https://www.kommersant.ru/doc/5526607«Экспортеры вынуждены к этому»
Как Европа подсела на русские яйца
110 лет назад, в 1912 году, в России был поставлен рекорд по вывозу куриных яиц за границу. Пресса гордо сообщала, что по сравнению с 1884 годом русский яичный экспорт вырос в 15 раз и достиг 3,396 млрд шт. Приводились и колоссальные для того времени суммы полученной выручки — по официальным данным, 84,661 млн руб. Вопрос заключался лишь в том, кто именно получал львиную долю «яичных» денег.
«Такая внушительная цифра вывоза продуктов птицеводства является тем более знаменательной, что до сего времени не принималось широких мер ни к поднятию самого промысла, ни к упорядочению торговли продуктами птицеводства»
Фото: Гостев Алексей / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
«Такая внушительная цифра вывоза продуктов птицеводства является тем более знаменательной, что до сего времени не принималось широких мер ни к поднятию самого промысла, ни к упорядочению торговли продуктами птицеводства»
Фото: Гостев Алексей / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
«Называются здесь ливонскими»
Главным яйцеедом в дореволюционной России был Петербург. До появления железных дорог яичные торговцы держали в столице и в окрестных деревнях огромные «куриные заведения», чтобы круглый год иметь для продажи свежие яйца. Но этот товар был не всем по карману, и для большинства жителей яйца доставлялись по воде из Углича, Мышкина, Кашина, Калязина. По мере увеличения населения расширялся и район заготовления яиц для Петербурга. Так, в 1831 году купец Ф. И. Баранов стал привозить их с Вологодчины, а его не менее предприимчивый сын, А. Ф. Баранов, с середины 1840-х годов организовал заготовку яиц по берегам реки Шексны. За то, что он первым проник туда за яичным товаром, столичные торговцы окрестили его Колумбом Яичной Америки.
Приблизительно в это же время увеличился спрос на яйца и в Москве, совершенно оправившейся после пожара 1812 года. Подмосковные деревни уже не в состоянии были доставлять необходимое количество яиц значительно выросшему населению Первопрестольной. И московские купцы отправили своих агентов добывать яйца в Курскую и Воронежскую губернии, где кур всегда было много, так как в этих краях выращивалось огромное количество разнообразных зерновых культур, и домашнюю птицу было чем кормить. Решившиеся на такую операцию купцы заработали немалые барыши, и с 1840-х годов курские и воронежские яйца целыми обозами, а позже — вагонами стали отправляться в Москву и даже в Петербург.
В 1876 году «Земледельческая газета» сообщала:
«По железным дорогам яйца везутся в Петербург от Воронежа и Курска через Москву (где, разумеется, часть этих воронежско-курских яиц остается для местного продовольствия), а также из уезда Ростовского Ярославской губернии, уездов Бежецкого и Кашинского Тверской губернии и из Лифляндской и Эстляндской губерний, то есть из Ливонии, почему эти яйца и называются здесь в народной торговле ливонскими, или, как выражаются простолюдины, "ливонками"».
Яйца, поступавшие в Петербург из Кракова и с северо-запада, назывались «краковки», а из Финляндии — «финки».
Последние особенно ценились и продавцами, и покупателями — они были некрупными, но отличались «замечательной способностью долго и упорно удерживать свою свежесть».
Скупщики, добывавшие яйца в деревнях, были виртуозами транспортировки этого капризного товара. Многие укладывали его прямо в телегу, перестилая слои соломой. Как правило, в одной телеге скапливалось до четырех-пяти тысяч яиц. Особенно же искусные скупщики могли уместить и до десяти тысяч и проехать со всем этим на телеге без всяких рессор сотни верст.
Но большая часть яиц в Петербург приплывала. У столичных оптовиков в нескольких губерниях на реках были свои пристани, куда весной отправлялись приказчики, которых крестьяне называли яичными молодцами-заказчиками и даже благовестниками, потому что с их прибытием по деревням начинали разъезжать скупщики яиц, и в крестьянских домах появлялись деньги.
В цену сплавных яиц входили и суммы, потраченные оптовиками на покупку на местах лодок, корзин, коробов и рогож, на наем рабочих, одни из которых сортировали и упаковывали товар, другие доставляли его в северную столицу. Все лето Нева у Обводного канала и Фонтанка были покрыты барками, лодками, каюками с яйцами.
После перегрузки товара в многочисленные яичные лавки, устроенные на берегах Фонтанки, судна по дешевке продавались на дрова.
А вот овес, которым пересыпались яйца при укладке в короба и корзины, ценился в Петербурге очень высоко, так как этот яичный овес, или «яичник», был тяжеловесным, хорошо провеянным и просушенным. Только в такой «упаковке» яйца — продукт, которому очень вредна сырость,— могли благополучно выдерживать долгую транспортировку по воде. В 1870-е годы яичного овса продавалось в столице на 300–400 тыс. руб. в год, яиц — на 2 млн руб., до 150 млн шт.
Около 8 млн из них поставляла Казанская губерния. В Чебоксарском, Цивильском и Свияжском уездах, славившихся высокими урожаями хлебов, было развито и птицеводство.
«Здешнее население,— отмечалось в "Земледельческой газете",— состоит преимущественно из чувашей и казанских татар, отличающихся трудолюбием и честностью. К тому же чувашка и татарка — страстные, так сказать, прирожденные куроводки».
«Заграничные экспортеры обыкновенно производят покупку через своих доверенных лиц, которые сами производят сортировку и отправку яиц»
Фото: Heritage Arts / Heritage Images / Getty Images
«Заграничные экспортеры обыкновенно производят покупку через своих доверенных лиц, которые сами производят сортировку и отправку яиц»
Фото: Heritage Arts / Heritage Images / Getty Images
«Скупает их исключительно для заводов»
Огромное количество яиц оставалось в Казани, но не только для еды. Они были необходимы в разных производствах: кожевенном, мыловаренном, с середины XIX века — альбуминном.
«Масса собираемых около Казани яиц, с одной стороны, а с другой — давнее знакомство местных татар с мыловарением, обусловили возникновение в татарской слободе в Казани производство яичного мыла из яичных желтков,— сообщал "Вестник финансов, промышленности и торговли" в 1886 году.— Таким образом татарами был впервые практически разрешен вопрос об утилизации желтка на мыло, над чем долго и малоуспешно работал Сакк в Вессерлинге (Эльзас), пробовавший перерабатывать желтки на мягкое мыло. Итак, желток утилизировался в Казани на мыло, белок же отдавался мыловаренными заводами работницам татаркам, занимавшимся отделением желтков от белков, и употреблялся ими в пищу преимущественно в виде блинов».
В 1855 году коллежский советник И. Балабин нашел более выгодное применение белкам. Он наладил в Казани «рациональное производство яичного альбумина» — порошка из высушенного белка, применявшегося на фабриках для закрепления красок на тканях. Теперь побочным продуктом оказался яичный желток, которого оставалось так много, что казанские мыловары были не в состоянии его переработать: им требовалось 800 тыс. желтков в год, а на альбуминном заводе их отправлялось в отброс несколько миллионов.
Проблема была решена в 1857 году, когда Балабин придумал вытапливать из желтков жир, назвав новый продукт яичным маслом.
Оно сбывалось на шерстопрядильные фабрики, кожевенникам, а главное, шло на мыловаренный и косметический заводы самого Балабина, основанные им в Петербурге. Только Балабину было высочайше даровано исключительное право называть мыло, приготовленное из яичного масла, царским.
К 1870 году казанский завод стал производить до 1400 пудов альбумина и до 700 пудов яичного масла в год.
Успехи Балабина вдохновили других предпринимателей. Так, в центре яичной торговли — городе Короча Курской губернии — в 1871 году московский купец А. Ф. Габеркорн тоже открыл альбуминное предприятие. В свою очередь, его доходы сподвигли местных купцов и даже крестьян наладить производство яичного альбумина. И в начале 1880-х годов в Курской губернии возникли еще два альбуминных завода. Кроме того, такое же предприятие появилось в Воронежской губернии.
Эти четыре завода поглощали более 12 миллионов яиц в год.
«Вся эта масса яиц доставляется на завод особыми скупщиками,— писал "Вестник финансов, промышленности и торговли" в 1886 году.— Эти скупщики первоначально появились с тех пор, как возникла торговля яйцами с Москвою, но сначала их было очень немного…
С основанием же заводов количество их увеличилось и теперь в редкой деревне Корочанского, Острогожского и Новооскольского уездов не имеется такого промышленника…
Всего таких торговцев по Курской губернии земско-статистической переписью насчитано до 1000 человек. Некоторые из них, по старой памяти, собирают яйца для корочанских и новооскольских купцов, которые ведут торговлю яйцами с Москвою; большинство же скупает их исключительно для заводов».
Цена на яйца постоянно росла. В 1870-е годы в курских и воронежских деревнях десяток яиц можно было купить за 4 копейки, на местных городских рынках — за 5–8 копеек. В 1880-е годы цена десятка яиц не опускалась ниже 10 копеек, а чаще была 17–20 копеек. Зимой же, когда у большинства крестьян куры не неслись (от плохого ухода и беспородности), яйца продавались по 5 копеек за штуку, а перед Рождеством цена доходила и до 7 копеек за яйцо.
Почти весь альбумин курских и воронежских заводов шел за границу. А когда в конце 1870-х годов научились консервировать жидкий желток, то стали экспортировать и его, преимущественно в Париж — там его использовали булочники и кондитеры, а также кожевенники, выделывавшие лайку.
«В первую очередь следовало бы иметь в виду улучшение условий сбыта продуктов птицеводства к выгоде самих хозяев, а не скупщиков и перекупщиков»
«В первую очередь следовало бы иметь в виду улучшение условий сбыта продуктов птицеводства к выгоде самих хозяев, а не скупщиков и перекупщиков»
«Становятся участниками обмана»
С развитием русской железнодорожной сети с каждым годом все больше и больше из России стали вывозиться яйца в натуральном виде. Если в 1870 году в Европу было отправлено 10 988 000 русских яиц, то в 1898 году их было вывезено 1 830 589 000 штук.
В «яйценосных» губерниях — Казанской, Саратовской, Самарской, Нижегородской, Симбирской — поселились представители иностранных фирм, специализировавшихся на торговле яйцами.
Шталмейстер князь С. П. Урусов, авторитетный специалист во многих областях сельского хозяйства, писал в 1897 году:
«Какое значение имеют исследованные пять губерний в международной торговле яйцами, усматривается из того, что в 22-х местах имеются особые конторы по закупке яиц, причем наибольшей известностью пользуются гг. Беккер (Сызрань, Новодевичье, Тетюши, Казань, Козловка, Симбирск), Рейхерт (Сызрань и Саратов), Робинсон (Новодевичье, Тетюши, Казань, Чебоксары и Козловка), братья Зейферт (Самара и Казань)… Пиккок (Сызрань и Казань)».
Кроме того, сообщал князь Урусов, в тех же губерниях яйца для экспорта заготовляли русские купцы Баранов, Осипов, Корытков и Васильев.
«Заграничные экспортеры,— писал журнал "Хозяин" в 1902 году,— обыкновенно производят покупку через своих доверенных лиц, которые сами производят сортировку и отправку яиц. Несмотря на значительную дороговизну содержания таких лиц и крупные расходы по содержанию конторы и складов, экспортеры вынуждены к этому недобросовестностью русских яичных фирм, которые очень часто практикуют смешивание крупных яиц с мелкими и вообще высшего сорта с низшим.
Крупные экспортеры, продавая яйца торговцам у себя в стране, таким образом невольно становятся участниками обмана, и, чтобы избежать этого, они предпочитают нести очень крупные накладные расходы по содержанию своей администрации в России, нежели иметь дело с русскими торговыми фирмами».
Во многих крестьянских хозяйствах стали держать более 20 кур, а были дворы, где на зиму оставляли 50–75 и даже 100 кур. Такое куроводство уже имело полное право называться промышленным. Хотя до французских птицеводов, державших по 3000 кур и более, им было еще очень далеко.
Неизбежно появились иностранные конторы и в Воронежской губернии, где куры несли самые крупные в России яйца (120 штук, то есть десять дюжин, весили 17 фунтов — 7,7 килограмма). И если раньше, как отмечал писатель и географ С. Н. Дмитриев, об односортности никто не заботился, гнались только за дешевизной, теперь работа с яичным товаром изменилась.
«Стала применяться сравнительно строгая сортировка,— писал Дмитриев,— появился институт субсидируемых скупщиков, установился экспорт на заграничные рынки, в дело были вложены большие капиталы, и большинство местных русских фирм стушевалось; оставшиеся же или сделались поставщиками иностранных экспортных контор, или же ведут скромную торговлю с внутренними рынками по принципу — что бы ни продать — лишь бы продать».
Но со временем, изучив требования европейского рынка, некоторые воронежские скупщики смогли поставить собственное дело по образцу иностранных фирм. Как, например, крестьяне Петр, Алексей и Федор Филипповы из слободы Сагуны Острогожского уезда.
«В семи верстах от станции расположена значительная слобода, превосходящая по своему благоустройству многие уездные города,— писал о Сагунах в начале XX века коммерческий агент Юго-Восточных железных дорог А. И. Родзевич.— Сотни тысяч кур и индюшек, миллионы яиц скупаются доморощенными коммерсантами этой недавно еще глухой деревни и вывозятся заграницу.
Некоторые из сагуновских мужичков уже обратились теперь в зажиточных купцов, выстроили себе каменные дома, склады и содержат своим смелым кредитом сотни мелких скупщиков.
У Филиппова, главного заправилы этого дела, как нам передавали, ездит по окрестным уездам и губерниям не меньше пятисот подвод скупщиков; кому дается на руки 100, кому 200, 300, кому 1000 рублей, и всегда по-старинному, на слово, без расписок и письменных обязательств».
Для отправки за границу яйца упаковывали по международным стандартам — в длинные с продольными просветами еловые сухие ящики по 1440 штук (120 дюжин), перекладывая хорошо просушенной и проветренной еловой стружкой. После укладки яйца слегка сдавливали под специальным прессом, что позволяло им доехать до заграничного покупателя почти без повреждений. Каждый ящик весил около 6 пудов, в вагоне их умещалось 100–105 штук.
