Партизаны Крыма

Балаклавцы
Павел Патрикац
(по материалам исследований автора)





В бывшем Советском Союзе, несмотря на репрессии 1937-1938 годов, все народы были преданы молодому Советскому государству. И это они доказали своим беспримерным мужеством в боях по защите Отчизны в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. За короткий промежуток времени захватническая армия немцев оккупировала всю Европу. Чуть ли не строевым шагом гитлеровцы прошли по Прибалтике, захватили Молдавию, Белоруссию. Осень нависла тяжелой угрозой над столицей нашей Родины Москвой. Но Крымом фашисты молниеносно овладеть не смогли. На защиту древней земли встали моряки Черноморского Флота, пограничники, войска НКВД, поднялся весь народ. Фашисты подошли к Ялте, оборонявшие город войска и население получили приказ на отступление в Севастополь и Балаклаву. Балаклава заняла круговую оборону, которую немцы прорвать не смогли. Балаклавская гавань нужна была Советскому флоту, и ее обороняли. В кровопролитных боях пал Севастополь. К эвакуации готовились раненные солдаты и боеспособные войска, они размещались на подводных лодках, катерах, гражданских судах и под покровом ночи уходили в Новороссийск. Все что представляло собой ценность и техническую пригодность на берегу, было взорвано и сожжено, а население способное держать в руках оружие ушло в партизаны. Саперы заминировали городские склады. Немцы, войдя в город, свою технику расположили вдоль стен складских помещений и на территории подворья. Глубокой ночью произошел большой мощности взрыв, от которого содрогнулась вся Балаклава и окрестные горы, обломки взорванных складов накрыли немецкую технику и ее обслугу. Балаклава была оставлена, но немцы каждый день ждали возмездия от греков партизанского отряда. Обосновав в горах продовольственные и оружейные базы, партизаны наносили неожиданные и ощутимые удары по оккупантам. Отрядом разведки руководил грек по фамилии Попандопуло. Он сумел наладить тесную связь с местным населением окрестных сел, регулярно получал и умело использовал секретные сведения, держал связь с большой землей, обеспечивал постоянное снабжение партизан продуктами и трофейным оружием, боеприпасами.
В партизанском движении активное участие принимали болгары, армяне, молдаване, грузины, белорусы, русские, украинцы, греки и даже немцы (коренные жители Крыма).
А вот татары заняли противоположные позиции.
В 1941 году из призванных в ряды 51 армии 20 000 крымских татар, дезертировали все 20 000 татар.
Грабежом партизанских продовольственных баз занимались жители татарских деревень: Баксан, Тау-Кипчак, Мечеть-Али, Вейрат, Конрат, Еуртлук, Ени-Сала, Молбай, Камышлык, Аргин, Улу-Узень, Казанлы, Корбек, Коуш, Биюк Узенбаш. Затем татарское население начало прислуживать немцам.
26 ноября 1942 года бывший начальник 5-го партизанского района В.В. Красников писал секретарю Крымского обкома ВКП(б) В.С. Булатову:
«С первых же дней своего прихода немцы, опираясь на татарских националистов, играя на национальных чувствах татар, не грабя их имущество открыто, так как они поступали с русскими, старались обеспечить хорошее отношение к себе местного населения».

Гитлеровский фельдмаршал Эрих фон Манштейн писал об этом так:
«… большинство татарского населения Крыма было настроено весьма дружественно по отношению к нам. Нам даже удалось сформировать из татар вооруженные роты самообороны, задача которых заключалась в охране своих селений от нападения скрывавшихся в горах Яйлы партизан».

Татары проводили карательные операции против партизан. На уничтожение защитников Родины работали сформированные татарские националистические карательные батальоны. Сыграли национальные изменнические настроения татар.
Прошли годы, столетия с незапамятных времен существования Крымского ханства, но очевидно национальная ненависть мусульман к христианам сохранилась в поколениях. Она почему-то приобрела изуверскую тенденцию физического уничтожения православных.
Так было и в двадцатые годы двадцатого столетия.
Следует привести некоторые цифры:

по данным на 1917 год в Крыму проживало:
- русских и украинцев – 399785 человек;
- татар и турок - 216968 человек;
- греков - 20124 человек;
- армян - 16907 человек.
А весь состав жителей Крымского населения состоял из 808903 человек.

В апреле 1918 года: « начинается резня в деревнях Кучук-узень, Алуште, Корбек, Биюк- Ламбате, селениях Коуш, Улу-Сала и многих других местах расстреливают и истязают десятки трудящихся русских, греков и т.д. В эти дни в Алуштинской больнице была собрана целая коллекция отрезанных ушей, грудей, пальцев. Резня приостанавливается только тогда, когда красные отряды победно наступают».*
------------------------
*Тархан И. Татары и борьба за Советский Крым.
Советов И. Атлас М.Л. Расстрел советского правительства Крымской республики Тавриды.

Остается загадкой истории и тот факт, что греки, над которыми карательным мечом нависали репрессивные меры от сталинского режима, все, как один поднялись на защиту государства, предпринимавшего к ним, как населению, смертную казнь, ссылки…

По переписи 1939 года в Крыму население составляло численность 1.126.385 человек, из них:
- русских - 558 481;
- украинцев – 154 120;
- татар – 218 179;
- немцев – 51 299;
- греков – 20 652.


Партизаны первыми с боем ворвались в родную Балаклаву, выбив из города фашистов, и их татарских прихвостней. Народ ликовал: Победа! Пусть даже малая победа, но это победа геройского народа с оружием в руках защищавшего свою землю, землю своих героических предков.
Радость была недолгой, пришел грозный приказ: всех партизан греческой национальности разоружить, на сборы два часа: разрешили взять с собой два пуда личных вещей и необходимых продуктов. Погрузить их в машины и отправить в Симферополь. Выполнить этот приказ поручен пограничным войскам и морякам. Воины были в шоке от этого дикого приказа. Кого разоружать? Кого выселять? – патриотов Крыма, среди которых не было ни одного предателя.
После страшных событий, которые произошли с жителями греческой деревни Лаки (судьба жителей которой сравнима с Белорусской деревней Хатынь):
«Жители греческой деревни Лаки оказывали всяческую помощь партизанам, их дома были полностью сожжены татарами и немцами. Население угнано в Бахчисарай, где большинство из жителей были расстреляны…» - из докладной записки заместителя начальника особого отдела центрального штаба партизанского движения Е.Н. Попова на имя Г.Т. Каранадзе от 25 июня 1942 года.
Арестовывать геройских защитников полуострова. Пограничники и моряки не выполнили приказ, посчитав его провокацией. Тогда за это берутся войска НКВД, поручив трагическую работу солдатам -выходцам из азиатских республик.
Но греков-партизан не так просто было взять. По примеру Маршала Советского Союза С.М. Буденного, когда он при попытке к его необоснованному аресту, открыл огонь из хранившегося у него дома пулемета «Максим», бывшие партизаны заняли круговую оборону.
Как вспоминал один из участников этой вынужденного противостояния, греки отстреливались геройски, имея на вооружении по два автомата, у пояса гранаты. Завязался бой. Но бой непонятный: окруженные вели огонь на недопущение наступающих (щадя их), а атакующие стреляли на поражение. Геройство оборонявшихся поражало даже видавших виды фронтовиков. А отражавшие атаки своих же братьев-славян, со слезами на глазах, стреляли в «молоко». Правительственные войска вынуждены были отступить, запросив перемирие. Командование связалось с Москвой, лично с Л.Берией: что делать? Партизан-греков без кровопролитья не взять, они погибнут, но разоружить себя не позволят. И Берия посоветовал пойти на хитрость: надо объяснить им, что никто не собирается греков выселять из Крыма, это вынужденная мера, для придания Балаклаве статуса закрытой военно-морской базы. Присутствие гражданского населения здесь недопустимо. Все шаги предпринимаются во имя укрепления могущества нашей Родины. Каждой греческой семье выделяется одна-две машины для переезда (в зависимости от состава семей). Все переселенцы будут распределены для проживания в одном из поселений на берегу Черного моря, им будут выделены дома взамен утраченного жилища. Выслушав такие заверения, повстанцы дали свое согласие, но предварительно запросили на сборы не два, а три дня. Такую просьбу мотивировали необходимостью дополнительного времени для прощания с землей своих предков… Сдачу оружия провести только после означенных мероприятий. Руководство НКВД дало согласие.
На улицах города были разосланы ковры, на которых появились изысканные вина, редкой для того времени едой, сладостями. Зазвучала музыка, послышались греческие песни. Греки пели, ели, вспоминали дни недавней партизанской борьбы. Они прощались с землей.
Балаклавской землей, на которую еще недавно поселились воины греческого батальона, сформированного в Таганроге, выполняя волю Екатерины Великой. Землей, которую пытались в Крымскую войну 1854 года, захватить английский и французский экспедиционный корпуса. Землей, которую греческий гарнизон численностью в триста человек, под командой подполковника Манто, защищал, отражая десятитысячное войско захватчиков. И вот теперь…
Каждый грек завязывал в памятный узелок горсть древней греческой земли с именем Крым. Прощальная тризна носила характер исключительно национальный. Так продолжалось два дня, на третий день они сдали оружие и погрузились в предназначенные для этого случая грузовики. Колонна двинулась в путь.
Однако, не доезжая Симферополя, машины замедлили свое движение и …
оказались в кольце автоматчиков одетых в форму НКВД. час на сборы, с собою взять самое необходимое, строиться и в пеший путь, никаких возмущений, шаг влево-вправо - стреляем без предупреждений. Вот так защитники Родины оказались ее заложниками. Колонна, состоящая из малолетних детей, стариков, женщин с котомками за плечами, под бдительным конвоем прибыла на железнодорожную станцию Симферополь. А дальше все прошло по накатанному сценарию известных репрессий – погрузка в товарные вагоны, неведомый многодневный путь в неизвестную даль. Многие немощные не выдерживали дорожных нагрузок и умирали, Их хоронили прямо у железнодорожной насыпи на временных остановках. Смерть наступала и от недостатка воды и пищи. Состав прибыл в Башкирскую Уфу. Местные жители встретили переселенцев с огромным радушием, помогали, чем могли. По весне переселенцам отвели место для строительства убогих лачужек, бараков. И что интересно, каждая семья еще в Крыму нашла в себе силы сделать запасы семян новой жизни: огурцов, помидоров, перца, редьки, табака… семена посажены и к осени собран урожай. Башкирцы удивлялись трудолюбию греков.
Так происходила адаптация на новом месте.*


--------------------------
* Использованы материалы собранные по истории Балаклавских партизан исследователем Ал.Холиным.


О завершенном переселении, скупо сказано в документе, хранящемся ныне в архиве:
«№ 693/б 4 июля 1944 года.
Государственный Комитет Обороны
Тов. Сталину
НКВД СССР докладывает, что выселение из Крыма спецпереселенцев – татар, болгар, греков, армян – закончено. Всего выселено 225 009 человек, в том числе:
- татар – 183 155;
- болгар – 12 422;
- греков – 15 040;
- армян - 9621.
Нарком Внутренних Дел Л.Берия»*
--------------------------
*ГАРФ Ф.Р. 9401. оп. 2 д.65. л. 275.

В числе этих статистических цифр есть и население героической греческой Балаклавы, славных партизан Тавриды, отстаивавших землю своих предков от ненавистного фашизма.

«Подвиг» палачей оценен по достоинству – Серов, Круглов, Меркулов, Абакумов (начальник СМЕРШа) награждены орденами Суворова 1 степени, а 714 работников НКВД, НГБД удостоены других боевых наград.
http://www.proza.ru/2011/05/28/1134






****************************************************************

сколько же крымских татар находилось среди партизан? На 1 июня 1943 г. в крымских партизанских отрядах было 262 человека, из них 145 русских, 67 украинцев и ... 6 татар. На 15 января 1944 г., по данным партийного архива Крымского обкома Компартии Украины, в Крыму насчитывалось 3733 партизана, из них русских - 1944, украинцев - 348, татар - 598. Наконец, согласно справке о партийном, национальном и возрастном составе партизан Крыма на апрель 1944 года, среди партизан было: русских - 2075, татар - 391, украинцев - 356, белорусов - 71, прочих - 754

Итак, даже если взять максимальную из приведенных цифр - 598, то соотношение татар в немецкой армии и в партизанах будет больше чем 30 к 1.
http://stalinism.narod.ru/docs/repress/tatar.htm

В это лето мой «партизанский телефон», опубликованный в «Голосе Крыма», звонил довольно часто. Как правило, люди договаривались о встрече и сами приезжали в Симферополь. В данном же случае не известная мне женщина сказала, что в силу возраста и других причин приехать не может, но очень бы хотелось пообщаться. Живет она в селе Почтовое.


С.Коссе
Совершенно не зная, кто это и что меня ждет, я неожиданно для себя твердо ответил, что через два дня приеду. Внес коррективы в свой более чем плотный график и утренней электричкой поехал в Базарчик, как обычно называл Почтовое мой отец.
Уже работая над статьей, я искренне порадовался своей интуиции и тому, что состоялась моя, а теперь и читателей, встреча с замечательным человеком Сафие Коссе.
Родилась она в овеянном легендами Махульдуре. Отец был из состоятельных крестьян и вел довольно большое тепличное хозяйство, которое было чрезвычайно рентабельным и после революции полностью перешло к колхозу.
Сафие окончила в Махульдуре семилетку и для дальнейшей учебы переехала в Гурзуф к сестре Зоре, которая работала там учительницей, а ее муж был директором школы, уважаемым в городе человеком. Поступила в Ялтинское медучилище. Успела выйти замуж. Муж оканчивал Нежинское пехотное училище и должен был вызвать ее к новому месту службы, но началась война.
Эвакуироваться не удалось. Когда закончились продукты, сестра попыталась взять в комендатуре пропуск, чтобы съездить в степной Крым и обменять вещи на продукты. Там ее спросили:
- Чем занимается муж?
- Сидит дома!
- Передайте ему, чтобы он немедленно пришел на регистрацию.
- Хорошо, передам.
Один из полицейских аж подскочил.
- Да его немедля брать надо, уйдет же!
Умер Джемилев был арестован, а через несколько дней расстрелян. Году в сорок седьмом, уже в депортации, в узбекском городишке Бекабад Зоре неожиданно встретилась с этим полицейским. Хотелось вцепиться ему в горло.
Гурзуф пришлось срочно покинуть. Сафие переехала в Коуш к родителям мужа. Там она попала из огня да в полымя. Дело в том, что брат мужа, будучи призванным в Красную Армию, дезертировал и вместе со своим другом скрывался в лесу возле Коуша. Ну а как только оккупанты пришли в село пошел к ним на службу. Так случилось, что в первой же стычке с партизанами он погиб. Вот в этот дом и приехала ничего не подозревающая Сафие.
Года учебы в медучилище ей хватило, чтобы устроиться работать медсестрой в местной больнице. Вскоре проведать ее приехал из Махульдура отец.
Приезд его сопровождали необычные обстоятельства. Добираясь на перекладных, он познакомился с мотоциклистом, который, узнав, что в Коуше у него живет дочь, спросил, не согласится ли она помогать партизанам.
Когда они остались в комнате вдвоем, отец рассказал Сафие об этом предложении. Она не возражала.
Через полчаса в дом неожиданно ворвались полицейские. Оказалось, что сестра мужа подслушивала за дверью и тут же донесла коменданту. Пять суток отца допрашивали, но он твердо придерживался версии о том, что мотоциклист был, но о партизанах речь шла как о возможной опасности при встрече с ними. В конце концов из-за отсутствия улик его освободили. Через какое-то время, когда Сафие шла к роднику за водой, к ней подошел незнакомый мужчина и спросил, она ли Сафие Ибраимова. Получив утвердительный ответ, сказал, что он партизан, и о ней ему рассказал ее отец. Незнакомец, указав на дерево на краю села, сказал, что в нем есть дупло, в которое Сафие должна класть записки с указанием численности военных в селе и другой важной для партизан информации. Сафие смотрела на мужчину и не знала, верить ему или нет. Обратила внимание на его чистые руки, что было удивительно для человека, уже несколько месяцев живущего в лесу.
Не сказав ни да, ни нет, Сафие ушла, но к указанному «партизаном» дереву никогда больше не подходила. Был ли это провокатор или действительно партизан, она не знает до сих пор.
В Коуше находился постоянный гарнизон, главную силу которого составляли «добровольцы». Они носили немецкую военную форму, но все без исключения были бывшими гражданами СССР. Процентов сорок из них были крымские татары, но не коушские, а со всего Крыма. Остальные бойцы и командиры: русские, украинцы, казанские татары, узбеки, казахи… С казахом Сафие даже подружилась. Он рассказывал, что был командиром Красной Армии и в «добровольцы» записался только для того, чтобы перейти к партизанам. Предлагал Сафие вдвоем уйти в лес. Она слушала, но согласия не давала.
В рядом расположенные Бешуйские копи стали привозить для работы военнопленных. Однажды среди них оказался родной брат Сафие - Энвер. Им удалось встретиться и переговорить. Под Харьковом Энвер вместе со всем полком попал в плен. Потом, благодаря заботам Мусульманского комитета, как крымского татарина его перевели в Крым, где он находится в концлагере «Картофельный городок».
Сафие поехала в Симферополь. Первоначально возник план выкупить брата. Собрав с сестрой все золото, что было в семье, она вручила взятку, но ей сказали, что надо дать еще одному человеку. Больше денег уже не было. Пришлось разрабатывать новый план.
«Ты запишись в добровольцы, а оттуда уже свободно уйдешь в лес, - бездумно посоветовала Сафие, вспомнив своих коушских знакомых. Но брат неодобрительно покачал головой: «Поносишь эту форму один день, а потом не отмоешься всю жизнь!». Энвер попросил доставить ему гражданскую одежду. Передать все сразу было невозможно, и тогда, когда пленных вели с работ в лагерь, Сафие с риском для жизни умудрилась передать брюки, а на следующий день и рубашку.
Побег наметили на 22 октября 1943 года. Сафие должна была ждать его возле лагеря, но когда она пришла в условленное место, то «Картофельный городок» был пуст. Всех пленных увезли из Крыма. Заплаканная, она вернулась домой, но там ее ждала радостная весть о том, что брат все же совершил побег. Переодевшись в гражданскую одежду, он вместе с вольнонаемными рабочими вышел через проходную и сейчас скрывается в Симферополе у старых друзей, не сегодня - завтра он придет в Коуш.
Сафие стала готовиться к уходу в лес. У нее заранее была собрана медицинская сумка, куда она складывала бинты, вату, лекарства. Ее коллега и наставница Зуре Небиева, которая сама прошла «Картофельный городок», в который как военфельдшер попала сразу после падения Акъяра (Севастополя), нажарила ей лепешек и отдала припрятанную в саду винтовку. Как только Энвер пришел в Коуш, той же ночью они ушли в горы.
За три дня до появления брата Коуш ошеломило известие о том, что «добровольцы» убили своего командира и ушли к партизанам. Во главе мятежа были Абдурахман Мурадосилов, Сергей Лазарев и Рефат Гафаров. Двое суток Энвер и Сафие бродили по лесу, но вышли не на партизан, а на «мятежников». Многие из бывших «добровольцев» ее хорошо знали и охотно приняли к себе. Наконец состоялась встреча с настоящими партизанами. В состав делегации на переговоры включили и Энвера.
Из коушинских «добровольцев» создали отдельный отряд, а Энвер попал в диверсионно-разведывательную группу. Впоследствии в архиве я обнаружил наградной лист: Ибраимов Энвер, 1916 г . р. уроженец д. Махульдур. В партизанах с октября 1943 года. Совершил диверсию на железной дороге на участке Симферополь-Севастополь. Представлен к медали «За отвагу».
Отрядом стал командовать старый партизан Иван Урсол. Какое-то время Сафие была в нем единственной девушкой. Вскоре отряд разместился в деревне Мангуш. Село считалось русским, хотя подавляющее число жителей носило украинскую фамилию Лимаренко. Стояли в Мангуше целый месяц. Жили довольно сытно. Вдруг стрельба, взрывы… Пули пробивают кладку стен домов. Оказалось, что каратели незаметно сняли дальние посты и ворвались в село. Командир отряда выскочил на улицу и сразу же включился в бой. Сафие собиралась последовать за ним, как вдруг заметила командирскую сумку, которая висела на стене. Девушка надела ее на плечо, но когда попыталась выйти на улицу, поняла, что сделать это уже было невозможно. Выбив окно, она огородами бросилась к лесу. Кругом стрельба. Куда бежать - не понятно. Выйдя на край села, она увидела группу местных жительниц, которые уходили в горы. Сафие присоединилась к ним, какое-то время шли вместе, как вдруг какая-то женщина, с ненавистью глядя на нее, сказала: «Вот из-за них мы теперь и будем страдать!».
Сафие словно со стороны взглянула на себя: на груди автомат, на боку командирская сумка. Идти вместе с женщинами расхотелось, и она свернула в сторону.
Бродила по лесу несколько суток. Боялась встречи с гитлеровцами, боялась и того, что ее одиночное скитание расценят как попытку дезертировать. Наконец встретила партизанского связного, который указал ей нужное направление. Вышла она прямо на штаб Южного соединения. Ее привели к самому Македонскому. Он выслушал путаный рассказ девушки. С недоумением взглянул на ее командирскую сумку. От его пристального взгляда Сафие стало не по себе. Дело в том, что, как она успела рассмотреть, в ней были списки партизан, карта, книга приказов. Не желая подводить командира, Сафие буднично сказала, что там ее медицинские принадлежности.
Македонский распорядился накормить девушку, но когда принесли полную тарелку картофельного рагу, то комиссар соединения Мустафа Селимов буквально вырвал ее из рук девушки.
- Она же голодала несколько дней!
Он уменьшил порцию до минимума, но после того как Сафие поела, ей все равно стало плохо. Тогда Селимов почти силой заставил ее выпить водки. Надо сказать, это были первые в ее жизни сто грамм. Сафие тут же уснула.
На следующий день Селимов показал ей донесение Урсола о том, что в 4 отряде погибли двое партизан, пропала без вести медсестра. Урсолу приказали прибыть в штаб. Когда он приехал, Сафие бросилась к нему и успела шепнуть о том, что сумка с документами у нее.
Уже в отряде командир поблагодарил ее и признался, что если бы сумка не нашлась, то ему бы не избежать трибунала, а это разжалование или даже расстрел. Самое страшное - это то, что в бумагах были домашние адреса партизан.
Запомнился Сафие и бой под горой Мулга. Партизаны вновь оказались в окружении. Случилось так, что командир отряда со своим штабом стремительным броском оторвался от противника, а весь отряд в кольце. Ситуация становилась безнадежной, и тогда бывшие командиры «добровольцев» Мурадосилов и Лазарев (в отряде его стали называть Сергеев), вновь взяли командование на себя. После небольшого совещания они имитировали ложный прорыв в одном направлении, а всем отрядом ударили в другом, и с минимальными потерями вывели его из окружения.
Наконец оккупанты оставили Крым. Партизаны вошли в Симферополь. 17 мая Сафие вместе с братом находилась в штабе отряда, как вдруг пришла сестра и в ужасе рассказала о том, что завтра всех крымских татар выселят, и что один хороший человек посоветовал всем держаться вместе, заранее приготовить самое необходимое. И Энвер, и Сафие искренне возмутились такой клевете и стали стыдить сестру. Прозрение не наступило даже тогда, когда 18 мая в комнату ворвались солдаты. На предложение взять все необходимое и отбыть с ними на вокзал Энвер и Сафие вместо того, что набрать продуктов, которых в штабе было в избытке, абсолютно уверенные в том, что на вокзале их отпустят, с гордым видом поехали фактически с пустыми руками.
Расплата наступила незамедлительно. На вокзале с ними никто даже не стал разговаривать, вместе со всеми их затолкали в вагон и поезд тронулся.
Конечным пунктом назначения оказался Северный Урал, село Парча.
Местные жители встретили изгнанников сочувственно и рассказали, что до них в году сороковом точно так же пригнали поляков. Все до одного они вымерли на лесоповале.
Когда на следующий день Сафие узнала, что ее тоже направляют на лесоповал, она отказалась идти.
- Я только пришла из одного леса, и идти в другой не намерена!
Услышав такой ответ, какой-то начальник только ухмыльнулся.
- Не пойдешь, загоним еще дальше.
- Куда уж дальше? - парировала Сафие. У моего народа есть пословица: мертвая собака волка не боится. Я медсестра и работать буду только по специальности.
Когда и на следующий день она отказалась идти на работу, то начальник, пораженный неуступчивостью «партизанки», направил ее в бригаду… по изготовлению пуховых платков.
«Работа в тепле, вяжи да песни пой», - пошутил он.
Через некоторое время освободилось место в больнице, и Сафие стала работать по специальности.
Энвер с дипломом Симферопольского автодорожного техникума оказался востребованным буквально сразу.
С переездом в Узбекистан они встретились с сестрами, которым тоже довелось хлебнуть лиха. Накануне депортации они поехали в Гурзуф, чтобы выкопать спрятанные в саду партийные билеты. Девушек взяли прямо в дороге и в депортацию отправили совершенно с пустыми руками. Чудом они не умерли от голода в пути.
Оказалось, что муж Сафие успешно прошел всю войну, остался жив, но, узнав о том, что жена находится в депортации, в дискриминационном режиме спецпоселенки, который мало чем отличался от режима заключенных, отказался к ней возвращаться.
Это был тяжелый удар, но и его Сафие встретила достойно.
- Да, нам сегодня очень тяжело! - сказала она мужу. Но будет и на нашей улице праздник, и тогда тебе будет очень стыдно.
С отменой комендантского режима Сафие стала учиться. Стиснув зубы, за год прошла два класса вечерней школы, а затем поступила в Мединститут. Со временем стала пульмонологом - специалистом по лечению легких. Много путешествовала, жила интересной полнокровной жизнью, по любви вышла замуж. В ее московской квартире частыми гостями бывали ее друзья: дважды Герой Советского Союза Аметхан Султан, Герой Советского Союза Абдуреим Решидов. Разыскал ее и бывший муж. Он был поражен происшедшей с его женой переменой и не мог отвести от нее восхищенных глаз, но предательство не прощают.
Вернувшись в Крым, Сафие пошла на свою первую «партизанскую маевку». Надела самодельный транспарант: «Ю.С., 6 бригада, 4 отряд».
К ней бросился незнакомый мужчина: «Сестричка! Не узнаешь? Я из мангушских!»
- Лимаренко! - наугад сказала Сафие и по озарившей человека улыбке поняла, что угадала.
Когда я записывал воспоминания Сафие-ханум, то на протяжении всей нашей беседы не замолкала ее правнучка, прелестная трехлетняя малышка, маленький гарант того, что никогда в этом мире не прервется связующая нить времен.
Владимир ПОЛЯКОВ.
http://www.goloskrima.com/?p=825

НОЧЬ НА ОРТА-СЫРТЕ
Этот день знают все, кто служил или работал в авиации. И какие бы границы ни возводили на земле, в небе, как и в душах авиаторов, эта дата непреходяща и всегда отмечаема. 18 августа стало навсегда Днём авиации. Сталинской, кстати, ибо именно в апреле 1933 года постановлением Совета Народных Комиссаров СССР в честь выдающихся достижений учёных, авиационных конструкторов, работников авиационной промышленности, лётного и технического состава ВВС Красной Армии учреждён Всесоюзный день авиации.

Как человек, прослуживший в военно-воздушных силах полжизни, не мог не отпраздновать этот день. Просто сидеть даже в тёплой компании было неинтересно, вот и подался в то место, которое на первый взгляд - глухомань крымского горного леса - с авиацией никак не вяжется. Но нагорье Орта-Сырт как раз непосредственно связано с самолётами и партизанами.

В ночь на 24 февраля 1942 года крымскими партизанами были получены радиограммы - поздравительная с 24-й годовщиной Красной Армии и от разведотдела Крымского фронта о прибытии в ночь на 25 февраля ТБ-3 для сброски грузов в Зуйские леса, в район нагорья Орта-Сырт. Для приема грузов была определена группа из пяти партизан во главе с майором Н. Лариным. Именно Николай Ларин по указанию начальника партизанского района Ивана Генова месяцем раньше нашел и оценил посадочную площадку на плато. После полуночи прилетели три бомбардировщика ТБ-3 и с ходу сбросили грузовые парашюты на обозначенное кострами место. Самолёты прилетали ещё в ночь и сбросили более ста грузовых гондол, которые партизаны собирали весь следующий день. В гондолах были в основном боеприпасы, медикаменты и питание для радиостанции.


Памятник лётчикам, крылатым партизанам.

Во второй половине марта 1942 г. в штаб 764-го авиаполка вызвали летчиков - лейтенанта
А. Морозова, младшего лейтенанта И. Молчанова, сержанта П. Зенькова и штурмана лейтенанта
И. Цыганкова - и приказали вместе с ещё тремя летчиками из
763-го авиаполка явиться в штаб ВВС Крымфронта в Керчь. Там задачу на снабжение и эвакуацию партизан поставил начальник штаба ВВС фронта комбриг Я. Савельев. Была взята подписка о неразглашении спецзадания, старшим назначен Морозов. Тогда же было получено указание на приём шести санитарных самолётов С-2 на аэродроме Керчи, после приёмки которых группа и перелетела на крымский аэродром у селения Харджи-Бие (сейчас не существует, находилось северо-восточнее мыса Чауда). В начале апреля 1942 г. группу С-2 обособили от полка, разместив на окраине Харджи-Бие. Личный состав был размещён в рядом находящихся сараях. В целях конспирации звено спецназначения было придано и числилось в составе 526-го батальона аэродромного обслуживания.

После обсуждения двух вариантов маршрута полёта (над морем и над сушей) получил предпочтение более безопасный со стороны воздействия противника морской маршрут (мыс Чауда - точка в море - мыс Меганом - лес). Принято решение провести разведывательный полёт самого Морозова со штурманом Щербанем на У-2. Несколько дней из-за сложных метеоусловий в районе аэродрома вылет откладывался, затем было два возврата из-за плотной облачности, закрывшей горы.

Первый прилёт самолёта с Большой земли на плато Орта-Сырт для эвакуации партизан был организован и состоялся с Крымского фронта. Н. Ларин стал первым крымским партизаном, эвакуированным на Большую землю. В результате боя по захвату селения Баксан в ночь 9 марта 1942 г. он получил ранение ноги, перенёс множество мучений: эвакуация с поля боя в сильный мороз, потеря крови, отсутствие медикаментов, его шесть раз выносили на площадку, подобранную им же самим ранее, для вывоза самолётом. Ответственным за приём самолёта был назначен начальник разведки отряда И. Харченко. В его распоряжение был выделен радист. В стартовую команду были подобраны проверенные люди. На подступах к посадочной площадке выставили усиленное охранение. К полуночи на 6 апреля 1942 г. на площадку приземлился У-2, доставивший газеты, свертки с махоркой и спички. Конспирация была соблюдена. Лётчик и штурман осмотрели площадку, промерили её и оценили положительно. Ларина в эту ночь эвакуировать не смогли. В следующую ночь, 7 апреля, экипаж Морозова вернулся на С-2 и забрал раненого майора Ларина.

Вместе с ним вывезли множество записок с адресами семей партизан. В результате работы Ларина по отправке из госпиталя писем этим людям прояснилась судьба многих крымских партизан (семьи были в неведении о жизни своих близких с октября 1941-го). Посадка самолёта произведена недалеко от штаба Крымского фронта, находившегося в селении Ленинское. Затем майора перевязали, покормили и доставили в штаб фронта, где его принял представитель Ставки ВГК армейский комиссар первого ранга Л. Мехлис; присутствовали командование фронтом и разведотделом, первый секретарь обкома В. Булатов. Мехлис со свойственной ему энергией сумел решить многие проблемы снабжения партизан. В целом первый прилет Морозова в крымский лес для партизан имел огромное моральное значение.

Звено Морозова летало к партизанам в течение месяца, вплоть до прорыва Крымского фронта немецко-румынскими войсками 9 мая 1942 года. Судя по архивным данным и воспоминаниям партизан, за это время было вывезено из леса 49 человек и доставлено партизанам около пяти тонн продовольствия и медикаментов. Лётчики специального звена Крымского фронта всего осуществили около 50 успешных вылетов к партизанам.

Да и в июле, сентябре и октябре на яйлу прилетали уже из Славянской и Сочи эти и другие летчики - И. Молчанов,
В. Калмыков, Я. Фадеев, С. Свинов, Ф. Мордовец, а затем пилоты 5-й эскадрильи 8-го отдельного полка Гражданского воздушного флота - А. Шульгин, Н. Огарков, Л. Краснов, И. Тарелкин, П. Решетов, В. Царевский, М. Шнаревич, И. Нижник. За время полётов из Славянской лётчики звена спецназначения произвели 47 посадок на Орта-Сырте и почти столько же возвратов, но вывезли на Большую землю 94 человека. Множество рейсов сделали и лётчики ГВФ. За Орта-Сыртом закрепилось стойкое название - Малая площадка. Большая была на Караби-яйле и принимала не только маленькие «кукурузники», но и средние транспортные «дугласы» Ли-2 и даже дважды тяжёлый бомбардировщик ТБ-3, использовавшийся для перевозок грузов и эвакуации партизан...

Путь на Орта-Сырт был долог и полон приключений. Выйдя из Зуи накануне праздника, не рассчитал время и на яйлу пришел как раз к началу новых суток, в полной темноте. По дороге по хребтам в бассейне реки Бурульча видел много живности - и молодую олениху, удивленно рассматривающую позднего путника, и сердитого самца косули. А когда уже перед Орта-Сыртом в сумерках спустился к речке Су-Ат попить и умыться после дальней дороги, случайно оказался на пути кабаньего стада. Только наглость и невесть откуда взявшийся первобытный азарт напополам с современным страхом позволил вырваться из дикого хрюканья, топота и злых красных глазок! Ну и фонарик помог: звери совсем не ожидали встретить в своих местах человека с огнём. Кабаны уходили вниз по речке, ломая сухие ветки.

А ночной открытый Орта-Сырт был великолепен! Ночь звуков, запахов, звёзд, которые здесь гораздо ярче и многочисленнее. Вскоре зашла неполная Луна. Спать не хотелось, да и не моглось: донимали комары, зато сверчки умиротворяли, а вверху летние созвездия сменились осенними, а затем начали восходить зимние, заставив вспомнить о холодах. Под утро Орион блестел поясом в три звёздочки, весело подмигивал своими Бетельгейзе, Беллатриксом и Ригелем, а вот Сайф, нижняя левая звезда, так и не выпутался из ветвей молодого дубка до самого рассвета. Юпитер отражался в кружке с давно остывшим чаем и был выпит, как и вся недлинная августовская ночь.

Кто-то подумает: стоит ли тянуться в такую даль из-за каких-то ночных приключений и событий семидесятилетней давности? Таких орта-сыртов кругом полно. Но ведь эта ночь - авиационная, памятная, и ее со мной вместе праздновали десятки экипажей пролетавших над нагорьем самолётов. Я уверен в этом.

Сергей ТКАЧЕНКО.
http://www.pravda.crimea.ua/ne...orta-syrte

Надежда Касьянова – единственная, кто остался в живых из партизан Ичкинского отряда. В их ряды она попала в возрасте 16 лет.

НАДЕЖДА КАСЬЯНОВА партизан Ичкинского партизанского отряда: «Мы пришли сюда 30-го октября. Здесь для нас была заготовлена вода и еда, но когда мы пришли на место и ничего не нашли. Голодали сильно и воды не было. Для партизан это было кошмаром, особенно для женщин. Потому что не было элементарно, где помыться. С верхнего Кок-Асана идёт речка вот там, на высоте. Погибших, расстрелянных немцами, и лошадей бросали в ручей, а нам приходилось пить эту воду».
Керченец Александр Григорьевич Лубенцов не пропускает ни одной встречи в Нижнем Кок-Асане. В годы Великой Отечественной войны он воевал в составе диверсионной группы, а затем примкнул к партизанам. Благодаря ему и его товарищам было успешно проведено тринадцать диверсионных операций, пущено под откос девять составов и выведено из строя множество вражеской техники.

АЛЕКСАНДР ЛУБЕНЦОВ партизан, участник боевых действий Великой Отечественной войны (Керчь): «До того как стать партизанам, я был в Керченско-феодосийском десанте. Я был уже опытный боец. Уже страх научился загонять подальше. Хотя страшно было всё равно. Но после того как увидишь семь тысяч трупов расстрелянных немцами, после этого такая злость закипает, такая ярость. Конечно, это все придавало сил, и потом, мы же патриоты были. У нас была диверсионная группа 3 человека. Я, Саша Беспалов и Костя Богданов. Вот мы втроем составляли диверсионную группу, я был командиром. Я сначала примыкал к подпольной организации, а потом только ушёл в лес к партизанам. До ухода в лес мы пустили под откос два эшелона и взорвали базу с 120 тоннами горючего. База сильно охранялась, но Саша знал, когда происходит смена караула. Нам удалось пробраться через проволоку и заложить мину».

После торжественного митинга гости партизанской встречи устроили привал. Единственный тост за этим столом - за тех, кто отдал свою жизнь за Победу.
http://www.nts-tv.com/14398-pa...j-raz.html

События в начале января 1944 г. в зуйских лесах, в районе Васильковской балки – достаточно малоисследованная и редко упоминаемая трагедия партизанского движения в Крыму и гражданского населения в годы Великой Отечественной войны. Не только молва людская доносила до нас память об этом дне. События в Васильковской балке отражены как в архивных документах, так и в опубликованных мемуарах и воспоминаниях партизан и гражданских лиц-очевидцев событий. Однако в целом, подробная и правдивая история событий, произошедших в указанном месте, до сих пор не написана.
В ноябре 1943 г. советские войска захватили плацдарм на Керченском полуострове и на южном берегу Сиваша. Создалось впечатление, что скоро Крым будет очищен от оккупантов и их пособников. Да, радость – в преддверии освобождения – была, но была и ошибка. Роковая.

Не оценив полностью создавшуюся обстановку, областной подпольный партийный центр (ОППЦ), находившийся в Зуйских лесах, после приказа оккупационной администрации от 29 октября 1943 г. о «добровольной» эвакуации населения из Крыма принял недостаточно обоснованное решение (не задумываясь серьезно о его последствиях) разослать своих представителей в села Симферопольского, Зуйского, Карасубазарского (Белогорского), Старокрымского, Алуштинского и Бахчисарайского районов с «задачей поднять народ на уход в лес к партизанам». К этому же призывало и обращение «К населению Крыма» (письмо жителей, ушедших в лес), выпущенное в виде листовки 3 ноября 1943 г.

В результате под защиту партизан ушло в общей сложности не менее 10000 человек: женщин, стариков и детей с домашним скарбом, скотом и запасами продовольствия. Но вот учет пришедших в лес не везде велся должным образом. Так, по данным штаба Южного соединения, только из 13 населенных пунктов, расположенных вокруг Алуштинского заповедника, под защиту отрядов 4-й партизанской бригады к середине декабря ушли 2701 человек, в том числе из деревень Саблы (ныне Партизанское) - 437, Бодрак (ныне Трудолюбовка) - 529, Мангуш (ныне Прохладное) - 278, Бия-Сала (ныне Верхоречье) - 359 человек и др. Точных данных о гражданском населении Карасубазарского и Зуйского районов, ушедших в леса, не найдено – общие оценки указывают на 3 - 3,5 тысячи человек. Увы, в Северном соединении партизан Крыма к учету гражданских подошли спустя рукава.

Присутствие населения, расположившегося в так называемых гражданских лагерях, лишило партизан их основного боевого качества - маневренности и вынудило вести несвойственные партизанам позиционные оборонительные бои, чего, собственно, и добивалось немецкое командование, так как в период затяжных боев коммуникации 17-й армии оказывались без воздействия партизан.

Оккупационные власти ужесточили режим с конца 1943 года. Карательные отряды сожгли почти все деревни, из которых мирное население ушло в леса (по данным Книг Памяти Республики Крым всего было сожжено 81 селение и в них 5268 дворов, причем на территории Зуйского района – 21 населенный пункт с 880 дворами), а войска, выделенные для противопартизанской борьбы, приступили к проведению операций, направленных на блокаду и уничтожение партизанских группировок в Старокрымских, Карасубазарских, Зуйских лесах и в Алуштинском заповеднике.

Первыми на очереди оказались Зуйские леса, так как в них находились партизанские аэродромы, ОППЦ, три партизанские бригады и большое количество мирного населения. 24 декабря 1943 года командование оккупационных войск в Крыму развернуло наступление против партизан зуйских лесов.

Карательный корпус, выделенный для этой цели, состоял из двух румынских горнострелковых дивизий, четырех немецких пехотных и восьми полицейских батальонов. Им были приданы 16 танков, несколько эскадрилий штурмовой и бомбардировочной авиации, 18 минометных и 12 артиллерийских батарей разных калибров. Партизаны имели гораздо меньше сил: карателям противостояли 1-я, 5-я и 6-я бригады, общей численностью 2345 человек, одна батарея 76-мм пушек и одна батарея горных установок «катюш».

В течение месяца до начала операции над партизанскими лагерями летали немецкие самолеты. Авиация противника один за другим наносила бомбовые удары, обстреливала лес из пушек и пулеметов, сбрасывала листовки, призывавшие партизан и гражданское население сдаваться. Несколько раз предпринималась разведка боем. А с 27 декабря 1943 г. начался первая фаза прочеса в зуйских лесах, продолжавшаяся до 8 января 1944 г.

Партизаны были вынуждены защищать гражданские лагеря, частью сил (3-й и 21-й отряды) заняв позиционную оборону. Опасаясь, что остатки 1-й, 5-й и 6-й партизанских бригад подвергнутся разгрому, КШПД передал в лес приказание: «Молния - Ямпольскому, Савченко. …В крайнем случае сохраняйте боевой состав, маневрируйте невзирая на опасность, грозящую мирному населению… Булатов. 1.1.44 г.».

В результате 3-4 января 1944 г. произошла трагедия в Васильковской балке, где мирное население и раненые были подвергнуты массированным бомбоштурмовым ударам авиации, после чего в балку ворвались румыны и добровольцы-полицейские….

Вот как вспоминает об этих днях прославленный партизанский командир Федор Федоренко в своих мемуарах – изданной уже в 1990-е годы книге «Годы партизанские»: «3 января. 21.30. Луговой и Осовский, занимавшиеся эвакуацией раненых и гражданского населения, возвращаются в штаб. Вместе с разведчиками, которых Ямпольский посылал в Васильковскую балку. На Луговом лица нет. Таким удрученным я никогда Николая Дмитриевича, не видел. Оказывается, он был свидетелем большой трагедии в Васильковской балке.

...Трудноуправляемая колонна - люди с тяжелоранеными на носилках, раненые полегче, еле бредущие в изнеможении по снежной целине, за ними бесконечная, казалось, вереница гражданских - остановилась на дневку. Как-то рассредоточились по склонам Васильковской. Измотанные тяжким переходом в сыром тумане, отдались во власть сна. Уже не колонна, а россыпь сотен людей на снегу. Ее охраняли Третий, Шестой, Двадцать первый отряды Пятой бригады. Медсестры в полуразрушенном домике лесника как могли поддерживали самых тяжелых - это Егоров, Ваднев, Шаров, Мазурец... Одни из главных героев моей повести-хроники.

К полудню рассеялся туман, люди отдыхали, пригревшись на солнышке. Ответственный за гражданские лагеря Андрей Поскребов доложил Луговому и начальнику штаба Пятой бригады Сендецкому, что все спокойно, все пока в порядке. А через час началось невообразимое. В балку посыпались десятки бомб. Сбросившие их самолеты не улетели - закружили коршунами, поливая склоны Васильковской пулеметным огнем. Фашистские летчики не могли не видеть, по каким целям бьют, но в зверском упоении продолжали косить женщин, детей, стариков. Этот кошмар длился более получаса...

К счастью, тяжелораненые, что находились в домике лесника, ни от бомбежки, ни от обстрела не пострадали. Но самых тяжелых санитары и медсестры куда-то увели, унесли. Где они теперь, что с ними, никто не знает...

Сразу после бомбежки и обстрела каратели пытались ворваться в балку. Не удалось - далеко и надежно отбросили их боевые группы Двадцать первого отряда под командой комиссара Грабовецкого. К тому времени, когда Луговой и Осовский уходили из Пятой, все ее отряды оставались на своих позициях. Андрей Поскребов пытался вернуть гражданское население в состояние хоть сколько-нибудь организованной массы. Командир бригады Филипп Соловей лично руководил рассредоточением тяжелораненых по удобным для того расщелинам в скалах...

Командование соединения вновь оказалось перед трудным выбором решения, как быть с гражданским населением. Остановились на том, что Луговой и Осовский, более других приобщенные к неотложным заботам Филиппа Соловья и Андрея Поскребова, немедленно, хоть и устали донельзя, отправятся в Пятую и сделают все возможное, чтобы вывести население гражданских лагерей в район северо-западнее горы Токуш.

4 января. В полночный час примерно полторы тысячи гражданских, собранных по склонам Васильковской балки, под прикрытием отрядов Пятой бригады тронулись в путь. К утру они уже были укрыты в лесу близ села Тау-Кипчак. Но начальник штаба Сендецкий заметил, что по их следу в тот же лес идет еще одна, неизвестная, колонна стариков, женщин, детей. Большая колонна! Наверное, сводная - из нескольких окрестных деревень. Видно, из зоны прочеса выбирается...

Она уже подходила к опушке, как ее и расположение бригады густо пробомбили фашистские самолеты. И сразу после бомбардировки, дополненной артобстрелом, на позиции Пятой двинулась румынская пехота. С трех направлений!

Соловья там не было - задержался с тяжелоранеными в Васильковской балке. Оборону бригады возглавил Сендецкий. То была безупречная по организации и стойкости оборона. Да как устоять, если у противника многократное численное превосходство, если у него минометы и артиллерия. Если по его вызову самолеты с крестами на крыльях сыплют и сыплют на тебя бомбы...

Разрозненными отрядами Пятая покинула тот лес. Гражданские разбежались - разбрелись по нему кто куда, только бы подальше от фашистов. Лишь немногие ушли с отрядами. К вечеру Сендецкий привел бригаду к нам на Бурму».

А вот воспоминания со стороны гражданской - Нины Павловны Антоник, опубликованные в Интернете на сайте Артема Драбкина. «В конце октября – начале ноября 1943-го года жители многих сел Симферопольского района ушли в леса к партизанам…. Этот исход из деревни в лес был полон звуков – коровы ревут, собаки гавкают, кошки и гуси кричат. В общем, люди что могли, все с собой взяли. В итоге добрались до одного из партизанских отрядов, где нас определили в гражданский лагерь.

В декабре 1943 года начался первый прочес, в боевой группе все еще не хватало патронов и гранат, но тогда партизаны отбили все атаки. А второй прочес, названный «большим», который начался в конце декабря 1943 - в январе 1944 года, был действительно страшен. В нашем отряде после первых же боев появилось множество раненых и убитых. Честно признаюсь, что во время этот «большого прочеса» крымских партизан сильно разбили. Днем лес гудел от снарядов и бомб. И только постепенно к ночи звуки войны стихали.

В ночь со 2 на 3 января нас переправили из гражданского лагеря у горы Яман-Таш в Васильковскую балку за восемь километров. Мы передвигались только пешком, а маленьких детей везли на лошадях. Иногда мы делали остановки, и нас заводили в пещеры в скалах. Хотя, что это был за отдых, ни присесть, ни прилечь, кругом снег, мы шли босые. К тому времени обувка у многих в горах стерлась, и мы вручную из парашютного шелка мастерили каждый себе ботинки. Но в горах после нескольких же шагов такая обувь разрывалась. Кормили немного, за всю ночь по жменьке кукурузы выдали, мы даже и не почувствовали ее вкус. Все ощущали голод, но ни еды, ни воды нет, поэтому снегом себе губы намочишь, и на этом все. Кстати, до балки мы с мамой на лошади подвезли одного раненого, мама ее вела под уздцы, а он всю дорогу кричал сильным криком, видимо, у него рана загноилась.

Когда мы наконец-то добрались до балки, оказалось, что здесь набилось очень много народу, лошадей и скота. Маму с тремя женщинами отправили помогать раненным, их лежало очень много в небольших домиках, расположенных по краям балки. Было страшно, домик, расположенный поблизости от того места, где мы остановились, прямо гудел от стонов и криков. Мама вернулась ко мне и сказала, что в домиках никакой медицины не было, перевязочного материала не хватало. Затем она снова ушла, потому что начальник партизанского госпиталя попросил женщин хоть что-то сварить и покормить раненых. Я же устроилась ночью на опушке леса под деревом. Уже начала рассветать, как вдруг я вижу, как недалеко от меня в воздух взвились сигнальные ракеты желтоватого цвета. Причем эти ракеты шли одна за другой, видимо, кто-то тут же недалеко их выпускал. Я очень удивилась, думаю: «Что же это такое?» Потом выяснилось, что кто-то нас предал, и показал немцам, где мы находимся. Вскоре, откуда ни возьмись, налетело множество немецких самолетов, они начали бомбить балку и обстреливать ее из пулеметов. В общем, сделали из расположившихся там людей и скота настоящую кашу. После бомбежки к балке со всех сторон подошли каратели и открыли ружейный и пулеметный огонь. Сколько там народу полегло, я даже не скажу. Одного могу заметить – ужас как много народу там погибло.

Во время бомбежки я пыталась хоть где-то спрятаться. Везде раздавались крики «Помоги!» Да чем я-то могла им помочь?! Бежала, куда глаза глядят. И невдалеке от балки уже вечером нас, выживших, начали собирать, появился партизанский командир, фамилии его не знаю, он имел кличку «Медведь», он объявил: «Кто здесь есть из наших, из 17-го отряда, подойдите поближе». Тут я и маму встретила, она тоже подошла к нему, а ведь во время бомбежки я ее потеряла. Господи, мама вьюки несла с мылом, а есть-то нечего. Здесь мне довелось увидеть самую страшную картину за все время войны – во время бомбежки, чтобы грудные дети не выдали наше местоположение криком, родители им грудь давали и прижимали к себе. И вот я увидела, как у одной женщины на руках лежит ребенок, который у ее груди задохнулся. Когда же мы собрались, Медведь нам сказал: «Кто может, идемте со мной, мы пробьемся, а с детьми людей я не возьму, как хотите, так и спасайтесь». Причем как сказал, так и сделал, никаких просьб и слушать не стал. Мама мне говорит: «Что же мы полезем под пули, будем здесь сидеть, вдруг немцы мимо пройдут». Неподалеку от места сбора протекала речка, и была небольшая пещера, мы туда залезли. Только устроились, как внезапно началась стрельба, видимо, это партизаны во главе с Медведем прорывались, затем выстрелы становились все тише и тише. Мы сидели в пещерке, и тут раздались крики немцев, мол, вылезайте. Так мы попали в плен.

Нас повели обратно в Васильковую балку. Оказалось, что немцы и местные добровольцами сделали плетневые клетки, куда посадили раненных партизан, мы идем мимо, они просят воды напиться. Когда уже вышли из балки, то почувствовали запах гари. Обернулись – смотрим, все клетки запалили и живьем сожгли пленных.

Из леса нас пешком пригнали в поселок Зуя Симферопольского района, где поставили под автоматы, и только здесь я увидела, как людей осталось от гражданского лагеря 17-го партизанского отряда. Кстати, немцы в Зуе собрали одних женщин и детей, мужчин никого не было. Загнали нас в подвал какого-то здания, вода выше пояса, мы всю ночь как сельди в банке простояли там. Утром сверху кричит переводчик: «Выходите!» Что же, мы вышли, дали нам хлеб, провонявший дымом и намазанный чем-то невкусным. После скудного завтрака посадили в кузов больших грузовиков, и из Зуи нас довезли в Симферополь. Здесь всех раздели догола, мы все быстро замерзли, и долго голышом ждали, пока наши тряпки выжаривали от вшей. Кроме того, нас помыли, ничем так и не покормили, хотя, как помню, лично я и не хотела есть от страха. Мы ведь думали, что немцы всех как партизан расстреляют. Но нас погрузили в телячьи вагоны и отвезли в Евпаторию. Оттуда пешком пригнали в Ак-Мечетский (ныне – Черноморский) район, прямо в райцентр Ак-Мечеть».

Увы, сейчас в Крыму проживают всего несколько человек, прошедшие тот январский кошмар. Вере Павловне Пасисниченко тогда было 12 лет. И вспоминая те дни, она не сдерживает слез: «Жили мы в Баланово. В лес, к партизанам, нас вывезли бричками. Я находились здесь, в скалах, у партизан, с матерью и четырьмя братьями. Рядом с нами были двое стариков – муж и жена, они вернулись домой, вырыли в огороде яму и там прятались. А мы остались. Было голодно. А вдоль балки татары сажали фасоль. Мы просили у них её поесть. Нам не отказывали. Но татар никто не трогал. А потом нас бомбили самолёты. Стреляли из пулемёта. Кидали бомбы и железные бочки с камнями. Мать спрятала нас в большом дереве с дуплом, мы там разместились кое как. А сверху она нас еще прикрыла одеялом, и еще собой. Во время бомбёжки её ранило в копчик. Она после этого долго не пожила...

Потом пришли немцы и кого поймали увели в плен в Баксан (ныне Межгорье, Белогорского района). Когда нас гнали то тут, то там лежали мёртвые. Мы натолкнулись на еще живого, сильно раненого мужчину, который вёл корову. К корове был привязан топор. Раненый говорит мамке (проходили рядом с ним) передайте моей жене Фросе в Мазанку, что я погиб. В Баксане поставили перед длинными окопами – детей отдельно, женщин и мужчины отдельно. До вечера нас держали.

Вечером приехал начальник и велел везти в Белогорск. Погрузили детей и женщин. Мужчин погрузили и увезли отдельно. Что с ними стало не знаю. Женщин и детей привезли в Белогорскую тюрьму, мы там трое суток сидели. Без еды. И во двор (по нужде) не выпускали. Во дворе тюрьмы женщины крошили капусту и кидали нам за решетку кочерыжки – но нас было много – не хватало на всех, кто схватит, того и еда. После трехдневного сидения нас повезли в Симферополь и даже покормили – дали по куску хлеба намазанного повидлом.

В Симферополе повезли в концлагерь при совхозе «Красный». Кто нас охранял я не знаю. А потом, когда немцы начали бомбить Симферополь, нас стали вывозить: мамку с братьями забрали, а меня женщина через дырку в заборе вытянула и забрала к себе. Кроме меня женщина прятала в подвале трех партизан. Но их обнаружили - партизан расстреляли, а меня соседка определила в детдом в Симферополь. … Мама в детдоме меня нашла и мы вернулись в Баланово, домой».

Теперь о самом печальном – гибели людей. Историки из Научно-исследовательской лаборатории «Крым во Второй мировой войне 1939-1945 гг.» тщательно изучили документы и исследования прошлых лет, придя к горьким выводам – никто гражданских не считал и после васильковской бойни…. Только партизан учли…. По существующим данным (доложенные в Крымский штаб партизанского движения), потери только партизан составили с 28 декабря 1943-го по 8 января 1944 г. убитыми 88 человек, ранеными 250 чел. Каратели захватили в плен и расстреляли 176 раненых партизан; данные по гражданскому населению в отчете отсутствуют.

А что же оккупанты по этому поводу писали? В конце 1947 года в Севастополе прошел судебный процесс над некоторыми видными немецкими военачальниками – преступниками, залившими крымскую землю кровью. В протоколе допроса «самого главного немца в Крыму в начале 1944 года», генерал-полковника Эрвина Енеке по поводу первого прочеса, он признает что «в операции было взято в плен 150 человек и убито на месте 100 партизан, большинство пленных было приговорено к смертной казни и расстреляны, все население было поголовно ограблено, разграблено минимум 12 деревень, урожай полностью уничтожен». Но, похоже, темнил командующий 17-й армией….

Вот современные румынские исследователи Виктор Ниту и Драгош Пуска приводят данные более страшные – может быть свой точностью…. «4 января, группа партизан была окружена и ликвидирована. В течении 7 дней боевых действий советские партизаны понесли следующие потери: 1147 убитых и раненых, 2559 пленных. Потери румын: 43 убитых и 189 раненых…». Однако они не разделяют собственно партизан и гражданских лиц.

Значительное число мирных жителей было угнано карателями из леса в концентрационные лагеря, в т.ч. в лагерь смерти на территории совхоза «Красный», где многие погибли в январе – апреле 1944 г.

А как отразилась трагедия в Васильковской балке в акте Крымской комиссии, итоговом документе, предъявленном в Нюрнбергский трибунал? Увы, цифры много меньше. Всего по данным Государственной Крымской республиканской комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причинённого ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР, на 2 октября 1944 г. в Зуйском районе Крымской АССР было расстреляно 123 гражданина, угнано в рабство 231 человек, всего 354 жертвы. Данные уточненные на сентябрь 1945 г. по этому же району составляют: 219 мирных граждан расстреляно, 1 – замучен, 315 – угнано в рабство. Несомненно, что среди этих людей были и мирные жители, попавшие в трагические события в районе Васильковской балки.

И еще об одной стороне этой трагедии. Меня, как авиатора в прошлом, интересует именно действия авиации в том январе сорок четвертого. И моральная сторона поступков асов Геринга и Антонеску…. По установленным данным, в нанесении авиационных бомбоштурмовых ударов по местности в рамках противопартизанской операции участвовали три части штурмовой авиации 4-го воздушного флота люфтваффе – германская группа III./SG3 (командир – гауптман Хайнц Хоге, всего самолетов-штурмовиков - 13 Ju-87D-3, 21-Ju 87D-5) и румынская группа Grupul 3 Pikaj (15 Ju-87D-3/D-5); итого – на конец декабря 1943 г. 49 самолетов, аэродром базирования – Каранкут (ныне окрестности с. Веселое Джанкойского района) с бетонной взлетно-посадочной полосой; в качестве штурмовиков использовались также бипланы Go-145 из 6-й ночной группы NSGr6 (около 30 самолетов, аэродром Каранкут). Кроме штурмовиков, установлено применение самолетов-разведчиков FW-189A-3 из разведэскадрильи 1.(H) /21 (аэродром Сарабуз, 14 самолетов), а также возможно использование другой авиатехники из частей люфтваффе. Расстояние от аэродрома Каранкут до Васильковской балки – 75 км, это груженной бомбами «штуке» лететь минут пятнадцать на крейсерской скорости…. А то, что летчики видели, на кого они сбрасывают до 1800 кг бомб только с одного самолета, в этом не сомневаюсь – обзор из кабины «юнкерса» хороший….

В настоящее время в Васильковской балке находятся три памятника, относимых к партизанскому движению в период Великой Отечественной войны. Рядом с развалами бывшей казармы лесников расположена братская могила, где в принципе и захоронено большинство убитых. Неподалеку еще один памятный знак на плите из черного мрамора: «Остановись прохожий склони голову над братской могилой здесь покоятся старики и дети погибшие от рук фашистов в январе 1944 года. Пусть земля им будет пухом». В устье балки западнее, в полукилометре от развилки находится известный памятник-мемориал «Книжка» установленный в начале 1990-х годов.

А теперь стоит и крест – не просто символ. Души невинно убиенных отпеты, но они продолжают стучать в нашу память.
http://novoross.info/kray-russ...-foto.html