Карасевы и Гробовы

К 30-ым годам коломенское крестьянство испытало ту же участь, что и крестьяне всей России. Началась коллективизация. Первыми испытали это на себе наиболее работоспособные крестьяне- огородники, так называемые « кулаки». Весной 1930 года за 24 часа на сторойку социализма – Кузнецкий металлургический завод- было отправлено более 100 семей.
Немного позднее пришла очередь испытать судьбу середнякам, отказавшийся вступить в только что организованный овощеводческий колхоз « Огородный гигант».( Кстати, я там после седьмого класса обязательную практику отрабатывала – морковку дергала&#61514
Среди них и оказался мой прадед. Зачем мне колхоз? У меня хозяйство хорошее, а там бездельники одни! – приблизительно так рассуждал Тит Иванович.  И вступать не стал.
Ожидая раскулачивания, все ценные вещи – иконы, золотые украшения прабабушки Анны Александровны( зачем крестьянке золотые украшения – не знаю, хотя, по рассказам дочери, были они у нее в изобилии) – отдали на хранение сестре прабабушки, Евдокии Александровне.
К сожалению, в экстремальных ситуациях наружу вылезают самые худшие человеческие качества – по возвращению из ссылки им ничего не вернули – « Иван Федорович( муж сестры) пропил», хотя может быть так и было.  Отдали только умывальник.
« Во время раскулачивания стали уводить недавно купленную лошадь.  В глазах отца стояли слезы. Лошадь была сильная, широкая, черная и блестящая...»
Может быть, обошлось бы все малой кровью – одним раскулачиванием и высылкой, не пошли Тит Иванович в чайной, которая была своеобразным клубом для обсуждения новостей, колхозы по матушке. Кто-то донес. 20 апреля 1931 года последовал арест.
Передо мной характеристика на Карасева Т.И.(1886 г.р.), данная  председателем сельсовета.
Вот некоторые выдержки:
«.... До революции имел крупное кулацкое хозяйство. Имел хороший дом, ледник, 3 дошника, 3 лошади, 2 коровы, арендовал землю, занимался скупкой и перепродажей овощей.
Во время революции – хозяйство зажиточное.
Сейчас- индивидуальное хозяйство, обложенное как кулацкое.
Вел антиколхозную агитацию.»
Этого оказалось достаточно.
Тит Иванович был осужден тройкой ППО ГПУ Московской области 20 мая 1931 года по статье 58-10 УК РСФСР и заключен в ИТЛ на 5 лет с заменой высылкой в Казахстан на тот же срок.
В это же время   семья была раскулачена и в полном составе выслана на спецпоселение в Кемеровскую область в город Сталинск: Анна Александровна – 36 лет, Михаил – 17 лет, Мария ( моя бабушка) – 6 лет), Федор – 3 года, Ольга, -2 года.

Что было дальше? Есть ли у Вас фотографии всех этих родных?

«..Везли 2 недели летом в вагонах для скота, параша, ведро с водой для питья и скудная еда – все в одном месте. Высадили под Томском на берегу реки Томи, переправили на другой берег. Там, в поле, и начали рыть землянки в половину человеческого роста. Крыша была из хвороста, вместо двери – одеяло. Хлеб( лепешки) пекли в земляной печке, которую рыли в холмике. К зиме построили деревянный барак с земляной печкой без перегородок. Там все вместе и жили.»
Тит Иванович писал письма в разные инстанции и в 1932 году ему разрешили присоединиться к семье и отбывать ссылку вместе.
Со временем барак был разделен на комнаты. У каждой семьи был отдельный вход. Вся семья сперва жила в одной комнате, позже, после отъезда кого-то из  ссыльных им дали 2 комнаты в центре барака, с печкой. В одной комнате спали родители. На топчан  клали высоко-высоко взбитую перину. ( Прабабушка до самой смерти спала только на перине, другого ничего не признавала. Это уже из моих детских воспоминаний. Баба Аня( так я ее называла) умерла, когда мне было 9 лет.) В другой комнате спали дети.
Старшему, Михаилу, удалось бежать из   ссылки.  Бежал вместе с двоюродным братом( Поздняковым) в Горький к брату матери, Василию Александровичу Гробову. (Семья Василия бежала в Горький в 1931 году, спасаясь от раскулачивания. Дом  и хозяйство вынуждены были оставить.)
Там же, в Сибири, родился еще один ребенок, Анна. Там и умерла. Кладбища не было. Похоронили в горе.
Там же моя бабушка переболела тифом.
Прабабка стирала на людей. За поселком переселенцев была большая талиба( понятие не имею, что это такое, но бабушка утверждает, что это бугор), а за ней  городок, « где местная власть жила, вернее те, кто за переселенцами и ссылными приглядывал.» Там была баня и прачечная. Вот  прабабка несколько семей « из этих» и обстирывала.
Прадед работал на лесопильном заводе на станке. Рука попала в станок и ему оторвало 2 пальца.  Стал работать банщиком, заведовал местным клубом.  Разводил кроликов и поросят. Так что мясо всегда было.
Кстати, с клубом связана одна история&#61514
Тит Иванович дал как-то ребятне, игравшей на улице, ключи от клуба и попросил там подмести. Ребята пошли большой компанией, человек 15( среди них и моя бабушка Маша и ее брат Федор). Передаю так, как рассказывала мне бабушка:
« ... Ну подмели мы. А потом хоровод стали водить. И одна девочка, Манька,  спела частушку:
Когда Ленин умирал
Сталину приказывал:
Хлеба вдоволь не давать,
Мяса не показывать.

Я-то этого даже и не слышала, а Федька запомнил. Пришли домой. Я за водой отправилась, а Федор на санках пошел кататься. И вот сидит он санках, ребята его в горку тащат, а он эту частушку как заорет во все горло. Мимо кто-то из поселенцев проходил, услышал, схватил его за шкирку и к отцу привел. Отец , конечно, в ужас пришел, Зажал Федькину голову меж колен, схватил плетку и начал пороть. Да все допытывался  - от кого слышал? Ну Федька и кричит – Манька в клубе пела! Отец сразу, конечно, про меня подумал.
А я тут с водой возвращаюсь. Подхожу, думаю – что за крик? Отец меня увидел, сгреб и тоже выпорол. Хоть я и ни при чем была.»

Снова начались аресты. Тит Иванович бежал в Горький. То у одного пожил, то у другого. Перебивался случайными заработками. Надоело ему это, и он вернулся в Коломенское. Будь что будет!
В то время « заметали»  кулаков и середняков повторно. Родственники знали о возвращении Тита Ивановича, но в селе он старался не показываться. Жильцы, жившие у его брата Василия, Соркины, запирали всю семью на ключ , а ключ  у себя  прятали.
«...И вот один раз стук в окно:» Тит Иваныч, Тит Иваныч!Открой!» Отец слышит – свой.( Это был муж сестры прабабушки, Егор Ш. Общественник. – ком. моей бабушки). Ну отец и говорит  - поди, мол, к Соркиным, ключ возьми. Егор пришел с четвертинкой, посидели, выпили. Ушел. Через полчаса за отцом пришли. Пятеро: трое в дверь, а двое под окном. И отца забрали. Больше о нем никто ничего не слышал.»

Был ли виноват Егор или это было совпадением – не знаю. Помню только, что моя прабабушка свою сестру Шуру и ее мужа Егора иначе как предателями не величала.