КАЗАХСТАНСемипалатинск: город с восточной физиономией
А. К. Гейнс. Дневник 1865 года. Путешествие по Киргизским степям // Собрание литературных трудов А. К. Гейнса. Том I. — СПб., 1897.
17-го сентября. Ехали из Лебяжьей в Семипалатинск. Погода была хорошая, хотя холодная. Иртыш смотрел весело. В первый раз мы увидали эту реку текущей спокойно и тихо по своему широкому руслу. То она разбегалась на множество рукавов с живописными островами посередине, то сливалась в одно широкое русло, блестящее и обильное водой. По берегам росли деревья, по преимуществу лозы. Общий вид реки был очень живописен. Иногда посредине реки видны были местами громадные каменные глыбы, вероятно, принесенные свирепым весенним Иртышем из гор, пограничных с Китаем. Валуны и обломки сланцев валялись по берегам реки.
У Подспускной станицы нужно спуститься с высокого правого берега реки в долину Иртыша. Горы же далеко отбегают на восток, оставляя между рекою и собою обширную красивую равнину. У самого спуска с правого берега видна зимовка, построенная правительством брату Аблай-хана Мемет-султану. Он жил в нынешнем Акмолинском округе, но, будучи очень хитрым и, вероятно, предугадывая скорое подданство орды, перешел на внутреннюю сторону Иртыша и принял подданство России. Правительство начало его очень ласкать и выстроило Мемету богатую зимовку на правом берегу Иртыша с баней, мечетью и пр. Сыновья Мемета — Урус-Султан и Чанчар: от имени последнего постройка стала называться зимовкой Чанчара. Замечательно, что около мечети была построена казарма, назначенная для солдат, охранявших мечеть от киргиз — вот какова тогда была их преданность магометанству. Решительно, мы самые энергичные пропагандисты учения Магомета!
Между станциями Подспускною и Кривою на правом берегу Иртыша стоит несколько зданий, где производится ломка прекрасного известкового камня. Работают здесь каторжники, для которых построен острог с двором, обнесенным высоким частоколом. Известь отправляется по Иртышу до Омска.
Проезжая по Иртышской линии, можно позабыть, что едешь в степи. В расстоянии друг от друга на 20—30 верст по берегу Иртыша разбросаны казачьи станицы, которых жители, как видно, очень богаты. Но, к несчастью, это богатство происходит от дарового пользования богатыми лугами левого берега Иртыша. Они мало пашут, мало работают, благо у каждого казака есть пай богатых лугов. Он накосит весною и знает, что это его хлеб в течение года. Доход казаков увеличивается придирками к киргизам, угрозами им и вообще всякого рода легитимированным разбоем. Изредка в степи видны следы пашней, но, во-первых, это очень редко, а во-вторых, иногда эти пашни оказывались обработанными киргизами.
История приобретения Сибирским казачьим войском луговой стороны Иртыша весьма любопытна.
При устройстве сибирских линий требовались особые меры к удержанию киргизов от хищнических набегов, которым подвергались не только прилинейные жители, но и горнозаводские селения, далеко за Иртышом. На этом основании, командовавший всеми сибирскими линиями генерал-поручик Шпрингер, в инструкции, данной комендантам крепостей, от 31-го декабря 1765 года, между прочим говорит: «чтобы киргиз-кайсаки, как сами кочевкою, так и скотские их табуны держались своей стороны и до наших крепостей ближе десяти, а по крайней мере пяти верст, со взятием от них лучших людей аманатами, отнюдь не приближались».
Вследствие этого циркуляра, весь левый берег Иртыша на десятиверстное расстояние стал в непосредственное подчинение к линейному начальству.
С течением времени соседние к линии киргизы сблизились с русскими и, узнав на опыте выгоды спокойной и мирной жизни, прежде других обратились к покровительству русской власти. Вскоре они стали обращаться за фактическою помощью и вооруженною защитою против баранты и хищничества дальних киргизов. Наше правительство не только приняло под свою охрану тех из киргизов, которые просили нашего покровительства, но даже, чтобы совершенно обезопасить наиболее преданных из них, предоставило им право кочевать на правой стороне Иртыша, на пустопорожних землях Кулундинской степи. За подобное покровительство было справедливо требовать некоторого возмездия. Рескриптом на имя генерал-лейтенанта Нефедьева, от 7-го августа 1800 года, император Павел I постановил, чтобы с киргизов, приходящих в наши пределы, собиралось со ста лошадей по одной, годной на ремонт драгунских полков; с прочего же скота собирать такую же подать в пользу госпиталей и полков, на линии расположенных.
На основании циркуляра Шпрингера и рескрипта императора Павла, линейное начальство стало собирать ремонтную пошлину с киргизов, прикочевывавших ближе десяти верст и к левому берегу Иртыша. Мотивом тому служила охрана, доставляемая прикочевавшим киргизам от набегов и грабежей отдаленных племен. С превращением прииртышных жителей — поселенцев в казаки, войсковое начальство стало собирать ремонтную пошлину в пользу войска. С открытием округов в степях Сибирского ведомства в 1824 году, все вообще киргизы были обложены ясаком. Рядом энергических усилий беспорядки и баранта были уничтожены и повсеместно в степях водворено спокойствие. Несмотря на то, прилинейные киргизы, кроме ясака, равного для всех, продолжали платить ремонтную пошлину в пользу Сибирского казачьего войска за право кочевания в прибрежном десятиверстном пространстве. Впоследствии ремонтная пошлина была заменена денежною повинностью, с особыми подразделениями платы за места под летние и зимние стойбища. В настоящее время ремонтная пошлина, собираемая Сибирским войском, достигает 15.000 р. с. в год.
Таким образом, весь левый берег Иртыша, по исторически сложившемуся праву, достался казачьим поселениям, расположенным на правом берегу. Огромная полоса земли по левому берегу Иртыша, называемая «десятиверстным расстоянием», состоит почти вся из богатых заливных лугов [взято из записки «О десятиверстном расстоянии», составленной полковником Гутковским]. Луговые места разбиты на участки или паи, которые ежегодно, по жребию, распределяются между жителями станиц, смотря по чину. Косить участки не трудно. За самую ничтожную плату сотни киргизских рук всегда готовы к услугам казаков. Сено, скошенное с нескольких паев, дает совершенно безбедное и обеспеченное существование. Полезно или вредно для развития богатства и распространения цивилизации такое, постоянно обеспеченное, положение русских поселений по Иртышу, предоставляю решить другим.
Дичи страшное количество. Я два раза стрелял в дрохв. На приречных деревьях сидели десятки тетеревов и флегматически оглядывали экипаж и прислушивались к звону колокольчика.
К вечеру стало очень холодно. Ветер с Иртыша просто леденил ноги и руки. Последнюю станцию мы ехали очень долго. Наконец позднею ночью приехали в Семипалатинск. В пустынных улицах дул сильный холодный ветер, бросавший в дома крупным песком. В окнах кое-где светились тусклые огоньки, освещая полосами улицу и давая видеть массы песку, носимого ветром. Первое впечатление было самое неприятное. Достучавшись после долгих усилий до пробуждения полицейского унтер-офицера, мы просили отвести нам квартиру. Нас начали таскать по улицам и наконец указали на один дом. Отведенная нам квартира не имела ни одного целого окна. Вот удовольствие! Я лег спать не раздеваясь в самом мрачном расположении духа.
18-26-го сентября пробыли в Семипалатинске.
19-го. Было у нас заседание. Поверяли все сделанное в Области Сибирских киргизов. Я показал все сведения, собранные мною.
20-го. Ездил с визитом к Илье Христиановичу Эккеблату, семипалатинскому военно-окружному начальнику. У него довольно милая жена и честная бедность на квартире. Это человек образованный, кончивший курс в лицее. Сегодня же было второе и последнее заседание. Мало толку, а очень много отнимается времени. Остальное время занимался.
21, 22 и 23-го работал сильно, поднимаясь со стула только затем, чтобы идти обедать. Даже не видел Семипалатинска.
24-го. Ездили за пятьдесят с лишком верст в один аул Внутреннего Семипалатинского округа. Станцию ехали по проеханной уже нами дороге, потом повернули внутрь края. Большие леса ограничивают во всех направлениях большие степные равнины, покрытые чием, ковылем, кипцом. Было бы хорошо жить здесь киргизам, кабы не вопиющие обиды со стороны казаков и поземельные притеснения со стороны Горного ведомства.
«У нас нет теперь земель, — говорил нам один бий; часть наших земель отошла к казакам. Я живу в десяти верстах от правого берега Иртыша; казаки на основании права на пятиверстное расстояние от правого берега заставляют меня платить картомные деньги. С другой стороны, от Бийска и Кузнецка, нас теснит Горное ведомство. В этом году оно проводит границы чуть не до самых казачьих земель. Не знаю, выгонят или нет киргиз, кочующих на землях, отходящих к Горному ведомству».
К вечеру мы приехали на урочище Чонкур-Камыш, где ночевало несколько киргиз. Ночь была чудно хороша. Светло как днем. Я несколько раз выходил из юрты, чтобы любоваться на окрестный лес, ярко освещенный луною, на ровную степь, отливающую серебром, на наши экипажи, поднявшие оглобли кверху, на лошадей, неподвижно стоящих у веревки, растянутой у юрты. С наслаждением прислушивался я чутким ухом к ровному звуку, происходящему от жующих лошадей, к далеким крикам и воплям табунщика, к каким-то крикам в ауле, и я чувствовал себя очень хорошо.
Утром ходил на тетеревей и ничего не убил. Придя с охоты, я с Ибрагимовым уселся с хозяином юрты и начал его расспрашивать по заранее составленной программе [В дневнике встречается целый ряд записанных автором расспросов местных жителей об их житье. Мы всех расспросов не включаем по однообразию их содержания, а помещаем лишь некоторые, дающие ясное понятие о потребностях и материальном благосостоянии киргизских семейств. Ред.].
Расспрашивал Ергенектинской волости киргиза Колчаяк. У Колчаяка три брата, и все четверо кочуют вместе. Все братья семейные и имеют по одной жене. За зимовку платят казакам с целого аула, хотя эта зимовка расположена в двенадцати верстах от Иртыша (на правой стороне). С 40 юрт, составляющих аул, платится за зимовые стойбища 20 р.; кроме того, братья платят 30 коп. с зимовки за право пользования дровами и по 15 коп. за каждое ведро выгнанного дегтя. Они нанимают также покосные луга на Иртыше, средним числом ежегодно до 16 паев. В пае около 750 копен, по 7 пуд в каждой. За пай братья платят до 20 р.
Братья обрабатывают землю и сеют рожь, пшеницу, овес. Сколько поднимают земли, не знают. Они оставляют себе от 150 до 200 пуд. муки на продовольствие семей. Остальное продают, так что за вычетом оставленной муки братья получают чистого барыша 40 р. Впрочем, в последнее время кобылка сильно опустошает поля.
У четырех братьев было много скота; но пять лет тому назад во Внутренней орде свирепствовала сибирская язва, которая истребила и у них много скота. Колчаяк говорит, что они имеют в настоящее время: 35 лошадей, 70 баранов и 11 рогатых. Чтобы получить верную цифру, нужно прибавить по крайней мере по трети к каждой цифре. Братья разделены, но пасут табуны вместе. Скота ежегодно средним числом продают на сумму десяти крупных голов (при посредственном урожае). Баранов они продают осенью и весною, выхолащивая их предварительно и выкармливая в течение зимы сеном. Лошадь продается по 15 р. сер., рогатую голову по 10 р. сер., овцу за 2 р. сер.
От 35 лошадей братья получают в год 6—8 жеребят, от 70 баранов 15—20 штук ежегодного приплода; от 11 рогатых — 6 штук приплоду. Ежегодно волки средним числом истребляют до шести голов всякого скота.
Аул, к которому принадлежат Колчаяки, платит 200 р. сер. в год за две тройки, которые содержат сообщение (по земским повинностям); 5 р. сер. аул платит ежегодно окружному толмачу. Почтарю при округе платят все волости вместе 1.200 руб. Мулле ничего не платят. Волостной мулла прибыл только в этом году, и что ему назначат в содержание — неизвестно. Фельдшерскому ученику 4 р. сер. с каждого аула.
Все эти расходы раскладываются поровну на каждую юрту; но очень бедных от чегына освобождают. Приходится на юрту чегыну около 4 р. асс. 30 коп.
Сугум находится в зависимости обратной с урожаем. При среднем урожае убивается 8 крупных скотин и 15 баранов. На кунагасы средним числом ежегодно закалывается до 20 баранов. Такая значительная цифра на прием гостей объясняется тем, что братья Колчаяки кочуют на большой дороге.
Кожи, остающиеся от забойки на сугум, большею частью продаются; те же, которые от скота, забиваемого для гостей, оставляют у себя. Не нужно забывать, что на кунагасы бьют молодых овечек, следовательно, их шкурки годны для шуб. Конские кожи продаются за 4, 5 и 6 руб.; в последнем случае кожи продаются с волосами. Воловьи кожи — 7—8 руб. асс.
В течение года братья Колчаяки покупают на все семьи от одного до двух армяков; больше же их жены делают армячину из шерсти своих же баранов; точно так же из своей же шерсти делают мешки, арканы и все, что нужно для юрт. В течение года делают из своей же шерсти 3—5 кошм. Из джебагов своих овец делают купы, армяки, мешки и пр. В год покупается от 2 до 3-х штук нанки. В год выходит две штуки ситца (60 или 70 аршин). На головной убор женщин выходит около 20 арш. коленкору; на сапоги и ичиги выходит в год три юфти на все четыре семьи. Юфть стоит 4—5 р. с. Подошвы же делают из старых саб. Из остающейся нанки и твинда делают кушаки. В год выходит на все семьи на чай и сахар около 10 р. асс.
Весь товар покупается в Семипалатинске у татар, забирая его или на деньги, или в долг под баранов будущего года.
В каждой юрте находится: саба, сшитая из двух конских кож и служащая год или два; два турсука, которые делаются из цельной коровьей шкуры; два казана. Маты из чиев делают сами; служат 5—6 лет. Керече служат 6—8 лет. В каждой юрте есть блюдо для мяса; 15 чашек; 20 чашек для кумысу; самовар и телега. Последняя стоит 2—3 р. сер. и служит до 15 лет.
Этот рассказ чрезвычайно типичен прежде всего потому, что цифра скота, показанная Колчаяком, должна быть гораздо меньше действительной. Если всмотреться в расходы братьев, то видим, что их доход должен быть гораздо выше. Число скота, потребляемого ежегодно братьями, должно истребить их табуны в самое короткое время, и все-таки оно ниже действительности, если судить по их доходу. Колчаяк, рассказывая про число кож, которые он получает от ежегодно убиваемого скота, сказал: «Кроме кож, которые мы продаем, у нас остается до 40 штук». Эта обмолвка в связи с цифрою забойки, показанной Колчаяком, доказывает, как он затруднялся моими вопросами о его скоте. Все остальное им сказанное, вероятно, верно.
Гораздо интереснее и умнее рассказ киргиза Алданазара Баян-Аульского округа, тем более что, вероятно, платя ясак по настоящему количеству скота, он отвечал на вопросы смело, не подозревая в нас фискалов.
Семейство его состоит из матери, жены, дочери 8 лет и сына 4-х лет — всего 5 душ. Состояние его заключается в 100 баранах, 10 лошадях различного возраста, 1-м верблюде и 2-х коровах. Верблюд — самец, а променять на самку Алданазар не мог, потому что за такой промен требуют придачи одного или двух баранов.
Расходы. Для получения денег на уплату ясака (20 р. асс.) Алданазар продал в Павлодаре четыре барана по 6 р. асс. и по 2 р. сер. На сапоги семейству купил целую красную кожу за 5 баранов, из которой вышло всем по одной паре сапог. На сугум заколол 10 баранов и 3 лошадей. Снятые с них овчины и кожи продал в Павлодаре, первые по 1 р. 50 к. и 1 р. 40 к. асс., кожи же по 4 руб. асс. штука. Там же продал кошму за 5 руб. асс. и 10 баранов. На вырученные деньги купил бязи на джавлуки (головная повязка) жене и матери так, чтобы вышло по две джавлуки на каждую женщину. Каждая джавлука стоит один баран и на нее идет четыре кары, или ряда. Купил три саранжевые халата, стоющие каждый от 8 р. асс. до 3 р. сер., и детям сшил халаты из особенно купленной саранжи. Всем сделал кунны (теплые халаты на бараньей джебаге) на саранжевой покрышке. На каждого это стоило в Павлодаре около 1 р. сер.
Купил посуды: казан, стоющий 6 р. асс.; таган, треножник под котел, 1 р. 50 к. асс.; чашек больших 5 штук для кушанья по 70 к. каждая и 5 же чашек для кумысу по 40 к. асс. Сшил себе тулуп из овчин, которые сам выделывал. Всем сшил по одной смене белья. Вся одежда, как летняя, так и зимняя, выносит один только год, потому что носится, не снимая с плеч. Юрта четырехканатная, ветхая, служит шестой год только для летовок и осенней стоянки. Зимою семейство проживает в землянке, устроенной на зимовке в Баян-Аульских горах. Деревянный остов кибитки куплен у баян-аульских джатаков вместе с двумя таратайками. Каждые два каната керече стоят 1 баран; ук — 2 барана и чигирак — два барана.
Кошмы своего изделия. От имеющихся у Алданазара баранов приготовляются в год две кошмы. Две арбы стоят каждая два барана и служат с поправкою года три-четыре. В юрте находится движимого имущества: кровать, покрытая сложенною в несколько раз кошмою, кебеже, два сундука (один киргизского изделия, другой маленький русский) и кожаный сюрепе для кумысу и молока.
На зиму заготовляется около пуда овечьего масла и рымчиков.
Чегын на его долю состоял из барана с козленком, в некоторые же года, напр., при исчислении скота, доходил до трех баранов.
25-го сентября. Успел ознакомиться с городом. В 1747 году при Семипалатинской крепости, бывшей на месте нынешнего города, считалось всего две души разночинцев [по второй переписи Сибирской губернии произведенной генералом Чернцовым], но десять лет спустя близ крепости стали селиться калмыки, бежавшие от китайских войск, которые опустошали в то время Джунгарию и резали всех возмутившихся, без разбора пола и возраста. Беглецы приняли христианство и русские фамилии, чем объясняется совершенно монгольский тип лица у многих семипалатинских жителей. Впоследствии Семипалатинск, как и вся прииртышная линия, населялся и добровольно прибывшими поселенцами, и лицами, приписанными к слободам по распоряжению правительства. Крепость переименована в уездный город Колыванского наместничества в 1783 году. В последнее время в Семипалатинск переселилось много татар из Вятской и Казанской губерний и из Тюмени. Точно так же здесь появилось много так называемых ташкентцев, т. е. выходцев из среднеазиатских владений. Мусульмане живут в лучшей части города и придали Семипалатинску восточную физиономию. Теперь в городе считается до 1.500 домов, населенных 9.000 жителей. Лучшее здание города — мечеть, построенная, как мне говорили, по рисунку Тона. Архитектура мечети замечательно грациозна и легка. С ее высоких минаретов виден весь Семипалатинск с окрестностями до далеких гор Семитау. Потемневшие деревянные крыши города жмутся друг около друга точно семейство грибов, приютившееся на удобном для себя месте. Из массы крыш выпрыгивают в семи или восьми местах деревянные минареты других мечетей, некрасивые и неопрятные. От серо-грязного цвета всего Семипалатинска резко отличаются две каменные православные церкви, из которых одна довольно красива. На западе протекает Иртыш, разбившийся на несколько рукавов, с островами на нем, поросшими лозою, березою, тополем и черемухою. Это любимые места гуляний семипалатинской публики.
Для жизни Семипалатинск не может быть приятен. Зимою мороз доходит иногда до 34°, а летом жары до 31° в тени по Реомюру. Постоянный юго-западный ветер, срывая песок с берегов Иртыша, островов и отмелей, заносит город целыми подвижными горами. Зимою тот же ветер нагоняет сильные бураны и заваливает улицы глыбами снега. Будто для того, чтобы дать ветру поболее простора, посреди города оставлена площадь, обнесенная перилами, которые чуть выглядывают из-под песку. Эту площадь вот уже десяток лет тщетно стараются обсадить какими-то деревьями.
При всех таких неудобствах Семипалатинск важный торговый пункт в Киргизских степях Сибирского ведомства. Торговля города начала особенно развиваться после договора с Китаем, на основании которого в Кульдже и Чугучаке открыты наши фактории и русским купцам дозволено посещать эти города. Несмотря на стеснительные для торговли условия, в 1854 году через здешнюю таможню провезено товару на 2.500.000 р. сер. Кроме того, кругом Семипалатинска кипела деятельная контрабанда, остановить которую было нельзя, по невозможности охранять обширные степные границы. Развитие Семипалатинска приостановилось в 1855 году сожжением в Чугучаке фактории с товарами русских купцов, так что в следующем же году торговый оборот упал до 800.000. К 1862 году торговля стала опять поправляться, как вдруг в Западном Китае вспыхнуло восстание китайских мусульман против манджурских властей. Вследствие этого восстания, наши консулы принуждены были выехать из Кульджи и Чугучака, а фактории разорены во время борьбы инсургентов с манджурами. С того времени торговля Семипалатинска стала падать: в 1864 году оборот ее не превышал миллиона рублей серебром.
По Обской системе ходит много пароходов, но постоянные, хотя и неопределенные рейсы между Тобольском и Семипалатинском поддерживаются только семью пароходами. До восстания дунгеней, из Семипалатинска в Тобольск и Тюмень, по Иртышу, Оби, Тоболу и Туре отправлялся китайский товар; теперь же, с падением этой торговли, вниз по Иртышу идут кожи, сырье и графит с приисков Мамонтова и Самсонова, находящихся в Сергиопольском округе. От Павлодарской пристани возят вниз соль, ежегодно не менее 500.000 пудов, добываемую из Коряковского озера, лежащего в 25 верстах от Павлодара. Из Тюмени и Тобольска посылают в Семипалатинск и попутные города красный товар. Если вода в Иртыше высока, то пароходы, несмотря на их дурное устройство, поднимаются до Семипалатинска; в противном же случае выгружаются у Павлодара, а далее товар везется гужем.
26-го сентября. Сегодня обедали у ташкентца Мусы-бая. Этот Муса-бай был караванбаши того каравана, который снарядил на свой счет другой семипалатинский ташкенец Букаш в Кульджу. С караваном отправился Чокан Велиханов в качестве нашего агента. Муса-бай рассказывал, что раньше еще, чем они прибыли в Кульджу, у них требовали разные подарки дикокаменные киргизы на том основании, что они узнали про присутствие в караване русского агента. Караван перешел Тянь-Шань через Заукинский проход. В самой же Кульдже Велиханов и Муса-бай отделались только подарками от китайских чиновников, заподозривших наших купцов. Велиханов, вследствие этого путешествия, составил «гениальное», как говорил мне Ковалевский, донесение и был главною причиною Тарабагайского договора и открытия консульства в Кульдже и Чугучаке.
Велиханов мог действительно написать свое донесение талантливо, потому что все, что мне приходилось читать из его сочинений, носит на себе несомненную печать громадного таланта.
Муса-бай угостил нас пловом и конскими колбасами, пельменями, конфетами, фисташками и пр. После он позвал свою жену и жену ташкентского купца Сулеймана, обедавшего с нами. Последняя желала непременно видеть Гутковского. После обеда успели поговорить про дело.
27-го сентября. Выехали из Семипалатинска. Дорога идет все время правым берегом Иртыша. Вскоре среди пустынной степи далеко на востоке показываются леса, которые постепенно приближаются к дороге. Это так называемый
Шульбинский бор, который покрывает все Алтайские горы и тянется до самого Барнаула. Название свое Шульбинский бор получил от р. Шульбы, впадающей с правой стороны в Иртыш.
На третьей станции от Семипалатинска, между станциями Талецкою и Шульбинскою, дорога по правому берегу Иртыша до того песчана и затруднительна к проезду, что нас повезли проселком левого берега. Для этого мы сделали двойную переправу через Иртыш, Подъезжая к станице Шульбинской, нужно опять переезжать на правый берег Иртыша. В ожидании парома, который стоял на той стороне реки, у станицы, мы могли различать высокий разрез правого берега.
Почти вертикально обрезанная масса сланцев разного цвета чрезвычайно красива. Сланцы наверху едва прикрыты тонким слоем дерна. Далее высоты правого берега поросли дремучим бором; а тут, на этой стороне, где мы стояли, тянулась далекая долина со множеством на ней стогов черного обгорелого сена.
Парома мы дождались и переправились в Шульбинскую станицу, стоящую над самым обрывом. Здесь мы обедали, но далее Убинской станицы ехать не могли, потому что ямщики опасались нас переправлять темною ночью через р. Убу на плохом и маленьком пароме, который здесь перевозит.
Перепечатка у
https://rus-turk.livejournal.com/284960.html?amp=1 