Сказки: царевич Димитрий I и его потомки

Скрынников Руслан "Михаил Романов"

litmir.co›br/?b=236245&p=63

Игумен дал знать послу, что самозванец именует себя сыном царя «Дмитрия» и Марины Мнишек — «царевичем Иваном Дмитриевичем».


После многих запирательств поляки рассказали историю воскресшего «царевича». По словам коронного канцлера Ос-солинского, самозванец был сыном шляхтича Лубы из Под-ляшья. Луба был убит на московской войне, а младенца сына подобрал и назвал царевичем шляхтич Белинский. Рассчитывая на награду, шляхтич представил его королю, когда мальчик подрос. Сигизмунд приказал отослать «царевича» к Гонсевскому, который отдал его учить грамоте и «велел его во всем покоить».

Иван Дмитриев сын Луба на допросе подтвердил показания канцлера и сообщил некоторые подробности. Белинский явил «царевича» королю и сейму «по совету шляхты». За Гонсевским на сцене появился Лев Сапега. Король и сенаторы отдали мальчика «на сбереженье» Сапеге, положив ему содержание в 6000 злотых ежегодно.

Сапега определил претендента к игумену Афанасию в Семеновский монастырь в Брест-Литовске. В течение семи лет мальчик учился у игумена по-русски, по-польски и по-ла-тыни.

На сцене появились давние покровители московских самозванцев. В мистификации вновь участвовали высшие лица Речи Посполитой. Плата шла из королевской казны.

Интрига с «царевичем» не имела завершения вследствие двух обстоятельств. Во-первых, Владислав сам получил титул царя Московского, и ему не нужен был соперник. Во-вторых, главный очаг мятежа— Северская Украина была захвачена королем.

Дело отложили в долгий ящик, чтобы извлечь его при первой надобности. Следствием было уменьшение жалованья самозванцу до 100 злотых в год. Это жалованье ему платили до заключения Поляновского мира.

Вынужденный зарабатывать себе на жизнь, «вор» поступил в писари к пану Осинскому. Последний показал, что писаря в шутку называют царевичем московским, но сам он так себя не титулует и показывает намерение постричься в монахи.

Иван Луба, по его словам, не раз обращался к Белинскому с вопросом, чей он сын в действительности. Шляхтич рассказал ему историю, слишком похожую на сказку. В Москве готовились повесить Маринкина сына Ивана Дмитриевича, и шляхтич задумал подменить «царевича», чтобы повесили сироту, сына шляхтича Лубы. Объяснения Белинского позволяют установить начальную дату интриги, время казни «воренка», сына Марины.

Поляки настаивали на том, что Луба никогда сам не называл себя «царевичем». В письме самозванца, попавшем в руки московитов, Иван именовал себя без титула «царевич», а подпись на письме была писана латиницей «Иван Фаус-тин Дмитриевич». Канцлер Оссолинский показал письмо Лубе, и тот признал свой почерк.

Вероятно, как и в случае со шкловским учителем Лже-дмитрием II, Лубе его роль, видимо, была навязана. Поляки привезли в Москву и выдали Лубу русским, но посадили под арест игумена Афанасия. Спасая игумена, московские власти помиловали «вора» и вернули как польского шляхтича королевским послам.

Поездка в Москву убедила молодого человека в собственной значительности. Будучи отпущен на родину, он в Минске называл себя «царевичем», говорил, что его посылали в Москву для осведомления и сам царь признал его сыном «Дмитрия».

С супругой пана атамана все более-менее ясно, да и с дочерями хотя бы какая-то определенность есть: жена Наливайко с дочками в 1597 году переехала под Плоцк, где в последующем отдала их замуж за местных шляхтичей из рода Циолковских (Константин Циолковский весьма гордился своим происхождением!) — а вот куда делся старший сын, история умалчивала, после 1596 года все упоминания о нем исчезли из бумаг Острожских...

Между тем, просто безвестно пропасть где-то в степях Дикого поля этот парень не мог — не то происхождение!

Григорий по отцу был Рюриковичем и Гедеминовичем, по матери, Елене Ружинской — Наримунтовичем, тоже князем Гедиминова рода, пусть и младшей ветви. Отроков с такой родословной на то время в Восточной Европе было раз, два и обчелся...

Царевич Дмитрий Иоаннович, сын Ивана Грозного, правнук Софии Палеолог, племянницы последнего римского императора, злодейски убиенный в Угличе — и то, пожалуй, в знатности рода уступал сыну Северина...

СТОП!

12 октября 2014 года, Венгрия, окрестности Эстергома, около двух часов пополудни. Именно здесь мне пришла в голову мысль, которой я считаю нужным поделиться с уважаемым читателем.


Итак.

Человек, официально признанный 20 июня 1605 года в Москве, на Лобном месте, чудесно спасшимся царевичем Дмитрием, с 17 мая 1607 года называемый Лжедмитрием, а в исторической литературе второй половины XIX века ставший Лжедмитрием Первым — был Григорием Наливайко, сыном Северина, несостоявшегося князя Русского, внуком Дмитрия Сангушко, Гедиминовичем и Рюриковичем, князем по рождению и принцем крови.

И НИКЕМ ИНЫМ!

Все забавные байки о Гришке Отрепьеве, итальянском монахе, внебрачном сыне Стефана Батория, которые-де могли загримироваться под чудесно спасшегося царевича Дмитрия и сесть на московский стол — мы отметаем. Не те люди сидели в Боярской думе, чтобы даровать право называться государем московским и всея Руси каким-то мутным проходимцам.

Да если бы выжил и действительно чудесно спасся царевич Дмитрий — он бы по праву сел бы на престол предков; но он был убит в Угличе еще ребенком.

Григорий Наливайко по знатности рода ничем убиенному Дмитрию не уступал — следовательно, московская княжеская верхушка вполне могла дать согласие на занятие им престола.

Этот вариант давал реальным властителям Руси прекрасную возможность править страной, ничем не рискуя — вся ответственность будет на молодом царе, который, не имея на Москве никаких связей — кровнородственных, служилых, деловых — в этом случае становился просто послушным исполнителем воли тех, кто посадил его на престол.

И самое главное — за спиной Григория Наливайко стоит тот, кто подвиг его отца на мятеж против Сигизмунда III Вазы, и кому корона московских царей на его голове — самый простой способ избавиться от впавшего в яростный католицизм польского короля.

Я говорю о Константине Василии Острожском...
В 1597 году из публичного пространства Речи Посполитой исчезает Григорий Наливайко, сын казненного в Варшаве вождя сепаратистов. В возрасте 15 лет. Кстати, в Статуте Великого княжества Литовского 1588 г. имелся раздел VI «Аб апеках», нормы которого регулировали правоотношения в сфере опекунства.

В статье 1 раздела VI Статута указывался возраст наступления совершеннолетия — для лиц мужского пола — 18 лет, женского — 13 лет (что, кстати, ставит под сомнение юридическую состоятельность обвинения князя Дмитрия Сангушко в нарушении закона, Гальшке на момент женитьбы уже исполнилось 14 лет).

Восемнадцать Григорию Наливайко исполнилось в 1600 году. А в 1601-м Константин Василий Острожский посылает в Москву своих доверенных людей.

Зачем? Чтобы вступить в переговоры с московскими влиятельными персонами — о которых пишет С.М.Соловьев:



«внутренним врагам Бориса, терзавшимся мыслию, что Годунов на престоле, грозимым ежечасно тяжелою опалою, это появление было более чем выгодно, оно вполне соответствовало их цели, ибо им надобно было орудие, которое было бы так могущественно, что могло свергнуть Годунова, и в то же время так ничтожно, что после легко было от него отделаться и очистить престол для себя».


И Константин Василий Острожский предлагает им избрать таким орудием сына Северина Наливайко, Рюриковича и Гедиминовича по крови, и предоставляет им доказательства высокого происхождения претендента.


Далее. Первое явление Лжедмитрия произошло в Киеве, в 1601 году — но успехом не увенчалось, игумен Лавры указал «московскому царевичу» на дверь.

В последующем следы «чудесно спасшегося отрока» появляются в Дерманском монастыре в 1602 году — где в это время занимается книгопечатанием... Демьян Наливайко!

Какое неожиданное совпадение, правда?

Дальше — еще интересней, три месяца будущий государь московский проводит в Остроге, при дворе князя — где тогда был, как модно сейчас говорить, «интеллектуальный центр» Литовской (пардон, уже польской) Руси.

И вот, поднатаскавшись, набравшись ума и отточив манеры — «чудесно спасшийся отрок Дмитрий» объявляется в Брагине, в имении князя Адама Вишневецкого — и сановный магнат признает в простом конюхе наследника Московского престола... Ну а дальше вы все знаете.

И если Лжедмитрием I был Григорий Наливайко — то все якобы несуразицы, нестыковки и странности его воцарения и недолгого правления тут же ими быть перестают.

Это была персона, устраивающая ВСЕХ — во всяком случае, тех, кто реально правил Московским царством — и поэтому он стал царем. Война Годунова с Лжедмитрием после Кром обрела характер обычного «договорняка» — военачальники «царя Бориса» публично клялись ему в верности, тем временем тайно отсылая гонцов к «самозванцу» и выторговывая себе сладкие куски власти.

Становится понятно, отчего так легко открыли свои ворота Моравск, Чернигов, Путивль, отчего войско князя Мстиславского уступило отрядам «самозванца» под Новгород-Северским, почему под его знамя перешли Рыльск, Севск, Курск, Кромы, почему ему присягнул Басманов, почему ему открыла ворота Москва.

Константин Василий Острожский сделал московским боярам предложение, от которого те оказались не в силах отказаться — и то, что впоследствии Лжедмитрий I был свергнут и казнен, означало лишь то, что он, вопреки договору Острожского с коллегами из Москвы, всерьез решил быть царем, наплевав на продиктованные ему условия царствования...


автор публикации Александр Усовский, историк, Белоруссия

http://imhoclub.by/ru/material...z4M7h1C57H

необходимо : исследовать обоснование публикации Н.В.Остапчука (Ровенский госуниверситет) о браке деда К.Э. Циолковского с праправнучкой Семена-Северина Наливайко в костеле г.Тучина (Ровенская область) в конце 18 века


у кого есть выход на Ровенский университет ?

По некоторым, весьма глухим свидетельствам, у Ксении Годуновой был от Самозванца ребенок...

Как утверждали слухи, после пострига в монастыре Ксения родила сына от Лжедмитрия[25].
25 Валишевский К. Смутное время. — М., 1993. — С. 143.

http://wikivisually.com/lang-r...te_note-29