Письма в блокадный Ленинград ...

№ 16. 5 апреля 42 г.
Фединька, дорогой мой, целую тебя бесконечно много раз.
Так тоскливо без тебя, так хочется скорее быть вместе в нашей уютной комнатке в дорогом Ленинграде. Ребятишки каждый вечер целуют твою карточку. Тата говорит, что это ее папа, а Ленка орет: «Нет, мой папа!» Тата все-все говорит. Поет много песен (конечно, отрывки) и знает почти весь Ленин репертуар стихов. Больше всего Тата любит «Бяку-Закаляку». Лена вчера стояла у окна и вдруг вздохнула горестно и говорит: «Ох, как я хочу к папочке своему поехать». Ну что я могу ей на это ответить? Ведь я тоже только этого и хочу, только этим и живу. Я стараюсь не расстраивать себя ужасными мыслями, верю, что все будет хорошо и мы все опять будем вместе. Тебя, конечно, интересует вопрос с питанием, ну, так сказать, что хорошо — это трудно, но если бы так было и впредь, то кое-как все же можно жить. Невозможно достать картошки, а это основная еда после хлеба. Хлеба нам теперь не хватает, так как не было картошки. Сейчас выменяли 4 ведра за две рубашки и сарафан. До 31/IV я буду получать в консультации (манную кашу и компот) и в военторге немного продуктов.
Бюджет мой. (Дальше Зина пишет бухгалтерские расчеты: приход = 3350 рублей, расход = 6758 руб., наменяно и заработано шитьем = 2782 руб., ост. за все месяцы, прожитые в Топках.) Как видишь, это приходится по тысяче рублей в месяц, но живем мы более чем скромно. Основные деньги идут на мясо и картошку, так как эти продукты очень дорогие. Молоко я почти не покупаю, только когда получу от тебя, тогда уже балую ребят или мне принесут за работу. От тебя я письма получаю так редко, что, если бы не было переводов, я бы очень волновалась за твою судьбу. Письма были только в январе, а перевод 13 марта. Работа у меня все время есть и будет, но мне выгоднее сшить за продукты, за картошку. Ребята здорово шумливые и крикливые, на этой почве у меня все время неприятности с мамой. Не уходить из дома я не могу, так как ничего не достанешь, а когда прихожу, то жуткие скандалы. Что я шляюсь, что я не мать и т. д. Сегодня была в кино, а Кира в это время была у Ольги Ивановны, присматривала за мальчиками, чтобы она могла тоже пойти (смотрели «Разгром под Москвой»). Так и не рада была — наслушалась всего. Ну, это все ерунда. Ты напиши, почему Юра с Ирой жили у нас и живут ли сейчас? Твои письма часто приходят такие, что и читать нечего, прямо плачешь. Дорогой мой, любимый Фединька. Я не прошу тебя писать мне чаще, знаю, что не твоя вина, что я так долго не получаю писем, в конце концов, я их получу, так же как и ты получишь все мои (это уже 16-е письмо с 1/I), но так хочется получать чаще. Когда наш город будет иметь свободный путь, все будет иначе. Целую тебя, мой ненаглядный, крепко-крепко. Кира тебя целует и шлет привет. Скоро мы все увидимся.
Тает у нас вовсю, всюду лужи. Целую, дорогой мой. Твоя Киса.


№ 17. 12 апреля 42 г.
Папуля дорогой наш, целуем тебя крепко-крепко!
Писем от тебя так и нет, кроме трех январских, но 9-го я получила твой перевод № 2943/1 на 400 руб., и мне сказали, что перевод от 7/IV. Я хоть и сама читала, но боюсь верить, я так ждала от тебя весточку «Здоров. Федя», а ее и не было. А по радио передавали, что 4/IV бомбили город, и я места себе не находила от беспокойства. Вчера мне гадали на картах (ты не смейся) и сказали, что с тобой все благополучно. Нашей соседке Вале прислали извещение о смерти мужа, так что у нас тут настроение было печальное, а тут еще бомбежка. К нам очень много приехало ленинградцев, так что я теперь знаю, как Вам, бедным, там жилось. Думаю, что с питанием будет лучше, но страшит бомбежка. Я так боюсь потерять тебя, дорогой мой. Как мне хочется быть скорее с тобой и со всеми. Почему Юра ничего не пишет? Как Зина, Ира, Домочка, Анфиса? Из Ленинграда 18 февраля выехали Полоник с женой, а сын Володя остался там. В дороге Полоник простудился и умер, не доезжая Череповца. Надежда Прокофьевна сейчас в Ярославле в доме отдыха, вернее, была до 5/IV. Прислала письмо и спрашивает, как здесь жизнь, можно ли приехать к нам. Собирается покупать козу, свинью и разводить огород. Я ей написала, что приехать она может, пока поживет у нас, а комнату достать можно. Но она хочет сперва дождаться в Ярославле Володю, но не знаю, сможет ли Володя выехать. Фимочка тоже была в Москве прописана до 5/IV, но писем от нее пока нет. Может, испугалась ехать. Когда же кто-нибудь из Вас приедет. Мои дела таковы: ребята здоровы. Кира третью четверть окончила с отличными отметками. Дети теперь много гуляют, но только на крыльце, так как кругом уже грязь отчаянная. Плохо у нас дело с обувью. Свои туфли я даже починить не могу. У Киры только скороходовские полуботинки, а черные малы. Сандалии ребятам малы. У Татки, то есть, новые ботинки, а у Лены, кроме старых ботинок (больших), нет ничего. Теперь у меня уже есть земля под огород, и самое важное, что он будет день и ночь охраняться.
Я тебе писала, что у меня самые близкие знакомые — это Хнюнины* Ольга Ивановна и Анатолий Александрович. Он архитектор, назначен сюда работать на время войны. Так около его конторы есть участок, и он себе его взял, а меня Ольга Ивановна взяла в пай. Сажать в поле, так все разворуют. Сегодня мы с ней купили семена моркови, брюквы, репы, укропа. Еще купили свеклу, помидоры. Насчет картошки вопрос у меня еще не решен. Землю-то дадут, а вот где взять картофель для посадки? Если покупать, то вся в трубу вылетишь, тут на еду с трудом достаешь. Завтра подам заявление в Райисполком. Ольга Ивановна очень хорошо вышивает, и я у нее учусь. Мне она вышивает кофточку типа украинской, а я вышиваю подушку (это для тебя диванная). Потом буду вышивать сову на стенку, материал суровый она мне дала. Жду с нетерпением твоих писем, хоть что-нибудь знать о Вас. Меня очень волнует, что ты себе не оставляешь денег. По моим расчетам, ты мне столько выслать не можешь. В чем дело? У меня сейчас работы много. Стараюсь получать натурой. Целую тебя, мой ненаглядный, много-много раз. Так хочется по-настоящему поцеловать тебя, прижаться к тебе, но не скоро еще это будет. Ребята все целуют тебя. Твоя Киса.

(18-ое без номера от 17/IV.) наверное, №18 без начала. (написано на маленьких обрывках)
можно делать все что угодно. Все это ерунда. Я не маленькая девочка и характер у меня как раз не такой. Я делаю это для себя во-первых, а во-вторых больше мне негде. Посадить то можно, земли много, но снимет кто-то другой. А там сторож и конечно, ведь веселее вместе. Одна тюкаешь, тюкаешь и слезы люьтся, а тут болтаешь, смеешься над собой, и куда все легче кажется. Ты в каком то письме писал, что бы я поступала так, как нахожу нужным. Я так делать и буду. Насчет меня можешь быть вполне спокойным, так же как я верю тебе. Люблю я тебя одного и дальнейшую жизнь представляю только с тобой. Карточку я твою буду смотреть и целовать каждый день. Она мне очень много поможет. Характер, Федя, не хвастаясь, очень хороший. Это вот тебе я последнее время жалуюсь на мать, а вообще я все принимаю так как есть, так как изменить особо я не могу живу только надеждами на встречу и жизнь с тобой. Целую моего дорогого очень крепко. Всегда твоя Киса. Домочке привет.
№ №
У нас тут было происшествие — упал самолет в десяти шагах от мамы и Ольги Ивановны. Летчиков сразу вытащили, и они будут жить, один-то наверняка. Лена и Тата распевают воинственные песни. Лена поет: «Подлого Гитлера подлая власть крутится-вертится, хочет упасть». Потом: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой с фашистской силой черною, с проклятою ордой». Татка делает всё то, что делает Лена. Сейчас все спят, а я допишу тебе письмо и тоже завалюсь к Ленке. Она такая маленькая и такая неудобная. Все меня толкает в бок и пищит, что ей мало места. Я ей говорю, что папочка большой и очень удобный, и спать с ним было очень хорошо и уютно. Даже не ругался, когда ему прямо на стенке приходилось спать. Я ее называю «выка» от слова «выть» и «шкода», шкодят ужасно. Так хочется быть скорее вместе. Дочки очень выросли. Татку прямо не узнать. Ведь она еще не ходила, когда мы уезжали, а сейчас носится как угорелая. Лена по-прежнему часто падает на ровном месте. Очень плохо у меня с обувью, особенно у Лены, и взять негде совершенно. Береги себя, любимый мой. Так хочется скорее прижаться к тебе, обнять, поцеловать твои усталые глаза. Я очень-очень люблю тебя. Крепко поцелуй Зину, Ирину, Юру и всех. Никто, никто не пишет. Жива ли Анфиса? Как Домочка? Я даже не знаю, куда ей писать. Напиши обо всех подробно, только пиши так, чтобы письмо дошло полностью. Обидно получать кусочки. Целую тебя, дорогой мой, с бесконечной нежностью и любовью. Твоя всегда Киса. Ребята все тебя целуют. Пиши меньше, но чаще, может, из-за величины письма не доходят. Целую. Киса. Одни в Ленинграде в марте получили сразу 10 писем из Топки. Надеюсь, что все мои письма ты тоже получишь.

* Хнюнины

№21. 8 мая 1942г
Дорогой мой, горячо, горячо любимый! 6-го получила от тебя 4 письма и перевод на 600 р. (№ 3702, кажется, от 23/IV).
Письма от 27/III — № 28, 6/IV — № 32, от 12/IV — № 33 и 13/IV — № 34. Смерть Юры очень тяжело перенести. Я боялась за маму. Достала ей буквально из-под земли чаю и отпаивала ее все время. Сама я не смею плакать. Вот сейчас, когда пишу, и ее нет дома, плачу. Сегодня опять получила три письма: от 3/III — № 26, от 17/IV — № 35, от 19/IV — № 36. О чем ты пишешь в письмах от 3/III, каким вопросом не хочешь меня больше расстраивать — неизвестно. Работа моя — шитье. За апрель я заработала 400 р., все больше натурой: капустой, огурцами, картошкой (перевела на деньги по ценам в момент получения, а если перевести на сегодняшний день, то получится больше). Теперь мама ждет письма с описанием смерти Юры. Это, наверное, в письмах № 29 и 30. Также пока еще не знаю, как нас обокрали и что осталось. Мне очень жаль мою дорожку около кровати и туфли. Но дорожка, кажется, была в шкафу в дне. Зина прислала открытку от 8/IV, где пишет, что ее обокрали. Наверное, не хотела меня волновать. Жалко вещи, но разве вещи — это все. Для меня важно только одно — это ты, твоя жизнь. Фединька, дорогой мой, как ты смел продать свой паек для того, чтобы выслать нам деньги! Это не доказательство любви к нам — это преступление с твоей стороны. Помни, что ты, твое здоровье — это для нас все. Это жизнь для меня и детей. И если ты нас любишь, в чем я никогда не сомневалась, то не смей никогда больше так делать. Волнует незнание, как умер Юра, был ли кто около него и похоронили ли его. Сейчас для мамы всё — Юрина могила. Боже, как тяжело и как я боюсь за тебя. Мне очень не понравился тон двух твоих последних писем от 17 и 19/IV. Ты скучаешь о нас, у тебя плохое настроение. Золотко мое, как мы о тебе скучаем, как хотим быть скорее с тобой. Только тобой, только нашей встречей с тобой я и живу. Это дает мне силы перенести многое. Сейчас я пришла с огорода. Я тебе писала, что подружилась здесь с Хнюниными. Он — инженер-архитектор, она чудно вышивает и хорошая хозяйка. Двое мальчиков: Игорь, 8 лет, и Жорик, 4,5 года. Анатолий Александрович работает начальником строительной конторы. Около конторы мы вскопали землю и сегодня посадили морковь, свеклу, немного гороху, бобов и фасоли для ребят и для оформления подсолнухов и мак. Сегодня вечером там же посадили полтора ведра картошки для скорой еды. Семена для картофеля мне дают на ползагона, но земли еще пока нет — не делили еще. Может, выйдет что-нибудь с Ольгой Ивановной. Она попросит мужа, чтобы он взял мне землю рядом, чтоб уже все вместе было. У них, кажется, вспашут землю, а если мне в другом месте сажать, то надо самой копать, а силенок у меня стало ой как мало. Последнее время очень плохо стало с питанием. Мясо с твоих денег только могу покупать, и то не больше 2 кг, так как нужно хоть немного денег оставлять. Я так ждала от тебя эти деньги, так как эти деньги дадут мне возможность спокойно работать на земле. Как только у меня иссякнут все средства к существованию — я сразу получаю от тебя. Надеюсь, что меня в колхоз не возьмут, так как у меня трое детей, и из них двое маленьких, и хотя есть мать, но в последние месяцы она так сдала, стала тенью, а тут еще это горе, что ей одной не справиться никогда, да и у меня нет сил для такой работы. Я сейчас уже почти такая, как была в Ленинграде. Но ты, золотко, не бойся за меня. Я себя чувствую ничего. Завтра пойду на рынок и куплю мяса, а картошку поменяю на что-нибудь и будем опять сыты. С сегодняшнего дня получаю 1 литр молока из консультации. Вчера врач мне выписал 200 гр. риса, я была счастлива. Может что-нибудь дадут детям в магазине. Твой мартовский паек кажется нам великолепным. Кроме хлеба мы ничего не получаем. Иногда выдадут по 200 гр сахара, но здесь все же можно достать картошки. Правда только на вещи. Целую, дорогой мой. Завтра напишу еще письмо.
№21
Последнее время я тебе меньше писала, за что ругаю себя, но я была очень расстроена, не получая от тебя писем, и очень уставала от беготни. Не побегаешь — ничего не добудешь. Я считаю, что я правильно сделала, что не поступила на работу. Если я посажу даже 1/2 загона, это 10 м на 50 м, то при приличном урожае сниму 6–8 мешков. Еще мы решили с Ольгой Ивановной за конторой на пустыре вскопать самим и посадить ведра по 3. Огород обеспечит меня зеленью. У меня будет 1 гряда моркови 1 м на 6 м, гряда свеклы, брюквы, будем сажать лук и чеснок (ох, сколько мы съели его за зиму, поэтому у меня и десны не болят). Доверенность на мамины вещи вышлем, но я думаю, что вещи, мебель ты там оставь, чтобы сохранить комнату. Ведь дом в таком состоянии, что жить до восстановления в нем нельзя, а когда будут восстанавливать, то и мы приедем, если жив ты будешь. Береги себя, ненаглядный мой. Фединька, насчет нашей квартиры, то пусть наши комнаты нашими и останутся. Никаких перемен. Ведь мама теперь будет жить с нами, и если ее комната пропадет, Зинина тоже, а она ведь потом приедет, и ей надо будет давать комнату, так лучше пусть мы свою дадим, чем она нас попросит из своей. Потом я думаю, что, может, еще все обойдется. Плати за ее комнату, и все. Там видно будет. Ребята — ничего. Напишу о них потом. Целую, дорогой мой, крепко-крепко. Много что еще нужно написать тебе, напишу завтра. Дорогой мой, целую тебя с бесконечной нежностью. Целую, твоя Киса. Пошлю тебе телеграмму. Очень волнует меня бомбежка 24 и 25/IV.

В письмах Зинаида писала мужу о брате следующее:
30.10.41 г.: «Обязательно напиши мне адрес Иратова Федора Михайловича (в тел. кн.). Позвони туда и скажи Юре или Ире, что нехорошо с их стороны ничего матери не писать. Она очень волнуется о них и о квартире — платит ли Юра и есть ли кто там. Каждый раз, когда от тебя приходит письмо, она ждет, что ты напишешь что-нибудь о нем».
06.12.41 г.: «От Юры и Иры получили письмо и две телеграммы».
12.02.42 г.: «У меня нет-нет да и закрадется сомнение: жив ли наш Юра? По твоим письмам похоже, что жив (покойника ты бы так не ругал). Ира тоже пишет, но вот почему от него лично нет ни одного письма? Вот это меня очень смущает».
17.02.42 г.: «..и узнай, как обстоит с маминой комнатой. Платит ли Юра? И пусть Юра напишет лично, это будет лучший бальзам для матери, неужели он сам этого не понимает?»
15.03.42 г.: «Пиши мне обо всем и почему Юра и Ира живут у нас. Вообще-то это хорошо, но почему не на Петровском? Передай всем привет и моему зачерствелому братцу».
01.05.42 г.: «Как Юра? Почему Ирина у отца? Все это очень волнует, а писем от тебя так и нет».

Кузнецов Георгий (Юрий, как его все звали) Анатольевич — младший сын и брат. Он родился на Украине, куда семью вывез в дни революционных событий отец, Фалеев Анатолий Павлович (на 1916 г. Гв. штабс-капитан 1-го дивизиона 1-й Сибирской тяжелой артиллерийской бригады, участник и кавалер Первой мировой войны). Когда они вернулись в Ленинград, неизвестно. В 1922 г. Анатолий Фалеев погиб в Германии.

Из домовой книги ЦГА СПб ф.Р-7965 оп.81 д.319
по адресу Большая Зеленина ул, д.15 (бывш.11/25), кв.19 / прибыли 17/VII-26г с 12 Красноармейской, д.7
1. Кузнецова Раиса Анатольевна, 1911гр. г. Ленинград. Место работы ВАМИ техник, выбыла 7 сент.1939г Читинскую обл, пос.Шахтинец.
2. Кузнецова Александра Маркеловна, 3/XII-1889г, Лифляндская губ., г. Юрьев. На иждивении сына Кузнецова Г.А. Выбыла 14/VIII-40г Съезжинская ул, д.29 кв.14
3. Кузнецов Георгий Анатольевич, 1917гр. г. Подольск УССР. Допризывник, принят на учет. Рабфак Институт инженеров водного транспорта, Фонтанка, 117. Выбыл 14/VIII-40г Съезжинская ул, д.29 кв.14

В записи военкомата место работы — завод 218.
Государственный Завод № 218 — Большая Монетная ул., 16
1934г Ленинградский государственный завод измерительных приборов "Пирометр",
с февраля 1937г в государственный завод № 218 Наркомата оборонной промышленности СССР. В 1939г завод перешел в ведение Наркомата (с 1946г Министерства) авиационной промышленности СССР.

ЦГА СПб ф.Р‑8811 оп.25‑3 д.6397 Личное дело студента Иратова Ирина Федоровна
Ленинградский Горный институт, металлургический факультет.

Аттестат выдан Шульпиной-Иратовой Ирине Федоровне, родившейся в 1921г. в том,
что она окончила полный курс Первой средней школы г.Ленинграда.
№64 Июля 1939г.

Автобиография
Родилась в г. Красноярске 19 сентября 1921г.
В 1929г поступила в г. Ленинграде в 1 школу, в 1939г ее окончила. В феврале 1938г вступила в члены ВЛКСМ.
Мать до революции училась, после революции начала работать на заводе "им. Радищева", потом перешла на
завод "Электрик", где работает и сейчас плановиком-экономистом.
Отец не живет с нами с тех пор, когда мне было три года, и я сейчас потеряла его совсем.
Мать зарабатывает в м-ц 350 руб, на них мы живем, а потому в стипендии нуждаюсь.
Иратова.

Место жительства: Ленинград, В.О. 19-я линия, д.14 кв.2

ЦГА СПб ф.Р‑7965 оп.141 д.1111 Домовая книга прописки граждан по адресу: 19-я линия В.О., дом 14, том 1
стр.175 Поквартирные списки:
Иратова-Шульпина Александра Павловна, рожд. 24/III-1896г, г. Вольск, Саратовской губ., прибыл.12/VI-25г
Иратова-Шульпина Ирина, 19/IX-21г
стр.66

№24. 17 мая 1942 года.
Федорочка, дорогой мой, крепко-крепко тебя целую, любимый! Получила 15/V еще 5 писем, и в том числе № 40 от 29/IV, так что успокоилась хоть за тебя. Твое последнее письмо (№ 40) действительно вышло непраздничное, но у меня такое же было настроение, так как только 6/V я получила от тебя первые письма после двухмесячного перерыва. До сих пор у меня нет ни одного февральского письма, так что, как ты жил в феврале и что у нас осталось после покражи (похоже, ничего), почему Ира бросила Юру, я так и не знаю. Не знаю, писал ли ты, думаю, что писал, как Юра умер, похоронили ли его и был ли кто-нибудь около него, такого письма нет. А ты понимаешь, когда умер близкий человек, так хочется знать его последние минуты. Была ли Ира и как она отнеслась к Юриной смерти. Я ее очень виню. Ты ошибался, думая, что он спокойно относился к разрыву с ней. Я не знаю, от питания или легкие Юру подвели, но душевное его состояние очень способствовало его смерти. Мамы нет, меня нет, людей, которые всегда были с ним и к которым он мог всегда прийти и что-то получить. Если бы не его женитьба, то он был бы гораздо ближе к тебе, а вместе с тобой он, может, и перенес бы все. Как я ни рассуждаю, а прихожу к выводу, что не только голод и болезнь были виноваты, самый главный виновник — это Ирина. Она за эти четыре года выпила из него все соки. Ну, не буду больше себя и тебя расстраивать, но напиши мне все подробно. Мне кажется все время, что Юра чувствовал себя никому не нужным, брошенным человеком. Сестры не пишут, мать тоже. Я себе простить не могу, что я ему не писала, но я ведь ничего не знала об Ирине, а ведь мы все надеялись на нее, на самого близкого ему человека.
____________

* Хочу от себя прокомментировать эту часть письма:
Свидетельства, подтверждающего, что именно эта Иратова-Шульпина Ирина Федоровна является женой Юрия Кузнецова, нет.
Но если это та самая девушка-студентка, то ...
Какие надежды они возлагали на Ирину, которой, получается, на момент вступления в брак едва исполнилось 18 лет. В 1939-м она окончила школу, поступила в институт. Жила с одной мамой, которая болела туберкулезом. Это Ирина, вероятно, хотела надеяться на мужа.
Какова дальнейшая судьба Ирины? Удалось ли ей пережить блокаду, войну ...
———————


Посылаю тебе Татусины и Леночкины волосенки. Татусины светлые. Фединька, наконец я получила землю и вчера начала копать. Ну и тяжело же. Попалась целина, а лопата была тупая. Устала, руки болят, лицо все обветрилось, а сделала очень мало. Правда, я и пошла в 5 вечера, а в 8 ушла, т. к. день был суматошный. Пока нужных людей отыскала, да пока ходила на поле землю искать, да опять домой за лопатой, ну и раньше времени устала. А сегодня с утра такой холод, дождь и ветер, что пришлось сидеть дома. Копать невозможно. Сегодня достала 210 шт. семенных луковиц и довольно дешево купила. Завтра с утра пойдем с О. И. их посадим, так что осенью будет свой лук, а весной и летом зелень. Самое малое, мы должны снять урожай в 850 штук. Это самое малое. Возьму там лопату наточу и отправлюсь копать свое поле. Часа в четыре мама принесет покушать и хочет сама копать. Пусть попробует, если хочет, а то я приходила с огорода, а она мне говорит, что очень устала с ребятами. И мне приходится с ними возиться, когда я сама с ног валюсь от усталости. В общем, можно терпеть ее характер, но если ты сам в спокойном состоянии. Чтобы я ни делала — все плохо. Когда я хожу по делам — это значит, я шляюсь, и так без конца. Я только и слышу, что я плохая мать, но я себя такой не считаю. Дело в том, что я считаю, мама должна готовить ребятам, кормить их, штопать, мыть, а я уж делаю всю мужскую работу. А она считает, что я ничего не делаю, все свалила на нее. Если ты мне будешь писать что-нибудь про мать, то пиши на отдельном листке, тк она тоже ждет не дождется твоих писем, и я ей сразу должна читать вслух, конечно, выпуская места ко мне лично относящиеся. Ну вот, мой дорогой, хотела тебе тут написать ответ на твой вопрос о жизни в колхозе или совхозе, но расписалась, и осталось мало места. Одно скажу, что ты хочешь всегда есть, и отсюда у тебя эта мечта. Когда будем вместе, обязательно в любимом Ленинграде — я тебе устрою колхоз-совхоз на дому, да такой, который колхозу не снится. Еще усталость, от этого и тяга к природе, но у нас в Топках природы нет, один уголь и шлак. Речки нет, деревьев в приличном количестве тоже нет. Роднее и ближе Ленинграда мне нет ничего. Поймешь ли ты меня? Дыра дырой всегда останется. Дочки все тебя целуют бесчисленное множество раз. Я очень загорела. Все на верту и солнце. Целую много-много раз. Твоя Киса.