Каспийскому ВВМКУ им. С.М. Кирова – 75, 80, 85 лет!

Анастасии было тогда 8 лет. Вцепившись в корабельный поручень, она с любопытством вглядывалась в незнакомый берег. Было и чудно, и чуть страшно, как в сказке. Но это не было сказкой. 23 декабря 1920 года русская военная эскадра, пройдя три моря, медленно вползала в тунисский порт Бизерта на севере Африки. Этому предшествовала трагическая развязка Гражданской войны на юге России. И никто из русских моряков не знал тогда, что этот африканский берег – их последняя стоянка, причал навсегда.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Солнце, море, масса красочно одетых жителей, которые смотрели с удивлением на вход кораблей. Когда мы вошли в Бизерту, это точно было 23 декабря 1920 года.
В третью годовщину Октябрьского переворота большевицкие войска штурмом овладели Перекопским перешейком и ворвались в Крым. Корабли, стоявшие на рейдах, стали последней надеждой отступающим. Воевать стало некому и нечем. Только морем можно было уйти в эмиграцию, не попасть под "красное колесо".

Анастасия Ширинская-Манштейн: Эвакуация прошла быстро, в два дня надо было выйти кораблям. Но паники не было. Папин миноносец "Жаркий" был разобран в арсенале, в доках. И папа, когда эвакуацию объявили, папа бегал по штабам, чтобы его тащили на буксире, потому что моряк не оставляет свой корабль в городе, в который входит неприятель. Эвакуировалось около 150 тысяч людей. Были переполнены корабли. На маленьком миноносце "Жарком" сидело 30 семей. Ни стонов, ни жалоб не было.И это отзывалось на детях. Сестры были на 5 и на 6 лет моложе меня. А детей как-то не пугает, когда с вами мама. И мама ничего не боится. Мама моя привыкла быть женой моряка, так как мой папа был моряк, первый моряк, может быть, в длинной семье Манштейнов, которые служили России со времен Петра Великого.
Разыгралась страшная буря. Стихия потопила уже миноносец "Живой", на борту которого было около 300 человек.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Жаркий" оторвался от Кронштадта. А "Кронштадт", на котором было 3 тысячи человек, не мог задерживаться. Нам сказали: "Теперь пересаживайтесь на "Кронштадт". Если опять "Жаркий" оторвется, то его бросят". И я помню, как руки спускались, чтобы нас принять на "Кронштадт", и как другие руки нас поддерживали. В Константинополь пришло почти 150 тысяч, и 120 кораблей. Но военных кораблей было 30-40. Началось распределение эскадры и всех беженцев. В декабре первая волна русских военных кораблей стала выходить из Константинополя.
Причудлив путь истории. С Тунисского берега на русских моряков сквозь тысячелетия смотрел древний город, основанный еще финикийцами. В 1920 году Тунис был под верховным правлением Франции.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Французы объявили сначала карантин, чтобы люди не разбегались, чтобы успеть сделать обыск. Кто-то пустил слух, что на "Кронштадте" есть какие-то богатства, какие-то деньги. Действительно, там оказались ассигнации, которые не имели никакой стоимости ни на каком рынке. Карантин длился недолго - может быть, месяц. На причале встал в 1921 году старый русский броненосец "Георгий Победоносец", который оборудовали так, чтобы поселить семьи всех моряков, которые пришли – было больше, чем 30 военных кораблей. Были жители кормы или жители бака. У каждой семьи была каюта.. А мужья военные были еще на своих кораблях.
Корабельные склянки отбивали часы другой, уже эмигрантской жизни. Но экипажи судов еще не знали об этом. Они поддерживали твердо уставной порядок несения службы. Русские моряки ждали изо дня в день, из месяца в месяц ждали, что их боеспособность еще пригодится отечеству.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Детство трудное. Потому что мы жили и в одной каюте с мамой. Но у нас была школа. Достаточно было подняться по трапу из церковной палубы в батарейную палубу, и сразу было адмиральское помещение, где были созданы два класса и был учитель-генерал, который преподавал математику, астрономию в Морском корпусе. Его кадеты назвали "бог девиации". Мы на "Георгии" лазали на марсы, и с марса смотрели в открытое море. И мир был перед нами. Мы не казались запертыми на этой небольшой площади палубы "Георгия Победоносца". Но мы не спускались так на берег, чтобы ходить по городу. Денег ни у кого не было. Французы всегда нам посылали и елку, и гостинцы, и, как видно, муку и сахар. А повар делал пирожки, какие-то пирожные, и на Пасху делал такие куличи, что все помещения "Георгия" пахли куличами.
В 1921 году на африканском берегу обосновался Севастопольский морской корпус. Здесь в 4 года выпускали офицеров российского флота. Директор корпуса – вице-адмирал Александр Михайлович Герасимов, командующий эскадрой адмирал Михаил Андреевич Беренс.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Я помню даже один случай, когда я с ним вальс танцевала. В адмиральском помещении был какой-то праздник. Пригласили Михаила Андреевича, он пришел и очень скромненько стоял в дверях и думал, как же это так обратиться, чтобы видели, что он пришел тоже и поздравляет людей с праздником. И поднял глаза, и видит, что я сижу на какой-то полке, наверное, с босыми ногами, может быть даже, и грязными ногами, потому что мы бегали везде на корабле. И он говорит: "Ты хочешь со мной вальс потанцевать?" Я говорю: "Хочу". Спустилась, встала в третью позицию. Он наклонился, поцеловал мне ручку и поблагодарил. И потом достойно удалился.
Палубная жизнь шла своим чередом. Корабельный кок невесть из чего готовил обеды, дети учились, взрослели, дружили и ссорились.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Я дралась очень много. И мне вырывали волосы, которые были слабее меня, поэтому мне казалось, что у меня и волосы плохо растут. Наверное, от плохой пищи. Олег, который, может быть, был на несколько месяцев моложе, чем, нападал на девочек. Он, например, Шуру, мою сестру столкнул со сходни в воду. Мою сестру Ольгу, которая была много моложе него, столкнул с Батарейной палубы на Церковную палубу. И когда я дралась с Олегом, то в это время выскакивала его мать Настасья Ивановна и кричала: "Ты большевичка! Всегда с тобой он дерется!" Ну, мы через несколько часов помирились, понимаете? И, собственно, расстались, он, бедный, умер во Франции. И давно и сын умер у Настасьи Ивановны, и муж. И она когда умирала и потеряла уже почти рассудок, то я была из последних, которые из Бизерты приезжала к ней. Я и оставалась последняя. И она меня еще прекрасно помнила с детских лет.
Эмигрантская тоска, беспросветная жизнь толкнули несколько моряков на отчаянный поступок – они открыли кингстоны и затопили канонерскую лодку "Грозный".

Анастасия Ширинская-Манштейн: Французы их арестовали. Судья, его звали Гeте, как писателя Гeте, и я была в классе с его дочкой Жизель Гeте, и знаю, что он очень за этих молодых офицеров, которые перерезали себе, хотели покончить их самоубийством, их скоро выпустили и они уехали.
28 октября 1924 года Франция признала СССР и установила с ним дипломатические отношения. Судьбу эскадры должна была решать смешанная франко-советская комиссия.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Французский адмирал Эксельманс очень беспокоился и писал французскому командованию в 1924 году – у меня есть в архивах его письма – что он против того, чтобы сюда приезжала франко-советская комиссия, что может повториться такая же история, как была с потоплением несколько лет перед этим. И Эксельманс сделал все, что мог, собрал последний раз на "Дерзком" людей, пожал каждому руку и обещал, что они могут брать с собой все, что им дорого.
Приказ №147 командующего Русской Эскадрой 3 ноября 1924 года, порт Бизерта. Русская Эскадра прекратила свое существование. 4 года моряки жили надеждой, что не дождутся никогда этого момента. Но судьба решила иначе.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Вспоминаю, как спускали Андреевский флаг. Последний раз, когда мы уже прожили на кораблях больше четырех лет. Это было 29 октября 1924 года. Когда были собраны все офицеры, ученики Морского корпуса, адмирал Беренс, Тихменев. И когда в 17 часов 25 минут раздалась последняя команда "На флаг и гюйс!", и через минуту "Флаг и гюйс спустить!" у всех была одна и та же мысль: непонимание, полное отчаяние. Флаг Петра флаг Сиявина, Ушакова, Нахимова спускают. И всякий знал, что спускают так, чтобы не поднять на следующий день. Потерянные глаза людей, которые последний раз были русскими офицерами. Все мы плакали, и это я помню, на корме "Георгия Победоносца".
В Бизерту прибывает комиссия. В ее составе - в недавнем прошлом главнокомандующий Красным флотом Евгений Андреевич Беренс, старший брат адмирала Михаила Андреевича Беренса.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Что поражает – это почему братья не встретились. Михаил Андреевич, который командовал эскадрой, и Евгений Андреевич, который вступил на службу Ленина и Троцкого. Французское правительство взяло подпись у пяти членов советской комиссии.
Никаких контактов с русскими, у которых забирают корабли. Братья по разные стороны баррикад. Казалось, они должны были встретиться. Но не встретились. Переговоры, по существу, провалились.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Эти корабли французы сразу увели в Арсенал. Это последнее пристанище нашей русской императорской эскадры. Больше русские офицеры своих кораблей не видели. Мы были беженцы – это все говорит.
Они сняли морскую форму, адмиралы, капитаны всех рангов. Бог весть где, в Африке останутся они по-прежнему московскими и калужскими, тверскими и тульскими, новгородскими и самарскими, русскими.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Это боевое чувство, что они ответственны и что они люди, которым что-то завещано. Я помню, как мама перенесла с достоинством разлуку со своей страной, как она позже скажет: "Ппотерявший голову, по волосам не плачет". А мы потеряли родину. Так что, жаловаться не приходится.
Корабли ушли. Надо было искать жилье, работу, укореняться в Бизерте, в Тунисе. Не имя гражданства, русские работали землемерами, строили дороги, прошагали тунисскую землю вдоль и поперек.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Мой дорогой Михаил Андреевич Беренс строчил на машинке сумочки дамские из кусков кошек. Не приняв французского гражданства, он лишился работы. И мы пошли уже во французские школы. И мама говорила: "Мне не стыдно идти в чужой дом прислугой работать для того, чтобы мои дети могли учиться". Я уже начала зарабатывать частными уроками. Конечно, я теперь понимаю, что и отец, и мать умерли, раньше срока, потому что они работали... Мама как вол работала. Я помню как она, стирая холодной водой в каком-то чане большом, и деревянная доска, и течет эта холодная мыльная вода. И она еще говорит стихи Никитина: "Эх, ты Русь моя, Русь державная! Моя родина православная!"
Блаженны изгнаны правды ради: яко тех есть царство небесное.

Анастасия Ширинская-Манштейн: В начале тридцатых годов пришла мысль построить храм в память эскадры. Собирали деньги, конечно, в первую очередь давали эмигранты. Но и французы давали, и тунисцы. И все делалось своими руками. Тайная вечеря, которую рисовала мадам Чепега. Когда приезжал один митрополит, я показала икону и говорю: "Александра Эрнестовна рисовала Тайную вечерю". А он сказал что-то вроде того, что "У Леонардо да Винчи лучше вышло". И я, может быть, не по-христиански сказала: "Но у нас не было времени так долго ждать. Нам надо было молиться вовремя". Вы знаете, самая дорогая доска – это мраморная, на которой имена кораблей, пришедших в Бизерту.
Имена кораблей, будто потопленных в бою. Выстроенные как в вечном походе. За каждым из этих названий - героические страницы истории русского флота. Память о контр-адмирале Михаиле Андреевиче Беренсе всегда будет жить под этими сводами. Командир "Жаркого" старший лейтенант Александр Сергеевич Манштейн, отец Анастасии Александровны был последним из русских офицеров, кого отпевали в бизертской церкви. В шкатулке - горсть севастопольской земли, взятой у стен Владимирского собора. Земля севастопольская, обетованная.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Я хотела бы вам показать места, куда я с удовольствием до сих пор попадаю, когда есть возможность, чтобы меня подвезли. Это побережье, Белый мыс. На этом самом месте маленькая девочка закричала туда, севернее: "Я люблю тебя, Россия!"
Белый мыс – самая северная точка африканского континента. Долгих 70 лет ждали здесь, когда услышит их Россия.

Анастасия Ширинская-Манштейн: В измерениях времени 70 лет – это ничто. Поэтому наше поколение знало, что такая страна, такая цивилизация тысячелетняя с такими качествами русского народа не может погибнуть.Но я хочу сказать спасибо моим учительницам-француженкам, которые меня научили писать по-французски, потому что я могла и по-французски книжку написать.
"Бизерта. Последняя стоянка" - книга воспоминаний Анастасии Александровны на французском и на русском языках, выдержала уже несколько изданий. Награждена литературной премией "Александр Невский". И когда сегодня в Бизерту входят корабли под Андреевским флагом, Анастасия Александровна у моряков самый почетный гость.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Корабли специально заходят в Бизерту, чтобы положить цветы на их могилы. И перед их могилами проходят маршем под древнерусские напевы с Андреевским стягом. Родители наши каждый год подымали бокалы на будущий год. И так ждали годами, так и умирали с достоинством. До конца эти люди хотели нам передать русскую культуру. И самое утешительное в этой трагедии – то, что они передали эту культуру. Поэтому каждый из нас, кто может что-то сохранить и передать, тот обязан это сделать. И, вот, когда я осталась одна из тех, которые пришли сюда, дожив до 95 лет, сохранив память, мне это было дано для чего? Чтобы я сидела и скучала? Нет. И цветы, и шмели, и трава, и колосья, и роса, и полуденный зной, день придет, Господь сына блудного спросит "Был ли счастлив ты в жизни земной?" Я чувствовала такую поэзию Бунина, которая соответствует всей моей жизни. Надо уметь в самых простых вещах чувствовать этот дар жизненный, что дано.
Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн – свидетель и летописец отшумевших времен.

Анастасия Ширинская-Манштейн: Одно только не говорите "Бабушка устанет". Бабушка никогда не устанет говорить. Я всю жизнь, мне пришлось очень много работать.