Владения Огаревых

пост Evdjiniya по владениям Стрекаловых

Стрекалов Федор Григорьевич
ФИО:Стрекалов Федор Григорьев сын

Сословная принадлежность: Дворянин

Ранг: Полковник (на 1776/1780 гг. по ЭП)

Имения:
Тульская губ., Тульский у.:
сц. Овсянниково,
Тульский у., Тульская губ. с пустошами (Совладельцы: майор Стрекалов Иван Иванович, прапорщица вдова Стрекалова Ефимия Ивановна и малолетние ее дочери Стрекалова Александра Алексеевна, Стрекалова Мария Алексеевна и Стрекалова Анна Алексеевна, майор Лихарев Андрей Иванович, тульский купец "бумаженои и полотнянои фабрик содержатель" Девяткин Андрей Иванович "с выделеннои церковною землею по приходу к селу Прудново Рудаково тож);
д. Кудрявцова Стрекалово тож, Тульский у., Тульская губ. (Совладельцы: майор Стрекалов Иван Иванович, вдова прапорщица Стрекалова Ефимия Ивановна и дети ее Стрекалова Александра Алексеевна, Стрекалова Мария Алексеевна и Стрекалова Анна Алексеевна, бумажной и полотняной фабрик содержатель Девяткин Андрей Иванович).

Тульская губ., Крапивенский у.:
с. Иконки, Крапивенский у., Тульская губ. (с 1777 г., на 1792 г.)
Московская губ., Московский у.:

д. Высокая, Московский/Подольский у., Московская губ. (Совладельцы на 1769 г.: Кретов Василий Климентович, Стрекалов Алексей Иванович).
Московская губ., Серпуховский у.:

сц. Крюково, Глазуново тож, Серпуховский/Подольский у., Московская губ. (Совладельцы на 1768 г.: Кретов Василий Климентович, Стрекалов Алексей Иванович) ;
пустошь Зимина, Серпуховский/Подольский у., Московская губ. (Совладельцы на 1768 г.: Кретов Василий Климентович, Стрекалов Михаил Иванович).

Благоприобретенные имения (где, кол-во душ и т.д.): с. Иконки, Крапивенский у., Тульская губ. (с 1777 г.), купил 100 четв. земли и 79 душ м.п. в 1777 г. у Афросимовой Натальи Семеновны, (на 1792 г.)
Усадьбы (где, кол-во душ и т.д.): Сц. Овсянниково, Тульский у., Тульская губ. Дом деревянный.

Душ (всего): В деревне Кудрявцова Стрекалово тож, Тульский у., Тульская губ. (вероятно) душ по 3 ревизии: муж.: 18; жен: 18; душ на лицо по ЭП: муж.: 20; жен.: 19 .
В Московском у. по 3-й ревизии 107 душ м.п.

Барщина: В сельце Овсянниково, Тульский у., Тульская губ.: "Крестьяне на господском издельи, промышляют хлебопашеством. К чему оне радетельны. И земли на помещика пашется дватцать десятин, а д астальную всю на себя запахивают" (на 1776/1780 гг. по ЭП).
В деревне Кудрявцова Стрекалово тож, Тульский у., Тульская губ.: "Крестьяне на господском издельи, промышляют хлебопашеством. К чему оне радетельны. Земли на помещика пашется дватцать десятин, а д остальную всю на себя запахивают" (на 1776/1780 гг. по ЭП).

Супруг/а/и: Стрекалова Наталья Андреевна (на 1778 г.), по словам А.Т. Болотова: "...которая была также боярыня умная и благоприятная".

Вероятные родственники: Брат: Стрекалов Иван Григорьевич, полковник.

Дружба: Гагарин Сергей Сергеевич (на 1778 г.).

Ктиторская деятельность: Прихожанин с. Иконки, Крапивенский у., Тульская губ., на его средства в селе был построен каменный двухэтажный храм, верхний алтарь освящён во имя Знамения Пресвятой Богородицы, два нижних – во имя св. великомученицы Варвары и св. Димитрия Ростовского (1792 г.).

Путешествия: По словам А.Т. Болотова: "Сей человек был один из богатых крапивенских дворян. Находясь в службе, был он адъютантом у графа Шувалова, потом путешествовал с его сыном в Европе и во Франции, и наконец, будучи в отставке полковником, жил в своих деревнях..." (1778 г.)
Фрагменты текстов, цитаты: В июле 1778 г. с очередной инспекцией к А.Т. Болотову прибыли князья Гагарины: Гагарин Сергей Васильевич, Гагарин Сергей Сергеевич, Гагарин Петр Сергеевич. В течение нескольких дней А.Т. Болотову пришлось оправдываться перед С.С. Гагариным, поверившего в клеветнические наговоры П.А. Верещагина. В эти непростые дни А.Т. Болотов познакомился с другом С.С. Гагарина Ф.Г. Стрекаловым: "...показался мне весьма умным, любопытным, степенным и добрым человеком, ...обошелся он со мною довольно ласково и дружелюбно..., звал меня к себе".
Через несколько дней после отъезда князей Гагариных Болотовы поехали ("мы с женою") "к нему в его деревню, отстоящую от Богородицка верст тридцать. Г.Стрекалов был действительно мне рад... Они не отпускали нас не только в тот день, но и на другой без обеда"; "...не мог со мною довольно наговориться, и мы расстались с ним как хорошие уже приятели"; "...я дружбою...был бы может быть ещё и довольнее, если б, к несчастью, не был в дом его въезж и г. Верещагин с мытарками своими сестрами и не вредил нам ...наговорами".

Взято здесь: http://adelwiki.dhi-moskau.de/...ригорьевич

1209.14308
л. 558
№ 75
№ 5987 подана мая 13 дня 1729 года
Всепресветлейший Державнейший Великий Государь Император и Самодержец Всеросийский Всемилостивейший

в нынешнем 729 г. прошедшего февраля в 28 день столника Василия Федорова сына Головленкова дочь ево девица Ульяна Васильева дочь по писму брата своего инженерного корпуса минерной роты фурьера Ивана Васильева сына Головленкова заняла у меня нижеименованного денег 500 рублев до сроку сего ж года сего мая до 1 числа и в тех деньгах до того сроку заложила она Ульяна мне и жене моей и детям выкупную оного брата своего вотчину в Соловском уезде во Псовском стану в селе Николском четверную часть с людми и с крестьяны которую оный брат ее выкупил по просрочке сестры их родной Ирины Васильевой дочери которая была замужем за капитаном Федором Васильевым сыном Огаревым и в том оная Ульяна на оную вотчину дала мне и закладную с которой имеетца при сем моем прошении и копия и по той закладной оная Ульяна оной вотчины на показанной срок не выкупила.
Всемилостивейший государь прошу вашего императорского величества вели государь оную закладную вотчину по просрочке за мною записать и для отказу послать указ как надлежит.
Вашего императорского величества нижайший раб подполковник Никита Афанасьев сын Козлов. мая в день 1729 года К поданию надлежит в вотчинной коллегии . Прошение писал полку господина подполковника Никиты Афонасьевича Козлова писарь Александр Туминов
к сей челобитной записав копию и пошлину по указу приняв.
л. 558 об
копия от Ульяны Васильевой
...
выкупную ево брата своего вотчину в Соловском уезде во Псовском стану в селе Николском четвертную часть что он брат мой выкупил по просрочке сестры нашей родной Ирины Васильевой дочери которая была замужем за капитаном за Федором Васильевым сыном Огаревым и после Огарева досталось оной четвертной жребий ей сестре нашей которой она заложила и просрочила Алексею Иванову сыну Томилину и отдан на выкуп вышеписанному брату моему Ивану Головленкову
........
л. 561
и по вышеписанному поместью в вотчинной коллегии выписано:
по справке вотчинной коллегии
за Василием Михайловым сыном Огаревым поместья по даче 191 году что ему дано дяди ево родного Никифорова поместье Евсеева сына Огарева в Соловском уезде во Псовском стану в пустоши Диком поле от устья Плотовой мечи по речке Красивой мечи пашни 200 чет в поле а в дву потому ж

за ним же Василием Огаревым вотчина по даче 200 году февраля 10 числа что ему поступилась мать ево Матрена Кирилова дочь Михайлова жена Евсеева сына Огарева вопче з братьями ево родными с Ываном да с Федором в Соловском уезде в Корницком стану в жеребий деревни Иворовке в деревне Слободке на ево Васильев жеребий 7 чети с третником

в 716 году то Васильево поместье по смерти ево дано жене ево вдове Агафье в пожить а после ее велено за сыном ее Федором Огаревым и за нею вдовою Агафьею в том же 716 году отказано.
л. 561 об
в отказных книгах написано
отказано вдове Агафье Васильевской жене Огарева мужа ее поместье в Соловском уезде во Псовском стану в пустоши Диком поле от устья Плотивой мечи по речке Красивой мечи 200 чет да на той поместной земле пустоши Дикого поля что ныне села Никольского двор помещиков крестьян 8 дворов

в 724 году ее вдовы а после ее сына Федора Огарева не стало

в том же 724 году по определению вотчиной канторы велено тем всем недвижимостью владеть до указу ей вдове Ирине а не продать и не заложить а не в какую крепость не укрепить

в 725 году она вдова Ирина той Соловское недвижимое все заложи просрочила вот 400 рублев секретарь Алексей Томилову а у нее в то время был сын малолетний Лука а в закладной написала село Николское со крестьяны и со всеми угодьями да пашни 400 четвертей
л. 562
или что в том уезде замужем ее по даче явитца

в 726 году по смерти сына ее Иринина малолетнего Луки из вышепоказанного недвижимого имения дана ей вдове Ирине четвертная часть а 3 части справлены за патчерицей ее девкою Катериною на четвертную вдове имеетца 52 чети

в том же 726 году бил челом Алексей Томилов что б потом закладной недвижимое имение все записать за ним Алексеем ему

в 726 году июля 4 дня бил челом артилерии ефрейтор Иван Головленков а помянутой Ирины Огаревой брат родной что б то недвижимое имение что дано сестре ево на четвертную часть отдать ему на выкуп

в 718 году июля 31 дня по определению государственой
л. 562 об
вотчиной колегии бывшею ничейную Ирины Васильевой дочери Головленкова недвижимое имение которое дано на четвертную часть а она Ирина купна с 3 частями зможа просрочила секретарю Алексею Томилову отдано на выкуп брату ее родному артилерии ефрейтору Ивану Головленкову

выписано из подленного дела как ему Головленкову то недвижимое на выкуп отдано а то дело имеетца у подканцеляриста Александра Чистова

л. 563

Огарев Евсевий Григорьевич московский дворянин
стольник и воевода в Нижнем Ломове 1652—3 г., Березове 1663—66 г. и Гадяче 1667—8 г.

Российский гарнизон в Гадяче в 1664–1668 годах (эпизод становления российского военно-административного присутствия на Украине)
Владимир Великанов

источник

История становления российского военно-административного присутствия в малороссийских городах в 1660-х годах до сих пор недостаточно изучена в отечественной историографии. Необходимо отметить, что основные вопросы, связанные с появлением царских воевод и гарнизонов на Украине, подробно разобраны в научных исследованиях Ф.П. Шевченко и Я.А. Лазарева, а также в работах И.Б. Бабулина, А.С. Алмазова, А.О. Иваненко, И. Игнатенко, П.В. Пирога и др. [1–2]. Тем не менее, многие вопросы функционирования российской администрации в малороссийских городах изучены лишь в самых общих чертах, и одной из таких малоизвестных страниц является судьба царского гарнизона в Гадяче. Царские ратные люди появились в этом городе не сразу. Первоначально в 1654 г. воеводы и гарнизон были введены лишь в Киев, и только в 1659 г. российское военно-административное присутствие было расширено еще на три малороссийских города: Переяславль, Чернигов и Нежин. Все эти города еще с польских времен пользовались правами широкого городского самоуправления (так называемое магдебургское право), которые были в 1654 г. подтверждены царем Алексеем Михайловичем. В них полностью сохранялось местное самоуправление и судопроизводство, и права воевод сводились, по сути, лишь к представительской функции, а также администрированию части налогов, шедших на содержание гарнизонов и укреплений, и обеспечению охраны и безопасности в городе. В 1660–1663 гг. царское правительство старалось соблюдать Переяславские статьи, и российское военно-административное присутствие было ограничено лишь указанными четырьмя городами, хотя отдельные воинские отряды могли на ограниченный срок вводиться и в другие города (например, Белая Церковь, Канев, Кременчуг и др.).

Появление царского воеводы и гарнизона в Гадяче связано с именем гетмана Ивана Мартыновича Брюховецкого. Новый гетман не имел значимой поддержки среди казачества, и весной 1664 г. попросил царское правительство предоставить в его распоряжение в качестве личной охраны двухтысячный отряд царских войск, а также ввести постоянный гарнизон в его столицу – город Гадяч. Надо отметить, что с подобной просьбой о вводе в город царских ратных людей «для защиты от воровских казаков и польских людей» жители Гадяча обращались и ранее, осенью 1663 г. [3. Оп. 9Г. Столбцы Белгородского стола. № 538. Л. 72–73], но тогда царское правительство решило не нарушать условий Переяславских статей и не обострять отношения с казаками, отказав мещанам в этой просьбе. Первым гадячским воеводой был назначен стольник Петр Дмитриевич Скуратов, в том же 1664 г. его сменил стольник Кирилл Осипович Хлопов (переведен из Канева), а в 1665 г. – стольник Федор Васильевич Протасьев. В отличие от воевод других малороссийских городов, гадячский воевода первоначально не имел полномочий на управление городом и сбор налогов. Его основной задачей было осуществление представительских функций при гетмане, а также его охрана и силовая поддержка. Власть воеводы была ограничена только ратными людьми его воеводского полка и гадячского гарнизона. В 1664 г. вместе со Скуратовым в город были введены 2275 царских ратных людей, включая рейтарский полк Якова Тура и солдатский полк Николая Балка, а также 270 орешковских казаков [3. Оп. 9Г. Столбцы Белгородского стола. № 597. Л. 175]. При этом по договоренности с Брюховецким полк Балка был размещен в Гадяче как постоянный гарнизон («жилой полк»), а остальные части были присланы для поддержки гетмана, и должны были сменяться каждый год. Летом следующего 1665 г. в окрестностях Гадяча уже были размещены рейтарские полки полковника Якова Тура и подполковника Непейницына, солдатские полки полковников Николая Балка и Анца Олофа Грана и станица донских казаков атамана Андрея Кутепова. В самом Гадяче царские войска были расквартированы по мещанским домам в «нижнем городе», и несли караулы на городских воротах, а замок («верхний город») находился под контролем казачьего гарнизона (200 чел.) гадячского наместника Мамчича и гадячского сотника Павла Животовского.

Нормы снабжения царских ратных людей, находившихся в гарнизонах малороссийских городов, были определены Батуринскими статьями 1663 г. В частности, городовым воеводам давалось «на прокорм» по мельнице с двумя колесами, стрелецкие головы и полковники должны были получать продовольствие из расчета по 50 осьмачек ржаной муки на год (1 осмачка = 13/4 пуда), подполковники и майоры – по 25 осмачек, ротмистры и капитаны – по 20 осьмачек, поручики, прапорщики и стрелецкие сотники по десять осьмачек, рядовые рейтары, драгуны, солдаты и стрельцы – по четыре осьмачки [4. С. 131]. В частности, гадячскому гарнизону для кормления кроме самого Гадяча были выделены города Опошня, Миргород, Ромны и Котельва. Войтам указанных городов гетманом Брюховецким выдавался лист «чтобы того города жители давали статею (продовольствие в соответствии с нормами, заложенными в Батуринских статьях. – В.В.) […], статею имали, а лишнеи статеи ни у кого не имали». Однако сами механизм и нормы сбора различных видов продовольствия в соответствии с указанными «статеями» не были четко зафиксированы, что приводило к многочисленным нарушениям и хозяйственным конфликтам между русскими гарнизонами и местными властями. Например, при размещении рейтар Непейцына в Миргороде в 1665 г. миргородскому войту был послан указ Брюховецкого давать русским «начальным и рядовым ратным людям и конем их всякую стацею без отказу». Непейцын, предвидя возможные недоразумения, попытался уточнить у гетмана нормы снабжения своих людей, но в ответ получил расплывчатую фразу «статею имать в городах, которые ему указы, что ему надобно» [5. С. 288–289]. На практике это выглядело следующим образом: в населенный пункт присылался офицер с небольшой командой, в задачу которой было собрать в соответствии с некими «листами» необходимое продовольствие, причем не только муку, но и мясо, яйца, молоко, масло и другие продукты. Местным жителям выдавались расписки («росписи») с указанием собранных припасов, на основании которых городовые власти отправляли затем сводную ведомость гетманскому обозному Ивану Кусту, которому Брюховецкий поручил следить за снабжением царских войск. Вместе с офицером отправлялся и представитель от гетмана, следивший за тем, чтобы «стацею по мере брали, а не с досадою». В ряде случаев, гетманские представители вступали в конфликт с царскими ратными людьми из-за неправомерности ряда поборов, в частности в Опошне капитан Трутман и его команда одного прикомандированного казака избили, а другого – заставили уехать обратно в Гадяч [5. С. 300]. Во время пребывания продовольственной команды в местечке ее снабжение осуществлялось местными жителями сверх «статей», причем часто царские ратные люди злоупотребляли своими правами. Например, капитан Никита Владиславлев задержался в такой командировке на пять с половиной недель, и все это время пьянствовал за счет хозяев, выпив две бочки и 22 ведра («цедро») пива [5. С. 302]. Подобная нечеткость в процедуре привела к многочисленным разночтениям между царскими ратными людьми и местными жителями как в количестве необходимых припасов, так и в фактически собранных объемах. В том же Миргороде, по данным Непейницына, с июля 1665 по февраль 1666 г. было взято 185 осмачек житной муки, три осмачки круп, четыре пуда коровьего масла, 84 кварты вина, 50 кур, десять яловиц, 41 баран и другое продовольствие. По данным же городских властей, кур было 62, а не 50, кроме того были взяты 15 осмачек овса, 172 воза сена и др. В подтверждение своих слов войт предъявлял расписки, подписанные самим Непейницыным [5. С. 288–289]. Этот конфликт был не единственным, и обилие жалоб на царское имя от малороссийских жителей «на насильства и обиды нестерпимые» привело к тому, что в январе 1666 г. был назначен особый «розыск» (расследование), который был поручен товарищу белгородского воеводы стольнику Петру Андреевичу Измайлову. Розыск продолжался почти полгода (с января по июнь 1666 г.), и в сохранившихся бумагах Измайлова мы можем найти множество красочных деталей, касающихся взаимоотношений царских гарнизонов и местных жителей. Расхождения в данных о собранном продовольствии у царских офицеров и городских властей встречаются не только в Миргороде, но и в Ромнах и Опошне. В Опошне, где квартировала часть полка Балка, ратные люди отказывались выдавать расписки за взятые припасы («всей стацеи в расписках не писали»), либо указывали неверные данные. Например, по данным Балка его людьми в Опошне было собрано 454,5 осмачек ржаной муки и 118 овса, а по данным войта Макаренко – 531 и 180 соответственно [5. С. 301]. Надо отметить, что расхождения в учете возникали и между представителями царской администрации. В частности, полковник Анц Олоф Гран, квартировавший со своим полком в Котельве, обвинил воеводу Протасьева в приписках лишних людей в книгах для выдачи месячных кормов, а когда это было обнаружено полковником, то воевода якобы попытался подговорить поручика Петра Мичурина убить его. В свою очередь воевода жаловался на Грана за непослушание.

Кроме проблем со сбором и учетом продовольствия, розыск Измайлова также выявил многочисленные бытовые конфликты с участием царских ратных людей и местных жителей. Одна из наиболее ярких историй произошла 2 ноября 1665 г. в Гадяче. В гости к майору полка Балка Гедеону Франку приехали рейтарский полковник Яков Тур и ротмистр его полка Мартын Болман. После обильных возлияний пьяные гости пошли гулять по ночному городу, где между ними и несколькими местными жителями произошел небольшой конфликт. Один из мещан убежал от офицеров в «верхний замок», где на карауле стояли городовые казаки. Казаки отказались пустить офицеров в замок, и взбешенный Тур вернулся в город, где, собрав несколько царских солдат и офицеров, повел их на штурм замка: «к замку приступал, и по воротам из ружья стрелял и шпагою ворота рубил»! Не сумев попасть в замок, Тур двинулся к городской тюрьме, где разогнал нескольких стражников и выпустил на свободу содержавшихся там 22 пленных поляков и двух немцев [5. С. 277–281]. Другой участник того же застолья, капитан Вилим Полсон, возвращаясь домой, по ошибке приехал во двор городского писаря Федора Трушенка, и начал ломиться внутрь. Вышедший на шум хозяин двора ударил его лопатой, и заперся в доме. Тогда Полсон позвал на помощь своих солдат, которые выбили дверь и скрутили хозяина. Разобравшись в ошибке Полсон удалился, но Трушенку были нанесены побои, и кроме этого в суматохе из дома пропали многие вещи [3. Оп. 9Г. Столбцы Белгородского стола. № 585. Л. 43–57; 5. С. 280–282]. Еще ранее 1 сентября 1665 года тот же Тур стал участником другой пьяной выходки, уже в городе Котельва, где квартировал его полк. После празднования наступления Нового года (с 1492 г. до 1700 г. календарный год в Российском государстве начинался 1 сентября) он пьяным ездил по городу, стреляя по сторонам из пистолета («стрелял на дворы ездя по рынку»), при этом одна из пуль чуть не попала в котельвинского наказного полковника Ефима Вечерку [5. С. 291]. По результатам розыска Полсон был наказан батогами, о каких-либо последствиях для Тура и Болмана упоминаний в материалах дела нет. Также в материалах следственного дела Измайлова упоминаются многочисленные кражи, поборы и драки между солдатами гарнизона и местными жителями. Некоторые истории носили почти детективный характер: ночью 31 октября на рынке Гадяча неизвестными была ограблена лавка мещанина Трофима Трегуба, и украдено денег и товара на 500 рублей, при этом караульные во главе с поручиком Кондратом Меером, стоявшие всю ночь на посту в 15 метрах («7 саженях») от места происшествия ничего не видели и не слышали [5. С. 286–287]. Любопытно отметить, что практически все описанные конфликты заканчивались примирением сторон, причем пострадавшие местные жители сами просили о смягчении наказания. Это, на мой взгляд, подчеркивает бытовой и не экстраординарный характер происшествий.

В 1665 г. царское правительство решило упорядочить численность царских гарнизонов в малороссийских городах, а также правила и нормы их снабжения и финансирования, переложив эту обязанность полностью на местное население. В соответствии с Московскими статьями 1665 г. вся территория Малороссии была разделена на 15 уездов, во главе каждого из которых был поставлен царский воевода, отвечавший за сбор продовольствия и налогов на подведомственной территории. В ноябре того же года в дополнение к указанным статьям царем были утверждены и нормы денежного и натурального налогообложения для мещан и селян. В частности, хлеб для гарнизонов малороссийских городов должен был собираться по следующим нормам: «с поселян с плуга со 8 волов по полумерке ржи и овса пополам, денег по рублю, а в мерке 8 осьмачек; а в котором плуге 6 или 4 или пара волов или лошадь, а лошадь в плуге против двух волов, и с тех имати хлебные и денежные доходы по расчету против осьми волов, чтоб мещаном и поселяном во время войны было не втягость» [1. С. 250–251]. Гадяч с одной стороны был отдан во владение гетману, но при этом в городе размещался царский гарнизон и воевода, которые должны были содержаться за счет самого города и прилегающего уезда: «а в волости Гадицкой Зиньковского полку те городы обретаются: Котельва, Опошня, Кузьмин, Грунь Черкасская, Зиньков, Лютенька, Веприк, Комышная, Ковалевка, Бурок» [4. С. 146]. Однако численность гарнизона и размер собираемых на его содержание налогов и припасов вновь в документах определены не были, что привело к проблемам с его снабжением. Брюховецкий указанные статьи трактовал таким образом, что за счет местных жителей должен был содержаться только жилой солдатский полк Балка, а присылаемые на «годовалую службу» белгородцы должны были содержаться за счет царской казны, и с середины 1666 г. постепенно начал сокращать поставку продовольствия «по стацеям». Определенную поддержку такой позиции оказали и уже упоминавшиеся результаты розыска Измайлова, вскрывшего многочисленные злоупотребления в сборе припасов и бесчинства со стороны ратных людей. В свою очередь царское правительство никак не отреагировало на изменение практики содержания гадячского гарнизона, и не предприняло никаких мер для дополнительного снабжения продовольствием и присылки денежного довольствия. Причем ситуация усугубилась в начале 1667 г., когда из-за бюрократической неточности на службу в Гадяч не была прислана очередная смена белгородских ратных людей. По царскому указу от 5 января 1667 г. белгородский воевода Репнин должен был послать перемену в гарнизоны Киева и Полтавы, но в списке не был упомянут Гадяч. Воевода не посмел ослушаться указа, и запросил Москву, что ему делать [3. Оп. 9Г. Столбцы Белгородского стола. № 597. Л. 176]. Переписка затянулась, и новая партия белгородцев отправилась на службу лишь в начале лета. Не получая денег и кормов ратные люди в Гадяче начали массово убегать со службы, причем это касалось не только рядовых солдат и рейтар, но и офицеров. Полковник Яков Тур, не получив своевременно жалования за несколько месяцев, самовольно уехал в том же 1666 г. из места дислокации своего полка (Котельвы) в Белгород требовать причитающихся ему за службу денег. В Белгороде дьяки отказались выплачивать ему жалование, сославшись на отсутствие соответствующих указаний из Москвы, и Тур уехал «искать правду» в столицу. Вслед за ним из Гадяча в Москву за своим жалованием без разрешения воеводы уехали полковники Николай Балк и Анц Олоф Гран, ротмистры Мартин Болман и Анц Ульф, капитан Григорей Гамберк, поручики Андрей Беш и Кондрат Мер, прапорщики Анц Албрехт Канкстен, Яган Гренсон, и Николай Балк (старший сын полковника Балка). Гадячский воевода Федор Протасьев с одной стороны пожаловался в Москву на их побег со службы, но в то же время указал, что причинами такого поступка были «притеснения гетмана» и «нестерпимые нужды», выражавшиеся в задержках поставок продовольствия и выплаты жалования. В столице рассмотрение дела беглых офицеров затянулось до весны 1667 г. К этому моменту война с Польшей уже завершилась, у государства отпала необходимость в содержании большого количества иноземных офицеров, и царское правительство решило использовать данную ситуацию для того, чтобы уволить всех беглых офицеров со службы и выслать их из страны без выплаты причитающегося жалования: «отпустить в свои земли, а за тот их побег […] за прошлые службы кормов их не дано; а буде вскоре не поедут, выслать их с Москвы за приставы» [6. С. 208]. Однако несмотря на царский указ как минимум часть указанных офицеров осталась в России, и продолжила службу. В частности, полковник Николай Балк уже в следующем 1668 г. показан полковником солдатского полка в Каменном на Белгородской Черте, и продолжал служить как минимум до 1689 г. Его сыновья Николай и Фридрих (Федор) также служили в царской армии, и младший из них, Федор Николаевич Балк (1670–1738), в итоге дослужился до чина генерал-поручика, кавалера ордена Александра Невского и должности московского губернатора (с 1734 г.). Яков Тур тоже продолжил службу в России, и в 1670-х годах принял активное участие со своим рейтарским полком во всех походах на Правобережную Украину. Также удачно сложилась карьера и у Мартина Болмана, который дослужился к началу XVIII в. до чина генерал-майора и коменданта Азова.

На смену полкам Грана и Тура летом 1667 г. в Гадяч были отправлены рейтарский полк Ягана Гулица (27 начальных людей и 866 рейтар) и солдатский Дирика Графа (29 начальных людей и 787 солдат), а также 142 путивльских и черниговских дворян и детей боярских и верстанных казаков. В том же году на смену Протасьеву на воеводство в Гадяч был назначен Евсей Огарев. Согласно его отписке из числа назначенных в гадячский гарнизон ратных людей так и не явились на службу 715 чел. (33 дворянина, 535 рейтар и 147 солдат). Гетман Брюховецкий отказался снабжать белгородцев продовольствием, согласившись дать припасы лишь «старым солдатам» Балка, а царского жалования им было дано всего лишь на два месяца [7. С. 28–29]. Оказавшись без денег и еды ратные люди начали массово убегать со службы и к началу января 1668 г. число дезертиров превысило тысячу человек. Беглецов, которые бежали по домам в центральные районы страны, как правило ловили, и отправляли обратно на службу. Например, в 1667 г. в Москве были пойманы и отправлены обратно в Гадяч 34, а затем еще 16 солдат. Еще одного, Ивана Назарьева, нашли в Ростове и также отправили обратно в полк Балка. В Севске были пойманы еще 33 беглеца [3. Оп. 9Е. Столбцы Севского стола. № 221. Л. 57–60, 170–177, 287–297]. Все они были высланы обратно на службу в Гадяч. Иначе дело обстояло с ратными людьми, набранными в приграничных белгородских уездах. Огарев посылал в эти города для розыска беглецов своих офицеров, но те «началным людем учинились непослушны, на службу Великого государя в Гадяч не пошли». При этом в ряде случаев местные власти вставали на сторону служилых людей, например, в Новосиле воевода Павел Андреевич Неплюев разрешил местным рейтарам не ехать на службу в полк Гулица, сославшись на их «разорение от крымских и воинских людей» [3. Оп. 9Е. Столбцы Севского стола. № 216. Л. 302–308]. В результате по состоянию на 3 января в Гадяче в наличии имелось всего лишь 649 чел.: 109 путивлян и черниговцев, 288 чел. солдатского полка Николая Балка, 50 белгородских рейтар (включая 23 офицера) и 202 чел. полка Дирика Графа [7. С. 28–29]. На усиление гарнизона из Севска были спешно отправлены 100 московских стрельцов, которые прибыли в Гадяч буквально накануне мятежа Брюховецкого.

Мятеж в Гадяче начался 4 февраля. В этот день Брюховецкий в ультимативной форме потребовал от Огарева сдать порох и пушки и вывести царский гарнизон из города. Воевода поверил обещанию гетмана обеспечить беспрепятственный выход его людям до российских рубежей, и согласился вывести гарнизон. Однако, когда царские ратные люди подошли к городским воротам, то выяснилось, что они закрыты, и в этот момент гарнизон был неожиданно атакован казаками и мещанами. К сожалению, точно неизвестно, что послужило причиной этого нападения: была ли это заранее спланированная акция, либо причиной оказался какой-то инцидент. Ратные люди не смогли оказать организованное сопротивление, и частью были перебиты, а большинство попали в плен. Спасшийся при этом разгроме рейтарский прапорщик Индрик Еганов позднее рассказал, что в неравном бою погибли около 70 стрельцов и 50 солдат. Лишь около 30 человек стрельцов смогли вырваться из города, но многие из них были ранены («руки и ноги и головы познобили») и впоследствии умерли от ран. Остальные попали в плен, и Брюховецкий чрез несколько дней отправил их под конвоем на подводах в российские пределы. Воевода Огарев был тяжело ранен в голову, и оставлен на лечение у гадячского протопопа, но так и не смог поправиться и через несколько недель умер. При этом казаки надругались над его женой («поругались, титку у нее отрезали»). Сам Еганов спасся в погребе у хозяина дома, где квартировал. Пересидев там три дня, прапорщик тайком выбрался из города и прибыл в Севск [7. С. 46–47]. В ситуации с избиением гадячского гарнизона царя Алексея Михайловича больше всего поразило то, что Брюховецкий «без всякие причины, невинное над Московские служилые люди, которые в Гадяче его же богоотступника оберегали, кроворазлитие учинил» [7. С. 49]. Первая ответная реакция была довольно жесткой, и затронула даже не участвовавших в этих событиях жителей Гадяча: по царскому указу все находившиеся в российских пределах мещане должны были быть схвачены и высланы на вечное житье в сибирские города [3. Оп. 9Г. Столбцы Белгородского стола. № 623. Л. 553–554]. Осенью 1668 г., когда царские войска вновь установили контроль над Левобережьем, жители Гадяча справедливо опасались расправы и репрессий за февральские события, но к этому моменту эмоциональное впечатление видимо уже прошло, и царские власти были настроены замириться с казаками, и никакого наказания для города не последовало.

Разгромом гарнизона Огарева в феврале 1668 г. закончилась недолгая история российского военно-административного присутствия в Гадяче в XVII в. Избранный на смену Брюховецкому гетман Демьян Многогрешный сделал своей столицей Батурин, а присутствие царских воевод и гарнизонов Глуховскими статьями 1669 г. вновь было ограничено четырьмя городами: Киевом, Переяславлем, Черниговом и Нежиным. Тем не менее пример Гадяча позволяет показать насколько сложными и неоднозначными были правила и условия пребывания царских ратных людей в малороссийских городах. С одной стороны, они регулировались базовыми условиями договоров между российским правительством и гетманами, а также казачьей и городовой старшиной. В то же время данные договоры прописывали лишь общие принципы и оставляли «за скобками» процедуры и нормы снабжения и финансирования царских гарнизонов, что приводило к системным проблемам и конфликтам во взаимоотношениях с местным населением. В частности, в Гадяче проблемы с продовольствием и невыплатой жалования во второй половине 1667 г. привели к фактическому дезертирству большей части гарнизона и утрате им боеспособности, что, во многом, способствовало его разгрому в феврале 1668 г.

Салаур добавлена полная РС 1710г.
https://proza.ru/2020/03/22/696