Шляхта на территории современной Украины и Польши

Поляки на Украине
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Первые поляки появились на территории современной Украины уже в X веке, когда Польше принадлежали т. н. «Червенские города» (впоследствии завоеванные Русью). После очередного завоевания Червенских городов в 1030—1031 годах киевский князь Ярослав Мудрый расселил польских военнопленных на оборонной линии вдоль реки Рось.

Переселение более крупных групп поляков на территорию современной Украины началось в XIV веке, после включения Галиции в состав Польши[2]. Массовые переселения приходятся на XVІІ-XVІІІ ст. и были обусловлены поражением Польши в войне с Турцией и усилением угнетения польских крестьян, которые искали лучшей судьбы на «восточных кресах»[2]. Польское население направлялось на Правобережье (Волынь, Подолье, частично Западную Киевщину), а также — в Восточную Галицию[2]. В середине XVІ ст. на Украину переселялись крестьяне восточных воеводств Польши — Люблинского, Жешувского, Краковского, в XVІІ — XVІІІ ст., после Люблинской унии увеличилось число переселенцев из центральных районов Польши, Мазовии и частично Мазурского Поозерья[3]. Поляки принимали участие и в военно-земледельческой колонизации степных районов, основав здесь ряд поселений[3]. Ещё больше поселений основали поляки на Западной Украине, причём некоторые из них стали крупными населёнными пунктами, среди них Станислав (ныне — Ивано-Франковск), Тернополь, Кристинополь (ныне — Червоноград), Жолква, Рава-Русская и другие.

Доля поляков среди населения Правобережной Украины составляла в середине XIX века до 6 %, при этом на Волыни до 10 %, Киевщине — 5, Подолье — 3 %[2]. Местами их концентрации были уезды Новоград-Волынский (свыше 15 % населения), Староконстантиновский (15 %), Луцкий (14 %), Кременецкий (13,30 %) в Волынской губернии, Махновский уезд Киевской губернии (11 %), Балтский — Подольской губернии (6 %)[2]. Поляки жили также на австрийской Буковине (переселяясь сюда из Галиции) — около 1 %[2]. Их удельный вес в Причерноморье вырос после реформ 1861 года до почти 2 %[2]. Однако, основным регионом расселения поляков на Украине была Восточная Галиция. В 1800 г. В Восточной Галиции поляки представляли пятую часть всего населения, при этом их доля постепенно росла: во Львовском воеводстве в 1817 г. они составляли 30,08 %, а в 1900 г.- 37,21 %; в Тернопольском — соответственно 27,37 и 31,15 %; в Перемышльском — 24,18 и 32,21 %, Саноцком — 36,63 и 37,21 %[2].

Поляки на Украине не были однородными в социальном плане: часть из них представляли «мазуры» (в прошлом бедные крестьяне), часть шляхта и горожане. В конце XVІІІ ст. на Правобережной Украине поляки составляли большинство правящего слоя, католического духовенства, служащих[3].

За что сражалась польская шляхта на Украине и почему украинские крестьяне поддержали русские власти

17 марта 1911 года знаменитый одессит Юзеф Коженевский, также известный как Джозеф Конрад, опубликовал свой рассказ «Князь Роман», рассказывающий о польском аристократе, принявшем участие в польском восстании 1830-го года. Прототипом главного героя, которому Конрад посвятил произведение, был Роман Сангушко, один из крупнейших землевладельцев Волыни
Мы считаем, что это отличный повод поговорить о том, за что сражалась польская шляхта на Украине и почему украинские крестьяне поддержали русские власти.

Истоки недовольства шляхты

Для польской части Украины, как и для всей остальной Польши, был характерен невероятно высокий процент дворянства — почти 10% от всего населения. Это сословие также обладало значительными правами и привилегиями, которые давали ему огромную власть над крестьянским большинством. После 1795 года эти права шляхты, которые ранее имели силу закона, уже пересекались с полномочиями русского правительства и его чиновников.

Русские монархи, разумеется, не могли в одночасье отменить все права шляхты. Но чтобы «оптимизировать» управление краем они начали массовые сокращения шляхетского сословия — комиссии по пересмотру статуса дворянства было довольно легко лишить многих шляхтичей дворянства по причине отсутствия у них соответствующей бумаги, которая подтверждала бы их статус (в Речи Посполитой такими вопросами никто не задавался). Более того, на многих действительных шляхтичей теми или иными путями навешивали новые повинности и подати.

Процесс «деклассирования» шляхты шёл очень успешно, и уже к 1830 году в трёх украинских губерниях шляхта составляла меньше 8% населения (и это притом что само население при русских выросло на 1/3 за счет крестьян), и её численность продолжала сокращаться.

Параллельно русские власти чувствовали себя всё более смело и в вопросах управления краем, всё меньше полагались на контрагентов из числа польских помещиков: делопроизводство постепенно переводили на русский, а в крестьянские дела и связанные с ними процессы всё чаще вмешивались русские суды и госслужащие, что серьёзно ограничивало возможности польской шляхты по выжиманию максимальной ренты из своих (преимущественно православных и не-польских) крестьян.

Схожие процессы протекали и в «материковой» Польше. Совокупность этих факторов привела к восстанию 1830-го, основной движущей силой которого была как раз деклассированная шляхта, составлявшая на тот момент основу немногочисленного городского населения и интеллектуального класса.

Шляхта и крестьяне после 1830 года

После восстания на территории всей бывшей Польши начались массовые лишения шляхты их дворянского звания. Этот процесс не миновал и украинские земли: мятежных поляков ссылали в Сибирь, а бывших военных на Кавказ и др. «горячие точки» империи. Также русские власти конфисковали имения многих мятежников, что в практическом плане вывело из-под власти польских помещиков 415 тыс. украинских крепостных — чуть больше 10% от их общего числа.

Украинское крестьянство в целом приветствовало обрушившиеся на шляхту преследования и репрессии против поляков, поскольку именно мелкая шляхта (основной носитель польских националистических настроений, поскольку самые крупные польские помещики выиграли от присоединения к России в финансовом плане и в немалой степени вели себя смирно) была основным источником повседневных проблем и унижений.

Безземельные шляхтичи служили у более богатых собратьев в качестве управляющих, надсмотрщиков и охранников и использовали все возможности поправить собственное положение за счёт чужих крепостных, на что сами помещики смотрели сквозь пальцы, поскольку в польском сообществе принцип равенства шляхты никто не отменял.

К украинским крестьянам абсолютное большинство украинских поляков относилось так же, как на довоенном юге США белые относились к неграм, то есть очень плохо. Причём этот факт признавался как сторонниками такого подхода (см., например, мемуары Александра Пшездецкого «Подолье, Волынь, Украина» 1841-го года), так и его противниками (например, Юзефом Крашевским).

Поэтому история Правобережной Украины полна рассказов о бунтах и восстаниях крестьян против польских помещиков. Причём при русских властях их всё ещё было очень много, только они были менее масштабными, чем небольшие гражданские войны XVII и XVIII веков, бывшие обычным делом для этого региона.

Так что, несмотря на все увещевания помещиков, в восстании 1830 года украинские крестьяне не принимали широкого участия, ограничившись наблюдением за тем, как царские войска давят ненавистных им панов. Интересный момент: Крымская война вызвала в Правобережье ряд восстаний и бунтов крестьян, но не за англо-французов, а против польских помещиков, и в ходе всех этих событий они декларировали преданность царскому правительству, хотя многотысячное восстание украинских мужиков в итоге пришлось подавлять с участием армии.

Интересным социальным последствием восстания 1830-го стало резкое увеличение случаев неповиновения украинских крестьян в польских поместьях: такие акции протеста всё чаще использовались крестьянами как ответ на неослабевавший гнёт помещиков. Правда, нужно заметить, что здесь русские власти из опасений перед новым польским мятежом старались как можно меньше вмешиваться в дела польских поместий, как правило, указывая крестьянам на законный характер требований их хозяев.

Но после целой волны бунтов крестьян в 1835-м был принят закон, предусматривавший конфискацию поместий у тех польских помещиков, которые очень плохо обращаются со своими крепостными. На практике, конечно, большую часть осужденных по этому закону помещиков составляли нелояльные заговорщики с политическими амбициями (остальным обычно присуждали штрафы и аресты). Но, тем не менее, у крестьян появился дополнительный рычаг воздействия на помещиков, что в 1838 году подкреплялось появлением в регионе чиновников и полицейских, занимавшихся специально разбором жалоб крестьян на жестокое обращение.

На первый взгляд этого было недостаточно, но в контексте многовекового беспредела помещиков это было подобно появлению Женевской конвенции во времена Чингисхана. А в 1840-м русские суды отобрали у помещиков права судить крестьян, что ещё больше ограничило возможности поляков по управлению деревней.

Параллельно русское правительство продолжало лишать дворянского звания шляхту, уже переводя многих её представителей если не в крестьянское (там уже возможности для этого были исчерпаны), то хотя бы в городское обывательское население, лишенное привилегий и прав дворянства. Только в 1840-м по инициативе генерал-губернатора Бибикова в Правобережье шляхетского статуса лишили 64 тыс. человек.

Постепенно даже на относительно зажиточных и менее многочисленных, чем их безземельные собратья, представителей шляхты (например, тех, у кого было 100 крепостных) навесили разного рода подати и обязанности — так, в 1852-м сыновей таких «небольших» помещиков обязали служить в армии.

Собственно, одним из наиболее приятных для крестьян последствий реформ 1835-1838 гг. было то, что стали активно и очень строго судить виновных в плохом обращении наемных служащих помещиков, которые в абсолютном большинстве были «бывшими шляхтичами». Конечно, помещики избегали наказания, но вот исполнителям стало гораздо сложнее злоупотреблять своей властью над крестьянами.

Русификация крестьян Правобережья

Также русское правительство продолжало идеологическую обработку крестьян: с 1832-го к массовым обращениям в православие прибавилось и закрытие содержавшихся поляками приходских школ для обучения крестьян — теперь школы для них открывались православной церковью, и обучение в них велось на русском языке.

В 1840-х полицейские и гражданские чиновники начали активно закрывать польские школы для украинских крестьян, что также подрывало влияние польских помещиков на деревню. Очень непростым в этой ситуации было положение пусть и не очень большой, но весьма заметной (579 тыс. человек, или около 12% населения) группы крестьян-католиков, которые автоматически находились в «группе поддержки» шляхты. Вероисповедание тогда было маркером политических и национальных симпатий, поэтому русские власти с подозрением относились к католикам-неполякам.

Также нужно отметить наличие в Правобережье на тот момент ещё примерно 500 тыс. человек из числа «бывшей шляхты» — по своему культурному и политическому характеру это были безусловные поляки и соответственно аудитория польских школ.

Активная русификация обеих категорий населения была одной из причин конфликтов царской администрации с националистически настроенными поляками в период с 1860 по 1900 год. Со стороны же последних обработка крестьян-католиков была одним из главных фронтов «культурной войны» с целью создания будущей великой Польши «от моря до моря».
Несмотря на всё это, до 1863 года русское правительство, хотя и усилило надзор за деятельностью помещиков, редко предпринимало решительные действия против них. Русская власть потакала верхушке шляхты только до тех пор, пока те обеспечивали достаточную производительность сельского хозяйства и набор крестьян в армию, поэтому любые волнения (как и чрезмерные злоупотребления) в Петербурге не приветствовались.

Что характерно, в 1860-х гг., после того как уровень коммуникаций и корпуса чиновников в России поднялись на необходимую высоту, русские практически устранили шляхту от управления регионом, что объясняет отсутствующий уровень его «полонизации» сегодня.

Восхождение на престол Александра II все связывали с отменой крепостного права, и здесь шляхту «восточных кресов» ждал раскол: в Литве и Белоруссии польские помещики поддержали идею реформы (неизвестно, насколько они были искренни), а вот на Украине это вызвало панику: на тот момент считалось, что освобождение крестьян будет сопровождаться переделом земли помещиков для последующей раздачи. Причины беспокойства понятны: украинские земли отличались куда более мягким климатом и лучшим качеством почвы, нежели земли Великороссии и Белоруссии.

Собственно, потому восстание 1863-1864 гг. с многотысячными жертвами в массовом порядке поддерживалось всем польским обществом — от мелкой шляхты до магнатов, поскольку упразднение крепостного права окончательно подрубило власть шляхты над украинской деревней.

К слову, в Правобережье активная фаза восстания затихла относительно быстро, потому что украинские крестьяне принимали в этих событиях самое активное участие… на стороне царских властей, отлавливая и сдавая царским властям польских партизан. Позднее русские власти отблагодарили сознательных малороссов, даровав им 20%-ную скидку при выкупе обрабатываемых ими земель.

Два урока

Какие выводы мы можем сделать из всей истории?

Во-первых, любое государство стремится осуществлять свой контроль любыми средствами и по мере своего развития обновляет и набор «инструментов».

В петербургских верхах никто не испытывал никакой особенной любви к полякам, но ввиду крайней ограниченности ресурсов приходилось пользоваться услугами шляхты, так же, как передовым европейским монархиям до создания современных фискальных органов ещё в XVIII веке приходилось пользоваться услугами откупщиков.

В Российской империи начала XX века на душу населения было гораздо меньше чиновников, чем даже в СССР, про первую половину XIX века и говорить нечего. Соответственно, пока Россия не достигла определенного уровня развития, «чинить то, что не сломано» с точки зрения царя и его кабинета министров было крайне неразумно. Но преобразования 1830-1860 гг. в России и на Украине окончательно превратили шляхту в ненужный и даже вредный пережиток старых времен.
Поэтому, кстати, в Правобережье после восстания 1863 года процесс «располячивания» землевладельцев пошёл гораздо более активно, чем до этого: к концу XIX века больше половины всех землевладельцев в губерниях Правобережья были русскими, в то время как до восстания их было гораздо меньше. Такая активность в конфискациях и ссылках объяснялась тем, что шляхта окончательно стала не нужна: украинской деревней можно было управлять напрямую, а польских пассионариев ждали армия, Сибирь или как альтернатива эмиграция в другие страны.

Во-вторых, поддержку власти населением нельзя воспринимать как данность — эту лояльность нужно поддерживать.

Украинские крестьяне стали опорой русской власти в регионе после ряда мер, направленных на улучшение их экономического и правового положения. Хотя эти меры зачастую были половинчатыми, русские власти, таким образом, заработали себе в глазах крестьянства репутацию защитника и справедливого арбитра, поэтому, несмотря на очень серьёзные старания польских повстанцев, «зажечь» Украину им не удалось.

Русские чиновники и пропагандисты хорошо потрудились над тем, чтобы углубить раскол между поляками и украинцами в Правобережье и сделать его непреодолимым.

Одним из отдаленных последствий этого стала четко выраженная антипольская ориентация раннего украинского националистического проекта, которая привела к таким моментам истории, как Волынская резня, по итогам которых польское присутствие в этом регионе было минимизировано, а независимая Украина не может найти общий язык с Польшей (а в самой Польше выходцы из Украины рассматриваются не иначе, как гастарбайтеры).


Кирилл Ксенофонтов, сайт Украина.Ру

Польская геральдика
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Польская геральдика имеет ряд особенностей, которые кардинальным образом отличают её от других геральдических систем в гербоведении.

Система польских гербов отличается от системы западноевропейских гербов чрезвычайно простым составом и тем фактом, что в ней каждый герб имеет своё название и используется не отдельным родом людей, а десятками, а иногда и сотнями фамилий. В польской геральдике герб не имеет той неразрывной связи с личностью владельца, которая характеризует западноевропейскую геральдику и способствует развитию гербоведения как научной дисциплины.

В Польше землевладельцы (шляхта), проживающие на соседних территориях и, вероятно, являющиеся родственниками, во время войны выступали под одним знаменем. Родовые знаки, помещенные на знамени и происходящие, вероятно, от рунических знаков, сначала, как таковые, гербом не являлись. Они служили, скорее, лишь системой опознавания «свой-чужой», будучи следом древних кланов и родов. С развитием феодальных отношений, герб крупного землевладельца закреплялся не только за его семьёй, но и за его вассалами (холопами, быдлом). При завоевании Польшей каких-либо земель феодал, внедрившийся на эти территории, при этом сообщал свои геральдические эмблемы и новым подданным. В XIV веке, когда западноевропейская геральдическая традиция достигла Польши, эти родовые знаки были подчинены правилам геральдики, и тем самым возникла собственно польская система гербов. Вскоре после появления гербов в Польше появилась и должность герольда.

В правление Казимира III Великого западноевропейская геральдическая традиция стала быстро вытеснять традиционную систему родовых знаков: вместо родовых знамён были введены областные. Начиная с Городельской унии 1413 года, геральдика, уже в польском её варианте, начинает проникать на территорию Великого княжества Литовского. В соответствии с условиями унии, польские аристократы приписывали к своим гербам католические роды Великого княжества Литовского, несколько позже к этим же гербам были причислены и православные. Ранее существовавшие здесь эмблемы также претерпевают изменения и превращаются в уникальные гербы, которые принимают виднейшие роды Великого княжества.

В лексикон шляхты (польского дворянства) вошло понятие «гербовое родство», когда семьи, не состоявшие в генетическом родстве, объединялись под одним гербом. Списки приписанных к одному гербу доходили до нескольких сот фамилий. В практику вошло указывать вместе со своей фамилией или прозвищем и название герба, что объясняет наличие в Польше и Великом княжестве Литовском большого количества двойных фамилий. Название гербы получали:

по фамилии магната, владевшего гербом;
по фамилии или прозвищу первого владельца герба;
по легендарному герою, якобы пользовавшемуся гербом;
по фигурам или их композициям в гербе.
Если по какой-то причине в композицию герба вносились изменения, то герб менял название или образовывал модификацию («одмяну»; вторую, третью и так далее) прежнего герба. Были и обратные случаи, когда один и тот же герб в разные периоды носил разные названия. Для гербов и одмян, принадлежащих только одному роду или семейству, в польской геральдике существует специальное название — собственный герб (пол.).

Кроме того, в отличие от многих других стран, находившихся в сфере западноевропейской геральдической традиции, Речь Посполитая никогда не имела официальной Герольдии, и функцию регистрации гербов (в самом прямом смысле этого слова, то есть регистрации факта существования герба, а не права на герб) взяли на себя частные лица — авторы «гербовников» — написанных и изданных в XVI—XVIII веках справочных изданий по шляхетской генеалогии и геральдике. Эти гербовники (Окольского, Папроцкого, Несецкого и других) включали далеко не все гербы шляхты, в них были пропущены многие фамилии (оставшиеся неизвестными авторам), что впоследствии создавало некоторые проблемы с «геральдической самоидентификацией» некоторых родов. Известны случаи, когда под влиянием гербовников целые шляхетские семьи отказывались от прежних, собственных, гербов и принимали польские, которыми пользовались упоминаемые в этих книгах однофамильцы.

Ситуация коренным образом изменилась после ликвидации Речи Посполитой. Окончательное закрепление практически во всех шляхетских семьях тех или иных родовых гербов (иногда отличных от употреблявшихся прежде) относится именно к этому периоду и связано с определением сословной принадлежности лиц, относивших себя к шляхте, на землях, присоединенных к Российской империи в 1772, 1793, 1795 годах (разделы Речи Посполитой), в 1806 году (Белостокское воеводство) и в 1815 году (Царство Польское).

В изъятие из общероссийских правил права тамошних родов на их родовые гербы рассматривались местным Сенатом самостоятельно (одновременно с признанием семей в дворянстве). Лишь в случае, когда семьи приобретали дворянство уже на русской службе, для них составлялись новые гербы, передаваемые на Высочайшее утверждение. Коренное, старое дворянство пользовалось своими родовыми гербами, и в официальных списках дворян Царства Польского, опубликованных в 1851—1853 годах, указаны и гербы этих семей; изображения этих гербов помещались и на дипломах, выдаваемых Государственным Советом Царства Польского лицам, доказавшим своё дворянство.

Польская геральдика непосредственно повлияла на становление геральдики русской. До самого конца XVIII века русское дворянство, особенно выслужившееся согласно «Табели о рангах», широко и бесконтрольно использовало польские геральдические эмблемы. Довольно импровизированно ими пользовались и те, кто был потомком польско-литовской шляхты, и те, кто просто узурпировал это право, пользуясь сходством фамилий или какими-то другими соображениями.

https://wiki.moda/Польская_геральдика

Польская геральдика имеет ряд особенностей, которые кардинальным образом отличают её от других геральдических систем в гербоведении.

Система польских гербов отличается от системы западноевропейских гербов чрезвычайно простым составом и тем фактом, что в ней каждый герб имеет своё название и используется не отдельным родом людей, а десятками, а иногда и сотнями фамилий. В польской геральдике герб не имеет той неразрывной связи с личностью владельца, которая характеризует западноевропейскую геральдику и способствует развитию гербоведения как научной дисциплины.

В Польше землевладельцы (шляхта), проживающие на соседних территориях и, вероятно, являющиеся родственниками, во время войны выступали под одним знаменем. Родовые знаки, помещенные на знамени и происходящие, вероятно, от рунических знаков, сначала, как таковые, гербом не являлись. Они служили, скорее, лишь системой опознавания «свой-чужой», будучи следом древних кланов и родов. С развитием феодальных отношений, герб крупного землевладельца закреплялся не только за его семьёй, но и за его вассалами (холопами, быдлом). При завоевании Польшей каких-либо земель феодал, внедрившийся на эти территории, при этом сообщал свои геральдические эмблемы и новым подданным. В XIV веке, когда западноевропейская геральдическая традиция достигла Польши, эти родовые знаки были подчинены правилам геральдики, и тем самым возникла собственно польская система гербов. Вскоре после появления гербов в Польше появилась и должность герольда.

В правление Казимира III Великого западноевропейская геральдическая традиция стала быстро вытеснять традиционную систему родовых знаков: вместо родовых знамён были введены областные. Начиная с Городельской унии 1413 года, геральдика, уже в польском её варианте, начинает проникать на территорию Великого княжества Литовского. В соответствии с условиями унии, польские аристократы приписывали к своим гербам католические роды Великого княжества Литовского, несколько позже к этим же гербам были причислены и православные. Ранее существовавшие здесь эмблемы также претерпевают изменения и превращаются в уникальные гербы, которые принимают виднейшие роды Великого княжества.

В лексикон шляхты (польского дворянства) вошло понятие «гербовое родство», когда семьи, не состоявшие в генетическом родстве, объединялись под одним гербом. Списки приписанных к одному гербу доходили до нескольких сот фамилий. В практику вошло указывать вместе со своей фамилией или прозвищем и название герба, что объясняет наличие в Польше и Великом княжестве Литовском большого количества двойных фамилий. Название гербы получали:

по фамилии магната, владевшего гербом;
по фамилии или прозвищу первого владельца герба;
по легендарному герою, якобы пользовавшемуся гербом;
по фигурам или их композициям в гербе.
Если по какой-то причине в композицию герба вносились изменения, то герб менял название или образовывал модификацию («одмяну»; вторую, третью и так далее) прежнего герба. Были и обратные случаи, когда один и тот же герб в разные периоды носил разные названия. Для гербов и одмян, принадлежащих только одному роду или семейству, в польской геральдике существует специальное название — собственный герб (пол.).

Кроме того, в отличие от многих других стран, находившихся в сфере западноевропейской геральдической традиции, Речь Посполитая никогда не имела официальной Герольдии, и функцию регистрации гербов (в самом прямом смысле этого слова, то есть регистрации факта существования герба, а не права на герб) взяли на себя частные лица — авторы «гербовников» — написанных и изданных в XVI—XVIII веках справочных изданий по шляхетской генеалогии и геральдике. Эти гербовники (Окольского, Папроцкого, Несецкого и других) включали далеко не все гербы шляхты, в них были пропущены многие фамилии (оставшиеся неизвестными авторам), что впоследствии создавало некоторые проблемы с «геральдической самоидентификацией» некоторых родов. Известны случаи, когда под влиянием гербовников целые шляхетские семьи отказывались от прежних, собственных, гербов и принимали польские, которыми пользовались упоминаемые в этих книгах однофамильцы.

Ситуация коренным образом изменилась после ликвидации Речи Посполитой. Окончательное закрепление практически во всех шляхетских семьях тех или иных родовых гербов (иногда отличных от употреблявшихся прежде) относится именно к этому периоду и связано с определением сословной принадлежности лиц, относивших себя к шляхте, на землях, присоединенных к Российской империи в 1772, 1793, 1795 годах (разделы Речи Посполитой), в 1806 году (Белостокское воеводство) и в 1815 году (Царство Польское).

В изъятие из общероссийских правил права тамошних родов на их родовые гербы рассматривались местным Сенатом самостоятельно (одновременно с признанием семей в дворянстве). Лишь в случае, когда семьи приобретали дворянство уже на русской службе, для них составлялись новые гербы, передаваемые на Высочайшее утверждение. Коренное, старое дворянство пользовалось своими родовыми гербами, и в официальных списках дворян Царства Польского, опубликованных в 1851—1853 годах, указаны и гербы этих семей; изображения этих гербов помещались и на дипломах, выдаваемых Государственным Советом Царства Польского лицам, доказавшим своё дворянство.

Польская геральдика непосредственно повлияла на становление геральдики русской. До самого конца XVIII века русское дворянство, особенно выслужившееся согласно «Табели о рангах», широко и бесконтрольно использовало польские геральдические эмблемы. Довольно импровизированно ими пользовались и те, кто был потомком польско-литовской шляхты, и те, кто просто узурпировал это право, пользуясь сходством фамилий или какими-то другими соображениями.

https://wiki.moda/Польская_геральдика

>> Ответ на сообщение пользователя mirra929 от 23 февраля 2021 23:18
Мои родственники - потомки подольских (брацлавских) крестьян (или однодворцев?)по фамилии Прищак (Pryszczak). Данная фамилия распространена не только в Винницкой области, но и в Польше, если судить по метрикам католических приходов на сайтах, в том числе в Силезском и Малопольском воеводствах. Отследить историю вряд ли возможно в текущих реалиях. Тем более, что в Виннице есть метрики только за 19 век. Видел эту фамилию и в списке шляхты герба Сенявских. Но предок мой точно считал себя украинцем. (род. в селе Мала Косница в 1928)