Татары: генеалогия, краеведение, история Мещеры

«Андреев городок» и Каменная могила на Цне

Абдиев А.Ш.

В статье, которая написана в соавторстве с А.А. Девликамовым «Еще раз про Андреев городок», мы утверждаем, что Андреев городок располагался на берегу реки Цны, между селами Темгенево и Глядково (1). В данной же статье, я хотел бы изложить гипотезу, впервые озвученную татарскими исследователями Акчуриным М. и Ишеевым М. о том, что Андреев городок в документах XIV века, в частности в «Списке русских городов дальних и ближних» (2) назван «Камена могыла на Дъсне».
Приведу короткую выдержку из упомянутого документа: «…А се Залескии: Мещерьское камена могыла на Дъсне, Муром на Оце. Стародуб Вочьскыи…». «Камена могыла на Дъсне» это «Каменная могила на Цне», этот город упоминается наверняка не случайно между городами Мещерьское (современный город Касимов) и Муром на Оке. Если принять верной гипотезу о том, что Каменная могила на Цне позднее стала называться Андреевым городком, то географическое расположение Андреева городка на карте — восточнее Касимова и западнее Мурома, как раз между этими городами...http://www.bastanovo.ru/2014/10/andreev-gorodok-i-kamennaya-mogila-na-tsne/

добрый день, Иван.
ну, в данном случае, да, именно по татарам.

Мещера край

ИЗДАНИЕ НЕЗАВИСИМОЙ АССОЦИАЦИИ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ ЗАПАДНОЙ МЕЩЁРЫ «ГУСЛИЦКИЙ ПЕРЕКРЁСТОК»

Главный редактор Сергей Сергеевич МИХАЙЛОВ.

Статьи альманаха касаются вопросов истории и традиционной культуры одного из малоизученных и загадочных уголков Центральной России.

Скачать альманах можно тут: http://www.bastanovo.ru/2014/08/4580/

Кастровское медресе

Сафаров М.А.,
кандидат педагогических наук.

Кастровское медресе – мусульманское учебное заведение, существовавшее в XIX – нач. XX вв. в городе Касимове Рязанской губернии.

Основано в 1808 году по инициативе имам-хатыба Ханской мечети Касимова Абдулвахита Исмагиловича Давликамова при финансовой поддержке богатых прихожан Ханской мечети, в том числе Шакуловых. Оставаясь на протяжении более ста лет имам-хатыбами Ханской мечети, династия Давликамовых руководила деятельностью медресе. Особую роль в развитии медресе сыграл сын основателя – Фазлулла Абдулвахитович Давликамов, избранный вторым имамом Ханской мечети в 1827 году. Первоначально медресе располагалось в собственном доме Давликамовых. В 1818 году медресе размещалось в двух зданиях: каменном и деревянном, построенных сеидом Салехом Шакуловым и содержащихся на его попечении.

Ф.А. Давликамов за 20 лет работы мударрисом Кастровского медресе обучил более 1000 молодых мусульман. Главной целью мударриса являлось, по его же собственным словам, «…обучение полезным наукам юношества, которые остались бы без просвещения и познания необходимого для человечества, в отношении религии и благонравной жизни, но закосневали бы в невежде и безнравственности, без ясного познания Всевышнего Творца Вселенной, его творений и самих себя…».

Кастровское медресе являлось учебным заведением не только локального масштаба, а было хорошо известно среди мусульман, живших в разных частях Российской империи. Большинство шакирдов медресе составляли выходцы из татарских сел Рязанской, Тамбовской, Пензенской и Симбирской губерний. Учились шакирды и из Казани, Астрахани, Уфимской губернии. Среди наиболее известных выпускников Кастровского медресе – имам-хатыб Московской мечети на Большой Татарской улице Абдулла Шамсутдинов (1878-1937) и имам-мухтасиб ДУМЕС по Пензенской, Куйбышевской, Ульяновской и Тамбовской областям Ярулла Юсупов (1880-1975).

В 1847 году медресе состояло из трех отделений. На первом из них (тюркском) обучали азбуке, основам веры, Св. Корану и шариату; здесь обучалось 27 шакирдов. На втором, арабском отделении, учились 23 шакирда. На третьем (персидском) – историю ислама, историю пророков, толкование Корана, географию и другие дисциплины изучали 6 чел.

Название медресе связано с тем, что с 1868 года попечителем медресе стал представитель богатой татарской семьи Сайфулла Мурсалимович Кастров – владелец мерлушечного производства. В последующем семья Кастровых продолжала содержать медресе, построила здание для него неподалеку от Ханской мечети. Они оплачивали жалованье преподавателям; на пансионе Кастровых жил многолетний преподаватель медресе Хасан Шамсутдинов. Финансовую помощь медресе оказывали и другие татарские меценаты.

Во второй половине XIX и, особенно, в нач. XX вв., в эпоху борьбы в татарском обществе двух идеологических направлений (кадимизма и джадидизма), попечители Кастровского медресе оплачивали поездки преподавателей для освоения опыта в знаменитые новометодные медресе Казани и Оренбурга.

Помимо Кастровского медресе еще два мусульманских медресе действовало в окрестностях Касимова. Одно из них – «Баймурад» было расположено в деревне Четаево (тат. Чутай): его окончил знаменитый татарский общественный и религиозный деятель общественный деятель, основатель Санкт-Петербургской мечети Атаулла Баязитов (1847-1911). Другое – находилось в деревне Болотце (тат. Джавбаш) и являлось джадидским. Этим медресе руководил имам Мухаметгариф Биктемиров.

Высокого уровня достигло и мусульманское женское образование. Так, представительница упомянутого рода Биктемировых Галимательбанат Биктемирова (1876-1906) в деревне Болотце открыла мектеб для девочек, получивший широкую известность среди татар. Сама Г. Биктемирова была автором сочинений, посвященных роли женщины в семье, методам воспитания осиротевших детей. Общественный деятель и педагог Сагдия Хасановна Булатова (1882-1950) открыла в Касимове первую школу для девочек. Сагдия Булатова и её муж – мугалим Хасан Булатов играли большую роль и в жизни Кастровского медресе

При Кастровском медресе существовала богатая библиотека. С медресе тесно связана и деятельность касимовского татарского театра «Чулпан», где играли шакирды.

В советское время Кастровское медресе было закрыто. В 1930-е гг. здание медресе перешло к городской организации «Жилкомхоз».

В начале 2000-х гг. здание медресе по ул. Большакова, 31 (быв. Долгая ул.) было передано городскими властями в пользование мусульманской общине Касимова. В здании полностью заменены крыша, полы, оконные и дверные блоки, заново смонтирована система отопления, проведена канализация, вновь сделана пристройка площадью 120 кв. метров.

Мусульмане Касимова много лет добивались возвращения здания Кастровского медресе в собственность общине. 25 сентября 2014 года депутаты Касимовской городской думы согласовали передачу зданий Новой мечети и Кастровского медресе Местной религиозной организации мусульман города Касимова.

Литература: Салихов Р.Р. Из истории мусульманских приходов города Касимова// Мечети в духовной культуре татарского народа (XVIII в. – 1917 г.). Материалы Всероссийской научно-практической конференции. – Казань, 2006. С. 170–176; Сафаров М.А. Родники нации (татары Рязанской области).// Татарский мир. 2006, №9; Сафаров М.А. Кастровское медресе // Ислам в центрально-европейской части России: энциклопедический словарь. М., 2009. С. 133-134.

Источник: http://www.bastanovo.ru/2014/09/kastrovskoe-medrese/

Искусство татарского шамаиля

(Статья опубликована при поддержке Проекта «Искусство татарского шамаиля» http://www.shamail.antat.ru)

Рустем Шамсутов

Изначально слово «шамаиль» имеет арабское происхождение и означает буквально «качества, достоинства».Как термин, означающий вид искусства, «шамаиль» («шамайэл») встречается лишь в Иране, получив в персидском языке дополнительное значение – «священная картина, портрет, икона». Персидские шамайэлы-иконы, так же получившие развитие во второй половине XIX века, изображали портрет четвертого праведного халифа Али (особо почитаемого у шиитов), одного или с сыновьями. Можно предположить, что в значении «священная картина» термин «шамаиль» закрепился и в культуре казанских татар.В отличие от арабских лубочных картинок и персидских шамайэлов изображения татарских шамаилей принципиально отвергали (и отвергают до сих пор) образы живых существ и связанные с ними религиозно-поклонные функции.

Из советских ученых идею о проникновении на территории Среднего Поволжья и Приуралья первых шамаилей, выполненных на стекле, как предметов турецкого импорта впервые высказал известный этнограф Н.И.Воробьев: «Шамаили, по словам татар, появились из Турции. В 70-х годах ХIХ столетия было громадное увлечение ими в городах, откуда они проникли и в деревню». Город традиционно являлся центром торговли и популярность шамаилей в городской среде, как предмета турецкого импорта, легко объясним. Ученый связывает появление шамаилей в татарской культуре с «эпохой новометодизма» и «целым рядом европейских влияний, шедших через Турцию» во второй половине ХIХ столетия.

По мнению исследователя традиционных видов арабского народного и декоративно-прикладного искусства Аль-Масмуди, в ХVIII в. техника живописи на стекле из Италии и Чехии распространилась на территорию Турции, а позже и по всем уголкам мусульманского мира (в частности, на Арабском Востоке и Иране). В Турции особая техника религиозной живописи, выполненная на обратной стороне стекла и подсвеченная фольгой, получила название «джамалты». В городской культуре казанских татар техника живописи на стекле, подсвеченная с обратной стороны фольгой, получила название «шамаиль». На территории современного Татарстана этот вид искусства называли и по-другому: бети, йорт догасы, айат, ляуха, накыш. К тому же, распространение шамаилей в различных районах на территории Татарстана было неравномерным. Например, в Закамье, «где шамаили более редки, …стены сплошь увешиваются полотенцами…». Позже термин «шамаиль», обозначавший религиозный вид искусства, включил в себя как печатные издания, так и вышитые на полотне экземпляры (ляуха).

Происхождение и развитие искусства татарского шамаиля тесно связано с историей развития ислама на территории Среднего Поволжья и Приуралья. Первые арабские надписи сохранились на предметах декоративно-прикладного искусства, изготовленных еще в середине VIIIв. булгарскими мастерами. Арабские графемы, нанесенные как на ювелирные украшения (перстни, браслеты), так и на предметы бытового назначения (замки, посуда и т.д.), выполняли не только эстетические функции, но и предохраняли их владельцев от злых сил и дурных помыслов. Магическая роль «знака-оберега» астрально-солярных и зооморфных мотивов раннебулгарского языческого искусства постепенно перешла к абстрагированной неизобразительной форме, выраженной в виде благопожелательной мусульманской надписи. Согласно сведениям Г.С. Саблукова, слова Корана, принимаемые верующими «за надежную защиту от всего вредящего, от сглаза, от очарований всякого вида» было обычным делом изображать «на домашних вещах, на столовой посуде, из которой едят и пьют, на вещах, употребляемых особливо женщинами в наряд свой, на серьгах, на перстнях, браслетах, металлических зеркалах, или на особливых металлических дощечках, ну-ну, на лоскутах бумаги и носить их как талисман»(12, С.66). Основным назначением коранического знака, выполненного в форме шамаиля, было обозначить собой присутствие Единой Божественной Сущности – Аллаха. «И куда бы вы ни повернулись, обратитесь к Аллаху»(Коран, 2:115) – визуально напоминают зрителю священные шамаили. В свою очередь, поминание Имени Всевышнего помогало избавиться от различных бед и напастей. Обережные функции шамаиля наглядно демонстрируют многие из его изречений: «Прибегаю к могущественным словам Аллаха от зла каждого шайтана и вредителя и от каждого глаза дурного», «Аллах лучший хранитель и милостивейший из милостивых» и др.Вера в магическую силу коранических слов отражала взгляды так называемого «народного суфизма». Искусство арабской каллиграфии сакрального содержания, составляющее основу татарского шамаиля, представляло собой естественное продолжение «развития ремесла изготовления талисманов, предметов-оберегов, снабженных защитным, священным знаком». В народной традиции татар использование коранического текста в качестве оберега появилось задолго до формирования искусства шамаилей – в форме бети. Более того, на шамаилях могли непосредственно присутствовать символические изображения различных оберегов, обладающих в народном представлении магическими свойствами. Об использовании на рубеже XIX – XX вв. татарами некоторых литографированных листов со стихами Корана (печатных шамаилей) в качестве «врачевства против болезней» упомянул и известный востоковед Г.С. Саблуков. Дозволенная официальной цензурой информация по магическому применению тех или иных коранических сур в шамаилях подтверждает отсутствие явных противоречий между народным суфизмом и официальным исламом на территории Среднего Поволжья и Приуралья. Комментарии некоторых печатных шамаилей не только поясняли значение изображения, но и содержали в себе “инструкцию” по практическому применению тех или иных сакральных слов и высказываний. Функциями оберега обладали и начертанные на шамаилях божественные Имена и Атрибуты, получившие широкую популярность во всем мусульманском мире. Как оберег, шамаиль нередко занимал в жилище место над дверью...http://www.bastanovo.ru/2014/02/iskusstvo-tatarskogo-shamailya/