НЕМЦЫ В ИСТОРИИ РОССИИ. 1652-1917

УДК 94[(477.64)+(477.72)+(477.75)]:911.37(=112.2):070”1917”
НІМЕЦЬКІ КОЛОНІЇ ТАВРІЙСЬКОЇ ГУБЕРНІЇ В ПЕРІОД РЕВОЛЮЦІЇ 1917 РОКУ (ЗА МАТЕРІАЛАМИ ГАЗЕТИ «ЮЖНЫЕ ВЕДОМОСТИ»)
Т. С. ВІНЦКОВСЬКИЙ, к.і.н., доцент, Одеський національний університет імені І. І. Мечникова (Україна)

Реконструкція подій Української національної революції 1917 – 1921 рр. включає у себе осмислення найрізноманітніших зрізів епохи, котра стимулювала до життя не лише державо - чи націєтворчі процеси у середовищі окремих народів південно-західної частини колишньої Російської імперії (українці, білоруси, поляки), глибинні зрушення у контексті ментальних та соціальних трансформацій, але й саморефлексії не найчисельніших етнічних груп щодо пошуку свого місця у нових суспільно-політичних і правових реаліях. До таких належали німецькі колоністи Таврійської губернії, які попри упосліджене становище внаслідок формування образу ворога в період Першої світової війни, стали помітними учасниками суспільно-політичного життя регіону.
Попри чималу кількість спеціальних праць у котрих аналізувалися причини та обставини утворення німецьких колоній на українських землях, особливості їхнього господарювання, культурно-освітнє життя громад, у тому числі в період революційних потрясінь, винесена в заголовок статті проблема не знайшла відображення на шпальтах наукових і науково-популярних видань, позаяк автори передусім відстежували загальні тенденції на тривалому проміжку часу [1, 2, 3, 4]. Вітчизняні та іноземні дослідники, які безпосередньо редукували дослідницький інтерес до впливу революції на долю німецьких поселень в Україні здебільшого концентрувалися на сюжетах, які або не були прямо пов’язані з Таврійською губернією [5, 6, 7, 8, 9, 10], оскільки більшою динамікою відрізнялися осередки з інших регіонів країни на котрих падала дослідницька проекція, або лише побічно аналізували роль громадян німецького походження у подіях в межах суспільних змін і громадянської війни [11]. Винятком слід вважати роботу Ю. Лаптєва, який здійснив першу спробу вивести проблему з наукового маргінесу [12]. У рамках більш узагальнюючої теми, де не лише характеризувалося становище низки етнічних груп, але й евристичні можливості часопису «Южные ведомости», розглядалася рефлексія німецьких громад на нові політичні тренди [13].
Дослідження окресленої проблематики також слід розглядати у контексті написання узагальнюючого наративу історії Української революції з залученням усіх можливих сюжетів, котрі можуть доповнити існуючу мозаїку подій 1917 р., про що говорили автори узагальнюючої академічної праці, анонсуючи евристичний потенціал на шляху вмонтування в фокус епохи чималої кількості «великих і малих тем», котрі залишаються не розкритими й до сьогодні [14, c. 461]. Тому у пропонованій науковій розвідці ставимо завдання проаналізувати рефлексії німецьких громад Таврійської губернії на падіння царизму, дослідити участь німців-колоністів у суспільно-політичному та культурно-релігійному житті краю, відновити імена лідерів місцевих товариств, з’ясувати особливості та закономірності участі представників общин у революційних процесах.
Перші німецькі колонії з'явилися на території Таврійської губернії на початку ХІХ ст. внаслідок загальної іноземній колонізації цього краю. Разом із землею вони отримували від російського уряду значні пільги. До середини ХІХ ст. німецькі колонії сформувалися на двох локальних територіях. Перша з них в межах Мелітопольського повіту, а друга – на землях Кримського півострова.
Пізніше, до 1860-1870-х років вони розширили свій ареал розселення за рахунок земель в Дніпровському повіті [15]. Вплив німців-землевласників на економічний розвиток регіону було істотним, але події Першої світової війни a priori перетворили цей народ в потенційно неблагонадійний. Чисельний склад німецької діаспори в Таврійській губернії на початку ХХ століття обраховується в межах 78 тис. чол. або 5,41% від усього населення регіону, з явним превалюванням Бердянського, Мелітопольського і Перекопського повітів [16]. А за даними авторів узагальнюючої монографії на 1917 р. у Криму мешкало понад 41 тис. німців у селах Перекопського, Сімферопольського та Феодосійського повітів [11, c. 117].
Падіння царизму та подальший курс Тимчасового уряду на лібералізацію внутрішньої політики мало позитивні наслідки для німецького населення країни, позаяк вже 11 березня 1917 р. спеціальною постановою кабінет міністрів Ґ. Львова призупинив виконання усього «ліквідаційного» законодавства, спрямованого проти даної етнічної групи. У документі, який 15 березня був надісланий на місця, зазначалося, що остаточне вирішення питання має відбутися на Установчих зборах [17, c. 233]. Згодом, восени 1917 р., німці-колоністи навіть
отримали право вступати до війська і отримувати звання [18, 27 сентября].
Обнадійливі новини з Петрограда знайшли дзеркальне відбиття у середовищі німецьких громад Таврійської губернії, реакція яких потрапила на шпальти сімферопольського часопису. Дописувач відзначив демонстрацію почуттів німців Криму, які публічно висловили «<...> щиру радість з нагоди повалення старого ладу і вітали нову еру <...>» [18, 21 марта], а вже на 25 березня призначалося прийняття присяги на вірність Тимчасовому уряду. Церемонія повинна була проходити в приміщенні сімферопольської євангельсько-лютеранської церкви [18, 25 марта]. Такі заходи були загальноприйнятими для більшості національних громад, але стосовно німців редакційні замітки зустрічаються значно частіше, порівняно з іншими народами. Тільки за березень редколегія запропонувала читачам ознайомитися з чотирма такими випадками – в Сімферополі (двічі), Феодосії та Джанкої, що на нашу думку, може пояснюватися бажанням
зайвий раз продемонструвати лояльність до Російської держави в період світової війни, яка ще не закінчилася.
Одне з таких зібрань відбулося наприкінці березня у приміщенні лютеранського училища. До нього прибули здебільшого мешканці Сімферополя та повіту (усього близько 200 осіб), які постановили надіслати привітальні телеграми голові Державної Думи М. Родзянку та прем’єру Ґ. Львову на знак подяки щодо скасування національних обмежень. Присутні підтвердили нещодавні запевнення про підтримку Тимчасового уряду та обрали комітет, котрий мав на «перших порах об’єднати діяльність німців міста Сімферополя і його повіту»
[18, 31 марта]. Ю. Лаптєв назвав його Сімферопольським губернським комітетом німців, який очолив присяжний повірений А. Ґейне [12, c. 72-74], але вищенаведена цитата ставить дану тезу під сумнів.
Німецьке населення Джанкоя та околиць зібралося у приміщенні німецького училища під головуванням колишнього члена ІІІ-ї Державної Думи Ґ. Ґальваса, який звернувся до присутніх з промовою, у котрій розтлумачив існуючу політичну ситуацію в країні й підкреслив необхідність «дружньої, спокійної і плідної
роботи для блага оновленої матінки – Росії». Як і сімферопольські одноплемінники місцеві члени громади одностайно вирішили підтримати нову петроградську владу, задекларувавши не лише моральну солідарність, але й прикладні дії у вигляді обіцянки засіву максимально великих площ орної землі, підпискою на урядову програму «позики свободи» та негайного зібрання коштів на потреби держави, що було реалізовано у розмірі 1000 крб. безпосередньо під час зборів.
Тоді ж пролунали заклики зміцнити вибір народу шляхом підготовки виборів до Установчих зборів й обранням виконавчого комітету німців Джанкою [18, 2 апреля], але дописувач не повідомляв чи таку структуру тоді вдалося створити.
Пожертвами на потреби революції відзначилися й німці Феодосії [18, 7 мая]. Крім сказаного, звертає на себе увагу та закономірність, що німецькі громади в ці ж дні почали виробляти стратегію і тактику не тільки щодо стосунків з революційною російською владою, а й формували своє бачення місця й ролі власної етнічної групи у здійсненні структурних реформ. Їх можна позначити таким чином – 1) підготовка до виборів в Установчі збори, 2) інституалізація локальних німецьких суспільно-політичних, релігійних та культурницьких організацій [18, 21 марта, 25 марта, 31 марта, 2 апреля]. Звичним трендом епохи стало залучення до активної суспільно-політичної роботи не тільки чоловічого населення, а й жінок. Так, на 4 травня в лютеранському училищі Сімферополя планувалися збори німкень для виборів 5-ти депутаток до місцевого жіночого клубу для участі в майбутніх виборах до міської думи [18, 4 мая].
Темпи самоорганізації таврійських німців у різних містах та повітах губернії були різними. Якщо в Сімферополі й повіті вказані процеси розгорталися максимально оперативно, і вже до початку квітня були сформовані керівні структури, то на периферії означені тенденції дещо запізнювалися. Приміром, у Мелітопольському повіті тільки до кінця травня був створений Комітет російських громадян німецької національності, який визначав головною метою свого існування захист інтересів представників цього народу. До складу Комітету увійшли Я. Нейфельд (голова), І. Вікман, Ф. Вейнинґер, Ф. Фукс, А. Енґель, І. Ісаак та Д. Ґільдебранд.
Вони прагнули до співпраці з Таврійським тимчасовим виконавчим комітетом, постійним представником у якому став І. Ісаак [18, 30 мая].
У ці ж дні відбувся з'їзд німців-колоністів Феодосійського повіту. Він проходив у селі Окреч поблизу станції Грамматикове за участі понад 100 делегатів під головуванням Т. Раппа. У прикінцевій резолюції журналісти «Южных ведомостей» виділяли три головних пункти: 1) реорганізація жіночого училища в прогімназію (пропозиція не отримала підтримку), 2) формування виконавчого комітету організації німців-колоністів повіту у складі – голова Х. Нусс, заступник С. Едіґер, секретар і скарбник Д. Бос, 3) на 11 червня призначався наступний з'їзд [18, 3 июня, 18 июня]. Організаційні імпульси спостерігалися і в Судаку, де місцева громада планувала організувати власний виконавчий комітет [18, 9 июня].
Імовірно феодосійські німці протягом червня 1917 р. проявляли найбільшу активність, оскільки в редакційних замітках фіксувалися майже виключно їхні зібрання, що проходили регулярно. Вони отримали відображення в чотирьох випадках, тільки один раз мова йшла про вищевказані збори в Судаку. Зокрема, часопис повідомляв про постанову повітового зібрання феодосійських німців (до 100 осіб) щодо відкриття «вищого жіночого початкового училища» [18, 18 июня] та підготовку до виборів у міську думу [18, 29 июня]. Втім вагомих політичних результатів німецьким громадам отримати не вдалося. Жоден німець не отримав мандат в Феодосійську міську думу [18, 3 июня, 18 июня, 22 июня, 29 июня, 13 июля].
Вибори до повітового земства дають підстави припустити, що з-поміж партійних осередків один з найбільших впливів на місцеве німецьке населення мали кадети [18, 26 августа], а на відміну від Феодосійської думи, волосне земство було представлено гласними – німцями. Ймовірно сказане стосується й Євпаторійського волосного земства, оскільки журналісти відзначали, що там, де мешкали німці-землевласники вибори пройшли найуспішніше [18, 19 сентября].
Напередодні виборів до Сімферопольської думи часопис подавав інформацію про виборчі списки в губернському центрі, у яких містилися дані про 556 німців, що становило 1,62% від тих мешканців, хто мав право голосу [18, 30 мая]. Вочевидь з міркувань посилення шансів на перемогу у перегонах місцева громада об’єдналася з естонською общиною у список №10 «німецько-естонське товариство» до якого увійшло 18 осіб, повний перелік котрого мав наступний вигляд: 1) В. Налбандов (домовласник), 2) Р. Лєріх (директор міського банку), 3) А. Арнас (почесний громадянин), 4) Б. Ґіммельфарб (присяжний повірений), 5) Л. Мантель (присяжний повірений, штабс-капітан), 6) А. Ватель (голова правління 1-го товариства взаємного кредиту), 7) В. Макурін (засновник бухгал-
терських курсів), 8) Н. Кокінас (купець), 9) В. Кіблєр (інженер-архітектор), 10) Я. Риков (інженер), 11) І. Ясинський (старший нотаріус), 12) Р. бей Кримтаєв (член повітової земської управи), 13) І. Кеймін (провізор), 14) В. Селінський (помічник присяжного повіреного), 15) А. Ґейне (присяжний повірений), 16) В. Вейденбаум (лікар), 17) Ф. Петров (купець), 18) Ґ. Бенеш (токар) [18, 8 июля].
За результатами виборів список №10 набрав 219 голосів [18, 18 июля], а Сімферопольська дума поповнилася двома гласними-німцями [18, 19 июля], але чи вони представляли «німецько-естонське товариство» чи увійшли туди по одній з партійних квот газета не повідомляла.
Дії німецького населення Таврійського краю спрямовані на подальшу консолідацію зусиль слід трактувати в контексті загальноросійських тенденцій, адже з початком революції була створена Спілка німців-колоністів Чорномор’я (об’єднувала на серпень 1917 р. понад 7200 осіб [17, c. 240]), що стала складовою частиною Всеросійської організації німців. Провідну роль у ній відігравали колонії Одещини, а Центральний комітет Спілки наполегливо підкреслював аполітичність цієї організації й виключно національний характер її завдань, головним з яких проголошувався зв'язок з історичною батьківщиною [7, c. 44].
Натомість російські автори стверджують, що протягом першої половини 1917 р. на теренах колишньої імперії існувало три головних центри німців – Тимчасовий організаційний комітет (ТОК) в Одесі, Головний комітет у Москві та Розпорядний комітет у Саратові. Саме представники ТОК виступали на організаційних зібраннях німців у Таврійській губернії [17, c. 235-236], отже місцеві громади перебували у сфері впливу одеської структури на чолі з Л. Рейхертом.
Характерно, що практично у всіх наступних повідомленнях таврійські німці теж згадувалися у зв'язку з виборами, що свідчить про їхню активну політичну позицію й бажання легальним шляхом захищати свої інтереси. Сказане
стосується і виборів до Всеросійських Установчих зборів. Вже до середини жовтня було затверджено і зареєстровано єдиний список німецьких поселенців і земельних власників, що складався з 7-ми осіб. Його очолив учитель Гальбштадтського комерційного училища (Молочанськ) меноніт В. Унру [18, 26 августа, 18 сентября, 4 октября, 11 октября, 15 октября, 18 октября, 31 октября]. Іншими кандидатами стали А. Мєйєндорф, Я. Шенфельд (патер), Т. Гальвас (Цюріхсталь), Ф. Ґлеклер (помічник присяжного повіреного), Х. Мецгер (вчитель гімназії M. Волошенка) та Єдіч (вчитель Ейґенфельдського сільськогосподарського училища). За підсумками виборів вони зайняли 6-те місце з-поміж інших, що на думку Ю. Лаптєва не дало змогу провести жодного кандидата до Установчих зборів [12, c. 75]. Натомість інші автори наполягають, що барон А. Мєйєндорф,
колишній заступник голови ІІІ-ї Державної Думи, став єдиним німцем, обраним до Всеросійських Установчих зборів [17, c. 241].
Така жвава участь у суспільно-політичному житті посприяла отриманню німецькими товариствами місць у губернських органах влади, створюваних після падіння Тимчасового уряду і проголошення УНР. Зокрема, делегати від німецьких колоній взяли участь у роботі губернського з’їзду місцевих самоуправлінь, національних організацій та партій, який провів свою роботу 20 – 22 листопада 1917 р.
На згаданому форумі було утворено Раду народних представників (РНП), котра мала перебрати на себе владні повноваження на час до врегулювання політичної ситуації в країні. У початковому варіанті персонального складу РНП німецьким колоністам виділяли мінімальну квоту – 1 делегата [18, 21 ноября, 23 ноября]. У ході полеміки щодо надання місць в РНП виступив з промовою А. Ґейне. Він сказав, що німців у губернії 10-11% й постанова комісії про надання його народу лише одного місця є несправедливою, вони просили 4 місця. Зрештою делегати проголосували резолюцію у якій затвердили склад РНП у кількості 48 осіб, з яких двоє представляли німецькі громади [18, 25 ноября]. Ними стали А. Ґейне і лікар фон Коссарт [12, c. 77]. Разом з тим, аналізована тенденція затіняла інші сторони життя цієї громади, які так і не потрапили на сторінки видання.
Отже, німецькі колоністи Таврійської губернії оптимістично сприйняли падіння царизму і заявили свою підтримку Тимчасовому уряду. З початку революції й до кінця 1917 р. вони взяли активну участь у суспільно-політичному та культурно-релігійному житті краю, а одними з найактивніших громад стали об’єднання Сімферополя та Феодосії. При цьому вони тісно співробітничали з загальноросійськими організаціями німців. Зазначені громади організовуючись у національні товариства, стали учасниками виборів до міських дум, земств, Всеросійських
Установчих зборів та формували нові загальногубернські органи самоврядування, а також ставили на порядок денний проблеми освітнього характеру.

Література
1. Кулинич І. М., Кривець Н. В. Нариси з історії німецьких колоній в Україні. – К., 1995. – 272 с.
2. Васильчук В. М. Німці України: суспільний та національний аспекти ХХ – початок ХХІ ст.: Автореф. дис... д-ра істор. наук: 07.00.01. – Донецьк, 2006. – 39 с.
3. Плесская Э. Г. Немцы Причерноморья. – Одесса: Астропринт, 2008. – 136 с.
4. Зарічук В. Нариси з історії та культури німців Причорномор’я. – Одеса: Астропринт, 2012. – 176 с.
5. Айсфельд А. Немецкие колонисты юга Украины в 1917-1918 гг. // Вопросы германской истории. Выпуск 25. Немцы в Украине. Материалы украинско-германской научной конференции. Днепропетровск, 26-29 сентября 1995 г. – Днепропетровск: ДГУ, 1996. – С. 125-133.
6. Безносов А. И. К вопросу об участии немецких колонистов и меннонитов в гражданской войне на юге Украины (1917 – 1921 гг.) // Вопросы германской истории. Выпуск 25. Немцы в Украине. Материалы украинско-германской научной конференции. Днепропетровск, 26-29 сентября 1995 г. – Днепропетровск: ДГУ, 1996. – С. 112-125.
7. Горбань Т. До питання політичних пріоритетів німців України в період національно-демократичної революції 1917 – 1920 років // Етнічна історія народів Європи. – К.: УНІСЕРВ, 2004. – Випуск 16. Німці в етнокультурному просторі України. – С. 43-48.
8. Ядловська О. Трансформації серед німецького населення Півдня України в 1917 – 1920 рр. // Схід. – 2007. – №2 (80) березень – квітень. – С. 64-68.
9. Ядловська О. С. Політична діяльність німецькомовного населення Півдня України в умовах Центральної Ради / О. С. Ядловська // Гілея (науковий вісник): Збірник наукових праць. — К.: Національний педагогічний університет ім. М. П. Драгоманова; Українська академія наук, 2011. — Вип. 55. — С. 72–79.
10. Зарубин В. «Проект Украина». Крым в годы смуты (1917 – 1921 гг.). – Харьков: Фолио, 2013. – 218 с.
11. Крим в етнополітичному вимірі. – К.: Світогляд, 2005. – 533 с.
12. Лаптев Ю. Н. Революция и гражданская война (1917 – 1920 гг.) в судьбе немецкого населения Крыма // Немцы в Крыму: Очерки истории и культуры. – Симферополь: Таврия-Плюс, 2000. – 256 с.
13. Винцковский Т. Общественно-политическая жизнь в Таврической губернии во время революции 1917 года: этнополитический аспект (по матеріалам симферопольской газеты «Южные ведомости») // Danubius. XXX. – Galați: Editura Muzeului de Istorie, 2012. – Р. 283-311.
14. Нарис історії Української революції 1917 – 1921 років. У двох книгах. Книга друга. – К.: Наукова думка, 2012. – 464 c.
15. Замуруйцев О. В. Німецьке землеволодіння в Таврійській губернії в середині ХІХ – на початку ХХ століття: [Електронний ресурс] – С. 223-227. – Режим доступу: http://web.znu.edu.ua/pu/articles/226.pdf
16. Чорний С. Національний склад населення України в XX сторіччі. Довідник: [Електронний ресурс] – Київ: ДНВП "Картографія", 2001. – Режим доступу: http://etno.uaweb.org/nsklad/1897-tavrijska.html
17. Герман А. А., Иларионова Т. С., Плеве И. Р. История немцев России: Учебное пособие. – М.:
Издательство «МСНК-пресс», 2005. – 542 c.
18. Южные ведомости. – 1917.

Литература о пребывании германских и австро-венгерских подданных в Коми крае в годы Первой мировой войны:

1) Бондаренко О. В зырянском плену. // Дым Отечества. 2004-2005. Вып. 5. – Сыктывкар, 2010. – С. 594 – 596.
2) Бондаренко О.Е. Военнообязанные Германии и Австро-Венгрии в Коми крае в годы Первой мировой войны. // Проблемы истории России XVIII – XX вв. [Научные чтения памяти Ю.Д. Марголиса]. – Сыктывкар, 1997. – С. 50 – 57.
3) Бондаренко О. Е. Военнопленные в Усть-Сысольске в годы Первой мировой войны. // Вестник Сыктывкарского университета. Сер. 8. Вып. 2. – Сыктывкар, 1997. – С. 61 – 69.
4) Бондаренко О.Е. Коми край и Первая мировая война: новый сюжет. // Немцы в Коми: история, современность, перспективы. – Сыктывкар, 2001. – С. 16 – 25.
5) Бондаренко О.Е. Коми край в период Первой мировой войны: монография / О.Е. Бондаренко. – Сыктывкар: Издательство СыктГУ, 2014. – 156 с. (Глава III. «С посылаемыми к Вам военнопленными… нужно обходиться корректно», стр. 64 – 93, на стр. 68 – 71 есть таблица со сведениями о иностранных подданных, проживавших на территории Яренского уезда в 1916 г.).
6) Бондаренко О.Е., Таскаев М.В., Жеребцов И.Л. «Военнопленные» в Коми крае. // Архивы в XXI в.: проблемы и перспективы: тезисы докладов. – Сыктывкар, 2002. – С. 121 – 125.
7) Военнопленные в Усть-Сысольске // Сыктывкар в прошлом и настоящем (исторические очерки). – Сыктывкар, 2020. – С. 152-155.
8) Горская, А. Памятник военнопленным Первой мировой // Дым отечества. Историко-краеведческий выпуск газеты Республика. – 2014. – 21 июня (№ 75). – С. 7.
9) Жеребцов И.Л., Таскаев М.В., Рогачев М.Б., Колегов Б.Р. Историческая хроника. Республика Коми с древнейших времён. – Сыктывкар: Коми книжное издательство, 2002. – С. 109.
10) История Коми с древнейших времён до конца XX века. Т. 2. – Сыктывкар: Коми книжное издательство, 2004. – 704 с. (Глава 6, § 2 ««Военнопленные» в Коми крае» стр. 126 – 130, авторы Бондаренко О.Е., Таскаев М.В., Жеребцов И.Л.).
11) Коми край в годы Первой мировой войны (1914 – 1918). Сборник документов и материалов / Сост. М.В. Таскаев, С.В. Бандура. – Сыктывкар, 2014. – 204 с. (Серия «Новые источники по истории Европейского Севера России. Вып. 1).
12) Кудешов, П.С. В грозный час испытаний: Слобода и слобожане в годы Русско-японской и Первой мировой войн / П.С. Кудешов; МБУК "Эжвинская ЦБС", ЦБ "Светоч". – Сыктывкар, 2016. – 64 с. (Глава 2, § 4 «Задержать подданных неприятельских государств в качестве военнопленных…», стр. 47 – 53, на стр. 49 – 51 есть список иностранных военнозадержанных, проживавших в Слободе в 1916 – 1917 гг. с краткими биографическими данными).
13) Кудешов, П. Задержать подданных неприятельских государств в качестве военнопленных…». // Огни Вычегды. – 2015. – 20 февраля (№ 6). – С. 10.
14) Мацук М.А. Германские и Австро-Венгерские подданные, умершие и похороненные в городе Усть-Сысольске в годы I Мировой войны (Проект, направленный на восстановление имен иностранцев, умерших и похороненных на территории Российского Севера). // Вопросы истории и культуры северных стран и территорий. – 2009. – № 1 (5). – http://www.hcpncr.com/journ509/journ509matsuk.html
15) Рогачев М.Б. «Столица зырянского края»: Очерки истории Усть-Сысольска конца XVIII – начала XX веков. – Сыктывкар: ООО «Коми республиканская типография», 2010. – С. 121.
16) Таскаев М.В., Жеребцов И.Л. Военнопленные в Коми крае в XVIII – начале XX вв. // Воинский подвиг защитников Отечества. Т. 2. – Вологда, 2000.
17) Таскаев М.В. Военнопленные Тройственного союза в Коми крае (1916 – 1919). // Участие жителей Коми края в войнах и вооружённых конфликтах (XI – начало XX века): Труды Коми отделения АВИН. Вып. 1. – Сыктывкар, 2004. – С. 89 – 96.
18) Таскаев М.В. Австрийские военнопленные в коми. // Родники пармы. Вып. 5. – Сыктывкар, 2000. – С. 13 – 17.
19) Таскаев М. Великая российская революция в Коми крае. Хроника событий. // Дым Отечества. Историко-краеведческое издание. – 2017. - № 5 – 6. – С. 63, 68. (Имеется информация о создании в 1917 г. лагеря для иностранных военнопленных под Усть-Сысольском, в котором содержалось до 1000 человек; перечисляются имена австро-венгерских офицеров, содержавшихся в лагере).
20) Таскаев М.В. Подданные и военнопленные Австро-Венгрии, Германии и Турции в Коми крае (1916-1919 гг.). // Вопросы истории и культуры северных стран и территорий. – 2009. – № 1 (5). – http://www.hcpncr.com/journ509/journ509taskaev.html

Тобольские немцы во второй половине XIX - начале XX в.
Авторы: Шкаревский Денис Николаевич - кандидат исторических наук, старший преподаватель Сургутского государственного университета; Посохов Виктор Георгиевич - аспирант Сургутского государственного университета.

При изучении процессов формирования немецких общин и адаптации немцев в Сибири основное внимание обычно уделяется Югу Сибири (современные Томская, Омская области) и сегодняшнему Северному Казахстану. Вопросы, связанные с переселением и адаптацией немцев в Тобольской губернии менее изучены. Между тем местная специфика в данном случае, в силу географических и этноконфессиональных особенностей региона, требует специального изучения и уточнений.
Формирование немецкой диаспоры и адаптации немцев прошло в три основных периода.
В 1850 - 1880-е годы немецкие общины сформировались в Локтинской волости (Тюкалинский уезд) в старожильческих поселках Рига, Ревель, Гельсинфорг, Ковалево, Иваново. Всего в этих поселениях насчитывалось 39 немецких семей (домохозяйств), которые владели 1755 дес. земли1. Причин, по которым колонисты направились в Сибирь, было несколько. Пожалуй, основной из них был земельный вопрос. Немецкие колонии, образованные во второй половине XVIII - начале XIX в. в Поволжье и на Украине к середине XIX в. начали испытывать "земельный голод". Приобрести землю в Сибири можно было намного дешевле, чем в центральной части России.
На 1890 - 1910-е годы приходится этап, связанный с целенаправленной правительственной политикой переселения крестьян (в том числе немцев) в Сибирь, способствовавшей экономическому освоению региона. При этом власти стремились расселять переселенцев "вперемешку", дисперсно, чтобы ускорить культурную адаптацию немцев и, в частности, побудить их к использованию русского языка.
Преобладали и теперь экономические причины переселения: мигранты по-прежнему стремились решить для себя земельный вопрос, но уже при поддержке государства, а не только при помощи своих "материнских колоний". Государство обеспечивало немцев-переселенцев землей, а также в виде ссуд снабжало всем необходимым: посевным материалом, орудиями труда, скотом и т.п. В это время в Сибири можно было получить в качестве надела 15 десятин на одну мужскую душу и, кроме того, сравнительно дешево купить или арендовать землю. Так и возникли поселения немцев-колонистов на казенных землях в Тобольской губернии.
В конце XIX - начале XX в. на территории губернии существовало два основных района немецкой крестьянской колонизации: поселения в Тюкалинском и Тарском уездах; одна колония и два имения немцев в Ишимском уезде, три имения в Тобольском уезде и одно в Курганском уезде. На выбор места влияли природно-климатические особенности заселяемых районов и степень их хозяйственной освоенности, а также стремление мигрантов поселиться компактно рядом с земляками.
Всего к 1915 г. в Тюкалинском уезде было водворено 745 немецких семей, имевших в собственности 41 721 дес. земли2. Поселок Львовский (Покровская волость Тюкалинского уезда) - один из первых переселенческих поселков с немецким населением - возник в 1895 году3. В 1899 г. появился поселок Кирьяновский (Крутолучинская вол.). В этом же году в Кулачинской волости был образован участок Кремлевский 1-й, в 1900 г. - участок Трусовский и в 1906 г. - еще несколько участков в той же волости (Кирьяновский, Романовский, Чучкинский, Кремлевский 2-й, Кирьяновский 2-й, Ромберовский).
Остальные переселенческие поселки возникли уже в годы Столыпинской аграрной реформы. В 1907 г. в Крупянской волости был основан поселок Малиновский; в Корниловской волости - Второфоминский (впоследствии - самое крупное немецкое поселение в Тобольской губернии (к 1915 г. - 162 отдельных домохозяина). В Кулачинской волости - участки Девятириковский 1-й, Бородинский 1-й, Классовский, Девятириковский 2-й, Бородинский 3-й, в Болылемогильской волости - участок Помогаевский. В 1908 г. сразу в нескольких волостях Тюкалинского уезда были образованы новые переселенческие поселки. В Троицкой волости появились поселки Березовский и Аракульский; в Царицынской волости - Семеновский; в Бекишевской волости - Тарлыцкий, Гуровский и деревня Окуневка; в Андреевской волости - поселки Золотухинский и Макаркинский; в Большемогильской волости - Бабаиловский и Масляновский; в Кулачинской волости - участки Ивашкевич, Бородинский 2-й. В 1909 г. в Большемогильской волости немцы-переселенцы основали поселок Смаляновский. В 1910 г. в Кулачинской волости - участки Халдеевский и Шпехтовский. В Еланской волости в 1912 г. - поселок Павловский, а в 1913 г. там же еще три переселенческих поселка - Хортицкий, Журавлинский, Сергиевский. В 1914 г. в Любинской волости образованы участки Казанцевский и Беляевский4.
В Тарском уезде в порядке переселения и землеустройства было образовано в 1897 - 1908 гг. 17 немецких поселков (263 домохозяина, 11 397 десятин). Первыми поселениями в Тарских урманах (темнохвойный лес на приречных участках таежной зоны Западной и Средней Сибири с преобладанием пихты, кедра, ели), где обосновались немцы, были поселки Межевской, Сагузинский и Эстонский, основанные в 1897 году. В 1898 г. появились поселки Романовский, Скерлинский, Андреевский, Федоровский; в 1899 г. - поселки Березовский, Александровский, Литковский, Средне-Улюмский; в 1904 г. - Мариинский и Вишневский. Еще одна группа немецких поселков в Тарском уезде возникла в годы Столыпинской реформы: в 1907 г. появились поселки Романовский, Новоромановский, Верхнебобровский; в 1908 г. - Адамовский5.
По мнению П. П. Вибе, в Тарском и Тюкалинском уездах Тобольской губернии в 1915 г. было 20 немецких поселков с населением около 5 тыс. человек, имевших в пользовании около 32 тыс. дес. земли6. Более полный подсчет по Тарскому и Тюкалинскому уездам Тобольской губернии в целом показывает, что к началу первой мировой войны было 36 переселенческих поселков, в которых проживало около 8 тыс. немцев-колонистов, имевших в пользовании 38 410 дес. земли. Кроме того, в Тюкалинском уезде немцы-переселенцы арендовали пять участков (227 дес. земли, 89 отдельных домохозяев). Собственных участков немцев-переселенцев Тобольской губернии было 21 с земельными владениями в 11481 дес. земли и с числом отдельных домохозяев 285 человек7.
В Беловской волости Ишимского уезда Тобольской губернии в 1908 г. немцы основали колонию Петер Фельд (24 домохозяина, 1900 дес); в Ишимском уезде Красноярской волости немцы-поселяне из Таврической губернии купили в 1909 г. 6500 дес. земли и основали два имения: заимку "Энс" (10 человек обоего пола, 500 дес.) и заимку "Видэ" (8 человек, 6000 дес). В Тобольском уезде немцы-поселяне владели тремя имениями (342 дес. собственной земли). В Курганском уезде в начале XX в. немец-поселенец приобрел две десятины земли с мельницей8.
Таким образом, в Тобольской губернии к 1915 г. немцы-колонисты основали 69 поселений и имели в своей собственности 61 862 дес. земли. Основная масса немцев-переселенцев проживала в Тарском и Тюкалинском уездах. Точных данных об общей численности немцев в губернии нет. Согласно переписи 1897 г., насчитывалось 1120 чел. немецкоговорящего населения. Среди них были евреи (23) и один армянин. Таким образом, немцев должно было быть 1096 человек.
Тобольские немцы-колонисты происходили в основном из Екатеринославской, Таврической, Херсонской, Волынской, Полтавской, Варшавской, Воронежской, Самарской, Саратовской губерний9. По вероисповеданию они принадлежали к лютеранской (85%), православной (8%), римско-католической (6%), реформатской (1%) церквям. Но в начале XX в. происходила еще миграция меннонитов, которые селились вдоль Транссибирской магистрали, проходившей вдоль южной границы Тобольской губернии через Тюкалинский уезд. Лютеране же проживали преимущественно в Тарском уезде10.
По роду занятий в конце XIX в. среди тобольских немцев преобладали крестьяне (44%), около 23% составляли ремесленники (изготовление одежды, обработка дерева, металлов, минеральных веществ и т.п.), 6% тобольских немцев относились к категории "частная прислуга"; 5% составляли учителя, врачи, представители администрации и вооруженных сил; торговлей занималось около 3% немцев, различными промыслами - 2%11.
В урманы Тобольской губернии в этот период переселялись менее состоятельные, по сравнению с другими мигрантами, хозяева. Если переселенец в западносибирские урманы привозил с собой в среднем 131 руб., то переселенец в западносибирскую степь и лесостепь - 209 рублей12.
Устроиться в таежной полосе было гораздо труднее, чем в степной. Прежде чем приступать к распашке, землю нужно было очистить от леса. Как отмечал В. Дашкевич, у переселенцев практиковался "особый способ расчистки леса: они подсачивают деревья. Делается это так: весной вырезают вокруг ствола дерева кору до самой древесины. Дерево от этого сохнет, гниет и валится. При этом сгнивает не только дерево, но и его корни. Но все это делается не скоро - в 5 - 8 лет... Сильно заболоченные места необходимо осушить при помощи канав... Сама распашка земли очень трудна, так как земля покрыта дерном... Здесь нужны железные плуги, железные бороны и сильный скот, который в лесной полосе не дешев (средняя цена лошади 40 руб.)". Это замедляло адаптацию мигрантов, развитие их хозяйства. Как отмечал А. Кауфман, к 1911 - 1912 гг. в среднем на одно хозяйство в западносибирских урманах приходилось 1,4 лошади и 1,9 коровы (в западносибирской степи и лесостепи - 2,2 и 2,2, соответственно)13.
Тем не менее, немцы умели сравнительно быстро и успешно наладить свое хозяйство. Переселенческое хозяйство достигало нормального уровня, как правило, за 5 - 6 лет13 (во второй половине XVIII - начале XIX в. на это требовалось 10 - 15 лет).
"Главный хлеб таежной полосы - озимая рожь, затем идут ячмень, овес, яровая пшеница, яровая рожь, гречиха, лен, конопля, писал Дашкевич в 1912 г. - ...Средний урожай получается с десятины: ржи - от 40 до 80 пудов, пшеницы - от 30 до 70 пудов, овса - от 40 до 80 пудов, гречихи - от 20 до 60 пудов. Бывают, однако, годы, когда рожь и пшеница дают в некоторых местах 200 пудов с десятины... Картофеля собирают до 2000 пудов с десятины. Кроме земледелия переселенцы занимаются здесь и скотоводством... Огороды разводятся почти всеми переселенцами таежной полосы. На огородах садят капусту, лук, морковь, свеклу, редьку, подсолнечник, тыкву, огурцы и арбузы... Охота и сбор кедровых шишек и ягод являются подсобными помыслами почти каждой семьи живущей в тайге"14.
Немцам-переселенцам принадлежала немалая заслуга в распространении хуторской (фермерской) формы владения землей в Тобольской губернии. Многие немецкие частновладельческие хозяйства признавались образцовыми для своего времени. В них разводили скот лучших пород, использовали усовершенствованные орудия труда и сельскохозяйственные машины, прогрессивные способы обработки земли.
В поселениях Тобольской губернии немцы создавали мукомольные предприятия. В дер. Золотая Нива Покровской волости Тюкалинского уезда крестьяне П. Ерас, Я. Симмуль, К. Конгс, Г. Лихтин, Г. Паат, а также в дер. Гельсинфорг Локтинской волости Г. Тейгар, Д. и А. Ареасен в 1915 г. построили мукомольные мельницы с нефтяным двигателем15, причем они использовали самую совершенную на тот момент технику: двигатели английских фирм "Маршаль С. и Кo", "Рустон-Проктор".
На устройство подобных предприятий уходило до четырех лет, что объяснялось длительностью процедур, связанных с получением разрешения: приходилось оформить проект на постройку мельницы с пояснительной запиской; акт об осмотре грунта под будущим сооружением; приговор сельского схода об аренде земельного участка под строительство; свидетельство уездного исправника о неимении препятствий для строительства; разрешение губернского строительного отделения; документы об уплате гербовых сборов16. Большинство немцев-переселенцев слабо владели русским языком, поэтому для них эта процедура была особенно затруднительна.
Сложно складывались отношения немцев с местным населением. А. Н. Куломзин отмечал в своем докладе: "Между немцами и русскими часто происходят острые столкновения, доходящие до ожесточенной драки. Русские просят разрешения удалиться с поселка [п. Львовский], так как немцы грозят их всех перерезать и часто бьют детей. Колонисты, со своей стороны, тоже хотят удалиться, говоря, что с русскими в ладу жить нельзя. По словам русских, причина постоянных нападок немцев заключается в желании выжить их с участка, так как последние боятся, что, живя вместе с православными, дети их в конце концов могут перейти в православие и окончательно обрусеть. Далее, русские крестьяне жалуются, что когда они пришли на участок и застали там поселившихся немцев, то им было обещано, что в поселке их будет не более одной трети общего числа переселенцев. Между тем впоследствии колонистов поселили еще целую партию, так что в настоящее время их более русских"17.
В 1915 - 1916 гг. местные чиновники отмечали: "Отношение немцев к населению тех селений, в коих они водворены, а также к общественному устройству, неприязненное". Немцы на своих хуторах "ведут образ жизни замкнутый, с внешней стороны корректный, а по внутреннему складу не поддающийся определению", "у большинства немцев до 1915 г. в квартирах висели портреты императора Вильгельма... они до настоящего времени не желают признавать русского языка" и подают местным властям прошения и приговоры, писанных на немецком языке. Проживая обособленно, немцы все же не могли избежать столкновений с русскими и поляками - чаще всего "на религиозной почве и разнице культур"18.
Третий этап формирования немецких общин и их адаптации в Тобольской губернии начался в связи с первой мировой войной. Многочисленная немецкая диаспора, сформировавшаяся в результате переселенческой политики правительства второй половины XVIII - XIX в., стала доставлять беспокойство властям. Согласно переписи 1897 г. в Российской империи проживало 1790 тыс. немцев, или 1,4% всего населения19. Центральная администрация проводила жесткую антинемецкую политику, стремясь, по словам П. Г. Курлова, заставить российских немцев "отмежеваться от германцев, забыть об общности происхождения, забыть об общности языка и совершенно вычеркнуть из своей памяти родственников, сражающихся в войсках наших противников"20.
31 декабря 1914 г. командующий Северо-Западным фронтом генерал Н. В. Рузский обратился к начальнику штаба верховного главнокомандующего генералу Н. Н. Янушкевичу за разъяснением по поводу распоряжения верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича о "выселении из Привисленского края всех немецких колонистов". При этом главковерх предписывал: "1) выселять только мужское население в возрасте 15 лет и выше, женщин и детей не выселять; 2) выселять только сельское население, не распространяя выселение на городское население; 3) благонадежных лиц, состоящих на государственной и общественной службе, не выселять; 4) лиц, заподозренных в малейшей неблагожелательности к нам, выселять, невзирая на возраст, пол, место жительства или служебное и общественное положение"21.
11 января 1915 г. Янушкевич распространил зону выселения на всю линию фронта, а 15 января директор Департамента полиции генерал В. Ф. Джунковский разрешил высылать немцев во все губернии, кроме объявленных на военном положении. При этом решение проблем, связанных с приемом и водворением высланных немцев возлагалось на гражданские власти. 3 февраля 1915 г. было объявлено о "прекращении землевладения и землепользования подданных и выходцев из враждующих с Россией государств". Согласно этому указу, "волостным, сельским, селенным и мирским обществам, образованным из бывших в австрийском, венгерском или германском подданстве поселян-собственников, колонистов, поселенцев и иностранных хлебопашцев и других иностранных выходцев немецкого происхождения либо из потомков перечисленных лиц, воспрещается впредь совершение всякого рода актов о приобретении права собственности, права залога, а также права владения и пользования недвижимыми имуществами, отдельного от права собственности, равно как участие в публичных торгах на указанные имущества". Исключение было сделано лишь для некоторых категорий немцев: православных от рождения или принявших православие до 1 января 1914 г.; имеющих в числе родственников по восходящей или нисходящей линии (мужской) участников боевых действий русской армии или флота в звании офицеров или в качестве добровольцев или получивших награды за боевые отличия или погибших в военных действиях; для их вдов. Допускалось отдельным лицам пользование недвижимыми имуществами по договорам найма или аренды на срок не свыше шести лет.
В результате всего в 1914 - 1916 гг. было депортировано (интернировано) около 200 тыс. немцев, многие из которых являлись потомками немцев-колонистов, переселившихся в Россию во второй половине XVIII - начале XIX века22.
В Тобольске в конце 1915 - начале 1916 г. оказалось до 550 военнообязанных немцев, не являвшихся подданными Российской империи, но застигнутых началом войны на российской территории. В течение 1916 г. на территории Тобольской губернии насчитывалось 747 человек интернированных (на 1918 г. - не более 1080 человек)23.
Данные о численности военнопленных в Тобольской губернии, приводимые исследователями, варьируются от 26 тыс. до более 500 тыс. человек24. Однако анализ документов показывает, что в конце 1915 - начале 1916 г. в губернии находилось 40 116 военнопленных25.
Значительное количество среди интернированных составляли "хлебопашцы" (потомки колонистов) - 75 человек (около 14% от всех депортированных); домохозяек насчитывалось 60 человек (11%), детей в возрасте до 15 лет - 102 (18,5%). Малоквалифицированных и неквалифицированных рабочих (чернорабочие, токари, монтеры, техники, фабричные рабочие, шоферы, обойщики, литейщики и др.) - 63 (11,5%). Высококвалифицированных рабочих (инженеры, фабричные мастера) - четверо (0,7%); мелких предпринимателей (сыровары, шляпники, перчатники, портные, сапожники и др.) - 32 (около 5%), более крупных - 26 (около 5%); интеллигенции (артисты, корреспонденты, музыканты, фельдшеры и др.) - 25 (около 5%). При этом среди представителей интеллигенции не показаны учителя и врачи26.
Приезжали военнообязанные за свой счет и лишь при отсутствии денежных средств доставлялись по этапу. Они размещались в основном на частных квартирах и состояли в ведении Министерства внутренних дел: были обязаны отмечаться в полицейском участке. В случае нарушения режима их могли отправить в лагерь к военнопленным. Их положение было бедственным, настолько, что до 13% военнообязанных в Тобольске умерло от голода27.
Социальный состав военнопленных во многом совпадал с составом военнообязанных, но среди них "до 60% составляли крестьяне и батраки"28. Первоначально военнопленные размещались в казармах военного ведомства и на частных квартирах. Лишь к осени 1915 г. был устроен специальный концентрационный лагерь (27 построек: бараки, кухня, хлебопекарня, мастерская, лазарет, карцер, погреб, ледник и др.). Техника постройки бараков - фахверк (каркасно-столбовая конструкция) - говорит о том, что строили их сами же пленные. Лагерь был рассчитан на 6 тыс. военнопленных. Офицеров содержали в лучших условиях: офицерский барак был разделен перегородками на небольшие комнаты, имел большее количество печей для отопления. Для интернированных и военнопленных немцев был установлен комендантский час (им запрещалось появляться на улице после 19.00), им запрещалось посещать развлекательные и общественные места, собираться группами и громко говорить по-немецки29.
Однако уже с осени 1914 г. военнопленных использовали на общественных работах. Более 90% военнопленных, находившихся в Тобольском лагере, откомандировывались на полевые работы. Во главе каждой партии ставили военнопленного офицера, который более или менее мог изъясняться по-русски.
Местные городские власти пользовались трудом военнопленных при заготовке дров (в 1917 г. - 120 человек), в качестве пожарников, могильщиков, санитаров. При этом до 1915 г. их не заставляли выполнять "грязные" работы по благоустройству города, очистке мусорных ям, ассенизации30.
В период путины местные предприниматели нанимали пленных для рыбной ловли, брали в качестве кожевников, сапожников, чернорабочих, мельников, перевозчиков, зубных техников, мясников и т.п.; до 100 человек работали на товарищество Западно-Сибирского пароходства.
В случае, если пленные отказывались работать, предписывалось "никаких условий не предлагать... должны работать за цену, вами установленную"31. До февраля 1917 г. военнопленные получали на руки до 75% от заработка, а после - только 20 - 50 коп. Остальная часть, после вычета расходов на содержание пленного, сдавалась в доход казны. Поэтому некоторые пленные предпочитали заниматься своим привычным ремеслом.
Многие немецкие военнопленные показали себя как хорошие специалисты. В 1917 г. заведующий электрической станцией К. Новицкий просил губернского комиссара не отправлять на другие работы З. Штерна и Э. Горти, так как без них "работа станции прекратилась бы". Работа некоторых военнопленных настолько ценилась и была успешна, что они пытались открывать собственное дело. К примеру, германский подданный И. Витковский открыл сапожную мастерскую, И. Троутлан исполнял заказы по ремонту часов32. В местных газетах печатались объявления о предлагаемых ими услугах бухгалтера, электротехника, чертежника, учителей иностранных языков (английского, немецкого, французского) и музыки.
На содержание военнопленных государство отпускало ежегодно определенные суммы денег. Офицеры получали 50 - 75 руб. в месяц; сверх того приходили переводы от родственников, от "германских комитетов" (рядовым - до 30 руб., офицерам - до 50 руб. в месяц)33. При этом, как отмечали сами пленные, до 1917 г. на "50 руб. в месяц можно было жить с роскошью"34.
Подобная политика в области экономической адаптации этой новой категории немецкого населения вызывала рост межэтнической напряженности. В феврале 1918 г. 200 местных крестьян, угрожая военнопленным расправой, потребовали, чтобы те прекратили заниматься рубкой дров для городских нужд35. Местное население обвиняло пленных в том, что они снижают уровень оплаты за эти услуги, и в том, что, приобретая продукты на рынке не торгуясь, они способствуют росту дороговизны, и т.п.
Отмечалось стремление пленных придерживаться усвоенных ранее привычек, например, предпочтения кофе, хотя, вследствие его отсутствия в Сибири в условиях войны, пришлось привыкать и к чаю. Оберегая свою культурную самобытность, пленные и интернированные немцы в Тобольске совершали религиозные обряды по ритуалам римско-католической церкви, для чего обращались к священнику И. Булло36.
В течение второй половины XIX - начале XX в. в процессе формирования немецкой общины в Тобольской губернии основное внимание власти уделяли экономической адаптации немцев. Им была оказана помощь в переселении и налаживании хозяйства на новом месте. Однако здесь, по сравнению с более южными районами, сказывались сложные географические условия при гораздо меньшей материальной обеспеченности переселенцев. Администрация стремилась содействовать более быстрой культурной адаптации немцев, добиваясь их дисперсного расселения. Большинство переселенцев несмотря на это сохраняло свои традиции и язык.
В связи со стремлением правительства изъять земли у потомков колонистов для последнего этапа характерно принудительное переселение германских подданных и военнопленных в Сибирь. Это были в основном люди в возрасте 25 - 45 лет. В профессиональном плане среди них преобладали крестьяне и малоквалифицированные рабочие. Высококвалифицированные же рабочие и специалисты с высшим образованием, очевидно, использовались в Европейской части России для обеспечения военных нужд. Быстрой адаптации на новом месте в экономическом и профессиональном плане способствовала нехватка рабочих рук в Тобольской губернии, так как многие местные мужчины были направлены в действующую армию.
Немцы не стремились раствориться в местном населении. Об этом говорит и их стремление сохранить свою религиозную принадлежность, и отсутствие браков между ними и представительницами местного населения в период первой мировой войны. Политика правительства в этот период не способствовала адаптации и интеграции немцев в российское общество, и наблюдался рост межэтнической напряженности.

Примечания
1. Государственное учреждение Тюменской области Государственный архив в г.
2. Тобольске (далее ГУТО ГАТ), ф. 335, оп. 1, д. 1603, л. 41.
2. Там же, л. 47 - 47об.
3. Приложения к всеподданнейшему отчету статс-секретаря Куломзина по поездке в Сибирь для ознакомления с положением переселенческого дела. СПб. 1896, с. 68.
4. ГУТО ГАТ, ф. 335, оп. 1, д. 1603, л. 32 - 32об., 41.
5. Там же, л. 47, 28об. -29.
6. ВИБЕ П. П. Образование и становление немецких колоний в Западной Сибири в конце XIX - начале XX в. http://museum.omsktelecom.ru/d...e_col.htm.
7. ГУТО ГАТ, ф. 335, оп. 1, д. 1603, л. 28об. -29, 32 - 32об., 41.
8. Там же, л. 21об. -23, 35.
9. Там же, ф. 152, оп. 54, д. 14, л. 133 - 143.
10. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. 78. Тобольская губерния. СПб. 1905, с. 82 - 84.
11. Там же, с. 156 - 157.
12. КАУФМАН А. Переселенцы на новых местах. В кн.: КАУФМАН А. Община, переселение, статистика. М. 1915, с. 306.
13. ЯМЗИН И., ВОЩИНИН В. Учение о колонизации и переселениях. М. -Л. 1926, с. 58.
14. ДАШКЕВИЧ В. В. Переселение в Сибирь. СПб. 1912, с. 28, 313.
15. ГУТО ГАТ, ф. 353, оп. 1, д. 778, л. 1а, 29; д. 811, л. 1а, 31об.
16. Там же, д. 778, л. 30.
17. Приложения к всеподданнейшему отчету статс-секретаря Куломзина, с. 69.
18. ГУТО ГАТ, ф. 335, оп. 1, д. 1603, л. 47, 64, 74 - 75.
19. Первая всеобщая перепись населения по Российской империи 1897 г. Общий свод. Т. 2. СПб. 1905, 12.
20. НЕЛИПОВИЧ С. Г. Депортации в России 1914 - 1918 гг. - Военно-исторический журнал, 1997, N1, с. 42.
21. Там же.
22. Российские немцы Сибири. Депортация немецкого народа. http://sibrd.ru/index.php?page=57.
23. Подсчитано по: ГУТО ГАТ, ф. 152, оп. 54, д. 14, л. 12, 17 - 18, 38 - 50, 72 - 73, 95 - 101, 106- 107, 112 - 113; оп. 44, д. 519, л. 273; Сибирский листок, 1918, N120, с. 2.
24. ДАНИЛОВ В. А. Немецкие секции РКП(б) в Сибири в 1919 - 1921 гг. - Ученые записки Тюменского государственного университета, 1967, с. 85; ЗАГОРОДНЮК Н. И. Депортация немцев в Тобольскую губернию в годы Первой мировой войны. В кн.: Словцовские чтения-1996. Тюмень. 1997, с. 77; ШИШКИНА СЮ. Военнопленные в Тобольской губернии в годы первой мировой войны (1914 - 1917). В кн.: Словцовские чтения-1997. Тюмень. 1998, с. 77 - 78.
25. ГУТО ГАТ, ф. 152, оп. 44, д. 519, л. 272об.
26. Там же, оп. 54, д. 14, л. 38 - 50.
27. Там же, оп. 27, д. 191, л. 59; ф. 272, оп. 3, д. 30, л. 205 - 207.
28. ДАНИЛОВ В. А. Ук. соч., с. 69.
29. ГУТО ГАТ, ф. 353, оп. 1, д. 1036, л. 151 - 157; Сибирский листок, 1914, N124, с. 2.
30. ГУТО ГАТ, ф. И-1, оп. 1, д. 1133, л. 9; ф. 152, оп. 44, д. 520, л. 296об.
31. Там же, ф. 152, оп. 44, д. 511, л. 53.
32. Там же, оп. 27, д. 191, л. 53, 332.
33. Там же, ф. И-1, оп. 1, д. 1154, л. 98; Сибирский листок, 1916, N145, с. 2.
34. ГУТО ГАТ, ф. 152, оп. 27, д. 191, л. 332.
35. Там же, ф. 317, оп. 3, д. 6, л. 29.
36. Там же, ф. 152, оп. 29, д. 218, л. 3об. -4, 41об., 123.

Немецкие поселения на Кавказе. 1816-1914 гг.
Автор: Чернова-Дёке Тамара Николаевна - доктор исторических наук. Москва-Берлин.

Идею переселения немцев за Кавказ подал Главноуправляющий Грузией, генерал от инфантерии А. П. Ермолов (1777 - 1861 гг.), который был одновременно главой Чрезвычайного посольства в Персии. Роль его в этом неоспорима, но неоднозначна. В письме от 31 декабря 1816 г. управляющему МВД О. П. Козодавлеву он изложил мысль о создании в Грузии образцовой немецкой колонии для наставления местных жителей в сельском хозяйстве и предложил "поселить здесь колонию трудолюбивых немцев, которых бы добрый пример и очевидная от хозяйства польза вселили в них желание обратиться к подражанию". Надеясь на успех с "весьма малыми издержками казны", он просил министра, если предложение это будет найдено полезным, выписать на первый случай "фамилий 30 под собственный присмотр"1. Суть такой и не более была идея Ермолова, исходившего из опыта Шотландской колонии (Каррас), основанной в 1802 - 1806 гг. эдинбургскими миссионерами у подножия горы Бештау на Северном Кавказе2. Признавая "таковое благонамерение" для правительства полезным, министр был готов посодействовать (водворение колонистов за счет казны были прекращены еще в 1810 г.). Выбор пал на прибывших по особому соизволению императора под Одессу 50 семей виноделов из Вюртемберга, на водворение которых была выделена определенная сумма. 17 мая 1817 г. Козодавлев сообщил Ермолову, что из них 31 семейство швабов охотно изъявили желание поселиться в Грузии и что он немедленно представил дело в Комитет министров3. В итоге, получив пособие, эти иммигранты из Швайкхайма (округ Вайблинген), 180 душ под руководством Фр. Фукса, прибыли 21 сентября в Тифлис. Грузинский гражданский губернатор генерал-майор К. Ф. фон Сталь рапортовал Ермолову 11 октября, что для поселения их было назначено место близ села Сортичала, где отведено было по 60 дес. на семью; до отстройки жилищ воинскими нижними чинами переселенцы были размещены в селении Марткопи; приставом к ним временно был назначен унтер-офицер барон Розен, а старейшиной выбран Готлиб Лефлер4. Так, в 35 верстах к востоку от Тифлиса, на реке Иоре, в 1817 г. была заложена первая в Закавказье немецкая колония Мариенфельд.
Казалось бы, замысел Ермолова был успешно воплощен в жизнь. Как видим, речь не шла о колонизации и массовом переселении немцев. (К тому же немцы из Шотландской колонии отказались от переселения.) Однако последовавшая миграция обрушилась на Главноуправляющего тяжким бременем как результат государственной политики, явно выходившей за рамки его представлений. Осенью 1818 г. в Закавказье происходило неординарное событие - переселение крестьян и ремесленников из Виртембергского королевства (согласно правописанию того времени) и образование колоний. Администрация Кавказа оказалась в трудной ситуации в силу несогласованных действий "в верхах" и напора самих переселенцев.
Разорение вследствие наполеоновских войн, безземелье, рост дороговизны, увеличение налогов и податей, обнищание масс, то есть тяжелое экономическое положение крестьян и ремесленников, угроза рекрутских наборов при всеобщей воинской повинности, недовольство церковными догматами, голод ввиду непогоды и неурожаев последних лет подталкивали к конфликтам и неповиновению властям в германском королевстве, и как следствие - к эмиграции. В послании от 20 февраля 1818 г. министр иностранных дел граф К. В. Нессельроде извещал Ермолова, что из прибывших в Херсонскую губернию вюртембергских и баденских переселенцев до 500 семей, несмотря на то, что они претерпели тяготы и бедствия, "изъявили непреоборимое желание и твердое намерение искать постоянного жилища в Грузии". Министр сообщал, что император обратил благосклонное внимание на их письменное "Прошение", которое доставили депутаты Кох, Фрик и Майер, посланные в декабре 1817 г. в Москву (во время пребывания там Александра I). Император не был готов к решению, так как не мог обеспечить переселенцам защиту в тех краях. Но чилиасты столь упорно твердили: "Господь с нами и защитит нас", что Александр I удовлетворил их просьбу, в частности, относительно свободы вероисповедания. Интересно, что в Прошении речь шла не только о прибывших швабах, но и о пожелавших вступить в их братство лютеранах Аугсбургского исповедания из Польши, около 100 семей, ранее осевших в Одесском округе. Обращение было от имени всех отправляющихся в Грузию "старых и новых колонистов", подписавшихся "по смерть верными подданными и детьми"5. И хотя действительное число примкнувших остается не уточненным, сам факт присоединения к вюртембергским семьям около 100 "чужих" неоспорим и вошел в историографию.
Подготовка к приему переселенцев началась с запозданием, что вызывало тревогу Ермолова. 17 апреля он обратился к Нессельроде с упреждением, что "в нынешнем 1818 г. не должно приступать к переселению колонистов, ибо если и будут изысканы для них места, не будет ни малейших обзаведении и в ожидании оных трудно или даже невозможно разместить их по домам жителей". Испытав зимой трудности с размещением тридцати одной семьи первопроходцев, он сообщал, что 500 семей поселить одновременно "никак невозможно", что потребуются "чрезвычайно большие издержки" и что он известит позже, "сколько таковых пригласить в Грузию надобно будет". И далее убедительно - "только в нынешнем году прошу покорнейше непременно отложить доставление"6.
Ответственным за отправку из Одессы переселенцев был генерал-лейтенант И. Н. Инзов, начальник созданного в 1818 г. Попечительного Комитета об иностранных поселенцах Южного края России. Он доложил императору, что никакие доводы удержать сепаратистов не действуют, старшины (форштегеры) заявили, что трудности не отдалят братство от цели и непреклонности скорее отправиться в путь. Об этом свидетельствует и "Всеподданнейшее объяснение" от 11 мая 1818 г. старшин, изъявивших согласие на земли, какие есть, уверявших в построении домов собственными силами, в наличии лошадей и возов и просивших о скорейшем отправлении, ибо "здесь жить праздно"7. Император был впечатлен и позволил переселение. Так верховной властью была возобновлена практика дарований привилегий колонистам за государственный счет (в духе Манифеста Екатерины II).
Тем временем Кавказская администрация была занята поиском земель под поселения и показом их делегатам от швабов (они избрали 4 участка до 18 тыс. десятин). По-прежнему обеспокоенный Ермолов вновь обратился 10 августа к графу А. А. Аракчееву с просьбой сообщить: "не в нынешнем году, и не в числе 500 семей" начать переселение, за нехваткой земли и войск для охраны. "Возможно ли будет правительству спокойно смотреть на их нужды и недостатки и не помочь... или, когда хищные соседи и горские народы грозить будут благоустройству их заведений, возможно ли будет отказать им защиту оружия"8. Но в ожидании решения он вдруг получил 12 августа сообщение сопровождавшего колонны офицера, что две партии, каждая из 50 семей, уже достигли города Георгиевска и нуждаются в поддержке казны (а всего таковых колонн десять). Состояние Ермолова можно понять: его не известили об этом передвижении ни от МВД, ни от Инзова. Ответственность чиновника высокого ранга "разбилась" о несогласованность действий звеньев одной цепи. Он немедленно принимает меры по спасению ситуации, направив генерал-майора И. П. Дельпоццо в Моздок для дальнейшего сопровождения и снабжения людей провиантом. С просьбой об организации доставки их до Моздока, через перевал и в Тифлис он обращается к губернатору Кавказской губернии М. Л. Малинскому. Ермолов упрекает МВД в затягивании решения вопроса об обмене земель, мол, теперь он может предложить лишь те, "кои и прежде находил неудобными", и высказывает глубокое удивление, что министр (зная, что император признал затруднения уважительными) не остановил переселение, которое, по выражению Ермолова, было "решено вопреки невозможностей", и даже не уведомил о нем. В том же духе он пишет Аракчееву: "Я осмеливаюсь в сем отправлении находить некоторый беспорядок". Не желая "без вины нести ответственность", он просит известить императора о недостатке пособий переселенцам, трудностях заготовки провианта и отсутствии разрешения на обмен частных земель (владений князя Чевчевадзе и Мцхетского собора)9. Так до двух тысяч немцев-переселенцев фактически оказались заложниками чиновничьей бюрократии и авантюристических устремлений собственных "форштегеров" (все своими силами!). Намереваясь сначала оставить переселенцев на зиму в Кавказской губернии, Ермолов дал распоряжение Малинскому приостановить колонны, которые не прошли Георгиевск. Но, убедившись в разумности доводов фон Сталя, что это привело бы к еще большим расходам и больше бы измотало людей, изменил ход дела. В результате последние три партии добрались до Тифлиса в ноябре 1818 года. Судя по рапортам, в пути была "незначительная смертность".
По понятным причинам Кавказ не являлся целью государственной иммиграционной политики, он не был в планах немецкой колонизации. Кавказская война (1817 - 1864 гг.), локальные восстания, войны с Персией и Турцией, дефицит казенных земель, удаленность региона делали этот фронтир империи уязвимым и малодоступным, в сравнении с Новороссией. Вопрос об условиях водворения колонистов в Закавказье обсуждался на высшем уровне. Юридической базой для расселения прибывших в зиму мигрантов явилось положение Комитета министров от 7 сентября 1818 г. "О поселении Виртембергцев в Грузии"10. Комитет дал разрешение на обмен частных и казенных земель и закрепил отвод участков по 35 дес. на семейство (а не 60, по правилам приема 1804 г. - Т. Ч.), с правом пользоваться пастбищами и лесами. Верховному Грузинскому правительству предписывалось отпустить в распоряжение Ермолова 100 тыс. руб. ассигнациями в счет 1818 - 1819 годов. Для соблюдения порядка и верной отчетности казенных сумм, водворения колонистов и управления ими предусматривалось учреждение Комитета или Конторы под личным надзором Ермолова.
29 мая 1819 г. был издан Сенатский указ о штате Временной конторы в Грузии, учредить его было предоставлено Ермолову. Выплата жалованья чиновникам предусматривалась с 1 ноября 1818 г., когда они уже начали заниматься выдачей ссуды и производством колонистских дел. В штате Конторы был и назначаемый ею смотритель (инспектор) колоний11.
Таким образом, водворение немецких переселенцев в Грузии изначально было делом государственной важности, несмотря на некоторую несогласованность действий центральных и местных властей. На территории Восточной Грузии, в Тифлисском уезде, возникло 5 новых колоний. Около 50 семей избрали земли в трех верстах от Тифлиса, выше селения Куки на левом берегу Куры. Здесь была основана колония ремесленников Ней-Тифлис в 200 человек, которые получили только по десятине земли на двор, то есть создана была специфичная колония городского предместья. Остальные колонии группировались вокруг Тифлиса в радиусе до 65 верст. В восьми верстах севернее него (у селения Дидубе) была основана колония Александерсдорф: 26 семей (по данным архива - 35), 99 душ, получили первоначально участок в 664 дес. на левом берегу Куры (по семейной норме здесь недоставало 175 дес). 12 семей получили землю в 13-ти верстах к востоку от города (колония "12-ти апостолов"), но из-за притязаний на нее церкви вынуждены были вскоре переселиться и основали в 1820 г. на берегу реки Иора колонию Петерсдорф, в полуверсте от первой колонии Мариенфельд. Примерно в 60-ти верстах к югу от Тифлиса (у селения Ворчало), расположилась самая крупная в будущем колония Катариненфельд. Первоначально 135 семей основали Екатериненфельд близ города Елизаветполь (бывшая Гянджа), но в следствие "гнилого" климата и малярии, потеряли значительную часть населения - 256 человек. Осенью 1819 г. отсюда отселились к реке Машавери (Мушавер) 115 семей, создав колонию (Ней) - Катариненфельд, которой и суждено было стать центром "грузинских" колоний. В 35-ти верстах юго-западнее Тифлиса, при слиянии рек Алгети и Ассурети, возникла колония Елизаветталь (Елисабетталь), где поселилось 65 семей (307 человек). Ей была сразу выделена охрана из 20 солдат и казаков. Итак, около 330 семей, 1366 душ (включая 31 семью из Швайкхайма), получив свыше 12 тыс. дес. казенных земель, оказались в шести колониях в Тифлисском уезде.
Прибывшие позже колонны, несмотря на протесты и неудовольствие измотанных дорогой людей, были отправлены под конвоем (охрана от возможных нападений) на ранее осмотренные делегатами земли в Елизаветпольский округ. Здесь были основаны три колонии, а с переселением Катариненфельда остались Еленендорф (сегодня Гёй-Гёлл) - 127 семей, 500 человек, и Анненфельд (сегодня Шамкир) - 84 семьи, 237 человек. Им было выделено до 6 тыс. десятин казенных земель12. Так близ г. Елизаветполь, возник второй ареал немецких колоний, сравнительно удаленных от Тифлиса, в 187 и 155 верстах. Поселенные среди татарского населения в мусульманском мире обе колонии оказались де факто на территории Северного Азербайджана. Всего было поселено более 2 тыс. человек, выстоявших в тяжелых условиях небывало холодную для этих краев зиму 1818 - 1819 годов. Рыли землянки, ночевали в хижинах. Лишь весной приступили к обустройству колоний и вспахали земли.
Принятие обязательной для получения статуса колониста присяги на верность императору имело здесь свои особенности. Сепаратисты отказывались от нее в силу своих религиозных убеждений. Поэтому Комитет министров, в заседании 22 ноября 1819 г., признавая право их на свободное отправление веры, позволил согласиться с тем, чтобы слова устной присяги "да прося Бога помочь им быть верными Государю императору подданными..." подкрепить лишь словом "да". Положение Комитета министров было Высочайше утверждено 2 декабря13. Так изначально проявлялась специфика в жизни колонистов в Закавказье, даже в принятии ими подданства.
Одной из первоочередных задач при водворении немцев-колонистов была организация самоуправления колоний. В отношении МВД от 27 января 1819 г. указывалось, что переселенцев сразу по прибытии следовало определить под надзор и попечительство Конторы и смотрителя. Порядок внутреннего управления колоний не отличался от общепринятого, уставного, то есть как и в других немецких колониях в России, - через Сельские приказы (выборные на 2 года обершульц, старосты-шульцы, бейзитцеры, вольнонаемный писарь). Часть бытовых проблем, взаимные иски и споры, наказания, позже - расклад податей и т.п., разрешались на Сельском сходе колонистов. В случае же неповиновения высшему начальству предусматривалось вмешательство воинских команд, привлечение зачинщиков к суду или высылка их за границу. На повестке дня была также забота администрации о назначении приставов в каждую колонию.
Обустройство колонистов явно не могло проходить без поддержки властей, и Ермолов приложил к тому немало усилий. В феврале 1819 г. он ходатайствовал перед МВД о выделении единовременно 300 тыс. руб. ассигнациями на нужды колонистов и 2350 руб. серебром ежегодно - на содержание Грузинской Конторы, признавая взыскание с них в будущем уже затраченных денег (на отправление колонн из Одессы, а также выданных в конце пути следования и употребленных по прибытии их в Грузию). Но поскольку от экстраординарной суммы, полученной от Верховного Грузинского правительства (100 тыс. руб. ассигнациями), оставалось лишь 28 075 руб. 86 коп., Ермолов представил министру внутренних дел на разрешение вопрос о помощи в водворении на местах. Ведь затраты на обустройство семьи составляли здесь из-за дороговизны 400 руб., то есть оказались выше предусмотренных для Новороссийского края 300 руб. (п. 9 Правил для принятия и водворения иностранных колонистов, 1804 г.). Каждая семья получила по прибытии в 1818 г. по: 125 руб. на постройку дома, 70 руб. на сельскохозяйственные орудия, 105 руб. на посев, 100 руб. на приобретение скота, итого - 400 руб. ассигнациями (и в Одессе им было выдано по 500 руб. - на повозки, лошадей и фураж)14. В течение года выдавались также "кормовые деньги".
Ермолов признавал, что "с прискорбием" запрашивает суммы столь значительные и только потому, "чтобы не могли колонисты сказать, что Правительство, к великодушию которого они прибегли, отказало им в самых необходимых пособиях". Стратег, рачительный хозяин ("скуп на казенные деньги") и одновременно обеспокоенный нуждой переселенцев человек, генерал рассматривал растущие издержки казны не иначе, как штраф, который платит правительство за неосмотрительность того, кому поручено было вызывать этих колонистов. В опубликованных посмертно "Записках" Ермолова есть признание: "Я, желая дать грузинам пример хозяйственного порядка... выписал тридцать семейств колонистов... Министр доставил мне первых ему попавшихся, и я не достиг своей цели. Но такого количества, в каковом прибыли колонисты, я никогда не желал"15. Это признание раскрывает суть первоначальной идеи и многогранность Ермолова - администратора, чиновника, человека.
Первый период хозяйственного развития колоний по ряду причин оказался малоэффективным. Обустройство их, несмотря на помощь правительства, затянулось до 1822 г., ввиду бедности прибывших, а также пассивности, незаинтересованности части переселенцев. Сказались трудности объективного плана: сложная адаптация к новой природно-климатической среде обитания и условиям труда; стихийные бедствия, неурожаи; эпидемии, высокая смертность; межевые и поземельные споры; набеги горцев и угон скота и лошадей; языковой барьер в общении. Также надо принять во внимание неравные стартовые начала в колониях: местоположение, недомер земли по норме, темпы строительства жилья, разорение в войну 1826 г., вынужденные переселения. В зависимости от состояния дел разнилась помощь колониям ссудой.
Наряду с трудностями объективного характера в процессе адаптации был налицо тормозящий развитие колоний субъективный фактор: сектантство и раскол в общинах. В ожидании второго прихода Христова (в 1836 г.) часть швабов действительно не собиралась задерживаться в Грузии, не стремилась к прочному обустройству, обратив свой взгляд к Палестине. Брали верх иные, чем забота о хозяйстве, цели и намерения. Местная администрация изначально испытала разочарование в новых поселенцах. Так, за первые три месяца занятий делами колонистов гражданский губернатор генерал-майор Р. И. фон Ховен (сменивший К. Сталя) пришел к выводу: "Они именуют себя сепаратистами, не признают никакого над собою начальства и утверждают, что пребывание в Грузии только временное, а настоящее назначение их в Иерусалиме...". Ермолов писал в феврале 1819 г. Козодавлеву: "Я думал, что стране здешней дадут они собою пример трудолюбия, хозяйственного устройства и нравственности. Напротив, большая часть из сих людей самых праздных, весьма мало пекущихся о домашнем устройстве". Он считал тщетными попечения о них правительства и просил графа Аракчеева довести это до сведения Комитета министров, не желая "подвергнуться упреку в недостатке предусмотрительности"16.
Однако постепенно колонисты начали проявлять старания: были посажены сады и виноградники, заведены скот и первые небольшие винокуренные, пивоваренный, кожевенные заводы. В основном развивалось натуральное хозяйство, шла борьба за выживание. Улучшилась демографическая ситуация: в 1823 г. число немецких колонистов в Закавказье составило 2629 человек и отмечалось превышение на 55 душ рождаемости над смертностью.
Преодоление трудностей требовало заинтересованности и воли, которые проявились не сразу. К тому же огромный материальный и моральный ущерб был нанесен колонистам во время русско-персидской войны 1826- 1828 годов. Так, внезапный набег персов на колонию Екатериненфельд 14(26) августа 1826 г. привел к полному разорению, потере всего скота и урожая, к жертвам - 29 убитых и 142 угнанных в плен колонистов (в большинстве своем женщин на невольничий рынок), к бегству населения в колонию Александерсдорф и Тифлисскую колонию. В ходе войны с единоверцами-персами проявилось негативное отношение татар к швабам как к "неверным" и как ко всему, что насаждалось русскими. Ермолов отмечал в предписании князю В. Д. Мадатову: "...персияне напали на немецкую колонию возле Квеши (на колонию Екатериненфельд. - Т. Ч.), разорили ее... Борчалинские татары действовали вместе с неприятелем и служили ему проводниками"17. Подобным образом вели себя елизаветпольские татары. Выжить помогли сохранившаяся в земле картошка, собранный с позволения у местных жителей хлеб, поддержка со стороны других колоний и армян, временно приютивших в Елизаветполе беженцев из разоренных колоний Еленендорф и Анненфельд. Также усилиями губернатора Ховена находили им пропитание и одежду.
Существенную помощь трем пострадавшим колониям (почти три пятых всех семей колонистов) оказало правительство. 9 ноября 1826 г. Ермолов запросил МВД о выделении им "кормовых" денег на год. Министр В. С. Ланской представил в Комитет министров сведения из администрации о потерях и ассигнованиях. Положением Комитета от 22 декабря 1826 г. было утверждено "на прокормление" 17 тыс. руб. и Министерству финансов было предписано немедленно отпустить средства в Тифлис18. Уже в феврале 1827 г. Ховен приступил к выплате "кормовых" помесячно. Ермолов активно способствовал возрождению разоренных колоний. В Еленендорф стали возвращаться беженцы, но жители Екатериненфельда из страха пока не решались. По ведомости о деньгах, "ассигнованных на кормовое довольствие и хозяйственное обзаведение" трем немецким колониям было выделено всего 45 314 руб. серебром (103 649 руб. ассигнациями)19.
Ермолов предлагал также признать эти пособия безвозвратными и просил правительство "о милости" снять казенный долг трех колоний в сумме 592 915 руб. ассигнациями и, по возможности, сложить часть долга другим колониям за их помощь и сострадание потерпевшим. Это был его последний добрый порыв в отношении немецких колонистов на посту Главноуправляющего Грузией. "Под надзором" Ермолова, его заботой и при поддержке властей в сложный период первоначального обустройства, в чуждой среде был заложен прочный фундамент будущего процветания закавказских колоний. Но первые военные неудачи в столкновении с персами сыграли роковую роль и в судьбе самого Ермолова, подорвали его авторитет. Приказом Николая I от 10 августа 1826 г. на Кавказ был послан генерал-адъютант И. Ф. Паскевич. В конце марта 1827 г. Ермолова отправили в отставку. Однако в память о его славных делах на Кавказе оставались компактные поселения прославившихся позже виноделием швабов-колонистов. Желал ли того Ермолов или нет, но он вошел в историю и как "прародитель" немецких колоний на Южном Кавказе20.
Назначенный Главноуправляющим Грузией И. Ф. Паскевич (с 1828 г. граф) получил вскоре из МВД известие о согласии императора на выдачу разоренным войной колониям запрошенного пособия. Министр финансов Е. Ф. Канкрин предписал Грузинской казенной Экспедиции отпустить в распоряжение Паскевича из общих доходов на первый раз 27 800 руб. серебром (пособие для 278 семей по 100 руб. на семью) и причислить эти издержки к военным убыткам. В отношении снятия с трех колоний долга (просьба Ермолова) возобладало мнение, что прощать его нет причин, да и льготные сроки как раз кончались. МВД сообщило 14 апреля 1827 г., что на этот запрос не последовало Высочайшего соизволения21.
С целью изучения нужд и просьб отягощенных войной колоний и изыскания средств "для улучшения жребия колонистов" был создан Особый комитет под председательством Тифлисского военного губернатора генерала Н. М. Сипягина. В состав комитета вошло по 2 избранных депутата от каждой колонии и пастор Г. Брайтенбах из Еленендорфа. На первом заседании 15 мая 1827 г. были рассмотрены все нужды пострадавших и просьбы ряда колоний. Комитет полагал выдать для восстановления хозяйства "по умеренному исчислению" еще 20 346 руб. серебром и "по случаю чрезмерной дороговизны" испросить по 20 коп. на душу "кормовых", вместо выдававшихся 10 коп. в сутки22.
Одновременно обсуждалось установление сроков выплаты казенного долга и введения податей и повинностей в связи с истечением льготных 10-ти лет. По сообщению Ховена, пока "невозможно было приступить к взысканию" долгов, поскольку три разоренные колонии начали обустраиваться заново. Расходы на переселение и обустройство колонистов достигали 963 711 руб. 36 коп. ассигнациями, а сумма долга к тому времени составляла 916 089 руб. 89 коп. (уплачено было 13 918 руб. 42 коп.). В начале 1830 г. МВД дважды запрашивало Паскевича о назначении сроков выплаты. Контора склонялась к определению точкой отсчета 1832 год. Стрекалов (рапорт от 8 мая 1830 г.) резко высказался, что колонисты "с недолжным усердием старались о благе, в ожидании новых милостей". Поэтому он предлагал объявить им для сведения, что "щедроты правительства должны иметь свои границы" и что впредь им следовало бы удвоить прилежание, искать помощи у себя самих, а не только надеяться на правительство. Другие считали возможным простить половину долга хозяйствам вдов и 84-м семьям, потерявшим работников от эпидемии чумы в 1829 году. В целом речь шла о казенном долге 475 семей. Стрекалов предлагал уплату долга с рассрочкой на 20 лет назначить разоренным колониям с 1832 г., а другим - с 1831 г. и с этого же года обложить всех поземельной податью. Обобщив все мнения, Паскевич подробно изложил МВД свое видение проблемы (отношение от 29 января 1831 г.). Он отметил объективные трудности в развитии колоний и высказал убеждение, что "худое состояние колонистов произошло наиболее от причин, от них независящих, а потому и снисхождение правительства для них необходимо"23.
По представлению МВД вопрос обсуждался в Государственном Совете. Последовало решение простить часть долга претерпевшим бедствия колонистам, а уплату остающегося долга начать с 1832 года. По выплате долга следовало обложить колонистов податью наравне с казенными поселянами. Мнение Государственного Совета было утверждено императором 10 июля 1831 года. По Высочайшему повелению списано было 203 557 руб. 13 коп. ассигнациями, то есть почти четверть казенного долга колонистов. Остаток - 712 182 руб. - подлежал выплате в рассрочку на 20 лет. По вопросу о податях и повинностях было решено: с 1832 г. обложить колонистов платежом поземельной подати по 15 коп. с десятины и назначить отбывание земских повинностей тем, кто не потерпел от чумы и неприятеля. Пострадавшим же колониям отложить повинности на 3 года, до 1835 года. Земские повинности колонистов были натуральные и денежные общественные. Правительствующий Сенат не замедлил известить Управляющего гражданской частью (также МВД и Министерство финансов) о введении этого повеления императора в исполнение Верховного Грузинского правительства. Кроме того, по распоряжению МВД от 16 июня 1836 г. колонисты облагались подушной податью 16 коп. серебром с ревизской души в год (сбор не подлежал изменению с колебанием числа мужских душ)24. С учетом особенности, что для уплаты податей в Закавказье счет жителям шел не подушно, а "с дыма", "подымно", введение годового сбора с мужчин на поддержание управления колоний дало повод говорить о "двойном обложении" колонистов - с семьи и с человека. Таким образом, правительство шло на определенные уступки, стимулируя благоприятные для экономического развития условия. Окончательно большинство колоний расчитались с долгами к 1870 г., после чего их уравняли в платеже податей и повинностей с местными крестьянами. Выплата долга и налоговое бремя несколько затормозили экономический прорыв. Лишь к середине века, после всех потрясений и преодоления религиозного раскола, наметились определенный сдвиг в развитии хозяйства и интерес к тому благочестивых немцев-лютеран, фактически усилиями второго и третьего поколений.
Проводимая с 1840 г. административно-территориальная реформа показала полную несостоятельность. 27 декабря 1844 г. на Кавказе был введен институт Наместничества25. Ввиду новой реорганизации органов административного управления немецкие колонии находились с 1849 г. под неусыпным надзором Экспедиции государственных имуществ при Главном Управлении наместника Кавказского. Ее управляющий Фадеев уделял большое внимание их экономическому положению. Его частые объезды колоний, побуждения к возведению европейских построек, награды особо трудолюбивым (чего не делалось для "туземцев") красноречиво говорили об отношении администрации и стимулировали ведение хозяйства немцами. Попытки правительства изначально навязать свои планы, приобщить колонистов к разведению табака, тибетского риса, сарачинского пшена, к шелководству не увенчались успехом. К примеру, в рапорте в Экспедицию государственных имуществ от 31 декабря 1848 г. смотритель колоний Волянский сообщал, что полученные с острова Кубы два фунта табачных семян он тотчас разослал по колониям: Мариенфельд и Петерсдорф, Екатериненфельд, Еленендорф и Елизаветталь. Почти все из хозяев в урожай ничего не получили и "впредь сеять не желают". Семена сарачинского пшена, более пуда, были выписаны в 1849 г. из Китая. Пшено взошло, но "вследствие беспечности колонистов" без надлежащего орошения высохло, недозрев26. Фактически ни одно из нововведений, на которые было затрачено немало казенных денег, не принесло пользы. Чиновники упрекали колонистов в косности, отсутствии интереса к новому. Порой колонистам отказывали в помощи; в архиве встречаются дела с пометкой "в домогательствах отказать!"
В 1840-е годы наблюдалось подселение в колонии и создание новых вследствие миграций на Кавказ немецких колонистов из Таврической губернии27, с Северного Кавказа, из Вюртемберга.
Свидетельством роста благосостояния колоний было создание в 1849 г. запасных общинных хлебных магазинов (амбаров), помогавших в неурожайные годы. Шло строительство мельниц, жилых домов, кирх, школ и др. Началось накопление утвержденного в 1851 г. запасного общинного капитала, который хранился в Сельском приказе колонии Екатериненфельд.
В целом уже сложились основные направления хозяйственной деятельности колоний, наметилась их специализация. В 1850 г. в газете "Кавказ" появилось описание жизни колонистов: из Мариенфельда в Тифлис они поставляли овощи, из Александерсдорфа - масло, сливки, молоко. В окруженной горами долине (на месте прежней татарской деревни Камарлу) жители Екатериненфельда были "в довольстве" от виноделия: плантация виноградников была в 100 дес, а образцы вина признаны превосходными; упоминались виноградники вдоль рек Осургете (Ассурети) и Алгетка в колонии Елизабетталь и т.д. В статье была дана лестная характеристика колонистам: "они вообще все грамотны, предприимчивы, трудолюбивы, легко принимают всякие полезные нововведения и польза ими уже приносимая краю - весьма ощутительна"28. Хозяйства колонистов были сориентированы в основном на земледелие, виноградарство и виноделие. Незначительный доход был от огородничества, разведения садов, извозного и рыбного промыслов, отхода на заработки. По ведомости 1851 г. в 9-ти колониях (без Тифлисской) было уже высажено 9385 фруктовых и 2137 тутовых деревьев, заложены виноградники. Животноводство было ограничено разведением крупного рогатого скота, да лошадей и быков для работ. Всего насчитывалось 1460 лошадей и 301 пара быков, 2987 голов коров и мелкого скота, 28 овец29. Во многих колониях немцы покупали у окрестных грузин поросят, откармливали их на убой и продавали, что приносило порядочные доходы. Птица разводилась для личного потребления, иные хозяева имели до 200 штук.
Наместник Кавказский князь А. И. Барятинский отмечал в конце 1850-х гг. в отчете: "Вообще колонии Закавказского края процветают, и колонисты большею частью достаточны". Но на хозяйственном развитии колоний все больше сказывалась нехватка земли. При заметном увеличении населения и малоземельи (ниже нормы) отдельные колонии получили земли дополнительно, например, колония Елизаветталь получила 1330 дес. из казенного участка в урочище Цалка. Началось образование дочерних колоний (отселков). Так в 1857 г. в Борчалинском участке, в 85-ти верстах западнее Тифлиса, была заложена колония Александерсгильф (названа в честь Кавказского наместника князя Александра Ивановича Барятинского). Отселение сюда из колонии Елизаветталь 38 семей закончилось в 1862 году. В этом высокогорном селении была заложена отрасль молочного животноводства. Новой колонии была дарована 5-летняя льгота в уплате податей. По инициативе управляющего делами колоний генерал-майора М. Н. Колюбакина ей было выдано в 1864 г. денежное пособие для организации сыроварения, на казенный счет был выписан на 6 лет сыродел из Швейцарии. Налаженное вскоре производство сыра положило начало достатку и позволило выдерживать конкуренцию с крупной молочной фермой "Мамутлы" прусского подданного барона А. Ф. фон Кученбаха, основанной по соседству в урочище Мамутлы (в 100 верстах от Тифлиса) благодаря крупной ссуде от казны30.
Согласно сводной ведомости на 1869 г., подводившей итог 50-летнего развития девяти немецких колоний в Закавказье, здесь проживало 662 семьи, 3785 человек. При этом распоряжением императора от 3 мая 1861 г. Тифлисская колония стала частью города, а колонисты утратили свой статус. Имелись тучные стада крупного и мелкого скота - всего 7200 голов (лошади, быки, коровы и молодняк, в незначительном количестве овцы). Экономический потенциал колоний составляли 152 ремесленника: слесари, плотники, кузнецы, бочары, сапожники, портные и др. Число кузниц возросло с 1851 г. с 14 до 32; мельниц - удвоилось, до 13 штук; строились новые добротные дома, кирпичные заводы, мыловарни. Удвоилось производство вина. Все говорило об экономическом подъеме31. Судя по рапортам смотрителя Волянского, колонисты исправно платили подати и повинности, а с введением в 1874 г. нового, выше прежнего, налогообложения стали важнейшими налогоплательщиками.
Наряду с послаблениями правительства (льготы, ссуды, списание части долга и др.) и собственными навыками, колонистам помогли приобретение опыта, применение местных приемов ведения хозяйства, трудолюбие и прилежание. Так, упрекая их в отсутствии склонности к новшествам, чиновник МГИ, участник министерского обследования местного крестьянства и колоний в 1884 г. Н. Никифоров, подводя итог, отмечал: "Нельзя, однако, не упомянуть при этом, что немецкий колонист целый день за работой, то в поле, то в винограднике, то у себя дома. Женщины, наравне с мужьями, трудятся неустанно: на попечении хозяйки находится огород; она помогает молотить хлеб, ходит за коровами и птицей"32. Интересно описание сбора винограда в колониях Тифлисского уезда: "При урожае участвуют все: стар и млад, мужчины, женщины и дети; школа закрывается и только одна душа остается дома сварить суп и сторожить дом". В эту пору колонисты нанимали поденных рабочих. Наличие безземельных государственных крестьян, персов и колонистов в поисках работы обеспечивало колонии наемной рабочей силой и по уходу за скотом, садами, и во время сбора урожая33. Виноделие стало одной из ведущих отраслей.
Развитие сельскохозяйственной перерабатывающей промышленности и ремесленного промысла были хорошим подспорьем в хозяйстве. Особое значение в колониях имели бочарное ремесло, что связано с винокуренной промышленностью, и производство четырехколесных повозок-фургонов на продажу (по 150 - 300 руб.). Последнее оказалось довольно доходным делом, особенно в годы Крымской войны 1853 - 1856 годов. Изготовление фургонов по заказу военного ведомства для нужд армии (до 500 - 600 руб. за штуку) принесло значительные средства и помогло колонистам встать на ноги. Возникла как бы особая отрасль, ставшая важным дополнительным источником средств для роста благосостояния. Но наряду с получением прибыли, например, в ходе войны с Турцией 1877 - 1878 гг. колонии несли издержки: 125 фургонов сдали армии на собственные средства34. Это было также свидетельством преданности колонистов.
Мукомольная отрасль также давала доход: мельницы обслуживали и местных жителей в окрестности. Статьи дохода составляла сдача в аренду духанов (трактиров) или квартир дачникам из Тифлиса. Рыбный промысел и пчеловодство обеспечивали собственные потребности. Извозный промысел на фургонах помог местным заменять неуклюжие двухколесные арбы; практичные для хранения вина винные бочки из Екатеринфельда шли на продажу, быстро вытесняя из употребления громадные туземные кувшины; признание получили производство свечей и мыловарение. Немцы привнесли за Кавказ производство пива.
Усадебные и садовые (виноградники) земли оставались в подворном, наследственном пользовании. Внутрисемейный раздел наделов вызывал обмельчание хозяйств (до одной четверти надела). Нехватка земли для земледелия вела к аренде колонистами земли у соседей-крестьян или помещиков. Но в целом эта аренда была не типична и ограничена, скорее арендовали сенокосы. Отдельные колонии, рассчитавшись с казенным долгом, смогли прикупать земли, частично используя заимообразно запасной капитал. Собственные земли были частные и частно-общинные. Покупка земли шла в основном на общественный счет (кроме колоний Елизаветталь, Еленендорф), купленные всем обществом земли были общественным достоянием. Но многие зажиточные хозяева имели собственные участки (крупные хозяйства Альмендингера - в Екатериненфельде или Фольмера - в Елизаветтале, братьев Гуммель и Форер - в Еленендорфе и др.) В Елизаветпольской губернии (созданной в 1867 г.) эти частные владения были заметно крупнее, чем в Тифлисской.
Окончательно сложилась специализация в ведении хозяйства. Близлежащие к Тифлису колонии Александерсдорф, Мариенфельд, Петерсдорф, Фрейденталь занимались в основном хлебопашеством, практически без орошения; разведением бахчевых, огородов и садов (частично с поливом). Выращивали пшеницу, ячмень, овес, рожь, кукурузу, картофель. Система хозяйства была переложная. Виноградники здесь были фактически для производства вина на свои нужды, получали от 5,6 - до 10 - 12 тыс. ведер вина в год. Виноградарство и виноделие играли заметную роль в Елизаветтале и Екатериненфельде, хотя масштабы плантаций и производства здесь явно уступали винодельческим фирмам "Братья Форер" и "Братья Гумель" в Еленендорфе. Фирмы продавали в год сотни тысяч ведер вина внутри страны и на экспорт. Создание крупных фирм, наличие винокуренных, коньячного и спирто-ректификационного заводов и винных погребов, применение новых технологий, Торговые дома и представительства, склады в Тифлисе, Баку и ряде городов России свидетельствовали о том, что виноделие приобрело значение важной промышленной отрасли хозяйства и приносило солидную прибыль.
Мелкие, средние предприниматели-виноделы создавали кооперативы. Животноводство развивалось в основном для собственных нужд. Только в двух колониях молочное хозяйство приобрело характер товарного производства. В Александерсдорфе колонисты получали хороший доход от продажи молока и масла в Тифлисе (400 дойных коров давали в год до 16 тыс. ведер молока); они ежедневно отправляли туда до 60 подвод, 700 л молока. Но особенно эта отрасль проявила себя в Александерсгильфе. Находясь несколько изолированно, в горах, колония успешно занималась скотоводством и сыроделием. На 286 жителей колонии (52 дыма) приходилось 1178 голов крупного и 78 голов мелкого скота, 160 свиней, 137 лошадей, что давало возможность жить безбедно. Как отмечал член губернского статистического комитета Л. Сегаль, колонисты совершенно прекратили занятие хлебопашеством, превратили поля в сенокосы и пастбища и так развили отвечающий климатическим особенностям молочный промысел, устроив сыроваренный завод, что везде, где можно, в районе Триалетских гор, "заарендовывают и скупают частновладельческие земли для своих огромных стад... Результатом такой перемены в сельскохозяйственной деятельности явилось то, что колонисты не сеют и не жнут, они прекрасно живут и богатеют"35. Созданная в 1865 г. при поддержке Управления сельского хозяйства и промышленности на Кавказе общественная сыроварня делала успехи, имела двух сыроваров из Берна. В Тифлисе имелись собственный склад и магазин по продаже сыра, масла. В 1883 г. сыроварня получила 10 тыс. руб. прибыли за год. Выручка распределялась между колонистами (участвовало 59 хозяйств) пропорционально количеству сданного молока. Производимый здесь швейцарский сыр "высокого достоинства" отмечался золотыми медалями на всемирной выставке в Париже и всероссийской в Москве (1882 г.); производство сыра разных сортов доходило перед мировой войной до 3 тыс. пудов в год и масла - около 100 пудов. В Тифлисе имелся собственный склад для продукции. Общественная сыроварня успешно конкурировала с соседними заводами швейцарских сыроделов и барона А. Кученбаха.
Таким образом, освободившись от долга, прикупив земли и наладив товарное сельскохозяйственное производство и ремесло, колонисты достигли заметного благосостояния. Однако главный вывод организованного в 1884 г. обследования сводился к тому, что цели правительства при водворении колонистов - внести струю цивилизации, научить "туземцев" лучшим приемам земледелия и виноградарства - не удалось достигнуть. Отмечалось, что за 70 лет благосостояние местных жителей "нисколько не выиграло от соседства богатых колоний"36.
Согласно данным первой Всеобщей переписи населения империи в 1897 г., немцы составляли 0,79% населения Тифлисской губернии и 1,35% в двух ее уездах; в Елизаветпольском уезде и губернии - 0,5 % (как христиане, они могли лишь олицетворять собой факт присутствия христианского элемента среди мусульман). Всего численность немцев (без учета городских) составляла около 9000 человек. К 1915 г. количество сельских немцев-поселенцев в Закавказье достигало 12 059 человек, то есть возросло за почти столетие примерно в 6 раз. Количество женщин несколько превышало мужское население (соответственно 6205:5854)37. Одним из важных последствий успешного экономического развития и увеличения населения колоний на рубеже столетий было дальнейшее образование дочерних отселков, особенно интенсивно в Борчалинском уезде Тифлисской губернии. Здесь появилось несколько отселков: в 1906 г. - Вальдхайм, в 1908 г. выходцы из Катариненфельда, Елизаветталя, Александерсдорфа, Мариенфельда образовали на купленных землях Траубенберг. Также на купленных землях возникли в 1909 г. два небольших поселения: Ормашен и Осан-Оджало, в 20 верстах от колонии Александерсгильф. Чуть западнее нее в 1911 г. был основан отселок Якобли (Ягублы, позже Блюменталь-Якобли) - 60 жителей. К северу от Александерсдорфа в 1910 г. была создана колония Георгсталь. Подобный процесс шел в Елизаветпольской губернии: в 1888 г. отселенцы из Еленендорфа основали селение Георгсфельд, в 1902 г. возникла Алексеевка, в 1905 - 1906 гг. появились Эйгенфельд и Грюнфельд, в 1912 г. - Траубенфельд38. Всего к 1914 г. в Закавказье насчитывалось до 19 поселений.
Рост числа поселений и численности населения в последующее 20-летие после всероссийской переписи отразили дальнейший экономический подъем. Немецкие поселения стали важным экономическим фактором, и не только для Закавказского края. Так, их доля в секторе виноделия дореволюционной России составила 8,56 % и 4% всероссийской винной торговли (даже за рубеж, когда с 1882 г. начался разлив вина и спиртного в бутылки производства стекольного завода барона А. фон Кученбаха). Об экономическом потенциале 15-ти колоний в крае на 1914 г. говорят, в частности, следующие данные: с полей и виноградников было получено хлеба - 279 500 пудов, картофеля - 252 580 пудов, виноградного вина - 2 311 900 ведер и с остатков виноделия - 2128 тыс. % неочищенного и 3000 тыс. % ректификованного виноградного спирта, а также сливочного масла - 4840 пудов, швейцарского сыра - 13 200 пудов. Развитие фургонного, бочарного, кузнечного и других ремесел и мануфактур, наличие недвижимости, десятков кирпичных, черепичных, фруктово-водочных, коньячного и др. заводов, кузниц, мастерских, 17-ти мукомольных мельниц и т.д. являли собой результаты успешной предпринимательской деятельности колонистов. Стоимость общественных построек достигла внушительной суммы 1 668 580 руб., на частные сооружения (виноградники, сады, заводы, жилые дома и т.п.) немецкими поселенцами было израсходовано около 24 млн. рублей39. Эти показатели свидетельствовали об их ощутимом вкладе в экономику Закавказского края, а увеличение численности немцев - о прогрессии числа надежных и крепких налогоплательщиков. Таковым было положение немецких поселений на Кавказе накануне первой мировой войны.

Примечания
1. Акты, собранные Кавказской Археографической комиссией (АКАК). Архив Главного управления наместника Кавказскаго. Т. VI. Ч. 1. Тифлис. 1874, док. 302.
2. См. подробнее: Из истории становления немецких поселений на Северном Кавказе. - Ключевые проблемы истории российских немцев. Матер. 10-й межд. науч. конф. Москва, 18 - 21 ноября 2003. М. 2004; К истории первых немецких поселений на Ставрополье. - Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета, 2004, с. 157 - 162.
3. АКАК. Т. VI, ч. 1, док. 423.
4. Там же, док. 425. См.: SCHRENK M.Fr. Geschichte der Deutschen Colonien in Transkaukasien. Tiflis. 1869, S. 33 - 35.
5. АКАК. Т. VI, ч. I, док. 426.
6. Там же, док. 428.
7. Там же, док. 431.
8. Там же, док. 436.
9. Там же, док. 441, 442, 447.
10. ПСЗ-1. Т. XXXV, N 27530.
11. ПСЗ-1. Т. XXXVI, N 27822.
12. Национальный архив Грузии. Центральный исторический архив (НАГр.ЦИА), ф. 227, оп. 1, д. 27, л. 10 - 15.
13. ПСЗ-1. Т. XXXVI, N 28012; АКАК. Т. VI, ч. 1, док. 464.
14. НАГр.ЦИА, ф. 2, оп. 1, д. 2071, л. 48.
15. Записки Алексея Петровича Ермолова. Ч. II (1816 - 1827). М. 1868, с. 67 - 68.
16. АКАК. Т. VI, ч. 1, док. 460.
17. Алексей Петрович Ермолов. Материалы для его биографии. М. 1864, с. 366 - 367.
18. НАГр.ЦИА, ф. 2, оп. 1, д. 2071, л. 5 - 6, 31 - 33, 47.
19. Там же, л. 49 - 50; АКАК. Т. VI, ч. 1, док. 478; Т. VII. Тифлис. 1878, док. 83, 181.
20. См. подробнее: Позиция и роль А. П. Ермолова в становлении немецких колоний в Закавказье. - Отечественная история, 2008, N 1, с. 13 - 25.
21. НАГр.ЦИА, ф. 2, оп. 1, д. 2071, л. 76, 99; АКАК. Т. VII, док. 182.
22. АКАК. Т. VII, док. 182, 183.
23. НАГр.ЦИА, ф. 2, оп. 1, д. 2071, л. 104, 106, 113 - 114; АКАК. Т. VII, док. 188.
24. НАГр.ЦИА, ф. 2, оп. 1, д. 2071, л. 158 - 159; АКАК. Т. VII, док. 188, 191; Тифлис. 1885, док. 90.
25. ПСЗ-II. Т. XIX, N 18679. Согласно Высочайше утвержденного 10 апреля 1840 г. "Учреждения для управления Закавказского края", все присоединенные к тому времени к империи здешние территории (за исключением Абхазии, Сванетии и Мегрелии) были разделены на две части: Грузино-Имеретинскую губернию и Каспийскую область. С 1841 г. водворенные на казенных землях швабские колонии передавались в ведение Грузино-Имеретинской палаты государственных имуществ. См.: ПСЗ-II. Т. XV, отд. 1, N 13368.
26. АКАК. Т. X, док. 160; НИКИФОРОВ Н. К. Экономический быт немецких колонистов в Закавказском крае. - Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян Закавказского края. Т. 1. Тифлис. 1885, с. 145.
27. См. подробнее: Кавказская Одиссея немецких колонистов Таврической губернии. - Вопросы германской истории. Немцы Украины и России в конфликтах и компромиссах XIX- XX вв. Матер, межд. науч. конф. Днепропетровск. 24 - 27 сентября 2007 г. Днепропетровск. 2007, с. 69 - 79.
28. "Кавказ" (Тифлис), N 40, 1850, с. 159.
29. НАГр.ЦИА, ф. 226, оп. 1, д. 48, л. 43об.
30. НИКИФОРОВ Н. К. Ук. соч., с. 123 - 124; Отчет по Главному Управлению Наместника Кавказского за первое десятилетие управления Кавказским и Закавказским краем его Императорским высочеством Великим князем Михаилом Николаевичем. 1862 - 1872. Тифлис. 1873, с. 247 - 248.
31. SCHRENK M.Fr. Op. cit, S. 192 - 195; см. также: Немецкие колонии в Грузии: специфика становления, управления и экономической жизни (1817 - 1917). - Российское государство, общество и этнические немцы: основные этапы и характер взаимоотношений (XVIII-XXI вв.). Материалы 11-й межд. науч. конф. Москва, 1 - 3 ноября 2006 г. М. 2007, с. 108 - 135.
32. НИКИФОРОВ Н. К. Ук. соч., с. 145.
33. Очерк виноделия Кавказа. - Сборник сведений о Кавказе. Т. III. Тифлис. 1875, с. 244, 246 - 248, 345. См.: Краткий очерк экономии Братьев Форер в Елизаветпольской губернии Елизаветпольского уезда, 1860 - 1901 гг. Тифлис. 1901; СВЕШНИКОВ М. Винодельческое хозяйство братьев Форер. - Кавказское хозяйство (Тифлис), 1911, N 3; Graf von SCHWE1NITZ Н. -Н. Helenendorf. Eine deutsche Kolonie im Kaukasus. Berlin. 1910; и др.
34. НАГр.ЦИА, ф. 241, on. 3, д. 231, л. 1об., 16об.
35. СЕГАЛЬ Л. Крестьянское землевладение в Закавказье. Тифлис. 1912, с. 14 - 15.
36. Всеподданнейшая записка по управлению Кавказским краем ген. -адъют. графа Воронцова-Дашкова. Тифлис. 1907, с. 88.
37. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Тифлисская губ. СПб. 1905, с. 74, 77, 83; Елизаветпольская губ. 1904, с. 60 - 61; Сведения о культурно-экономическом состоянии колоний в Закавказском крае. Пг. 1916, с. 8; НАГр.ЦИА, ф. 241, оп. 3, д. 89, л. 26.
38. НАГр.ЦИА, ф. 243, оп. 5, д. 1027, л. 29об.
39. Сведения о культурно-экономическом состоянии колоний.., с. 10 - 11, 15.

hgv написал:

[q]

Вышла новая книга.

Дмитро Мєшков. Життєвий світ причорноморських німців (1781 - 1871) / Пер. з нім. Андрія Косара. К.: Кліо, 2017. 464 с.

[/q]

Есть ещё такая книга.

Копелев Д.Н. На службе Империи. Немцы и Российский флот в первой половине XIX века. - Спб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2010. - 338 с.

Социальная история флота как единого институционального организма еще не рассматривалась в историографии в таком ракурсе, как это предпринято в предлагаемой читателю книге. Автор исследования, петербургский историк Дмитрий Копелев, попытался проследить формирование и влияние военно-морского офицерства немецкого происхождения на историю Российского флота, выявить механизмы складывания профессионально-фамильных группировок и роль патроната во флотской среде. В книге подробно рассмотрены служебные карьеры офицеров, их семейные связи, влияние покровительства и непотизма. Издание снабжено иллюстративным и справочным материалом.