Павел Петрович Афанасьев

продолжение


В ночь на 2 ноября Муладзе таким же образом вывел вторую партию в 21 человек, но уже со связанными руками.
Доведя до моста, их загнали в землянку и приказали переобуться для следования на Белгород. Переобувание делали стражники. Приговоренные к смерти понимали смысл переобувания, но они, будучи связанными, покорились участи.
Стражники вышли наружу, вынося полную обувь. Вдруг зарокотал в упор пулемет. Раздался вопль раненых, предсмертные хрипы и стоны. Когда затих пулемет, стены землянки были голы, на земле лежала груда тел. Пар валил наружу.
-Вытаскивай падаль! – крикнул Муладзе. Стражники полезли внутрь и начали выволакивать мужиков за ноги.
- К речке – потребовал Муладзе.
Их волокли, как собак, и запихали в прорубь. На груди одного что-то блеснуло. Стражник пошарил рукой, и глаза его заблестели.
- Что? – спросил другой.
- Крест медный, - ответил тот
- Пихай под лед, не золото.
- Не лезут!
- Дави. – остервенело кричала «культура».
Все сопели, кружились, давили вниз и, наконец, выпрямились. Из воды торчали руки и ноги.
- Становись! – крикнул Муладзе, -кругом марш!
И в воздухе четко зазвучали среди могильной тишины ужасного кладбища Псла мерные звуки шагов христолюбивого добровольческого воинства.
В тот же день «кто - то» наклеил на землянке небольшую записку, написанную неграмотной и «некультурной» рукой красными чернилами:
Свобода мать! Твои сыны,
Любя тебя дороже жизни,
Во имя светлое отчизны
Сложили головы свои.

окончание главы


По шоссе мимо ехала буржуазия на юг. Помчалась государственная стража, потянулись четырнадцать подвод Муладзе с добром. Возле его жены скакали стражники Мануйленко и Быстрицкий, следом плелся важно поп Смоленский Павел и кое – кто из знати: земский начальник Павлов лежал закутанный в шубе на дровнях, земский десятник Кошерников согнулся в козырьках. Китаец Ван с семьей офицера Захарьина, городской голова Филипенко и другие. Потянулись и фронтовики в попонах и рогожах, укрытые платками, онучами и просто тряпками.
Все спешили, оглядывались и крестились. Но кровь у моста била их в лицо, они отворачивались и в ужасе шептали «Ах боже мой».
Под давлением частей Красной Армии добровольческая армия прошла через Обоянь, не останавливаясь.
5/18 ноября в город вошли сибирские и латышские части Красной Армии. Они гнали белых на юг, не давая им передышки.
7/20 ноября. Ветер свистел, мелкий снег с крупой резал лицо. Сухая Солотина прижалась к балке.
В хату, где осенью стоял штаб белых, вошел полковник, вошли офицеры. Хозяин хаты забрался на печь.
Полковник тяжело опустился на табурет и охватил обеими руками голову; он плакал.
Офицеры заговорили:
- Что вы, господин полковник, распустили нервы! – Он вскинул голову.
- Я, господа офицеры, не выдержал. Вспомните сентябрьский вечер, эту хату, наше совещание перед наступлением на Обоянь. Надо же было задержаться под проклятой Обоянью на два с половиной месяца летнего времени. У большевиков на этом направлении войск не было до Москвы. При известной смелости мы могли проскочить в неделю к ней, а теперь мы биты мужиками. Все пропало, мы откатываемся к Черному морю.
В это время недалеко упал от хаты снаряд и разорвался. Все выскочили на двор.

Вот такой документ

Александра Владимировна, подскажите, что-то сохранилось из документов, фотографий по периоду когда Павел Петрович занимался с беспризорниками и работал в обоянском Детском доме? Заранее спасибо и наилучшие пожелания!

Вот еще документ о событиях зимы 1917-18 г.г. до прихода немцев в Обоянь



К декабрю [1917 г.] продовольственная управа, возглавляемая Непиющим, стала центром для всех, кто был против большевиков. Непиющий говорил крестьянам: «Какая теперь работа, когда совершается насилие в центре. Надо переждать месяц-другой, пока большевики не сломят себе голову!». А крестьяне, ехидно улыбаясь, поддакивали: «Сломят, сломят».
В начале декабря состоялось очередное уездное земское собрание в новом составе. По старой традиции была рассмотрена смета уездных приходов и расходов. Налоги были увеличены вдвое. Смету подписал комиссар земства эсер Бородин (с. Кулига) и помощник его учитель села Пушкарного эсер Илья Васильевич Бочаров.
К концу земского собрания явился «старый бог» уезда член Учредительного собрания эсер Русанов и был встречен громом приветствий «золотой политической эсеровской осени». Он со слезами на глазах рассказал о случившемся в Петрограде факте захвата власти большевиками и о разгоне Учредительного собрания.
Член народного совета правый эсер из помещиков Александр Ильич Скрипченко, к этому времени вступивший в должность комиссара уезда, вошел в экстаз. Он говорил: «Гибнет Русь! И гибнет все!». Грозил большевикам всеми карами неба и в конце заплакал. Это так подействовало на некоторых гласных крестьян из кулачков и попов Федюшина из Котельниковой и Сергеева из Горяйнова, что они сидели, подпершись ладонями щеки, и всхлипывали.