Снегирева Нина Владимировна старшая пионервожатая, учитель истории.
Я не помню, когда увидел ее впервые, не скажу, когда мы виделись в последний раз.
Осенним днем, вернувшись из командировки, я нашел в почтовом ящике записку:
«Привет! Вспомни! Год 1949-й, школу 1259 и наши выступления по деревням. Цель записки.
Умерла Нина Владимировна Снегирева - наш школьный заводила. Нужно написать о Нине
Владимировне. Я по 26 августа буду в Москве. Если можешь, зайди о школу, чтобы обсудить
это дело.
Капитан З-го ранга Прокофьев Владимир Ильич.
P.S. Растем помаленьку».
…Светлым вечером после концерта мы возвращались из Домодедово в Москву. Нина Владимировна,
как всегда, была с нами. Она молча сидела на скамейке электрички, чуть повернувшись к окну.
Мы заканчивали школу, и нас связывали с ней лишь экзамены на аттестат зрелости. Мы
похвалялись друг перед другом звонкими названиями институтов и военных училищ, мы
спорили о будущем, в прошлом оставалась школа, а с ней и Нина Владимировна. В тот
вечер мы не так, как прежде, прислушивались к тому, что скажет Нина Владимировна. И
она замолчала. Время роста, сама его здоровая суть неизбежно эгоистичны. Человек растет,
человек приобретает. Он делает это поспешно, порой не успевая задуматься, все ли обязаны
ему отдавать. У жизни пока лишь одно измерение - в длину. День прошел, поскорей бы завтра,
оно приблизит послезавтра и еще многие после послезавтра, когда ты обретешь наконец
самостоятельность, а с ней и независимость взрослого человека. Сменяются впечатления,
увлечения, люди, как мелькают перед бегуном лица зрителей на трибунах. И лишь с годами
неожиданно обнаруживаешь, что человек, с которым расстался у далекой жизненной отметки,
как прежде, идет с тобой, остался в тебе. Нина Владимировна была нашей старшей пионервожатой.
Сколько лет ее знал, столько лет она носила пионерский галстук, лишь в последние годы стеснялась
появляться в нем на улице. Чаще всего Нина Владимировна бывала в школе. В своей комнате
на втором этаже. Большой, угловой, со многими окнами, а потому холодной. (Позже в этой
комнате была школьная библиотека – Примечание «Контакта!») Плакаты, стенды, горн без
мундштука, прорванные барабаны, свернутые папирусы стенных газет, декорации к каким-то
забытым спектаклям, лоскуты кумача и Бог знает что еще - все это было свалено в этой комнате,
и все было в движении, как зыбучие пески, так и не находя своего постоянного места. Здесь
каждый мог рыться сколько угодно и вправе найти то, что ему именно сейчас позарез необходимо.
Всех устраивал этот ставший порядком беспорядок. Даже нянечку: раз и навсегда махнув рукой,
она обходила пионерскую комнату. Таким же был и стол Нины Владимировны. Обрезки цветной
бумаги соседствовали здесь с разломанным куском черного хлеба - ее завтрак или обед, а иногда
и то и другое вместе. От холода у Нины Владимировны подпухали суставы пальцев, руки всегда
были красными. Она дыханием отогревала ладони и снова принималась за работу.
Нина Владимировна все теряла. Едва получив зарплат у, обнаруживала ее пропажу. Свернутые
в несколько раз, словно затем, чтобы их легче было потерять, десятки и пятерки мы находили в
самых невероятных местах. Теряла хлебные карточки. Решила поступить в учительский институт
и потеряла экзаменационный лист, пришлось снова сдавать экзамены. То, что она не успевала
потерять, отдавала другим. Жила Нина Владимировна в общежитии. Какие-то ее вещи лежали
там, другие в школе. У нее было одно коричневое платье и одно синее пальто, на зиму к нему
пристегивался черный цигейковый воротник. Я никогда не рассказываю о ней энтузиастам
устройства собственной жизни. Нина Владимировна не пример и не аргумент в споре.
Ниной Владимировной нельзя стать. Ею можно быть. Создала ли что-нибудь Нина Владимировна?
Она хорошо рисовала, играла на рояле, великолепно рассказывала, писала стихи. Кто знает, как
могла сложиться ее судьба? Пойдя на сцену, быт ь может, заслужила бы признание. В нашем
любительском спектакле «Юность отцов» Нина Владимировна играла роль мадам Обломок. Она
краснела от аплодисментов, которые выпадали на ее долю... Всю ночь вместе с нами украшала
она школу в канун новогоднего бала. Это она придумала красиво убрать зал и любовалась им так,
словно это был ее вернисаж. Я не раз встречал людей, чья жизнь стала ожиданием, вечной истомой
несвершившегося. Они все хотят сделать что-то такое-этакое и непременно за пределами того,
чем были заняты вчера, сегодня и будут завтра. Им тоже не стоит рассказывать о Нине Владимировне.
Во время войны Нина Владимировна собрала нас в оркестр. Оркестр шумовых инструментов. Я и
по сей день храню наивную уверенность, что любой предмет, из которого можно выколотить хоть
какой нибудь звук, достоин быть инструментом в таком оркестре. Мы выступали в госпиталях, имели
успех, нас подолгу не отпускали со сцены, а потом приглашали в палаты к раненым, которые не могли
ходить. Мы стеснялись брать сахар и печенье, которыми угощали нас солдаты. А они уговаривали.
Утром в школе мы рассказывали Нине Владимировне о госпитале. Она улыбалась: «Я же с вами была,
вы только обо мне забыли». Мы часто забывали о Нине Владимировне. Поглощали впечатления, а кто
одаривал нас ими, было неважно. И все, что придумывала Нина Владимировна, нам казалось, мы
выдумываем сами. Она уговорила нас открыть комсомольский клуб, а через несколько дней мы уже
горячились, нападали на нее и доказывали, что у каждого клуба должен быть свой устав. И спектакли,
казалось, ставили сами, только сами, а Нина Владимировна здесь ни при чем. И в лагерь на каникулы
сами решили и поехали. Все сами. Нина Владимировна ни в чем не выделяла себя, Я не помню,
чтобы она читала нам нотации, не скажу, что и хвалила. Она обижалась на нас, как могли мы обижаться
друг на друга, и радовалась точно так же, как мы. Она никогда и ничего не запрещала. С чем-то была
согласна, а что-то не одобряла. В старших классах мы стали покуривать. Ей это не нравилось, Но мы
не прятались от нее с папиросой на чердак и не лезли в котельную. Не было поводов что то скрывать
от нее, обманывать. Мы доверяли ей секреты. Всегда и во всем у нее было такое же право голоса, как
и у каждого из нас. Не она, а мы сами заботились об ее авторитете и не прощали тем, кто
злоупотреблял ее добротой. Вот и людям, которые слышит лишь себя, и гордятся собою, и уважают
только себя, а в успехе другого непременно видят свой ущерб, я не рассказываю о Нине Владимировне.
Для кого же я теперь пишу о ней? Для тех, кто предан жизни, а не самим себе и в жизни находит
вдохновение. …В ту весну мы прощались со школой, и той весной Нине Владимировне исполнилось
тридцать пять. Мы поехали на концерт, чтобы заработать денег. И, возвращаясь с концерта, прикидывали,
где будем выступать в следующий раз. - А не хватит ли, ребята? - Нет, не хватит, - сказали мы. - Клубу
нужны деньги. На этот раз мы сказали неправду. Нам нужно было отпраздновать день рождения
Нины Владимировны. Предстоящее торжество сохранялось от юбиляра в строгом секрете. И я не
знаю другого юбилея, который бы готовился так тщательно и заблаговременно. Выбрали золотые часы
и никак не могли договориться, какую надпись на них сделать. Купили палехскую шкатулку с медведями
на крышке и конфетами «Мишка» внутри. Мы чествовали Нину Владимировн у целый день. Утром
выпустили посвященный ей номер стенгазеты, вечером дали концерт в ее честь. И Нина Владимировна
была счастлива, а еще больше смущена. Мы окончили школу и продолжали видеться с ней. Когда-то
на детском утреннике, который устроила Нина Владимировна, я изображал Петрушку. С тех пор всякий
раз, как подходили зимние каникулы, Нина Владимировна просила сыграть Петрушку. Я работал в
райкоме комсомола, в газете, уменя рос сын. А под Новый год раздавался телефонный звонок и чуть
запинающийся голос: - Ты меня прости, пожалуйста. Я все понимаю. Но ты сам знаешь, надо сыграть
Петрушку. Звонила долго. Много лет. Пока не заболела
Автор: Егор ЯКОВЛЕВ, выпуск 1949 г. школа 1259 г.
Статья «Воспоминания Петрушки»
КОНТАКТ! № 5 (53) Народная газета школы № 1259 Апрель 2008 г
Источник:.
http://sch1259.mskobr.ru/files/kontakt_5_53.pdfАналогичная статья была напечатана в газете «Известия» и в журнале «Юность» № 10 1970 год.
Снегирева Нина Владимировна, родная тетя, в свои последние
годы жила в комнате в 8 этажном доме на Дубининской улице,
недалеко от Павелецкого вокзала. В 1964 году переехала в г. Горький,
разменяв свою комнату. В 1965 году её не стало.
