http://gorky.media/context/ya-...sya-lyudi/В издательстве «Эксмо» вышла книга этнографа и журналиста Дмитрия Опарина и фотографа Антона Акимова «Истории московских домов, рассказанные их жителями» — замечательное сочинение на стыке сразу нескольких жанров: частной истории, путеводителя по Москве и историко-социального очерка: гулять с помощью книжки можно не только по старинным подъездам или конструктивистскому дому-коммуне, но и по судьбам людей.
Зачем нужна эта книжка? Я очень люблю истории, связанные с преемственностью. В России тема преемственности болезненная. Из-за всех этих революций, смен режимов, миграции, переселений одних туда, других сюда, разрушения городов во время войн и во время модернизации, в России нет булочных, которые на протяжении двухсот лет принадлежали бы одной и той же семье, — хотя мы европейская страна. В Европе нить времени не рвется постоянно, а сохраняется, на нее нанизывается все больше бусин. Когда я находил семьи, которые живут в одной квартире на протяжении ста или более лет, это доставляло мне необъяснимое удовольствие. Конечно, это крупицы, но мне важно было найти такие исключительные случаи, чтобы примириться с городом, увидеть эту преемственность.
Я начал заниматься темой в 2011 году, когда вел рубрику в журнале «Большой Город». В каждом выпуске появлялась новая история об одном московском доме. Мы с коллегой, фотографом Антоном Акимовым брали в основном жилые дома, я писал историю здания – когда и кем построено, какой стиль, когда перестраивалось, кто жил до революции, кто жил в советское время. Во второй части люди рассказывали о себе, это были такие старомосковские повседневные воспоминания. И постепенно я начал понимать, чем жили обычные москвичи с 1930-х по 1980-е. Потом, в рамках издательской программы «Музея Москвы», мы решили сделать из этого книгу, дополнив готовые материалы историями про еще десять домов.
Вообще я этнолог, занимаюсь коренными народами Севера, и для меня человек с его переживаниями, сомнениями, ошибками и воспоминаниями находится в центре и исследовательской деятельности, и моего видения мира вообще. Мне интересен частный человек. Я работаю в селах — чукотских, хантыйских, ненецких, я работаю среди мигрантов-мусульман в Москве, то есть среди людей по сути безгласных, которым не уделяется никакого внимания. Все зациклены на выдающихся деятелях искусства, литературы, культуры и не замечают обычного человека. Поэтому я старался избегать зданий, где жили выдающиеся люди, избегал мемориальные дома — мне намного интереснее было найти торговку зеленью, массажистку, какого-то банковского служащего, преподавательницу гимназии и написать о ней, рассказать о ее судьбе.
Во время работы над книгой я уже мог работать спокойно, ходить в архивы: чем дольше делаешь один дом, тем лучше получается. Я ходил в исторический архив Москвы, в производственные архивы, в РГАЛИ. Потом с документами я приходил к жителям и рассказывал им то, чего они не знают о собственном доме, а иногда даже о собственной семье. У жителей возникал интерес, они вовлекались в работу, звонили одноклассникам бывшим, соседям, пытались их найти. Когда книга была уже сверстана, появилось множество новых фотографий, архивных документов, новые жители и тд. «Где все вы были раньше?» — думал я. Любой старый московский дом интересен: можно открыть множество исторических, культурных и социальных слоев. В каждом доме отражаются не только локальные, но и масштабные процессы, которые шли в городе и в стране на протяжении XX века.
Кроме всего прочего я работаю в Музее Булгакова и веду там исследовательский проект по истории дома на Большой Садовой, он известен в первую очередь как место, где жил Булгаков. Это первый московский адрес Булгакова, туда он поселил героев «Мастера и Маргариты». Нехорошая квартира — одна из более чем пятидесяти, но она доминирует над всем домом. А дом построен в 1904 году, там жило множество невероятно интересных людей, чьих потомков я тоже встретил. Есть фотография, которую сделал Уильям Кляйн, известный французский фотограф. Он сфотографировал в 1960 году двор, там мальчики играют в пинг-понг на деревянном столе. Однажды я встретил людей, которые помнят этот дом в детстве в 1960-е годы, и они мне рассказали, что просили дворника сколотить этот деревянный стол для пинг-понга. Потом в домовой книге послевоенной я нашел имя и фамилию этого дворника, татарина из Нижегородской области (в Москве чаще всего дворниками в советское время почему-то были именно татары). И вот так с помощью художественной фотографии воспоминания людей о детстве и архивные документы соединяются в историю про этот стол для пинг-понга.
В центре есть люди, живущие тут давно, которые чувствуют связь с этой территорией — они не ограничивают жизненное пространство только своей квартирой. Например, Мария Крупнова — ее семья живет в огромном доме на Солянке с самого начала 1920-х годов. Она занимается садоводством и делает очень красивые клумбы и садики по всей территории Ивановской горки и около Кирхи, около Палестинского общества и в прилегающих дворах. Там же множество дворов, целый комплекс. Она привозит туда какие-то старые вазы, тут завьет, там пересадит, все вместе создает очень здоровую среду в районе. Или, например, был дедушка один, который жил в Старосадском переулке, он разводил голубей в бывшей дворницкой, пока его не убили бомжи. Ну то есть побили бомжи, а потом он умер в больнице, и сейчас дворницкая является дворницкой. Дворницкая красивая, такая маленькая избушка начала XX века, каменная, 1903 года постройки, и он там разводил голубей. Я его спрашивал: «Сколько у вас птиц?», а он говорил, что никогда не считал, потому что это плохая примета — пересчитывать питомцев. То же самое делает Николай Аввакумов в Подколокольном переулке. Он лучше всех в Москве знает Хитровку, Ивановскую горку, самостоятельно реставрирует свой дом, даже нашел там изразцы XVII века. Николай сам живет и работает в палатах XVII века (он скульптор). Он тоже сделал садик у себя, устраивает вечера во дворе, джазовые концерты, кинопоказы, куда приходят жители окрестных домов, его друзья. Очень важно, когда люди выходят за пределы своей квартиры и начинают обустраивать территорию вокруг.
Есть масса очень интересных малоизвестных деталей московского быта, существующих на протяжении десятилетий. Например, птичник на Чистых прудах – его организовал в 1970-е Эльдар Таривердиев, бывший спортсмен, сейчас он работает тренером. Он до сих пор разводит птиц. Живут фазаны, лебеди, другие птицы. На зиму Таривердиев их увозит за город. В птичник он иногда привозит даже пони, сделал там бассейн для детей. Сейчас его территория значительно сократилась, потому что офис по соседству построил себе парковку, но в принципе он никуда не делся, фазаны и лебеди все так же живут там. Это же замечательная история.
Я очень болезненно отношусь к тому, что происходит с Москвой и со старыми городами России. Уничтожается историческая застройка, которая создает образ и атмосферу города, которая с художественно-архитектурной точки зрения не представляет большой ценности, но с точки зрения города как живого организма, с точки зрения памяти города крайне ценна. Поэтому в моей книге почти не упоминаются памятники архитектуры.
Один из главных плюсов Москвы — многообразие культурное, этническое и социальное, архитектурное. Если берешься за московскую тему, начинаешь писать о городе, о домах, о жителях, волей-неволей у тебя получается книга-мозаика. Большая часть домов, которыми я занимался — дореволюционные, там есть бедные, есть очень богатые дома, есть довольно-таки бедные квартиры в доходных домах, есть роскошные одиннадцатикомнатные квартиры с безумной лепниной, домовладельческие.
Я хотел показать в книге, что Москва — город, в котором сосуществуют и глубоко укоренены армяне, татары, евреи, немцы и даже ассирийцы с китайцами. Часто дом оказывается своего рода иллюстрацией какого-то крупного явления: например, дом около синагоги в Старосадском переулке олицетворяет еврейскую Москву, поэтому я пишу и о ней, и в целом о значении района для евреев города. Татарская Москва. Меня всегда поражало, что в Москве, например, было до революции две мечети. Ни в одном европейском городе в это время, в начале XX века, не было мечетей. В Париже первая мечеть появилась в 1920-е годы, а у нас уже были две каменные мечети с минаретами, где муэдзин читал азан, призывал к молитве — и это говорит о богатстве и многообразии города. Я не принимаю московское высокомерие и заносчивость. Именно поэтому в книге есть интервью с дворником из Средней Азии. Я пишу о том, как невероятно красивые коммуналки на Мясницкой улице заселили киргизы, там лепнина не то что на потолке, даже на стенах есть. Они там основали киргизские анклавы, если им скажут уходить – они уйдут оттуда, они подневольные люди в этом плане. Но они для меня такие же жители города и такие же равноправные члены городского пространства, как и тот, чья семья живет здесь с дореволюционного времени.
В моей книге есть отдельная вставка, посвященная миграции. За счет чего город так бурно рос? За счет миграции, не за счет рождаемости. Население Москвы за XX век увеличилось в десять раз. Безусловно, это не благодаря естественному приросту, это миграционный прирост. Это, с одной стороны, беда Москвы, с другой — беда всех близлежащих регионов, потому что основной поставщик населения Москвы — области, которые окружают Москву: Смоленская, Тверская, Тульская, Владимирская, Ярославская и так далее. Москва истощает эти территории, хотя по идее они должны быть самыми многонаселенными, ведь это сердце русской государственности, исторический центр страны. Но единственный большой город, который появился вокруг Москвы за последнее время, город-миллионник, — это Нижний Новгород. Он находится в четырехстах километрах от Москвы. То есть Москва как бы выжигает вокруг себя всю эту территорию, сама от этого страдает и обескровливает соседние области.
Моя мечта — сделать такую же книгу, но уже не о городе, а о русской деревне: отправиться в Ярославскую область, поездить по селам. Можно проехать Вологодскую или Костромскую область и просто поговорить с жителями — часто там живут бабушки и дедушки, предки которых построили эти дома до революции. Фотографировать наличники, декор, убранство, записывать истории бабушек и дедушек об их деревне, об их доме, ездить в местные архивы, собирать старые фотографии, все то же самое, но только на деревенском материале. Это моя мечта. Если найдутся деньги, может какой-нибудь губернатор даст, то мы обязательно сделаем книжку.
