Мазина и посадили в Алуштинскую тюрьму. Их длительное время допрашивали, издевались над ними и в конце марта расстреляли. Диляра апте вспоминает, что после этого маму арестовали как жену коммуниста, допрашивали, но в конце концов выпустили из тюрьмы. В дальнейшем из-за болезни дедушки по матери им пришлось покинуть Ускут и перехать в Къуру-Узень, а старший брат от первого брака отца Истмет (1933 г.р.) остался жить в Ускуте.

статья в фейсбуке
http://www.FB [запрещен в РФ]/1815697680/posts/10201093676383475

Колодяжный Емельян Павлович
Подполковник НКГБ-МГБ.
Мой прадед.
Кавалер ордена Красного Знамени – наивысшей награды СССР. Этим орденом, например, награждены города Ленинград, Ташкент, Севастополь. И мой прадед. Дважды герой Советского Союза. Второй раз посмертно.
До войны участвовал в ликвидации банд Харькова и Одессы. Затем был назначен руководителем отдела гос-безопастности Феодосии. Во время войны руководил агентурной сетью полуострова, активно содействовал формированию подполья, партизанских отрядов и их координацией. Все развед-данные, поступавшие с полуострова нашим войскам с оккупированной территории собирались его сетью. Именно ему принадлежала идея о внедрении наших агентов в ряды диверсионных школ «Абвергруппы-220», которая частично была обыграна в фильме «Апостол». После войны, в 1946 году был направлен на Западную Украину, выявлять оставшихся там, после отступления немцев, военных преступников. В частности агентов школы «Абвер», которых обильно после себя оставляли немцы, участников дивизии СС «Галичина» и работников львовского конслагеря «Цитадель».
Человек и герой, сделавший бесценный вклад в развитие своей страны. Герой, который был всегда в тени. Не видевший славы при жизни. Достижения которого сразу уходили под грифы «Секретно». Человек, которого я мальчишкой видел в каждом музее. О котором читал в книгах. Которого, по понятным причинам, хотели стереть из истории Украины и Крыма.
Но я помню. Твоя семья помнит. Теперь есть кому передать твои дневники, снимки, награды и именное оружие. Я горжусь тобой.



********************************************

статья

Егоров Константин

ОТЕЦ И СЫН

Безопасность Родины храня -
Время идет, одно поколение сменяет другое, а ты в жизненном круговороте не замечаешь, как бегут дни и годы, и лишь встретившись с очень давними друзьями, осознаешь быстротечность времени.

Кажется, давно ли в этой вот квартире в доме на одной из львовских улиц я беседовал с молодым Павлом Емельяновичем Колодяжным, человеком кипучей энергии, страстно увлеченным своей работой. Теперь он ветеран, на заслуженном отдыхе. Впрочем, «отдых» — понятие для него относительное, можно даже сказать неприемлемое.

Павел — сын известного на Украине чекиста Емельяна Павловича Колодяжного. Об отце он говорит с нескрываемым чувством гордости. О себе же, о своей работе — скупо, немногословно.

— Делал и делаю все, что надо и как положено.

На вопрос о том, как стал чекистом, ответил так же коротко:

— По стопам отца пошел…

А случилось это после войны, в сорок шестом, когда младшего лейтенанта, выпускника пехотного училища, по возрасту не успевшего попасть на фронт, демобилизовали.

Павел всегда восхищался отцом, его мужеством и, конечно же, мечтал быть таким, как он. А тут отец как раз приехал в отпуск. Павел и сказал ему, что хочет быть чекистом.

— Что же, верю, ты способен работать в органах госбезопасности, — сказал отец. — Но сперва надо подучиться.

И посоветовал поступать в школу МГБ СССР.

Павел учился ревностно, школу закончил успешно. Затем последовало должностное назначение на оперативную работу. Посчастливилось попасть в Дрогобычское областное управление госбезопасности, где один из отделов возглавлял Емельян Павлович. Нет, не был он под крылышком отца, работал в другом отделе. Но то, что отец был рядом, значило многое. Для Павла это была вторая школа, школа становления и возмужания, школа боевой закалки и накопления практического опыта.

Почти сорок лет минуло с тех пор, как не стало отца, но в квартире сына все напоминает о нем — и книги, и вещи, и старые, еще довоенные, настенные часы. А на самом видном месте — фотопортрет Емельяна Павловича в форме подполковника. Взгляд суровый, мужественный… Взгляд из тех грозных, теперь уже далеких лет.

По скупым рассказам отца Павел знал, что он принял первое боевое крещение еще в двадцатом году на Харьковщине. Действовавшие там кулацкие банды нападали на работников советских органов, грабили крестьян, убивали женщин, детей, стариков. На подавление контрреволюции и был брошен чекистский эскадрон, в котором служил молодой боец Емельян Колодяжный. Потом лет десять служил на западной границе, оттуда был переведен на оперативную работу. Началась беспокойная чекистская жизнь. Она бросала его из района в район, из области в область. Винница, Житомир, Одесса… Учеба… И снова — оперативная работа. На этот раз — назначение в Крым, в Феодосийский городской отдел госбезопасности. Тут Емельян Павлович и встретил войну. В Джанкое вместе с боевыми товарищами обеспечивал оборону Крыма, вылавливал и обезвреживал диверсантов, шпионов. А потом настал момент, когда весь личный состав городского отделения госбезопасности во главе с Колодяжным ушел в партизаны…

…Ничем не примечательный дом на одной из улиц Дрогобыча. В небольшом кабинете за широким столом сидел коренастый человек с усталым лицом, изрезанным глубокими морщинами, и красными от недосыпания глазами.

Это был подполковник Колодяжный. Он внимательно просматривал стопку свежих донесений, делая на них пометки красным карандашом.

Было начало 1948 года. Три года, как закончилась война, но в предгорьях Карпат все еще гремели выстрелы, в лесах часто возникали короткие, но ожесточенные схватки. Разбитые и обреченные на гибель националистические банды отчаянно сопротивлялись, пытаясь помешать восстановлению мирной жизни в западных областях Украины.

— Товарищ подполковник, из района пришли люди. Говорят, дело очень срочное, неотложное. Просятся лично к вам…

— Пусть заходят.

Емельян Павлович вышел из-за стола навстречу посетителям, трем селянам в запыленной одежде.

— Садитесь, пожалуйста!

— Да нет, нам некогда, товарищ начальник. Мы спешим. В Почаевичах Чумак объявился.

— Чумак? — Колодяжный заметно оживился. — Это же мой старый знакомый! Зверь из зверей… Спасибо вам, товарищи, за сообщение. Мы сейчас же примем меры.

Диверсионно-террористическая группа, которую возглавил оуновец по кличке Чумак, нападала на отдельные села, чинила расправы над советскими активистами, совершала диверсии. Бандитам каким-то чудом все время удавалось заметать следы, скрываться и отсиживаться в схронах.

— Видно, январские морозы выжили Чумака из лесу, — сказал Емельян Павлович своим работникам, явившимся по вызову. — Давненько о нем ничего не было слышно… Пора с ним кончать. Я наметил план операции. Надо окружить Почаевичи, отрезать их от леса, а затем накрыть, заставить оуновцев сложить оружие. Есть другие предложения? Нет? Тогда за дело…

Оперативную группу возглавил сам Колодяжный. Скрытыми путями пробивались чекисты к Почаевичам. Точно так же в годы войны в Крыму водил он партизан горными тропами. Тут тоже была война, и она требовала от людей не меньшего мужества и отваги.

Вот и Почаевичи. Развернулись в цепь. Снег под ногами чуть слышно поскрипывал. Где перебежками, а где по-пластунски бойцы продвигались вперед. Возвратились заранее посланные разведчики, сообщили, что Чумак все еще в селе, на околицах и на улицах выставлены бандитские часовые.

Двигаться засветло, значит, выдать себя. Нет, надо подождать ночи. Нападение должно быть внезапным. Колодяжный, взглянув на часы, распорядился:

— Передайте по цепи: ждать моего сигнала.

Зимние сумерки сгущались быстро. Снег потемнел и слился с черной полосой леса.

«Пора!» — решил подполковник и подал долгожданный сигнал.

Первого бандитского часового удалось снять бесшумно. Другой, заметив чекистов, поднял стрельбу. Из хат высыпали оуновцы, паля куда попало. Они рванулись к лесу, но наткнулись на заслон, побежали в другую сторону — и здесь их встретил автоматный огонь. Тем временем сам Колодяжный с небольшим отрядом ворвался в село.

— Сдавайтесь! — крикнул он мечущимся бандитам. Двое или трое бросили оружие, подняли руки. Но были и такие, что продолжали стрелять.

— Ах так! Не будет вам пощады!..

Выскользнуть удалось лишь немногим оуновцам. (Как потом показали задержанные, ликвидация их банды предотвратила много серьезных бед: Чумак готовился совершить крупную диверсию в Дрогобыче.)

…В управление возвратились лишь к утру. От усталости и нервного напряжения валились с ног.

Колодяжный распорядился:

— Всем свободным от дежурства — отдыхать!

Сам тоже едва держался на ногах: ведь пятая ночь без сна! Провел ладонью по щетинистой щеке, подумал: «Не мешало бы побриться да и выспаться наконец».

Как бы угадывая его мысли, заместитель посоветовал:

— Отправляйтесь домой, Емельян Павлович, отдохните часик-другой. А я тут буду. Ежели что — дам знать.

Поехал домой. Увидев мужа, Мария Романовна кинулась снимать тяжелую шинель. До дивана добрался уже с помощью жены…

Павел Емельянович бережно хранит записную книжку отца. В ней много записей, сделанных в разное время и в разной обстановке. Но одну он запомнил крепко: «Воин в боевой обстановке может на каждом шагу встретиться с опасностью. Но он об этом не думает. Его движет вперед другая мысль — успешно выполнить боевое задание». Сделал ее отец в 1942 году в Крыму, когда находился в партизанах. Их отряд тогда попал в окружение. Весь день шел неравный бой. Патроны были на исходе. Но люди не пали духом, они верили в своего командира, потому что знали его храбрость, умение не теряться в любой обстановке и находить выход из самого сложного положения.
— Друзья! — обратился Емельян Павлович к бойцам, укрывшимся за камнями. — Поступил приказ командира соединения — ни шагу назад. Нам надо продержаться дотемна. А там мы покажем фашистам, на что способны народные мстители!..

Гитлеровцы же не собирались дожидаться ночи. Под прикрытием артиллерийского огня они предприняли решительную атаку.

И в ту минуту, когда, казалось, оборонительные порядки партизан будут смяты и опрокинуты, во весь рост поднялся Колодяжный.

— Гранаты к бою! Вперед! — крикнул он и первый бросился навстречу врагам. За ним в едином порыве поднялись бойцы.

Не ожидавшие контратаки гитлеровцы остановились. Тут их накрыли партизанские гранаты. Стоны. Крики. Проклятья. Завязалась рукопашная схватка. В ход пошли штыки, приклады, ножи. И гитлеровцы дрогнули, обратились в бегство.

Ночь укрыла пробившихся сквозь огненное кольцо партизан. Фашисты начали было преследовать их, освещая местность ракетами, но те скрылись и дали о себе знать лишь через несколько дней — налетом на один из вражеских гарнизонов на Крымском побережье.

А вот еще один эпизод, ярко характеризующий Емельяна Павловича.

После длительной героической обороны пал Севастополь. Некоторое время спустя Колодяжный получил достоверные сведения: неподалеку от города гитлеровцы создали секретную школу, где готовят лазутчиков, которых собираются забрасывать в советский тыл. Он подобрал среди подпольщиков таких людей, которые сумели проникнуть в самое логово врага. И вот результат: будущие вражеские шпионы только начинали осваивать в спецшколе азы своего коварного ремесла, а их приметы, характеристики уже были известны нашему командованию.

Несколько лет спустя, уже после войны, Павлу Колодяжному довелось продолжить дело отца по борьбе с вражеской агентурой.

Как известно, отступив под сокрушительными ударами Советской Армии, гитлеровцы оставили на нашей территории свою агентуру. Диверсантов и шпионов готовила так называемая «Абвергруппа-220». Набирали в нее в основном националистическое отребье, людей без чести и совести, предателей своего народа. Некоторым удалось внедриться в новой среде. Но чекисты были начеку.

Павел Емельянович рассказывает:

— В 1946 году Бродовский район потрясло зверское убийство советских активистов в селе Суходол. Кое-кого сразу же удалось задержать, но главным преступникам удалось скрыться.

Более десяти лет минуло с тех пор, кровавое злодеяние не стерлось в памяти людской. Все эти годы чекисты неутомимо искали преступников. И таки нашли.

Ими оказались двое Островских — Мирон и Иосиф. Один скрывался под личиной сторожа, другой — колхозного бригадира. С виду добропорядочные люди.

Не счесть дней и ночей, проведенных Павлом Колодяжным и его товарищами в розыске. По крупицам собирали и анализировали материалы, ведшие по следам убийц. И вот открылось их истинное лицо. Мирон Островский оказался немецким агентом, завербованным еще в Германии, где находился как военнопленный польской армии с 1939 года. Домой вернулся после войны как репатриант. Установил связь с бандой. Одновременно, выдав себя за противника националистов, проник вместе с Иосифом в истребительный батальон…

Изобличенные материалами следствия, прижатые к стене показаниями многочисленных свидетелей, которых удалось разыскать чекистам, бандиты были вынуждены на судебном процессе признаться во всех своих злодеяниях.

В пятидесятые и шестидесятые годы на Львовщине состоялось несколько судебных процессов над бывшими агентами фашистской разведки, разоблаченными чекистами. Нет, не ушли от справедливого возмездия выродки, предавшие свой народ.

Не словоохотлив Павел Емельянович. В своих воспоминаниях предпочитает снова возвратиться к отцу.

Когда его назначили работать на Львовщину, главари украинских буржуазных националистов уже знали, с каким человеком придется иметь дело. Они боялись и ненавидели этого опытного, закаленного в борьбе чекиста.

Нам теперь доподлинно известны подробности последней операции, которой руководил подполковник Колодяжный.

…С польской стороны советскую границу перешла большая группа оуновцев из банды Черняка. По поступившим данным, они продвигались к селу Головацкое в надежде запастись там продовольствием.

Через час небольшой отряд чекистов на двух грузовиках (Колодяжный с тремя бойцами и шофером ехала в «газике») углубился в лес неподалеку от села. Был май. Деревья еще только примеряли зеленое убранство. Но уже благоухали лесные цветы, пели птицы.

— Красота-то какая! — воскликнул Колодяжный, оглядываясь вокруг.

— И не верится, что где-то рядом бродят лютые звери, — промолвил, словно продолжая его размышления, шофер, остановив «газик» по сигналу начальника.

Подошли разведчики. Они доложили, что в Головацком бандитов еще нет.

— Ну что ж, — сказал Колодяжный. — Необходимо предупредить людей.

Весть о приближении банды разнеслась по селу мгновенно. Люди прятались в погребах, сараях. Колодяжный же решил предпринять ложный маневр: оставить село, мол, поиски банды переносятся в другой район, а вечером снова нагрянуть сюда. Был уверен, что к этому времени бандиты обязательно заявятся в Головацкое.

Грузовики с бойцами двинулись в обратный путь. Тронулся за ними и командирский «газик». Но тут какой-то человек с крыльца сельсовета позвал Колодяжного:

— Товарищ подполковник, вас к телефону.

Емельян Павлович вошел в дом, взял телефонную трубку. Она молчала. «Эге, да это какая-то шутка!» — подумал и оглянулся. Но человека, позвавшего его к телефону, и след простыл.

Пожав плечами, Колодяжный сел в «газик» и приказал шоферу догонять ушедшие вперед грузовики.

Но не успела их машина выехать за околицу, как вдруг за крутым поворотом проселочной дороги из зарослей орешника по «газику» ударил град пуль. Трое бойцов были убиты сразу же.

Из засады выскочили бандеровцы и со злобным ликованием навалились на тяжелораненого подполковника.

— Это Колодяжный! — раздался чей-то выкрик, и бандиты отпрянули от машины. Они боялись его даже теперь, когда у него были прострелены грудь и рука.

— Сволочи! Все равно вам скоро конец! — прохрипел он, захлебнувшись кровью. Это были последние слова Емельяна Павловича.

За время нашего разговора Павел Емельянович ни разу не обмолвился такими словами, как «верность отцовским традициям», «жизнь отца — для меня вдохновляющий пример». А ведь так оно и есть. Образ отца-чекиста предстает перед ним в самые трудные минуты. И не раз задавал он себе вопрос: как бы поступил в данной обстановке отец, какое бы принял решение?

И после каждой успешно проведенной операции сын тоже мысленно обращался к отцу: похвалил бы? Нет, пожалуй. Скуп был Емельян Павлович на похвалы. Только, пожалуй, в его взгляде мелькнуло бы едва уловимое одобрение, выражение сердечной доброты и признательности судьбе за такого сына.

Как-то Павла Емельяновича пригласили преподаватели и учащиеся Стрелковской школы-интерната, что в Старосамборском районе. Ее пионерская дружина носит имя Е. П. Колодяжного. На встрече ребята сказали, что в тот год, когда погиб отважный чекист, их еще не было на свете, но они знают, что свою жизнь он отдал за их счастье. Потому и благодарны ему — человеку, память о котором сохранят навсегда.

Да, Емельян Павлович оставил глубокий след в сердцах людей, среди которых жил, работал, вместе с которыми и ради которых воевал. Одна из улиц Феодосии названа его именем, он почетный гражданин этого южного города. В Дрогобыче, на доме, где жил Колодяжный-старший, — мемориальная доска. Его многочисленные награды — орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды, медали — хранятся в музее.

Немало заслуженных наград и у Павла Емельяновича.

Я прощаюсь с майором в отставке П. Е. Колодяжным. Жму его крепкую руку и ловлю себя на мысли о том, что есть в книге нашей жизни страницы, которые неподвластны времени.
первая страница
http://www.litmir.me/br/?b=133442&p=40
вторая страница
http://www.litmir.me/br/?b=133442&p=41

***************************


«В эфире „Северок“», Степан Выскубов


- Есть! Разрешите идти?
Кураков обнял Сашу, поцеловал, пожелал удачи. Тот вскочил в наш шалаш, обхватил меня и радостно крикнул:
- Все, договорился! Отпустил! Идем!
- Я рад за тебя. Но будьте осторожны. Ни пуха...
- К черту! К черту! К самому большому черту! - и Саша рванулся к своим парашютистам.
А я стоял и думал: вот он каков, ленинградский металлист, десантник, комсомолец Александр Иванович Иванов! Неудержим...
22
В штабном шалаше сидело четверо: радистка Оля Громова, командир партизанского района капитан Кура-ков, старший лейтенант Колодяжный и я шло последнее напутствие перед отправкой в глубинку Громовой.

Разговор был долгий и подробный. Колодяжный растолковывал радистке суть задания, предупреждал девушку о грозящих опасностях, давал советы, как уберечься от провала, что делать в критических ситуациях, как вести себя в той или иной обстановке... Емельян Павлович то и дело покручивал свои пушистые усы, поблескивал светло-карими глазами и повторял:
- Запомните, Оля, от вашей разведки и от вашей работы будут зависеть успехи наших войск на фронте. Чем ценнее разведданные станете давать, тем быстрее придет победа... Думаю, вы меня поняли, Оля?
- Так точно, товарищ старший лейтенант! Все поняла, - бодро отвечала Громова.
- Что же, тогда до встречи! - И Колодяжный улыбнулся в усы.
* * *
Громову для работы в глубинке поведут Елена Бодриченко и Марина Игнатьева. В деревне Лазаревке Советского района Крымской области проживала мать Лены. Немцев там не было, иногда только налетали, и девушки поэтому смогут спокойно передавать по рации штабу фронта сведения о противнике, которые будут добывать с помощью подпольщиков, находящихся в Ичках (ныне Советское). Немцы в то время активизировались: спешно перебрасывали по железной дороге в Керчь технику и живую силу.
* * *
До Лазаревки девушки дошли за четверо суток, и никто их не обнаружил. Брели только ночью, обходя встречные деревни. Днем же прятались в лесопосадках или окопах, а то и в зарослях бурьяна.
И вот они у дома Лены. Она постучала в стекло, тихонько позвала мать. Загремел засов, и все вошли.
- Ой, доченька, - всплеснула руками мать Лены и бросилась обнимать девушку, целовать. - Жива, родная! А тут уже наговорили, что нету тебя... Ласточка ты моя ненаглядная!
- Жива, мамочка, жива, - только и приговаривала Лена.
Оля с Мариной молча наблюдали за трогательной встречей. На глазах у них были слезы.
- Мама, знакомься - мои подруги, они из Севастополя, - сказала Лена. Это Оля, а это Марина. Домой идут, на Украину...
Мать усадила девушек к столу и шепнула на ухо дочери:
- Из Судака приезжал какой-то тип - вроде знает тебя - и пустил слух, что ты партизанка. Рыжий такой, невзрачный на вид...
Лену в Судаке многие хорошо знали из-за ее активной работы по подготовке молодежи к санитарной обороне: она в то время была секретарем первичной организации РОККа. Но кто же этот рыжий и невзрачный, как сказала мать?
В назначенное время Оля развернула в каморке радию, надела наушники, включилась на прием и стала с замиранием сердца ловить в эфире свои позывные. Радиостанция штаба фронта молчала. Тогда Оля переключилась на передачу и отстукала позывную Большой земли. Услышали. Обещали следить. Оля снова переключилась на прием и среди множества морзянок услышала наконец свою позывную.
Лицо девушки расплылось в улыбке. Она обхватила Лену и начала чмокать в щеки, в лоб, потом Марину, тихонько приговаривая:
- Девчонки! С нами говорит Большая земля! Вы понимаете? - Оля снова припала к рации.
Оператор штаба фронта ответил, что слышит на пять баллов, и попросил передавать, что имеется. Лена подсвечивала карманным фонариком, а Оля, развернув лист бумаги, стала передавать свою первую радиограмму, в которой сообщила о прибытии на место и начале работы. В эфир полетели цифры.
Вот радиограмма передана, связь закончена. Оля сняла наушники, уложила их в ранец вместе с антенной, противовесом и сказала радостно девушкам:
- Свершилось: мы послали свою первую радиограмму. Теперь нам нужны сведения о противнике. Понимаете? Сведения!
- Будут, Олечка, будут, - весело пообещала Лена. - Обязательно будут!
* * *
На третий день, перед вечером, в дом Бодриченко пришли полицейские со старостой и предупредили девушек, чтобы они до утра никуда не уходили, иначе родные и близкие Лены будут расстреляны.
Что делать? Бежать нельзя - погибнут люди. И девушки, еще раз договорившись, что Оля с Мариной пробираются домой, на Украину, тщательно спрятали рацию и всю документацию. Самое главное, думала Оля, чтобы никаких улик не было.

http://readr.su/stepan-viskubov-v-efire-severok.html?page=30