Украинцы в Харбине. Дополнение к теме Русский Харбин

Анатолий Тыщенко (он же Квитченко, Диброва). Из коллекции г-жи Леси Джура, дочери Григория Купецкого, снято около 1938 года.

Загадочный составитель первого в мире украинско-японского словаря https://forum.vgd.ru/post/614/39480/p4863595.htm#pp4863595

Цитата из статьи Окабэ Ёсихико:

«Когда сотрудник японских властей спросил, хотят ли они поговорить с украинцем, Купецкий выразил такое желание. Через некоторое время появился телеграфно-телефонный инженер Анатолий Тыщенко (известный также как Квитченко/Квытчэнко или Диброва). Тыщенко рассказал, что родился в 1910 году, получил образование инженера связи, был партийным функционером в Харькове. После Голодомора у него возникли сомнения, и, будучи заподозренным в авторстве антисоветских листовок в Полтаве, он был исключен из партии, арестован, приговорен к 6 годам и отправлен в Сибирь. Его назначили ответственным за строительство новой телефонной линии вдоль железной дороги, что позволяло ему много путешествовать. Летом 1937 года он сбежал из Советского Союза.

Тыщенко пожаловался Купецкому, что японские власти не доверяют ему и полностью изолировали его от других украинцев. Он сказал, что его много расспрашивали о технологии строительства телефонных линий и телеграфа, а также о Советском Союзе, и что он передал японской стороне массу сведений. В течение трех часов он говорил о том, что хотел бы участвовать в общественной, культурной и политической деятельности украинцев, если предоставится возможность, и Купецкий составил о нем очень хорошее мнение.

Тыщенко также использовал фамилию Квитченко. Его биография полна загадок. Согласно «Изучению въезда в СССР и Маньчжурию», составленному штабом Квантунской армии в 1938 году, Тищенко Анатолий Петрович въехал в Маньчжурию из уезда Чикэ, провинции Хэйхэ, 13 апреля 1937 года. Причиной было то, что он «почувствовал опасность, поскольку его семья была увезена в связи с чисткой». С другой стороны, в Бюро по делам белых русских в 1940 году он был зарегистрирован как «Квитченко». По словам Купецкого, Тыщенко также был «Дибровой» — одним из составителей первого в мире «Украинско-японского словаря», изданного в Синкё/Харбине в 1944 году.

Поскольку Татьяна Квитченко была одним из авторов этого словаря и его супругой, то, вероятно, после женитьбы Тыщенко стал использовать фамилию жены — Квитченко. На фотографии, сделанной в Харбине 29 октября 1941 года, Тыщенко, теперь Квитченко, одет в форму Кёвакай (Общества Согласия) Маньчжоу-Го и носит на левой груди значок украинского герба — Тризуба. На обратной стороне фотографии Квиченко сделал надпись для Купецкого: «От доброго земляка Анатолия», что указывает на их глубокую связь. Позднее Купецкий и Квитченко поклялись стать побратимами в Харбинской Церкви Покрова Пресвятой Богородицы (Украинский храм) в присутствии отца Миколы Турфанива».

Вот как Купецкий описывает эти события в своей книге мемуаров:

«Мое личное положение в Харбине становилось невыносимым. В финансовом отношении я стоял очень хорошо, работая шофером на «автобирже». Однако я не испытывал никакого удовлетворения как украинец, а еще меньше — как националист, а уж меньше всего — как боевик-революционер.

Привыкший постоянно работать среди своих, или среди чужих, но с сознанием, что делаю это для Украины, теперь я стал испытывать беспокойство из-за нехватки такой работы.

Свое положение я объяснял тем, что стал ненужным. С другой стороны, как посланный работать на этом участке нашего фронта, я не хотел его оставлять. Может быть, когда-нибудь что-то изменится – утешал я себя. Но время шло, а изменений не было никаких. Тогда впервые я подумал о том, чтобы обзавестись семьей. В то время, возможно, и под влиянием тех обстоятельств, крепли мои отношения с одной моей бывшей хористкой. Она была очень красива, на редкость достойно вела себя в обществе, была дочерью украинского священника, который погиб от рук большевиков. Сама она с сестрой и матерью познала все превратности судьбы.

Но у нее был один «недостаток»: она была замужем!

Однако, когда у нас обоих не только в головах, но и в сердцах поднялась буря, она бросила мужа. Получила развод и в один прекрасный день, ранней весной 1940 года, сказала мне:

— Теперь твоё слово: докажи, что ты меня любишь!

Мне не оставалось ничего другого, кроме как повести ее в церковь и обвенчаться. Девушка из Львова уже давно обо мне забыла. Должен ли я и дальше оставаться холостяком? Имел ли я право допустить, чтобы мой род на мне оборвался? Может, он и не такой уж важный, но почему я должен брать на себя вину за прерывание родовой нити?

На Петра и Павла (12-го июля) 1940 г. состоялась маленькая свадьба, хотя справляли ее две пары. Вместе с нами венчалась еще одна пара бывших членов УДСiчi (Украинской Дальневосточной Сечи). После свадьбы мне стало немного легче и веселее. Когда я приходил домой, то было с кем если уж не полюбиться, то хотя бы полаяться (побраниться). Люди женатые знают, что я хочу сказать.

Однажды я узнал, что некий Анатоль Квитченко, живущий в Синкё (Синьцзине), обратился к главе Украинской Национальной Колонии с просьбой подыскать ему невесту-украинку. При этом он поставил только одно условие – кандидатка должна быть бывшей активисткой Украинской Дальневосточной Сечи. Такая девушка нашлась и согласилась. Вскоре после того я лично встретил Квитченко, который оказался тем самым Анатолем Тыщенко, с которым я встречался в 1937 году по дороге в Харбин.

Как видим, потребовалось три года, чтобы японцы ослабили ему вожжи, но при условии, что он женится. Жил он по-прежнему в столице Маньчжурии, работая в каком-то японском бюро. За это время он овладел японским языком и задумал составить украино-японский словарь. На вопрос, как я смотрю на такой словарь, я согласился, что это очень хорошая мысль. И он приступил к работе. Помогали ему два японца в бюро. Они довольно хорошо знали русский язык, поэтому с их помощью он находил соответствующие японские слова и иероглифы, а машинистки печатали их на отдельных листах.

Через год, весной 1941 года, я поехал к нему на специальное совещание по вопросу того словаря. Мы сидели два дня и три ночи, разговаривая не только о словаре, а вообще об украинских делах. Он, как оказалось, был более осведомлен об украинских, да и вообще о политических делах, связанных с Украиной, чем я мог этого ожидать. Анатоль признался мне, что в Маньчжурию его послали большевики, но от японцев он это скрыл. По его словам, на большевиков он работать не желает, потому что понял: трудиться можно только для своего народа.

Анатоль Тыщенко часто приезжал в Харбин, где я встречался с ним у его тестя. Наша дружба крепла, и наконец Анатоль предложил мне побратимство. Не только на словах, но и освященное в церкви. Хотя такое предложение было для меня нетипичным, я согласился. В один день, в украинской церкви Св. Покрова отец протоирей М. Труфанив связал нас присягой».

https://forum.vgd.ru/post/614/178692/p5474131.htm#pp5474131

Групповая фотография сотрудников Харбинского офиса Южно-Маньчжурской железной дороги (около 1925–29 гг.). Из коллекции г-на Фурусавы Такахико. В первом ряду, третий слева, предположительно, Китагава Сикадзо, во втором ряду, третий слева (справа и позади Китагавы), предположительно, Хориэ Кадзумаса. В первом ряду, пятый справа, – директор Фурусава Кокичи.

«Тоска по Малороссии · Украинская церковь»

Источник: Харбинское железнодорожное управление, редакция (Третий сборник), «Храмы Харбина», Харбинское железнодорожное общество Косайкай.

Shō-ro — это японское название для Малороссии (историческое название, использовавшееся в Российской империи для обозначения Украины или её части).

Использование термина Shō-ro указывает на устаревшее, имперское название Украины, что отражает исторический контекст, в котором был издан этот сборник.

Заметка из первого номера газеты «Шанхайская община» (орган Украинских граждан Шанхая № 1, 17 августа, 1937 года, 1993 Ave. Edward VII apt. 3.)

Неприятная вещь

В украинском еженедельнике «Маньчжурский Вестник», который издается в г. Харбине, в ч. 24 (194) от 13 июня с. г., некий борзописец от имени Шанхайской Общины, возможно, просто движимый праздной фантазией, поместил такую (уж слишком) громкую весть: (огромными буквами)

«ТЕЛЕГРАММА КОРОЛЯ ГЕОРГА VI»

Далее продолжение заголовка «ВАЖНОЕ СОБЫТИЕ», затем следует содержание:

«По случаю коронации Их Величеств Короля и Королевы Англии, Украинская колония г. Шанхая, находящаяся на английской концессии, направила их величествам отдельную приветственную телеграмму с выражением глубочайшего почтения и благодарности.»

Далее пишется: «В ответ на это числа 15 мая 1937 года Украинская колония г. Шанхая получила следующую милостивую телеграфную ответ Их Величеств, которую приводим дословно»

Депеша № 1725.

«Мною получено ваше Украинское поздравление. С большой приятностью его принимаю, а также благодарю за чувства, которые нам выражаете и в свою очередь поздравляю всю Украинскую колонию г. Шанхая и считаю, что проживающие на территории английской концессии Украинцы являются равными в правах с нашими подданными, верными мне.

Король Георг VI и Королева Елизавета»

Далее пишется, что королевский ответ произвел большое впечатление и на иностранцев. Неизвестно, какое впечатление он произвел на иностранцев, а что касается Шанхайской Общины, то на нее он произвел уж слишком грандиозное впечатление.

Для Правления Общины эта коварная выдумка явилась очень неприятным сюрпризом, ибо Правление Общины никогда и никакой приветственной телеграммы не посылало и вполне понятно, что и ответа никакого не получало. Правление крайне удивлено, кому понадобилось выдумывать такую вещь и с какой целью?

Сношения с королями и президентами — это не компетенция Правления Общины, для этого у нас есть свой Правительственный центр, есть Главный Атаман, есть Глава Министров, а право не может выходить за пределы своей компетенции, этого оно тщательно придерживается.

Правление Общины по случаю коронации Их Величества Короля Георга VI и Королевы Елизаветы направило свои поздравления БРИТАНСКОМУ ГЕНЕРАЛЬНОМУ КОНСУЛУ в г. Шанхае и получило вежливый ответ с благодарностью, на чем все и было закончено, а тут на тебе: «Депеша» 1725, да это же преступление. От имени такой высокочтимой особы фабриковать депеши... расписываться за королей, этим-то занимается редакция «М.В.».

Правление Общины никогда таких сообщений «Маньчжурскому Вестнику» не давало и, выражая свое удивление, решительно протестует против втягивания Общины в такие неприятные истории, которые ставят ее в затруднительное положение и требуют давать опровержения на страницах газет.

Одновременно с этим Правление Общины просит «М. В.» не помещать никаких статей о жизни Общины без санкции Правления, в противном случае Правление Общины будет вынуждено давать свои опровержения, что, мы полагаем, для уважаемой редакции не очень желательно.

— По поручению Правления Общины.
(Секретарь)
Снежный.

Зелёный Клин в вышиванках: фотографии первых украинских семей на Дальнем Востоке

https://localhistory.org.ua/ru...mu-skhodi/

«Що воно таке, сей Уссурiйський край?» — думают старики, прикрывая глаза от солнца, и напрягают воображение представить себе эту сказочную страну на конце света и то громадное пространство, что залегает между ней и Великим Перевозом, мысленно увидать, как тянется длинный обоз, нагруженный добром, бабами и детьми, медленно скрипят колеса, бегут собаки и шагают за обозом по мягкой пыльной дороге, пригретой догорающим солнцем, «дядьки» в широких шароварах. Небось и они все глядят в эту загадочную голубоватую даль: «Що воно таке, сей Уссурiйський край?»

А старый Шкуть, опершись на палку, надвинув на лоб шапку, представляет себе воз сына и с покорной улыбкой бормочет: Я йому, бачите, i пилу i фуганок дав... i як хату строiть, вiн тепер знаэ... Не пропаде!

Звонкий девический голос замирает за рекою:

Ой, зiйди, зiйди,
Ясен мiсяцю!

Глубокое молчание. Южное ночное небо в крупных жемчужных звездах. Темный силуэт неподвижного тополя рисуется на фоне ночного неба. Под ним чернеет крыша, белеют стены хаты. Звезды сияют сквозь листья и ветви...

И.А. Бунин «На край света»