Лейб-гвардии Литовский полк - Генеалогический форум ВГД. Тема №102017

Воспоминания генерал-лейтенанта Лишина Андрея Фёдоровича 1801 - 1898г г Открывок. https://textarchive.ru/c-1181267-p2.html

СЛУЖБА В ЛЕЙБ-ГВАРДИИ ЛИТОВСКОГО ПОЛКА В ВАРШАВЕ.

Впоследствии некоторое время я состоял адъютантом начальника той же 25-й дивизии генерал-майора Рейбница, а в октябре 1827 года адъютантом к командиру Литовского Отдельного Корпуса генералу от кавалерии графу Ожаровскому, до выхода того в отставку, в виду нерасположения цесаревича Константина Павловича. После того, 18 декабря 1827 года, я был переведён в Варшаву и, милостиво принятый цесаревичем Константином Павловичем, был назначен адъютантом к начальнику Главного Штаба Его Императорского Высочества Цесаревича Генералу от Инфантерии Графу Д.Д.Куруте. По воле цесаревича граф Курута вверил под мою команду сформированный в Варшаве батальон кантонистов. Батальон состоял из подростков назначенных Императором Николаем Павловичем в распоряжение его августейшего старшего брата Константина, количеством до 500 человек, от 13 до 20 лет. Это были дети солдат из разных батальонов, преимущественно из городов Западной России. Я командовал этим батальоном пять, шесть лет и успел приобрести любовь, уважение и беззаветную преданность своих питомцев. Я не прибегал к тогдашней системе; как молодой офицер – я не знал палки, и моё доброе, высоконравственное руководство принесло прекрасные плоды. Вспыхнула кровавая польская смута и в самом очаге восстания, кантонисты, взятые в плен, не изменили, не один из нескольких сотен, долгу присяги. Факт в высочайше степени замечательный и впоследствии официально подтверждённый.

Служа в войсках, находившихся в Варшаве, под начальством цесаревича и великого князя Константина Павловича, лейб-гвардии в Литовском полку, и пользуясь его милостивым вниманием и доверием. Я, состоя адъютантом при графе Куруте, имел особое поручение быть начальником отделения военных кантонистов, избранных из киевского, псковского, витебского, смоленского и херсонского отделений и поступивших в распоряжение его высочества. Воспитание их было предметом особых забот блаженной памяти государя и цесаревича. Из взрослых был составлен батальон, который в приёмах и фронтовом учении не уступал лучшему из гвардейских полков. Находясь при них, я удостаивался особенного расположения моего начальства, так как наука и поведение этих молодых людей, всегда обращали лестное на них внимание. В помощь мне было прикомандировано 4 офицера из гвардейских полков – лейб-гвардии Литовского подпоручики: Красинский и Забелло, и лейб-гвардии Волынского подпоручики: Грушецкий и Каменский. Лагерь мы занимали на территории 2-го егерского полка, который держал караул в крепости Замостье. Располагались мы в бараках, и трёхмесячное пребывание наше в лагерях не тяготило нас, а доставляло удовольствие. Всё делалось по воле его высочества и, кроме похвалы и одобрений, никогда косой взгляд начальства нас не тревожил. Поведение кантонистов было беспримерно, нравственность самая чистая, и, командуя ими, я считаю счастливейшим временем в моей жизни.

Обучали их, по приказанию цесаревича, математике, истории, географии, артиллерии и полевой фортификации особо избранные чиновники. Устройство учебного порядка было поручено чиновнику 6-го класса, академику словесности, Ивану Михайловичу Фовицкому 1-му, состоявшему при его высочестве.

Император Николай Павлович, в бытность свою в Варшаве, в 1829 году, неоднократно удостаивал молодых людей своим посещением, равно также изволил делать смотр во всех частях фронтовой службы и, находя их отлично знавшими своё дело, изъявлял лично своё удовольствие его высочеству, как отцу и основателю этого заведения; я при этом удостоился получить чин за отличие, годовой оклад жалованья и его величество, удостоив меня поцелуя, сказал: « Я тебя прошедший год благодарил и теперь благодарю; старайся, чтоб брат тобою всегда был доволен». 12 мая 1829 года за отличие по службе мне был присвоен чин поручика, а 6 июня 1830 года выдано годовое жалование, за отлично-усердную службу и по бедному состоянию.

Служба в Варшаве тем более прельщала меня, что представляла уже нечто заграничное, которое я давно мечтал увидеть, но увидел уже в позднюю пору моей жизни.

Общество офицеров л.-гв. Литовского полка отличалось тесным товариществом, либеральными мнениями Александровских времён и полным сознанием своего достоинства, как корпорации. Из офицеров полка было много хорошо образованных и прилежно читавших политические и военные сочинения. А так как эти офицеры имели большое влияние на всё общество, то и другие старались следовать их примеру. Вообще, в продолжение всей моей службы, я мало встречал гвардейских полков, в которых бы был такой превосходный дух, как в Литовском полку.

Жители из поляков не имели большого желания сближаться с русскими офицерами, а они, в свою очередь, не искали этого сближения, и потому довольствовались только общественными удовольствиями, театрами, концертами в публичных садиках, прогулками и своим обществом. Все почти офицеры полка были холостые, великий князь не любил женатых офицеров, что, по его мнению, было вредно для службы. Когда я прибыл в Варшаву, в полку была только одна дама, жена подпоручика Тинькова, прелестная Прасковья Сергеевна, всех нас очаровавшая своей добротой и любезностью. Я был весьма радушно принят обществом полка и в, непродолжительное время и интеллигенция полка приняла меня в свою среду, за мою любознательность. Разумеется, я отдался с увлечением чтению, имея возможность получать всякого рода книги.

В то время я жил на Сенаторской улице, в доме, называемом Блака-палац. Сожитель мой, был Литовского полка подпоручик Николай Афанасьевич Обручев. Это был пламенный последователь Руссо и можно представить, какие споры и пререкания возникали между нами, так как я был сторонник миросозерцания Монтескье, Франклина и Вейсса. Обручев был очень странного и необщительного характера, но чрезвычайно образованным и достойным человеком.

Великий князь был всегда со мною любезен и часто говорил начальнику штаба Куруте: «Не правда ли, Дмитрий Дмитриевич, что Лишин очень похож на своего бывшего начальника генерала Гогеля». Как представлялось это сходство Константину Павловичу – не понимаю.

Были у меня два приятеля швейцарца: учёные педагоги в отделении кантонистов Фавр и де-Фош, и общество которых имело на меня самое благодетельное влияние. Они жили в разных странах Европы и были весёлые и любезные собеседники, а так как язык нашего общения был французский, то мне быстро удалось совершенно свободно говорить по-французски.

Много офицеров Литовского полка не позволяло себе глохнуть в одних только механических фронтовых занятиях, а старалось теоретически знакомиться с настоящим военным делом и развивать свой ум разнообразным чтением, особенно политическим. Все были пылкие сторонники парламентаризма, поэтому Литовский полк был на дурном счету у великого князя, который не любил, когда офицеры занимались науками, тем более политическими. Цукерня (кондитерская) швейцарца Лурса доставляла нам возможность читать европейские журналы и газеты.

Интимное общество моё составляли: Форсман, Фавр, Фош, Пущин, Тиньков, остроумный Франковский, полковник Уланского полка. В годы моего пребывания в Варшаве, я с удовольствием посещал большой театр в Варшаве, где давали трагедии, драмы, комедии, оперы и балеты. Лучшие драматические актёры были Веровский и Богуславский, г-жа Лядуховская и Жучковская, комические: Жданович и Новаковский. Самые красивые танцовщицы: Мержинская и Домбровская. В Варшаве же я слышал удивительного скрипача Паганини и певицу Зонтаг. Была небольшая французская труппа, потому что цесаревич очень любил французский театр. Из комиков можно вспомнить Сарте и Герве.

Прибытие 5 мая 1829 года, в Варшаву, Николая Павловича для коронации царём польским, хочу описать особо. Царь въезжал в Варшаву верхом, имея по левую руку цесаревича Константина Павловича. Наследник престола Александр Николаевич и великий князь Михаил Павлович следовали сзади рядом. Приятно было видеть двух братьев, сделавших обоюдное пожертвование, неслыханное в летописях честолюбия. Государь произвёл на всех огромное впечатление своим величественным видом. По улицам, где проходило шествие, во всех окнах увешанных коврами и материями, теснились дамы, бросавшие цветы. Вечером город был блистательно иллюминирован и наполнен гуляющими людьми и катавшимися в экипажах. Давно Варшава не видала такого торжества! Многие богачи сделали значительные взносы бедным. С прибытия государя до дня коронации были представления императору. Николай очаровал всех любезностью и говорил каждому представлявшемуся, что - либо приятное. 12 мая наступил день коронации. С раннего утра замковая площадь и прилежащие к ней улицы кипели народом. От королевского замка до собора св. Яна была выстроена галерея, пол, и перила которой были обиты малиновым сукном. Обе стороны галереи были прикрыты двумя рядами пеших и конных войск. За ними, где позволяло место, были устроены амфитеатры, в которых могло помещаться более трёх тысяч дам. Вид этих амфитеатров, наполненных дамами с разноцветными зонтиками и шляпками, был весьма эффектен. После освящения королевских регалий в соборе, они были перенесены в сопровождении духовенства в тронный зал замка; только трон короля польского был оберегаем русскими гренадёрами дворцовой роты. Коронование происходило по церемониалу, государь при чтении молитвы был чрезвычайно тронут. По окончании церемонии в тронном зале, царь направился в собор, за императрицей шла княгиня Лович с наследником. В соборе 300 музыкантов, певцов и певиц исполнили Te Deum Карпинского, капельмейстера варшавской оперы, одно из лучших музыкальных произведений в этом роде, по мнению знатоков. После коронации начались празднества. Балов было пять: при дворе два, один в ратуше от города, один в биржевом зале от послов и депутатов и один у князя Замойского. В первый раз в жизни мне привелось участвовать на таких великолепных балах.

По отъезде Императора всё вошло в обыденный порядок.

В мае 1830 года император Николай прибыл в Варшаву для открытия сейма королевства польского, на котором выступил с речью 16/28 мая. Из всех балов, бывших в Варшаве, во время пребывания в ней императорской фамилии, без сомнения самые блистательные были два танцевальных вечера у императрицы во дворце королевских лазенок (бань). Прелестное положение этого дворца, между двумя большими прудами, много тому способствовало. Мост со статуей Яна Собесского, победителя турок, находящийся против дворца, и противоположная сторона пруда были иллюминированы. Публика, не приглашённая на бал, могла прекрасно видеть с террасы, идущей кругом дворца, все залы, через огромные, доходящие до земли, окна. Императрица восхищала всех зрителей блеском и вкусом своего туалета и превосходной манерой в танцах, которые она очень любила. Николай Павлович ничего кроме польских танцев не танцевал, за то очаровывал всех своей любезностью.

Лишин Андрей Федорович. Фото здесь https://forum.vgd.ru/post/3680...#pp3117917