Nick2018Ну вот, выбрал времечко кратко поговорить о самоубийцах-офицерах во времена русско-японской войны, но суждения мои оценочные и на объективность не претендуют.Когда планировалось начать работу над справочником по смертельным офицерским потерям в войне, то первоначально была мысль создать биографический справочник по всем офицерам, ставшим жертвами войны: включить не только боевые потери, но и смерть от болезней, несчастных случаев, угара, пьянства, вооруженных стычек между своими же и, в том числе, от самоубийств.
С одной стороны, действительно – боевой офицер, получивший, скажем, 4 ордена за кампанию, труса не праздновавший, летом 1905 попил гнилой водички и умер от тифа, а не от ран.
И мы его не включаем… Как-то обидно за такого офицера. Да и просто я видел документы такого типа:
Жена умершего офицера пишет, что муж прошел войну от Ляояна до Сыпингая, заслужил 4 ордена, умер от тифа. У них трое детей, а Александровский комитет о раненых берет под покровительство семьи офицеров, исходя исключительно из формулировки приказа. Их семье в покровительстве отказано. И как жить?.. Нельзя ли пенсию побольше?
А нельзя -- умер-то он от болезни, А в положении об Александровском комитете все регламентировано. Ну хорошо хоть образовался еще и Алексеевский главный комитет, куда можно было обратиться...
С другой – есть некоторые сдержки этического плана. Бывают болезни, которые принято считать не вполне, что ли, приличными (хотя что тут? гриппом заразиться – не зазорно, тифом – обидно, а люэсом – постыдно, хотя все это – жизнь, а вылечить болезни тогда было непросто). Бывают обстоятельства, которые человека могут и не красить. Короче говоря, в жизни есть,
и должны быть, какие-то сокровенности, которые не стоит обнародовать, даже если они тебе и известны.
Но дело даже не в этом. Методически оказалось почти невозможным вычленить людей, умерших в Маньчжурии в период войны. Это происходит потому, что существует разница между самим событием смерти и датой исключения из списков, которыми нужно оперировать, составляя список персон для включения в справочник. Представим себе, в середине января 1905 года выходит ВП об исключении умершим офицера какого-то полка (название здесь неважно)… Нам известно, что этот полк на театре военных действий с начала января 1905 г. Где человек умер? Успел он доехать в Маньчжурию? Ну вот, оказывается при рассмотрении, что нет – застрелился по дороге, еще в Европейской России.
Или ехал эшелон, офицеры в свой вагон натаскали всякого скарба, захламив все выходы… а ведь говорил им начальник эшелона, как-то примерно так:
– Что ж у вас тут не пройти, господа?..
– Да ладно… Мы уж привыкли.. Садитесь, подполковник. Шустовского коньячку выпьем за грядущую победу, в картишки не желаете ли? папироски вот, и сигары приличные есть, ежели захотите…
Короче -- пили-курили, да и загорелся офицерский вагон, и выбраться многие не смогли, а дело еще в Сибири произошло, до войны они не доехали, хотя исключены в сроки, когда полк уже в Маньчжурии.
В общем - это методическое затруднение. К теме самоубийств оно имеет то отношение, что не всегда можно с точностью сказать о дате и месте смерти.
Теперь о суициде среди офицерства, как явлении в том виде, как я его понимаю на период начала 20 века.Начнем с того, что часть образованного общества уже с конца 19 века была поражена разными формами декаданса, в том числе «модой на самоубийство».
Достаточно широко было распространено и толстовство, учившее не убивать, даже врага, намеревающегося убить тебя. Странное время: офицер вполне считал себя вправе служить в войсках, получать жалование, заниматься с солдатиками учебными стрельбами, мирными маневрами, шагистикой, но сам по себе – был не боец. Ну что тут сказать? Страна долго не воевала – дело, наверное, в этом.
А вообще, есть две категории офицеров:
– мирного времени. У них порядок в отчетности, вовремя поданные донесения, вымуштрованные денщики, отутюженная форма. Все это хорошо, но в военное время такие офицеры бывают зачастую совсем не на месте.
– офицер типа
«в военное время незаменим, в мирное время непригоден» (просто встречаются подобные аттестации.
Давным-давно я начинал изучение РЯВ с детализации обороны Порт-Артура. Мне казалось – вот, изолированная крепость. Уж кто там есть, тот и есть. Мало, кто туда прорвался, мало, кто оттуда выбрался, там проще уяснить систему, чем в Маньчжурии, открытой для перемещений – кто приехал, кто уехал, разобраться трудно.
Ну вот, только в Артуре среди сухопутных офицеров я насчитал 8 самоубийц, а были и среди морских. Формулировки бывали чудные, такого типа:
«покончил с собой из страха быть убитым» или
«из-за нежелания убивать» (не дословно, а по сути).
Конечно, бывали еще самоубийства калек после ранения, которые не хотели продолжать жизнь в инвалидной каталке (например, Н. С. Резанов – он в справочнике есть, С. 523) – но это несколько особые случаи.
Зачастую стрелялись здоровые офицеры. Причины могут быть разные: женщины, карты, долги, депрессия от поражений, служба в какой-нибудь этапной дыре, где рядом с тобой несколько бурятских казаков для посылок, да несколько чирикающих на неизвестном наречии китайских семейств. Я не к тому, что забайкальские казаки – нехороши (хороши, но для своих), что китайцы плохи (неплохи, но для китайцев). А ты-то один, ты не из их круга. так что бывало - пара бутылей местной ханжи в глотку и револьвер в рот…
Из известных мне и наверняка неполных материалов метрических книг полков и госпиталей, архивных материалов об офицерах войны я, не считая поштучно, думаю, что смог бы (но считать не стану) назвать десятков 6–7 (возможно, до сотни) офицеров-самоубийц на фронте войны с Японией.
В предисловии к справочнику я писал, что в войсках, непосредственно действовавших против Японии, было около 11 000 офицеров и классных чиновников. Так что при моей оценке (до сотни) получается, что число самоубийц-офицеров может достигать 1%, что очень немало.
Но я никак на своей оценке не настаиваю, просто высказываю мнение по вопросу.
Насколько я помню, именно после РЯВ в России стала оформляться "военная психология", как особая отрасль "душеведения".