Демидова Нина. Спиридоновка Самарской обл

В восходящем родословии идут от известного к неизвестному, то есть начинают писать с определенного человека, а потом идут по восходящим коленам к отцу, деду, прадеду итд.

Я начну со своей мамы Нины Георгиевны, урожденной Демидовой, в замужестве Голубевой. Она родилась 29 марта 1935 в года в деревне Спиридоновка Куйбышевского края, и была последним ребенком в семье. Бабушке Степаниде Николаевне на тот момент исполнился 41 год.

Мамино детство было босоногим, но счастливым. Детство, как и счастье, не измеряется материальным достатком. Кстати, с обувью в те времена было, в буквальном смысле - никак. Бабушка всю деревенскую жизнь проходила в галошах, отец сапоги надевал по праздникам, а в простые дни ходил в собственного производства лаптях и онучах (тряпочные обмотки до колен). Это 40-е годы XX века.

С ранней весны до поздней осени в деревне есть работа. Бабушка вставала в 4 утра, доила коров, выгоняла скотину в стадо, смотрела за порядком в доме, по-стахановски стояла у плиты, ежедневно нужно было кормить армию ртов. Аккуратисткой была такой, что даже листья фикуса должны были быть натерты и блестеть как лакированные.

В плане снабжения и быта деревня тогда жила по-другому. Столовой посудой в современном понимании не пользовались, щи хлебали из общего чугунка, кашу ели из общей миски. Думаю, скорее, из экономии ресурса, чем из-за нехватки тарелок. Еда была преимущественно своя, жили огородом и держали скотину. Ложки из липы отец резал сам. Мыло варил сам. Дети спали на печи все вместе, зимой-то на печи было куда как хорошо, тепло и уютно, про отдельные детские кровати тогда и думать не думали. Огород поливали из бочки, только сначала нужно было натаскать воды из колодца в эту бочку, а уж потом прогретую воду разнести по огороду ведрами.

Старшие сестры работали в колхозе, а младшие были основными помощниками по хозяйству. За мамой числилось множество ежедневных обязанностей. Хотя больше всего было охота, конечно, бежать на речку Поганку, играть, купаться и загорать. Но это, как в известной сказке, только после того, как сделаны все дела по хозяйству. Каждый день нужно было полоть, поливать, пасти, доить козу Милку, чистить чугуны золой с песком, мести двор, толочь пшеницу в 3-х ведерной ступе, бежать с обедом к отцу на пасеку.

Впрочем, последнее дело было самым любимым, и Нинка нарочно крутилась у плиты, чтобы напомнить матери про пироги для отца. Тятеньку младшая дочь обожала, и это было взаимно. Прибегала с обеденным узелком к отцу как на праздник. Пасека в Спридоновке стояла на склоне горы, под разговоры пили чай из самовара с мамиными пирогами, макали краюху домашнего хлеба в необыкновенно вкусный свежий мёд. На пасеке можно было есть мёд до отвала, но домой никогда не брали ни грамма. Времена были смутные, доносительские, не дай бог кто увидит и сообщит «куда следует» (тогда говорили «докажет» на другого).

Хлеб и пироги бабушка Степанида пекла каждый день, да каждый день с разной начинкой. Каких только грибов-ягод для этого не собирали: и калину, и вороняжку... Ели, в основном, каши, мясо на столе бывало нечасто. Но каши в русской печи получались вкусноты необыкновенной. И деликатесы бывали, не без этого: тыквенные семечки и пареная в печи сладчайшая ярко-желтая тыква. А тыква с пшенной кашей...это ж целое объеденье.

Просо, из которого получается пшено, выращивали сами на ближнем поле. Когда просо вызревало, оно становилось лакомой добычей для пернатых. Мать будила Нинку спозаранку: бежать в поле, вертеть трещотку и гнать ненасытную птичью орду прочь. Куда деваться – бежала. Босиком, в рубашонке, которая от росы тут же промокала насквозь, носилась Нинка часа полтора по мокрой траве. Ночной холодок пробирал до костей, да и спать хотелось до смерти. Остановится, присядет, натянув рубашонку на коленки, только приложит голову на руки, чтоб подремать... как в тишине раздается мамонькин окрик: «Нинка! почему трещотки не слышно?»

После сбора урожая просо обдирали на мельнице у тети Лёни. Тетя Лёня, хоть и была близкой родственницей, скидок родне не делала, всегда и с них брала гарец (гарец – это пошлина, ковш пшена с мешка проса). Не знала тогда, что последние-то годы придётся доживать в семье Демидовых. Проса обычно хватало на год, даже при том, что Степанида всегда делилась с теми, кто победнее.

Как-то Нинка решила без спроса оказать продовольственную помощь своей лучшей подружке Симке Жестковой, у которой в доме было голодно, жили они очень бедно. Симкин отец погиб на войне. А в чем отнести пшено подруженьке, не в ладонях же ковшиком, не было ещё ни бумажных мешков, ни полиэтиленовых пакетов, никакой одноразовой тары. Нинка, известная сообразительностью, сыпанула пшена в подол платьишка, сколь вошло, и подалась спасать подругу Симку от голодной смерти. А не подумала, что через дырочки в подоле оставляет пшенную дорожку, прямо как в сказке про Мальчика-с-пальчик. Так что мать быстро вычислила самовольного снабженца. За самовольство отругала, а только и бабушка моя не была скупой, и часто посылала младшую дочку то к одним, то к другим с узелками и бидончиками. В те годы много по дорогам ходило нищих, голодных. Всегда подавали, не от богатства, а от души, так принято было.

Про мою маму никогда нельзя было сказать, что она незаметна или неэмоциональна, всегда это был везувий, полный страстей, эмоций и энергии. В бабушкиных рассказах проскакивало, что и девчонкой она была бедовой и азартной. Но чего в маме не было никогда, так это расчетливости и жадности. Хорошо ли, плохо ли, но она из тех, что на последний рубль на такси проедется, да и других прокатит. Причем с удовольствием.

В долгожданную школу первоклассница Нинка Демидова пошла, вернее, с восторгом помчалась в военном 1942 году. В тот год в спиридоновской школе впервые образовалось два первых класса (до этого детей набиралось только на один). Почему-то в одном классе оказалось 28 человек, а в другом 12. Нинку записали в малочисленную группу. В школу, которая стояла на берегу озера, примерно в километре от дома, ученица бегала по главной деревенской улице. Вообще-то школу устроили в бывшем барском доме и в прилегающем к нему деревянном флигеле. Во флигеле была учительская и начальная школа.
Из Утёвки прислали молодую симпатичную учительницу начальных классов Лилию Алексеевну, которая жила там же, где учительствовала. Флигель был теплым и уютным, но зимой, понятное дело, требовал отопления. А отопление в деревне 40-х годов было, известно, какое: печное. Топили дровами, которые школьники сами кололи-пилили, деревья привозили из лесу. Но иногда ученики бежали в школу с охапками дров для школьной печки, чтобы согреть любимую учительницу, ну и себя, конечно. Если дерево было сырым, то дым из печи ел глаза немилосердно. Лилия Алексеевна казалась деревенским детям небожительницей, и была для них и учителем, и советчицей, и старшей подругой. Она устраивала для своих малышей чаепития с баранками, которые ей мама присылала из Утёвки, показывала фотографии, рассказывала об интересном мире, что лежит за околицей Спиридоновки. Нинка Демидова была первой ученицей из двух классов и любимицей Лилии Алексеевны.
Однажды на Пасху Нина прибежала в школу, надев два платья сразу. Платья были одно другого лучше и выбрать лучшее не было никакой возможности.

Активная и любознательная, она без устали бегала во все возможные кружки: день в физический, день в математический, день ещё в какой-нибудь. В спектаклях тоже участвовала, до смерти хотелось петь, но вот голоса бог не дал. Уж как она горевала по этому поводу. В хоре, когда Нинка начинала особенно голосить, ей тактично прикручивали громкость. А вот Клава Демидова, младшая сестра бабушки, она потом выгла замуж за Самарина, была первой певуньей.

В военные годы раз в неделю мать резала курицу, фаршировала рисом, зашивала и отправляла в печь. Из печи курица выходила такой необыкновенно духовитой румяной красавицей, что до смерти хотелось отщипнуть от нее хоть кусочек. Но нечего было и думать об этом: куриное жертвоприношение предназначалось строго для фронта. В войну народ делился со своей армией последним, «Всё для фронта, всё для победы». Солдатам посылали продукты, табак, теплые вещи, вязаные двухпалые перчатки (варежки для стрельбы ). Посылки для фронта приносили в сельсовет, где их сортировали и отправляли по назначению.

Когда 9 мая 1945 года объявили, что закончилась война, вся деревня ликовала, пела и плясала, плакала от счастья и рыдала по погибшим... Нинка принеслась домой ураганом и с порога закричала: срочно! в школу! нужна кумачовая ткань для флага! Ни у кого, кроме Нинки, не нашлось даже простой красной тряпки. Бабушка без звука вынула из заветного сундука алый кашемировый платок. И кашемировый флаг, надетый на древко, гордо реял над школой в честь Дня Победы. Правда, недолго: ветер быстро порвал деликатную ткань в лоскуты.

Любимым предметом в школе у Нины была, конечно, математика (любовь к которой довела ее в будущем до преподавания этого предмета в школе). На уроках она вся обращалась в слух, запоминала почти наизусть то, что рассказывала учительница, побеждала на математических олимпиадах в райцентре.

Примерно раз в неделю из Утёвки в клуб привозили кино. Поскольку фильмов тогда было немного, одну и ту же картину бегали смотреть по десятому разу и знали чуть ли не наизусть. Фильм обычно состоял из 8-10 бобин с пленкой, которые киномеханику приходилось менять. Так что ручку аппарата он крутил с 5-минутными перерывами на перекур после каждой части. Поскольку культурных развлечений в селе было не густо, смотреть картины собирались и стар, и млад. Однажды, кажется, в картине «Яков Свердлов» (1940, серия «из жизни замечательных большевиков»), прямо с экрана на зрителей стал наезжать автомобиль, обращая пугливых бабок в бегство. «Темнота,» -продвинутые школьники, вроде Нинки, снисходительно смеялись им вслед.

Неподалеку от Спиридоновки на горе стояло татарское село Просвет, в котором был свой колхоз «Красный партизан», хотя было много и единоличников. Жили татары вроде бы как все, как вся советская страна, но в то же время, казалось, у них была какая-то иная жизнь: обособленная, трезвая, упорядоченная. Люди они были открытые, гостеприимные и охотно приглашали на свои праздники.

Наступил 1949 год, приближались школьные выпускные экзамены за 7 класс. Прямо накануне экзамена по русскому у Нинки случилась первая любовь, и чуть не всю ночь она прогуляла с Витькой Анисимовым. Но экзамен сдала на пятерку, сельскую школу закончила с отличием и, по совету старшей сестры Дуси, уехала в Куйбышев.

Евдокия, которая, во-первых, была на 9 лет старше, во-вторых, сама уже училась в медучилище, дала совет. Она сказала, что Нинке было бы разумно пойти учиться в РЭУ или ФЗУ (ремесленное или фабрично-заводское училище), потому что там не только учат и дают общежитие, но и обеспечивают шинелями, а зимняя одежда на улице не валяется. Практичная Дуся не могла знать, что как раз шинель была для Нинки главным контраргументом. Во взрослой городской жизни спиридоновская барышня представляла себя девушкой модной и элегантной. Шинель грубо перечеркивала этот образ, поэтому РЭУ и ФЗУ были исключены из списка потенциальных перспектив.

И она пошла работать. Сначала жила у старшей сестры Насти, но...столкнулись 2 характера. Потом у подружки Вальки Зуевой. Кровать у Зуевых была одна на всех, ребятишек куча, мал мала меньше, а кормилец один - слесарь дядя Петя. Бедность была ужасающая, на грани с нищетой, как в романах Чарлза Диккенса. Но говорят же, в тесноте да не в обиде, Валина мать никогда ни словом, ни взглядом не дала понять неприкаянной подружке дочери, что та – лишний рот и персонаж. Тем более, что вскоре, с легкой руки дяди Пети, девчонки стали подрабатывать в домоуправлении телефонистками (хотя числились слесарями) и вносить посильный денежный вклад в зуевское домашнее хозяйство.

А потом были работа на нефтеперерабатывающем заводе и вечерняя школа, где она встретила нашего отца.

В 1954 году среди поступавших на механический факультет КИМИ (Куйбышевский инженерно-мелиративный институт) были мои будущие родители. Уже успешно сдавали экзамены, но 19-летнюю маму продолжал обуревать сомнения насчет выбора профессии, она же мечтала стать учительницей. И случайно прослышав о дополнительном наборе в педагогический, она стрелой метнулась туда, забрав экзаменационный лист и документы. Как раз в 1954 году Куйбышевский пединститут впервые образовал вечерние группы. Нине разрешили досдать письменную математику, остальное зачли как «сдано». Так что папа стал студентом дневного, а мама вечернего отделения.

Пришлось ей вернуться на завод, чтобы зарабатывать на жизнь. Но энергии было – бескрайнее море, через несколько месяцев получила 5-й разряд и хороший заработок по тарифам горячей сетки (6-й разряд был уже на мастера). Конечно, хорошие деньги платили не просто так, работа была вредная, запахи ужасно едкие, за вредность давали молоко, но в молодости всё кажется нипочем, а жизнь и здоровье кажутся вечными.

Началась учеба на вечернем, учиться нравилось, было ужасно интересно. Правда, ездить после работы приходилось со 116 км за тридевять земель в центр города. Городской транспорт ходил только до площади Революции, а дальше – добирайся, как можешь, как повезет. Без расписания курсировали маленькие горбатые автобусы, в народе их прозвали «папашами». Ох, и намерзнешься иногда на остановке, а то и пешком до самого дома маршировать приходилось. Но все было нипочем, ведь впереди была долгая счастливая жизнь.

Мои родители Нина Демидова и Петр Голубев поженились 17 сентября 1955 года. Но это уже другая история.