В поисках уходящей натуры (от Усть-Кута до Петропавловска) : ВГД

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

Подымахино и Казарки

С утра, переплыв Лену, приступаем к осмотру Подымахино – поселения, отметившего в 1999 г. 300-летний юбилей. До революции Подымахино было селом, что определялось расположением в нем построенной в 1866 г. церкви (Богородице-Казанской или просто Казанской). Ныне же все перемешалось: кто называет Подымахино селом, кто деревней. «Подымахинская сельская администрация» с 1980-х гг. располагается в находящемся рядом поселке Казарки. Там же, в Казарках, построена в 1984 г. «средняя общеобразовательная школа с. Подымахино Усть-Кутского района». А лесничество в Казарках именуется названием несуществующей уже деревни – «Борисовское лесничество». Вот так, все шиворот-навыворот!
Подымахино вытянулось по ровному прямому участку левого берега Лены. До сегодняшнего дня в селе сохранилась приречная рядовая планировка. В первом, прибрежном, ряду (ныне ул. Партизанская) дома стоят, ориентируясь своими лицевыми фасадами, чаще всего трехоконными, на реку. Перед домами, вдоль высокой ленской террасы проложена дорога, а за ней, на самой бровке, выстроилось несколько бань с низкой двухскатной крышей.
В глубине террасы тянется другой, параллельный первому, ряд домов, окна которых также глядят на реку (ул. Школьная). Между собой улицы соединяются частыми проулками.
Особо интересных домов в Подымахино мы не находим. От былой планировки усадеб сохранилась лишь установка амбаров напротив домов. При этом лицевой фасад дома и торцевой амбара выставлены по одной линии вдоль дороги. Остальные хозяйственные постройки в усадьбах сегодня ставятся как угодно, без определенного порядка.
Как вспоминают местные жители, раньше в Подымахино было много двухэтажных четырехкамерных амбаров. Теперь на все село остался лишь один такой, остальные амбары – одноэтажные двухкамерные, большей частью переделанные из двухэтажных. Сегодня новые амбары уже не строятся, их век миновал.
В доме, в котором мы оставили свои вещи, прежде чем начать осмотр села, живет Клавдия Степановна Таюрская, урожденная Маркова из деревни Борисовой. Муж ее, Федор Гордеевич, «с войны раненный вернулся, пожил немного и помер». В 1967 г. Клавдия Степановна перебралась из Борисовой в Подымахино. До сих пор говорит об этом с сожалением: «Не глянется мне здесь!» Живет с сыном по прозвищу Каторга. Всего вырастила 11 детей, разлетевшихся по всей стране. Сейчас ей 87 лет, звали ее жить в Ленинградскую область, но она уезжать отсюда не хочет: «Где родилась, там и помирать буду». Ходит с палочкой, но бойка, разговорчива и страшная при этом матерщинница.
Попрощавшись с Клавдией Степановной, сели в лодку и сплавились до Казарок. 22 июля сего года, в воскресенье, поселок отмечал свое 355-летие. Он отделяется от Подымахино речкой Казарка, через которую лет 20-30 назад был построен мост. Жители поселка разделяют Старые Казарки – от них остался один ряд домов на высоком, образованном поворотом Лены мысу, и Новые Казарки – все остальное поселение, расположившееся ниже по течению реки и вглубь террасы, вплоть до склона невысокого хребта.
При осмотре Новых Казарок удивило, что вся прибрежная улица застроена не старыми, а относительно современными двухквартирными домами. Оказалось, что Новые Казарки, расположившиеся на более низком, чем Старые, участке ленской террасы, пострадали в 1925 г. во время большого наводнения. После него жители перенесли свои дома повыше, а в совхозное время пустующий берег был застроен вновь. Поэтому самые старые дома в Новых Казарках (начало ХХ в.) стоят по второй от Лены улице. При переносе домов трехоконные лицевые фасады часто становились дворовыми, а к дороге (к Лене) дома разворачивались длинным боковым фасадом, в которых прорубались новые окна.
На берегу Лены стоит двухэтажное каменное здание новой школы. В этом году в ней училось 111 человек. Если это число разделить на 11 классов, то получается по десять человек в классе, хотя до выпускного зачастую добирается лишь два-три ученика.
В школьной ограде расположен памятник павшим в годы Великой Отечественной войны. По списку на нем можно судить, какие фамилии были преобладающими в окрестных поселениях. В Подымахино: Антипины – 11 человек, Таюрские – 6, Подымахины – 5, Наумов – 1. В Казарках: Антипины – 20 человек, Наумов – 1. В Борисовой: Антипины – 12 человек, Аксеновы – 9, Марков – 1. В Кокуе: Антипины – 13 человек. В Таюре: Таюрские – 22 человека, Наумовы – 4, Нечаевы – 4. В Новоселовой: Назаровы – 4 человека, Пшенниковы – 2, Антипин – 1. Всего из Подымахинского сельского совета ушло на фронт более 250 человек, 122 из них не вернулись в родные дома.
Встретившаяся нам по дороге бабушка рассказала о налогах, которыми облагали здешних жителей после войны: «старыми деньгами» – 1 000 рублей, картошки – 5 кулей (3 центнера), мяса – 50 кг, яиц – 30 штук, с коровы – 3 кг мяса и шкуру, со свиньи – 50 кг мяса и шкуру (взамен шкур давали выделанную кожу – на ичиги), с овцы – 200 г брынзы. После перечисления этих налогов бабушка перешла на жизнь сегодняшнюю: «Всю жизнь проработала, 40 лет стажа, а пенсии никакой!» Получает она 2 800 рублей. Машина дров стоит 2 500 рублей. «А машины-то на зиму не хватит, надо две-три».
До 1950-х гг. Подымахино и деревня Перевес (на противоположном берегу Лены) входили в колхоз «Колос». В Казарках был свой колхоз. После взятого партией курса на укрупнение хозяйств был организован единый колхоз имени Жданова, в который входили также деревни Глубокая и Борисова. В 1974 г. колхоз преобразовался в совхоз «Подымахинский». Директором его стал Тарас Боходаевич Алексеев, его имя до сих пор вспоминают с добром. Те годы совпали со строительством БАМа. В Казарках расположилось СМП-266. Были построены двухэтажные общежития для строителей, контора и другие здания. Бывшая деревня превратилась в рабочий поселок. С Казарками ныне слился и поселок Глубокий, в котором при геологоразведочном бурении в 1964 г., через два года после Марково, была открыта ленская нефть. Теперь здесь находится леспромхоз.
Некоторые из жителей Подымахино и Казарок сегодня работают «на трубе» – на строительстве нефтяного трубопровода, прокладываемого километрах в 50 от русла Лены. Работа на трубопроводе ведется вахтовым способом, трубу кладут в траншею и сразу закапывают. Местных жителей используют, в основном, на рубке просеки. Заработки «на трубе» хорошие, 15-18 тысяч там получает дворник, сварщик – 35-40 тысяч. Провинившихся (в первую очередь выпивающих) сразу же увольняют.
В настоящее время в поселениях Подымахинской сельской администрации живет более 1 000 человек. Расстояние от Казарок до Усть-Кута 50 километров. Дважды в день, утром и вечером, в город ходит автобус. В другую сторону по берегу Лены дорога тянется еще 150 километров до с. Марково. Зимником же, как говорят, можно добраться и до Якутска

Таюра и Новосёлова

Вчера уже под вечер доплыли до Таюры, находящейся в 85 километрах от Усть-Кута. Ранее большое село, а нынче деревня расположилась в месте впадения в Лену реки Таюры. Вытянувшись по правому берегу Таюры, деревня в центральной и нижней частях имеет уличную планировку с двухсторонней застройкой вдоль отступившей от реки дороги, а в верхней остается типичной однорядовой с ориентацией лицевых фасадов домов на реку.
Наиболее интересные дома в Таюре в подавляющем большинстве начала ХХ в. – под четырехскатной стропильной крышей, с большими окнами (по четыре-пять на лицевых фасадах), рублены в лапу. Среди них всего один пятистенок, остальные – избы. Самый старый дом, стоящий в центре деревни и рубленный в обло, имеет двухскатную крышу и три окна на лицевом фасаде. Построен он, по всей видимости, в последней трети XIX в. Несколько более поздних общественных зданий, поставленных в советское время, искусно сложены в косую лапу (одно из них, бывшее когда-то больницей, наполовину сгорело 3 августа этого года).
Амбары в Таюре двухэтажные – трех- и четырехкамерные. Одноэтажных амбаров, как утверждают старожилы, здесь не ставили.
Дома и амбары двух усадеб соединены вдоль улицы добротными двухстворчатыми воротами, калиткой и дощатыми заплотами с обеих сторон, покрытыми единой двухскатной крышей. В одной из усадеб верх заплота украшен вертикально установленными резными досками. Ворота и калитки набраны дощечками в «елочку» или в поставленные на угол квадраты. Все вместе это выглядит красиво и в то же время создает впечатление наглухо закрытой усадьбы-крепости.
Сегодня Таюра умирает. В ней всего 44 жителя, половина домов пустует. В деревне нет ни школы (была семилетка), ни больницы, ни магазина. Электричество от дизельной станции всего четыре часа в сутки, с 20 до 24 часов.
Самый старый житель в Таюре – Дмитрий Степанович Таюрский, 1930 года рождения. Всю свою жизнь он проработал на технике в МТС. В 17 лет, в 1947 г., сел за отцовский трактор – еще газогенераторный («на газочурке»). Топливом для такой техники служили не хвойные деревья, сосна или лиственница, а береза и осина («чтобы двигатель не засмолило»). Бревна привозили в село, ошкуривали, сушили, затем пилили и кололи на чурочки длиной в 5-6 сантиметров, которые потом сжигались в топке тракторного газогенератора. «В 1949 г. на ″НАТИк″ сел, он уже на керосине работал».
Дмитрия Степановича мы застали за выстрагиванием восьмиметровой сосновой доски, предназначавшейся для борта плоскодонки. Дно лодки сделано из еловых досок, шпангоуты и борта – из сосны. Хотя, как говорит Дмитрий Степанович, «ель лучше – она крепче стоит. Вишь (показывает на край соснового борта) здесь почернело, заболонь».
Лодку он строит в мастерской, под которую приспособлен старый дом, принадлежавший деду его жены, Глебу Таюрскому – зажиточному крестьянину. «У него даже кабак был», а жилой дом имел деревянную, но крашеную крышу.
Сегодня таюрцы живут своим хозяйством, рыбачат, собирают ягоду. «Особо тут не посидишь, шевелиться надо», – говорит молодой загорелый парень, расположившийся на лавочке над рекой Таюрой, и продолжает: «Нельзя ягоду пропустить. Есть ягода – есть бензин, есть бензин – есть рыба, есть рыба – есть деньги, есть деньги – есть всё!»
Ягоду здешние жители меняют на бензин на проходящих по Лене судах. А рыбу ловят по реке Таюре – ленка, тайменя, хариуса. В Лене остались, в основном, ельцы. На рыбалку уходят по Таюре на много километров. Для этого к заднему борту лодки пришивают еще одну доску, чтобы мотор оказался выше. Затем на достаточно глубоком месте мотор заводят, вращающийся винт поднимает волну, лодка садится на нее, приподнимается над речным дном еще выше и таким образом преодолеваются все мели и перекаты на реке. В результате, рыбоохрана на японских «Ямахах» догнать таюрца на слабосильном «Ветерке» не может.
Правда, даже если деньги есть, тратить их здесь особо негде. Ближайший магазин в 35 километрах, в Казарках.
Пока я обдумывал и записывал все это, подошло время обеда. Потом пришлось укрыться в палатке и переждать посыпавший с неба дождь. Наконец, около 15 часов двинулись в дальнейший путь.
В семи километрах от Таюры по левому берегу Лены стояла деревня Новосёлова. Сейчас от нее осталось семь беспорядочно разбросанных по террасе домов. Внизу, на галечнике, ржавеет два старых катера. В 150 метрах от крайнего домика выше по течению на той же террасе под сенью нескольких елей притулилось маленькое запущенное кладбище.
Из трех обжитых домов один, здание бывшей почты, принадлежит Марии Васильевне Антипиной, 47 лет. Саму ее мы не застали, она уехала в Усть-Кут за продуктами для себя и для работников, которых держит здесь для ухода за скотом. В ее хозяйстве шесть коров и 45 свиней. Под свинарник приспособлен каменный склад, оставшийся от почты. Свиней кормят комбикормом, привозимым из города. На зиму кто-нибудь из работников остается здесь присматривать за хозяйством.
Наш разговор прервал вид внезапно почерневшего неба. Под неотвратимо надвигающейся грозовой тучей мы побежали к лодке. Только успели надеть полиэтиленовые плащи и оттолкнуться от берега, как налетел ветер, поднявший частые беспорядочные волны, а вслед за ними зашумел приближающийся ливень. Однако гроза захватила нас только краем, тучу пронесло, вновь засияло солнце, и умытая природа вокруг нас повеселела.
Через несколько километров снова показались удобные для жилья ленские берега, заросшие густой травой. Здесь друг напротив друга располагались две деревни: по левому берегу – Пшенникова, по правому – Миронова. На месте последней стоит одинокий домик – рыбачье зимовье, обустроенное печкой из большой железной бочки. Здесь мы и останавливаемся на ночлег.

Назаровская
Весь следующий день проплыли, не увидев ни одной деревни, хотя когда-то они здесь были: Суховская, Ипатовская, Осиновская, Конец Луг. Заметив напротив места расположения последней стоящее на берегу зимовье, остановились на ночевку. Зимовье – двухкомнатное, устроено оно из крепкого еще амбара. В обеих частях, соединенных между собой проделанной дверью, по печке. Вход в зимовье один, общий.
Рядом на реке гудит землечерпательная машина, углубляющая фарватер Лены. Сзади ее прицеплена баржа с жилыми помещениями для рабочих.
Новым утром, двинувшись в путь, начали огибать длинный мыс, с одной стороны которого стояла деревня Конец Луг, а с другой – Назаровская. По всей видимости, первой была основана Назаровская, а затем поселившийся в конце луга человек (семья) дал начало новой деревне.
Назаровская расположилась в самом углу большого, образованного поворотом реки Лены мыса, прижавшись к выдвинувшемуся к самой воде прибрежному хребту. Деревня давно отвернулась от реки и имеет уличную планировку. Под улицей в таком случае понимается дорога с двухсторонней застройкой, при которой дома, поставленные с обеих сторон проезжей части, «смотрели» уже не на реку, а на дорогу и, соответственно, друг на друга. В Назаровской единственная улица протянулась параллельно Лене в 200 метрах от бровки террасы, по которой никаких строений нет. Проплывая мимо деревни, мы видели только крыши удаленных от воды домов. Постройки вдоль улицы ставились явно в колхозное время. Дома крупные – избы и пятистенки – с четырехскатными стропильными крышами и большими окнами, рублены в лапу. Многие из них имели общественный характер – это магазин, школа, почта, больница, контора и т. п. Вход в них был с улицы, иногда с пристроенным навесом над входной дверью. Амбары добротные, четырехкамерные, а один даже шестикамерный. Ставились они не по линии улицы, а в глубине двора, параллельно или, реже, перпендикулярно улице. Из других хозяйственных построек во дворах находились летние кухни, часто устанавливавшиеся торец в торец с банями, а также сараи. Традиционные для дореволюционных усадеб скотные дворы здесь отсутствуют. О них напоминают лишь небольшие стайки, стоящие в едином дворе.
В центральной части деревни на улице под дощатым навесом стоит колодец с воротом. Еще один такой же находится в верхнем конце деревни.
Порасспрашивать о деревне некого. Назаровская, в которой было до 30 дворов, мертва. Последняя жительница (Трифонова) выехала из Назаровской в поселок Верхнемарково, что в 20 километрах ниже по течению, лет пять назад. Усадьбы заросли крапивой и бодяком выше человеческого роста. Разросшиеся кусты черной смородины и малины не плодоносят. Дома с выбитыми окнами, с порушенными печами, с раскиданными в полном беспорядке вещами. Амбары взломаны, замки выдернуты вместе с пробоями. Какие-то мародеры прошлись по оставленной деревне, перевернув все вверх дном. Искали тайники в печах, вспарывали подушки и перины, рассыпали содержимое шкафов и чемоданов, снимали старинные навесы, красивые наличники.
В центральной части деревни не сразу заметишь небольшой обелиск, поставленный в память о погибших на войне. Деревянная оградка вокруг него повалилась, все поросло травой и чертополохом, кусты разрослись, плотно закрывая обелиск. Вспоминается лозунг прежних лет: «Никто не забыт, ничего не забыто»...
Впечатление гнетущее, на душе становится невыносимо тяжело. Возникают невольные ассоциации с фильмом Андрея Тарковского «Сталкер». Тут такая же Зона, по которой мы бродим, словно потерявшиеся во времени.
Отплываем в совершенно подавленном состоянии.
Перед самыми сумерками, проплыв большой и широкий Марковский остров, останавливаемся на берегу возле исчезнувшей без следа деревни Голый Мыс.

Верхнемарково
Утром мы проснулись в густом тумане. Сырой ватный полог накрыл Лену и ее берега. Лишь в 11 часов солнцу удалось пробиться к земле и туман нехотя, клочьями, стал подниматься кверху и таять в небесах.
После Голого Мыса Лена делает легкий поворот и «по леву руку» перед плывущим по реке открывается поселок Верхнемарково. Но прежде него на высокой террасе под купой высоких деревьев расположилось Верхнемарковское кладбище. Выглядит оно хорошо: обнесено оградой, обустроено скамьями и столиками, все могилы обихожены. Кладбище относительно молодое, в 1971 г., как мы потом выяснили, оно было совсем небольшим. Растет кладбище, удаляясь от поселка, т. е. новые захоронения устраиваются в верхней по течению Лены части.
Подплыв к поселку, останавливаемся у первых однотипных домиков, построенных в начале 1990-х гг. Заносим лодку и вещи в один из них, в котором живут Иван Степанович и Тамара Андреевна Пешины. Обоим по 70 лет. Он с Урала, она с Белгорода. Приехали сюда с началом строительства БАМа – сначала в Усть-Кут, а затем в Верхнемарково. Здесь им нравится, никуда уезжать не собираются. Тут же живут их дочь с внуком и неженатый 45-летний сын, который работает «на скважине».
До 1960-х гг. центральным селом в этой округе было Марково, находящееся на противоположном берегу Лены. С открытием нефти деревня Верхнемаркова стала быстро развиваться и расти, получив новый статус – поселка. До перестройки вместе с работавшими здесь с 1961 г. рабочими нефтеразведки, а также газокаротажной партии и леспромхоза в Верхнемарково жило до 5 тысяч человек. Сюда летали самолеты, от Усть-Кута ходили рейсовые автобусы. В поселке были построены двухэтажные жилые дома, трехэтажная школа.
Но с 1980-х гг. люди начали уезжать из Верхнемарково. Сейчас в нем и ближайших деревнях осталось около 2,5 тысяч человек. В школе учится 300 детей в одну смену (раньше учились в две). Государственный леспромхоз в поселке закрылся, лес вывозят теперь частники. Нет в поселке и государственных магазинов, все – частные, причем количество их заметно выросло и достигло 15.
Вокруг Верхнемарково идет добыча нефти и газа. Работа ведется вахтовым методом. Рабочих завозят на месяц зимой на машинах, летом на вертолете. Вывозится нефть машинами-«сигарами», а с мая месяца этого года она пошла в Усть-Кут по трубопроводу.
Электростанция в Верхнемарково работает на газе, на нем же работает кочегарка, отапливающая благоустроенные квартиры, на газе-конденсате ездят местные автомобилисты.
Современный поселок Верхнемарково, объединившийся с деревней Матвеевой ниже по течению, протянулся на добрых четыре километра по берегу Лены до крутого красноцветного яра на повороте реки. Верхняя часть Верхнемарково отделяется от основной части поселка впадающим в Лену Соляным ручьем. До революции в ручье варили соль, а грязь в нем считали целебной. Рядом с Соляным ручьем стояла часовня, приписанная к Марковской церкви. Через Лену напротив Соляного ручья до революции же работал кирпичный заводик.
Самая старая часть поселка, как и следовало ожидать, – приречный ряд домов, называющийся ныне улицей 40-летия Победы. Неторопливо идем по ней, разглядывая дома и усадьбы. От былой планировки усадеб в Верхнемарково сохранилась только взаимосвязь домов с амбарами по красной линии улицы.
Рубленные в лапу дома часто имеют четырехскатные стропильные крыши с подшитыми досками карнизами. На лицевых, выходящих на реку фасадах, – четыре или пять окон. Немало в поселке больших крепких изб под двускатными крышами, тоже с подшитыми карнизами, но с тремя окнами на узких лицевых фасадах. И те и другие, скорее всего, относятся к последней трети XIX в. Один из домов, последний перед Соляным ручьем, принадлежал когда-то Михаилу Прокопьевичу Чупрову, 1912 г. рождения. Сложенный в лапу, под четырехскатной крышей, он был построен до рождения М.П. Чупрова. Рядом с домом, слева, поставлен великолепный высокий амбар с подшитым карнизом по торцевому фасаду и с окошком во втором этаже, закрытым одностворчатым ставнем.
Встречаются в Верхнемарково и отдельные части домов-связей. Одна из таких находится возле современного здания школы и располагается перпендикулярно реке. Здесь сохранилась дальняя от дороги и реки половина с тремя окнами на торцевом фасаде и тремя на дворовом. Рублен дом в лапу, имеет двухскатную стропильную крышу с подшитым карнизом, но доски кровли придавливает охлупень, как у самцовых крыш. Во всем поселке это, пожалуй, наиболее старое строение.
Проходили по Верхнемарково весь день и только в девятом часу вечера вернулись к Пешиным. Пока подзаряжалась батарея цифрового фотоаппарата, нас покормили яичницей, малосолой щучкой, салатом из помидоров, вдоволь напоили чаем. Уже в темноте под начавшимся дождем мы переплыли Лену и поставили палатку недалеко от деревни Марково.

Марково

Под названием Марково сегодня объединены в один населенный пункт три старых, ранее самостоятельных, поселения на правом берегу реки. Сначала, по течению Лены, деревня Миронова, затем Оболкина и, наконец, собственно Марково.
От стоящей на некотором отдалении Мироновой ныне осталось лишь несколько полуразрушенных домов, в одном из которых живут совершеннейшие бичи.
В одной из усадеб Оболкиной удалось зафиксировать остатки старой ленской планировки, когда скотный двор располагался за чистым двором («на задах»). Дворы разделялись калиткой и одностворчатыми воротами, поворачивающимися на столбе-верее. За воротами сохранилась постройка для скота – три хлева, над которыми устроены две повети.
В Марково мы обнаружили две постройки, еще не встречавшиеся в этом году. Одна из них – это Марковская Троицкая церковь, построенная в 1898 г. Она деревянная одноэтажная, в довольно неплохом состоянии. Стоит церковь на самом берегу Лены, возвышаясь над всеми окружающими деревенскими сооружениями. Другая постройка – старая лавка, находившаяся в невысоком пятистенке под двухскатной крышей. Дом стоит в центральной части бывшего села, которая имела двухстороннюю уличную застройку. Длинной своей стороной пятистенок поставлен вдоль улицы, в левой части его лицевого фасада два окна, в правой – два окна и между ними входная дверь в лавку.
В целом же, деревянные постройки в Марково повторяют то, что можно видеть в Верхнемарково. Различие лишь в некоторых особенностях планировки усадеб. В Верхнемарково все амбары стоят слева от домов: если смотреть по течению Лены, то сначала амбар, затем дом. А в Марково амбары установлены справа. Кроме того, в отдельных усадьбах Марково наблюдается иное расположение чистого и скотного дворов, которые устраивались по обе стороны от дома. При этом скотный двор находился слева от дома (снизу по течению). Объясняется это просто: учетом преобладающего направления ветра, дующего сверху Лены. Двухэтажный амбар в этом сллучае служил защитной стенкой от ветра, а скотный двор с его запахами оставался с подветренной стороны.
Дома в Марково через один пустые, тем не менее, здесь живет еще около 100 человек. Теперь нам предстоит осмотреть деревни Матвееву и Заярную на левом берегу Лены, а потом Глуховскую на правом. Целый куст деревень собрался в старину в одном месте, вокруг села Марково.

Матвеева и Глухова

Бывшая деревня Матвеева протянулась по левому берегу Лены напротив нижней части Оболкиной и села Марково. Сегодня Матвеева – составная часть пос. Верхнемарково. От нее сохранился приречный ряд больших добротных домов, лицевые фасады которых ориентированы на Лену. Бывшее название деревни, но взятое почему-то в среднем роде, ныне стало названием улицы: ул. Матвеево, №№ 1-31.
Едва ли не половина домов по улице – пятистенки под четырехскатной стропильной крышей с подшитыми карнизами, имеющие по шесть окон на лицевых фасадах. В одном из них в верхней части улицы живет Любовь Григорьевна Воронина, 1938 г. рождения. Она вместе с матерью приехала сюда в 1953 г. из Украины как спецпереселенка. В 1961 г. вышла замуж за Михаила Николаевича Воронина (1938-1971), работала здесь фельдшером-акушеркой, ездила по вызовам до самого Киренска. На вопрос о ленских жителях тех лет отвечает растроганно: «Очень добрые люди были, гостеприимные, хлебосольные, обращались все на Вы, друг друга звали по имени-отчеству. Но сильно матерились, и мужчины, и женщины».
В течение многих лет Любовь Григорьевна записывает в общей тетради погоду. К примеру, в 1953 г., когда она приехала сюда, Лена замерзла 15 октября, а в 2006 г. – 28 октября. Расходилась Лена в 1953 г. – 9-10 мая, в 2007 г. – 27 апреля. Помимо того, она обращает внимание и на местные приметы, связанные с погодой. Вот одна из них, ею подмеченная: «Если ветер подует снизу Лены – к перемене погоды. Если хорошая была – будет плохая, и наоборот».

В следующем от Л.Г. Ворониной доме живут едва ли не единственные коренные жители Матвеевой: Петр Антонович Шукис, 1925 г. рождения и его жена Репея Михайловна, 1928 г. рождения, урожденная Маркова из д. Мысовой.
Отец Петра Антоновича, Антон Казимирович Шукис, был, по-видимому, литовцем. В 1905 г. его сослали в Сибирь. Сначала он попал на Бодайбинские прииски, позже оказался в работниках в Матвеевой. Здесь сошелся с вдовой с шестью детьми, вырастил и воспитал их. Ее дети носят фамилию Марковы, а два совместных ребенка стали Шукисами. Дом, в котором живут сейчас П.А. и Р.М. Шукисы, был перевезен Антоном Казимировичем из Мысовой.
Одним из домов в конце этого ряда ныне владеет Алексей Владимирович Новолодский, 1954 г. рождения, приехавший сюда из села Байкало-Кудара Кабанского района Бурятии. По его рассказу, дом раньше принадлежал какому-то купцу. В левой половине пятистенка располагалась лавка, а в правой части жил приказчик купца. В доме было три подполья. По сей день дом украшен искусной растительной и зооморфной (в виде драконов) резьбой по лобани наличников, а также накладным растительным орнаментом по подкарнизной доске.

Двумя километрами ниже Матвеевой за высоким красноцветным береговым яром открылся леспромхозовский поселок Заярный.

Он образовался на месте деревни Заярной, в которой старые деревенские дома заменились невыразительными современными постройками. Поселок разросся, некоторые постройки потянулись вверх по Лене и за неимением удобного места вылезли на самый яр.
Смотреть здесь было нечего, и мы поплыли на другую сторону Лены в деревню Глухову. От Марково до нее по полевой дороге всего два километра.
В 1950-х гг. в Глуховой было более 30 дворов, которые размещались по двум параллельным улицам, расположенным вдоль Лены. В колхозное время на всю деревню был один колодец – с воротом, под навесом. А лет пять-шесть назад, когда в деревне оставалось еще 12 дворов, пробурили две скважины, воду из которых стали качать электронасосами.
Два года тому назад в Глуховой случился пожар, уничтоживший два дома. После пожара погорельцы, а с ними еще две семьи уехали из деревни. С того времени в деревне оставалась одна семья – Леонида Ивановича Маркова и его жены Анны Сильвестровны (урожденная Тирская из д. Тирской). В мае этого года Анна Сильвестровна скончалась, и Леонид Иванович остался один. Получив квартиру в Верхнемарково, он вместе с живущим там сыном Александром (1953 г. р.) ремонтирует ее и зимой собирается переезжать. Таким образом, деревня Глухова прекратит свое существование. Леонид Иванович с сожалением покидает родные места: «Неохота уезжать отсюда-то, привык, присох».

Глухова, Мысовая

До темноты закончить осмотр Глуховой мы не успели. Поставили палатку на прибрежном лугу, где и переночевали.
С утра сходили в баню к Леониду Ивановичу, попили вместе с ним чаю, поговорили еще. Оказалось, что он не с того года, который нам первоначально сообщил. На самом деле родился он 25 декабря 1930 г., а в призывном возрасте приписал себе другую дату рождения – 1 января 1931 г. Она и стоит теперь в его паспорте.
В конце 1931 г. его отца, единственного в Глуховой, раскулачили, сослав в Бодайбо. Жену с маленьким Леонидом выселили из родного дома (он до сих пор стоит на «угорье» – на бровке террасы). Поскитавшись по деревне («никуда не принимали»), она уехала к мужу в Бодайбо. В 1934 г. там родился младший брат Леонида Ивановича. Отец работал разнорабочим, грузчиком. В 1941 г. его с первым военным призывом забрали на фронт. В годы войны сводный брат отца вывез невестку с детьми обратно в деревню. А после войны возвращавшийся в Бодайбо отец заехал в Глухову и неожиданно обнаружил здесь и жену, и детей.
Дед Леонида Ивановича ходил на ленских пароходах лоцманом. В 1937 г. «его забрали прямо с парохода и всё». Лишь недавно выяснилось, что он был расстрелян в Киренске в печально известном подвале винзавода.
Прощаясь, Леонид Иванович подарил нам некоторые старые фотографии и фронтовые письма брата его жены, Василия Сильвестровича Тирского, пропавшего без вести в Великую Отечественную войну.
Лишь под вечер мы смогли покинуть Глухову. Дома и амбары в ней разбирают на строительный материал и распиливают на дрова. И хотя много домов еще остается, быстрое исчезновение деревни очевидно.
Вскоре после отплытия в двух-трех километрах от Заярного на левом берегу Лены увидели еще одну деревню Марковского куста – Мысовую. Деревня нежилая, лишь случайно встретили в ней Николая Владимировича Маркова с сыном Александром, приехавших на мотоциклах из Заярного в свой огород. Николай Владимирович, родившийся в Мысовой в 1953 г., рассказал, что до революции деревня стояла на самом повороте Лены на километр ближе к Заярной. В 1915 г. во время сильнейшего наводнения Мысовую смыло, дома посносило вниз до следующего поворота реки. После этого восстановили деревню уже на теперешнем месте – повыше от реки, на пологом склоне спускающегося к Лене хребта.
Дома в Мысовой выстроились двумя параллельными рядами, ориентируясь окнами лицевых фасадов на реку. В третьем ряду, не успевшем получившим развития, стоял домик бабки Николая Владимировича и колхозный конный двор. Особенностью установки домов в этой деревне является то, что их часто ставили парами, либо вплотную друг к другу, либо через устроенные между ними сени. Таким образом состыковывали дома даже в том случае, если их размеры по ширине не совпадали. При этом дома устанавливались своими длинными сторонами вдоль улицы вне зависимости от их первоначального положения. В одном случае особенно заметно, как некогда стоявшая перпендикулярно Лене изба с тремя окнами по лицевому фасаду, под двухскатной крышей, тесины которой были прижаты охлупнем, на новом месте развернулась вдоль улицы своим дворовым фасадом. Амбары ставились слева от домов. В двух усадьбах сохранились стайки с поветями, установленные «на задах» чистого двора. Длинной своей стороной они расположены параллельно дороге и реке.

Мысовая – не жилая деревня уже «лет десять». Жители поселка Заярного садят здесь картошку.

Тира
Закончив описание Мысовой, двинулись по направлению к Тире, до которой от Верхнемарково 14 километров. От нее сохранилось полтора десятка домов по улице, протянувшейся в глубине левобережной ленской террасы в 150 метрах от ее бровки и поворачивающей по правому берегу впадающей в Лену реки Большой Тиры. На самой бровке ленской террасы стоит лишь длинное деревянное здание колхозного коровника.
В прошлом году Тиру покинули последние из коренных жителей деревни – старик Мелентий Иванович Назаров со своей женой. Они переехали в Киренск. Однако здесь остается еще один человек – Владимир Игоревич Юшков. Ему 54 года, в 1989 г. он приехал сюда из г. Рудногорска Иркутской области. Работал в химлесхозе на сборе живицы, а после закрытия предприятия так и остался в Тире.
По словам Юшкова, деревня располагалась по обоим берегам Большой Тиры и даже на другой стороне Лены. Тира, несмотря на свою приличную ширину, не глубокая речка. Через нее идет брод, после которого дорога-летник тянется еще восемь километров до Улькана.
От большинства оставшихся тирских усадеб сохранились только дома без всяких хозяйственных построек, поэтому об их планировке сказать почти нечего, кроме того, что амбары располагались справа от домов, а по сохранившимся в одной из усадеб двум стайкам с поветью, что скотный двор находился «на задах». Первый сверху Лены дом выделяется высоким расположением окон. Дом рублен в лапу из бревен диаметром 30-35 сантиметров, стоит под двухскатной стропильной крышей перпендикулярно улице и реке. Три окна на лицевом фасаде врублены в восьмой венец на высоте ровно двух метров. Сложен дом из 14 венцов.
Из трех сохранившихся в деревне амбаров один – двухэтажный, четырехкамерный – выглядит весьма архаично. Он рублен в обло, имеет самцовую крышу, покрытую тесом, сохранились даже поддерживающие тес курицы. Двери амбара поворачиваются не на железных навесах, а на деревянных «пятах» на крайней доске двери, которые входят в углубления в нижней и верхней колодах дверного косяка. Такой амбар было бы неплохо перевезти в «Тальцы», он, несомненно, стал бы украшением музея.
В другой усадьбе сохранились рубленые также в обло две стайки с поветью, имеющие особенность в том, что второй этаж (поветь) шире нижнего этажа почти на метр и нависает над стайками, создавая перед входами в них закрытое от дождя и солнца пространство. Однако эту постройку уже начинают пилить на дрова.
До самого вечера рассматривали Тиру. Выплыли в 20 часов и в наступающих сумерках остановились где-то около Улькана.

Улькан
Утром собирались долго и отплыли только к обеду. За первым же поворотом Лены на правом ее берегу появился Улькан. В нем оказалось неожиданно много домов, разбросанных по обоим берегам реки Улькан. До Великой Отечественной войны в селе стояло около 60 дворов, жило до 200 человек. При этом в разделенных рекой частях Улькана были отдельные колхозы и даже школы по 40 учеников в каждой. Через р. Улькан существовал деревянный мост, который в половодье часто сносило. Тогда сельские мужики собирались вместе и вновь устраивали переправу.
Сегодня в Улькане постоянно живет лишь один человек – Василий Никонов из Марково. Его мы встретили, подплывая, – он проверял поставленные сети. По виду, совершенно спившийся человек. Но летом в Улькане пребывает немало людей. Знакомимся с Ниной Ивановной Сорокиной, урожденной Красноштановой. Родившись и выйдя замуж в нижележащей Лазаревой, в 1959 г. она с мужем переехала в Улькане и прожила здесь 40 лет. Сейчас живет в Иркутске, но летом навещает родную деревню с кем-нибудь из детей и внуков.
В другом ульканском доме каждое лето отдыхает приезжающий из Москвы Геннадий Николаевич Красноштанов (родился в 1952 г. в Улькане). Этим летом он здесь с женой и с племянником. В одном доме с ними устроились две старушки из Марково. Мы разговорились с более пожилой по виду – Людмилой Глебовной Третьяковой, урожденной Красноштановой. Она тоже ульканская уроженка, родилась в 1931 г. Ходит Людмила Глебовна трудно, с палочкой, но с живым интересом отвечает на наши вопросы.
На левом берегу р. Улькан застройка сохранились настолько фрагментарно, что планировку этой части села и представить невозможно. Кажется, что дома поставлены совершенно произвольно. Не помогает даже табличка на одном из домов, свидетельствующая, что здесь находилась улица Советская. Поодаль от жилых строений, на ленской террасе, зияет пустыми окнами здание построенной в 1898 г. Ульканской Введенской церкви. Вокруг нее все заросло высокой травой.
На правом берегу р. Улькан дома от улицы, протянувшейся вдоль р. Лены, поднимаются вверх по склону горы и объединяются улицей Яровой. Едва ли не большая часть ульканских домов была построена в колхозное время, о чем свидетельствуют их увеличенные размеры, большие окна, орнамент наличников с пятиконечными звездами и пропильная резьба по фризу домов, в которой повторяются изображения серпа и молота. Аналогичные символы рабоче-крестьянской власти обнаруживаются и на перилах двухэтажного амбара, набранных из пропильных дощечек.
Однако сохранились здесь и более старые постройки. Один из домов у подножия горы представляет собой заднюю часть дома-связи. Передняя его часть явно отпилена. Это подтверждает и Н.И. Сорокина: «Два брата делились. Переднюю часть поставили напротив, на другой стороне улицы. Мы в нем и жили. Он потом сгорел».
Рядом с сохранившейся частью дома-связи стоит весьма архаичный амбар: двухэтажный, четырехкаменый, рубленный в обло, с самцовой крышей, с сохранившимися (правда, плохо) охлупнем и курицами. Входные двери в него, так же как и в Тире, не на железных навесах, а на деревянном ходу. Жалко, что такой образец разрушается и приходит в негодность.
Пока я разглядываю внешний вид деревянных строений, Лариса изучает русские печи и их расположение в жилых помещениях. Ряд наблюдений по этому поводу просится к изложению в специальной статье.
В оставленных избах, как обычно, часто находятся брошенные документы и семейные фотографии. Все, что можно, мы собираем и везем с собой, они пополнят фонды музея «Тальцы».
На самом взгорке обрывистого правого берега реки Улькан, возвышается памятник павшим в Великую Отечественную войну. Надписи на нем гласят:
Ушли на защиту Родины – 58 человек.
На трудовой фронт – 11 человек.
Не вернулось – 25 человек.
Вернулись – 44 человека.
Фамилии погибших (в основном, Красноштановы и Арбатские) с полными именами и отчествами увековечены на до сих пор сияющих табличках из нержавеющей стали. Однако ничто не вечно под луной. Умерло село, заросла травой забвения и дорожка к памятнику в честь его бывших жителей.

Казимирова
От Улькана до следующего поселения, деревни Казимировой, в которой также жили Красноштановы и Арбатские, – 11 километров. Однако деревни уже нет совсем. Берег по левой стороне Лены зарос бурьяном. На отдалении друг от друга стоят еще развалины двух домов и большого двухэтажного двухкамерного амбара, расположенного высоко, у самого леса. По всей видимости, это был колхозный семенной амбар, или мангазея. Под самой крышей, справа от входной двери, вырезана дата: «1843 сен. 20». На бревнах амбара видны зарубки, свидетельствующие об его переносе с другого места.
В конце дня после осмотра остатков деревни расположились в устье впадающей в Лену речки Казимировки. На следующий день, 1 сентября – в первый день осени – устроили себе выходной. Варили уху из пойманной небольшой сетью рыбы, прогулялись по еле заметной тропинке вдоль речки Казимировки, писали дневники, переваривая и осмысливая увиденное в пути.

Красноярова

После дня полноценного отдыха с новыми силами двинулись к деревне Краснояровой. Она удивила нас своим расположением. Из нашей лодки мы увидели только несколько железных контейнеров и дощатых сарайчиков, стоящих на бровке террасы, да пару дюралевых лодок на берегу. Лишь когда мы поднялись на «угорье», Красноярова открылась нам, раскинувшись на правом берегу за лугом по пологому склону горы метрах в 300 от Лены.
В деревне 13 жилых домов, в которых живет 38 человек. Есть больница, почта, частный магазинчик. В сохранившемся здании Краснояровской Иннокентьевской церкви 1915 г. постройки работает клуб. Начальная (четырехлетняя) школа на стадии закрытия. Этой осенью в первый класс пошло всего два ребенка. Еще 13 учатся в школе-интернате в Макарово.
В деревне базируются дорожные рабочие, ведущие отсыпку автомобильной дороги до Киренска (82 км) и до бамовского поселка Небель в Казачинско-Ленском районе (145 км).
Коренные фамилии и здесь Арбатские и Красноштановы. В 1930-х гг. в Краснояровой поселились переселенцы из Воронежской области – Пешковы, Бортниковы, Шагаловы.
Деревенские дома располагаются по четырем улицам: Луговой, Лесной, Родниковой и Полевой, из которых нижняя улица – самая протяженная, а верхняя – самая короткая. В результате очертания деревни приближаются к форме треугольника. Наиболее интересные постройки размещаются на нижних (Луговой и Лесной) улицах, а на самом верху в деревне расположились «коттеджи» – безвкусные одноэтажные постройки наиболее зажиточных краснояровских жителей.
В середине ХХ в. в краснояровских усадьбах были распространены колодцы-журавли. Ныне воду возят на тракторе из бьющего в горе родника. Родниковая вода образует короткий ручей, впадающий в Лену. Раньше он назывался просто Ручей, с ударением на букву «у». Теперь на построенной через него автомобильной дороге установлена табличка: «руч. Безымянный».

Потапова, Верхолукская
От Красноярово до Макарово всего 36 километров по дороге и 45 – по реке. Но мы плывем не так быстро, как хотелось бы. Русло Лены на этом участке почти не имеет уклона, течения и не видно, вода застыла в берегах, словно в озере. Весь вчерашний день мы гребли и гребли попеременно, а проплыли лишь 14 километров. На этом протяжении раньше стояли деревня Леонова, от которой ныне нет ничего, кроме чистого поля, да село Потапово на правом берегу реки. От последнего осталось несколько построек, вольно разбросанных по широкому ровному пространству в полукилометре от Лены. Среди них деревянная Потаповская Казанская церковь, построенная в конце XIX в. Она аналогична Ульканской, но меньше по размерам. Поле перед зданием церкви было засеяно овсом, который недавно сжали. Высокая стерня мягко золотилась под лучами вечернего солнца.
За используемой ныне как склад церковью вздымается рощица из разнообразных деревьев. В ней прячется небольшой, рубленый в лапу пятистенок с табличкой на стене: «Школа основана в 1900 г. Сад заложен в 1946 г.». В этом же саду стоит небольшой обелиск в память о Великой Отечественной: «Они не вернулись домой». В их числе 22 Швецовых, 13 Потаповых, 4 Леоновых, а также П.Н. Тонких, В.А. Будкин, Л.А. Карпов, С.А Михалев, Ф.Я. Сорокин.
Другие немногочисленные постройки в Потаповой не вызвали у нас интереса. Это либо полуразрушенные поздние дома, либо фермы, возле которых слышно присутствие человека: стук топора, тарахтение колесного трактора. Какой-то предприниматель ведет в Потаповой свое хозяйство.
Сегодня 4 сентября. Мы миновали место расположения деревень Карасовой и Любáвской, стоявших на крутом повороте на противоположных берегах Лены. Затем появилась деревня Верхолукская на высоком правом берегу реки. От нее осталось всего несколько домов, стоявших по протянувшейся вдоль Лены двухсторонней улице.
В нижней части деревни сохранился примечательный дом, рубленый в лапу. Три окна его на лицевом фасаде ориентированы на улицу (от реки). Это задняя часть дома-связи. Более ранняя передняя, смотревшая когда-то на Лену, отсутствует. Слева от дома по улице стоит амбар, а скотный двор с остатками двух стаек с поветью расположился «на задах» от чистого – у самого обрыва к реке. Таким образом, видно, как усадьба перепланировалась на улицу, отвернувшись от реки.
В верхней части деревни сохранился дом, рубленый в обло из крупных бревен. 11 венцов сруба перекрыты двухскатной стропильной крышей с забранным досками фронтоном. Дом имеет простые выпуски-помочи, но резной охлупень, придавливающий доски кровли. Располагается он за дорогой. Три окна лицевого фасада, ориентированные на улицу и реку, обрамлены простыми, лаконично украшенными наличниками с одностворчатыми ставнями на кованных навесах.

Макарово и Балашова
Проплыв немного после Верхолукской, остановились в виду большого села Макарово. Деревень Панскóй и Чечёткиной, находившихся между Верхолукской и Макарово, уже давно не существует.
Утром встали пораньше, чтобы успеть осмотреть село и деревню Балашову на противоположном берегу Лены. Однако Макарово в архитектурном отношении нас разочаровало. В отличие от деревень, в которых по бедности большей части пожилых людей все остается неизменно, по-старому, в крупных селах идет активная перестройка как домов, так и хозяйственных сооружений. Осуществляется она, чаще всего, грубо, безвкусно, неорганично. В полной мере это относится и к Макарово. Наиболее старая улица села (ул. Советская) тянется по берегу Лены на добрых два километра. Баки нефтебазы делят село на Старое (ниже по течению) и Новое Макарово. В Новом Макарово выделяются Хутора, а на самом краю – Коттеджи или Кулаковка, где участки земли под застройку выделялись по 22 сотки.
Главная улица Старого Макарово, Советская, имеет двустроннюю застройку. Лишь несколько самых нижних домов, стоящих на берегу реки, сохранили старую ориентацию на Лену. По трем другим улицам, расположившимся параллельно Советской, настроено много двух- и четырехквартирных совхозных домов. Население Макарово составляет около 1,5 тысяч человек. Селу есть куда расти и по Лене, и вглубь террасы. Здесь прибрежный ленский хребет далеко отступает от реки, образуя многокилометровый в длину широкий ровный участок.
Улица Советская продолжается и за село, переходя в дорогу до Киренска, до которого отсюда 60 километров, а в другую до Краснояровой и далее до Небеля. Улица не заасфальтирована, и проезжающие машины поднимают страшную пыль, коей все вокруг густо посыпано.
В центре села находится пустующее и разрушающееся здание Макаровской Ильинской церкви, построенной в 1901 г. Церковь была деревянная двухэтажная, с прирубленным южным приделом. Сложена она в лапу, бревенчатые стены снаружи и изнутри оштукатурены и побелены, в результате чего создается впечатление каменной постройки.
Между зданием церкви и пыльной дорогой теперь устроена детская площадка. Здесь же стоит установленный в ноябре 1967 г. (там, где древесина рыхлее – древесные кольца памятник, посвященный «светлой памяти земляков, павших за свободу и независимость нашей Родины, за счастье будущих поколений».
В Макарово живет знакомая по переписке Галина Николаевна Швецова. Несколько лет назад она отправила мне записанные ею частушки, которые потом вошли в изданную книгу . Теперь мы встретились с ней и познакомились лично. Галина Николаевна родилась в 1938 г. в Киренске, в 1957 г. окончила там педучилище и по распределению приехала в Макарово. Учительствовала в начальных классах, а параллельно училась в университете. После его окончания много лет преподавала русский язык и литературу, была завучем Макаровской школы. Собрала богатый материал для школьного музея, однако в декабре 1994 г. он сгорел вместе со школой. В нынешнем году в Макарово, наконец, отстроили новый школьный комплекс на 178 человек с отдельным зданием интерната. Галине Николаевне уже под 70, несмотря на это она с неисчерпаемым энтузиазмом продолжает заниматься краеведением, преподает факультативный курс «Родной край».
Свои вещи мы оставили в Кулаковке, во втором сверху доме, у Алексея Олимповича Потапова. Он родился в 1947 г. в уже не существующей деревне Почтовой, бывший речник, человек вдумчивый, с удовольствием размышляющий о старине. Со слов своего деда он рассказал нам о некоторых особенностях домового строительства.
Раньше в деревне обязательно был особый «спец», он «проходил по лесу, деревья простукивал, тёски делал – отмечал деревины, которые валить». Особой пилой-«баяном» эти деревья спиливались. Но прежде чем валить их, «клали лёжки – на них валили». По размерам дома отпиливали бревна, срубали с них сучья и в несколько линий по периметру бревен снимали кору. Два года после этого они лежали – сохли. Затем на лошадях бревна вывозили в деревню, окончательно ошкуривали, «кольцевали», т. е. выравнивали по диаметру комель с вершиной, и после этого начинали строить.

В поисках уходящей натуры. Юрий Лыхин.

http://elen5499.blogspot.com/2013/08/blog-post_17.html

В поисках уходящей натуры (от Усть-Кута до Петропавловска)-смотреть фото,читать полностью рассказы

http://www.pribaikal.ru/more/article/11564.html

В поисках уходящей натуры (от Усть-Кута до Петропавловска)

ЛЕНСКАЯ ДЕРЕВНЯ: КРАСНОЯРОВА, ПОТАПОВА, ВЕРХОЛУКСКАЯ (ЧАСТЬ 6) сост. Ю. Лыхин. Иркутск

ЛЕНСКАЯ ДЕРЕВНЯ: КРАСНОЯРОВА, ПОТАПОВА, ВЕРХОЛУКСКАЯ (ЧАСТЬ 6)
сост. Ю. Лыхин. Иркутск