Выпускники Каспийского ВВМКУ им. С.М. Кирова (1939-1992)

На К-279 я пришёл проходить дальнейшую службу в качестве штурмана ( КОМ. БЧ-1) в мае 1977г., заменив Юру Репина. Опыта службы на пр.667 Б было достаточно, ну и с профессиональной точки зрения я был подготовлен, как принято говорить на флоте, на пять баллов.(год службы на эм. 30 БИС, в качестве КОМ. БЧ-1, который испытывал навигационный комплекс «Тобол» всех модификаций и четырёхлетняя отработка навыков в качестве ИНЖ. ЭНГ в экипаже А.В. Козинского К-472).
А самое главное моё везение - КОМ. БЧ-2 Юра Чурилов и НАЧ.РТС. Володя Исаков, чуть раньше меня, были назначены на К-279, так же с К-472, где мы были друзья- не разлей вода. Одним словом, вписался в экипаж, выполняя рутинную работу по поддержанию боеготовности корабля .Хочу отметить, что мой предшественник Юра Репин, оставил мне в наследство подготовленную боевую часть, особенно офицерский состав, в лице ИНЖ ЭНГ А.П. Сухорева и КОМ.ЭНГ Ю.Астанина, ребят хоть и молодых, но очень грамотных и толковых специалистов, с помощью которых БЧ-1 на экипаже, по итогам БП и ПП занимала и удерживала первые места.
Но не всё , конечно, в нашей рутинной экипажной жизни было гладко и спокойно. Корабль как живой организм он постоянно напоминал нам об этом. Служба на головном корабле, по сути первенце -это сплав знаний, умений и отработанных действий всего экипажа в целом, поэтому на чудо мы никогда не надеялись, понимая, что все аварии, поломки, несчастные случаи и боевые потери имеют логическое объяснение и причину. Мы использовали исключительно свои знания, опыт, отработку по подразделениям и отработку взаимодействия экипажа в целом. Хотя чудеса и случались.
В конце ноября 1977 года К-279 вышла в море на сдачу очередной задачи под командованием капитана 1 ранга Журавлев В.А. Старшим на выходе, был контр-адмирал Толоконников М.Г. Полагая, что выход в море продлится всего несколько дней, продуктами питания мы загрузились в ограниченном количестве. Судьба же распорядилась по-иному…

С момента выхода в море погода резко ухудшилась, начало штормить. Вопреки прогнозам флотских метеорологов, улучшение погоды не произошло ни на второй, ни на третий, ни в последующие дни. Напротив, шторм усилился до 6 баллов, что для относительно мелководного Баренцева моря весьма существенно. Плавание затягивалось, т.к. из за штормового моря мы не могли реализовать элементы поставленной перед экипажем задачи. При очередном всплытии в штормовом море, связисты приняли сигнал, от терпящей бедствие АПЛ пр.627 из соседней дивизии. Получив приказ из базы, мы начали сближение с ней для установления связи на УКВ. Через пару часов хода в надводном положении мы подошли к нуждающимся в помощи коллегам. К счастью, обошлось без человеческих жертв, так как личный состав отсека, убедившись в тщетности своих попыток справиться с огнем, своевременно его покинул. Находящуюся в надводном положении без хода АПЛ развернуло лагом к волне и валяло с борта на борт как Ваньку-встаньку. Обсудив на УКВ с командиром АПЛ создавшееся положение, контр-адмирал Толоконников М.Г. принял единственно верное в сложившейся ситуации решение – прикрыть аварийную лодку от волны бортом более крупного и имеющего ход РПКСН с целью уменьшения качки последней. Этот маневр должен был помочь ремонтной бригаде погорельцев, но ставил нас в незавидное положение. Мы сознательно стали бортом к волне и подрабатывали машинами таким образом, чтобы аварийная АПЛ находилась в зоне «тени» от корпуса подводного ракетоносца. Качка АПЛ заметно снизилась, зато размахи нашей качки достигли 30-35 градусов на борт. Не приспособленная для плавания в штормовых условиях К-279, мягко говоря, измотала экипаж полностью. В скором времени ремонтная бригада закончила свою работу и запустила дизель аварийной АПЛ и мы в надводном положении пошли в заданную нам точку погружения, для продолжения выполнения поставленной перед нами задачи. Погрузившись на глубину 50 м., я пошатываясь, из штурманской побрёл во второй отсек, чтобы взять карандаши «KOH-I-NOOR» из каюты. Мне, Юре Чурилову, Володе Исакову и Славе Есину КОМ БЧ-4 была выделена каюта, по моему №15, расположенная возле штока баллера горизонтальных рулей. Каютой я пользовался для складирования личных вещей. Жил же я в штурманской рубке КП-1.В районе штока баллеров горизонтальных рулей, штатно раскреплено 15 банок с химической регенерацией воздуха. В случае аварийной ситуации, пластины перегружаются в специальные установки – РДУ – и обеспечивают поглощение углекислого газа с одновременным выделением кислорода. Сами пластины крайне взрывопожароопасны. Тротиловый эквивалент одной банки регенерации приблизительно 2,5 кг. При попадании масла, спирта и любого другого жидкого горючего вещества, происходит бурная реакция, завершающаяся спустя несколько десятков секунд или единиц минут, мощным взрывом и пожаром. По прошествии многих лет, на встрече с однокашниками я услышал не анекдот, а одну поучительную историю, демонстрирующую взрывную мощь регенерации, из уст Паши Кузнецова, служившего в Полярном « Что такое регенерация нам демонстрировал комбриг. Он всегда ходил в ватнике с пришитыми адмиральскими погонами. И вот в одно прекрасное утро он строит бригаду квадратом и говорит: Щас вы у меня бл@ди увидите что такое регенерация! Мы видим посередине каре открытую банку с регенерацией прикрытую здоровенной стальной тачкой. Ближайшему механику с какой то лодки говорит, на иди налей туда масла. Механика как ветром сдуло. А трусы мать вашу, и сам идёт и наливает туда масла! Не успел он отойти и на два шага как эта хрень рванула с силой противотанковой гранаты!!! Тачка просвистела над крышей 3-х этажной казармы! Как никого не убило, сам до сих пор не понимаю! Ну а адмирала с тяжёлой контузией и рваном ватнике увезли на скорой в госпиталь. Потом разбор полётов и всё, ка обычно......» Поднявшись по трапу на вторую палубу, я увидел приводящего, себя в порядок у умывальника КОМ. Трюмной Группы Борисова Тенгиза .

Вид, конечно, у него, после перенесённого плавания, был весьма «привлекательный», впрочем, наверное, как и у меня, хотя лично меня доставала не качка, а хронический недосып, ведь за всё время плавания я спал чуть больше шести часов. Быстро и без всякого «задора» поприветствовали друг друга, я торопился, да и Тенгизу было не до меня, он умывался. Повернувшись лицом к штоку, чтобы попасть в каюту, я обомлел и на секунду потерял дар речи. Волосы, в полном смысле этого слова, встали у меня дыбом, а по спине пробежал холодный пот. Я созерцал, весьма неприятную картину. Ремень, удерживающий банки с регенерацией, на качке перетерся и лопнул. Две банки вывалились в зазор между переборкой и кожухом, и при перекладке РГР, «утрамбовывались» тарелками с торчащими из них болтами, стыкующими привод. Большая часть банок была уже сильно деформирована, а две верхние – разорваны, и привод РГР, обильно покрытый консистентной смазкой, вытирал ее об оголенные пластины. Я был в таком шоке от увиденного, что вместо того, чтобы поставленным командирским голосом, объявить аварийную тревогу, выдавил из себя, что- то жалкое и непонятное, типа-спасите наши души, но не на русском, а на матерном языке. Принимающий водные процедуры Тенгиз резко встрепенулся и наверное подумав, что штурман от перегрузок и перенесённой качки рехнулся, бросился спасать меня. Подскачив ко мне поближе и увидев то, что созерцал я ,Тенгиз бросился к приводу штока баллера ГР, увлекая меня за собой, выхватил раздавленные банки с регенерацией из под штока, и передал их мне. Я, слава Богу, пришёл в себя и аккуратно протерев от гидравлики рукавом РБ раскуроченные банки, поставил их в проход и начал помогать Тенгизу, убирать, ещё не раздавленные банки с регенерацией. Как только опасность миновала, Тенгиз бросился к «Каштану» (система громкой связи с ЦП), объявив аварийную тревогу. Всё, что я описал длилось в течении секунд. Я не помню весь диалог между мной, Тенгизом и ЦП. Помню, что реакция ЦП была мгновенной и грамотной. Помню как из второго отсека я Тенгиз тащили к верхнему рубочному люку эти проклятые злополучные банки. Судьба их была решена очень быстро, они оказались за бортом. Помню, как мне о чём то говорил старпом М,.М Киселёв, как жал руку КОМ.БЧ-5 Н.А.Якушев, как похлопывая по плечу в чём то убеждал М.Г. Толоконников, и ещё помню тогда, я впервые обнаружил седину. Придя в родную Гремиху, мы с Тенгизом пришли ко мне домой. Жена приготовила нам вкусный ужин и сидя за домашним столом, мы поняли что «Не за славой, не за орденами, В черноту неведомых глубин Уходили тайными путями Экипажи русских субмарин. Уходили, как всегда, надолго, Оставляя мили за кормой. Их вели приказ и чувство долга Жарким летом, снежною зимой…

Я не был лучшим моряком. Я...Родине служил. Когда прикажут, в тот же час в моря я уходил. Да, не был лучшим никогда, отличником не слыл. Но в полигонах каждый раз Я цели все топил. Прокладку вёл и вахты нёс, поспав лишь час всего. И ...честен был, как большинство с подплава моего. Нет, я не лучший, не герой, не жизни идеал. Но
был я честен и правдив, и никогда не лгал. Я службу нёс, в моря ходил, Наивен...простоват... Ну что поделать- я такой, никто не виноват. Любил я
Родину тех лет, ту Родину...мою. А также лодку, экипаж, а главное- семью.
Так вот, те чудеса, о которых я попытался рассказать вам в первом своём повествовании, не идут ни в какое сравнение с тем, что произошло с экипажем во время инспекторской проверки Северного Флота, при проведении учений «Океан-78»…
Наш РПК СН К-279, как передовой корабль Северного Флота, в ходе учения, по замыслу, должен был стрелять одной ракетой по полигону «Кура», расположенному на Камчатке, из Баренцева моря, района оборудованной огневой позиции, в прямой видимости корабля контролёра, на котором планировалось присутствие главного инспектора М.О. маршала К.С.Москаленко. В своём напутствии к нам, командующий 11 флотилии, очень уважаемый и любимый нами, контр-адмирал Устьянцев, выразился коротко и лаконично: «…Вашу мать! Захотите хорошо жить ближайший год – попадете «в яблочко»!
В противном случае я не только Вам не завидую, но и самому себе ……!!!».
Можно было не сомневаться в том, что «дядя Саша», как за глаза звали Устьянцева, был прав. Маршал Москаленко отличался от прочих инспекторов М.О. крайне крутым нравом ,но что ещё хуже, своей непредсказуемостью. Надо отдать должное нашему командиру, Виктору Алексеевичу Журавлёву и замполиту Владимиру Николаевичу Бурдину, которые сделали все возможное, чтобы воплотить в жизнь напутствие «дяди Саши». Они так нацелили весь экипаж корабля на высшую оценку, что даже последнему трюмному, не имевшего ни малейшего понятия о ракетной стрельбе, было ясно: «промажем – лучше вообще не всплывать». Конечно, командира и замполита можно было понять. У В.А. Журавлева это была первая стрельба в должности командира корабля и огромная перспектива получить звание адмирала или на худой конец высокую гос. награду. В случае же провала, ну Вы сами понимаете…. Нашему командиру 41дивизии, контр-адмиралу Виктору Павловичу Фролову, удалось сбить накал страстей, поднятый до уровня кипения командиром и замполитом, которые терроризировали личный состав перед столь ответственным моментом в жизни экипажа. Пару слов хочу сказать об офицерах, командирах подразделений экипажа. Основным костяком спаянности и профессионализма , безусловно были СПК Михаил Михайлович Киселёв и командиры подразделений БЧ-5, возглавляемые Николаем Алексеевичем Якушевым.
Это Ком. ДД Серёжа Хижняк, Ком. ДЖ Серёжа Чернявский и «главный корабельный электрик», как мы его дразнили, Ком. ЭТД Миша Рассыльнов. Так же хочу отметить НХС Женю Ягошина .Все они «птенцы» взращённые Виктором Павловичем Фроловым и передающие этот неповторимый дух самого первого экипажа К-279, всему последующему личному составу, прибывающему в экипаж. Во всяком случае, я очень благодарен « аборигенам» нашего экипажа за их отношение ко мне, воспитание меня в нужном направлении, а главное и очень важное понимание друг друга с полу слова, с полу взгляда. «Если ветер - то только в лицо, если крен - то зальет с головою.
У подводников нет подлецов, хотя жизнь у нас как у изгоев».

Для меня, эта ракетная стрельба была обычным делом. На моём счету их было порядка 10 - 11,ещё при службе на К-472. Под моим началом, как я отмечал ранее, служили грамотные офицеры и опытные специалисты мичмана, имевшие опыт обслуживания мат. части при ракетных стрельбах. Виктор Какуркин, ст. команды электриков штурманских, был не только мастером военного дела, но и душой команды, Тех.ЭНГ Леша Суворов и Коля Савченко, были также прекрасными специалистами. В общем, особых беспокойств у меня выход в море не вызывал, тем более навигационный комплекс был проверен базовыми спецами группы Тех. надзора, а БЧ-1 флагманскими штурманами дивизии и флотилии. Сам переход из базы в г- бу Окольная планировался на сутки, переход мы должны были осуществить в подводном положении.
Итак, в назначенное время К-279 вышла из базы и направилась в точку погружения под командованием В.А. Журавлёва, старшим на борту был Зам. Ком. Дивизии В.Н.Милованов, от штаба из флагманских специалистов, был флагманский штурман Николай Иванович Неупокоев, других простите меня, не помню. Хоть погода была и свежа, но в точку погружения мы прибыли в срок. Так вот после погружения, в подводном положении и начались чудеса, о которых я и хотел бы рассказать. Не прошли мы и 10-и часов, как навигационный комплекс «Тобол-Б» вышел из строя, а конкретно один из трёх гироазимутгоризонтов (ГАГ). Ну что это за прибор, судите сами. Если грубо - это инерциальная навигационная система выдающая в СЦВМ навигационного комплекса сигналы, после обработки которых, мы получаем те самые 10-ть «слов» (Курс, скорость, бортовая и килевая качки и т.д…) навигационных параметров, необходимых для ракетного комплекса Д-9. Я выключил из осреднения неисправный ГАГ, доложил о случившемся Н.И. Неупокоеву. Причина в течении 10-15 минут была выявлена, вышел из строя один из поплавковых интегрирующих гироскопов(ПИГ), который был у нас в ЗИП-е, но возникала проблема с его заменой. Дело в том, согласно инструкций этот злополучный ПИГ, можно было менять только на неподвижном основании, причём, будучи не привязанные к пирсу, а только в доке. Доложив создавшуюся ситуацию Николаю Ивановичу, мы с ним стали прикидывать, что же делать? Было только два варианта, либо идти на стрельбу с двумя в осреднении ГАГ-ами, понижая надёжность инерциальной навигационной системы, либо в разрез инструкциям, попытаться ввести в строй 3-й ГАГ. Приняли решение рискнуть и в подводном положении на постоянной скорости, погрузившись на глубину, где отсутствует качка , попытаться заменить ПИГ.

Когда я доложил командиру, что у меня произошло в подразделении, у Журавлёва произошла, мягко говоря, истерика. Не буду описывать этот отвратный водевиль, но в душе я был готов ко всему, вплоть, что сейчас лодка всплывёт и меня лично командир расстреляет, «в розовых кальсонах», на кормовой надстройке из носового торпедного аппарата, причём сразу двумя торпедами, в назидание другим... Слава богу, Николай Иванович Неупокоев, зная необузданный нрав Виктора Алексеевича, вмешался в имевшую место мизансцену « избиения младенца» и убедил командира, что штурмана он всегда успеет наказать, куда ж он денется из подводной лодки, сейчас же пусть идёт и восстанавливает ГАГ. Как сейчас помню, заняли глубину 60 метров, с постоянной скоростью 5 узлов, без какой- либо суеты, установили новенький ПИГ и запустили ГАГ в работу. По приходу в Окольную его подключили в осреднение. Навигационный комплекс (НК) работал идеально. Н.И Неупокоев, обнял меня и как- то по- простому, буднично, сказал при этом «…спасибо тебе Володя, спасибо сынок тебе и всем твоим ребятам…»Глянув ему в глаза, всегда с хитроватым прищуром, я увидел в них навернувшиеся слёзы и понял, слова старого опытного, видавшего виды штурмана идут от сердца. Его слова для меня были больше, чем любая гос. награда, он верил в меня, он мне доверял, мне и моей команде! Но это конечно эмоции, а их мы старались держать под замком.

Убедившись, что НК работает идеально, я связался с Ком. ЭВГ Сашей Гнилицким и Серёжей Номеровым, чтобы проверить надёжность поступления 10-ти слов из НК «ТОБОЛ-Б» в стрельбовой комплекс «АЛЬФА».Проверка прошла удачно, как принято говорить без сучка и задоринки.Убедившись, что НК работает идеально, я связался с Ком. ЭВГ Сашей Гнилицким и Серёжей Номеровым, чтобы проверить надёжность поступления 10-ти слов из НК «ТОБОЛ-Б» в стрельбовой комплекс «АЛЬФА».Проверка прошла удачно, как принято говорить без сучка и задоринки.
А в это время уже выгружалась боевая ракета и на её место загружалась практическая. Хочу отметить, что это довольно ответственный и трудоемкий процесс, которым руководил лично КОМ. БЧ-2 Юра Чурилов. По завершении погрузочных работ, были проведены регламентные проверки, показавшие, что практическая ракета готова к стрельбе, все межкомплексные связи в строю. Если честно, то все мы , были спокойны и уверенны, а это уже первый шаг к успеху.

На протяжении всей подготовки к стрельбе, во всяком случае, я и вся моя боевая часть чувствовали поддержку всего экипажа. И если замполит В.Н.Бурдин заставлял нас по каждому пу…у выпускать боевой листок и напоминал мне о предупреждениях Александра Михайловича, то старпомы М.М Киселёв, В.В Агапитов, а особенно Н. А Якушев, Серёга Чернявский, Миша Рассыльнов, Тенгиз Борисов, Женя Князев, Олег Самохвалов, Женя Ягошин и многие другие, старались пошутить, поднять настроение, порой дать дельный совет. Это доказывало, что стреляем мы все, несем ответственность все, мы единый организм, одним словом- ЭКИПАЖ, и это то же придавало мне, Чурилову и Исакову моральных сил и уверенности в наших действиях. Ну вот, час «Х» настал и К-279 вышла из г-бы Окольная в район учения.

Пройдя Кольский залив и точку разделения мы взяли курс в район огневых позиций, он находился северо- восточнее мыса Цыпнаволок (полуостров Рыбачий), который мы заняли по плану в заданное нам время.
Ну вот и всё, основная работа штурмана на этом этапе: прибытие в срок, точное определение места и поправки СКУ выполнены безукоризненно, ведутся графики выходных навигационных параметров (ВНП). Ждать сигнала на боевое применение пришлось недолго. Мы погрузились на глубину 50 метров, легли на боевой курс. Удерживая скорость 5 узлов начали предстартовую подготовку.Здесь я хотел бы привести восприятие происходящих событий словами ком. трюмной группы, Тенгиза Борисова:
« О результатах стрельбы мы заботились мало – экипаж был отличным, провел уйму практических стрельб, и все были уверены, что не то, чтобы промах, даже «четверка» практически исключена. С таким настроем экипажа можно было решить практически любую задачу.«Боевая тревога! Ракетная атака!». Тот, кто не пережил это короткое объявление по судовой трансляции вряд ли когда-нибудь поймет, что скрыто за этими скупыми словами. Подводный ракетоносец, как бомбардировщик на боевом курсе, что бы не происходило, не имеет право ни изменить скорость, ни глубину, ни вильнуть в сторону. Наш К-279 крался на стартовой глубине с минимальной скоростью. В отсеках шла напряженная работа, результаты которой стекались в ЦП в виде коротких докладов и высвечивались на мнемосхеме, показывающей состояние ракетного комплекса. Я с интересом наблюдал за предстартовой подготовкой. Заполнены ЦКЗ – цистерны кольцевого зазора, надуты баки топлива и окислителя первой и второй ступеней, заполнена шахта водой из ЦКЗ, выровнено давление с забортным, открыта крышка шахты…. Гироскопы ракеты бешено вращались, обеспечивая точную привязку по месту. В головную часть ракеты спешно вводились команды боевого управления, координаты цели. Запуск! Глухой рокот нарастая, стал сотрясать субмарину. 10000 тонн металла, пластика и полторы сотни людей трясло все сильнее, пока двигатель ракеты выходил на требуемые параметры по тяге. Наконец, разрезные болты не выдержав чудовищного напряжения порвались, и ракета понеслась к той заветной цели, что ввели в нее программисты. РПК СН вздрогнул. Нам, не смотря на амортизированные кресла, показалось, что АПЛ просела на метр – полтора. Старт 30 тонной ракеты ощутил весь экипаж.»

После старта мы всплыли под перископ, осмотрели горизонт и начали ждать радио о наших дальнейших действиях, маневрируя в полигоне. Через 30 – 35 мин пришло радио поздравляющее экипаж, с отлично выполненным боевым заданием. От «контрольного шеста» на полигоне «Кура» перелёт 200м, боковое отклонение 30м. Оценка- отлично. Приказано следовать в г-бу Окольная. Всплыв в надводное положение, притопив корму на полном 15-ти узловом ходу мы форсировали Кольский залив и чётко обогнув североморскую банку, в сопровождении поджидавших нас буксиров, отшвартовались у плавкрана. Настроение у всего экипажа было приподнятое.Командир и замполит просто ликовали, предвкушая награды и очередные воинские звания. Но их ликование продлилось недолго. Прибывший на борт первый зам командующего, вице-адмирал Владимир Сергеевич Кругликов тепло поздравил экипаж с отличной стрельбой и сообщил командиру, что главного инспектора М.О. маршала К.С.Москаленко, так поразил выход ракеты из под воды, что он хочет, ну просто мечтает, ещё хотя бы разок понаблюдать за этим чудо- зрелищем. Ну что здесь поделаешь?! Сказано сделано. Ком БЧ-2 Юра Чурилов, даже не перекусив, крепко ругнувшись, пошёл на ракетную палубу грузить очередную практическую ракету. Всё повторилось: погрузка ракеты, регламентные проверки, выход в полигон, предстартовая обсервация, занятие стартовой глубины, получение сигнала на применение оружия, удачный старт ракеты, поражение цели, отличная оценка, приподнятое настроение, возвращение в Окольную, ликование Москаленко, ну и конечно третий заход на ракетную стрельбу по приказу того же самого Москаленко. Своё не предсказуемое решение главный инспектор М.О. объяснил очень просто –« Бог любит троицу». Начали погрузку третьей практической ракеты и всё было бы хорошо, но иногда вмешиваются высшие силы, особенно тогда, когда проверку флота проводят такие выдающиеся военачальники, как маршал Москаленко, а обеспечение флота ракетными стрельбами осуществляет, Нач. РАВ С.Ф. контр-адмирал по фамилии, по моему, Пога, может и ошибаюсь, так называемый «адмиральский эффект». На флоте он проявляется довольно часто, и в основном из-за чрезмерной самоуверенности, а чаще из-за элементарной дурости. Так вот, самоуверенность или дурость Нач. РАВ С.Ф., стоила экипажу К-279 и всему С.Ф. неудовлетворительной оценки. Суть же проблемы заключалась в том, что Нач. РАВ пытался дважды загрузить нам ракету, проходившую в своё время ремонт и которая дважды не прошла, регламентные проверки. Причём эту злополучную ракету дважды загружали и выгружали в шахту и командир Журавлев об этом знал. Ком. БЧ-2 Юра Чурилов, настойчиво пытался убедить командира не стрелять этой ракетой, ведь в принципе, не надо иметь большого ума, чтобы понять, чем может закончится эта ракетная стрельба: либо взрывом в шахте с непредсказуемыми последствиями для экипажа, либо, в лучшеслучае, стрельбой в никуда. Собравшись на мостике, я ,Юра Чурилов и Володя Исаков приняли решение всем вместе попытаться отговорить Журавлёва стрелять явно неисправной ракетой, предварительно посоветовавшись с нашим мудрым Николаем Ивановичем Неупокоевым. Он одобрил наши действия, порекомендовав, сделать соответствующие записи в журналы боевых частей. Выслушав наши доклады и суровые прогнозы по поводу предстоящей стрельбы, подумав немного командир принял рискованное, ничем не обоснованное решение-стрелять этой ракетой. Не знаю, чем он руководствовался, нам он толком ничего не объяснил, но факт остаётся фактом. Командир был и остаётся первым на корабле, после Бога. Он спросил у Чурилова: «Неужели Вы со своей командой не в состоянии выплюнуть эту ракету из шахты?» На что, немного подумав, Чурилов дал положительный ответ. Прибыв в штурманскую рубку, я доложил всё Неупокоеву, он спокойно выслушал меня, хитровато улыбнувшись, как всегда выдал очередную мудрую мысль: «Губят страну грамотность без культуры, выпивка без закуски, и начальство без мозгов, а тем более без совести, твою мать…! А посему, вести ГВНП непрерывно с момента вхождения лодки в полигон, а так же вести график погружения и всплытия на момент предстартовой обсервации и выполнения маневра подводной лодки на стартовой глубине, с указанием времени, отсчёта, лага и координат, ты меня понял?!» Я утвердительно кивнул головой. Запись, что ракета не прошла регламентные проверки я сделал в навигационном журнале. Все, что я описывал ранее повторилось и в третий раз: в заданный срок заняли полигон, предстартовая обсервация, получение сигнала на стрельбу, погружение на глубину 50 метров, скорость 5 узлов, легли на боевой курс, начали предстартовую подготовку, через 20 минут старт. Все как обычно, я даже грешным делом подумал, неужели мы пытались ввести в заблуждение командира и ещё эта запись в навигационном журнале… В общем, настроение у меня было ниже плинтуса, хотя виду я не подавал. Прошёл целый час с момента пуска ракеты, мы находились под перископом, но сигнала на всплытие не было. Начинались вкрадываться неприятные предчувствия, но где- то через час тридцать минут мы получили долгожданное радио: всплыть и следовать в точку якорной стоянки, в Кильдинский пролив , там встать на якорь и ждать дальнейших указаний, что мы и сделали. Видно было как Виктор Алексеевич, сильно переживал, не находя себе места, как его не пытались успокоить старпомы и Ком. БЧ-5 в Ц.П, все конечно прекрасно понимали, что «дым в трубу и дрова в исходное» не вернуть, тянулось томительное ожидание…
Где -то, часа через 4-5 нам приказали сняться с якоря и следовать в г-бу Окольная. Далее я хотел бы привести впечатления от увиденного, Ком. трюмной группы Тенгиза Борисова: «При подходе к пирсу я выскочил в ограждение рубки, чтобы провернуть клапана ЭПРОНовских выгородок, иначе они могли «закиснуть» намертво. РПК СН медленно продвигался вперед. Пирс был черным от обилия флотских шинелей. Кажется, нас встречало все руководство Северного флота, весь наличный состав особого отдела при КГБ СССР и еще бог знает какие «специалисты в штатском». Едва мы ошвартовались, как вся эта толпа полезла на борт. Были быстро изъяты и опечатаны все вахтенные журналы и документы, включая Трюмный журнал и журнал КИП ОКС, опломбированы отдельные рубки и выгородки. На борту был настоящий бедлам. Никто из нас ничего не понимал, да никто и не собирался нам ничего объяснять».
Но это впечатления Тенгиза. Находясь на мостике я наблюдал, что пирс был на самом деле усеян всем командным составом Северного флота во главе с первым замом. командующего вице- адмиралом Кругликовым, среди которых, пытался затеряться Нач. РАВ С.Ф., пряча свои глаза, его я заприметил сразу же, ошибиться было ну просто невозможно, так как у него на пол лица было родимое пятно. Так же среди встречающих, я заметил Контр-адмирал Яковлева Анатолия Николаевича, главного штурмана С.Ф. О чём незамедлительно доложил по «Каштану» Н. И. Неупокоеву. У всех встречающих вид был понуро- нахмуренный, ничего хорошего не предвещавший и вместо оркестра и жаренного поросёнка, нас ожидала большая свинья. Николай Иванович в меховой шапке ушанке, РБ , но самое главное не в ботинках, а в подводницких тапочках на босу ногу, как пробка из шампанского оказался на мостике рядом со мной. Скинув с себя «канадку» и заставив одеть её, я точно спас Неупокоева от простуды, ибо с момента столь стремительного его взлёта на мостик до подачи трапа, прошло как минимум минут 30. Не буду описывать торжественность встречи Ком. 41 дивизии и командира корабля с первым зам. Командующего С.Ф. так как мне вся эта сцена напомнила анекдот:
- Ты веришь в любовь с первого взгляда?
- В моем возрасте уже зрение подводит... щупать надо!
Неупокоева, от простуды я пожалуй спас, но вот от падения с корабельного трапа, при встрече Яковлева, спасти не удалось. Причём, травмы полученные им при падении, были настолько серьёзные, что его увезли на скорой в госпиталь. Отдуваться за себя и представлять флаг. штурмана дивизии, судьба выбрала меня. С Анатолием Николаевичем Яковлевым я уже был знаком, ещё по моей службе на эсминце 30-БИС. Зная его как грамотного и принципиального, а главное очень спокойного и рассудительного человека. Самое интересное то, что он меня тоже узнал. «Ну что крестник, начнём», вкрадчиво улыбаясь сказал мне Анатолий Николаевич. «Ну вот и понеслось»- подумал я про себя. Выложив ему все расчеты и документы, я старался без дрожи в голосе, доложить ему все обстоятельства подготовки и сам ход выполнения ракетной стрельбы, подтверждая всё мной сказанное неопровержимыми доказательствами, в виде ГВНП, навигационной прокладки с записями в навигационном журнале, журнале ЭНП(электро-навигационных приборов), а так же графика погружений и всплытий ПЛ на момент занятия кораблём района огневых позиций. Доклад мой оказался очень убедительным и проверка всего подразделения, длившаяся около часа, замечаний не выявила. Вердикт вынесенный моей БЧ и действиям флагманского специалиста, был короток и справедлив-ОТЛИЧНО. После его выводов, от счастья я бал на седьмом небе, а главное у меня упала гора с плеч. Анатолий Николаевич вывел меня из штурманской рубки в Ц П и поблагодарил, за введённый в строй ГАГ, запись о неисправной ракете в навигационном журнале и доклад, который ему очень понравился. Он приказал мне следовать за ним к командиру корабля и прямо с порога выдал адмиральским хорошо поставленным голосом, от которого у меня по телу пробежали мурашки:-«Журавлёв, Ваш штурман Сухоруков спас честь экипажа корабля и 41 дивизии. Вы Журавлёв должны гордиться, что под вашим началом служит такой офицер», после этого, взглянув на меня, дал мне указание следовать в штурманскую рубку. У командира он пробыл не долго, не знаю о чем они там говорили, хотя можно и догадаться…В этот же день в госпитале я навестил Николая Ивановича, слава Богу с ним было всё относительно нормально, главное ничего себе серьёзно не повредил. По дороге из госпиталя в Окольную, долго анализировал все пережитое и всё назойливо меня доставал стих про нас 28- летних ребят: Мы шли в океан не за звонкой монетой, Шли, чтобы мир нашим детям сберечь, Шли, чтоб над нашей зеленой планетой Не пролетел термоядерный смерч. Были мы там, где трещат переборки, Сталь - как струна и седеют виски. Там океан не подставит подпорки, Толщи соленой сжимая тиски. Там ратный труд, пересоленный потом, Воля и нервы там скручены в жгут. Море - не соль. Море - горечь разлук, Море - верх счастья, когда у причала Чувствуешь нежность обвившихся рук! Слава подводному нашему Флоту! Стоя, погибших друзей помянем! Делали честно свою мы работу, Честно служили и честно живем! Честь и Отечество - символы жизни, Как память предков, священны они! Мы присягали на верность Отчизне, мы присяге до смерти верны!
Финал этой ракетной стрельбы был очень прост: на определенном промежутке полета ракеты произошел ее самоподрыв. Наш командир задержал получение очередного воинского звания мне, Юре Чурилову и Володе Исакову.

Ну что нам стоит... подарить друг другу свет,
Дыханье нежности и чуточку внимания...
И получить взамен из теплых фраз букет,
С приятным запахом простого понимания!

Точной даты не помню, но было это перед боевой службой, которая проходила в апреле и мае 1982 года во время Англо-Аргентинского конфликта из-за Фолклендских (Мальвинских) островов. Если мне не изменяет память, этот случай произошел, с нашим экипажем, когда мы сдавали курсовые задачи. Предстоял выход в море на сдачу задачи Л-3 с выполнением торпедной стрельбы НТ-3, т.е. «стрельба по надводной цели». Наш экипаж был инициатором социалистического соревнования в Военно-Морском Флоте в честь 26 съезда КПСС. В кают-компании, в рамочке, висело письмо от Генерального секретаря ЦК КПСС, Леонида Ильича Брежнева, нашему экипажу. И выполнить стрельбу ниже чем на "отлично" мы просто не могли. Наша К-279 стояла у «старых пирсов», рядом с ТТБ(торпедо-технической базы) . Привезли практическую торпеду 53-65К, которую принял и загрузил расчёт торпедопогрузочной партии под руководством недавно назначенного « не нюхавшего пороха» лейтенанта Петина.
Из воспоминаний моего инженера ЭНГ Вани Шиндяпина:- « Несмотря на категорический отказ штурмана, меня, как молодого лейтенанта, командир, назначил старшим на машину для перевозки практической торпеды. Штурман был чернее тучи, можно лишь догадываться, какие мысли терзали его в тот момент. Скрипя зубами, он многозначительно пробормотал: «К сожалению, нам выпала честь испить любую чашу, была бы только закуска...».
К-279 стояла у 14-го причала и до ТТБ можно было дойти с корабля пешком. Смеркалось и пока я дошел до места, было уже темно. Нашёл там нашего минёра Володю Петина. Мы одногодки по выпуску из училища, но он принадлежал к "касте" командиров подразделений, а мне до этого было ещё далеко. Несмотря на это, отношения с ним были товарищеские. Застал его за работой по откапыванию практической торпеды из снега, что меня сильно озадачило. Лопаты у меня не было, пришлось помогать ему откапывать её ногами. Откопали, краном погрузили на машину и Петин повёз её на проверку...»
Не знаю почему, но меня прежде всего, как ком. БЧ-1 терзали смутные сомнения в правильности принятом Журавлёвым решении, использовать инж. ЭНГ. не по назначению, но подумав, что переубеждать «Фюрера» бессмысленно, принял решение, что « из двух зол следует выбирать известное…».
Подготовку штурманской боевой части к выходу в море осуществляли я и ком. ЭНГ. Валера Славский. Благо навигационный комплекс не выключался с момента швартовки лодки к причалу, все штурманские приборы Н.К. «Тобол» работали в штатном режиме.
Итак, загрузив учебную торпеду, пополнив запасы продовольствия РПК СН. К-279 вышла в море. Взяли курс в полигон для выполнения упражнения (по- моему, на траверзе Семиостровского рейда). Вслед за нами вышли в
[06.08.2020 19:27] Владимир Сухоруков: море тральщик (это будущая наша цель) и торпедолов - для подъема учебной торпеды после стрельбы.
По воспоминаниям ком ЭНГ. Валеры Славского « Заняли мы полигон, обговорили с тральщиком-целью условия выполнения упражнения. Торпедолов занял позицию в углу полигона. К-279 погрузилась на 50 метров, началось выполнение упражнения НТ-3. У нас был отлично обученный и отработанный в учебном классе и в море КБР-Т(корабельный боевой расчет- торпедный). Акустики ( Смыслов Андрей с группой «слухачей»)в короткий срок обнаружили и классифицировали цель, БИП(боевой информационный пост)во главе с Александром Луговым и штурман Владимир Сухоруков(со товарищи) рассчитали ЭДЦ(элементы движения цели). Командир Виктор Алексеевич Журавлёв громогласно утвердил осредненные ЭДЦ и азартно объявил: «Торпедная атака, цель надводная, торпедный аппарат №3 зарядить, боцман – ложиться на курс ….». КБР – Т продолжает слаженно работать, штурмана (по команде командира) рассчитывают «курс одержания пеленга», акустик размеренно докладывает пеленга на цель, инженер РТС Геннадий Матвеев в составе БИПа вводит в БИУС «Алмаз» данные для расчета угла «Омега»-угла отворота торпеды во время её наведения на цель. Штурман переходит на ведение «боевой прокладки» для стрельбы « резервным способом». Напряжение в «центральном» нарастает, охотничий азарт овладевает подводниками. Цель подходит в расчетную точку, в торпеду вводится «Омега», штурман и БИП почти в одно время докладывают : «Корабль в точке залпа!».
Из воспоминаний инж. ЭНГ. Вани Шиндяпина « Во время торпедной атаки роли у нас были чётко распределены. Штурман, В.С. Сухоруков вёл боевую прокладку на специальном планшете, ком.ЭНГ, В.И. Славский вёл навигационный журнал и параллельно боевую прокладку на относительном планшете, я, инж.ЭНГ, заполнял ЖМК. Всех легче было мне, сидел на штурманском диване и фиксировал быстро меняющуюся обстановку. Труднее было Валере Славскому. В уголке стола штурманского пульта, ему надо было одновременно писать журнал, вести прокладку и управлять НК. Но вся ответственность лежала на штурмане, он отвечал за всё: за точность определённых ЭДЦ, за рекомендации командиру ПЛ, за навигационную безопасность...».
Здесь я хочу сразу же оговориться, что ещё в надводном положении, подчёркиваю, штурманская боевая часть определила место корабля с помощью системы «Меркурий», получив поправку системы курсоуказания, поправку времени, ну и точнейшие координаты места корабля. Все это было сделано перед погружением К-279 в исходной точке, перед началом выполнения упражнения. В правильности своих расчетов я был уверен, навигационный комплекс работал в режиме «счисление», с периодическим включением гидроакустического лага «Мечта». Почему я на этом останавливаюсь, да всё очень просто, каждые 15-20 минут, счисление пути корабля корректировалось обновлёнными данными по течению и абсолютной скорости, т.е скоростью не относительно воды, а скоростью относительно Земли, точность ведения навигационной прокладки была идеальной. Торпедная атака проходила в отработанном штатном режиме.
Командир корабля скомандовал: «3-й аппарат, товсь!»,
-Минёр(командир минно-торпедной БЧ) из 1-го отсека: «3-й аппарат, есть товсь!»,
[06.08.2020 19:27] Владимир Сухоруков: -Командир: «3-й аппарат, пли!»,
Минёр: «3-й аппарат, есть пли!» .
Из воспоминаний ком ЭНГ. Валеры Славского:- «Ощущаем приличный толчок и слышим бодрый доклад минёра: «Торпеда вышла, замечаний нет!», а потом шутливо: «Откат нормальный». Акустик Анатолий Науменко уверенно докладывает: «Торпеда вышла, пеленг на торпеду ….». Я включаю секундомер , чтобы по времени и скорости торпеды определить примерную точку её всплытия. Акустик через 10 секунд дает пеленг на работающий винт торпеды, я делаю отметки на планшете, штурман отмечает путь торпеды на навигационной карте. Примерно через 2,5 мин. акустик докладывает в «центральный пост»: «Шум винтов торпеды состворился с шумом винтов цели, заработал стукач», это говорит о том, что торпеда прошла под целью, её двигатель остановился и включилось акустическое устройство , предназначенное для наведения п.л. и торпедолова на всплывшую торпеду. Командир приказывает: «Боцман, всплывай, штурман - курс в точку всплытия торпеды!». Штурман рассчитывает место всплытия торпеды, даёт курс на неё в «центральный». Доносится рёв ВВД, продувающего цистерны главного балласта, небольшой дифферент на корму, всплываем… Командир из боевой рубки: «Поднять перископ!...Горизонт чист, поднять выдвижные, отдраить верхний рубочный люк!» Во внутрь отсека врывается поток свежего, йодистого воздуха, хочется купаться в нём… Штурман Владимир Сухоруков определяет вместе с нами место корабля и быстренько смывается наверх для визуального поиска всплывшей торпеды (и конечно, покурить), я остаюсь в штурманской, веду навигационную прокладку корабля. Невязка(ошибка в счислении) равна нулю- состояние блаженства и полной расслабухи.»
Акустик докладывает в Ц.П. и на мостик -: «Стукач отработал…», а тральщик-цель на УКВ доложил: «Наблюдал работу торпеды у себя под днищем».
Торпеда идет со скоростью более 40 узлов (около 80 км/час), наводится на корабль , на подходе к цели она начинает выстреливать в воздух 32 -осветительные ракеты- зрелище эффектное . После прохождения заложенной в её «голову» дистанции, практическая торпеда вплывает на поверхность, вертикально торчит из воды ¼ корпуса ,окрашенная в ярко-алый цвет, начинает моргать ослепительно-яркая лампа( все эти опции – для улучшения обнаружения торпеды).
Командир приказывает с ходового мостика: «Обе машины, полный вперед. Ложиться на курс….!», ощущаю дрожь всего корпуса от чудовищной мощи наших турбин, у форштевня поднимаются громадные волны, от бортов лодки расходятся длиннющие пенные «усы», красота неописуемая… Думаешь : «Вот бы взять на борт Ивана Айвазовского, как бы он назвал свою картину?». Доклад из штурманской на ходовой мостик: «Находимся в расчетной точке всплытия торпеды!». На пологой циркуляции начинается её поиск. Из воспоминаний ком.ЭНГ. Валеры Славского «Примерно минут через 15-20 Владимир Сухоруков спускается в штурманскую рубку в подавленном состоянии, говорит, что торпеду пока не нашли, что у нас штурманов всё впереди и что эта мысль тревожит его. Приказывает мне проверить координаты точки всплытия торпеды. Штурман ,как в воду глядел, с мостика «брызжит слюной» командир. Всё, хана, начинается «раздача слонов и пряников». Здесь начинаешь чётко
[06.08.2020 19:27] Владимир Сухоруков: осознавать, что всем нам в данной ситуации нужна не столько твёрдая рука, сколько трезвая голова…»
Ком.ЭНГ. пересчитал координаты точки всплытия торпеды, всё сходится, докладывает на мост…Я так и думал ошибка в расчётах- исключена. К поиску подключается торпедолов, результатов нет. Торчу на мосту и чувствую, что нас, а точнее меня, подвела психология «осаждённой крепости». Я ждал нападения из вне… Спускаюсь в штурманскую рубку, приказываю Славскому и Шиндяпину определить место , по спутнику перевести «Тобол» в режим «ИНС»- инерциальное счисление, нарезать на карте поисковые галсы. Вдруг дверь в штурманскую рубку с грохотом распахивается настежь и в штурманскую вваливается командир, на его лице доброжелательности я не заметил( так как потеря практической торпеды- это ЧП и надо докладывать руководству КСФ). Докладываю ему все данные, расчеты и полученные приказания по поиску торпеды и свои подозрения, что торпеда скорее всего затонула из за неисправности. Командира, как будто ударили по голове. Он ещё больше мрачнеет, по трансляции говорит с вахтенным офицером и приказывает: «Ложиться на курс в точку залпа!».
Из воспоминаний ком . ЭНГ. Славского « Я из-за шума вентиляции и того, что командир стоял ко мне в пол-оборота, не расслышал команды и переспросил его. Тут же я услышал «рёв раненного зверя», стук кулаков по автопрокладчику и всё, что он думает обо мне. В заключении спектакля, Журавлев метнул в меня параллельной линейкой, воткнул, измеритель в стол автопрокладчика, хлопнул дверью и полез наверх «руководить поиском». Выслушав его несправедливые упреки и ловко увернувшись от линейки, благо штурман не дал разъярённому командиру «сожрать меня с потрохами», поставив ему однозначный диагноз:- «острая алкогольная недостаточность». В глубоком стрессе выпиваю стакан воды, стараюсь успокоиться. Это удается быстро, так как 4 года службы на флоте приучили меня к любым « разносам и никогда не вешать носа», рассчитываю новый курс, докладываю его командиру».
К-279 мчится в точку нашего залпа, чтобы убедиться, что торпеда не осталась там (хотя акустики явно слышали шум винтов торпеды). Темнеет…, ветер крепчает, разгоняя волну до 3-х баллов. Торпедолов пошёл прятаться от непогоды на Семиостровский рейд, мы с тральщиком продолжаем « буравить море».
Из воспоминаний Вани Шиндяпина-« в намеченном квадрате строем фронта проводили поиск практической торпеды. Прошло уже больше суток и шансов найти её становилось всё меньше и меньше. Получили радио с берега. ГМЦ СФ (гидрометеоцентр)произвёл расчёты, куда вероятно могла отдрейфовать торпеда в течении всего времени поиска. Нанесли точку на путевой карте, место оказалось в опасной близости от острова Харлов и материковой береговой чертой. Пошли туда, хотя с трудом верилось, что мы её там найдем. Конечно к самому берегу не подходили, для этого там "бегал " торпедолов. Поисковые возможности торпедолова весьма ограничены. Сами "плавали" и знаем, что при волнении более трёх баллов наблюдатели предпочитают отлёживаться в носовом кубрике. Торпеду не нашли. И, если верить слухам, ту "двоечную" стрельбу списали на второй экипаж, т.к. они не были инициаторами социалистического соревнования в ВМФ. Помню нервозность командира. Оно и понятно. Ведь за всё отвечал он. Про то, что мы откопали эту злосчастную торпеду из снега
[06.08.2020 19:27] Владимир Сухоруков: я ему не рассказал. Молод был! Да и минёра жаль!»
Журавлёв мрачнее тучи, экипаж делает все, что от него зависит, но торпеда не обнаруживается. Наши поиски длятся трое суток, трое суток экипаж стоит на ушах, но результата нет, получаем радиограмму от командования о возвращении в базу.
Измотанные поисками торпеды пришли в базу…, появилась комиссия, пошёл разбор наших действий. Долго препирались, искали виновника неудачной стрельбы. Справедливость это очень деликатная штучка и всё - таки она восторжествовала, повернулась к нам личиком. После массы испорченных нервов, оскорблений, обид и разочарований был найден «стрелочник»- главный инженер ТТБ (торпедо-технической базы), отвечавший за подготовку «практики», хотя наш командир - Журавлёв Виктор Алексеевич перед штурманами так и не извинился, да это и следовало ожидать, он был у нас «фюрер». В итоге, комиссия решила, что торпеда была плохо подготовлена, во время стрельбы она отработала заданную дистанцию, и вместо того, чтобы всплыть в «руки торпедолова» взяла и затонула, «зараза», в точке всплытия. Глубины там больше 200 м, поиск на дне не организовать, пришлось торпедёрам списывать старушку (торпеде было больше 15 лет).
Через неделю мы повторили стрельбу НТ-3 с оценкой «отлично», сдали оставшиеся элементы и радостно свалили в «автономку», так как это самое спокойное , хоть и рискованное время службы подводника.

Осенью 1942 года, когда танки Клейста были под Моздоком, гитлеровские орды сосредоточивались у стен Сталинграда, крупные формирования группы «Юг» прорвались в Северную Осетию к самым отрогам Большого Кавказа. Взяв ряд населенных пунктов горной республики: Алагир, Дигора, Чиколу, немцы рвались теперь через Главный хребет на юг, в Грузию и Азербайджан.
Для обороны Кавказа Верховным Главнокомандованием принимались экстренные меры. В районе Сумгаита срочно формировалась 34-я отдельная стрелковая бригада, в состав которой влились две роты автоматчиков, сформированные из курсантов 2 курса. Пока шло формирование бригады, взвод под командованием лейтенанта Абдулсалыка Джумабаева был направлен заградотрядом на станцию Хачмас.
Одноэтажный белый вокзал станции утопал в зелени. У вокзала сходятся пути-дороги — грунтовая от совхоза «Куба», шоссейная от Дербента и железная — из Баку. По рельсам в сторону фронта мчатся товарные поезда с бойцами, оружием, боеприпасами. Тут проверять нечего — на фронт. А вот идущие в Баку все составы кроме санитарных, курсанты осматривают тщательно. Здесь, что греха таить, встречаются и те, что жить хотят в Алма-Ате, или, как острил курсант Коля ПИСЕМСКИЙ — «герои из разряда, которым мы преграда». Короче говоря, дезертиры и другие приспособленцы, готовые кричать «В Моздок я больше не ездок» или «Не пустим гада до ворот Ашхабада».

Заградотряд доставлял задержанных на станцию Хачмас, где комендант и командир взвода лейтенант Джумабаев разбирались с задержанными и тех, кто дезертировал, отправляли в Баку на Шихово, где формировались штрафные роты.
Основное шоссе. В сторону фронта идут непрерывно строгими настороженными и ко всему готовыми колоннами наши отечественные видавшие виды «ЗИСы» и новенькие, полученные по ленд-лизу «доджи» и «студебеккеры», нагруженные боеприпасами, продовольствием или таща за собой пушки. Строго идут, дисциплинированно.
А обратным ходом, сдав груз, они возвращаются размочаленной, как конец пенькового троса, колонной. В опустевших кузовах люди. Разные люди — беженцы. Курсантов у шлагбаума шестеро. Один из них — Володя Белов, остается на месте, а остальные идут осматривать машины. Вот в кабине молодой лейтенант, а в кузове около 20 бойцов.
— Куда?
— В Баку.
— Зачем?
— На формировку.
— В Баку не формируются. Документы?
Документы ни о чем не говорят. Олег Прокопьев становится на подножку грузовика и приказывает водителю поворачивать к вокзалу...
К легковой машине подходят старшина I статьи Николай Громов и курсант Константин Прокофьев. В машине важно сидит, почти непрерывно вытирая пот с широкого с тяжелым подбородком лица, военный со шпалами на петлицах — капитан. На гимнастерке поблескивает орден.
Громов спрашивает: «Куда следуете?»
— А кто вы такой?
— Заградотряд!
— А постарше у вас никого нет?
— Специально для вас не выделили! Предъявите документы!
Протягивает документы. В них командировочное в Баку за подписью начальника штаба полка.
— Из полка в такой далекий тыл? — спрашивает Громов.
— Не твое собачье дело,— отвечает грубовато капитан.
— А вот это-то как раз наше дело. И пожалуйста, не тыкайте,— вмешивается Прокофьев.
Уловив что-то неладное, курсант Владимир Быков подает рукой сигнал Беляеву, стоящему у шлагбаума, чтобы тот вызвал Джумабаева, а сам, сняв автомат, направляется к машине, где уже ситуация перерастает в конфликтную.
— Смирно, щенки,— кричит капитан.— Да я вас! — и торопливо расстегивает кобуру. Быков, увидев орден, растерянно шепчет Прокофьеву: «Костя, да у него награда!».
— Ничего, награды, они, как бомбы, иногда и на невиновных падают,— парирует Прокофьев.
А Громов направляет ствол автомата на покрасневшего, как помидор, капитана. Тут подходит Джумабаев и вежливо просит офицера выйти из машины и пройти с ним к коменданту в помещение вокзала вместе с шофером. Через 15 минут выходят. Капитан уже без кобуры с застывшим, позеленевшим лицом. Он, опустив голову, смотрит себе под ноги.
— К задержанным, — коротко бросает Джумабаев, и капитана отводят в сарай, где уже ожидает своей участи с десяток дезертиров.
Шофер задержанного, рослый белокурый парень, широко улыбаясь, спрашивает:
— А мне куда?
— Туда же, — машет рукой лейтенант.
— Так я же приказ выполнял. А не выполни я его, он мог бы и хлопнуть меня по 227-му приказу. Вы же видели, какой он был.
Дело в том, что 28 июля 1942 года вышел приказ Наркома обороны СССР, в котором была обобщена сложившаяся военно-политическая обстановка и определены главные задачи. Ни шагу назад! Стоять насмерть. В приказе давались широкие права командирам по отношению к подчиненным. И поэтому опасения шофера были вполне обоснованы. Не подчиниться нельзя. В планшете у задержанного оказалась целая пачка чистых бланков командировочных с печатями.
— А что, командир,— говорит задумчиво Громов, — парень-то вроде хороший, он ведь действительно выполнял приказ. Заберем его к себе, будет на своей машине возить нашего комбрига. Давайте отправим его в Сумгаит с письмом.
— Ну что ж, — соглашается командир взвода.
— Сейчас возьмешь письмо и мотай в Сумгаит в 34-ю курсантскую бригаду. Обратишься с письмом прямо к командиру.
— Ясно, — встав по стойке «смирно» отвечает водитель и в глазах его сверкает радость.— Спасибо, моряки. Вы мне жизнь подарили.
А на следующий день пришел эшелон, в котором ехал отдельный батальон автоматчиков. Курсанты погрузились в вагон. Встретившись с друзьями, долго обменивались впечатлениями.
В конце августа, заняв г. Моздок, немцы не могли развить успех и видя, что обходом слева им г. Орджоникидзе не взять, а справа высятся горы Главного Кавказского хребта, перегруппировались и решили ударить на г. Нальчик и в лоб через Ардан, Дигору и Алагир захватить Орджоникидзе.
Курсантский батальон высадился на станции Карабулак и, спешным маршем перейдя через Терек, около г. Беслана влился в ряды 9-й армии, в частности, в 11-й гвардейский корпус.
25 октября фашисты захватили Нальчик, 27 октября 1942 г. взвод лейтенанта Джумабаева занял оборону в осетинском селении Майрамадаг у входа в Суарское ущелье, через которое можно выйти на Военно-Грузинскую дорогу.
Взвод расположился в нескольких ближайших от дороги на Гизель домах. Неподалеку заняли оборону подразделения Леонида Берцова, Виктора Кузьменко. Отделение старшины I статьи Николая Громова — первый дом. Это был чистенький домик с шиферной крышей, зелеными ставнями на окнах и невысоким плотным заборчиком. Громов ушел туда на разведку, объявив курсантам перекур. Кончились цигарки, а его нет. Поговорили о том, о сем, а Громов так и не появился. Еше раз перекурили. Нет начальства.
— Пора выручать,— предложил Юрий Хряшев и направился к дому,— Давай, Костя,— обратился он к Прокофьеву,— спасай друга.
Открыв дверь, курсанты изумленно замерли на пороге. Рядом с Колей Громовым лицом к ним стоит, ну прямо Василиса Прекрасная, только на осетинский манер: черная коса перекинута через плечо, глаза как огромные темные вишни, вопросительно изогнутые брови.
— Ба! — восклицает Павел Нагорнюк,— вот это пара!
— Шо да, то да,— вторит Василий Кудреватых.
— Ну, а как же вас зовут, красавица? — спрашивает Владимир Мордасов.
— Мадинат,— тихо говорит она.
— Это наша хозяйка! — наконец нашелся Громов.
— А сколько же вам лет? — судейским тоном спрашивает Василий Графов.
— В этом году окончила 10 классов, восемнадцать.
— Ну, а всему нашему взводу по 19, правда, некоторым «старичкам»,— говорит Володя Быков и выразительно смотрит на Прокофьева и Громова,— стукнуло уже целых двадцать.
— Кончай Кубинку,— приходит на выручку покрасневшему Громову Ибрагам Абдуллаев.
И, кинув на него благодарный взгляд, Громов подает команду:
— Итак, приступаем к работе, траншею копать буквой «глаголь». Одна сторона на улицу, другая в сторону дороги на Гизель. Ясно?
— А чем же камень-то долбить? — беспомощно промолвил Иван Кумов.
— Тем, что найдется в сарае,— неумолимо настаивает Громов.
В сарае оказалось несколько ломов и три кирки. Это уже кое-что.
Два дня, 28 и 29 октября, курсанты углубляют свои окопы и роют впереди траншеи боевого охранения в полный рост. В дом заходили спать только те, кто не дежурил. По нескольку раз в день появлялись возле курсантов с какими-нибудь вкусными вещами Николай Батиев с женой Дзго, Алихан Дзобиевич Базров, Ангелина Дзуцева, двенадцатилетний пионер Володя Голобаев и, конечно, Мадинат.
Все заметили особые отношения, складывающиеся между Николаем Громовым и Мадинат. И вдруг вечером 29 октября Николай, собрав всех вместе, объявил: «Завтра с утра женюсь. Все готово. В десять утра свистать весь взвод на полубак».
С утра 30 октября лейтенанты Абдулсалык Джумабаев, Эдуард Мирза-Туниев, курсанты Константин Прокофьев, Григорий Мазур и подруги невесты Тамара Албегова, Лида Байтемирова, Зина Кучиева, окружив Мадинат и Колю, двинулись по улице мимо двух добротных каменных конюшен к дому поселкового Совета. Там уже ждали. К дому еле пробрались. Дорогу расчищали Николай ПИСЕМСКИЙ и Олег Прокопьев.

Нет, война не в силах помешать жизни. Кругом смерть, фашисты у боевых порядков бригады, а тут свадьба. Как совместить войну и любовь? Война — это уничтожение жизни, это дикость низшей ступени, это тьма, которая скрывает все. А любовь — это яркое солнце, это положительная и отрицательная бесконечности, это Вселенная с ее мириадами звезд-чувств, с их разноцветными оттенками. Любовь создает жизнь, продолжает и совершенствует ее. Значит все предельно ясно: любовь победит войну. И как преобразились ребята. Василий Кудреватых тут же экспромтом и с большим вдохновением прочитал трактат о любви:

Случалось, что любили нас.
И мы влюблялись и не раз.
Штормило бешено в крови
Ну что сказать вам о любви?
Любовь загадка и секрет,
И для нее препятствий нет.
Ведь люди любят много лет
И всяк по-своему согрет.
Основа жизненных основ —
Вот, что по-моему Любовь.
И этот небольшой трактат
Я посвящаю Мадинат.

Как говорили древние: «Счастливая любовь делает день любви равным году обычной жизни, а год равным бессмертию. Любовь превращает человека в бога, она как бы дает ему вечность».
Милые, дорогие ребята, далекие сверстники тех, кто нынче постигает премудрости морской профессии. Они еще не знали, какие трудности их ожидали. Как коротка будет жизнь многих из них.
Наконец формальности закончены, и командир взвода, помахивая над головой свидетельством о браке, выходит на крыльцо. Впереди Мадинат Громова. И тут началось:
— Привет Громовым от столицы нашей Родины Москвы! — кричит Олег Прокопьев.
— От революционного Ленинграда! — это Белов и Быков, оба Володи.
— От неподражаемой, неповторимой Одессы! — Саша Ременсон.
— От солнечного Баку! — Ибрагим Абдуллаев.
— От партизанской Белоруссии! — Миронов и ПИСЕМСКИЙ.
— От Орджоникидзе, моей родины, которую мы сейчас защищаем! — заключает Валентин Цомаев.
В саду накрыты столы человек на пятьдесят, не меньше. Первый тост тамаде — секретарю партийной организации Майрамадагского колхоза Хасанбеку Кацоеву. По традиции этот тост должен быть самый продолжительный и его слушают стоя.
Осетинский тост — это поэзия, это народная мудрость, это зерна многовекового тяжелого и радостного житейского опыта, это жемчужная россыпь мыслей, ограненных изящными оборотами. Кругом шутки, смех, музыка. Весело прошла свадьба Николая и Мадинат.
Но уже вечером Джумабаев распределяет всех по участкам обороны. Отделение Громова занимает первую конюшню. В левой, обращенной к врагу стене, курсанты пробивают узкие бойницы. Улица простреливается по всей длине.
1 ноября фашисты прорвали оборону в середине четырех наших батальонов, расположенных за небольшой горной речушкой Фиагдон. Весь этот день на глазах у курсантов в сторону Гизели двигались отступающие, кто как: на машинах, на повозках, верхом на лошадях, большинство своим ходом. По предложению Рафаэля Хуцишвили, парторга роты, курсанты встали стеной на северной околице селения. Стоят молча, неподвижно, внимательно вглядываясь в бегущих. И вот, движение по шоссе замедляется. Отступающие смотрят на курсантов, а те продолжают стоять неподвижно, молчаливо, спокойно. Потерявшие во все веру, люди успокаиваются. «Ага,— замечает Дубов,— дошло, увидели, что есть еще порох в пороховницах...» И действительно, спокойный и решительный вид моряков отрезвляюще подействовал на отступающих — на шоссе стали раздаваться команды и вырисовываться управляемые подразделения.
С утра 2 ноября послышался гул, словно огромный двигатель набирал обороты. Армада «Ю-87» или, как метко их окрестили фронтовики, «лаптей» шла на курсантов и каждому казалось, что именно на него. Такую силищу видеть не приходилось. Страх пульсировал в мозгу, широко раскрывались покрасневшие глаза, бешено, в разнос стучало сердце, когда с «юнкерсов» начали сбрасывать на курсантов пустые простреленные бочки из-под бензина, тракторные колеса, двухтавровые балки. Все это издавало при падении ошеломляющие вой и свист. Шла психическая атака.
Гитлеровцы сделали второй заход и посыпались стокилограммовые бомбы. Режущий слух грохот, звенят на камнях осколки, глухо шлепаются о землю. Бомбардировка длится целый час, который многим казался вечностью. Но не успели каспийцы как следует осмотреться, как начался артналет. Свистят и ухают снаряды. Визжат, будто недорезанные поросята, мины шестиствольных минометов — «гансов». Вой, грохот, дымный смрад. И это тоже около часа. А потом по шоссе пошли танки «Т-1У «рейнметаллы». Полторы сотни бронированных машин и несколько полков мото-пехоты противника стремительно продвигались к селению Нижняя Саниба.
Курсанты первой роты, занимавшие оборону на участке от высоты 570,3 до юго-западной окраины селения Майрамадаг, преградили путь бронированной армаде и готовились вступить в неравный бой. В это время комбат — старший лейтенант
Березов Л.Д. получил приказ: избегая боя с танками противника, скрытно отойти на северную окраину селения Майрамадаг и занять там оборону. Командир взвода Пятисотников, чтобы задержать продвижение врага и дать роте закончить отход, с противотанковой гранатой пополз навстречу головной машине. Он остановил танк, развернувшийся поперек дороги, и застопоривший движение всей колонны, но погиб и сам.
Первая рота заняла свои окопы. Противник, захватив Гизель и Нижнюю Санибу, двинулся к Орджоникидзе, у стен которого был остановлен 12-й дивизией НКВД. Гитлеровские части углубились в нашу оборону на 15 км при ширине прорыва не более 4 км. Однако периметр этого «аппендикса», начиненный войсками и техникой противника, составлял примерно сорок километров.
У окраин Орджоникидзе противнику, значительно ослабленному в боях с частями 11-го гвардейского корпуса, не удалось сломить сопротивление 12-й дивизии НКВД. Немцы были остановлены. Курсантский взвод Абдулсалыка Джумабаева оказался отрезанным от корпуса и прижатым к горам Кавказа. Взвод, как мелкая рыбешка, запутался в железных сетях войны. Но ведь и мелкая рыбешка бывает разная, например пиранья,— она и сети перегрызает, а у курсантов была еще отдушина — Суарское ущелье.
Жестокие бои разгорелись в 4-х км от Орджоникидзе. 12-я дивизия НКВД держалась стойко. Тогда противник решил нанести удар в районе Майрамадага, чтобы, прорвавшись через Суарское ущелье по Военно-Грузинской дороге, выйти в тыл защитникам Северной Осетии.

По шоссе громыхали танки, бронетранспортеры, грузовики. Двигались колонны солдат с засученными рукавами, и вот взвод человек в тридцать свернул с шоссе к селению. Шли без страха, уверенно, по-хозяйски. Думали ведь, что в селении никого нет. Курсанты подпустили фашистов почти вплотную к боевому охранению, где Николай ПИСЕМСКИЙ, Георгий Мережко, Федор Рытиков, Сергей Решетов с двумя «максимами» ждали сигнала. Но вот хлопнул выстрел из ракетницы Джумабаева, и боевое охранение, а также курсанты, сидящие в окопах у первого дома, открыли сокрушительный огонь. Немцам прятаться было негде, полегли все. Наступило затишье. Движение по шоссе застопорилось. Затем обозы стали поворачивать на север к Нижней Санибе и там на Гизель в обход Майрамадага.
Горстка смельчаков застряла у фашистов, как кость в горле, да и путь их на Военно-Грузинскую дорогу оказался перекрытым. И вот на западной стороне показалась рота 2-й горнострелковой дивизии врага. Бегут перебежками, зигзагами, уже не такие самоуверенные. Курсанты ждут. Только атакующие поднялись для последнего броска, как шквал огня «максимов» и автоматов захлестнул их и заставил залечь.
— Эй! Вставай, простудишься,— кричит фашистам Игорь Белых. В ответ огрызаются «шмайсеры». Но тут же летят «лимонки», и в грохоте разрывов тухнут автоматные очереди. Около ста фашистов остались лежать навечно в нескольких шагах от первой траншеи. Наступила долгая тревожная тишина. Курсанты понимали, что идет подготовка к новому, еще более яростному штурму.
На рассвете 4 ноября сырой туман стлался над раскисшей от долгого ночного дождя землей. В селе ни звука, ни огонька. Только слабый утренний ветерок доносит раскаты далекой канонады да лязг гусениц фашистских танков, приминающих проходящее в ста метрах шоссе Алагир — Орджоникидзе.
Курсанты тщательно замаскировались в домах. Уже несколько дней и ночей они трудились, создавая здесь надежную круговую оборону. Старательно отрыли убежища, окопы, щели, используя на редкость удачные условия местности, укрепляли брустверы, обложили камнями амбразуры. Каждая сакля Майрамадага превратилась в надежный дзот. В боезапасе тоже недостатка не было. Моряки рассредоточились и ожидали приближения фашистов. Из прорезанных по-над полом амбразур глядели черные зрачки ручных и станковых пулеметов, автоматов и противотанковых ружей. Наготове лежали «лимонки» и бутылки с зажигательной смесью. У дальней стены расчеты 45-мм пушек Иванова и Лесных приготовились к встрече.
Приказ был краток: «Действовать инициативно и сугубо самостоятельно, огонь открывать по сигналу командира взвода».

В двух колхозных конюшнях, приземистых и толстостенных, на самом опасном направлении предстоящего удара гитлеровцев расположилось боевое охранение. В ближней конюшне командир взвода, с ним старшина I статьи Романенко, курсанты Еремеев, ПИСЕМСКИЙ, Фомичев, Шевчук. В дальней — Баранов, Газизов, Расковалов и Черновалов. Неподалеку рубеж Громова, Чечеткина, парторга роты Хуцишвили, Прокофьева, Цомаева и Голубцова.
Итак, на рассвете 4 ноября горные егери дивизии «Эдельвейс», не подозревая, что Майрамадаг превращен в несокрушимую цитадель, направились в село. До первой шеренги оставалось меньше полусотни метров, когда по врагу неожиданно грянул огонь. Фашисты даже не успели вскинуть свои «шмайсеры». Дорогу завалило трупами.
Так начались огненные дни и ночи у стен Майрамадага. Фашисты подтянули сюда части усиления — несколько батальонов 2-й румынской горнострелковой дивизии, пехотный полк «Бранденбург», свыше 60-ти танков, несколько пушечных, гаубичных и минометных батарей. Всему этому скопищу было приказано: «разгромить советский опорный пункт, обеспечить выход основных сил...»
Во второй половине дня появляются со стороны шоссе танки. Нескладные, громоздкие, грубо обрубленные «Т-4» — «шкафы». Они идут мимо охранения, стреляют по домам вдоль улицы. Ударили по конюшне. Попали в угол. Идут шесть танков.
— Наши пятый и шестой,— говорит Лесных Иванову.
И как только пятый вышел на траверз конюшни, они выкатывают свои «сорокапятки» и почти в упор стреляют по гусеницам. Танки закрутились волчком, но и наши пушки вместе с расчетами летят на воздух. Первые две машины из «сорокапяток» подбили Дьяченко и Кацоев. Третью подорвали противотанковыми гранатами, а затем подожгли зажигательной смесью Вано Гулиев и тяжелораненый Ракип Газизов. С четвертым расправились таким же образом Герман Шакиров и Александр Бирюков. Многие курсанты были ранены.
Как только танки остановились, еще одна рота егерей, сопровождавшая их, принялась яростно поливать из автоматов укрепления. В ответ летели гранаты, и расчетливо, но злобно огрызались автоматы ППШ. Не достигнув успеха, к вечеру, егеря стали укрываться за корпусами своих неуклюжих «рейнметаллов».

Всю ночь немцы вели обстрел позиции, к утру он усилился, а с рассветом над Майрамадагом появились «юнкерсы». Разворачиваются, ложатся на крыло, и начинается карусель. Одна группа отбомбится, за ней вторая, и так волна за волной, а в каждой — по 20 самолетов.
Еще не смолк гул разрывов бомб и снарядов, еще не осела серая каменистая пыль, а со стороны Дзаурикау на курсантский гарнизон двинулось более 30 танков, за ними фашисты — много, очень много. От станицы Архонской по противнику открыла огонь наша артиллерия. Умело, довольно точно бьют артиллеристы. Константин Прокофьев, Игорь Белых, Федор Рытиков, Валентин Цомаев забрасывают тяжелые машины противотанковыми гранатами и бутылками с горючей смесью. Из подбитых танков через нижние люки вываливаются гитлеровцы и пытаются уползти, но не всем удается это. Семенящих за танками егерей четко отрезают от них фланкирующим огнем из ППШ курсанты Владимир Белов, Рафаэль Аванесов, Сергей Голубцов и Василий Поповкин.
Начиная с 7 ноября, в течение пяти суток шли непрерывные бои бригады Ворожищева с пытавшимся вырваться из окружения в районе Гзели противником. Каждый эпизод этих боев вписан в историю битвы за Кавказ как образец несгибаемого мужества и воинскогò подвига.
Двадцать пятую годовщину Великой Октябрьской революции герои отмечали в огне ни на минуту не утихающего боя. На улице — тучи дыма, земли и крошево камней. Ничего не видно. Один за одним заполыхали 3 вражеские танка — это сработали Громов, ПИСЕМСКИЙ, Цомаев и Решетов. Кругом сплошной грохот. Визжат осколки, надрывно воют мины, повсюду бешеный посвист пуль.

В боевом охранении смертью храбрых пал в тяжелой схватке с егерями Рафаэль Хуцишвили, не покинувший своего рубежа после тяжелого ранения. Автомат выскользнул из рук только тогда, когда осколок мины ударил бойца в грудь. Пулеметная очередь сразила Владимира Чечеткина. К раненому Михаилу Фенстеру подползли гренадеры «бранденбуржцы», но взять его живым им не удалось. У моряка хватило выдержки и сил, чтобы, подпустив фашистов как можно ближе, взорвать противотанковую гранату. Взрыв разметал навалившихся на него гитлеровцев. В этом же бою тяжело ранило командира взвода Абдулсалыка Джумабаева.
Дни 8 и 9 ноября слились вместе. Захватчики нарушили свой распорядок. Стали воевать и ночью. В полночь им удалось оттеснить моряков от дальней конюшни и кузницы. Но ненадолго. Как только они приступили к оборудованию захваченного рубежа, курсанты Баранов, Кудреватых, Расковалов и Виктор Чечеткин по-пластунски проползли балку, в темноте подтянулись к пролому в стене конюшни и, ворвавшись внутрь с громким «Полундра!», перебили более сорока егерей.
Курсанты Олег Прокопьев, Владимир Мордасов, Николай Климов и Николай Ермаченко занимали один из дотов. Началась очередная вражеская атака 8 ноября. Вечером Олег рассказывал: «Чтобы обезопасить себя, мы обложили стены у бойниц подушками и перинами, которые оставили ушедшие в горы жители. Эти туго набитые овечьей шерстью домашние вещи надежно предохраняли нас от пуль и осколков. Гитлеровские танки, прорвав боевое охранение, приблизились к нам. Видя, что они вот-вот прямой наводкой из пушек расстреляют нас, мы выскочили из домика и укрепились в сделанном нами блиндаже. Тотчас грохнули орудия танков с крестами на бортах. Один из них, лязгая гусеницами, протаранил полуразрушенный дом. Не дойдя до нас метров 30—40, машины повернули влево. Егеря, идущие за ними, подбежали к траншее и закричали: «Рус маринер, сдавай!», и вслед за этим у входа в блиндаж разорвалась граната, осыпав осколками Мордасова. Володя, обливаясь кровью, бросил свою гранату за бруствер, мы в одно мгновение выскочили из траншеи и почти в упор с криками «бей гадов!» расстреляли унтер-офицера и десять егерей».
Тяжелый бой шел за вторую конюшню. Положение курсантов становилось все труднее. Отрезанные от своих позиций, они продолжали отстреливаться, но силы их истощились, осталась горстка патронов и гранат, а помощь не приходила. Между конюшнями и позициями пролегла «дорога смерти».
Первым вызвался доставить боеприпасы Петр Трифонов. Прячась за островками потемневшего бурьяна, за камнями, он полз вперед, таща за собой тяжелый ящик с патронами. Вот и дорога. И тут его настигла пуля. Вторая попытка так же не увенчалась успехом: в каких-то двух десятках метров от конюшни автоматная очередь сразила Леонида Андреева. Удачливей своих товарищей оказался Владимир Романенко,— ему удалось доставить боезапас, а к ящику, который не дотащил Андреев, привязать обрывок полевого телефонного провода метров 15. Курсанты быстро втащили ящик в укрытие.
Бой шел по всему селению: за каждый дом, за каждую траншею. По первой конюшне в упор били из пушек танки. Погибли Виктор Чечеткин, Василий Поповкин, Николай Еремеев. Сергею Голубцову и Георгию Фомичеву удалось поджечь 2 танка, но погибли и они. Действовавшая по соседству группа курсантов взвода младшего лейтенанта Колесникова контратаковала немцев. Василий Колесников с противотанковой гранатой в руках бросился под танк, подорвал его, но и сам погиб.
9 ноября Николай Громов, взяв с собой курсантов Владимира Быкова, Александра Пыльцына, Николая Дуброва и Владимира Шевченко, решил пробиться к группе Валентина Цомаева, которая отбивалась от наседавших «бранденбуржцев». Чтобы осуществить даже такой небольшой бросок, надо было расправиться с четырьмя танками. Взяв связку гранат, Николай пополз к первому и подбил его. Морякам удалось подорвать еще две машины, но четвертая выстрелила из пушки. Снаряд разорвался у ног Николая и стал для него роковым. Смерть лучшего друга потрясла. Константин Прокофьев поднялся во весь рост и пошел на этот четвертый танк с бутылкой «КС», шел открыто, не пригибаясь. Фашистский экипаж даже на какое-то время прекратил огонь. Метнув бутылку на их башню, Константин успел отбежать.

Курсантам удалось пробиться к группе Цомаева. Там, экономя каждый патрон, отстреливался раненный в ногу Николай ПИСЕМСКИЙ. Осколком пробило голову Валентину Цомаеву.
Не ведая страха в бою, дрались с врагом командир курсантского батальона старший лейтенант Березов Л. Д., его заместитель Мотовичев Л. Я., комиссар батальона Сикач А. Д., начальник штаба батальона Емельяненко В. И., офицеры Виктор Кузьменко, Константин Иконописцев, Василий Филипенко, Григорий Мазур, Василий Колесников. Их пример зажигал сердца...
Бесстрашно бились с врагом Александр Бирюков, Ибрагим Абдуллаев, Павел Нагорнюк, Карно Инцкирвели, Борис Кузьмичов, Константин Прокофьев, Федор Луговской, Еремей Сулукадзе, Алексей Миронов, Олег Прокопьев, Юрий Хрящев, Давид Рижский, Юрий Антонас, Александр Ременсон, Павел Емельяшкин, Иван Кумов, Федор Рытиков, Иван Личак, Павел Дорогань, Вано Гулиев, Рафаэль Аванесов, Сергей Решетов, Манус Яцкарь.
Сражение закончилось 11 ноября разгромом гизельской группировки фашистов. Противник потерял более 5000 солдат и офицеров, 140 танков, 2350 автомашин, множество орудий и минометов.
Прошли годы, но время не затягивает раны. Курсанты Каспийского училища приезжают сюда, в село Майрамадаг, чтобы поклониться частичке священной земли, с которой ушли в бессмертие их старшие товарищи. На взгорке стоит памятник с изображением якоря со звездой, отлитый из латуни собранных автоматных гильз. Внизу у основания — медная табличка, на которой выбиты слова, написанные Константином Прокофьевым:

Мы клянемся, моряки-герои,
Словом флотским — твердым, боевым:
Все, о чем мечтали вы,— достроим,
Все, к чему стремились,— совершим!

Естъ в с. Майрамадаг школа имени Николая Громова, есть улицы Рафаэля Хуцишвили и Михаила Фенстера. И есть благодарная память жителей, любовно ухаживающих за курсантской могилой. Не забывают ее и те, кто в ноябре 1942 года остался в селе и помогал курсантам — братья Солтан и Сасланбек Сокаевы, учитель Елкаш Черджиев, Владимир Галабаев, Хасако Бугулов, Ангелина Дзуцева, Тамара Альбекова, Лидия Байтемирова, Зинаида Кучиева и Мадинат Громова.
Есть у Мадинат сын — капитан I ранга Николай Громов, выпускник Каспийского училища 1965 года.
Есть у Мадинат внук — старший лейтенант Николай Громов — выпускник Каспийского училища 1987 года.
Есть у Мадинат память — память светлая и святая о муже своем — Николае Громове и его товарищах, ушедших с ним в бессмертие в грозном сорок втором...

Им при жизни так и не был роздан
Звезд и орденов почетный груз,
Их сердец сверкающие звезды
В жизни нам указывают курс...

Впереди оставалось почти 3 года войны, войны тяжелой и кровопролитной.

Каспийцы прошли от Суарских высот
До серой, испуганной Шпрее.
С мечтою, закончив великий поход,
Вернуться в Баку поскорее.

...2 мая 1945 года Берлин пал. И среди тех, кто его штурмовал, были и каспийцы Г. Абакумов, А. Денисюк, А. Собко, П. Стан, Е. Лебедев, А. Нугин, А. Сафаров, В. Шпак, И. Радаев, С. Денисов, Н. Федоров, Ю. Строгачев, А. Теленков, Д. Чернозуб, К. Четвериков, Г. Пряничников, И. Карпачев, Д. Маркин, В. Бесштанкин, А. Николаев, А. Евгеньев, Г. Захаров, Л. Восканов и другие. Военно-Морской Флаг, пронесенный с берегов Волги, развевался у стен фашистского рейхстага!
На Дальнем Востоке союзник Германии — милитаристская Япония продолжала войну. Выполняя свои обязательства перед союзниками, Советские Вооруженные Силы 9 августа 1945 года вступили в войну с японскими милитаристами. В этих боевых действиях приняли участие моряки Тихоокеанского флота (ТОФа) и Краснознаменной Амурской флотилии, среди которых было много выпускников Каспийского училища.
Тихоокеанскому флоту ставились ответственные задачи. Он должен был прикрывать фланг 1-го Дальневосточного фронта, взаимодействовать с войсками 2-го Дальневосточного фронта, оказывать им помощь в разгроме японских войск в Северной Корее, высадить десант для захвата военно-морских баз и важных опорных пунктов на побережье Южного Сахалина, Курильской гряды, Кореи и Китая, действовать на вражеских коммуникациях и надежно защищать свои базы от нападения противника.
Перед Амурской флотилией ставилась задача по высадке десантов, переброске войск и боевой техники, поддержке артиллерийским огнем. С этими задачами справились успешно. Каспийцы еще раз продемонстрировали высокий моральный дух, беспредельную преданность КПСС и советскому народу, массовый героизм.
Так, Чижов М. А. после боевого траления на Волге был переведен на ТОФ и назначен штурманом на подводную лодку «Щ-132». Она несла дозорную службу и выполняла другие боевые задачи.
Другой каспиец, Усанов А. Н., в составе бригады морской пехоты участвовал в десантных операциях по освобождению баз Сейсин, Юки и Расин.
Кубышкин В. И. был артиллеристом на эскадренном миноносце «Ревностный» и обеспечивал высадку десанта, нес боевую службу. Турук В. Л. служил на тральщике и занимался боевым тралением. Все они после войны служили на флотилии, или в Каспийском ВВМУ. Бывший командующий ККФ вице-адмирал Касумбеков Г. Г. был командиром БЧ-2-3 на тральщике и за боевое траление в проливе Лаперуза награжден орденом Красного Знамени.
Многие выпускники участвовали в борьбе с подводными лодками и авиацией японцев, вели огневые налеты корабельной артиллерии по береговым укреплениям самураев, ставили мины и действовали на коммуникациях. Смелые рейды по тылам и бесстрашные десанты на японские и корейские острова — все это вписано на еще одну страницу истории жизни Каспийского военно-морского училища.