«ДОМ, КОТОРЫЙ НЕЛЬЗЯ ЗАБЫТЬ» Христолюбова И.П.

Ирина Петровна Христолюбова
(скачать книгу)

«Дом, который нельзя забыть»

Наша книга рассказывает об Оханском детском доме, которому в 1988 году исполнилось 80 лет. Для многих тысяч детей он стал родным. Здесь они жили, росли, мужали, получали путевку в жизнь.

Мы не ставим своей задачей восстановить историю детского дома. Это — не летопись, а коллективный портрет воспитанников и воспитателей, построенный на воспоминаниях, письмах, рассказах людей разных поколений.

В детский дом детей приводит беда. В 20-е годы гражданская война, разруха, голод выбросили на улицу обездоленных ребятишек. В 30-е годы еще не было покончено с беспризорностью.

И прибавилась новая беда: в детдом стали поступать дети «врагов народа».

В 40-х всенародное бедствие — война — снова прежде всего отразилось на детях. Они стали ее первыми жертвами. И снова детский дом... Снова его невеселый стол, сиротство и... пожизненное чувство благодарности.

Сейчас, казалось бы, для сиротства нет причин. А детский дом заполнен. Почти у каждого воспитанника есть и отец, и мать. Но они лишены родительских прав. Алкоголики, преступники — вот их бывшие родители. У каждого из воспитанников беда уже не общая, а своя. Но это — особая проблема, и разговор о пей должен быть особый.

У нас другая задача: рассказать о жизни детского дома. Для него нет различий: кто родители? Детский дом принимает ребенка и усыновляет его.

Оханский детдом может гордиться своими воспитанниками.

«Мы не герои, мы не знаменитости. Просто честно жили и работали»,— так писала одна из бывших воспитанниц, ткачиха.

Так мог бы сказать почти каждый воспитанник. Так мог сказать о себе и каждый воспитатель. К сожалению, мы не сможем в нашей книге назвать поименно всех работников детдома. А может быть, в этом и нет необходимости. Ведь мы создаем коллективный портрет. И все-таки хочется подчеркнуть одну особенность: не часто встретишь такой детский дом, где бы воспитатели, няни, повара работали по 30—40 лет.

А в Оханском детдоме таких ветеранов немало.
Заслуженный учитель РСФСР, отличник народного просвещения Вера Робертовна Шторц более полувека связана со своим родным детским домом. Сначала была воспитанницей, потом вожатой, завучем и 30 лет — директором. Ее судьба, как и судьбы многих других людей, легла в основу документальной книги «Дом, который нельзя забыть».



...Стена и двор пустой.
Мелькнул осенний лист.

В окне трубит отбой
детдомовский горнист...

И мы летим во сне.
Летим к себе домой

в сиротской синеве
над отчею землей.

...Стена и двор пустой. Мелькнул осенний лист. В окне трубит отбой детдомовский горнист... И мы летим во сне. Летим к себе домой в сиротской синеве над отчею землей.

На крутом берегу Камы раскинулся небольшой районный город Оханск. Его тихие зеленые улицы спускаются прямо к реке.

Оханск — город старый. В 1597 году царской грамотой Никите Строганову были пожалованы земли «ниже Великия Перми по Каме-реке».

В 1629—1647 годах здесь образовалось поселение в пять дворов. Жители его занимались рыболовством, применяя особую сеть — охань. Отсюда и возникло название Оханское село.

Двести с лишним лет назад Екатерина II подписала Указ об учреждении Пермского наместничества, включающего в себя шестнадцать уездов. По этому Указу село Оханское было возведено в ранг уездного города, который стал называться Оханском.

К концу XIX века Оханск приобрел вид уездного центра. В городе были две церкви, 5 реальное училище, женская прогимназия, земская больница.

Судьбу города во многом определило его удачное месторасположение: река Кама и Сибирский тракт. Через эти две дороги он был связан с миром. В 1899 году в Оханском уезде было учреждено попечительство детских приютов, а через восемь лет открылся детский приют.
___________________________________

Главное архивное управление при Совете Министров СССР.
Центральный государственный архив СССР
Сообщаем, что официальное открытие Оханского детского приюта состоялось 30 ноября 1908 года. Первые питомцы поступили в приют 18 августа 1908 года. В 1908 году в приюте находилось 6 девочек от 4 до 11 лет.
__________________________________

Октябрьская революция перевернула тихий уездный быт Оханска.

10 февраля 1918 года в городе вооруженным путем была установлена Советская власть. В уезде вспыхнули контрреволюционные мятежи. Во время гражданской войны на Урале Оханск оказался в центре боев. Более трех месяцев он находился под властью колчаковцев.


20 июня 1919 года город был освобожден. Дети вместе со взрослыми переносили тяготы войны. Приют был в плачевном состоянии. Воспитанники разбежались кто куда. Почти все имущество было расхищено. Разруху, голод и осиротевших детей оставила после себя гражданская война.

В это трудное время при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете была создана комиссия по улучшению жизни детей, которую возглавил председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский.

________________________________

Из приказа № 23
Всероссийской чрезвычайной комиссии
Москва, 27 января 1921 года
Положение детей, особенно беспризорников, тяжелое, несмотря на то, что Советская власть не щадит для этого ни средств, ни сил. Три года напряженной борьбы на внешних фронтах не дали возможность, однако, сделать всего необходимого в этой области для обеспечения и снабжения детей и окружения их исчерпывающей заботой. Сейчас пришло время, когда, вздохнув (легче на внешних фронтах), Советская власть может со всей энергией взяться за это дело, обратить свое внимание в первую очередь на заботу о детях...
_______________________________________________________________

В 1923 году в Оханске был организован детский городок. В его состав вошли три детских дома в Оханске, дошкольный детдом в селе Таборы и Шалашинская школа-коммуна. В детский городок привозили детей со всего Урала.
Одну треть всех жителей Оханска составляли детдомовцы.
Детский городок просуществовал до 1938 года и затем был расформирован на отдельные детские дома. Долгое время в Оханске было три детских дома. И все же мы их все объединяем в один Оханский детский дом, тем более что потом он стал действительно одним.
_______________________________________________________________

Оханскому детскому дому № 3
имени Ф. Э. Дзержинского
от Софьи Сигизмундовны Дзержинской
Дорогие мои юные друзья! Сердечно благодарю вас за ваше письмо с описанием вашей жизни. Вы просите прислать вам мои воспоминания... Феликс Эдмундович всегда заботился о своих товарищах и подчиненных и в то же время не любил, чтоб за ним ухаживали. Он всегда был великим тружеником. Ни во время подполья, ни в Советское время он не знал отдыха. 7 Горячо желаю вашему детскому дому дальнейших успехов в учебе, труде, пионерской работе. Желаю, чтобы вы с честью носили имя Феликса Эдмундовича Дзержинского.
С. Дзержинская
13 октября 1956 года
___________________



ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
МАРЕМЬЯНЫ САВИШНЫ СУКРУШЕВОЙ

В 1919 году после разгрома Колчака я вернулась из эвакуации в Оханск. Губернский отдел народного образования поручил мне реорганизовать старый приют в наш советский детский дом.

Получив в наробразе направление, я отправилась в приют. Заведующей была малограмотная старушка, религиозная до фанатизма. Что я увидела? Углы заставлены иконами, чадят лампадки. Дети большую часть дня проводили в молитвах, ходили в церковь. Девочки были тихие, покорные, с бледными лицами. Улыбались редко.

Вначале я растерялась в этом ((Монастыре». Но постепенно мы начали наводить порядок. Сняли иконы. Углы и стены чисто вымыли, в столовой повесили портрет В. И. Ленина. Вместе с девочками мы составили новый распорядок дня, стали назначать дежурных.

Часто я им читала вслух книги. Девчонки стали оживать, играть, смеяться. А тут начали прибывать новые партии беспризорных детей самого различного возраста — от одного месяца до четырнадцати лет.

Педагогический коллектив к этому времени у нас уже сложился. Было нас немного, но каждый выполнял свои обязанности. На меня возложили заботу о грудных детях. Но, конечно, я занималась не только ими. Очень трудно было с подростками. Они пришли с дурными привычками и пороками, приобретенными в воровских притонах. Драки, шумная картежная игра, самовольные отлучки в город и возвращение с добычей... Это были порочные, но и несчастные, наши дети.

У нас в Оханиском детском доме был один способ воспитания — трудовой. И, как показало время, другого и быть не могло.

Вскоре у нашего детского дома появились соседи: школы-коммуны. Одна из них была создана недалеко от Оханска, в Шалашах.

В 1922 году я вышла замуж за Александра Васильевича Сукрушева, который был директором коммуны, и перешла работать туда.

После организации Оханского детского городка Шалашинская школа-коммуна вошла в его состав.
Оханск, 1964
__________________________




...Я смутно помню
Позднюю реку,
Огни на ней,
И скрип, и плеск парома,

И крик «скорей!»,
Потом раскаты грома
И дождь... потом
Детдом на берегу...

В Перми, на одном юбилейном вечере, присутствовал приехавший из Москвы профессор Павел Кондратьевич Ощепков. Когда он выступал, то сказал, что воспитывался в Оханском детском доме.
В перерыве я к нему подхожу, говорю:
— Вы мой старший брат.
— Как? — удивился он.
— Я тоже из Оханского детдома.
Мы обнялись и даже расплакались.

Клавдия Ивановна Васильева,
ветеран труда.
_________________________

Вода в Каме была холодной, темной. Шли последние пароходы. Кончалась навигация. Вся палуба, или, как ее называли, «четвертый класс», была забита народом. Сидели на мешках, лежали.

Обессиленные голодом и военной разрухой гражданской войны, люди с Волги перебирались на Урал в поисках хлеба и крова. Но и на Урале было холодно и голодно. Прикамье только что освободилось от Колчака. Среди пассажиров был и Паша Ощепков.

Его тело прикрывало длинное пальто непонятного цвета. Вместо карманов были прорези. Зато за подкладкой можно было спрятать что угодно. Да и все беспризорники, устроившиеся в «четвертом классе», выглядели не лучше. Грязные, оборванные, голодные. Куда они ехали? Никуда. Просто ехали.

Для Паши пароход был излюбленным видом транспорта. На какое-то время палуба становилась постоянным местом его обитания. Спал он обычно между двойным полом на корме. Ну, а если место оказывалось занято, приходилось ночевать у колесного ограждения, за бортом. И все-таки не сравнишь с крышей вагона.

Пароход медленно шлепает колесами по воде, никуда не спешит, и не надо каждую ночь искать новый ночлег. Дорога для Паши была привычным состоянием. Другой жизни он почти и не знал. Когда-то, как ему казалось — очень давно, жили в деревне большой семьей, то ли в Удмуртии, то ли в Вятской губернии. Отец ушел на заработки, да так и не вернулся.

Семья голодала. Потом началась война. В 1914 году они с матерью уже были в дороге. Шли в основном пешком, хотя Паша был совсем маленьким. Денег на билет не имели. Мать бралась за любую работу — лишь бы накормить сына. Но настал день, когда мальчик остался один. Мать умерла. И начались его скитания.

Паше шел тринадцатый год. Он все время куда-то ехал. Где только не бывал: Астрахань, Баку, Тифлис, Казань, Пермь, Нижний Новгород, Самара...

И снова Паша ехал в Пермь. Цели у него никакой не было. Гнала забота о куске хлеба. Надеялся: на Волге голод, может, на Урале посытнее?

Пароход медленно шел вверх по Каме. Паша сидел у борта с мальчишками. Уже который раз они обсуждали событие, случившееся на одной из камских пристаней.

Произошло вот что. Они ждали пароход. Наконец увидели: идет! Пароход подошел к пристани. Но посадку не объявили. На палубе развернули непонятное белое полотно. — Сейчас будут показывать «туманную картину»,— сказали Паше. Так в то время иногда называли кино. Паша пробрался к самому полотну.

Тут объявили, что будет выступать Крупская. Кто такая Крупская — Паша не знал. Вышла невысокая седая женщина. Паша оказался рядом с ней.
— Слово жене Владимира Ильича Ленина!

Жена Ленина! Паша подвинулся еще ближе. Фотограф щелкнул фотоаппаратом. Через несколько лет, когда Павел Ощепков окончит в Перми курсы по подготовке в вуз и поедет в Москву учиться, он снова встретится с Крупской. На сей раз Паша сам придет к Надежде Константиновне и скажет: — Я из Шалашинской школы-коммуны. Хочу учиться.— И смущенно напомнит: — Я стоял рядом, когда вы выступали на пароходе. Крупская позвонит в Замоскворецкий райком комсомола и скажет: — Окажите всяческую помощь Павлу Ощепкову.

Потом, спустя много-много лет, когда Павел Кондратьевич Ощепков будет уже профессором, в хронике 20-х годов, показанной по телевидению, он увидит снимок: Надежда Константиновна Крупская выступает на агитпароходе «Красная звезда», а рядом — чумазый мальчик, и он с удивлением воскликнет:
— Да это же я!

Но до того времени было еще далеко. И кто знает, куда бы увели мальчишку дороги скитаний, если б молодая Советская Республика всю заботу о нем не приняла на себя.

Вечером пароход пристал к маленькой пристани Оханск. Паша был здесь уже не первый раз. Он уверенно шмыгал по пристани, шнырял между пассажирами. Его «тайник» под подкладкой становился все тяжелее, длинные полы били по ногам.

И вдруг кто-то крикнул: — Облава!

Беспризорников с пристани словно ветром сдуло. Все врассыпную, кто куда. Паша только хотел перескочить борт парохода, но чья-то крепкая рука уже держала его за ворот:

— Ты куда? Перед беспризорником стоял матрос в бескозырке.
Паша привычно захныкал: — Пу-устите, дяденька! Я ничего не сделал! Я — коммунист! Матрос усмехнулся: — Вот таких нам и надо!

Павла доставили в Оханский детприемник, а из детприемника направили в Шалашинскую школу-коммуну имени III Интернационала. Находилась школа-коммуна недалеко от Оханска, в деревне Шалаши.

Когда Пашу привели в школу, как раз ребята возили с полей капусту. Он посмотрел на них недоверчиво.

— И что, у вас все работают? — спросил он директора школы Александра Васильевича Сукрушева. — А как же иначе? Кто не работает — тот не ест.

Из книги профессора Павла Кондратьевича Ощепкова
«Жизнь и мечта»

Организатором первой в этом крае школы-коммуны и ее бессменным руководителем был Александр Васильевич Сукрушев. Он начал воздавать ее в первые годы гражданской войны, а к 1925 году она представляла собой слаженный коллектив, в котором органично сочетались труд и учеба. В коммуне функционировали сапожная, слесарная и столярная мастерские, было и хозяйство с большими угодьями. Все работали на полях и огороде. Даже самые маленькие не сидели без дела — нм поручали собирать колоски после жатки. Хлебом тогда особенно дорожили, и Александр Васильевич давал строжайший наказ: ни одного колоска не оставлять в поле!

Вместе с Александром Васильевичем работали в коммуне его жена Маремьяна Савишна Сукрушева, учительница Анна Сергеевна Синайская, воспитатель Вячеслав Иванович Конышев и другие. К Конышеву в группу и попал Паша Ощепков. Вячеслав Иванович воевал на фронтах гражданской войны, был несколько раз ранен, контужен. После войны его как бывшего учителя направили на работу в школу-коммуну. Все свое время он посвящал коммунарам. Даже жил в интернате вместе с ними. Когда Паша Ощепков прибыл в коммуну, он был записан в число неграмотных. Несмотря на то что ему шел тринадцатый год, он ни одного дня не ходил в школу. Не умел ни читать, ни писать.

И вот первый класс. Мальчик начал учить буквы, складывать их в слова, слова — в предложения. День за днем открывался для него неведомый мир книги. И это оказалось самым увлекательным делом на свете! Ему захотелось прочитать сразу все книги.

За одну зиму он прошел программу двух лет. А весной начались новые заботы: посевная. Первая трудовая весна для Паши Ощепкова. Он пахал, боронил, сеял. Ждали дождей. Но их все не было. Надвигалась засуха. Жаркое лето вновь напомнило Паше о былой бродячей жизни.

Манили привычная свобода, дороги. И он сбежал из коммуны. Снова вокзалы, толкучка, ночевки на улице. Все — как раньше. Но Паша уже был иным. Была другая жизнь, которую он познал. Была коммуна. И он вернулся обратно в Шалаши. Подходил к школе — боялся: вдруг не примут? Но Александр Васильевич ничего не сказал. Отправил в баню. Было утро, начинался новый день. Ребята запрягали лошадей. Паша вместе с ними поехал в поле жать хлеб. Так закончился его последний побег.

Один за другим возвращались в коммуну и другие беглецы. Многому научился Паша в коммуне. И оказалось, что руки у него золотые: за что ни возьмется — все получается.

Научившись в двенадцать лет читать, Павел хотел наверстать упущенное. Он штурмом брал знания. За два года прошел программу четырех лет, а потом перепрыгнул через пятый класс сразу в шестой. Программу пятого класса изучал самостоятельно. Помогал ему Вячеслав Иванович Конышев.

____________________________________________
Из характеристики, данной бывшему воспитаннику
Шалашинской школы-коммуны
Оханского района Пермского округа Уральской области
Ощепкову Павлу Кондратьевичу

Живя в школе-коммуне, Ощепков выделялся среди воспитанников способностью и настойчивостью учиться. Его все интересовало, и было большое желание все изучать.

Наряду с грамотой, он обладал успеваемостью обучения трудонавыками. В течение двух лет он работал в сапожной мастерской. Помимо получения навыков в мастерской, он оказывал помощь школе в снабжении детей обувью, шил сапоги, чинил обувь. Работа в одной мастерской его не удовлетворяла. Ощепков перешел на работу в другую мастерскую — в слесарную, где быстро научился делать тазы, ведра, лейки, паять.

Помимо навыков, Ощепков отличался среди воспитанников в проведении общественной работы среди своих товарищей и окружающего населения. Ощепков часто на спектаклях, общественных собраниях выступал перед крестьянским населением с докладами на политические и сельскохозяйственные темы, а также в качестве декламатора на разные темы.
_________________________________________


Окружающее крестьянское население знало Ощепкова и удивлялось его успеху не по возрасту. А также Ощепков вел немалую работу среди своих товарищей. Дети его любили. Он был хорошим организатором детской среды.

Всеми делами в школе-коммуне заправлял детский совет. Все делать по справедливости— это было главным лозунгом. Прислали десять пар ботинок — решали голосованием, кому их вручить. Заработали деньги — сами распределяли, как их расходовать. Провинились — разбирался совет.

Паша Ощепков был председателем товарищеского суда, а потом возглавлял учком. Комсомольцев в коммуне еще не было. Ощепков собрал группу активных ребят, сказал: — Давайте создадим комсомольскую ячейку.

— Как мы ее создадим, мы же не комсомольцы,— возразили ребята. — Вот и будем комсомольцами. Так они объявили себя комсомольцами. Пошли в Оханский райком комсомола: — У нас есть ячейка. Решено было «ячейку» принять в комсомол.

Первым секретарем ее была учительница Анна Сергеевна Синайская. А когда она поступила в университет, избрали Пашу Ощепкова. Он был избран также членом Оханского райкома комсомола.

После окончания семи классов Павел Ощепков был принят на курсы по подготовке в вуз при рабочем факультете Пермского университета.

А через год он уезжал в Москву поступать в институт. Настала пора уже навсегда прощаться с Шалашинской коммуной, Оханском, дорогими людьми.

В Москве по ходатайству Замоскворецкого райкома комсомола Ощепков был направлен в институт народного хозяйства имени Г. В. Плеханова и зачислен на электротехнический факультет. Так начался его путь в науку, и трудный, и счастливый.

Павел Кондратьевич Ощепков — инициатор и один из создателей первых отечественных радиолокационных станций.
Он также заложил основы новой отрасли науки и техники — интроскопии, или интервидения. Заглянуть внутрь непрозрачных тел и сред — это не только практика сегодняшнего дня, но и мечта об управлении процессами круговорота энергии в природе.

Об этом он написал в своей книге «Жизнь и мечта».

В 1954 году за заслуги перед отечественной наукой П. К. Ощепкову присуждены степени кандидата и доктора технических наук без защиты диссертаций.

Ощепков — заслуженный деятель науки и техники РСФСР, заслуженный изобретатель РСФСР, профессор.

Почетный член нескольких научно-технических обществ.

Почетный гражданин города Оханска.

Павел Кондратьевич не порывает связи с детским домом. Приезжал в гости. Встреча с ним была большой радостью для ребят. А двери его дома всегда открыты для своих — детдомовских. Ведь это все — его младшие братья и сестры.

Из книги профессора Павла Кондратьевича Ощепкова
«Жизнь и мечта»

Я до сих пор с благодарностью и чувством признательности вспоминаю моих дорогих воспитателей из трудкоммуны. Подумать только: сколько сил, энергии и терпения они вкладывали в наше воспитание, вернее, в наше перевоспитание! Случалось, что воспитательницы плакали от нас. Что ни девчонка, что ни мальчишка — то свой норов и свой порок. И вот из этих-то почти потерянных ребят выросли и врачи, и педагоги, и инженеры, и ученые. Таков замечательный результат беззаветного героического труда наших дорогих воспитателей. Разве можно забыть их! Всем им мой глубокий поклон и большое спасибо.
____________________________________




До слез теперь
Любимые места!

И там, в глуши,
Под крышею детдома

Для нас звучало
Как-то незнакомо,

Нас оскорбляло
Слово «сирота».

Каждое утро Вера Робертовна идет знакомой дорогой в детский дом. Не так далеко, но для нее этот путь нелегкий. Хоть и привыкла за многие годы к костылям, но это скорее всего привычка забывать о своих трудностях, болях. Хотя они неотступно следуют за ней.

30 лет заслуженная учительница РСФСР Вера Робертовна Шторц проработала директором Оханекого детского дома. Своего детдома...

Здесь она воспитывалась, здесь вышла на пенсию. По состоянию здоровья. Перенесла тяжелую операцию глаз. Почти полная слепота. Тогда она больше всего переживала, что не сможет бывать в детском доме.

Ребята к ней часто прибегали. «Посидеть» у Веры Робертовны, поговорить. Не раз Вере Робертовне приходилось преодолевать свои болезни. Преодолела и эту.

Настал день, когда она снова пошла в детский дом. ...Идет по улице Оханска седая женщина, и нет человека, который бы равнодушно прошел мимо нее. Обязательно:
— Здравствуйте, Вера Робертовна! Как здоровье, Вера Робертовна?

И каждому Вера Робертовна улыбнется, ответит приветливо и сама спросит о здоровье, о детях.

Вот и детский дом. Он занимает огромное каменное здание (до революции принадлежало реальному училищу). Высокие потолки, широкие пролеты лестниц, огромные окна.

В жизни Веры Робертовны с этим зданием связано немало. В 30-е годы здесь была опытная школа, в которой она училась. Во время войны — госпиталь.

Вера Робертовна поднимается на второй этаж, в свой музей. Она сама его создавала, бережно собирала документы.

80 лет — немалый возраст для одного человека, но он немалый и для целого детского дома. На стендах висят фотографии бывших воспитанников. Много фотографий. Для нынешних детдомовцев — это история. Для Веры Робертовны — прожитая жизнь.

Вот с фотографии смотрит девочка в блузе. Конечно, фотография черно-белая, и нам, из 80-х годов, не видно, какого цвета блуза. Но Вера Робертовна хорошо помнит этот цвет — синий. Синяя блуза 30-х годов! Сколько прошло лет, сколько выпало испытаний на долю этой девочки! А она улыбается оттуда, издалека, верная своему времени. Для всех поколений детдомовцев в чем-то жизнь была общей, похожей. И в то же время у каждого своя, неповторимая судьба.
____________________________



Пароход шел по Каме. На палубе сидели и лежали дети. Одним — лет пятнадцать-шестнадцать, другим — еще и шести нет. Заунывно пели: «Позабыт, позаброшен с молодых, юных лет...» Маленькие дети плакали. Им было все равно, куда их везут. Хотелось есть. Да и старшие не знали, где их высадят, в какой детдом определят. За свою короткую жизнь они уже испытали многое: смерть родителей, бродяжничество, голод.

Большинство ребят на теплоходе — дети репрессированных крестьян, которых обвинили в кулачестве и вывезли па Урал, в основном па строительство Магнитогорска. Там многие умирали от голода, от тифа, а ссыльные— особенно. Дети оставались сиротами. Их собирали, отправляли в детприемники.

Среди этих детей была и десятилетняя Вера Шторц. Она родилась в Евпатории, в семье рабочего. Отец погиб во время бандитского налета, мать умерла. Вместе с младшим братом Веру отправили на Урал. Сначала в Свердловский детприемник. Там брат умер от дизентерии.

Положение в детприемнике было тяжелым. Детей везли отовсюду, мест не хватало. Грязь, вшивость, болезни... Однажды (Вера Робертовна это хорошо помнит) в детприемник пришел первый секретарь Уральского обкома партии Иван Дмитриевич Кабаков. Он погладил Веру по голове и сказал:
— Мы вас отсюда увезем. Хорошо будете жить.

Вскоре детприемник расформировали. Вместе с другими детьми Веру отправили в Пермь, а в Перми посадили на пароход. И вот уже целый день пароход шел вниз по Каме.

Наступал холодный октябрьский вечер. Дул ледяной ветер. Дети жались друг к другу, стараясь согреться. У Веры к тому же болела нога. В детприемнике, играя, она прыгнула на гвоздь. Рану перевязали кое-как: до свадьбы заживет! Но нога распухала все больше.

Ночью пароход пристал к маленькой пристани. Сказали: — Выходите. Оханск! На берегу мелькали фонари. Дети гуськом спускались по трапу: Ваня Примук, Таня Писаревская, Ваня Неклюдов, Миша Петренко, Вера Шторц... Но никто их по фамилии не окликал. Просто считали: «Первый, второй, третий... пятнадцатый... двадцатый... тридцатый...»

Детей встречали две женщины. Потом они станут для них самыми близкими людьми: Клавдия Владимировна Костромина и Евдокия Павловна Загребаева. Но тогда дети посматривали на них настороженно.

Клавдия Владимировна подошла к Вере: — Девочка, дай узелок! Но Вера недоверчиво посмотрела на незнакомую тетю и прижала узелок к себе. Не отдала.

От пристани поднимались по скользкой дороге на крутой берег. Потом двинулись по темной улице. Лишь кое-где светились в домах огоньки. Ни у кого не было любопытства: куда их привезли? Слишком устали.

Наконец подошли к какому-то одноэтажному зданию. — Встречайте гостей! — сказала Клавдия Владимировна. Прежде всего заставили всех вымыть ноги в деревянных корытах. Вера гладила распухшую ногу, никому не жаловалась на свою боль.

В доме, в большой комнате, под потолком висела керосиновая лампа. Она тускло освещала железные кровати, покрытые байковыми одеялами. На ватные подушки были надеты наволочки, соломенные матрацы заправлены простынями. Это особенно поразило. На простынях дети уже давно не спали, да еще на чистых.

Все сели по двое-трое на кровати, и каждому дали по куску хлеба с маслом, посыпанным сахарным песком! Вначале никто не ел. Все смотрели друг на друга: кто первый начнет?

— Дети, почему вы не едите? — спросила Клавдия Владимировна. Никто не ответил. Все по-прежнему смотрели то на хлеб, то друг на друга. Откусить первым было страшно: значит, он съест вперед других, а хотелось съесть последним. Наконец все начали осторожно есть, посматривая друг на друга, чтобы не опередить.

— Завтра все вставайте по сигналу горна! — объявили им.
— Что такое горн? Что такое горн? — шептались друг с другом.
Никто не знал.

Утром звуки горна известили о начале нового дня. Но никто не встал. Прислушивались: что за труба трубит? — Наверно, коров гонят,— сказал кто-то.

Первую зарядку в своей жизни Вера Робертовна и сейчас не может вспоминать без улыбки. Их всех вывели на улицу. Тихую, зеленую. Сейчас улица Кирова заасфальтирована, по ней идут машины. А тогда была лишь колея от телеги. И трава кругом росла. Долго строились в линейку. И долго не могли понять: зачем нужно приседать, прыгать? — И каждое утро так? — не верилось им.

Сколько было казусов в эти первые дни пребывания в детдоме! Разве забудешь, как их в бане мыли? Натирали, обливали теплым щелоком, словно смывали следы их прошлой жизни. А потом дали чистое проглаженное белье. Новенькие платья! Уж так они собой любовались!

Но когда через час воспитательница Евдокия Павловна Загребаева вошла в спальню к девочкам, она опешила. В спальне стоял ужасно противный запах, а девочки, которые были только что розовенькие и чистенькие, стояли перед ней чумазые.
— Что с вами? — испуганно спросила она.
Девочки молчали. Евдокия Павловна зажала нос рукой. Дышать было невозможно. Наконец она догадалась: они вымазались мазью от чесотки, банка на окне стояла. Но ведь их проверял врач, все они здоровы!
— Зачем вы это сделали?
— Чтобы никогда-никогда не заболеть,— тихо сказала Вера.
Пришлось снова всех мыть в бане. Так для Веры Шторц началась жизнь в Оханском детском доме № 3.

Ее подругой стала Настя Болотникова. Их кровати стояли рядом, и они могли шептаться до поздней ночи. (Когда начнется война, Настя уйдет на фронт.)

На следующий день всех новеньких повели в школу. Учебный год уже начался.
— Поднимите руки, кто из вас умеет читать и писать,— попросили их на первом собрании. Почти все подняли руки.
— Кто в каком классе должен учиться? Вера прибавила себе один класс, сказала, что в третьем. Очень скоро выяснилось, что не она одна, а все прибавили себе «образование». Стали пересаживать на класс пониже. Но Веру оставили в третьем. Посадили за парту с мальчиком Димой Гамотой. Дима учился отлично, и Вера за ним тянулась, хотя было трудновато.

Где он сейчас — Дима? Жив ли? Первый воспитанник Оханского детдома, который в 1940 году ездил в Артек.
В 1943-м ушел на фронт десантником.
И больше ничего о нем неизвестно.
________________________________




1 Мая. В этот день Оханск просыпался под звуки духового оркестра. Открывались окна, нарядные люди выходили на улицу. Радостные лица, солнце, первая зелень... Он запомнился таким, солнечным, этот весенний праздник детства. Весь город заполнен детьми. 1200 детдомовцев... Люди спешат на площадь посмотреть парад. Не воинский, а детдомовский. И вот на улицах появляются колонны воспитанников детского городка в синих блузах.

Впереди шагает духовой оркестр. Изо всех сил дуют в трубы трубачи. Колонны проходят по площади, выстраиваются в строгое каре.

Стоят в шеренге Аркаша Шокальский, Вера Шторц, Ваня Примук, Анвар Таганов... Ни жизнь, ни смерть еще не разделили их, они еще вместе.
— Ур-ра! — разносится над площадью. Наступает самый торжественный момент: на белом коне выезжает директор детгородка Павел Петрович Быков. Как всегда, он в шинели, военной фуражке. Держится на коне прямо. Он объезжает ряды своих воспитанников, словно маршал войско.
— Товарищи, настанет день, когда все люди станут братьями! И снова разносится «ура!». Трубят трубы. Павел Петрович едет на белом коне. А за ним марширует колонна в синих блузах.

В 1937 году Павел Петрович был оклеветан и арестован. Воспитанники совершили мужественный поступок: они написали в Москву письмо в защиту директора. Быков был освобожден, но в детский дом уже вернуться не смог.
__________________________




В детском доме переполох: Вере Шторц пришло письмо от Надежды Константиновны Крупской! И не просто письмо — путевка в санаторий. Вера сама обратилась к Надежде Константиновне. С путевками в то время было сложно, санатории переполнены. А у Веры нога продолжала болеть. Кто-то подсказал ей:
— Ты напиши Крупской, она пришлет путевку.
— Так, может, у нее путевок нет?
Обсудили коллективно, решили: надо написать.

«Здравствуйте, Надежда Константиновна.
Пишет вам Вера Шторц. Я живу в Оханском детском доме. Живем мы хорошо. Учимся хорошо. У меня болит нога. Мне надо лечиться в санатории, но путевок нет. Пришлите мне, пожалуйста, путевку. Я очень хочу быть здоровой и вместе со всеми строить коммунизм».

Может быть, письмо было несколько иным — прошло так много лет, чтоб вспомнить каждое слово, но суть его была такова. И вот пришла путевка! Веру направляли лечиться в санаторий под Свердловск. Она ехала в поезде, смотрела в окошко и мечтала о том, чтоб скорее вылечиться и вернуться обратно в Оханск. Совсем немного потерпеть— и она будет здоровой. Так ей думалось. Вера не могла знать, что терпения ей придется набираться на всю жизнь.

В санатории она перенесла несколько операций и в общей сложности, с перерывами, провела там почти семь лет. Там она вновь встретилась с секретарем Уральского обкома партии Иваном Дмитриевичем Кабаковым. Он приехал, осматривал санаторий, ходил но палатам. И увидел Веру. Подошел к ней, спросил:
— Девочка, ты узнаешь меня?
Вера кивнула. Конечно, она его узнала, ведь он сдержал свое слово: они теперь жили хорошо.

После очередной операции Вера возвращалась в родной детский дом радостная, уверенная в будущем. Хирург заверил, что с ногой будет все в порядке. В Оханске она не была уже два года. Писала письма, и ей писали, знала все новости. И вот она снова среди друзей. Как повзрослели и мальчишки, и девчонки! И в то же время все, как было. Вечером Клавдия Владимировна допоздна читает книжку. А потом еще долго можно шептаться с соседкой Настей Болотниковой.

У девчонок радость: им выдали первые шерстяные платья. И еще ботинки фабрики «Скороход». Их надели один раз, пофорсили, а потом пыль тряпочкой обтерли и положили под подушку.

Вера с головой окунулась в привычную детдомовскую жизнь. Но, может быть, на радостях забыла об осторожности. Вместе с девчонками пошла в клуб. Запнулась и упала. Закричала от страшной боли. С этой минуты началось для нее самое трудное испытание. В ноге открылся свищ.

Снова Веру привезли в тот же санаторий, но уже в критическом состоянии. Казалась тяжелой даже простыня. В операционную ее несли на руках. Она хорошо запомнила: светило солнце, был май. Там, за окном, зеленели деревья, там продолжалась жизнь. Неужели она все это видит в последний раз? Очнулась, когда был вечер. После десяти дней шокового состояния.

При перевязке увидела, что нет ноги,— и снова потеряла сознание. Через несколько дней попросила молочного киселя. Началось выздоровление.

В Оханск она вернулась на костылях.
Но Вера оставалась прежней Верой: веселой, общительной, доброй. И удивительно доверчивой. Она жила убеждением, что на свете хороших людей гораздо больше, чем плохих. И как бы ни была жизнь к ней сурова, она не убила в ней эту светлую доверчивость. До самых преклонных лет.
______________________

Здравствуй, дорогая Вера!

Сейчас тебя, наверное, уже никто не зовет просто Вера. А ты для меня всегда останешься Верой, как старшая сестра. Сегодня у меня радостный день: получила от тебя письмо. Мне его торжественно вручил младший сын Коля. Если на конверте написано «Оханск» — он уверен, что это дорогое для меня письмо. Я очень взволновалась.

Прошло более сорока лет, а сразу все-все вспомнилось. 30-е годы... Когда я тебя узнала, мне было всего пять лет, а тебе, по-моему, лет шестнадцать. Ты меня маленькую очень любила, заботилась обо мне. Помню, где стояла твоя кровать и как часто мне приходилось на ней засыпать. Помню, как ты напевала мне песни перед сном, читала книжку. Какая ты, Вера, была веселая, добрая. Мне так с тобой было хорошо.

Никогда не забуду я тебя и ребят из вашего интерната, ведь вы для меня были старшие, всегда такие дружные, сплоченные. До сих пор я даже помню ступеньки на крыльце вашего дома. А еще — сад, огород, маленькая банька, коровник.

Мне часто снится Оханск, как будто я хожу по его улицам, всюду заглядываю. А когда исполняют по радио любимую песню «Орленок», я вижу наших ребят в зеленых футболках и синих шароварах. Вижу Евдокию Павловну с Фаиной Ивановной и, конечно, Клавдию Владимировну. Она была матерью многим, многим. Я собираюсь побывать в Оханске, часто мечтаю об этом. Мечтают о поездке и мои сыновья Коля и Сережа.

Вера Туманова,
рабочая Челябинского тракторного завода
____________________________________




У пятидесяти девочек вся одежда хранилась в одном сундуке. Жили небогато. Но зато всюду была чистота. — Пусть будет заплатка, но чистая, приглаженная. Не стесняйтесь заплаток, заплатка любит аккуратных,— говорил Павел Петрович Быков. Вся эта работа — чинить белье, ставить заплатки— выполнялась девочками. И следили за этим сами же девочки очень строго: не дай бог — дырочка!

В комнатах было по-домашнему уютно. На окнах — вышитые занавески, на тумбочках — вышитые салфетки, кровати были покрыты вместо покрывал вышитыми простынями. Вышивала обязательно каждая девочка. У Веры Шторц проявился к вышиванию особый талант. Изящно, стежок за стежком, «рисовала» она нитками различные картины. (И сейчас в квартире Веры Робертовны много вышивок.)
В то время цветные нитки купить было трудно. Однажды Клавдия Владимировна приехала из Москвы и привезла Вере подарок — нитки мулине. — Вот тебе, Вера, вышивай!

Нередко девочки трудились коллективно, выполняя сложные композиции. Их работы демонстрировались даже на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке! Особенный успех имел вышитый бисером по бархату значок КИМ.

Тонкому рукоделию Вера Робертовна учила потом каждое поколение воспитанников детдома. В 50-е годы они вышили несколько портретов Владимира Ильича Ленина и послали их в подарок лауреатам международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» в различные страны мира.

Если бы собрать все вышивки детдомовцев! Получилась бы необыкновенная выставка. Жаль, что это невозможно. Но одна работа все-таки хранится в музее. И в каком: Арктики и Антарктики! Скатерть, вышитая детскими руками. Ее послали в подарок полярникам оханские детдомовцы: «Желаем, чтоб этой скатертью был накрыт новогодний стол»,— написали они. Так полярники и сделали, о чем сообщили в ответном письме.

А о том, что скатерть находится в музее, случайно узнала бывшая воспитанница детдома Раиса Дмитриевна Сартакова. Она была в Ленинграде и зашла в музей. Здесь и увидела знакомую скатерть.

Экскурсовод палочкой показывает, говорит про городок Оханск, про детский дом, а Раиса Дмитриевна стоит и плачет. — Что с вами? — встревожился он. — Да это же наша скатерть!

Но вернемся в 30-е годы. Тихий вечер. Девочки сидят за круглым столом и вышивают. А Клавдия Владимировна читает им «Педагогическую поэму» Макаренко. — Совсем как про нас,— шепчутся девочки.




— Скоро будем есть хлеб досыта,— сказал директор Павел Петрович Быков.
— Как это — досыта? — Все обступили Павла Петровича.
— Что, сколько захочешь, столько и будешь есть?
— Конечно! — рассмеялся Павел Петрович.
Никто не поверил.

Однажды (об этом дне помнит каждый воспитанник 30-х годов!) они ушли копать картошку. Приходят обедать, а на столе — хлеб! Не порциями, как обычно, а горками. Никто не закричал от радости. Никаких восторгов, так были поражены. Осторожно сели за столы, словно боялись, что видение исчезнет. Из кухни вышла повар тетя Нюра.
— Ешьте, ребятишки, ешьте! И вот тогда набросились! Горки хлеба быстро убывали. Принесли еще. Ели только хлеб. Щи и каша стояли нетронутыми.

Не было ничего вкуснее черного хлеба! «Вот сейчас начнем жить уж совсем хорошо»,— думала Вера. Но «совсем хорошая жизнь» длилась недолго. Еще не успели как следует наесться, как началась война.




Воскресным солнечным утром 22 июня 1941 года колонна детдомовцев отправилась за город. Впереди, как всегда, шагал духовой оркестр. Проводили массовку, посвященную окончанию учебного года. На берегу Камы выстроились отряды. Утро было приветливое, тихое. На реке спокойно покачивались плоты, плыли пароходы. Председатель детского совета Аркадий Шокальский поздравил всех с успешным окончанием учебного года и лучшим вручил подарки. Анвару Таганову, Ивану Примуку, Вере Шторц, Ивану Лощановскому...
Они еще не знали, что это их последняя детская массовка. Аркадий Шокальский, как всегда, был подтянутый, энергичный. Его беспрекословно слушались все ребята. Он погибнет в бою через несколько месяцев... После торжественной линейки было чаепитие. На поляне раскинули простыни. Девочки накрыли «столы». А потом разбрелись по берегу Камы. Купались, дурачились, собирали цветы. С букетами цветов и двинулись в город. Духовая музыка ворвалась на улицы Оханска. И смолкла. Город уже жил грозным сообщением о войне. Детство кончилось. Синяя блуза навсегда осталась там, в далеком довоенном времени.



Горбушка горчащего хлеба...
Заросшего дзота бойницы...
На все первобытное небо
Кричат беспризорные птицы...




Когда я захожу в здание детского дома, иду по его коридору, где играют дети, мне часто вспоминается июль 1941 года. По этому коридору несли железные кровати. Девчата тащили набитые солом ой матрацы. Все торопились. Дел еще было куча, а времени оставалось мало: пароход с ранеными уж е плыл из Перми к Оханску.

Детдомовцам дано было задание срочно переоборудовать ш колу под госпиталь. Моются полы, окна. Застилаются койки. Не хватает посуды. Принесли свою, из детдома. (Потом себе делали в мастерских из консервных банок миски.)

Раненых встречали на пристани. Мы заранее каждом у вышили кисет.

Трудно забыть этих первых солдат войны. Одних выносили на носилках, другие с трудом шли сами. Так вот что такое — война...

А вскоре мы провожали на фронт наших мальчиков. Первая группа ушла во главе с директором детского дома Павлом Ивановичем Кондрашовым. Детский дом опустел. Нет, не опустел, а осиротел. О дни ушли на фронт, другие — на заводы и фабрики, в ФЗУ (те, кому исполнилось тринадцать-четырнадцать лет). Старшеклассников осталось совсем немного.

Десять девочек — учащихся девятых-десятых классов — продолжали учиться в школе и одновременно начали работать воспитателями и вожатыми. В том числе и я. Сначала была библиотекарем, потом меня назначили старшей вожатой. Ребята приходили из школы, делали уроки — и тут же бежали в подшефный госпиталь № 3949. Чинили раненым белье, чистили картошку, убирали в палатах, собирали золу для стирки (мыла не хватало). Тут ж е, в палатах, пионеры проводили сборы, выступали с концертами. Раненые, которые уже поправлялись, тоже приходили в детский дом.

В госпитале лечились три американских летчика. Они жили в Оханске около двух лет и тоже часто приходили к ребятам.

Ночью девочки вязали варежки, носки, кисеты. Дарили это раненым и отправляли на фронт. Лучшим рукодельницам был дан специальный заказ для госпиталя: они вышили восемьдесят портьер на двери. Как бы ни было тяжело, а о красоте не забывали!

28 августа 1941 года мы приняли первых эвакуированных детей из Москвы. Затем прибыли дети из Ленинграда, Калининской и Смоленской областей, Белоруссии, с Украины.

Обычно нас извещали заранее: «Принимайте детей!» И мы все шли на пристань встречать пароход с эвакуированными.

Зимой детей привозили на подводах. Они были плохо одеты, истощены. Тихие, серьезные. Ночью им снились страшные сны, они кричали, плакали, звали маму.
______________________________________




В 1942 году мы окончили девять классов: Галя Черненко, Сережа Скобелев, Леонелла Виноградова, Рая Сартакова, Настя Болотникова, Вера Шторц и другие. Десятый класс я окончил уже после войны.

Прошел в десантных войсках через три страны: Венгрию, Чехословакию, Австрию. Вот такой был перерыв в учебе.

А в 1941 году мы были еще школьниками. Помогали фронту, как могли. И песней тоже. Песня в это трудное время была очень нужна. Мы, детдомовцы, часто выступали в госпиталях перед ранеными, в Доме культуры. Солистами были чаще всего Иван Неклюдов и я. Мы даже соперничали. Особенно наше ребячье соперничество усиливалось, когда кому-либо из нас поручалось петь с Леонеллой Виноградовой. Поет с ней Иван, а я вздыхаю: «Счастливчик!» Ну, и Иван, наверное, тоже вздыхал.

Выступления детдомовцев всегда проходили при полном зале. Однажды перед выступлением кто-то из воспитателей надел на меня черный галстук, как и полагается артисту. Я сопротивлялся, но все-таки меня заставили выйти в галстуке. Из-за этого галстука я так переволновался, что спутал слова в песне: спел вместо «привала» почему-то «свидание». Но зрители не обратили внимания, потому что песня была о войне, о медицинской сестре: «Руку мне тогда забинтовала славная военная сестра».
А последние строки песни такие: «Показалась мне она сестрою, а сестер ведь нету у меня». И почему-то все подумали, что я пою про себя. Из зала спросили: «Правда, нет у тебя сестры?» Сестра у меня была, но никто этому не поверил...

С песней я не расставался всю жизнь. Был запевалой в армии, всегда участвовал в художественной самодеятельности.

Детский дом приучил нас жить в коллективе, делить сообща и радости, и горести.

По профессии я — горняк. С 1957 года состою в рядах Коммунистической партии. Никогда не жил без общественных обязанностей. Был секретарем парторганизации участка и членом парткома рудника, избирался депутатом поселкового Совета, председателем профсоюзного комитета рудника и так далее. Мы, детдомовцы, всегда в первых рядах, и я горжусь этим. А когда встретимся, еще споем!

ИЗ ПИСЬМА ВАЛЕНТИНЫ ГЕОРГИЕВНЫ
ЖУКОВОЙ

О нашем детском доме всегда вспоминаю с какой-то грустью и теплотой. Нелегкая судьба выпала нам, детям войны. Но детский дом вернул нам детство. Помню наш веселый шумный двор. Походы, игры, олимпиады!

Воспитатели всегда были с нами — с утра и до позднего вечера. Когда они отдыхали? Но об этом я задумалась уже потом, когда появились свои дети.

Давно осталась позади пора детства. А в детский дом по-прежнему тянет. В 1980 году мы договорились с подругой Ниной Поповой (она живет во Фрунзе) и поехали в Оханск. Прежде всего нам хотелось повидаться с Верой Робертовной. Нам казалось, что мы едем к маме...
______________________________

Оханский детский дом вернул Вале детство. Но о сержанте Моисееве, который вернул ей
жизнь, она ничего не знала.

Встреча произошла только в 1966 году. Валя и не представляла, что уже пять лет ее разыскивают, сотни людей через газету интересуются ее судьбой.

Волнующим было свидание дочки и отца — так они стали потом называть друг друга.
А через некоторое время действительно породнились: Валя вышла замуж за сына Моисеева — Сашу.
Фотография бывшего сержанта Моисеева и Вали была напечатана в «Известиях». В Оханском детдоме газета переходила из рук в руки. В редакцию было послано письмо: «Это наша Валя Жукова!»
_______________________________

ИЗ ПИСЬМА ВАЛЕНТИНЫ ГЕОРГИЕВНЫ
ЖУКОВОЙ

Здравствуйте, дорогие ребята!
Мне было приятно и радостно получить от вас письмо, узнать, что нас, бывших воспитанников, не забывают наши младшие братишки и сестренки.

Вы интересуетесь, как я живу. У меня двое детей: дочка Оля и сын Валентин. Ходят в школу, хорошо учатся. Валентин увлекается авиамоделизмом. Имя ему дали в честь деда.

Валентин Александрович Моисеев умер в 1972 году. Для нас это было большое горе. Он был настоящим человеком. Надеюсь, что его внуки будут такими же хорошими людьми.

Дорогие ребята, как вы учитесь, как живете.7 Храните ли вы наши детдомовские традиции? Как провели зимние каникулы? Пишите! Мне очень интересно узнать все-все про детский дом. Я его никогда не забуду.
_________________________
История Вали Жуковой вызвала интерес во всей стране. А ведь ее судьба похожа на судьбы тысяч других детей войны.
__________________________




...Вот говорят,
Что скуден был паек,

Что были ночи
С холодом, с тоскою—

Я лучше помню
Ивы над рекою

И запоздалый
В поле огонек...



РАССКАЗ ПРОДОЛЖАЕТ
ВЕРА РОБЕРТОВНА ШТОРЦ

О том, что окончилась война, первой в детдом е узнала дежурная воспитательница Ираида Григорьевна Попова. Она разбудила ребят:
— Победа! Победа!

Все начали кричать «ура!».

Утром 9 мая 1945 года все сотрудники пришли в детский дом нарядно одетые. По радио передавали песни, марши.

В двенадцать часов дня на городском стадионе состоялся митинг. Собрался весь город. Все друг с другом целовались, обнимались, плакали. Пришел долгожданный день!

В детдом е мы провели торжественную линейку. Место линейки — то ж е самое, что было 22 июня 1941 года.

Стихает барабанная дробь. Застыл строй пионеров.
— Дружина, равняйсь! Смирно! В память о погибших воспитанниках и работниках детского дома приспустить флаг!

Медленно спускается флаг. Тишина плывет над нами. Тишина памяти.

Председатель штаба дружины имени маршала Жукова Катя Шукшуева рапортует о работе, проделанной в годы войны:
— Воспитанникам Сталинградского детдома отправлено сто двадцать пять теплых вещей,
двести тридцать книг, пятьсот ручек, пятьсот линеек. Для госпиталя ном ер три тысячи девятьсот сорок девять собрано семьсот книг, сдано семьсот пятьдесят килограммов ягод (малины, брусники, земляники), вышито кисет о в — тысяча сто пятьдесят. Отправлено на фронт посылок — двадцать. Собрано лекарственных трав — восемьсот восемьдесят килограммов. На танковую колонну «Родной учитель» собрано две тысячи четыреста пятьдесят рублей...

Если продолжить этот рапорт, он занял бы не одну страницу.

9 июля 1945 года в Перми состоялся первый областной слет пионеров детских домов, который длился пять дней. Каждый участник слета получил подарки: пионерский костюм, туфли,
письменные принадлежности.

А вскоре состоялось еще одно событие: областная олимпиада. Из нашего детдома приехало человек сто. На всех были формы пошиты.

Вдруг ко мне на стадионе подходит милиционер:
— Это ваши хлопцы?
Смотрю, действительно стоят человек десять наших мальчиков, головы опустили.
— В чем дело? — спрашиваю.— Почем у вы здесь? Вы ж е не участвуете в олимпиаде?

Оказывается, они прибыли на олимпиаду по собственной инициативе. Это сейчас от Оханска до Перми легко добраться — сел в автобус и через три часа в областном центре. Тогда рейсовые автобусы не ходили, ездили в основном на лошадях, а летом — пароходом.
Так наши ребята пришли из Оханска в Пермь пешком! Поступок самовольный, но разве
можно за него наказывать? Ни у кого не было таких болельщиков!

Наша футбольная команда заняла на олимпиаде первое место. Нам дали в награду футбольный мяч. Всем хотелось подержать его в руках. Сегодняшним ребятам это трудно
представить. А в те годы наши мальчишки играли в футбол только консервными банками.

Из Перми мы приехали в Оханск на пароходе. Идем с пристани, а впереди капитан несет
футбольный мяч. Так в этот мяч и не играли, только смотрели на него. А играть продолжали консервными банками.
____________________




В нашем детском дом е жили дети разных национальностей: русские, украинцы, белорусы, татары, башкиры...

Мы с детства впитали в себя дух интернационализма.

В июне 1944 года у нас гостили двадцать воспитанников польского детского дома. Они почти не знали русского языка, а мы — польского, но это не мешало нам разговаривать и вместе петь «Катюшу».
Кто искренне хочет дружить, тот всегда поймет друг друга.

В 1948 году мы организовали клуб интернациональной дружбы — КИД. И с тех пор, вот уже сорок лет, он работает в нашем детском доме. Старшие передают дело в руки младших, и так — от поколения к поколению. За эти годы мы создали музей интернациональной дружбы. В нем немало интересных экспонатов. Здесь и первое письмо от румынских школьников, с которого началась наша переписка с детьми зарубежных стран.

В 1948 году на областном слете воспитанников детских домов нашей пионерской дружине вручили посылку от воспитанников Бухарестского детского дома. В посылке были рыболовные снасти, альбом с изображением национальных костюмов и письмо.

Мы тут же послали им ответ: письма, альбом с видами Москвы, пионерский галстук и вышитое девочками панно «Красная площадь».

Воспитанники Бухарестского детского дома нам сообщили, что пионерский галстук вручен лучшей пионерке Марии Удря. А вскоре от нее пришло письмо.

«Дорогие друзья! — писала Мария.— Когда нам сказали, что мы получили от наших советских друзей письмо, посылку и пионерский галстук, мы очень обрадовались. Еще нам сказали, что галстук будет вручен лучшей пионерке. Мы были полны нетерпения узнать, кто получит советский галстук.

Когда на сборе произнесли мое имя, я была очень взволнована. Я взяла на себя обязательство с честью носить советский галстук. Мы хотим быть с вами в самой тесной переписке.
Шлем вам бодры й пионерский привет».
__________________________________


Дружба и переписка с китайскими пионерами началась уже по инициативе наших ребят.

В одном из писем китайские школьники попросили альбом с видами Урала. Нас выручили студенты Свердловского горного и политехнического институтов. Они нам прислали ящик фотоснимков. Мы оформили альбом и послали его в Пекин.

С каждым годом интернациональная переписка наших воспитанников расширялась.
Мы получали письма из ГДР, Болгарии, Румынии, Польши, Албании, Чехословакии, Китая.

Все наши дети изучают в школе немецкий язык, и поэтом у самая крепкая дружба у нас завязалась с немецкими пионерами. Наш детский дом является коллективным членом общества советско-германской дружбы с 1963 года.

Переписка расширяет кругозор детей. Во врем я подготовки к отрядным и дружинным сборам, посвященным борьбе за мир, ребята знакомятся с историей, географией отдельных стран, с жизнью и бытом их народов. Но переписка ко многому и обязывает: нужно хорошо знать свою страну, ее культуру, чтобы толково и интересно ответить на вопросы друзей.

В нашем музее есть особенно дорогие подарки — от выдающихся борцов за мир.

Когда бразильскому писателю Жоржи Амаду, деятельнице Федерации бразильских женщин Элизе Бранко, председателю Всеиндийского совета мира Сайфуддину Китчлу и другим борцам была присуждена международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами», наши воспитанники поздравили их с высокой наградой и послали им в подарок пионерские галстуки и вышитые рукам и девочек портреты В. И. Ленина.

В ответ Сайфуддин Китчлу прислал нашим ребятам миниатюрных индийских кукол в национальных одеждах, а Элиза Бранко и Жоржи Амаду — платки мира.

Бережно хранится в музее письмо от лауреата международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Эммануэля д 'Астье де ля Вижери из Парижа:

«Мои дорогие далекие друзья. Я был очень счастлив получить ваше письмо. Мне очень нравится портрет Ленина, который вы прислали. Я буду хранить его у себя в комнате: он будет напоминать мне о связях дружбы с вашей страной.

У меня тоже есть два мальчика — десяти и пяти лет. Они внуки Леонида Красина, который был соратником В. И. Ленина.

Мои дети учатся любить мир и, надеюсь, в скором времени обязательно побывают в вашей стране.

Заверяю вас в дружеских чувствах к вашем у народу, а также в моей глубокой преданности деятельности, направленной на мирное сотрудничество и разоружение, которые являются главными целями движения сторонников мира. Эммануэль д'Астье».


Большое письмо прислала нам аргентинка Мария Роса Оливер:
«Дорогие советские дети! До того, как вчера вечером мне была вручена международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами», я имела счастье получить другую награду: портрет Ленина, который вы мне прислали с другом. В каждом маленьком крестике, которым и вышит этот красивый портрет, я вижу с волнением и нежностью ваши маленькие руки...
Я смотрю на портрет Ленина, он всегда у меня перед глазами, и мысль о том, что вы вышили его для меня, волнует меня до слез.

У меня нет собственных детей, но всех, кого я защищаю, борясь за мир, я считаю своими, поэтом у, как мать, я с любовью обнимаю и крепко целую всех вас. Мария Роса О ливер».


Дружеские связи, которые дети установили с далекими сверстниками или видными деятелями из зарубежных стран— это и наш посильный вклад в борьбу за мир.

Мы часто проводим сборы, вечера, посвященные жизни других народов. Наш КИД всегда отмечает дни рождения социалистических стран.

Для того, чтобы пионеры лучше знали жизнь своих друзей, мы выписываем журналы «ГДР», «Социалистическая Чехословакия», «Болгария». Участвуем в международных играх - викторинах, которые проводят эти журналы. Наши пионеры не раз были премированы библиотечками и альбомами.

Дружим мы и с ребятами из наших союзных республик. В детский дом приходят письма со всех концов Советского Союза. Чтобы наши воспитанники как можно больше узнали о жизни союзных республик, мы проводим «недели республик».

Как из ручьев рож даются реки, как из ростков вырастают деревья — так из простой детской дружбы вырастает и крепнет дружба народов.

Дружба, которая возникает в детстве— самая светлая.

Вырастут юные корреспонденты, станут взрослы м и людьми, но любовь к друзьям, уважение к их народу останутся навсегда.
______________________


Дорогая Вера Робертовна!

Я часто вспоминаю Вас и всех наших воспитателей.
Как хорошо у нас было в детском доме, как дружно и весело мы жили! Детский дом не омрачил нашего детства, а наоборот — дал возможность прожить счастливо и беззаботно. Благодаря Вам мы стали людьми, и все, что в нас есть хорошее— это Ваша заслуга.
С какой благодарностью я вспоминаю о том, как нам прививали любовь к труду. Ведь первые трудовые навыки человек получает в детстве. И как он относится к учебе и к труду в школе, так же точно будет работать на производстве. А как в рабочих коллективах относятся к нерадивым и лодырям? От них везде стараются избавиться.
Это я к тому, чтобы Вы, Вера Робертовна, знали, что Ваши труды не пропали даром. Сколько наших воспитанников трудятся на предприятиях страны!
Напишу немного о себе. Учусь в политехническом институте. Учиться интересно. Вы же знаете, что я в школе училась охотно, и в институте тоже учусь с удовольствием.
Трудно, конечно, потому что одновременно приходится и работать. Хочется и одеться хорошо, одной стипендии не хватает.
В институте мне очень пригодилось знание иностранного языка. А интерес к языкам, Вы помните, у меня возник в нашем интернациональном клубе. Я и здесь занимаюсь в институтском интерклубе «Факел».
На этом писать заканчиваю. Большой-большой привет Татьяне Ивановне, тете Дусе и всем-всем.
На каникулы, наверно, приеду в детский дом.
С уважением
Валя Ощепкова
_____________




В детском дом е ЧП: убежали Аркаша Орлов и Вася Ханжин. Наши активисты! Вася Ханжин был председателем совета дружины. Если председатель убежал — что дружине остается делать? Но дружина за председателем не побежала. Все возмущались поступком Васи и Аркаши.

Беглецы, как позднее выяснилось, сели на пароход и забрались в бочки. Но в бочке долго не высидишь. Безбилетников быстро обнаружили, задержали, а вскоре доставили обратно в детдом.

— Куда ж е вы бежали? — спрашиваем их.
— В Грузию. Хотели путешествовать.
— А как дальше будете жить? — спрашивает Клавдия Владимировна— Снова побежите?
Говорите начистоту.
— Никуда не побежим.
За несколько дней «путешествия», видимо, они поняли, что бродяжничество — дело не сладкое.
Но не так-то просто вернуться обратно в коллектив как ни в чем не бывало. Предоставили право самим воспитанникам решать их судьбу. Многие высказывались:
— Исключить из детдома!
Другие возражали:
— Надо наказать, а в детдом е оставить.
Так и постановили. Но какое наказание придумать? «О сужденные» ждали приговора.
Детский совет решил: не допускать Аркадия Орлова и Василия Ханжина ни к какой работе. Пусть наденут парадную форм у и отдыхают.

Беглецы рассмеялись: такому наказанию любой будет рад. Ребята не возражали: смейтесь сколько хотите, других занятий у вас нет.
Началась для Васи и Аркаши сказочная жизнь ешь, пей, ничего не делай. Ребята идут на огород, пропалывают грядки, поливают. Надо сказать, что на огороде был идеальный порядок: на одну травинку сразу несколько человек бросались, метелкой между грядок тропочки подметали. А сколько ведер воды на эти грядки из колодца носили! Особенно на капусту. Урожай получали отменный, но и работы хватало.

Поливают ребята капусту, а Вася с Аркашей сидят под кустом.
Так прошло несколько дней. Видим — наши герои на глазах никнут. У ребят дел куча, а они все в сторонке.
— Вы отдыхайте, вам нельзя.
Кончилось тем, что Вася с Аркашей не стали ходить на обед. Стыдно ничего не делать, а есть. В конце концов взмолились:
— Любое наказание, только не это!
И как были рады, когда они снова на равных вошли в свой коллектив. Опять стали активистами. А Васю Ханжина потом снова избрали председателем совета дружины.

Да, жизнь в коллективе — это дело непростое. Бывает, хочется человеку побыть одному, уединиться. А уединения нет. Бывает, хочется проявить свое «я», а оказывается — это проявление идет вразрез с интересами коллектива.

Нужно учиться жить в коллективе. И детский дом — это прежде всего школа коллективной жизни.
_________________________

Здравствуйте, Вера Робертовна!
Давно собиралась Вам написать. Но не было подходящего момента для этого. Каждому делу — свой момент. А это дело серьезное. Подруге или товарищу я бы могла на ходу настрочить, а Вам — нет.
Начну все по порядку.
После окончания ремесленного училища работала токарем на заводе и училась в вечерней школе. С аттестатом зрелости поступила в техническое училище. Работала на заводе. Вышла замуж за геологоразведчика Василия. Работала радисткой у нефтяников и вычислителем. Много пришлось путешествовать с полевыми геофизическими партиями.
В настоящее время живу в Кунгуре, теперь уже постоянно. Приобрела еще одну специальность — штукатура-маляра. Думаю, с этого мне и надо было начинать.
На стройке я нашла свое призвание, кажется. А может быть, оно в чем-нибудь другом? Нерешенный вопрос моей жизни. Все интересно.
Вы не огорчайтесь за меня, Вера Робертовна. У меня, как в стихах Маяковского, «и жизнь хороша, и жить хорошо!»
Растут у меня три сына. Старший осенью пойдет в школу. Я ему рассказывала про наш детский дом, про его традиции, игры. Для него все это звучит, как какая-нибудь книжная история. Рассказывала ему, как мы слушали Вас, собравшись кружком в темном зале. А Вы рассказывали очередную книгу или историю. Так и слышу Ваш тихий голос.
В детском доме я так привыкла жить в коллективе, что меня всегда тянет к людям, в общество. Мне даже жалко тех, у кого нет жизненной искорки, той молодости души, которая присуща людям, выросшим в детском доме. Ничего их не интересует, этих некоторых, гонятся только за материальной обеспеченностью. Они просто удивляются моему образу жизни и считают меня немного странной. Я не обижаюсь. Но таких немного. Им надо было просто пожить у нас. Правда?
Трудно все сразу написать и рассказать. Так много всего в голове. Я подумаю, поразмышляю и еще Вам напишу.
До свидания! Крепко целую Вас.
Ваша воспитанница
Тася Харитонова
_______________________________




У нас сложилась традиция (еще от Шалашинской школы - коммуны) — сначала «мы», потом «я». И передается она от поколения к поколению, от старших — к младшим.

Есть у нас в музее приз — «Лошадь», отлитая каслинскими мастерами. Когда я беру ее в руки, то всегда вспоминаю воспитанника Сашу Петухова.

Мы были на областной спартакиаде в Перми. Саша у нас был лучший бегун, и, конечно, мы собирались в эстафете занять первое место. И вдруг у Саши заболела нога. Что делать?
— Все равно побегу! — сказал Саша.
Кедов тогда не было. Мы надели на него пять пар носков, потому что болела у него ступня. И Саша побежал! Как мы за него переживали! Благодаря Саше мы заняли в эстафете первое место. Потом все качали Сашу.

Для него это был один из самых счастливых дней.
И вот приз — каслинская лошадь — стоит в детдом е уж е третье десятилетие.
Благодарность коллектива и осуждение коллектива — это как два противоположных знака: плюс и минус. Я как бывшая воспитанница знаю: если коллектив за тебя — твоя жизнь гармонична. Если тебе доверяют важное дело, ты становишься человеком ответственным, обязательным.

Наша заведующая интернатом Клавдия Владимировна Костромина, внешне человек очень строгий, строила свою работу именно на доверии и впоследствии нас, молодых воспитателей, учила этому.

Еще до войны был у нас такой мальчик Вася Фомин. Убегал из детского дома, воровал. Стало известно, что Вася мастерит ключи от кладовых, чтоб обворовать детский дом.
Клавдия Владимировна вызывает к себе Васю, отдает ему ключи от кладовой и говорит:
— Назначаю тебя своим помощником по выдаче продуктов и белья.

Вася вначале даже испугался, долго отказывался. Но Клавдия Владимировна его уговорила. И стал Вася выдавать продукты. Да таким строгим был!

Однажды Клавдия Владимировна взяла Васю с собой на рынок за продуктами. Увидел он там поросенка, стоит и смотрит.
— Нравится поросенок? — спросила Клавдия Владимировна.
Вася кивнул.
— Хочешь, купим?
И они купили поросенка. И оказалось, Васино призвание — ухаживать за животными. Он ходил по улице со своим поросенком, как с собакой.
Наверное, стал бы Вася зоотехником. Но началась война. И жизнь его оборвалась. Он погиб на фронте как герой.
____________________




ЧЬИ ВЫ?

В серой пыли ракиты.
Треск барабана. Зной.

В ногу шагает сытый
детского дома строй.

Веселый у них поход!
А над равниной вод

чибис летит плаксивый
с криками:

«Чьи вы?

Чьи вы...»


РАССКАЗЫВАЕТ
РАИСА ДМИТРИЕВНА САРТАКОВА

Мы учим уроки, а на столе лежит кошка Муська.
Кажется, это было только вчера. А на самом деле прошло почти полвека. Склонились над учебниками девочки Оля Неуймина, Галя Черненко, Оля Виноградова...

Муська мурлычет на столе, наша любимица. Мы ее в баню с собой брали. Сама Клавдия Владимировна ее мыла. А после бани мы завернем Муську в чистую тряпку — и на печку. Там ее расчесываем.

В нашем интернате было по-домашнему уютно. Учились мы в городских школах, а интернат был нашим домом, здесь мы жили.

Помню: простые бревенчатые стены, некрашеные полы. Но кругом чистота. Салфеточки, наволочки, шторы — все вышито нашими руками.

Вечером потрескивают дрова, топятся печки...
У нас было девять печей, у каждой — свой начальник.
Так и называли: Ванькина печка, Сашкина печка, Сережкина печка...

Дух домашности создавала прежде всего заведующая Клавдия Владимировна Костромина. Ее звали мамой. И не потому, что она была добренькой. Нет, она была строгой, даже очень строгой. Но она разделяла с ребятами их жизнь и знала все о каждом.

При всей своей занятости Клавдия Владимировна находила, например, время каждый день встречать детей из школы. У нас стоял большой круглый стол. Заведующая садится за него и ждет. Прямая, с косой вокруг головы. Кончаются уроки, прибегают ребята.
— Ну, как? — спрашивает она каждого.
— Пятерка!
— Молодец, молодец!
О пятерке сообщить приятно. А если тройка? (О двойках у нас как-то и разговора не было.) Мимо Клавдии Владимировны никак незамеченным не проскочишь.

Подойдет несчастный троечник к крыльцу и стоит, мнется.
— Мама сидит? — спрашивает ребят.
— Сидит!
Повздыхает, но все равно приходится идти.
— Уж вижу, вижу, после всех идешь— говорит Клавдия Владимировна.— Тройку получил?
— Получил.
— Мог бы и не получать,— только и скажет.

Так, казалось бы, о чем переживать? Зачем в нерешительности стоять у крыльца? Ведь Клавдия Владимировна не ругается, не читает нотации. Просто сидит.
Просто спрашивает. Но зато как радуется пятерке!
И всем хотелось ее обрадовать. На крыльях из школы летели, когда исправляли тройку.

Жила Клавдия Владимировна тут же, при интернате.
Иногда приляжет отдохнуть, и все сорок человек один другому шепотом передают:
— Тише! Мама отдыхает!

Нам, молодым воспитателям, она полушутливо говорила:
— Хоть вы-то не ворчите на ребят, уж одна я буду ворчать.
Клавдия Владимировна никогда не ворчала и никогда не кричала. У нее был такой глуховатый голос. Но ее все слышали.
_______________________

Раиса Дмитриевна — воспитанница Оханского детского дома. В 1941 году начала работать воспитателем. Окончила педагогический институт. Будучи на пенсии, занимается в детдоме «зеленым хозяйством». Развела зимний сад.
_______________________

...Можно целую поэму написать о второй моей матери, заведующей интернатом детского дома № 3 Клавдии Владимир овне Костроминой. Не могу сказать, по чьей методике она нас воспитывала. Думаю, по своей. Мы все выросли патриотами. Мне кажется, это главная черта нашего поколения. Сейчас, когда уже прошло не одно десятилетие, Клавдия Владимировна Костромина представляется мне человеком государственным.

Я тоже стала педагогом. Стаж моей работы почти сорок лет. Я очень люблю свою профессию. Имею правительственные награды, отличник народного образования Украинской ССР. Но для меня всегда остается образцом педагога Клавдия Владимировна Костромина.
Ольга Николаевна Неуймина
(Биденко),
преподаватель русского языка и литературы
Севастопольской школы N96
___________________________




РАССКАЗ ПРОДОЛЖАЕТ
ВЕРА РОБЕРТОВНА ШТОРЦ

Я вспоминаю Юру Сарычева. Трудно с ним было воспитателям. Пробовали давать ему общественные поручения. Он их выполнял, но без всякого желания.

Мы решили рискнуть: поручить ему в течение месяца заменять в выходные дни воспитателя в пятом классе (это самый неугомонный народ в детском доме). Юра удивился такому поручению. Учился он плохо, был дерзкий — и вдруг воспитатель! Пожал плечами, ничего не сказал. Утром няня нам сообщила, что у Юры был хороший порядок во время подъема детей. На душе легче стало, мы ж е волновались.

Все свободное время Юра стал проводить с пятиклассниками. Сам готовит уроки и одновременно наблюдает за ними. Слабым ученикам опрос устраивал. Двоек у них не стало.

Юра, конечно, был доволен. А пятиклассники за ним по пятам ходили.
Прошел месяц, и Юрий сам попросил разрешения работать по выходным воспитателем.
Что стало с самим Юрием? Он менялся у всех на глазах. Срывы в поведении стали все реже и реже. И вот тогда комсомольская организация поручила ем у взять личное шефство над одним из трудных — Колей Смирновым, учеником шестого класса.
Все свое свободное время Юра отдавал своему подшефному. Он очень хорош о влиял на Колю, и настало врем я, когда сам Коля стал иметь своего трудного.
Юра был лучшим спортсменом детского дома, хорош о учился, выполнял любое общественное поручение и, конечно, не нуждался ни в каком контроле.

После окончания десятого класса Юрий поступил в Пермский политехнический институт, окончил его и работает инженером.

Мы полностью доверяли детскому коллективу, хотя и понимали, что не всегда детям хватит мудрости решить все так, как бы решили мы, взрослые. Но зато у них развито чувство справедливости.

Перед проведением праздника «Руки золотые» у нас произошел такой случай. Педагогический совет решил в числе отличников труда премировать ученика пятого класса А. Ширинкина. Премировать авансом, в воспитательных целях, так как он до сего времени прятался, от всех трудовых работ.
Воспитанники не знали о решении педсовета и на групповых собраниях постановили премировать только 47 человек. Ширинкина в списке не было. И нам пришлось сдаться.
Больше мы уж е не пытались навязывать ребятам свои решения. Очень бурно проходили эти собрания. Нам, взрослым, можно было только позавидовать, как дети говорят друг другу правду в глаза.
Надо сказать, что Ширинкину этот урок пошел только на пользу: ведь мнение товарищ ей всегда значит больше, чем мнение воспитателей.
_______________

Вера Робертовна!
У меня большая просьба: вышлите, пожалуйста, мне справку, что я с 1939 по 1949 год воспитывалась в Оханском детском доме. Она мне нужна для получения паспорта по новым метрикам.
Дело в том, что я разыскала свою старшую сестру, у нее оказалось свидетельство о моем рождении. Оказывается, меня зовут не Дуся, а Настя. В отделении милиции мне велели написать объяснение, как я из Насти стала Дусей. Для этого мне и нужна справка.
Вера Робертовна, напишите, как живут нынешние детдомовцы. Мы-то несем звание воспитанников детдома через всю жизнь, стараемся быть не хуже, а лучше других. Мне всегда с коллективом, с людьми бывает хорошо. Это тоже из детства. Как была я в детдоме общественницей, так и по сей день по горло загружена общественной работой. Вот сейчас я депутат городского Совета.
Трудно иногда очень. Но жизнь не проходит мимо.
В прошлом году заболела, слегла в больницу. Ну, думаю, родных у меня здесь нет и навестить меня будет некому. Но я ошиблась. Наши женщины окружили меня такой заботой, что, мне кажется, это было самое дорогое лекарство для меня.
В августе собирается приехать Валя Котенкова с сыном. Вместе с ней мы приедем в Оханск. Очень хочется снова побывать в детском доме.
Передайте привет всем нашим старым воспитателям.
С уважением
Дуся (Настя) Кузьменко
_____________________


Только коллектив — крепкий, сплоченный — способен перевоспитать человека, а значит, помочь ему. А помочь бывает иногда очень сложно: ведь на помощь-то не зовут, а, наоборот, замыкаются в себе.

Я хочу рассказать об истории не совсем типичной. Произошла она в 60-е годы.

В наш детский дом прибыли брат и сестра— Коля и Маша Пустынниковы из деревни Лизуновки Тамбовской области. Дети были трудные, но не в том смысле, в каком мы привыкли понимать это определение. Родители Коли и Маши были фанатики-сектанты и в этом духе воспитали детей.
Маша не читала книг, не ходила в кино, неделями не расплетала косу, не снимала черного платка. Коля был младше, учился только во втором классе.
По решению суда Пустынниковых лишили родительских прав.
Когда Машу с Колей привезли в детский дом, их встретили приветливо. Но Маша ни с кем не разговаривала, всю ночь молилась и плакала. Утром отказалась от завтрака.

Коля в детском доме быстро освоился и позабыл о сектантских заповедях. А вот к Маше было труд но подступиться.
— В кино? Смотреть телевизор? Не пойду! Там нечистая сила. Снять платок? Заплести две косы с бантами? Ни за что!
Дали ей ленточку для кос — выбросила.
— Знаю, вы меня хотите перевоспитать!
Но прежде, чем мы перевоспитали Машу, она начала перевоспитывать младших девочек. Однажды ночью няня заходит в палату, а Маша и с ней все маленькие девочки — молятся. «Так дело не пойдет» — решили мы. И перевели Маш у жить к старшим девочкам. Вот тут и началось Машино перевоспитание — не словами, а самой жизнью. Девочки были веселыми, активными и Маше не давали сидеть одной.

Постепенно девочка стала возвращаться к полнокровной жизни. Мы все радовались, когда заметили на ее лице первую улыбку. Скупую, еле уловимую , но все же улыбку.
Вместе праздновали ее первую четверку.
Маша стала ходить в библиотеку, в кино, смотреть телевизор.

А мать писала Коле: «Миленький сыночек!
Маня пишет нам блудные письма. Ты, Коля, не бери с нее пример... Маня, в тебя взошел злой дух, в тебя вселился сатана...»

1 Мая Маша решила вступить в пионеры. Но вдруг отказалась. Испугалась чего-то. Мы не убеждали ее, верили, что она сама примет правильное решение. Через несколько дней она подошла ко мне и сказала:
— Я твердо решила: буду пионеркой.
Машу приняли в пионеры и повязали ей красный галстук.
17 мая, в день рождения Маши, к ней приехала мать. А 19 мая — день рождения пионерии. Маша от детского дома выступала с приветственным словом. Сбор был на стадионе.
Пришла туда и Машина мать. Для нее было полной неожиданностью, что на дочери пионерский галстук и она держит речь.
— С покойно, спокойно, Марфа Спиридоновна!— рядом с ней начеку стояли милиционер и наши ребята.
Встреча Маши с матерью после сбора была краткой и «революционной»: Маша открыто отказалась от своего прошлого.
Впоследствии Маша была председателем совета дружины.
Она хотела стать врачом и осуществила свою мечту: окончила медицинский институт. Вышла зам уж, воспитала двоих детей. История Маши и Коли — не типичная. А вот поведение коллектива — типично. Ведь у коллектива тоже есть свой характер, свое лицо.
________________________

Здравствуйте, Вера Робертовна,
Любовь Васильевна и все воспитатели!
Пишет вам Бизяева Галина. Прошло уже два месяца с тех пор, как я выпустилась из детского дома. Но из головы он не выходит.
Училище у нас хорошее. Группа дружная. Учеба идет неплохо. С октября будет практика на учебном троллейбусе.
В группе меня выбрали комсоргом, хотя я почти младше всех. Но мы — детдомовцы, люди коллективные!
Вера Робертовна, даю слово, что краснеть за меня детскому дому не придется.
Еще забыла сообщить. Я записалась в вокальный ансамбль эстрадной песни, есть у нас такой в училище. Посещаю занятия регулярно, и все идет успешно.
Часто по ночам вспоминаю годы, прожитые в детском доме. Даже написала тихотворение, которое называется «Ночные думы».
До свидания, Вера Робертовна и весь педколлектив.
Галя
________________________




Это трудиться. Кто-кто, а лодырь у нас не в почете.
Во все трудны е времена нас корм ил о наше детдомовское хозяйство. Наш огород, наша ферма, наша мастерская.
Еще во время войны Неля Лаврова и Катя Богданова выращивали отменную тыкву. Звено Васи Бондаренко получало такие урожаи капусты, что колхозники приходили смотреть.
Не раз наш детский дом был участником Всесоюзной сельскохозяйственной выставки.
Наши ребята не только трудились на своих полях, но и работали в овощеводческой бригаде совхоза «Оханский». За честный труд совхоз подарил коллективу детского дома пианино.
В детском дом е сложилась традиция — премировать отличников труда и заносить их в книгу Почета «За честь детского дома».
Обычно мы чествуем наших передовиков на традиционных праздниках труда. Выстраивается линейка. Директор детдом а зачитывает приказ о награждении. Выходят наши победители: животноводы, птичницы, пастухи, конюхи, повара, овощеводы. Подарки самые различные, начиная с наручных часов и кончая куклами. И всем духовой оркестр играет туш.
Каждому находилось дело по душе.

Арсен мог целыми днями копаться в саду. Он спал и видел себя садоводом. И стал им. Работает в одном из совхозов в Кировской области. Но когда уехал из детдома, он еще долго заботился о своем саде.
Вот что он писал младшим друзьям: «Миша и Коля! Я буду посылать вам семена. Вы берегите парник с яблонями. 21 мая пересадите эти яблони из парника в грунт на расстоянии 2,5 метра. Сажайте с удобрениями. Сделайте это обязательно».

Помню Васю Аликина, который очень любил кроликов, Валю Тетерника — он не выходил из птицефермы. Валя мальчик был неконтактный, ничем не увлекался. Зовут в хор — ем у не поется; придет в мастерскую, проведет раз-другой напильником — и откладывает в сторону. Обычно молчал, в разговоры не вступал.
Помогли ему... цыплята. Начал он за ними ухаживать и так увлекся, что мог с утра до вечера с ними возиться. Все знали: если Валя нужен — ищите его в курятнике. То он составляет «меню», то, вычитав в книжке, что курам полезно давать зелень, сеет в ящиках траву. И уж е не сторонился Валя разговоров и всегда сообщал какую -нибудь новость о своих любимцах:
— А петухи-то мои уже горланят вовсю!
Когда куры начинали нестись, Валя обходил гнезда, а потом шел на кухню и важно сообщал:
— Принимайте урожай! — и подавал корзинку, полную яиц.
Уезжая из детского дома учиться, Валя долго стоял у загородки и смотрел на своих кур.
Как-никак — сам вырастил!

Где он сейчас, Валя Тетерник? Пропал его след. Как пропали следы многих — ведь их за всю историю детского дома были тысячи. Но я верю: живут они на белом свете, трудятся с честью. Тому у нас множество примеров.

Вот Виктор Линдингрин, выпускник 70-х годов. Работает на заводе имени Калинина, передовик. А мне вспоминается такой случай.
Как-то нерадивый тракторист оставил наш трактор в поле. Переживаем. Ну, а что сделаешь? Тут прибегают ко мне ребята, возбужденно кричат:
— Витька Линдингрин за трактор сел!
Учился в то время Витя в пятом классе.
На околице появился трактор. Мы все смотрим, боимся пошевелиться. Надо повернуть — вдруг не повернет? Повернул! Вдруг в ворота не заедет? Заехал! Вдруг не остановится? О становился. Ребят набежало! Витя такой спокойный, деловой. А я от волнения слова сказать не могу... _____________________________________




В Оханском детском доме я прожил с августа 1934 по июнь 1941 года.
Мы все делали сами: летом заготовляли дрова на зиму, ежедневно мыли полы в спальнях, столовой, коридорах.
Наши воспитатели Сусанна Афанасьевна Киселева, Зинаида Ивановна Желвакова, Евдокия Павловна Загребаева и другие распределяли, кто и какую работу будет выполнять. Не помню случая, чтоб кто-то отказывался от своих обязанностей.

Двое ребят из старшей группы возили воду из Камы на лошади в бочке. Мы, мальчишки из младшей группы, всегда им завидовали.
Каждый день несколько воспитанников дежурили в столовой. Они помогали чистить картошку, овощи, накрывали столы, помогали разносить блюда, а потом убирали посуду со столов, мыли ее и готовили столы для выполнения домашних заданий, потому что в спальном корпусе у нас не было рабочих комнат.

Летом, когда поспевали малина и другие ягоды, устраивали организованные походы на два-три дня за 15—20 километров от города. Брали продукты, на подводе везли ведра и другую посуду для ягод. Из ягод варили варенье. Собирали и грибы. Зимой было приятно поесть соленых грибков с картошечкой.

На всю жизнь запомнились рыбалки на Очере и Каме. Как было приятно в ночное время сидеть с удочкой на берегу реки, слушать плеск волн. Везде и всюду вместе с нами была Евдокия Павловна Загребаева.

Все воспитанники любили работать в мастерских: мальчики — в столярной и слесарной, девочки — в швейной. Мы изготовляли различные полки, табуретки, столы.
Учил нас столярному делу Егор Давидович Усталов. По его чертежам я сделал буфет для посуды, который демонстрировался на районной выставке, а потом он стоял в столовой детского дома. В августе 1939 года я как отличник учебы ездил в Москву на сельскохозяйственную выставку.

Никогда не изгладятся из моей памяти годы, прожитые в Оханском детском доме. _____________________

Иван Григорьевич Примук живет в городе Львове. Участник войны, кавалерист. Награжден орденом Славы III степени. В настоящее время работает в школе учителем истории.
_____________________




Я ехал с Северного флота в отпуск домой. Не терпелось поскорее увидеть родной Оханск. Год назад меня провожали в армию мальчишкой, а сейчас я был бравый моряк.
И вот наконец Кама, переправа, паром — и я в Оханске! Меня уже обнимают мои родные — Вера Робертовна Шторц, Татьяна Ивановна Писаревская, Любовь Васильевна Ширинкина. Я снова в своем детском доме!

Это одно из самых радостных моих воспоминаний.
Быстро пролетело отпускное время. Снова собирают меня в дорогу. Несколько мальчишек поехали со мной до другого берега. Потом я долго стоял и смотрел, как паром возвращался обратно, становился все меньше и меньше.

Через несколько лет с таким же волнением я ехал в детский дом уже не один. С женой Ниной. Ехал познакомить ее со своими.
В первую очередь нас, конечно, повели в столовую покормить, поговорить за обедом. Помню, Нина очень удивилась, что вкусно кормят (о детском доме у нее было иное представление). Спрашивает меня тихонько:
— Это, наверно, специально для нас приготовили?
Объясняю ей;
— Мы всегда из общего котла едим!

А потом я приехал в детский дом уже с двумя детьми. Обычно, когда приезжаем семьей, останавливаемся у Любови Васильевны Ширинкиной (тогда она работала завучем). Мои дети зовут ее бабушкой.

А скольких таких «внуков детского дома» живет на белом свете! В директорском кабинете Веры Робертовны Шторц всегда висел стенд, который так и назывался «Внуки детского дома».

Многие приезжают в детский дом с детьми. Внуки должны знать и помнить своих бабушек!
Я своим детям часто рассказываю про детский дом.
О том, как сорожку на Очере ловили, как бегали на луга за диким чесноком, как летом вставали в шесть часов утра, чтоб побыстрее распилить дрова. Дрова заготовляли на зиму. Сами пилили и кололи. Девчонки еще спят, а мы уже работаем. Они проснутся, и тогда все вместе бежим на пляж.
Двоих детей воспитывать нелегко. А нас в группе было сорок человек! Большинство мальчишек. И вот сейчас я думаю: как только у наших воспитателей хватало терпения! Что и говорить: паиньками мы не были.
И дрались, и по садам лазили, и купались без спроса.
Зимой брали кошевку и катались с горы. Дорога укатайная, все время машины ходят, кошевка здорово несется. Под машину можно было в любую минуту попасть. Но мы не понимали этого. Так вот, наша воспитательница Татьяна Ивановна Писаревская встанет посреди дороги и стоит. Машины гудят, объезжают ее, а она не уходит. Что делать: ворчим, но ставим кошевку на место.

Многому научил нас детдом. Мне он помог и в выборе профессии. Разумеется, не только мне. Все мальчишки с третьего класса работали в мастерской. Мастер Михаил Степанович Красильников дотошно учил нас и столярному, и слесарному ремеслу. Вначале мы делали совочки, клюки в печке мешать, лопаточки. А к окончанию школы самым, так сказать, виртуозам Михаил Степанович поручал вытачивать шахматы. Собственно, это было не поручение, а экзамен на мастерство. Я тоже выточил шахматы.

После армии я пошел работать на пермский завод имени Калинина. Калининцев я знал еще по детскому дому. Они были нашими шефами и часто приезжали к нам. Сейчас я езжу в детский дом не только как воспитанник, но и как шеф.

А дети меня спрашивают: «Мы скоро поедем к бабушке?»
________________________________

Виктор Линдингрин награжден значком ЦК ВЛКСМ «За трудовое отличие». Он — наладчик станков с программным управлением,
ударник коммунистического труда, бригадир комсомольско-молодежной бригады.
_________________________________




Мы умели не только трудиться, но и отдыхать. Хотя слово «отдыхать» никогда не употребляли. Какой отдых, когда в тебе кипит энергия? Другое дело — игра. В какие игры мы только не играли! Я часто говорю в прошедшем времени не потом у, что сейчас, допустим, дети в детском доме так не играют.
Просто у меня уж е такой большой жизненный опыт, что, обращаясь к нему, обращаешься в прошлое.
Игры мы придумывали сами. Расскажу хотя бы об одной из них. В январе мы обычно проводили праздник «Эх ты, зимушка-зима!». Задолго до него на видном месте вывешивали объявление: «Внимание! С сегодняшнего дня начинает работать главпочтамт «Снежной республики». Спешите поздравить с праздником зимы! Принимаются телеграмм, заказные письма, посылки. Почта работает с 3 до 5 часов дня. Начальник почтамта — Люда Иванова».
И полетели письма! Их было свыше трехсот.
В день праздника ввысь взвился голубой флаг, в верхнем углу которого была изображена снежинка. С этого момента обыкновенный детский дом превратился в «Снежную республику». Были оформлены три зимние площадки и клуб. Редколлегия выпустила красивую газету. В округ нее толпились ребята, то и дело слышался смех.
За неделю до праздника был объявлен конкурс: кто предскажет погоду в день праздника. Ближе всех к истине оказался Коля Пустынников.

Вечером все собрались в клубе, где стояла украшенная елка, а на сцене восседал Дед Мороз. Здесь мы поздравляли сорок восемь именинников. Такая у нас сложилась традиция: устраивать коллективные дни рождения.
В честь именинников был дан концерт.
А потом — пельмени! В школьные каникулы, в дни рождения мы обязательно стряпали пельмени. В этом принимали участие все ребята. Тысячи пельменей! И ели их не порциями, а кто сколько хотел. А потом — чай со своим вареньем.

Выдумка, фантазия отличали любой наш праздник, любое «официальное» мероприятие. Например, отмечаем День космонавтики.
В детском доме появляется красочная афиша:
«Внимание! Приготовьтесь! Сегодня мы с вами отправляемся в межпланетный полет Земля — Луна!»
Вечером в клубе собираются не только все ребята, но и все работники детдом а, в том числе и нянечки, и повара.
Луч света выхватывает на тем ной сцене необыкновенное сооружение: «космический корабль»! Раздается голос: «Проверьте еще раз посадочные билеты!»
Так начинается путешествие на «Луну», во время которого «космонавтам» приходится преодолевать немало препятствий, узнавать много нового о космосе, Земле, Луне.

И грают у нас все — и старшие ребята, и, конечно, младшие.
Младшие очень любят соревнование-игру «Кто хочет — тот добьется». На каждой станции» пионер должен что-то сделать: почистить картошку, погладить школьный костюм , заварить кисель, взнуздать лошадь и усидеть на ней без седла, починить чулки и так далее.

Сколько бывает старания и веселья на таких соревнованиях!
Многое можно рассказать о наших играх.
Сейчас, когда в гости приезжают взрослые воспитанники, они обязательно вспоминают:
«А помните, как мы играли!»

На всю жизнь останутся в моей памяти пионерские костры, рыбалки, военные игры, походы на Холмы за малиной.
Помню: собрали нас по звуку горна, дали задание по дорожным знакам найти сложенный костер и зажечь его. Знаки прятались в траве, кустарниках, на деревьях.
Костер был сложен на берегу Камы, у Зеленой горки, из пяти старых елей, которые стояли во весь рост.
И вот пять победителей с пяти концов зажигают одновременно костер. Темно. Костер полыхает под пение любимой песни «Взвейтесь кострами, синие ночи». А по Каме проплывает пароход, сигналя нам гудками. Смех, игры у костра, у воды. Разве это забудешь? Никогда!

Нина Тарасовна Можайко,
преподаватель русского языка и литературы,
ныне пенсионерка,
г. Свердловск
______________________


Здравствуйте, Вера Робертовна!
Привет всем от меня. Я жив-здоров. Живем мы в пионерском лагере хорошо! Послезавтра мы пойдем в поход на три дня. Будем жить три дня в ущелье. Сейчас мы готовимся к походу. Сегодня у нас был праздник Нептуна. Мы все веселились, пели, танцевали, рассказывали стихи и легенды о море. Нас кормят четыре раза в день. Каждое утро мы ходим на линейку. Во вторник и пятницу наша дружина смотрит кино.
Я хорошо научился плавать. Жизнь наша отличная.
До свидания.
Вова Постышев
_______________________

...А я, Иван, не помнящий
родства,

по родословной в четверть
поколенья

опять ищу, чем жизнь моя
жива,

и ворошу разрозненные
звенья.

Родства, родства!
Мы роемся в золе,

мы кровь зовем, у слова
просим силы.

И сорок лет блуждаем
по земле,

опознавая отчие могилы.
_________________




РАССКАЗЫВАЕТ
АЛЕКСАНДР ГАШЕВ

На 75-летний юбилей детского дома съехались выпускники со всех концов страны.
За длинным праздничным столом я сидел рядом с детдомовцами 30-х годов. Для меня они уже дедушки и бабушки. С некоторыми из них я еще встретился в автобусе, когда ехал из Перми в Оханск. Очень мне это запомнилось.
Вначале, как обычно, ехали молча. Потом одна женщина сказала соседке, что едет в детский дом на юбилей. Оказалось, что соседка тоже детдомовка и тоже едет на юбилей! Через некоторое время уже пол-автобуса обнимались друг с другом: все детдомовцы!

Женщина с Украины достала каравай хлеба и стала всех угощать.
Меня-то поначалу они за своего не приняли. Дескать, молодой, так какой же детдомовец? (Я — выпускник 1976 года, сейчас работаю в ГАИ.) А когда вышли из автобуса, все вместе пошли в детский дом.
— Хлопчик-то тоже наш, а сидел, молчал!
Спросили, у кого я воспитывался. Я сказал, что у Татьяны Ивановны Писаревсной.
— У нашей Тани!
— Это воспитанник нашей Тани!

Мы быстро подружились, как будто это были мои старшие братья и сестры, с которыми давно не виделись.
И на торжественном вечере сидели вместе. Очень многие выступали, рассказывали о своей жизни в детском доме.
— Пусть Таня что-нибудь скажет! — попросил кто-то.
— Пусть она песню «Ежик» споет!
Все стали просить, чтоб Татьяна Ивановна Писаревская спела песню «Ежик». Эту песню знают все поколения оханских детдомовцев. Для всех ее пела Татьяна Ивановна.

Бывший воспитанник Иван Григорьевич Примук протянул ей песенник, написанный от руки еще в 30-е годы.
И Татьяна Ивановна запела:

Шел отряд по равнинам широким,
По степям украинской земли,

И в степном хуторке одиноком
Паренька партизаны нашли.

Был он мал, молчалив, насторожен,
Видно, горе на сердце легло,

Кто-то в шутку назвал его «ежик»,
Кто-то ласково поднял в седло...

И псе тихонько подхватили песню.
______________________________




В начальных классах, когда мы жили в первом интернате, у нас была воспитательница Татьяна Ивановна Писаревская. Она всегда пела нам очень хорошие песни. Особенно запомнилась песня «Ежик». Это песня про мальчика, который находился в партизанском отряде. Зимой мы ложимся спать, а Татьяна Ивановна садится на стул посреди четырех спален и поет нам или читает сказку. На улице холодно, завывает метель, а в спальнях топятся печи, потрескивают дрова. Так мы и засыпаем.

Утром, позавтракав, идем в школу. На улице еще темно, морозно, идти до школы кажется очень далеко. Несешь портфель, а руки мерзнут. И бросаешь его по дороге, зная о том, что кто-нибудь подберет. Лежат портфели на дороге, все через них перешагивают, но молчат, никто не подбирает.
Только заходим в школу — и Татьяна Ивановна. В одной и другой руке по нескольку портфелей. Она нас очень жалела и любила. Сейчас я понимаю, как ей не легко было с нами, маленькими и еще довольно беспомощными.
Многому я научилась в детском доме. Кстати, научилась отличать плохих людей от хороших.

г. Чайковский, Пермской обл.,
комбинат шелковых тканей
_________________________




Невысокая, легкая, ходит быстро. Черты лица суховатые, энергичные. Такой я увидела Татьяну Ивановну Писаревскую первый раз. Тогда она еще работала воспитателем в детском доме, хотя ей было уже за шестьдесят.
Татьяна Ивановна показала мне свой домашний альбом. Старые, довоенные снимки...
Стриженые мальчики, девочки с челками. Воспитанники Оханского детского дома. Среди них — Таня Писаревская.

А вот последний детдомовский снимок: чинно-важно сидят пожилые женщины, уже бабушки.
— Это Лида, Зина, Клава,— показывает
Татьяна Ивановна.— Мы с Раей Пирожковой, бывшей воспитанницей детдома (она в Перми живет), ездили к ним в гости в город Фурманов Ивановской области в 1985 году. Встретилось пас там четырнадцать человек — все из пермских детских домов, семеро — из Оханского детгородка. Все вспомнили, и посмеялись, и поплакали. Пошли в фотографию. Сфотографировались. «Ох, девочки,— говорим,— зачем же раньше мы не встречались? Так быстро времечко летит!»
— А почему ваша встреча произошла в городе Фурманове?
— Там наши девочки с 1941 года работают на ткацкой фабрике. И я тоже работала. Мы приехали туда по набору. Была уже зима на носу. А мы — в легких детдомовских пальтишках, брезентовых туфлях. Мерзнем, едим мало, работаем много. Здоровье у меня было очень слабое. С ног валилась. Одна моя подруга ездила в санитарном поезде. Посмотрела как-то па меня, говорит: «Если не разбомбят наш поезд, привезу тебе рыбий жир. В чем душа держится?..» Не разгромили поезд. Рыбий жир помог, окрепла немного.
Татьяна Ивановна задумалась.
— Когда через сорок четыре года я вновь оказалась в этом городе, мне захотелось одной побродить по улицам, посмотреть старые места. Раньше это был небольшой городок под Иваново. Но за это время он так вырос, изменился, что трудно узнать. Общежитие, где мы жили, уже давно снесли. А вот военкомат, откуда я ушла в армию, каким-то образом сохранился.
— Как вы оказались па фронте?
— Как все. Пошла в военкомат. Там очередь девушек стоит. Я тоже встала. Вышел офицер, говорит: «Девочки, не стойте, мы вас в армию не возьмем. Здесь много работы». Но так получилось совершенно случайно, что у меня в паспорте не было штампа о месте работы. Я и сказала, что на фабрике не работаю и поэтому меня можно призвать в армию. Желание мое исполнилось: меня направили на курсы связистов.

Девочки мои оханские не знали, что я ухожу в армию. Зачем лишние переживания, слезы, расставания? Сказала только самой близкой подруге Лиде Романцевой. Она меня одна и провожала на вокзале.
— Вы окончили курсы связистов?
— Да. Но у меня заболели ноги. Сильно распухли. Мне выдали справку: «Отбыла в госпиталь». Но в госпитале я так и не была. Упросила, чтоб взяли в действующую армию...

Татьяна Ивановна воевала отважно. Она награждена орденом Отечественной войны II степени, медалями «За освобождение Праги», «За взятие Вены». Но когда я ее попросила рассказать о каком-нибудь военном эпизоде, она сказала:
— Много всего было. А жалею я вот о чем.

Однажды ко мне подошел незнакомый молодой офицер и спросил: «Скажите, у вас есть брат?» Почему-то я смутилась (молодая была!), ничего ему не ответила. А когда он ушел, вдруг подумала: «Он же про Ваню спрашивал!» Побежала, везде его искала, но так и не нашла.
— Ваш брат тоже воевал?
— Я ничего о нем не знала. Вообще ничего о своей семье не знала. Но то, что у меня когда-то был старший брат Ваня, это я помнила.
Так жалею, так жалею, что ничего у того офицера не узнала про Ваню. Может быть, он был где-то рядом. После войны я писала письма, разыскивала брата. Из Министерства обороны мне пришел ответ, что он погиб.

— А где ваша семья? Вы и сейчас о ней ничего не знаете?
— Знаю. Когда мне пришел ответ о брате Ване, то я занялась поисками семьи. Написала письмо на Украину. Оттуда, из Бердянского района, мне прислали на двух страницах список Писаревских, проживающих в районе. Как потом оказалось, все это были мои родственники.

И вот я поехали в Бердянск, на свою родину. На вокзале меня встречали человек двадцать пять Писарсвскнх. Дяди, тети, племянники двоюродные, троюродные. Была сиротой, а родни-то сколько! От них я узнала печальную историю пашей семьи.

В начале 30-х годов отца раскулачили, хотя и не был он кулаком, всю жизнь работал. Детей было шестеро: четыре девочки и два мальчика. Когда отца сослали, мать с сыновьями — Сашей и Ваней — поехала с ним, а девочек оставила у сестры. Но отец умер. Саша тоже умер. Мать с Ваней возвратились обратно. Но меня ужо не застали.

Тетке Софье трудно было со своими детьми да еще с четырьмя племянницами. Меня, самую маленькую, она отпела в детприемник.

Когда мать вернулась, я уже была где-то на Урале, следов моих не нашли...
_________________________________________

С матерью Татьяна Ивановна так больше и не встретилась. А сестер повидала. Но от родных она уже оторвалась (то есть ее оторвали), и как радушно ее ни встречали, а у нее был куплен билет на обратный путь — в Оханск.

— После окончания войны вы сразу же поехали в детский дом?
— Куда же еще? Приехала я на пароходе, в сапогах, военной Форме. Чемодан оставила на пристани, а сама бегом в детдом, в свой интернат. Прибегаю, а там никого нет, тихо. Оказывается, все копают картошку в поле. И я побежала в поле...

С тех пор прошло более сорока лет. Все эти годы Татьяна Ивановна работала воспитателем в детском доме. По всему свету разбросала судьба ее воспитанников. Кто-то пришлет коротенькое письмецо («жив-здоров!»), кто-то открыточку. Кто-то в гости неожиданно явится.

— Много наших ребят живет в Перми,— рассказывает Татьяна Ивановна.
— Когда приезжаю, захожу к ним. Как-то иду по городу — постовой меня окликает. Саша Гашев! Строгий такой стоит на перекрестке. Сели мы с ним на лавочку. Он все рассказывает, рассказывает.
«Саша,— говорю,— пора тебе!» Он: «Хоть еще немножко поговорим!» Сашин выпуск был хороший, дружный. Все вместе из детдома они уехали работать в Пермь на завод имени Калинина, вместе жили в общежитии. Летом всей группой в гости ко мне приезжают: Саша Гашев, Саша Еременко, Сережа Горшков, Таня Саловарова, Люда Мамаева и другие. Все это мои ребята. Нагрянут — разговору, шуму!
В тесноте, да не в обиде: мальчики спят на полу, девочки — поперек кровати. В лес обязательно сходим. Взрослые уже, а для меня все равно дети.

— Все ваши выпускники помнят песню «Ежик». Говорят, вы пели каждому поколению. Почему именно «Ежик»?
— Не знаю... Помню, эту песню я пела маленькой, в третьем классе. Меня в детстве звали «артистка Танечка». Очень эту песню любила. «Был он мал, молчалив, насторожен, видно, горе на сердце легло...» — все это про нас. Все мы были «ежиками».

— «Ну-ка, «ежик», спасай партизан»,— продолжала Татьяна Ивановна.

Налетели, ударили громом,
Ярче молний сверкнули клинки,
Перед красным лихим эскадроном
Отступили и бою беляки.

А в сражении, в самом разгаре,
Дрался тот, кто подмогу привел,
И сказали бойцы: «Ай, да парень,
С виду ежик, а в сердце орел!»

— Вы обязательно напишите про Гришу Костенкова,— вдруг сказала Татьяна Ивановна.
— Он чем-то был знаменит?
— Ничем не знаменит. Беспризорник. Когда в детский дом привезли в 1933 году, устроили собрание: что делать с Косточковым? Ворует.
Кто за то, чтоб отправить в колонию? Все подняли руки. Только одна рука против. Это был его младший брат: «Не разъединяйте нас! Гриша никогда не будет воровать».

Гриша остался в детдоме. Потом он горнистом был. Всегда с шутками-прибаутками горнил. В 1941 году ушел па фронт танкистом. Горел в тапке, вылечился. Снова ушел на фронт. И погиб. Не забудьте про Гришу Костенкова!

...Я держу в руках фотографию. Стриженые мальчики, девочки с челками. Довоенный снимок.
На стендах музея детского дома заняла свое место и другая фотография — из города Фурманова. Пожилые лица, натруженные руки.

Лида, Клава, Зина, Таня Писарсвская...
___________________________________




ПИСЬМА ИЗ ГОРОДА ФУРМАНОВА

Я хочу начать с того, как попала в детдом. Моя судьба и судьба моего поколения связаны с историей нашей страны. Шли 30-е годы, годы первых пятилеток. Мои родители принимали участие в строительстве Магнитогорска. Была большая засуха, хлеб и продукты выдавали по карточкам, плюс тяжелые эпидемии тифа.

Мои родители умерли в возрасте тридцати двух лет, и двое малышей умерло. Нас осталось трое: Ваня — двенадцати лет, Сережа — шести лет и я. Мне было восемь. Старший брат Ваня повел нас в детприемник. Помню, был яркий, солнечный первомайский праздник 1933 года.

Кругом веселые лица, люди надели свои лучшие наряды...

В детприемнике нас вкусно накормили мясным обедом, такого я никогда не ела. Но не успели еще как следует пообедать, как за нами приехала грузовая машина. Нас посадили в машину человек тридцать и повезли на железнодорожную станцию. На вокзале просидели весь день, дотемна. Разбили на младшие и старшие группы.

Меня и Сережу определили в младшую, а Ваню — в старшую. Я так горько плакала весь день, не переставая, что охрипла. А Сережа не понимал, что нас разлучают.

Я плакала и причитала: «Никуда не поеду без Вани, я потеряюсь, я писать и читать не умею!» Мои слезы не были напрасны. Добрые воспитатели переговорили, прибавили нам годы и перевели в старшую группу к Ване.

5 мая 1933 года приехали в Оханск. Было холодно, шел мокрый снег. Многие из нас были в легких платьях, босиком. Но никто не заболел.

Первые годы в детском доме было трудно из-за питания и одежды. Спали мы на соломенных матрацах и подушках, которые набивали на скотном дворе. Веселья что было, пока набивали! С сенозала в сугроб прыгали, кувыркались, в общем, баловались по-детски. Чувствовать себя безродными нам не приходилось.

Вначале я жила в Шалашинской коммуне. Директором там был Георгий Иванович Попов. Мы его очень любили.

В 1936 году Ваню выпустили из детдома, он уехал учиться. А Сережу в 1934 году сыновили, но потом снова отдали в детдом.

Наша жизнь в детском доме была разнообразна, наполненна, нам скучать было некогда. Нас учили вышивать, шить, кроить — это нам в жизни очень пригодилось. Мы работали в своем подсобном хозяйстве, занимались художественной самодеятельностью.

Когда кончался учебный год, проводили массовые гулянья на Зеленой горке. Переезжали на другой берег Камы на лодках. Сами гребли, песни пели под баян. Играл на баяне Ваня Лащековский, который потом погиб в годы войны.

Весело было но Каме. Мы зарывались в горячий песок и лежали. Летом река мелела, и горячего песку было много.
На берегу речки Очер мы отдыхали в пионерском лагере. Там росла ежевика, мы ее собирали и варили варенье на вечерний чай.

Некоторые не хотели отдыхать в пионерском лагере, потому что там не было кино. (Кино тогда еще было немое.)
Кто оставался летом в Оханске, тоже не скучал. Играли, работали в огороде. За каждым была закреплена своя грядка, победителям объявлялась благодарность на общей линейке.

Это были лучшие годы нашей жизни. Но снова выпало на нашу долю тяжелое испытание. Война. Наше детство кончилось, хотя мы еще были детьми.

Из Ивановской области приехал в детдом представитель и попросил, чтобы старших воспитанниц выделили для работы на текстильных предприятиях. Из Пермской области поохало из разных детских домов человек сто пятьдесят. Ехали долго, много видели слез. На каждой станции провожали на войну. Видели, сколько колоколов больших и маленьких грузили для литья оружия.

Когда приехали, поначалу на вокзале нас встретили плохо. Все же немалая семья вышла из вагона. Народ закричал: «Куда вы приехали, у нас нет хлеба!»
1 сентября начали распределять по группам. С образованием пять-шесть классов — на ткачих, семь-восемь —на ткацкое и прядильное оборудование ремонтниками.
Мужчин было мало — только старики и подростки. Все ушли на фронт, вот мы и заменили их.

Кроме основной работы, мы ходили на вокзал принимать раненых бойцов. В госпиталях выступали перед ранеными с концертами.

Чтобы фабрика не вставала, на санках возили торф с болота за 4— 5 километров. Потом построили узкоколейку. Насыпь сами делали, носили землю носилками. Кому было восемнадцать лет, ходили рыть окопы.

Стали прибывать эвакуированные ленинградцы. Каждый рабочий из своего небольшого пайка выделил по сто граммов хлеба, только чтобы их спасти. Так вот своим трудом мы помогали фронту. Как поется в песне: «Этот день мы приближали, как могли». И дождались победы!

Утром 9 мая (я ходила на работу к семи часам) узнаю, что кончилась война. Все ходят, переспрашивают друг друга: правда ли, потому что не все слышали по радио.
В девять часов остановили фабрику — и все на митинг. Кто плачет, кто смеется. Все как сумасшедшие стали.

Мои братья Ваня и Сережа воевали, остались живы, имеют награды. Сережа из детского дома ушел в юнги, учился на Соловецких островах и более тридцати лет служил на флоте. Живет в Баку, а Ваня — в Магнитогорске.

Мы, воспитанницы Оханского детского дома, по-прежнему работаем на Фурмановской ордена «Знак Почета» фабрике № 2, хотя и вышли на пенсию. Все мы дружим, как сестры. С детских лет и до старости вместе.
У меня двое детей и двое внуков. Хорошие ребята.

Клавдия Александровна
Баделина (Скобелева)
_____________________

Пишу вам о своей жизни. Может быть, ни одно мое слово в книгу не войдет. Я — простая работница, и судьба моя похожа на судьбы многих других людей. И всетаки я хочу написать из чувства благодарности к людям, которые нас воспитывали. Земной им поклон.
В первом классе я не училась. Когда нас привезли в Оханский детгородок, сразу посадили во второй. Сначала училась плохо, было трудно. Но во вторую четверть начала догонять, получать хорошие оценки.

Заведующим тогда был Виктор Петрович Быков (брат Павла Петровича, директора детгородка). Когда нас привезли в детдом, он был в командировке в Свердловске.

Приехал оттуда и привез шумовой оркестр. Все его окружили, ну и мы тут вертимся. Он увидел, что мы новенькие, говорит: «А это кто?» Я не растерялась, отвечаю: «Я — Зина, а это — Оля». Он говорит: «Ну, все ясно» И погладил меня по головке. И так он мне понравился, так я к нему привязалась. Какой-то он был необыкновенный, справедливый, заботливый. Бывало, поедет в командировку и обязательно возвращается с какими-нибудь подарками. Например, девочкам — гребенки, мальчикам — ремни.

Виктор Петрович очень любил с нами играть. Помню игру «Окуни и щука». Заведующий был «щукой». Кого поймает, тот и выходит из игры. А то сядем все до единого в лото играть, на стол ставят конфеты «подушечки».
Кто выиграет — тот «подушечку» получает от Виктора Петровича. Или вечер загадок. Директор опять с нами, наш судья. Хорошо было, весело.
Вечером Виктор Петрович нам часто рассказывал что-нибудь из истории нашей страны. Наверно, поэтому я до сих пор люблю читать исторические книги.
А то соберемся на рыбалку с ночевкой на реку Очер.
Виктор Петрович с нами. Горит костер. Мы сидим все с удочками. Наловим рыбы, утром идем домой. Нас спать положат, а повар уху варит. Потом будят: «Вставайте уху есть!»

Очень любили мы ходить в лес за ягодами, особенно за малиной. Сборы были долгие. Нужно было припасти корзины, ведра, в детдоме их не хватало. Тарой нас снабжали жители города. Очень хорошее чувство осталось у меня о людях Оханска. Все они нам доверяли, всё давали.
Выйдем за малиной после обеда, к вечеру до места дойдем. Переночуем. А чуть свет — уже ягоды собираем. Иногда с нами лошадь была, везла наши полные корзинки. А иногда сами тащили. Тяжело было. Но ведь и мы ягоды собирали не просто из удовольствия. Варили на зиму варенье, а это было подспорье к нашему небогатому столу.

Весной мы сажали огород, сеяли в поле горох. Вот объявят поход на горох — берем с собой наволочки. Наедимся зеленого гороху да еще полные наволочки набьем.

Была у нас своя скотина: корова, свиньи, кролики. Один раз наша свинья принесла маленьких поросят штук восемь. Я обнаружила ее с приплодом невзначай. Играли в прятки, я хотела спрятаться за баню. Смотрю — наша Катька лежит и поросят кормит. Потом мы раздали их в другие интернаты на развод.

С другими интернатами мы дружили, ходили друг к другу в гости, устраивали вместе праздники.
Я очень любила перед праздником украшать зал. Нас оставят по желанию несколько человек на ночь — и всю ночь мы гладим шторы, прибираемся, выдумываем разные украшения. Утром все встанут — так и ахнут, как все красиво. А повара всю ночь пироги пекут, готовят праздничный завтрак. У каждой кровати, пока все спят, разложат нам новое платье, ботинки, носки.
А еще могу сказать: никогда в жизни не ела таких вкусных пельменей, как в детдоме! Мясо у нас было не покупное, свое. Варили их в большом котле и ели, кто сколько хотел. Заведующий Виктор Петрович сидит в столовой, на гармошке нам играет, да еще советует:
«Побегайте и еще приходите есть!» Вот такие у нас были праздники. Запомнились на всю жизнь.

В 1941 году я окончила семь классов. Началась война. Первые два месяца после начала войны я работала воспитательницей в первом классе: работников в детдоме не хватало. И хоть совсем мал был мой педагогический опыт, а один случай я помню до сих пор.

Был у меня в группе мальчик — маленький такой, рыженький, непослушный. Ходили мы с ребятами в лес.
Он набрал стограммовый стаканчик земляники. Сам и
не попробовал. Просится у меня отпустить его в город, а зачем — не говорит. Я не пустила. Он заплакал. А оказывается, как я потом узнала, эти ягоды он хотел отнести своей учительнице Александре Дмитриевне Пономаревой. Я тоже училась у нее в начальной школе, мы все ее любили. В свое время мы тоже носили ей цветы и ягоды, когда шли с прогулки. А бывало, вечером она придет к нам в детдом, а потом мы ее идем провожать, человека три-четыре. Желающих было больше, но мы устанавливали очередь, и каждый свою очередь с нетерпением ждал.

Я до сих пор жалею, что не отпустила тогда малыша с таким добрым сердцем. Я его считала хулиганом, не очень-то он меня слушался. А когда я уезжала от них, он плакал, жалел меня. Вот ни фамилии, ни имени его я уже не помню.

В августе 1941 года с группой девочек по набору я отправилась работать на ткацкую фабрику в город Фурманов Ивановской области.
Трудно было. Помню, я успокаивала женщин-работниц: «Война скоро кончится!» А женщины, довольные, меня хвалят, что я хорошие слова им говорю. Добровольно в перерыв я стала читать газеты своим работницам, стараясь самые лучшие сведения им сообщить, и им легче было работать. И так они привыкли к моим политинформациям, что, где увидят, просят: «Зина, расскажи, что там на фронте делается». Знают, что ничего плохого от меня не услышат.
Всю войну мы, детдомовские девчата, работали вместе, держались друг друга, и это помогало нам в трудные минуты.

Сейчас мы уже бабушки. Далеко наше детство и юность. Но мы помним наш детский дом. Как было радостно, когда к нам в гости приехали Таня Писаревская и Рая Пирожкова. Сколько было воспоминаний! Как будто мы снова стали молодыми. А в детский дом, в Оханск, мы еще приедем!

Зинаида Григорьевна
Титова (Кучеренко)
_________________


В Оханский детский городок привезли нас зимней ночью. Накормили, согрели. Спать укладывали по двое, а маленьких — валетом, вчетвером. Коек не хватало. Это был, как я позже узнала, 1933 год. Мои родители и старшая сестра умерли от тифа. Я и маленький брат выжили. Мы долгое время были без надзора. Рано узнали, что такое голод, холод, обиды. У всех других детей, прибывших в Оханский детгородок, судьба мало чем отличалась от нашей.

Моему брату Боре было четыре года. Его взяли в дошкольный детский дом. А мне — девять лет, я попала во второй детдом, где заведующей была Клавдия Владимировна Костромича (звали мы ее в это время просто тетя Клава).

В Оханске было тогда три детских дома. Я жила во всех трех. Помню многих девочек и мальчиков: Вера Шторц, Рая Сартакова, Оля Неуймина, Мария Лащеновская, Ваня Скобелев, Катя Туманова. С некоторыми до сих пор судьба не разлучила нас, поддерживаем друг друга и в горе, и в радости. Это Зина Кучеренко, Лена Валькова, Клава Скобелева, Лида Романова и Зина Козлова.

Жили мы, конечно, в то время еще не богато. Но у нас все было по-домашнему. Мы радовались каждой новой вещи, обновке, и умели беречь. Помню, в детский дом привезли пианино, оно, конечно, было уже не новое, так мы не давали сесть пылинке на него. У нас на окнах, дверях, тумбочках все шторы и салфетки были вышиты или выстрочены ажуром вручную. За чистотой следили сами, полы драили до белизны (они были не крашены).

Дисциплина у нас была на высоте. Каждое нарушение в конце дня обсуждали на линейке и выносили наказание (самое страшное, когда не брали в кино).

Как все дети, мы любили петь, плясать, играть. Всегда с нетерпением ждали Новый год. Сами ездили в лес за елкой, украшали самодельными игрушками. Красили бумагу и делали из нее хлопушки, «кораблики», «цепи».
Елка была очень красивая. Обязательно устраивали карнавал. Костюмы готовили из марли, старых простыней.

Запомнился мне один случай. Я и моя подруга Зина Кучеренко ничего не могли придумать, а через два дня — карнавал. Вечером уже легли спать, а Зина как закричит: «Ура, я буду пограничником!» Я говорю: «А я тогда — пограничным столбом!» И на другой день мы забегали!
Форму пограничника мы нашли: из армии вернулся парень и дал нам. А я из простыни сшила платье, сделала шапочку конусом. В общем, получился столб. Мы взяли старую берданку, собаку и пришли на карнавал.
На маскараде получили первую премию. Нам дали сатина черного на юбки в складочку.

Таким было наше детство. Незабываемое детство.
Незабываемый детский дом.
В 1941 году я окончила семь классов. 22 июня наш детский городок был на массовке за городом в лесу.
Мы играли, радовались, не подозревая, что уже началась война.

В конце августа нас, 22 человека, девочек, взяли в Ивановскую область в ФЗО.
Учились и работали на ткацкой фабрике ткачихами, прядильщицами, ре монтировщиками. Меня взяли на ремонт. Это физически тяжелая работа, до войны ею занимались только мужчины. С Зиной Кучеренко попали в одну бригаду.
Фронту нужны были бинты, марля, суровое полотно для белья. К 1944 году на фабрике остались одни женщины и подростки. И начальники, и мастера — все были женщины. Я работала на ремонте до 1949 года. Постепенно женщины стали освобождаться от тяжелых работ.
После войны меня и других детдомовских девчат наградили медалями.
Проработала я на фабрике 44 года. Имею двух сыновей. Мы не герои, не знаменитости. Просто честно жили и работали.

Галина Ивановна
Пашкевич (Ветеркова)
____________________


Я воспитывалась в Оханском детском доме с 1931 по 1940 год. Самый памятный день моей детской жизни — выпускной вечер. Из детдома мы уезжали учиться в ФЗО на ткачих в Ивановскую область.
И вот этот последний день перед отъездом. На вечере наши воспитатели Фаина Ивановна Кондрашова и Евдокия Павловна Загребаева с каждым выпускником старались потанцевать. И мы наперебой хотели с ними танцевать, для нас это было честью.
На другой день — отъезд. Мы уходили в самостоятельную жизнь, а были еще совсем детьми. Помню: мы идем на пристань, наши мальчишки играют в духовой оркестр. Для тех детских лет как-то непонятно, непонятно тосковало сердце.

С тех пор прошло почти полвека. Я ни разу не приехала в Оханск. А как нужно было приехать! Отдать низкий поклон и сказать благодарственные слова тем, кто обогрел нас в детстве, дал путевку в жизнь. Как нужно было приехать! Как порой запоздало говорим эти слова...

Лидия Григорьевна
Масленникова
____________________


«Как порой запоздало говорим благодарственные слова»,— пишет в последних строках письма бывшая воспитанница Оханского детского дома.
Не всем людям свойственно чувство благодарности. Дети, привыкшие получать все блага в излишке, не всегда помнят своих родителей. А детдомовцы — люди благодарные...
Детский дом в любые времена — не райская обитель. Что может быть горше сиротства!
И что может быть дороже человеческого участия в эти ранние годы! Став взрослым, каждый детдомовец помнит о людях, которые в пору детской беспризорности стали ему родным и, учили, наставляли и защищали от бед.
И потому нельзя забыть этот дом, где жизнь проходила на глазах у всех, в большой породненной семье.
В этой книге трудно поставить точку. В Оханский детский дом каждый год приходят новые воспитанники. Не голод, не война разлучили их со своим родным домом.
На сегодняшний день в нашей стране в детских домах живут 300 тысяч детей и 700 тысяч находятся в опеке, попечительстве или усыновлении. Почти 95 процентов нынешних детдмовцев — сироты при живых родителях. Их матери и отцы, в основном алкоголики, дегради-ровали социально и нравственно, потеряли права на воспитание детей. Сейчас перед детским домом стоят иные проблемы, чем, скажем, в 30-е или 40-е годы. Тогда нужно было прежде всего выжить, а выжить — это значит поесть. Детдомовцы жи¬ли наравне со всем народом. Не было хлеба в стране — не было его и в детском доме. И по¬тому — сами пахали поля, сами сеяли и убира¬ли. Нужда заставляла строить фермы, разводить скот, заготовлять дрова,— одним словом, зарабатывать кусок хлеба своими руками. Жизнь коммуной, где правили честь и справедливость, формировала бесценные челове¬ческие качества: независимость и глубокую порядочность, трудолюбие, гражданскую ак¬тивность. Бывшие воспитанники на всю жизнь сохранили в себе этот «детдомовский харак¬тер». Современный детский дом живет по иному «уставу». Нет причины думать о хлебе насущном. Он как будто сам появляется на столе. Но нынешнему детдомовцу тоже нужно «выжить». В опустившейся родительской семье он уже успел познать унижение и все низменные стороны жизни. И в это же время рядом с ним жили его сверстники в честной трудовой семье, с мамой и папой. И детский дом для него — это прежде всего не справедливость судьбы. Подняться над этой несправедливостью, «вы¬жить», стать человеком и гражданином — какое это нелегкое дело! Судьбой каждого ребенка озабочено все наше общество. 31 июля 1987 года ЦК КПСС, Совет Министров СССР приняли постановление «О мерах по коренному улучшению воспитания, обучения и материального обеспечения детей - сирот и детей, оставшихся без попечения родителей».
Второй пункт этого постановления учреждает Детский фонд имени В.И. Ленина. На счет номер 707 может внести свой посильный вклад каждый гражданин. Эти средства значительной частью пойдут и в детские дома.
Но это совсем не значит, что мы должны действовать по принципу: если дети лишены семьи, так давайте дадим им полное материальное благополучие, завалим их подарками, пусть они не чувствуют хотя бы тут своего неравенства. Конечно, и в этом есть справедливость. Но суть все - таки в ином: помощь фонда создаст лучшие условия для воспитания человека, чем они есть ныне. Детский фонд — это фонд доброты.

ИТАК, СЧЕТ НОМЕР 707. ЗАПОМНИТЕ ЕГО!
80 лет существует Оханский детский дом.
И, видимо, будет существовать еще долго. Это горько. Но в то же время хочется верить, что его благородные традиции будут жить в каждом поколении и новые воспитатели с материнской любовью примут на себя заботу о детях.

Ирина Петровна Христолюбова
ДОМ, КОТОРЫЙ НЕЛЬЗЯ ЗАБЫТЬ
Документальная книга об Оханском детском доме, который в 1988 году отмечает восьмидесятилетний юбилей.