Ссыльные

Политические узники XVIII века
...

Матрос Никифор Куницын
В 1738 году по доносу матроса Федора Балашева у одного его сослуживца нашли письмо такого содержания: "Князю тьмы! Покорно тебя прошу о неоставлении меня обогащением деньгами, ибо я обнищал и дабы ты меня не оставил, прислал бы ко мне служебников своих, понеже я буду ваш, когда буду во Иерусалиме, и работать тебе завсегда готов, и отрекся своего бога, – точно как мне и куды повергнуть крест христов".
Автором этого политического памфлета был 18-летний матрос Российского флота Никифор Куницын. Солдатский сын Куницын обучился грамоте в славяно-российской школе и в полку, где проходил службу, выполнял обязанности писаря.
С допроса, произведенного под пыткою, Куницын был брошен в застенок. Так начались "хождения по мукам" юного моряка, продолжавшиеся без перерыва более 27 лет – до 31 декабря 1765 года (дата смерти Куницына).
После пятилетнего заключения власти решили, что самым подходящим "смирительным домом" для критически мыслящего матроса может быть Соловецкий монастырь, и направили его туда навсегда в каторжные работы.
В 1743 году последовал указ синода соловецкому архипастырю: "Матроса Никифора Куницына за богоотступное своеручное его письмо, какое писал ко князю тьмы, содержать в вечных монастырских до смерти его никуда неисходных трудах и чтоб за такое его тяжкое перед богом согрешение во всю свою жизнь приносил господу богу покаяние, приходя с работы в церковь ко всякому славословию по вся дни".
В Архангельск Куницына привезли "заклепанным в кандалы" и до отправки на остров посадили в караульный дом на Соломбальской верфи. Весной у посадского человека, холмогорца Семена Петухова, было ряжено (нанято) судно, и узника отправили на Соловки. Инструкция предписывала конвою держать Куницына в пути "под крепким караулом... и никакого послабления ему не делать, дабы на водяном пути не мог учинить над собой какого страху".
14 июня 1744 года Куницына сдали монахам. Как это делали со всеми арестантами, у матроса по реестру приняли его небогатый скарб. Среди вещей нового ссыльного оказалась медная чернильница. Платье и обувь Куницына отдали на хранение в кладовую, а соучастницу "богомерзких поступков" матроса отправили на Большую землю. Куницын был единственным из всех соловецких арестантов, который привез на каторгу письменные принадлежности.
В первый год пребывания в монастыре Н. Куницын по неосторожности чуть было не натворил беды. Он бросил непогашенной свечу. Счастливый случай предотвратил неизбежный пожар. По этому поводу матросу пришлось давать письменное объяснение.
В последующие годы Н. Куницын принес монастырским старцам немало хлопот. Матрос оказался менее смирным, чем многие его товарищи по несчастью. Бунтарский дух жил в нем. Н. Куницын не раз протестовал против несправедливости, вслух осуждал соловецких святош и крохоборов, за что несколько раз был штрафован на монастырском "лобном месте". В архивохранилищах находятся восемь различных дел с жалобами монастыря на строптивого матроса, который «властям нагло некую напрасную обиду поношением учинял".
...

Кроме изложенного, в доношении Досифея в синод содержалась еще и такая просьба: "Не повелено ль будет впредь содержать его, матроса, в тюрьме безысходно, чтоб и впредь ему таких – не принадлежащих до его писем сочинять и через то рассеивать на соблазн прочим было невозможно"1.
7 ноября 1765 года последовал новый правительственный указ в отношении Куницына: содержать по-прежнему матроса в тяжких трудах, заставлять ходить в церковь, не давая ему ни чернил, ни бумаги, а если "будет чинить предерзости", – заключить в тюрьму Н. Куницын не дождался этого указа. Замученный монахами и 22-летней каторгой, он умер в тюрьме в последний день 1765 года.

1. ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 1, д. 850, л 30 об. и 31 об.


Источник:
Фруменков Г.Г. Узники Соловецкого монастыря. Политическая ссылка в Соловецкий монастырь в XVIII – XIX веках. – Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1965. С. 17 – 20.

Политические узники XVIII века
...

Последний кошевой сечи Запорожской
Первые ссыльные и заключенные украинцы появляются в Соловецком монастыре в начале XVIII века. Это были люди из окружения Кочубея и Искры. Известно, что за донос на Мазепу, который следователи признали "лукавым", хотя на самом деле он был справедливым, генеральный судья и полтавский полковник были казнены, а соучастников доносителей – священника Ивана Святайло, его сына и чернеца Никанора – отправили в 1708 году в "страну медведей и снегов".
Когда же осенью 1708 года Мазепа перешел в расположение шведских войск и стало ясно, что для политического доноса на гетмана были основания, в ссылку в Сибирь, в Архангельскую губернию и на Соловки отправили мазепинцев.
Из заточенных в первой четверти XVIII века в соловецкие казематы украинцев наибольшее внимание привлекает к себе один человек, непосредственно не принадлежавший к двум упомянутым категориям лиц, но имевший прямое отношение к делу об измене Мазепы. Это Захар Петрович Патока.
В архиве Ленинградского отделения института истории находится дело "О ссыльном черкашенине, который содержится в Соловецком монастыре в тюрьме". Оно включает грамоты о Патоке из коллегии иностранных дел и синода.
Синодальный приговор датирован 20 мая 1721 года. Приведем его: "Великого государя-царя и великого князя Петра Алексеевича, всея великия и малыя, и белыя России самодержца указ из святейшего правительствующего синода Соловецкого монастыря архимандриту Варсонофию.
Сего мая 19 дня в святейший правительствующий синод из государственной коллегии иностранных дел в доношении написано: по его де великого государя указу, по доношению из оной коллегии, приговором правительствующего сената решено малороссиянину Захару Патоке за неправые его о великих делах доношения вместо смертной казни учинить – вырезать язык и сослать в Соловецкий монастырь в заточение в Корожанскую тюрьму вечно. И та казнь ему, Патоке, учинена... И сего же мая в 19 день по его великого государя указу и по приговору святейшего правительствующего синода велено тебе, архимандриту, оного малороссиянина Патоку, как пришлется из государственной коллегии иностранных дел в Соловецкий монастырь, принять и содержать его в Корожанской тюрьме в заточении вместо смерти вечно".
Вслед за синодальной бумагой полетела в Соловецкий монастырь депеша из коллегии иностранных дел от 10 июня 1721 года за подписью самого барона П. Шафирова. В новой грамоте предписывалось соловецкому архимандриту: "И ежели он, – Патока, сидя в тюрьме, станет кричать за собою какое наше государево слово и дело, и таких произносимых от него, Патоки, слов не слушать для того, что он, Патока, доносил о многих великих и важных делах, а потом перед сенатом повинился, что то все затевал напрасно. И показал он при том о себе, как и другие о нем при следовании дела показали, что он человек сумасбродный и часто бывает в беспамятстве и говорит то, чего и сам не знает, и для того он, по приговору сенатскому, от смертной казни освобожден".
Нужно полагать, что у государственного подканцлера были серьезные основания давать
такие наставления соловецким инквизиторам.
В 1724 году последовал донос: Патока якобы говорил монаху Дамаску о том, что он сослан в монастырь без указа царя и хотел объявить царю о злоумышленном деле на его здоровье. Вследствие этого правительство указом от 22 мая 1724 года обязывало губернскую канцелярию допросить "гетманского генерального писаря". Монаха Дамаска велено было прислать в Преображенский приказ при любых показаниях колодника.
...

Захар Петрович Патока был замучен монахами и унес с собой известные ему секреты.Еще немало сынов "плодовитой матки казацкой" заключали в себе в XVIII веке стены Соловецкой крепости, но самым известным среди них был Петр Иванович Кальнишевский –последний кошевой Запорожской Сечи. Он занимал свой пост с 1765 года до самой ликвидации "казацкого государства", то есть десять лет подряд, чего до тех пор в коше "из веку веков не бывало".
За спиной Кальнишевского стояла казачья старшина, ставленником которой он был. Выходец из дворянского рода, лично богатый человек, Кальнишевский верой и правдой служил русскому правительству, хотя межевые тяжбы царизма с выборным правительством Сечи в последние десятилетия существования коша осложняли взаимоотношения сторон.
Были, конечно, доносы и на Кальнишевского. В "просвещенный" век Екатерины, когда доносы поощрялись правительством и общество было заражено ими, никто не мог быть застрахованным от обвинений в государственном преступлении.
...

В каменном мешке Головленковой тюрьмы, описание которого приводилось, Кальнишевский провел 16 лет, после чего ему отвели более "комфортабельную" одиночную камеру рядом с поварней, где он просидел взаперти еще 9 лет. Указом Александра I от 2 апреля 1801 года бывшему кошевому было "даровано прощение" и право по своему желанию выбрать место жительства. Петру Кальнишевскому было тогда ровно 110 лет, из них последнюю четверть века он маялся в одиночных казематах монастырских застенков. Несмотря на такое длительное заключение, Кальнишевский не потерял рассудка. Нельзя не признать, что это была поистине богатырская, сказочная натура, настоящий запорожский дуб! Но вечный полумрак казематов сделал свое дело: Кальнишевский совершенно ослеп.
П. Кальнишевский не мог воспользоваться "даром" нового тирана. 7 июня 1801 года амнистированный атаман пишет письмо архангельскому гражданскому губернатору Мезенцову, в котором благодарит правительство за запоздалые щедроты и просит разрешить ему "в обители сей ожидать со спокойным духом приближающегося конца своей жизни". Это решение Кальнишевский не без юмора обосновывает тем, что за 25-летнее время пребывания в тюрьме к монастырю он "привык совершенно", а свободой сейчас "и здесь наслаждается в полной мере". Но чтобы провести на воле "остаток дней безбедно", освобожденный просит сохранить за ним арестантское денежное довольствие – по рублю на день.
Царь удовлетворил названные просьбы кошевого. 17 августа 1801 года соловецкий архимандрит сообщил Мезенцову, что Кальнишевский принял "милости с достодолжным нижайшим благодарением". Но свободой "наслаждался" Кальнишевский недолго. В 1803 году он скончался.
Могила Кальнишевского находится на главном дворе Соловецкого кремля перед Преображенским, собором, рядом с могилой Петра Толстого. До сих пор на ней лежит надгробная плита из серого отполированного гранита, "украшенная" ханжеской эпитафией, составленной монахами: "Здесь погребено тело в бозе почившего кошевого бывшей некогда Запорожской грозной Сечи казаков атамана Петра Кальнишевского, сосланного в сию обитель по высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году, по высочайшему же повелению, снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить обитель, в коей обрел душевное спокойствие смиренного христианина, искренно познавшего свои вины. Скончался 1803 года, октября 31 дня, в субботу, 112 лет от роду, смертью благочестивою, доброю".
...


Источник:
Фруменков Г.Г. Узники Соловецкого монастыря. Политическая ссылка в Соловецкий монастырь в XVIII – XIX веках. – Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1965. С. 21 – 30.

Тюрьма Соловецкого монастыря в XIX век, её режим и узники
...

Если в 1830 году после заселения 16 камер верхнего этажа острога арестантов сажали по двое и более в один чулан, то можно себе представить их прежнее положение. До 1828 года, когда в остроге было всего лишь 11 камер, арестантов, по свидетельству губернатора, размещали "в одном покое по 2, по 3 и по 4 человека" Арестантов-новичков казематы приводили в отчаяние. Рассказывают, что когда штабс-капитана Щеголева, присланного на Соловки в 1826 году за какое-то "духовное преступление", привели в чулан, он заявил караульному офицеру, что "разобьет себе голову об стену", если его долго будут держать здесь.
Положение арестантов соловецкой тюрьмы усугублялось еще и тем, что в здании острога жили караульные солдаты. Помещением для них служили коридоры между камерами арестантов и комната второго этажа. Власти не придавали значения частым столкновениям солдат с арестантами до тех пор, пока не случилось одно чрезвычайное происшествие. 9 мая 1833 года декабрист Горожанский в припадке сумасшествия убил часового. Этот случай заставил правительство обратить внимание на положение соловецких заточников.
В 1835 году для ревизии соловецкого острога был командирован из Петербурга подполковник корпуса жандармов Озерецковский. Жандармский офицер, видевший всякие картины тюремного быта, вынужден был признать, что монахи переусердствовали в своем тюремном рвении. Положение арестантов Соловецкого монастыря он определил как "весьма тяжкое".
Комиссия установила, что некоторые из арестантов «искренно раскаиваются в своих проступках и что многие арестанты несут наказание, весьма превышающее меру вины их"1.
Такие выводы были доложены царю. После этого Николай I отменил прежний порядок ссылки в Соловки. Как уже отмечалось, до XVIII века этим правом пользовались, кроме царя, патриарх, митрополиты, епископы, а позднее ссыльных стали отправлять в монастырь по резолюциям синода и распоряжениям тайной розыскных дел канцелярии.
С 1835 года высылать в Соловецкий монастырь можно было не иначе, как только "по высочайшему повелени". Местное духовенство через епархиальное начальство возбуждало ходатайство о ссылке того или иного человека в Соловки. Дело доводилось до обер-прокурора синода, тот докладывал царю, последний принимал решение. Изменено было положение находившихся на Соловках арестантов: 7 человек были освобождены из заключения, а 15 определены рядовыми на военную службу.
После ревизии Озерецковского арестантское отделение Соловков опустело, но продолжалось это недолго. С 1836 года камеры стали опять заполняться.
В 1836 году соловецкий игумен Иларий поставил перед синодом вопрос о выводе из тюремного здания стражи. Свою просьбу старец обосновывал тем, что в остроге караульной команде "быть неприлично, при том беспокойно и утеснительно для нее". Синод согласился с этими доводами.
К 1838 году на арестантском дворе построили новое двухэтажное здание казармы, в которое вывели из острога инвалидную команду. Остались там только часовые.
В 1838 году неофициальный визит на Соловки нанес бывший когда-то декабристом архангельский гражданский губернатор А.Н. Муравьев. Как экскурсант он осмотрел на острове "тамошние древности и библиотеку", а также острог. Тюрьма произвела на Муравьева удручающее впечатление. Губернатор предложил построить для арестантов на монастырском дворе особый флигель и тем "сделать несчастным такое необходимое облегчение". Соловецкий архимандрит забаллотировал это предложение и со своей стороны выдвинул идею расширения "теперешнего арестантского здания", что было бы, по его мнению, "и дешевле особого флигеля и гораздо удобнее"2.
Синод одобрил инициативу настоятеля.
...

1. ЦГИАЛ, ф. 797, оп. 5, 1835, д. 21151, л. 64.
2. ЦГИАЛ, ф. 797, оп. 4, д. 15909, л. 22 об., 25 об., 64 об. и 65.


Источник:
Фруменков Г.Г. Узники Соловецкого монастыря. Политическая ссылка в Соловецкий монастырь в XVIII – XIX веках. – Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1965. С. 33.

Тюрьма Соловецкого монастыря в XIX век, её режим и узники
...

На такой же срок был сослан в 1814 году в Соловецкий монастырь 11–13-летний грузинский крепостной мальчик Симонике Ломатадзе за участие в убийстве помещика Шнеля1.
О характере и тяжести монастырских каторжных работ говорит положение штатных монастырских служителей2.
В июне и в сентябре 1834 года на имя царя поступили две коллективные жалобы штатных монастырских служителей, рисующие яркую картину подневольного труда и бесправия приписанных к "святой обители" крестьян.
Штатные служители писали, что работают они в монастыре вдали от своих сел, "по 30 и по 40 с лишком годов, то есть до самого изнеможения". Домой на побывку их отпускали через три – пять лет партиями по четыре-пять человек и то лишь в зимнее время, когда они не могли помочь семьям по хозяйству, от чего последнее терпело нужду и разорялось. Даже на женитьбу служителя требовалось согласие архимандрита. Дети рабочих, достигшие совершеннолетнего возраста, поступали в распоряжение монастыря и должны были вместе с отцами впрягаться в каторжный труд на братию. В летнее время служители работали с 3 часов утра до 9 часов вечера. Работы были "чрезмерно отяготительны, а при том несоответственны по скудно поставляемой пище". Не освобождали крестьян от работ и зимой, в морозы и пургу. Даже в праздничные дни гнули спину на дом "святых угодник" Зосимы и Савватия, а потому у служителей не было свободного времени "для починки платья и обуви". За невыполнение дневной нормы выработки служителей наказывали. За каждый пропущенный по болезни день удерживали по 30 копеек из 40–70 рублевого годового жалованья!
Рассказав о своих "крайних и несносных нуждах и бедствиях", крестьяне просили определить, сколько лет они должны работать на монастырь, по скольку часов в сутки, назвать праздничные дни и указать, "сколько на обед полагать свободы"3.
Зверская эксплуатация монастырских тружеников была столь очевидной, что пришлось синоду заслушать 17 июня 1835 года дело "о долговременных и отяготительных работах служителей". Решили рекомендовать соловецкому архимандриту поступать со служителями "с большей умеренностью и внимательным попечением", чтобы не доводить их "до ропота и жалоб".
...
Известно, с каким нетерпением жители севера ждут лета, солнца и тепла. Соловецким арестантам летние месяцы не приносили радости. С приходом из Архангельска первого корабля их загоняли в чуланы и накрепко закрывали на весь период навигации. До ухода последнего судна заключенных не выпускали за ворота тюрьмы. Монахи боялись встреч ссыльных с богомольцами, опасались побегов и разглашения тайны, которая окутывала соловецкую тюрьму и все, что творилось в ее "благочестивых" стенах.
Писатель С. Максимов, посетивший Соловки в июле 1856 года, рассказывает, что монахи охотно показывали монастырское хозяйство, но посетить тюрьму и навестить своего земляка известного беспоповца Популина ему не разрешили, хотя путешественник имел официальную бумагу, предлагавшую оказывать ему возможное содействие. Подгулявший караульный офицер доверительно сообщил писателю, что он не знает ни имен, ни фамилий заключенных, а знает только номера их. По приметам, переданным С. Максимовым, удалось установить, что Популин под № 13 "летней порой сидит в чулане безвыходно".
В таких условиях жили арестанты монастырь, во время которого "они с самоотвержением действовали против неприятеля" таких было подавляющее большинство, летний режим распространяли на зимние месяцы и держали несчастных круглый год взаперти. Камеры днем и ночью были на замке.
Ссыльный священник Лавровский так описывает порядки, царившие на Соловках в начале 30-х годов: "...Тюрьма сия действительно была игом несносным. В каждом чулане, всегда почти запертом, трех аршин длиною, в два аршина с двумя-тремя вершками шириною, находилось по два арестанта; между двух коек был проход только для одного узника; рамы не имели форточек, от чего воздух стесненный делался удушающим, и одно милосердие божие спасало страдальцев. Для исполнения естественной нужды не позволялось выходить в нужное место, куда однажды только в сутки выносили арестанты из чуланов свои судна для очищения".
...

1. ЦГИАЛ, ф. 797, оп. 2, 1815, д. 5540, л. 85 об. В купчей помещика год рождения Симонике Ломатадзе не был указан. На суде мальчик сказал, что ему 11 лет, но врачи, осмотрев подростка, полагали, что ему около 14 лет.
2. По штату 1764 года к Соловецкому монастырю было прикреплено 25 крестьян Кемского уезда. Они выполняли в монастыре различные работы: водили суда, заготовляли дрова и сено, плотничали и сапожн
3. ЦГИАЛ, ф. 796, оп. 115, 1834, д. 1031, л. 11 и 16–16 об.


Источник:
Фруменков Г.Г. Узники Соловецкого монастыря. Политическая ссылка в Соловецкий монастырь в XVIII – XIX веках. – Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1965. С. 35, 36 – 37.

Тюрьма Соловецкого монастыря в XIX век, её режим и узники
...

На Соловки присылали на смирение "за дерзкие и буйные поступки" отчаянных скандалистов и дебоширов; на исправление, по просьбе родителей, вышедших из повиновения непутевых сыновей. Духовные лица чаще всего попадали на Соловки "за неисправимую нетрезвость". Заключали в соловецкую тюрьму даже за такие "преступления", которые не подходили ни под одну из статей светского карательного кодекса. Так, 30 мая 1830 года на Соловки прибыл "под строгий надзор" иеромонах Тихвинского монастыря Иероним "за сварливый его нрав". Одно несомненно: подавляющее большинство арестантов соловецкой тюрьмы в XIX веке составляли лица, обвинявшиеся в религиозной неблагонадежности, придерживавшиеся и проповедовавшие религиозные учения, несогласные с православием или заподозренные в преступлениях против веры и церкви.
Берем первую попавшуюся в наши руки ведомость соловецких арестантов за 1834 год1. В ней 46 фамилий. Среди них 30 человек заключены были в тюрьму по религиозным делам.
Особую категорию узников составляли лица, брошенные в соловецкую тюрьму за преступления смешанного религиозно-политического характера. Типичным представителем этой группы арестантов был отказавшийся от офицерского звания бывший хорунжий Оренбургского казачьего войска Василий Шулепов. Его прислали в тюрьму 12 октября 1830 года "за нелепое толкование священного писания и произнесение дерзких на счет российских государей и правительства выражений".
В. Шулепов с позиций старовера осуждал царей российских, которые "возлюбили вместо монастырей театры и трактиры". В найденных у Шулепова бумагах можно прочитать, что "гордые императора Петра I законы богопротивны, но царям ради славы и корысти угодны, и поныне царствуют», что "императрица Елизавета, так же как и Петр, по законам его судила, казнила и вешала без пощады своих подданных христиан". Российскую империю Шулепов называет "зверем, имеющим герб двухглавого орла", государственный герб – "печатью антихриста", действующие законы считает "богопротивными", а начальство "злым"2. На Соловках Шулепов лишился рассудка и 19 мая 1833 года "волею божией помре", не раскаявшись.
Большой скандал произошел в монастыре в 1855 году, когда 13 арестантов по своим религиозным убеждениям отказались давать присягу на верность новому царю Александру II и его наследнику. Из них 7 человек после увещеваний согласились присягнуть на древнем евангелии и старообрядческом кресте, а остальные 6 человек (Иосиф Дыбовский, Иван Голицын, лжеинок Серафим, Иван Бураков, Петр Воронин и Василий Занегин), "наиболее ожесточенные против православия и власти", решительно отклонили присягу. Синод понимал, что никакой физической силой не сломишь сопротивления фанатически убежденных в своей правоте людей, ненавидящих господствующую религию и власть, и предписал архимандриту Александру "духовными увещеваниями убеждать их, чтобы исполнили сей священный долг"3.
Возвращаясь к рассмотрению упомянутой ведомости, устанавливаем, что в ней поименно названы арестанты, содержащиеся в соловецкой тюрьме по чисто политическим мотивам: Михаил Критский, Николай Попов, Александр Горожанский и священник Лавровский.
Ссылка в Соловки политических врагов самодержавия, революционных борцов, стала широко практиковаться с конца 20-х – начала 30-х годов XIX века. Кроме перечисленных в ведомости политических узников, Николай I заключил в соловецкую тюрьму члена Кирилло-Мефодиевского общества Г. Андрузского.
...

1. ЦГИАЛ, ф. 796, оп. 115, 1834, д. 1063.
2. ЦГИАЛ, ф. 797, оп. 3, 1830, д. 12897, л. 4.
3. ЦГИАЛ, ф. 796, оп. 136, 1855, д. 892, л. 4.


Источник:
Фруменков Г.Г. Узники Соловецкого монастыря. Политическая ссылка в Соловецкий монастырь в XVIII – XIX веках. – Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1965. С. 39.