Тифлис-Тбилиси, ссылки, фото

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

Легенда о миллионе алых роз. Художник Пиросмани. Тифлис.

Koнстантин Георгиевич Паустовский ПОВЕСТЬ О ЖИЗНИ Книга 5 (отрывок).
Прислонившись к дверному косяку, стоял высокий, очень худой грузин с тонким лицом и печальными глазами, в старом пиджаке и, не шевелясь, смотрел на Маргариту.
Это был бродячий художник Нико Пиросманишвили. Он любил Маргариту. Она была для него единственным человеком на свете. Каждая пядь земли, куда не ступала нога Маргариты, казалась ему остатком пустыни. Но там, где сохранялся ее след, была благословенная земля. Каждая крупинка песка на ней грела, как крошечный алмаз.
Так, очевидно, спели бы о чувствах Пиросмани иранские поэты средней руки. Но все равно они были бы правы, несмотря на цветистую речь. Тот день, когда Нико не слышал ее голоса, был для него самым глухим днем на земле.
Чрезмерная любовь вызывает желания, недоступные трезвому человеку. Кому из людей в их будничном состоянии может прийти в голову дикая мысль поцеловать человеческий голос, или осторожно погладить по голове поющую иволгу, или, наконец, похохотать вместе с воробьями, когда они поднимают вокруг вас неистовый гам, пыль и базар?
У Пиросмани появлялось иногда удивительное желание осторожно дотронуться до дрожащего горла Маргариты, когда она пела, желание одним только дыханием прикоснуться к этому таинственному голосу, к этой теплой струе воздуха, что издает такой великолепнейший взволнованный звон.
Люди говорят, что слишком большая любовь покоряет человека.
Любовь Нико не покорила Маргариту. Так, по крайней мере, считали все. Но все же нельзя было понять, действительно ли это так? Сам Нико не мог сказать этого. Маргарита жила, как во сне. Сердце ее было закрыто для всех. Ее красота была нужна людям. Но, очевидно, она совсем не была нужна ей самой, хотя она и следила за своей наружностью и хорошо одевалась. Шуршащая шелком и дышащая восточными духами, она казалась воплощением зрелой женственности. Но было в этой ее красоте нечто грозное, и, кажется, она сама понимала это.
Откуда появился Пиросмани, никто толком не знал. Потом, после смерти Пиросмани, Кирилл Зданевич собрал по обрывкам и крохам его биографию, и хотя и неполно, но восстановил его жизнь. Пиросмани родился в 1862 году в кахетинском селении Мирзаки* в семье бедного крестьянина. Еще мальчишкой родители отдали его слугой в грузинскую состоятельную семью в Тифлис.
Пиросмани работал слугой до двадцати лет. Потом он поступил кондуктором на Закавказскую железную дорогу. Тогда впервые он начал рисовать. Первой его работой был портрет начальника станции и его жены. Очевидно, это был очень ядовитый и карикатурный портрет, потому что начальник станции, увидев портрет, тотчас выгнал Пиросмани со службы.
Что было делать? Пиросмани не мог заниматься тем, чем занималось в то время большинство бедняков в Тифлисе,- ничтожными темными делами, удачным и неудачным обманом. Для этого он был слишком чистосердечен и горд. Он не был бездельником и тифлисским кинто - полунищим, веселым и наглым. Он не умел, как кинто, делать деньги "из воздуха", из анекдота, из неприличной шутки, из "ишачьего крика".
Одно время Пиросмани торговал молоком на задворках майдана и кое-как перебивался на свой нищенский доход. Но и это занятие претило ему. Он любил живопись, только живопись, и, прежде всего, разрисовал всю свою лавку, как пышный цветок. Первые свои картины он раздаривал и бывал счастлив, когда их охотно брали.
Иногда он спускал свои картины, или, как их называли на майдане, "картинки", перепродавцам всяких мало кому нужных вещей. Такие вещи, как говорится, были "на любителя" и назывались загадочным иностранным еловом "брик-а-бра". По мнению перепродавцов, это было очень красивое и заманчивое слово, тем более что оно было не понятно ни самим перепродавцам, ни Пиросмани, ни покупателям.
Но ставка на это слово не удалась. Покупатели сильно удивлялись, даже пугались и картин не брали. Перепродавцы же платили Пиросмани за его картины гроши.
И Пиросмани голодал. Иногда он присаживался у стены какого-нибудь дома или у ствола старого, как мир, пыльного дерева и сидел тихо, пока у него не переставала кружиться голова.Пришлось вернуться на родину, в деревню, где на Пиросмани неизбежно должна
была обрушиться вся тяжесть бытовых и семейных традиций. Свой дом в деревне Пиросмани тоже расписал сверху донизу, к великому восхищению сородичей и соседей.
Потом Пиросмани устроил в этом доме пир. После этого он написал четыре картины, изображающие этот деревенский праздник. Пир был удивителен тем, что вопреки большинству пиров на нем не было богачей. Гости стояли, сидели и лежали, высоко подняв рога с вином. Эта живописная и нарядная толчея была написана Пиросмани очень смело.
Наконец, Пиросмани придумал удачный, как ему казалось, выход. Он вернулся в Тифлис и начал писать яркие вывески для духанов за несколько обедов с вином и несколько ужинов. Часть заработка он брал деньгами, чтобы покупать краски и платить за ночлег.
Но на материалы денег никогда не хватало. Духанщики охотно снимали старые жестяные вывески и предлагали писать на них, предварительно замазав почерневшую раскраску. Но Пиросмани не соглашался на это.Жестяные вывески ржавели. А Пиросмани знал, что какой бы он ни был неученый художник, или, как говорят русские, самоучка, но по силе и
чистоте красок и рисунка он мог бы, пожалуй, потягаться с некоторыми большими художниками (он видел хорошие репродукции их картин). Может быть, даже с самим Делакруа,-об атом французе ему много рассказывал один гимназист, тоже мечтавший стать художником.Материала не было, и Пиросмани начал писать на том единственном, что находилось всегда под рукой в каждом, даже самом дешевом духане, - на простой клеенке, снятой со столика. Клеенки были черные и белые. Пиросмани писал, оставляя там, где это было нужно, незакрашенные куски клеенки.
Потом он применил этот прием и для портретов. Впечатление от некоторых вещей, сделанных в такой манере, было необыкновенным.Я навсегда запомнил его клеенку "Князь", где бледный старик в черной черкеске стоит с рогом в руках на скудной земле. Позади него виден доведенный почти до топографической схемы горный Кавказ. Черкеска князя как раз и была непрописанным куском клеенки глубокого черного цвета, особенно резкого в рассветном тусклом освещении. Я никак не мог понять, какими красками было передано это освещение.
За такие портреты, как этот, Пиросмани в лучшие свои времена получал двадцать-тридцать рублей.Посетителям нравились вывески Пиросмани - прозрачный виноград, тыквы, оранжевая хурма, кудрявые мандариновые сады и богатые натюрморты из разных травок, баклажанов, шашлыков, сыра и жареной рыбы "локо". Но бесконечно писать эти натюрморты для вывесок Пиросмани не мог.
Чрезмерность, как всегда, вызывала скуку. Тогда Пиросмани начал писать на вывесках многолюдные пирушки на траве, на узких крестьянских скатертях. На вывесках появились люди, пейзаж и животные, главным образом многотерпеливые ишаки.
Иногда Пиросмани сообща с хозяином придумывал для духана название. Чем замысловатее было название, тем больше оно нравилось. Пиросмани, усмехаясь, писал: "Шашлыки по-электрически" или "Одному не надо пить".
Особенно любили такие броские названия в грузинской провинции, где-нибудь в Озургетах, Ахалкалахах или Сагареджо....
Большей частью на картинах Пиросмани были люди, но особое место занимали на них и разные звери: львы, газели, буйволы, жирафы, верблюды и безответные друзья художника - ишаки.
Искусство всегда берет человека за сердце и чуть сжимает его. И человек никогда не забудет этого явного прикосновения прекрасного. Человек не забудет того состояния душевной полноты и крылатости, которое иногда дает ему одна - только одна! - строчка великолепных стихов или картина, пережившая несколько столетий для того, чтобы донести до нас свою красоту.
Если бы я не знал Пиросмани, я бы видел Кавказ недопроявленным, как слабый снимок, без красок и теней, без деталей и контуров и без синеющей мглы его полувосточных и полуевропейских пространств.Пиросмани наполнил для меня Кавказ соком плодов и резкостью сухих красок. Он приобщил меня к этой стране, где одновременно с радостью ощущашь легкую и непонятную грусть. Так блестят весельем и сдержанной грустью глаза грузинских красавиц. Они обычно быстро и легко исчезают в толпе, эти красавицы, хотя к ним обращена нежная просьба поэта: Оглянись на меня, генацвале! Генацвале, оглянись на меня!
Это летнее утро поначалу ничем не отличалось от других. Все так же неумолимо, испламеняя все вокруг, подымалось из Кахетии солнце, так же рыдали ишаки, привязанные к телеграфным столбам, такие же свирепого вида черноусые люди проходили по улицам с большими бидонами и неохотно покрикивали: "Нафт! Нафт!", предлагая хозяйкам керосин.
Все было, как всегда: Кура шумела у мельниц около Ишачьего моста и жидко позванивали полупустые трамваи.Утро еще дремало в одном из переулков в Сололаках, тень лежала на серых от времени деревянных невысоких домах.
В одном из таких домов были распахнуты на втором этаже маленькие окна, и за ними спала Маргарита, прикрыв глаза рыжеватыми ресницами.Как в жидком стекле, виднелись над Сололаками гора Давида, фуникулер и могила Грибоедова. Она заросла плющом. Я часто ходил на гору Давида, на священную Мтацминду и видел там могилы великих грузинских поэтов - Ильи Чавчавадзе и Акакия Церетели. Их лиризм и одновременная склонность к сарказму придали особую глубину грузинской литературе и окружили ее резким и тонким воздухом классической ясности.
Да, но я отвлекся.
В общем, утро было бы действительно самым обыкновенным, если не знать, что это было утро дня рождения Нико Пиросманишвили и если бы именно в это утро в узком переулке в Сололаках не появились арбы с редким и легким грузом. Груз этот был, очевидно, настолько легок, что арбы даже не скрипели под ним, а только чуть слышно погромыхивали, подскакивая на крупных камнях мостовой.
Арбы были доверху нагружены срезанными обрызганными водой цветами. От этого казалось, что цветы покрыты сотнями крошечных радуг. Арбы остановились около дома Маргариты. Аробщики, вполголоса переговариваясь, начали снимать охапки цветов и сваливать их на тротуар и мостовую у порога.
Когда первые арбы отъехали и вся мостовая была ужо усыпана цветами, на смену первым арбам появились вторые. Казалось, арбы свозили сюда цветы не только со всего Тифлиса, но и со всей Грузии.Запах цветов заполнил сололакскую улицу. В окнах появились первые хозяйки. Они торопливо расчесывали смоляные волосы и жадно смотрели на удивительное зрелище: аробщики, самые обыкновенные аробщики, а но легендарные погонщики из "Тысячи и одной ночи" загружали цветами всю улицу, как будто хотели засыпать ими дома до второго этажа.Смех детей и возгласы хозяек разбудили Маргариту. Она села на постели и вздохнула. Целые озера запахов - освежающих, ласковых, ярких и нежных, радостных и печальных - наполнили воздух. Это был, возможно, запах небесных пространств, оставшийся после медленного прохождения ночной звездной сферы над нашей землей, или запах зародыша, замкнутого в течение долгого времени под оболочкой обыкновенного цветочного семени, а теперь освобожденного водой, теплом и крепкими солями земли.
С обеих сторон при входе в переулок уже собрались и шумели толпы. Люди глазели на непонятное зрелище.Непонятность того, что произошло, смущала людей, и потому никто не решался первым ступить на этот цветущий ковер, доходивший людям до самых колен. Что же касается маленьких детей, то они могли даже заблудиться в этих цветочных грудах. Поэтомуженщины, полные восхищения и гордости от сознания тайны, приблизившейся вплотную к их стертым, знакомым до последней трещины порогам (а они знали все трещины потому, что им
приходилось часто мыть эти пороги), крепко держали за руки детей и не отпускали их от себя.Каких цветов тут только не было! Бессмысленно их перечислять! Поздняя иранская сирень. Там в каждой чашечке скрывалась маленькая, как песчинка, капля холодной влаги,пряной на вкус. Густая акация с отливающими серебром лепестками. Дикий боярышник - его запах был тем крепче, чем каменистее была почва, на которой он рос. Нежная синяя вероника, бегония и множество разноцветных анемон. Изящная красавица жимолость в розовом дыму, красные воронки ипомеи, лилии, мак, всегда вырастающий на скалах именно там, где упала хотя бы самая маленькая капля птичьей крови, настурция, пионы и розы, розы, розы всех размеров, всех запахов, всех цветов - от черной до белой и от золотой до бледно-розовой, как ранняя заря. И тысячи других цветов.
Взволнованная Маргарита, еще ничего не понимая, быстро оделась. Она надела свое самое лучшее, самое богатое платье и тяжелые браслеты, прибрала свои бронзовые волосы и, одеваясь, улыбалась, сама не зная чему, Потом она засмеялась, потом слезы появились у нее на глазах, но она не вытирала их, а только стряхивала быстрым движением головы. Слезинки разлетались от этого в разные стороны и долго еще горели на ее платье. Она догадывалась, что этот праздник устроен для нее. Но кем? И по какому случаю? И тут она вспомнила, что сегодня, кажется, день рождения Пиросмани. Может быть, все эти горы цветов он прислал ей в память этого полузабытого дня.
Но почему прислал в день не ее, а своего рождения? В это время единственный человек, худой и бледный, решился переступить границу цветов и медленно пошел по цветам к дому Маргариты. Толпа узнала его и замолчала. Это был нищий художник Нико Пиросманишвили. Где он только взял столько денег, чтобы купить эти сугробы цветов? Столько денег!
Он шел к дому Маргариты, прикасаясь рукой к стенам. Все видели, как навстречу ему выбежала из дома Маргарита - еще никогда никто не видел ее в таком блеске красоты, - обняла Пиросмани за худые, больные плечи и прижалась к его старому чекменю.
- Почему, - спросила Маргарита, задыхаясь, - почему ты подарил мне эти горы цветов в день своего рождения? Я ничего не понимаю, Нико. Пиросмани не ответил. Но Маргарита всем существом, всеми нервами, всей кровью, бившейся в ее теле, поняла и без его ответа силу его любви и впервые крепко поцеловала Нико в губы. Поцеловала перед лицом солнца, неба и простых людей - жителей тифлисского квартала Сололаки.
Некоторые люди отворачивались, чтобы скрыть слезы. Люди думали, что большая любовь всегда найдет дорогу к любимому, хотя бы и холодному сердцу. Потому что все знали, что Пиросмани любил Маргариту, но она совсем не любила его, а только жалела за его горькую и неудачную жизнь.
Историю любви Пиросмани рассказывают по-разному. Я повторил один из этих рассказов. Я коротко записал его, не придавая чрезмерного значения его сугубой подлинности. Пусть этим занимаются придирчивые и скучные люди. Но об одном я не могу умолчать, потому что это, пожалуй, одна из самых горьких правд на земле, - вскоре Маргарита нашла себе богатого возлюбленного и сбежала с ним из Тифлиса.
http://www.japlang.ru/uta/hyakupiro.html
* Мирзаани - такое правильное название название села, в котором родился Пиросмани по данным
AlexeyIgn и другим современным источникам.

Кирилл Зданевич
(1892-1969)
Кирилл Михайлович Зданевич*, грузинский советский художник, сценограф, художественный критик родился в семье преподавателя французского языка, выходца из Польши, и грузинской пианистки, ученицы П.И. Чайковского. Творческие гены, видимо, передались по наследству: младший брат, Илья, станет известным писателем, теоретиком русского авангарда, издателем, художником.
Кирилл окончил Первую Тифлисскую гимназию, а в конце 1900-х - начале 1910-х гг. посещал Школу живописи и скульптуры Кавказского общества поощрения изящных искусств в Тифлисе. Там он занимался под руководством Н.В. Склифосовского, который воспитал целую плеяду грузинских живописцев.
С карандашом и кистью в руке Зданевич исходил всю Грузию. Он мечтал о постижении глубин духа грузинского народа и воплощении его в красках и в линиях. Художественным увлечениям Зданевича несомненно способствовала семья с ее широкими культурными интересами. В 1912 г. К.М. Зданевич переезжает в Петербург и поступает в Высшее художественное училище живописи, скульптуры и архитектуры при Академии художеств.
В те же годы художник сблизился со многими представителями художественного авангарда: М.В. Ле Дантю, М.Ф. Ларионовым, Н.С. Гончаровой и другими. Вместе с братом Ильей участвовал в выпуске футуристических манифестов. В 1912 г. вместе с Ле Дантю путешествовал по Кавказу, познакомился с Н. Пиросманиш вили. С этого момента и до конца своей жизни занимался популяризацией и изучением творчества этого выдающегося грузинского художника.
Об этом в то время совершенно неизвестном художнике Кирилл Зданевич узнал в Петербурге от художников Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова, которые только вернулись из Молдовы и привезли забавные вывески, найденные ими в Тирасполе. Зданевич скупал работы Пиросмани, выискивал их, дорого платил за каждую его работу. Писатель Константин Паустовский вспоминал, что бывали случаи, когда Кирилл оставлял без денег всю семью, покупая очередную работу Пиросмани.
В эти же годы Кирилл Зданевич участвовал в выставках художественных объединений «Ослиный хвост» (1912), «Мишень» (1913), «№ 4» (1914) в Москве. В 1913 году подписал манифест «Лучисты и будущники». Принимал активное участие в деятельности грузинских футуристов, стал членом объединения «Синдикат футуристов», вместе с братом Ильяздом и А.Е. Кручёных, И.Г. Терентьевым организовал футуристическую группу «41°».
Вскоре Зданевич решает уехать в Париж, где начинает заниматься в ателье А.П. Архипенко. На одну из его выставок в столице Франции пришел Пабло Пикассо. Увидев работы Зданевича, он прямо на холсте написал: «5+». Это был успех и признание Кирилла Зданевича как художника.
Конец мирной жизни пришел в 1914 году - началась Первая мировая война. Кирилла вызвал русский посол и объявил о его необходимости выезда на Родину. Зданевича призвали на военную службу. После участия в Первой мировой войне и ранения художник возвращается в Тифлис. Начинается новый творческий период. Он создает ряд станковых работ, расписывает стены музыкальной студии Бендицкого, кабаре «Ладья аргонавтов», литературно-художественный подвал «Фантастический кабачок», оформляет спектакли и книги своих друзей. В 1917 году состоялась выставка его картин.
1921 год разделил жизнь обитателей Тифлиса на «до» и «после». Коснулись перемены и жизни братьев Зданевичей. Их встреча состоялась в Константинополе: Кирилл возвращался из Парижа в Тифлис, а Илья, наоборот, ждал парохода, который должен был отвезти его во Францию. Теперь на учебу ехал младший брат. Ехал, как оказалось, навсегда: больше Илья никогда не вернется на Родину.-
Победу советской власти в Грузии Кирилл Зданевич приветствовал грандиозным панно, вывешенным на проспекте Руставели, созданием агитплакатов и участием во всех новациях художественной жизни молодой советской республики. Ему, как и многим, казалось, что наступил час нового искусства, великих перемен.
В1926 году К.М. Зданевич возвращается в Москву, где увидела свет первая монография о Нико Пиросманишвили. В ней Кирилл Зданевич - один из авторов текста и иллюстратор. Зданевич много работает в театре, создает декоративно-прикладные предметы, он неутомим в поиске своего «я» в искусстве, продолжает работать как иллюстратор.
В годы Великой Отечественной войны К.М. Зданевича признали негодным для фронта по состоянию здоровья. Все военное время он живет между Тбилиси и Москвой, создавая плакаты для фронта, работая как художник-сатирик в периодической печати.
С1949 по 1957 годы искусство было исключено из жизни художника. Увлечение творчеством Нико Пиросмани самому Кириллу Зданевичу стоило свободы. В 1949 году в московскую коммуналку, где он жил с семьей, пришли чекисты и устроили обыск. Судя по всему, искали картины, рамы из-под картин, следы спекуляции работами известных и дорогих художников. Но в доме Зданевича было много книг, работы самого Зданевича и картины Пиросмани, которые тогда никого не интересовали. Оказалось, что поводом для ареста стало общение Зданевича с английским журналистом, аккредитованным в Москве, которого очень интересовал Пиросмани, он и купил у Кирилла работу Пиросмани. Этого эпизода вполне хватило, чтобы заподозрить художника в антисоветских действиях.
Кирилл Михайлович Зданевич был обвинен и осужден по 58-й политической статье, а затем приговорен к 15 годам заключения. Зданевичу в этом году исполнилось 57 лет, рассчитывать на то, что через 15 лет он выйдет из лагерей и будет способен дальше жить и творить - не приходилось. Больше думалось о том, что тебя ждут мучения и смерть. Срок Зданевичу пришлось отбывать в Дубравлаге Мордовской АССР. Позже он не любил вспоминать о лагерях, но жизнь ему спас его талант художника.
В феврале 1957 года он был освобожден раньше срока, в марте того же года - реабилитирован, после чего сразу вернулся в Тбилиси, по которому очень тосковал все эти годы и был намерен прожить остаток своей жизни только там.
Несмотря на испытания судьбы и возраст - художнику уже исполнилось 65 лет, - Зданевич начинает снова работать. Он возвращается к исследованиям творчества Пиросмани, пишет статьи, очерки, книги о его неповторимом искусстве, а также о деятелях грузинской культуры, о друзьях своей молодости, продолжает заниматься книжной графикой, работать в театре. В 1963 году Зданевич опубликовал монографию «Нико Пиросманишвили». И в этом же году был удостоен звания заслуженного деятеля искусств Грузинской ССР.
В 1962 году случилось чудо - Кириллу Зданевичу разрешили выехать во Францию, на встречу с братом. Они не виделись больше сорока лет. В Париже его встречал Илья, держащий в руках плакат: «Я - ИЛЬЯ ЗДАНЕВИЧ». Но найти общий язык братьям, к сожалению, не удалось. Илья не мог простить Кириллу то, что он передал безвозмездно в дар Грузии около 100 работ Пиросмани из их общей коллекции. Но Кирилл хорошо понимал, что другого пути не было, он знал про лагеря не понаслышке, знал, почему его туда сослали, а Илья не понимал, что это такое и почему так случилось.
Позже, когда в 1969 году Грузия** отправила работы Пиросмани на выставку во Францию, Кирилл переживал, как бы Илья не начал претендовать на эти работы, боялся скандала. Этого же опасались и устроители выставки. Илье Зданевичу не прислали пригласительного билета на открытие выставки. Говорят, что он все же посетил выставку, рассматривал знакомые полотна Пиросмани и приговаривал: «Это моя картина, и это моя, и это...»
Близкий друг Зданевича Константин Паустовский напишет в предисловие к его книге о Пиросмани, что все мы обязаны Зданевичу тем, что «искусство Пиросманишвили теперь открыто всем», он приобщил нас «к чистейшей радости, которую сам испытал, открыв бессмертного Пиросманишвили».
Кирилл Михайлович Зданевич похоронен в Пантеоне грузинских общественных деятелей в своем любимом городе Тбилиси.
file.php?fid=542933&key=546327217

http://xn--80aba1abaoftjax8d.x...B8187-1963
* и российский художник.
** Грузинская ССР (советская республика в составе СССР)

О крещении Грузии.
К сообщению: https://forum.vgd.ru/post/1516/77315/p3137775.htm#pp3137775

...случился инцидент на горе Тхоти в Мухранской долине, о котором хроника "Обращение Грузии" пишет так:
И было это в один летний день месяца июля 20, в день субботний царь отправился на охоту в сторону Мухрани. И объехал он окрестности Мухрани и поднялся на горы Тхоти, чтоб посмотреть на Каспи и Уплисцихе. И как только наступил полдень, солнце затмилось и стало темно, как будто наступила ночь вечная. Темнота покрыла все места. И свита царя от этого бедствия и нужды разбрелась в разные стороны, царь остался один и блуждал по горам и лесам объятый страхом и ужасом. И, потеряв надежду на спасение, он остановился. А бог, творец добра, сделал его, несведущего сведущим, невежду знающим, и он пришел в себя и, рассуждая в уме, сказал: «Вот вижу, что призываю во весь голос богов своих Армаза и Задена и не нахожу утехи. А что, если сейчас обращусь к распятому на кресте, которого проповедует Нино и совершает множество исцелений упованием на него. Не сможет ли он спасти меня от беды этой, т. к. живой нахожусь в аду, и не ведаю для всей вселенной это крушение и превращение света в тьму, или только для меня одного эта беда». Немедля царь вслух сказал: «Боже Нино, освети мне эту тьму и покажи дом свой! Исповедаю имя твое, воздвигну древо креста и поклонюсь ему, построю обитель для твоего обитания и моего моления и буду повинен Нино в вере римлян»
Источник приведён: http://www.travelgeorgia.ru/90/

Тбилиси советский. Центральный автовокзал.
Автовокзал был в районе подъема с набережной на Элбакидзе* (сейчас улица Джавахишвили).

Один из тбилисских автовокзалов, но в советское время его иначе как "руставской остановкой"
не называли, раньше отсюда отходили автобусы в г. Рустави.
Довольно просторное строение с башней-входом с правой стороны и открытой террасой с
колоннадой по всему периметру (и сзади тоже). Лепнина, как и полагается образчику советского
ампира. Все в копоти ,потому что здесь случился пожар, но когда и при каких обстоятельствах,
никто не знает. "Никто" - это рабочий маленькой задрипанной автомойки, которая приютилась на
заднем дворе вокзала. Сейчас здание автовокзал имеете адрес: Лагуна-Вере, № 8. Спуститься
к нему можно с пр. Руставели по спуску Элбакидзе, свернуть направо в маленький сквер, пройти
сквозь него и - вуаля! Вот она, старая остановка, чудом уцелевшая в наши бурные перестроечные
дни. Кстати, была еще одна тропка-дорожка, вернее, длинная лестница, чуть левее, но вот откуда
она спускалась, не помню.
В идее, кассы находились внутри, на террасах располагались ожидающие, автобусы
останавливались на заднем дворе, потому что автовокзал выходил фасадом прямо на Набережную.
Пару раз я ездила в Рустави оттуда. при царе Горохе. Но всегда автобусы останавливались прямо
на набережной, вопреки всему.
file.php?fid=543303&key=822121760

кто-кто в автовокзале живет? В смысле - кто владелец этого роскошного сооружения? Нио не ответил.
Думаю, Дом юстиции может помочь в этом. ))
Кстати, несмотря на полную заброшенность, отсутствие пола, стекол и прочего инвентаря, в самом
здании довольно-таки чисто, никто не заглядывает и не гадит. Наверное, это объясняется отдаленностью
от центральных улиц, хотя до пр. Руставели рукой подать, но здесь только машины проносятся мимо.
Вид автовокзала и тогда был предельно провинциальным, а сейчас - и подавно.
Единственное, что украшает его теперь - это разросшийся виноград, он скрыл все царапины, трещины
и сколы ,нанесенные зданию временем, людьми, непогодой и катаклизмами.
file.php?fid=543304&key=1363858580

Забыла сказать, что садик, через который с Элбакидзе можно спуститься к остановке, на том же месте,
но гораздо симпатичнее после, как у нас любят говорить, реабилитации:
Зачем я это публикую? Остановка не представляет архитектурной ценности. Некоторую историческую
имеет. В течение нескольких десятилетий люди ездили из Тбилиси в Рустави и обратно. Сейчас здание
и со стороны улицы и с заднего двора закрыто растительностью, так что целиком его и не охватишь
взглядом. Но кое-какие детали видны.
https://www.liveinternet.ru/users/lazy_mary/post402777836/
* примечание AlexeyIgn

Автовокзал имел приличный двор, где останавливались автобусы и производилась
посадка пассажиров. Приходилось и ожидать автобус, часто на территории двора. Мне приходилось
пользоваться этим автовокзалом, когда автора приведенной выше
заметки Lazy mary ещё не было на этом свете. Икарусов еще не было. Были автобусы- Лазы и Пазики.
Автобусы уходили по разным направлениям. Я часто ездил от него на автобусе до города Болниси.
В Рустави мы обычно добирались от промежуточной станции или от Ортачала.
К сожалению, информации об этом автовокзале практически нет в интернете. Хотя, это тоже относится
к истории города.

Тифлис. Городской транспорт.
В Тифлисе, когда он ещё не выходил за пределы крепостной стены, обычно, ходили пешком. Грузы переносили ,,муши,, или их перевозили на осликах, буйволах или лошадях. Традиционная арба, которую изготовляли местные крестьяне, вполне справлялась с этой задачей.
Рост города требовал нового подхода и в начале 20-х годов 19 века в Тифлисе начали появляться ,,европейские,, экипажи - немецкие форшпаны, извозничьи дрожки и коляски. В 1924 г. предприимчивые горожане ввели в употребление пользование наемными экипажами. Поначалу их было всего 15. Нововведение понравилось горожанам и уже через 10 лет в городе существовал целый промысел. В городе стихийно возникли стоянки, где в любое время можно было нанять дрожки - на Бирже, Армянском базаре, Эриванской, Мадатовской, Александровской площадях.
Интересно, что в зимнее время, когда ненадолго выпадал снег, на улицах появлялмсь сани. Впервые они появились в 30-е годы и воспринимались, как русская диковинка. Покататься на таких санях было весьма дорогим удовольствием. Санные экипажи изготовляли и местные умельцы. ,, Насилу догадался, - пишет очевидец, прокатившийся на подобных санях, - что я еду в каком-то ящике на полозьях, к которому спереди привязаны два длинных полена вместо оглоблей. Честь и слава изобретательности тифлисских извозчиков!,,.
Фабрика дорожных экипажей С.А.Сливицкого и Мамед-Али-бека Ибрагимбекова, возникшая во второй половине 19 века, скоро стала не единственной в городе.
Другую подобную фабрику открыл немец Котрини. Диапазон его изделий был несколько шире... от изящных колясок до простых повозок. На его фабрике работали 30 человек, тогда, как у Сливицкого и Ибрагимбекова было 65 рабочих.
Ещё две фабрики открылись одна за другой и обе принадлежали немцам. Каретная фабрика Рихарда Ф. Мадера на Михайловском пр. № 96 изготовляла ,,всякого рода экипажи новейших фасонов,,. Там же предлагались услуги по починке и переделке экипажей, дрожек и фаэтонов. Второе экипажное заведение принадлежало Майеру. У них работали по 10-15 человек.
В отчетах о предприятиях Тифлисской губернии отмечалось, что ни у одного из производителей экипажей не было технического образования, однако, они сумели неплохо поставить дело.
Спрос на экипажи рос с каждым годом, что незамедлительно сказалось на их производстве. Появилось ещё несколько каретных заведений - Вильгельма Ив.Мадера на ул.Петербургская № 2 , Кадмана на Михайловском пр.№ 70 и в районе Пески на улице 19 февраля (бывшей Дессимоновской) – в № 59 - Агамова Г., в № 85 - Агамова С. и в доме Каспарова – Карунова.
На этой же улице торговали шорно-экипажными товарами: в № 6 - магазин Маркина Т.И., № 8 – Лезина И.П., № 60 - Грецингера Карла Карловича.
Известно, что Пески был заселен молоканами, именно они составляли большую часть городских извозчиков и в их руках была, в основном, сосредоточена торговля фуражом.
К 1887г. в Тифлисе уже насчитывалось официально 520 фаэтонщиков. Однако, в последней четверти 19 века традиционные виды транспорта начали уступать позиции новым.
В 1882-1883 г.г. началось строительство конной железной дороги, тифлисцы называли её ,,конкой,, .Появление конки связано с именем И.С.Карганова, который и финансировал это нововведение. Кстати, он же был одним из крупнейших инвесторов и при строительстве фуникулера.
file.php?fid=543909&key=443610882

Конка на Головинском проспекте.

Первая линия конки связала железнодорожный вокзал с Михайловской улицей и Кукийским (Воронцовским) мостом, затем шла по Головинскому проспекту до Эриванской площади. Её открытие состоялось 23 февраля 1883г.
25 декабря 1904 года в Тифлисе был пущен первый электрический трамвай. Была и, так называемая, ,,Каргановская линия трамвая,,. Не трудно догадаться, что эта линия была построена Каргановым. Правление трамвайного движения - ,,Анонимное общество трамваев,, находилось в Брюсселе, управление - на Михайловской улице, близ Муштаида, трамвайный парк – между Аклиматизационным садом и таможней.
Водителей трамваев называли ,,ватманами,,. Стоимость проезда колебалась от 5 до 15 коп.
В 1910 году электрические трамваи полностью вытеснили общественный транспорт на конной тяге и последняя конка закрылась.
Одновременно с открытием первой трамвайной линии, в 1904 году в Тифлисе появились и первые автомобили, которые стремительно обретали популярность. И хотя их было ещё не так много, уже в 1910 году было основано Анонимное французское общество автосообщений на Кавказе. Общество было утверждено 18 января 1911 года и возглавил его Эмиль Вюанья. Находилось Общество на Ольгинской улице № 46.
В Тифлисе уже можно было даже заказать автомобиль. По адресу ул.Фрейлинская № 7 в ,,Автомобильном акционерном обществе ,,Адлер,, вам гарантировали ,,незамедлительную доставку,,. Запросы на автомобили принимал Альфред Ф.Мадер, брат известного производителя экипажей Рихарда Ф. Мадера.
file.php?fid=543921&key=1828410496

Фото: autowp.ru_setra_kassbohrer_bus_2.jpg Авто 1911 г.

Горожане с удовольствием покупали и велосипеды, благо, и эта возможность появилась в Тифлисе. В газетах начала ХХ века можно было встретить объявление ,,АДОЛЬФ ВЕЙС. Тифлис. Ул.Гановская, дом Придонова. Самые обширные на Кавказе склады лучших английских и германских ВЕЛОСИПЕДОВ , принадлежностей и запасных частей к ним,,.
В 1905 году горожан уже приглашали посетить ,, Велодром Н.Льготак на Михайловском проспекте № 138, напротив гостиницы ,,Ветцель,,. Наблюдая за соревнованиями, зрители имели возможность послушать духовой оркестр и посидеть в ресторане.
Авто- и велогонки начали проводиться регулярно и были весьма популярны.
Следов аэродрома в этот период мне найти не удалось, но оказалось, что в Тифлисе действовало ,,Кавказское военное воздухоплавательное общество,,, председателем которого был генерал-лейтенант Николай Николаевич Юденич.
Автор: Аида Бабаджанова
https://aidatiflis7.livejournal.com/15476.html

Есть почтовая открытка до 1917
ЕГО Превосходительство
Жуков Василий Сидорович
Собственный дом михайловская ул
писали из баку набеч
------------
MarinaM: Это о чем, где сама открытка, писали кто, куда, кто кому?
Я буду удалять из темы такие непонятные сообщения-головоломки, подобные непонятные Ваши сообщения об открытках уже были в нескольких разных темах моего дневника.

Тифлис. Братья Форер. Виноделие.*
В Тифлисе, на Михайловском пр. Семья Форер имела собственный дом, который сохранился, однако, мало кто знает что-то о его бывших хозяевах.
История одного из самых успешных винодельческих хозяйств на Кавказе началась в 1846 году, когда житель немецкой колонии Еленендорф Христофор Форер, наряду с другими делами, развел небольшой виноградник на площади в 1 десятину. Он начинает тщательно подбирать известные и лучшие сорта местного винограда и высаживать на своем участке. После нескольких лет кропотливого труда, ему удается заметно повысить урожай своего винограда и изготавливать прекрасное вино. Впервые на вино Форера обратил внимание француз, который проезжал через эти места и остановился в доме Христофора Форера. Похвала француза вселила уверенность в свои силы и послужила толчком, для расширения дела. Форер арендовал ещё несколько участков под виноградники и к 1860 году уже полностью посвятил себя виноградарству и виноделию.
Новые участки никак не были приспособлены к выращиванию винограда, они были заросшими диким кустарником, кишели грызунами и не имели никаких источников оросительной воды. Привести в порядок такие участки стоило громадного труда и затрат. Понадобилось несколько лет, чтобы их очистить, найти подпочвенную воду и построить подземные оросительные каналы. Лишь к 1880 году эти земли стали пригодны для разведения винограда и Христофор Форер приступил к закупке отборных сортов Ркацители, Саперави, Локани, Таквери, Матраса и Ахшири. Из европейских сортов были куплены: Сотерн, Рислинг, Алиготе, Педро-Хименес, Токай, Мускат белый и розовый, Мадера, Пиноблан, Мерло, Бордо, Каберне, Мурвед, Мальбек, Пиногри, Маузак и Аликант.
Сыновья Форера – Христофор, Фридрих, Готлиб и Генрих к этому времени подросли и стали серьезной поддержкой отцу. С 1870 года хозяйство Форера стало называться ,,Христофор Форер с сыновьями,, . С момента начала закупки новых участков в 1872 году, хозяйство семьи Форер выросло настолько, что к 1910 году владело 3.400 десятин, из которых 400 были отведены под образцовые виноградники.
Виноградники закладывались рядами или шпалерами, на проволоках, протянутых между можжевеловыми столбами. К 1910 году 90% виноградников в хозяйстве братьев Форер были переведены на эту систему.
В 1892г. Христофор Форер, достигнув 63-летнего возраста, передал имение сыновьям. С этого времени имение переименовано в хозяйство братьев Форер. Все обязанности в этом хозяйстве были четко поделены между братьями и, несмотря на практический опыт, который они имели, все они по очереди отправлялись в Европу, пополнять свои пробелы в сельскохозяйственных знаниях во всех отраслях, необходимых для работы.
Хозяйство братьев Форер представляло собой хорошо организованное производство на всех этапах изготовления вина, спирта и коньяка. Они построили, в общей сложности, 30 винных подвалов, емкостью 750 тысяч ведер. Постройки были комбинированными: из камня, кирпича и железо-бетона. В основном, это были 2-3 этажные подвалы, снабженные вентиляционными устройствами и асфальтовым полом, который ежедневно промывался водопроводной водой. Все приспособления подвального хозяйства: лифт для подъема бочек, помпы, давилки, вентиляционные устройства приводились в движение электрическорй энергией.
Стены окрашивали известковым молоком, а все деревянные бочки изготовлялись в собственных мастерских из кавказского дуба. При подвалах имелась специальная лаборатория, обслуживающая всё подвальное хозяйство.
В 1890 г. братья Форер выписали специалистов из ,,Kloster Neuburg,, близ Вены, с тем, чтобы они установили новую железо-бетонную посуду для хранения вина. Внутри она была выложена стеклом, что обеспечивало ей идеальную чистоту .
Весь процесс, от сбора винограда, до изготовления вин, был детально проработан и четко выполнялся. Для экспорта вина хозяйство имело специальную платформу в пределах заводского двора и подъездной путь к ней для 12 вагонов.
В 1905 году братья Форер решили усовершенствовать систему изготовления спирта и открыли свой ректификационный завод, вырабатывавший исключительно виноградный спирт . Аппарат системы ,,Савалль,, был расчитан на выработку 3 миллионов градусов в год. Завод обслуживался двумя паровыми котлами в 63 лошадиные силы. При заводе имелось 2 подвала с 14 ёмкостями для хранения спирта, вмещавшими от 2000 до 4000 ведер каждая.
В реконструкции нуждалось и коньячное производство, открытое в 1892 году. Поскольку спрос на коньяки братьев Форер был очень велик и рос с каждым годом, им пришлось значительно расширить производство, заменить оборудование на более современное и построить два новых двухэтажных подвала. Специалисты, посещавшие коньячный завод братьев Форер, отмечали, что в их подвалах хранится коньяк выдержки , начиная с 1892 года, т.е. фактически, с первого года начала производства коньяка.
К 1910 году хозяйство братьев Форер достигает высшей ступени развития. По мнению самых строгих экспертов, это хозяйство являлось образцовым по всем показателям. Заслуги Христофора Форер в развитии виноградарства на Кавказе отмечаются ,, Высочайшей милостью, выразившеюся в пожаловании ему 12 февраля 1904 года звания Потомственного почетного гражданина,,.
file.php?fid=544826&key=518012740

Христофор Форер с сыновьями: Христофором, Готлибом, Генрихом и Фридрихом.

Братья Форер являлись не только производителями и поставщиками вина и коньяка. Они имели собственные магазины во всех крупных городах Кавказа, а также в Москве и Петербурге. Коньяки братьев Форер были хорошо известны и в странах Западной Европы.
Вот лишь некоторые из наград, полученных братьями Форер ,,за выдающееся виноградное хозяйство в больших размерах,,:
- 1894г. – Почетный диплом, золотая медаль и золотой крест Парижской академии Наук и Искусств.
1897г. - золотая медаль на Межддународной выставке в Лондоне.
- 1898г. – большая золотая медаль Кавказской выставки садовых культур.
-Большие золотые медали Всеобщей выставки: 1897г. – Гамбург, 1899 г. – Магдебург, 1900г. – Париж, 1901 г. – Тифлис.
1899 г. - Почетный диплом и золотая медаль Всеобщей выставки в Мюнхене и на выставке промышленности и торговли в Пуатье.
1901г. – Grand-Prix , золотая медаль и почетный крест Международной промышленной выставки в Лионе.
1902г. – Grand-Prix и золотая медаль на международной выставке в Бордо
1904г. – золотая медаль на Международной выставке в Париже.
1906г. – золотая медаль и почетный крест на Международной выставке в Милане.
1907г. - золотая медаль на Международной выставке в Бордо.
1908 г. – Grand-Prix и золотая медаль на Международной выставке в Риме.
1909 г. – почетный диплом и золотая медаль на Международной выставке в Милане... и др.
Автор-Аида Бабаджанова.
https://aidatiflis7.livejourna...%B8%D0%B5.
Фото из статьи (Тифлисский листок. 1900г. № 77)

Я ТРОГАЮ СТАРЫЕ СТЕНЫ...» ГОРЬКИЙ В ТИФЛИСЕ
Среди десятков иноземных знаменитостей, стремившихся в Тбилиси и в разгар своей славы, и еще лишь в ее преддверье, этот человек выделяется дважды. Во-первых, он пришел в столицу Грузии пешком – принципиально, презрев все транспортные средства, который
до появления в Тифлисе будущий «буревестник революции» прошагал Поволжье, Донскую область, Украину, Бессарабию, Крым, Кубань, Терскую область, Военно-Грузинскую дорогу. В его котомке – тетрадки со стихами, хотя, по собственным словам, он «решил не писать больше ни стихов, ни прозы и действительно все время жизни в Нижнем – почти два года – ничего не писал». Это решение принято после того, как писатель Владимир Короленко жестко и справедливо раскритиковал его «превосходную поэму в прозе и стихах «Песнь старого дуба». Молодой человек легко раним, пережил разочарование в идеалах, большую безответную любовь и даже попытку самоубийства… Кстати, именно все перечисленное, а не только желание «самому пойти посмотреть, как живет «народ», и привело к тому, что Пешков покинул родное Поволжье и оказался в Грузии.
file.php?fid=545980&key=1473461765

А еще он следует двум советам. Первый – от красавицы Ольги Каминской, которая на десять лет старше страстно влюбившегося в нее Алексея. Эта замужняя женщина признается, что и он ей не безразличен, но бросать мужа отказывается, посоветовав больше не искать встреч с ней. Другой совет дает… психиатр. После того, как химик-философ Николай Васильев чуть не свел с ума Пешкова, напичкав его философией, погружая в теорию Эмпедокла и ницшеанство. Совет прост: «Вам, дружище, прежде всего надо забросить ко всем чертям книжки и вообще всю эту дребедень, которой вы живете! По комплекции вашей вы человек здоровый, и – стыдно вам так распускать себя. Вам необходим физический труд…» И весной 1891 года Алексей начинает отмеривать шагами версту за верстой, чтобы «найти в жизни, в людях нечто способное уравновесить тяжесть на сердце… выпрямить себя». В различных концах страны он предстает батраком, рабочим, защитником слабых, просто прохожим. И очень часто – босяком. Таким он и появляется в Тифлисе. Вовсе не забросив к чертям книжки и продолжая писать собственные строки – «в котомку», поскольку стола у него нет.
Стоит уже ноябрь 1891-го, когда в тифлисский район Вере, в котором заканчивалась тогда Военно-Грузинская дорога, входят два попутчика – Алексей Пешков и молодой человек из княжеского рода Цулукидзе. Они познакомились в Одессе, где князь разыскивал ограбившего его человека. Грабитель найден не был, а незадачливый мститель проел все, что у него было, и бедствовал. Пешков вызывается проводить его до Тифлиса, кормит его на деньги, которые зарабатывает, а тот воспринимает это как должное, заявляя, что сам работать не умеет. Алексей Максимович вспоминает о своем далеко не лучшем попутчике без злости, но весьма показательно: «…Я часто вспоминаю о нем с добрым чувством и веселым смехом. Он научил меня многому, чего не найдешь в толстых фолиантах, написанных мудрецами, - ибо мудрость жизни всегда глубже и обширнее мудрости людей… Каждый раз, когда на шею мне садится человек, которого надо было куда-то вынести, я нес его, насколько хватало сил и охоты, нес и вспоминал Шакро». Между тем, у него нет никаких оснований для того, чтобы в первые часы пребывания в Тифлисе вспоминать попутчика «с добрым чувством и веселым смехом». Тот попросту бросает Алексея на станции конки возле Верийского моста – обещает вскоре вернуться, но навсегда исчезает из его жизни.
Прождав часов шесть, промерзший волжанин заходит погреться в духан, дерется там с пьяными кинто и оказывается вместе с ними в полицейском участке на Ольгинской (ныне – Костава) улице. Утром его допрашивает пристав, и Пешков, с его босяцким видом, оказывается на волоске от больших неприятностей. К счастью, он вспоминает человека, который может удостоверить его личность – бывшего ссыльного Михаила Началова, с которым в Нижнем Новгороде посещал народовольческий кружок. Вообще-то, в Тифлисе у него есть еще несколько «политически неблагонадежных» знакомых по Нижнему – руководитель того кружка Аким Чекин, распространители нелегальной литературы Яков Данько и Евгений Добровольский. Не поэтому ли он так стремился в этот город? Ну, а порядки тогда такие, что даже находящийся под надзором Началов считается солидным человеком – он служит в Управлении Закавказской железной дороги. А надзор за ним осуществляет тот самый пристав, что допрашивал Пешкова. Так что, Началова даже не вызывают в участок – задержанного отправляют с городовым к нему на квартиру, он удостоверяет личность «бродяги» и попросту оставляет его у себя. А вскоре тот обретает первое жилище в Тифлисе – у Якова Данько. И вот с этого момента нам придется все чаще делать уточнения и задавать вопросы, связанные с пребыванием будущего писателя в грузинской столице.
Исследователи, определявшие место жительства Данько, а значит, и Пешкова на Вере, в конце концов, назвали «Федосеевскую улицу». Но во времена Алексея Максимовича такой улицы не существовало – была Колючая балка. Лишь в декабре 1896-го (через четыре года после отъезда Горького) там, где эта улица встречается с Грибоедовской в конце нынешнего проспекта Руставели, «в доме г-жи Зосиберг, предоставившей бесплатное помещение для устройства молитвенного дома, торжественно был отслужен молебен с водоосвящением святителю Феодосию Углицкому, Черниговскому чудотворцу». Так была открыта Феодосиевская церковь, и давшая новое название улице – Феодосиевская (ныне – улица Сараджишвили). Советская власть превратила здание церкви в Шахматный клуб, а сейчас там соседствуют «Приватбанк», Фонд культуры Грузии и кафе «Галерея».
И знаете, для чего тогда был открыт храм? Для упорядочения религиозно-нравственной жизни обитателей, «отдающихся праздному и губительному разврату во множестве находившихся здесь кабаков, пивных и тайных притонов». Нечего сказать, в хорошем месте провел начало грузинского периода Пешков, бежавший от «свинцовых мерзостей» жизни. Впрочем, господам революционерам там жилось вполне нормально, именно там они проводили собрания единомышленников. А Максимыч, как называли его друзья, сразу же увлекся тем, что называлось антиправительственной деятельностью. Деятельность эта становится все шире после того, как Началов, используя свои связи, устраивает его работать в Главные железнодорожные мастерские. Но на какую должность? Вопрос казалось бы праздный. Илья Груздев, биограф Горького, ссылается на самого писателя: «Сначала, - писал Алексей Максимович, - месяц с лишком работал в кузнечном, молотобойцем, затем – в счетоводном отделе мастерских записывал расходы материалов по «малому ремонту паровозов».
Эти же специальности указаны и в различных вариантах горьковской биографии. Однако в номере 141(692) газеты «Большевистская путевка» за 21 июня 1936 года бывший мастер малярного цеха Илья Горбатенко вспоминает, как Пешков пришел к нему «на заработки». Рассказал свою биографию, понравился мастеру и на другой день оформился в конторе. Работать стал подручным маляра в малярной бригаде Ивана Долгова в товарно-вагонном парке, затем перешел в бригаду Маслова, работавшего маляром по надписям. А когда он напечатал свой первый рассказ, рабочие с гордостью говорили Горбатенко: «Пешков-то, наш маляр, как пишет»… Но, может, старый рабочий ошибался? Что ж, литературовед Валерьян Имедадзе предлагает нам прочесть уже официальный документ – запись на 770-й странице матрикульной книги Главных железнодорожных мастерских:
«Нижегородской губернии, православный, холостой, 23 года, Алексей Максимович Пешков принят на работу маляром 10 декабря 1891 года, рабочая марка №1824… Поденное содержание получал 1 рубль в день. 1 февраля 1892 года назначен отметчиком, уволен 21 сентября 1892 г. по собственному желанию». Как видите, ни о кузнечном цехе, ни о молотобойце Пешкове и речи нет. Вот такая загадка. При том, что факт работы Пешкова в железнодорожных мастерских неоспорим. Как и то, что из Колючей балки он перебрался в район Чугурети. Но и здесь без вопросов и уточнений не обойтись. Даже такие серьезные литературные исследователи, как уже упоминавшийся Илья Груздев и столь популярный в последнее время Дмитрий Быков внесли путаницу в местонахождение «коммуны», члены которой вместе с Пешковым вели пропагандистскую работу среди рабочих и студентов. Оба утверждают, что она обосновалась на Ново-Арсенальной улице.
Но название «Красногорская коммуна», под которым она вошла в историю и революционного движения, и литературы, уже говорит само за себя. К тому же достаточно просто подойти к мемориальной доске на доме №3 по улице Горького (бывшей Красногорской). Именно здесь Пешков поселяется с несколькими товарищами и образуется своеобразный политический клуб. Помимо рабочих сюда приходят учащиеся семинарии, землемерного училища, учительского и акушерского институтов, преподавательницы городских школ и, конечно, представители тифлисской интеллигенции. А Ново-Арсенальная, как свидетельствуют старые карты, была выше, у линии железной дороги.
Алексей играет в «коммуне» сплачивающую роль. Сам он видит ее так: «Поливаю из ведрышка просвещения доброкачественными идейками и таковые приносят известные результаты… Читаю с учениками института и семинарами. Ничему не учу, но советую понимать друг друга». Но на деле он учит, в том числе и откровенно революционной деятельности. Ведет агитацию не только в «коммуне», но и в цехах мастерских, и на сходках за городом. Его советам – не ограничиваться самообразованием, писать прокламации – следует, в частности и вступающий на профессиональную революционную стезю будущий тесть Сталина – Сергей Аллилуев. И не случайно через шесть лет после этого, когда вольнодумство, посеянное в «коммуне», дало всходы, во все жандармские документы на Горького включены показания одного из свидетелей: «Припоминая разговоры и суждения Пешкова, скажу, что, несомненно, он был причастен к пропаганде рабочей. Так часто и так много и резко он говорил об эксплуатации рабочих, так много он развивал на эту тему суждений».
Именно «Красногорская коммуна» сводит Пешкова с писателем Эгнатэ Ниношвили, педагогом и общественным деятелем Шио Читадзе, художником Мосе Тоидзе, адвокатом Иваном Джабадари, врачом Николаем Худадовым и другими замечательными представителями интеллигенции Грузии. Причем, с Читадзе он сходится настолько близко, что практически повсюду бывает вместе с ним, принимает участие в судьбе его смертельно больного брата, о котором даже пишет очерк. Шио же вообще собирался отправиться в странствие с Алексеем, но не просто с котомкой за плечами, а создав труппу передвижного народного театра. А когда Пешков говорит Ниношвили: «Ты счастлив, товарищ, что своими глазами видишь, как любят и уважают тебя», тот отвечает: «Напиши то, что ты так хорошо рассказываешь. И тоже увидишь, как все тебя полюбят». А еще будущий основатель «соцреализма» активно участвует в работе Чугуретской подпольной марксистской библиотеки и «Общества учительниц», создавшего «Дешевую библиотеку» для рабочих и служащих. Конечно же, там он не столько читатель, сколько все тот же организатор и пропагандист. И, конечно же, сам не перестает писать, хотя позже заявляет: «Себя я вижу в ту пору фантазером, стихотворцем, пропагандист я был, вероятно, плохой».
Признаем, что это - нечто вроде кокетства: жившие рядом с ним вспоминают, как бережно он хранил исписанные стихами тетради и был полон дальнейших замыслов. Стихи он пишет легко, но сам считает их «дубоватыми». А прозу писать не решается – ему кажется, что она должна состоять из красивых фраз.
И тут в «Дешевой библиотеке» ему встречается человек, сыгравший огромную роль в том, что на свет появился писатель Максим Горький. Именно этот служащий Управления железной дороги, бывший ссыльный Александр Калюжный убедительно повторяет уже сказанное Ниношвили – Алексею надо изложить на бумаге все, о чем тот так увлекательно и красочно рассказывает. Они подружились. Летом 1892 года, отправив семью на дачу, Калюжный предлагает Пешкову перейти на квартиру, которую снимает в доме Рейера на Елизаветинской (ныне Цинамдзгвришвили) улице №146. И предоставляет для работы свободную комнату. Вот в ней-то и был написан «Макар Чудра», под которым впервые появляется псевдоним «Максим Горький». Автор относит рассказ в газету «Кавказ», текст принимает знакомый Калюжного – журналист Владимир Цветницкий и через три дня, в №242 за 12 сентября, появляется новое имя в литературе. «…Поверьте, что едва ли есть день моей жизни, в который я не вспомнил бы вас, - писал потом Алексей Максимович своему «дорогому другу и учителю» Калюжному. - …Вы первый, говорю я, заставили меня взглянуть на себя серьезно. Вашему толчку я обязан тем, что вот уже с лишком тридцать лет честно служу русскому искусству».
Ну, а нам предстоит снова убедиться: не все так ясно в первом пребывании Горького в Тифлисе. В частности, в различных источниках не соответствуют даты самого существования «коммуны». Груздев, Быков и некоторые другие утверждают, что она была создана Горьким и его другом-соседом, революционером Михаилом Афанасьевым после того, как летом 1892-го они вернулись из пеших странствий по Грузии. Но сопоставление воспоминаний, документов и прямое указание литературоведа Имедадзе свидетельствуют: «Красногорская коммуна» действовала намного раньше – с января 1891-го по июнь 1892-го. И еще одна загадка, связанная с этими пешими походами. Известно, что в течение 1892 года Горький исходил Грузию, побывал в Ахалкалаки, Боржоми, Батуми, Ахалцихе, Кутаиси, Озургети, Телави и Гори. А летом не только работал на строительстве шоссе Сухуми-Новороссийск, посетил Очамчире, Новый Афон, но еще и в Баку побывал. А как же с работой, господа? Попутешествовал – и вновь, как ни в чем не бывало, вернулся в цех? Правда Имедадзе утверждает, что перед летним путешествием Горький получил на работе расчет. Но вспомним, что в матрикульной книге, цитируемой им самим, черным по белому написано: «Уволен 21 сентября 1892 г. по собственному желанию»… В общем, если найдется желающий сделать диссертацию на объяснении всего этого, поле деятельности у него немалое.
Ну, а тот сентябрь знаменуется для Алексея событием, которое, пожалуй, перекрывает и политические, и социальные, и литературные страсти – в Тифлис приезжает с дочкой его первая большая любовь Ольга Каминская. Та самая, чей совет не искать встреч с ней стал одной из главных причин пешего исхода из Нижнего Новгорода. Теперь она развелась с мужем и Алексей, узнав о ее приезде, впервые в жизни… падает в обморок. Он читает ей только что опубликованного «Макара Чудру», он твердит ей «Живите со мной! Пожалуйста, живите со мной!» и в ответ слышит: «Сделаем так: вы уезжайте в Нижний, а я останусь здесь, подумаю и напишу вам…» Он вновь следует ее совету, она приезжает к нему из Тифлиса, и они, сняв у спившегося священника баню, живут в ней втроем… Но эта «романтика» - уже совсем другая история, не имеющая отношения к Грузии, в которой, кстати, Горький пишет еще и поэму-сказку «Девушка и смерть», опубликованную лишь через четверть века. Благодаря ей, с тифлисским периодом жизни писателя связана одна из самых цитируемых фраз: ««Эта штука сильнее «Фауста» Гете (любовь побеждает смерть)». Такова резолюция-комплимент «вождя народов». Звучит она почти издевательски – «штука» сия очень и очень слаба.
Второй раз Горький оказывается в Тифлисе в… принудительном порядке, через шесть лет. Его фотография с дарственной надписью обнаружена при аресте того самого Афанасьева, с которым он путешествовал по Грузии. Горького арестовывают в Нижнем Новгороде и, запихнув в тюк весь его архив, этапируют в Грузию. «…Я шагал по двору Метехского замка в Тифлисе, безуспешно пытаясь догадаться – за какие провинности посадили меня в эту тюрьму?», - вспоминает писатель. Камера-одиночка у него не маленькая – десять на семь шагов, два окна выходят на Куру, открывая «прекрасный вид на азиатскую часть города, разбросанную на крутой горе, очень оригинальную своей жизнью и физиономией». Так что, есть возможность и крепостью Нарикала полюбоваться, и увидеть жуткие детали шиитского праздника «шахсей-вахсей». Между тем, он уже всероссийский известный писатель, и весть о том, что его привезли за полторы тысячи верст на допросы, которые не выявили никаких улик, будоражит страну. Начинаются протесты в его защиту, и через семнадцать дней Горького освобождают. При этом начальник жандармского управления с «говорящей» фамилией Дебиль получает из Петербурга серьезный «втык».
Проходит еще пара лет, и в июне 1900 года грузинская газета «Иверия» сообщает: «Выдающиеся русские писатели Антон Павлович Чехов и Максим Горький (настоящая его фамилия А.Пешков) сейчас находятся в Тбилиси. Они остановились в «Северных номерах». Там же остановился художник Васнецов». Вместе со знаменитостями приехали и два врача, близкие к литературным кругам. Цель поездки крайне проста – познакомиться с Грузией, отдохнуть на лоне ее природы. Судя по всему, это удается. А из красот рукотворных Горькому запоминаются фрески в мцхетском соборе Светицховели и то, как Васнецов «до слез восторга любовался» ими. Литературными делами в этой поездке не занимаются, лишь спор в гостинице с сектантами-прыгунами становится материалом для очерка, да и тот не пропущен цензурой «Нижегородского листка». Конечно же, Тифлис не ленится на застолья.
Одно из них проводят в честь Горького сотрудники Управления железной дороги, и, как сообщает очевидец, «некоторые видные грузинские деятели, бывшие на этом банкете, имели случай убедиться, что А.Пешков относится к ним с полнейшей симпатией». А в Верийском саду «Фантазия» гостей чествуют грузинские писатели. Горькому так нравятся танцоры, что он поднимает тост «за здоровье той нации, которая создала такой красивый танец, к вящей славе своей». На это «отозвались грузинские писатели, обмен мнений принял настолько оживленный характер, что были позабыты и обед, и музыка». Словом поездка удалась. Участвовавший в ней врач Леонид Средин сообщает, что и на обратном пути Горький «видел все, что полагается, и Казбек в полном блеске…» Следующий приезд – уже в 1903 году, вместе с женой Екатериной и двумя спутниками из издательского и театрального мира. Несколько дней в Тифлисе – в гостинице «Лондон» у нынешнего Сухого моста, а потом поездка с Калюжным по различным уголкам Грузии дает интереснейшие встречи. В Уплисцихе Горький знакомится с будущим писателем Михаилом Джавахишвили, в Багдади – с «занятным лесником», отцом Владимира Маяковского, в Кутаиси – с великим поэтом Акакием Церетели и театральным деятелем Ладо Месхишвили, в Абастумани встречает знаменитого русского художника Михаила Нестерова… А в Тифлисе многое узнает от переводчика Ивана Полумордвинова о грузинской литературе того времени. Ну, а общая оценка этой поездки, исходя из того, что жив еще бродяжий дух, такова: «Прогулялся я – хорошо. - Очень много ходил пешком, поздоровел».
Потом долгая разлука с Грузией, в Тбилиси Горький приезжает лишь летом 1928-го, с сыном, в рамках большой поездки по стране. И это уже совсем не тот человек, что бывал здесь в конце XIX века. Он только что вернулся в СССР с Капри в ранге «великого пролетарского писателя», «буревестника революции» и «основателя социалистического реализма». С ним «дружат» Сталин и его окружение, его произведения стали обязательными в учебных программах. Фактически, это уже живой памятник, сам не осознающий, насколько «забронзовел». Тифлис встречает его многотысячной толпой под транспарантами типа «Да здравствует наш любимейший друг!» Визит проходит на высшем правительственном уровне – жилье на втором этаже Дома писателей, банкеты и официальные встречи, осмотр «символа советизации Грузии» - Земо-Авчальской гидростанции (ЗАГЭС), Музея Грузии и показательных детских колоний в Коджори… На встречах – взаимные комплименты, поучения со стороны Горького. Были, впрочем, и деловые моменты. Отвлекая высокого гостя от банкетных тостов, Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Николоз Мицишвили и другие поэты ставят вопрос об издании на русском языке антологии грузинской поэзии и прозы. Гость одобряет идею, подчеркивая, что еще до революции хотел сделать это, но не сумел.
Затем Горький на день едет в Ереван, а по возвращении – «интереснейшая беседа с рабкорами в каком-то саду». Для тбилисцев этот сад – не «какой-то», а бывший летний Клуба строителей, носивший потом имя самого Горького, ныне – Сад роз на проспекте Агмашенебели. Поднявшись на Сололакский хребет, ставший тогда Комсомольской аллеей, Горький умиляется открывающейся панораме: «Все вспоминаю Тифлис, мой родной город» и, указывая на Метехи: «А там я сидел в клетке». В честь него проводится даже пленум Тбилисского горсовета, на котором он выступает с державной назидательностью, по-сталински рублеными фразами: «Рабочие Грузии любят своих писателей. Помню, как они читали Церетели, Эристова, Пшавела, Чавчавадзе, Ниношвили. В трудных условиях приходилось писать грузинским писателям. Они делали большое дело, народное дело. Их надо переводить на русский язык, на языки других народов». В Тифлисе он пробыл четыре дня, успев стать почетным членом Союза писателей Грузии.
Через год – еще более краткий и не менее торжественный приезд, после Абхазии. Все пребывание огранивается «дружеским завтраком» с руководством республики. Горький говорит о «неотложных вопросах пропагандистской и культурно-воспитательной работы», об «усилении мещанства», о «союзе капитала с самыми темными реакционными силами». И рассказывает о «комическом случае» на… Соловках. На страшных островах «архипелага ГУЛАГ» писатель-гуманист побывал незадолго до приезда в Тифлис, «не заметив», что там творилось. Зато ему запомнилось, как выпускавшаяся для зэков стенгазета скаламбурила: «Слыхали, Алексей Максимович приехал? - На десять лет?» Он хохотал, не вдумываясь в трагическую суть шутки… Потом еще поучил жизни, в частности, тому, как надо воспитывать пионеров, и уехал навсегда.
Можно еще много цитировать бывшего бунтаря, которого сумела «приручить» советская власть. Но не хочется, хотя он и говорил искренне. Лично мне ближе и понятнее другие искренние слова позднего Горького – о городе над Курой: «Я никогда не забываю, что именно в этом городе сделан мною первый неуверенный шаг по тому пути, которым я иду вот уже четыре десятка лет. Можно думать, что именно величественная природа страны и романтическая мягкость ее народа – именно эти две силы – дали мне толчок, который сделал из бродяги – литератора».
17 марта 2014, 07:41, Владимир Головин
http://newtribuna.ru/news/2014/03/17/41436/

https://foma.ru/knyaz-zurab-mi...istom.html
Князь Зураб Михайлович Чавчаважзе
статья

из статьи:
"Родился 22 января 1943 года в Париже. Отец — князь Михаил Николаевич Чавчавадзе, офицер лейб-гвардейского Конно-гренадерского полка, мать — Мария Львовна Чавчавадзе (урожд. Казем-Бек) . В 1920-е годы эмигрировали во Францию. В 1948 году вернулись в СССР, после чего глава семьи (отец) был арестован и заключен в ГУЛАГ, а Марию Львовну вместе с детьми сослали в Казахстан. Реабилитированы в 1956 году. Впоследствии Зураб Михайлович окончил факультет западноевропейской филологии Тбилисского государственного университета. Работал в НИИ научной информации в Тбилиси, преподавал в Грузинском государственном университете. В 1990 году стал одним из организаторов Российского дворянского собрания, позже приостановил свое членство в нем. Сегодня — генеральный директор Благотворительного фонда Святителя Василия Великого. Директор православной гимназии Святителя Василия Великого в деревне Зайцево. Жена — Елена Николаевна Чавчавадзе, дочь Анастасия.
Святой Илия

— Зураб Михайлович, если не ошибаюсь, среди Ваших предков есть человек, прославленный в лике святых. Это действительно так?

— Да. По материнской линии — святитель Иоасаф Белгородский, а по отцовской — Илья Чавчавадзе, известный общественный деятель, член Государственного Совета, грузинский писатель. Он был прославлен в Грузинской Православной Церкви сравнительно недавно, около 30 лет назад.

— Писатель, общественный деятель и святой?…

— Да, он был довольно влиятельный человек и при этом вел праведную жизнь. Кстати, Илия — прекрасный пример для наших политиков в контексте нынешних отношений Грузии с Россией. Он отстаивал самобытность Грузии, защищал ее культуру, язык, выступал за автокефалию Грузинской Церкви. Грузия управлялась тогда аппаратом наместника на Кавказе, и случалось, что аппарат грешил неумной русификаторской политикой: скажем, закроют какую-нибудь грузинскую школу, сделают ее русской. Илия Чавчавадзе подобные факты фиксировал и поднимал вопрос на высочайшем уровне. И порядок наводился! Поэтому грузины очень чтут его.

Его авторитет в народе был настолько высок, что шансы какой-либо общественной группе преуспеть без одобрения Илии были ничтожны. И поэтому в 1907 году он был убит. В советское время стали говорить, что это дело рук царской «охранки». Но на самом деле его убили большевики за отказ сотрудничать с ними — это известный факт.
Будучи государственником, праведный Илия по-настоящему отстаивал незыблемость и неприступность большой родины — имперской России, вне союза с которой он не мыслил существования любимой Грузии.
---------------

— В конце 1940-х годов Ваша семья вернулась из эмиграции, из Парижа, в Советский Союз. С какой целью?

— Это было после войны, в 1948 году. Тогда вернулись многие. Война расколола эмиграцию: меньшая часть встала на сторону Гитлера, надеясь, что он уничтожит большевизм; но большая часть «болела» за советскую армию и желала ей победы. Моя семья была в числе последних. После победы у этой части эмиграции возникла эйфория: они решили, что пора возвращаться и привносить в Советский Союз то, что Россия утратила в годы Гражданской войны и в 1930-е годы. Ведь эмигрировали самые образованные люди, носители тех традиций, которые в СССР уничтожались на корню. Я не сказал бы, что эти эмигранты были на 100% уверены, что все обойдется. Они понимали, что, возвращаясь, идут на определенный риск, но считали, что это их долг.
После возвращения мой отец был арестован и получил высшую меру наказания — 25 лет лагерей (это считалось тогда равноценным расстрелу). Его обвинили в действиях в интересах пяти иностранных разведок — по количеству стран, которые он пересек по пути из России во Францию. Даже пребывание в Болгарии, где отец провел 15 минут, проезжая вдоль границы, «засчитали»! И — отправили в ГУЛАГ, а мы оказались семьей «врага народа» и были сосланы в Южный Казахстан. Там мы несколько раз оказывались на грани гибели — условия были жуткие. Отец тоже мог погибнуть в ГУЛАГе, потому что отправили его в Воркуту. Но Господь избавил. В 1956 году его, а потом и нас, реабилитировали, и мы начали постепенно перебираться из Казахстана.

— Ваш отец жалел о том, что вернулся?

— Нет. Он чувствовал смутную вину за то, что уехал и оставил свою страну в таком бедственном положении, что не участвует в ее судьбе, и решил вернуться, чтобы быть со своим народом. То же чувствовали многие эмигранты, тем более что значительная их часть принадлежала к дворянскому сословию, для которого служение Отечеству — безусловный долг".
------------------------------------------------------------------------------------------------------
https://www.mos.ru/afisha/event/28863088/
Книга православного педагога Марии Львовны Казем-Бек (урождённой Толстой) «Дневники».
«Дневники» были выпущены в 2016 году издательством Сретенского монастыря. Правнук автора «Дневников» Марии Львовны Казем-Бек князь Зураб Михайлович Чавчавадзе, генеральный директор гимназии Святителя Василия Великого. ((* Мария Львовна Казем-Бек (1855-1918) урожд. Толстая))
---------------------------------------------------------------------------------------------------------
https://mygulag.ru/nekrasova-chavchavadze_olga
Воспоминания Некрасовой-Чавчавадзе Ольги Андреевны (матушки Магдалины) "Мой ГУЛАГ"
((* матушка Магдалина (О.А. Некрасова 1933гр) - сестра по матери Зураба Мих. Чавчавадзе; ее отец Андрей Некрасов - пра..внук родного брата поэта Некрасова; ее мать - Мария Львовна Казем-Бек ( ее 1-й муж А. Некрасов, 2-й муж М. В. Чавчавадзе) ))

К посту А.Снегирева Я ТРОГАЮ СТАРЫЕ СТЕНЫ...» ГОРЬКИЙ В ТИФЛИСЕ
Цитата «...Оба утверждают, что она обосновалась на Ново-Арсенальной улице.
Но название «Красногорская коммуна», под которым она вошла в историю и революционного движения, и литературы, уже говорит само за себя. К тому же достаточно просто подойти к мемориальной доске на доме №3 по улице Горького (бывшей Красногорской).»

Нынешняя улица Горького включает в себя часть бывшей Красногорской и Ново-Арсенальную

Тифлис и Тбилиси, старые фотографии и открытки, интересные ссылки; недавние фотографии Тбилиси