На Днестре - Тираспольский уезд

http://www.nadnestre.ru/i-krep...ast-1.html

Размежевание уездных и городских земель.

Официальное, или, как его называли, Генеральное, межевание земель в Тираспольском уезде началось в 1796 году. Первою была замежевана дача села Богославского.

Наиболее долго, как это ни странно, длилось размежевание земель Тирасполя, так как возник ряд спорных моментов.

Одним из первых тираспольских уездных землемеров был коллежский асессор Шаржинский, исполнявший эту должность с конца XYIII века до самой своей смерти в 1814 или 1815 году. Именно с личностью этого добросовестного чиновника связано составление первого плана земель Тирасполя. Пришлось размежевывать земли, новоприобретенные Россией в промежутке Днестра и Бута. Первоначально городу, согласно указу 22 марта 1764 года «О заселении Новороссийской губернии» было отведено 24 тысячи десятин удобной земли, но с учетом сел Терновки и Суклеи. Городским головою в то время был Карасев. Однако, есть косвенные указания и на существование более ранних планов. В документе «Об отводе выгонной земли г. Тирасполю. Указы Сената и Херсонского губернского правления 1816-1817 гг.», подписанном обер-секретарем Павлом Полонским, упоминалось: «(...) город же Тирасполь обмежеван согласно сделанному еще при самом его заведении прожекту(...)»

Одновременно с планом, составленным Шаржинским, в 1799 году появился план Тираспольских земель, составленный конторским землемером Корольковым. Два землемера трудились добросовестно, но их планы друг от друга несколько отличались. В связи с этим уже после смерти Шаржинского появился рапорт губернского землемера Рославского в Херсонское губернское правление, в котором он сообщал: «Во исполнение указа оного правления, от 26 генваря прошлого 1816 года под №3374-м, представляю при сем план земли уездного города Тирасполя, бывшей прежде в его владении, до формального обмежевания и по обмежевании конторским землемером Корольковым, с показанием поселенных на сей земле шелководческой колонии Паркан, казенной слободы Терновки и деревни Суклеи, и с означением, как по плану бывшего Тираспольского уездного землемера Шаржинского положено было отделить земли для градского выгона и наделить землею прочие селения, равно с показанием нового прожекта к отделению градской выгонной земли и для казенных надобностей, причем доношу: (...) по аккуратной моей поверке черного плана, отысканного мною в делах уездного землемера Шаржинского, по соображении оного в таком же масштабе и плана конторского землемера Королькова, и по наложению вновь на план по надписанным мерам сего последнего плана, оказалось в разных частях последнего, наипаче в изгибах реки Днестра; а потому и в исчислении земли вышла в некоторых частях разность по плану землемера Шаржинского против того количества, которое прежде было им показываемо в белом плане и рапорте, поданных бывшему г-ну херсонскому военному губернатору кавалеру дюку де Ришелье, от коего представлен был тот план в Правительствующий Сенат.»

Таким образом, родителями первого плана городских земель Тирасполя с полным основанием можно считать уездного землемера Шаржинского, конторского землемера Королькова, а крестным отцом – военного губернатора герцога де Ришелье.

В соответствии с этим планом и стали нарезать землю горожанам и поселянам Суклеи, Терновки, Паркан.

В рапорте Василия Ивановича Рославского указаны точные размеры выделенной земли: «Всей же удобной и неудобной земли в общей даче города Тирасполя с колониею Парканами и казенными землями Терновкою и Суклеею выходит по исчислению 330088 десятин 2050 сажен(...)»

Городу была Шаржинским произведена, по повелению губернского начальства, двухверстная нарезка выгонной земли, но последовавшая смерть землемера оставила эти документы на долгое время неизвестными и городской думе, и магистрату, так как межевая инструкция составлена не была.

В 1806 году появился еще один вариант плана земли города Тирасполя и казенных селений с назначением для «градского выгона удобной 3145 дес., села Терновки – 2745 дес. и Суклеи – 2850 десятин, для размножения в д. Парканах шелководственных поселенцев и размножения шелководства – 2380 десятин, да для таковых же прибывающих вновь – 5085 десятин, за городским выгоном и разделением остающейся во владении города и казенных селений – 14000 десятин (...)»

Интересно, что на этих землях значились сад виноградный и фруктовый генерала князя Волконского, а также хутор и сад дворян Минор, занимающихся шелководством.

31 декабря 1805 года бывшему тогда титулярным советником землемеру Шаржинскому поступила из конторы Опекунства Новороссийских иностранных поселенцев записка «О составлении плана на земли молдавских поселенцев в с. Парканы»: «Его Сиятельство господин генерал-лейтенант Херсонский и Одесский военный губернатор, управляющий по гражданской части и главноуправляющий по части водворения колонистов и кавалер Эммануил Осипович дюк де Ришелье от 18-го октября под №1259-м, препровождая в контору копию с отношения господина министра внутренних дел от 3-го августа за №609-м последовавшего, о вышедших из-за границы для шелководства молдаванок, при урочище Комаровой балки поселяем их, уведомив о Донесении Его Сиятельству Тираспольского нижнего земского суда, что участок для заведения сего предполагаемый содержит в себе 25 тысяч десятин, места тутовыми деревами занимаемого примерно полагать можно около 100 десятин, от которого вниз до селения Терновки и вверх до Спеи расстоянием 15 верст, шириною же от ста до шестисот саженей луг, для разведения новых тутовых дерев весьма удобный, и что при урочище Парканы сто семей с выгодою поселить можно, и в отводе им для скотоводства и хлебопашества земли препятствия не предвидится, но что из сего же участка должно еще отдавать пятнадцатидесятинную пропорцию по числу душ для показанных селений Суклеи и Терновки, да выгонную землю для города Тирасполя; и о сделанном вам предписании, чтобы на плане доставили конторе проект свой, когда части из участка сего отойти должны и казенным селениям, и под выгон для города, и какое количество земли останется и затем под поселение молдаван для разведения шелководства; и чтобы землю сию до времени отделили от прочих и городу и селений отходящих (...)»

В Херсонском архиве в деле «Об отводе выгонной земли г. Тирасполю» есть очень важная ссылка на происхождение Парканского поселения: «(...) в Тираспольской округе в 1805-м году найдены форнмейстером Нестеровым деревья – остатки пространных садов, принадлежащих бывшему бендерскому предместью Парканы, но в турецкую войну, разоренных, коих считается теперь до 5000, которые равно как и земли под рощею заключавшиеся в 350 десятин по Высочайшему повелению отданы в распоряжение Главному инспектору над шелководством да особо по Высочайшему же в 1808- м году рескрипту повелено устроить в означенной округе на балке Парканы шелководственную колонию из людей искусных в шелководстве, с заплатою за заведение тамо тираспольскими жителями без отводу правительства хутора». Как видно из этого, тираспольцам настоятельно советовали осваивать близлежащие к городу земли.

В том же 1808 году на имя дюка де Ришелье пришло указание Правительствующего Сената о построении на балке Парканы шелководческой колонии с «заплатою за заведенные там тираспольскими жителями без отводу правительства хутора». Из Правительствующего Сената Ришелье получил предписание: «Министр внутренних дел донес мне (...) устроить колонию из выходцев в шелководстве искусных близ города Тирасполя, на месте называемом Комарова балка или Парканы, где находятся еще остатки бывшей там во время турецкого владения шелковичной рощи, с отделением для оной и несколько земли от того города, и от казенного селения Малаешт, усматривая из объяснений ваших, что на означенном месте по дозволению магистрата Тираспольского заведены хутора, и заняты под оные без всякого отводу со стороны Правительства лучшие садовые места и фруктовые рощи, что владетели оных, не имея ни охоты, ни даже ни малейшего сведения по части шелководства, оставили оные без всякого призрения, или употребили для пастьбы скота, что город без сих хуторов может без нужды обойтись, ибо сверх отделенного ему выгона, он имеет довольно земли в общем владении с некоторыми казенными поселянами и что от селения Малаешт назначены земли из тех, кои остались за отделением поселян, узаконенную пропорцию, в уважении пользы какой от шелководства там ожидать можно поселением сведущих в оном людей согласно мнению вашему повелеваю: (...) хутора на сем месте существующие в пользу колонии там разводимой отобрать, и следующие за оные по присланному от Вас списку 3026 – заплатить хозяевам их, из колонистской суммы, на счет безвозвратных издержек (...)»

После смерти Шаржинского должность уездного землемера исполнял С 1815 по начало 20-х годов коллежский секретарь Левицкий, продолживший межевание земель в уезде и работу над планом городской земли. Из-за неточностей различных съемок плана, сделанных землемерами Шаржинским и Корольковым, между горожанами и поселянами Терновки, Суклеи и Паркан начались разногласия. Граждане Тирасполя: «сойдясь и составив 20 июня 1815 приговор, объявили несогласие на сделанную без ведома их умершим землемером Шаржинским нарезку двухверстной выгонной пропорции, которой не только для хлебопашества, но и для выпаса многочисленного городского скота недостаточно, в чем единственное состояние граждан заключается. А без таковых способов, не промышляя они ничем и не имея средств содержать себя; принужденными найдутся оставить жилища свои», – так писала градская дума губернскому землемеру В.И. Ярославскому 26 сентября 1816 года.

Кроме того, оказалось, что на землях (на которые стали претендовать поселяне) горожанами давно были заведены хутора для хлебопашества и скотоводства, устроены при них колодцы, разведены сады. В жалобе Тираспольской думы указывалось: «(...) в числе (...) хутора протоиерея Трирогова и титулярного советника Жилябы, одним пространством под сады занимают каждый до пяти десятин и при самом почти городе, а капитана Половцова и коллежского секретаря Остапенко до трех десятин (...)»

Спор между городом и поселениями вышел далеко за рамки не только уезда и губернии, но и докатился до правительственных верхов. 12 ноября 1814 года из Правительствующего Сената поступило письмо в Екатеринославскую межевую кантору: «По Указу Его Императорского Величества Правительствующий Сенат слушал записку из спорного дела о землях Херсонской губернии города Тирасполя граждан с казенными сел Суклеи и Терновки поселянами (...)»

В записке, в частности, упоминалось, что городские жители завели на землях поселян, поблизости от города в селе Терновке и в местечке Парканах, а также «в других подобных селу местах» хутора, и развели в довольном количестве фруктовые, виноградные сады и шелковичные деревья. И, казалось бы, легко их оттуда было выпроводить, но сделали это они не сами, а по... именному повелению Херсонского гражданского губернатора Миклашевского, который предписал «о заведении таковых садов, а особливо шелковичных деревьев, иметь городу неусыпное старание, но в 1799-м году уездным землемером Шаржинским неизвестно почему представлено было казенной и оной конторе, что городу Тирасполю следует из той земли только двухверстная пропорция, а (...) от 7 апреля 1802-го года Правительствующего Сената, из местного департамента Указом повелено, земли утверждать против прожектов...»

В 1814 году Екатеринославская казенная Палата настаивала на отмежевании от города особо селений Терновки и Суклеи.

Если между близлежащими селениями и Тирасполем шел спор о количестве им принадлежащей земли, то в общей окружной даче казенных селений Малаешт, Токмазеи, Теи, Спеи, Бугор, Ташлык и Шибке (согласно 6-й ревизии 1811 года) было излишней земли 16899 десятин 1449 сажен, которая Казенной палатой отписывалась в «Наполнение недостатка» по числу душ в дубовскую волость – 15447 десятин 2031 сажень и селению Делакеу – 1008 десятин. О чем было 9 декабря 1817 года разъяснено в ведомости, составленной Казенной палатой военному губернатору графу Ланжерону. А тот в свою очередь донес Императору. Причем, граф ходатайствовал о выделении, особо Тирасполю, 300 десятин удобной и 157 десятин неудобной земли, включая в последнее число 49 десятин, исчисленных по формальному межеванию «под крепостью» (для крепости). Занимался этим на месте землемер Левицкий, а потом сменивший его на этом посту строптивый коллежский секретарь Ильенко.

Причем Левицкий что-то сказал не так, как надо, потому что 31 мая 1819 года с него потребовала Казенная палата объяснение, по чьему повелению «он вступил в перемежевание земель округи вышеуказанных казенных селений».

Видимо, в ту пору, когда в уезде шло размежевание земель, было множество проектов и каждый вышестоящий начальник требовал выполнения именно его указаний, а крайним, как всегда, оказывался тот, кто делал своими руками и выхаживал на земле своими ногами – то есть уездный землемер.

Неудивительно поэтому, что и в 1829 году все еще продолжался спор о размежевании земель Тирасполя, Терновки, Суклеи.

Новый уездный землемер Ильенко получил в начале 20-х годов указание от нового губернского землемера Гречины о «немедленном приведении в известность земель города Григориополя и села Делакеу, по доставлении в сию палату с подробным показателем внутренней ситуации и с исчислением порознь качеств земель плана (...)»

Согласно проведенному генеральному межеванию, городам Тирасполю и Григориополю принадлежало в прошлом веке 26561 десятина 2341 квадратная сажень, а вот сколько было отмежевано Дубоссарам, сведений не сохранилось. Известно только, что в 1889 году этот заштатный город владел двумя участками, имеющими в общей сложности 4321,3 десятины. А самому Григориополю при основании его было отведено около 30 тысяч десятин земли.

К концу 80-х годов прошлого века у трех городов осталось 31558,1 десятины земли, то есть 4,89 процента общей площади уезда. Во время генерального межевания Тираспольского уезда существовали следующие разряды общественного землевладения: казенных поселян, владевших 192914 десятинами 2390 саженями земли; колонистов-немцев, которым принадлежало 29481 десятина 1925 сажен земли, и 22904 десятины 2091 сажень были в пользовании у колонистов-болгар. Всем принадлежало более 3/4 всей общественной земли и более 1/4 общей площади уезда.

На основании заявления министра финансов от 30 октября 1811 г. предписано было Тираспольскому нижнему земскому суду выделить земли селениям Ананьево и Гандрабуры, а 11 марта 1812 года велено было отвести в надел поселянам селения Валигоцулова 3090 десятин и «75 десятин, а так же и назначаемая Сенатом в надел 495 десятин (...)»

25 августа 1827 года появился Указ Правительствующего Сената, предписавшего: «... из оказавшихся в округе города Тирасполя за отделением к колонии Паркан земель отмежевать, во-первых, городу для выгона четырехверстную пропорцию (...) и в-третьих: остающиеся затем земли отмежевать особо и оставить оныя в том самом владении и нахождении, в каком они до межевания находились».

В марте 1828 года губернский землемер Гречина писал, что, если «план города Тирасполя есть начало межевания уезда, следовательно, принявши неверность в нем, невольно должны последовать таковы... и в прилегающих дачах, которые поелику по реке Днестру (...)»

Приняв такое мудрое решение, что нельзя заново межевать весь уезд тираспольсий уездный землемер Ильенко и Екатеринославской Межевой конторы землемер губернский секретарь Гречина предложили свой компромиссный вариант. В нем, в частности, в отношении спорных земель города и Суклеи говорилось: «Относительно перемены нарезки дачи деревни Суклеи для доставления тамошним поселянам удобства в водопое, не можно объяснить мнения без местного удостоверения. Как поселяне, так и граждане тираспольские имеют равные права на выгоны земли. Поелику же в весьма малой перемене черты и в вознаграждении за кусок берега реки, куском степи не предусматривается важного затруднения; тем более, что неизвестно с достоверностью, где нужно поселянам место для водопоя у озера ли (...) или же у Днестра (...), поставив, впрочем, в обязанность им и сохранение следуемой Суклеи удобной земли и уравнение выгодами водопоя, не касаясь нимало устроенных тамо заведений, как со стороны города, так и со стороны суклейских поселян».

Тираспольский магистрат нашел в 1828 году оригинальное решение вопросов по спорным участкам земли. Он причислил живущих на них поселян в городское звание тираспольских мещан.

Однако из проектов шелководческой колонии Паркан ничего не вышло. В начале второй половины XIX века все это пришло в упадок, и Парканы стали превращаться в обыкновенное селение. Но шелководческая культура не пропала совсем. В книге «Материалы для географии и статистики России, Херсонская губерния», изданной в Санкт-Петербурге в 1863 году, находим: «У государственных крестьян шелководство наиболее развито в Тираспольском уезде, в приднестровских селениях (...), наиболее распространено в Лунговской волости и в особенности в сс. Кошница и Перерытом, менее в Малаештской волости и еще менее в Слободзейской». Как видно из этого, Парканы уже вообще в 1849- 1850 годах не упоминаются в числе тех селений, которые занимались шелководством. Так что отмежевание дополнительных земель Парканам не сделало это селение уникальным в уезде, хотя такая возможность явно была, но история не знает сослагательных наклонений. А генеральное межевание всего Тираспольского уезда закончилось в 1833 году, если не считать одной дачи, которая была замежевана в 1857 году.

http://www.nadnestre.ru/i-krep...ast-1.html

Под звон гусарских сабель.

Кто же возводил крепостные валы, вложив в ножны сабли, после того, как отсверкали годы военного лихолетья на территории между Днестром и Бугом. В предыдущей главе, в письме Императрицы, основные подразделения названы поименно.

Интерес представляет и ведомость расходов по Новороссии, ассигнованных по Высочайшему повелению от 20 декабря 1792 года, хранящаяся в Российском архиве древних актов. 27 мая 736 рублей 97 копеек было ассигновано генерал-поручику артиллерии и кавалеру Толстому для войск, которые стояли при селении Парканах, 2-го июля 2500 рублей отпущено было из казны полковнику и кавалеру Галсмейстеру, командиру Александровского пехотного полка, расположенного в Аджидере. В Ягорлыке стоял Троицкий пехотный полк, которым командовал подполковник Шульц. 24 июля (при строительстве) солдатам - на выплату каждому в день по 5 копеек - было отпущено 1500 рублей. А капитану Савицкому для покупки леса в Бендерах - 144 руб.40 коп. 26-го июля на починку казенных инструментов и приобретение 100 пудов железа этому же полку казна отпустила 220 рублей.

Полковник князь Волконский командовал Херсонским гренадерским полком, квартировавшим в Балте. 30 июля князь получил на зарплату 1000 рублей.

Екатеринославский казачий полк возглавлял премьер-майор Еловайский. Казаки располагались в Аджибее.

Наконец, против устья реки Ботны (как раз там, где через год развернулось строительство) стоял Полоцкий мушкетерский полк. Здесь солдаты получили на зарплату 1 августа 1000 рублей.

Вместо сабель в это время русские офицеры закупали топоры и инструменты под будущее строительство. 21 августа Деволант на покупку разных инструментов получил 4000 рублей. Через три дня на расходы по производству крепостных работ ему было выдано 2000 рублей. 30 августа князь Волконский на строительство полковых жилищ в Балте для Херсонского гренадерского полка получил 390 рублей.

По требованию Деволанта 6 сентября за закупленные в Кременчуге инструменты капитан Орловский получил 387 рублей 25 копеек, а через два дня за 70 купленных топоров для производства крепостных работ - 63 рубля.

9-го сентября Екатеринославской пешей казачьей команде князя Трубецкого на построение против устья реки Ботны жилищ выделили 1000 рублей. Возможно, это были одни из первых домов будущего Тирасполя.

24 сентября Харитов получает 39 р. «на удовлетворение мастера каменного дела жалованьем, за нахождение его при строении полковых жилищ в Ягорлыке».

Полковник князь Кантакузен 5-го октября получил 4000 рублей за поставку леса на строение крепости, а секунд-майор Ремар в Дубоссарах получил для передачи Деволанту для строительства крепости 3000 рублей. Там же 8-го декабря Янкелевич в задаток за покупаемый лес взял 452 руб. 86 к. И наконец, 4 декабря Игнатович получил 100 рублей за издержки, им понесенные «на отправление из Екатеринославля в Дубоссары двух инженерных офицеров, присланных из Санкт-Петербурга для строения крепостей». Естественно, эти инженеры, прибывшие в конце 1792 года в Дубоссары, в следующем году могли участвовать только в строительстве крепости у реки Ботны.

До конца 1792 года на подготовку к возведению крепостей, на закупку леса и прочих материалов было израсходовано 37685 рублей. А на лес, употребленный для армии и на прочие казенные строения, ушло 5606 руб.26 коп.

В ведомости от 6 октября 1792 г. говорится об арнаутской команде подполковника князя Кантакузена, а также о «когорте пеших волонтеров подполковника Никорицы и конных волонтеров премьер-майора Гиржева». Арнауты поступили в полки легкой конницы.

Волонтеры Никорицы в количестве 486 человек пожелали стать воинскими поселянами, а 188 - захотели в казачье звание, и им было разрешено водвориться на «выгодных и изобильных землях самими ими избранных».

Из людей Кантакузена и Никорицы поступил один арнаут на службу в Молдавский регулярный казачий полк и один в Полоцкий мушкетерский полк. В команде же волонтеров Гиржева 589 человек пожелали служить в казачьем звании.

В это же время инженер-поручик Ларионов отряжен был инженер-подполковником Деволантом к построению армянского города Григориополя, где под руководством его были произведены все предложенные «строения с великим искусством и прочностью при том, что сей добрый офицер имел примерное поведение, способности и усердия к службе по всей справедливости...».

Данные по расположению войск в Приднестровье в 1793 году были опубликованы в третьем томе документов А.В. Суворова. Согласно этим материалам, «при Ботне, где главная крепость» стояли Херсонский гренадерский полк (четыре батальона), 1-й и 2-й батальоны Бугского егерского корпуса, Полоцкий полк (два батальона) и пешая казачья команда в составе 8 батальонов. Эти воинские части стояли непосредственно на территории будущего Тирасполя и своими руками в 1793 году воздвигали крепостные валы и строили необходимые помещения. Войсками во «вновь приобретенной области» командовал генерал-поручик и кавалер князь Волконский, в чьем подчинении находился генерал-поручик артиллерии Иван Толстой (квартировавший в Парканах).

Был ли Суворов в строящейся крепости при реке Ботна? К счастью, сохранился документ от 1 сентября 1793 г., который позволяет однозначно сказать: был! Отсюда, с территории строящейся крепости, Суворов отправил сообщение (за №1576) Брацлавскому губернатору Ф.Ф. Бергману о расположении войск на зимние квартиры.

Из крепости Ботна полководец уехал в Балту, а оттуда в Херсон, где 8 сентября вышел приказ его по армии о некоторых изменениях в расположении войск на зимние квартиры. Согласно приказу, 3-му батальону Бугского егерского корпуса было велено квартировать во вновь приобретенной области: «оставить для содержания караула в крепостях одну роту при Аджибее, другую - при Аджидере, а последние две имеют расположенье быть при Парканах и оттоль наряжать потребной караул в главную крепость при Ботне».

Как видно из этого документа, караул на строящуюся крепость Доставлялся из Паркан, а лес, идущий на строение крепости и сплавляемый по Днестру, велено было доставать из реки временно оставленной при Ботне Екатеринославской пешей казачьей команде На зиму Суворов приказал из полков и батальонов оставить при крепости плотников «по десяти, а из пешей казачьей команды по двадцать человек».

Солдаты жили и работали в тяжелых условиях при возведении крепости, и это не могло не тревожить Суворова, который высоко ценил их труд и делал многое, чтобы уменьшить потери. В письме от 20 октября графу П.А. Зубову полководец приводит данные по сокращению смертности солдат в пехотных батальонах (при Ботне тогда квартировало восемь батальонов и тысячная пешая казачья команда). Убыль в этих частях составляла 30 человек в месяц, за пять последних недель она снизилась до 12 человек, но очень много больных оставалось в строю. Так шло строительство будущей Тираспольской крепости.

Конечно же, в строительстве крепости Ботна участвовали и казаки Бугского казачьего войска, которое с 1793 года несло пограничную службу в Приднестровье. В свое время, в 1769 году, для ведения боевых действий с Турцией из молдаван, валахов и задунайских христианских народностей, перешедших на сторону русских, был сформирован полк. Когда война окончилась, все члены полка вместе со своими семействами перебрались в Россию и поселились по реке Бугу, образовав Бугский казачий полк. В войне 1788 года бугские казаки уже принимали активное участие. Тогда же полк был включен в состав вновь организованного Екатеринославского казачьего войска (или, как его еще называли, Екатеринославского казачьего корпуса). Полк со временем стал пополняться крестьянами, купленными правительством у помещиков, живших между Бугом и Ингульцом. Для военного управления войском были назначены старшины из Донского войска. Новое войско приняло активное участие в очередной войне с турками, но потом значительная часть бывших крестьян возбудила ходатайство о возвращении в прежние сословия, и в 1796 году Высочайшим Указом Екатеринославское войско было расформировано, и казаков приписали к мещанам и крестьянам. В казачьем сословии остались только казаки Бугского и Чугуевского полков. В 1797 году часть казаков была распущена, а другая все так же несла службу по Днестру и Черному морю до 1800 года, когда все они были зачислены в поселяне. Но бугские казаки не захотели заниматься крестьянскими делами и в 1801 г., выбрав войскового старшину Хмельницкого послом, отправили его со всеподданнейшим прошением. Оно было рассмотрено в 1803 году, и Бугское казачье войско восстановили. Кроме бывших казаков Бугского войска в него зачислили 600 болгар, поселившихся на казачьих землях. Вместе с тем, войску было предоставлено право увеличивать его за счет принятия выходцев из-за границы: молдаван, валахов, болгар и других, но строго запретили принимать в казаки или селить на войсковых землях крестьян. Войско должно было выставлять три пятисотенных полка для содержания (по очереди) кордонной стражи по Днестру. Войсковым атаманом был назначен генерал-майор Донского войска Краснов. Это вызвало волнения, закончившиеся преданием суду руководителей - старшин. В 1817 году войско окончательно перевели в состав военных поселений. Границы по Днестру тогда уже не было.

Среди тех, кто строил Тираспольскую крепость, были егеря. В Приднестровье находилось несколько егерских батальонов, входивших в состав Екатеринославского егерского корпуса. В Рашкове и ближайших к нему селениях располагался двадцатый егерский батальон в 90-х годах XYIII века. Сформирован он был из 110-го батальона Екатеринославского егерского корпуса в 1787 г. В мае 1797 года этот батальон стал полком под тем же номером и его возглавил Г.М. Грамсдорф.

У Десятого егерского батальона в 90-х годах XYIII века местом нахождения была Рыбница и ближайшие к ней селения. Батальон был сформирован из 3-го батальона Екатеринославского егерского корпуса в 1787 году. В 1797 году он переименован в полк под тем же номером, командиром был назначен Тимирязев, а через год - майор Майков. С 1799 года полк стал именоваться генерал-майора Ведемейера.

В 1785 г. из 1-го и 4-го батальонов Белорусского егерского корпуса был сформирован Одиннадцатый егерский батальон, а 17 мая 1797 года он переименован в полк под тем же номером, и командиром был назначен генерал-майор Малтиц, в 90-х годах батальон, а затем полк квартировал в местечке Ягорлык и в ближайших к нему селениях.

В 1798 г. командование полком принял подполковник Иванов, а 17 января 1799 г. - генерал-майор Марков.

Двенадцатый егерский батальон сформировался в 1785 году из выкомандированных из гарнизонов рядовых с дополнением рекрутами из 2-го и 3-го батальонов Белорусского егерского корпуса. Квартировал в 90-х годах батальон в Дубоссарах и ближайших селениях. В 1797 году он был наименован полком под тем же номером и командиром его стал полковник Балла. 8 мая 1799 г. его сменил Г.М. Стоянов. Наконец, в самом Тирасполе в это же время располагался Четырнадцатый егерский батальон, сформированный из 3-го и 4-го батальонов Бугского егерского корпуса. В 1797 году он стал полком под командой Г.М. Богогевута.

Все егеря носили мундиры светлозеленые, с такою же подкладкою. У каждого батальона разрезные воротники и обшлага были своего цвета, шляпы с широким серебряным (или золотым) галуном и белые или желтые пуговицы.

Между Ямполем и Дубоссарами квартировал в 90-х годах XYIII века Елисаветградский конноегерский полк, сформированный из бывших гусарских полков (которые в 1751, 1752, 1753 годах выехали из Вены с полковником Хорватом и подполковниками Прерадовичем и Шевичем), по Высочайшему позволению расположенных в Приднестровье.

29 ноября 1796 г. этот полк, дополненный новыми людьми, стал гусарским генерала от кавалерии Дунина. 13 марта 1798 г. его принял Г.М. Воропанский, а 27 апреля 1799 г. - полковник Г.М. Сухарев. Мантии и доломаны у гусар были палевые, а у офицеров с золотым прибором.

Между Дубоссарами и Овидиополем в это же время квартировал Ольвиопольский легкоконный полк, так же, как и предыдущие, созданный из тех же гусар, выехавших в 1751-1753 годах из Вены и поселенных за Днестром. 29 ноября 1796 года полк был превращен в гусарский генерала от кавалерии барона Шица.

В 90-х годах XYIII века Алексопсльским полком, участвовавшим в строительстве Тираспсльской крепости, командовал генерал-майор Г.Л. Гагенмейстер, а Ладожским полком - Катенин.

Квартировал в Тирасполе в 1797 году Нижегородский мушкетерский полк, сформированный в 1700 году как пехотный. В это время шефом полка был Г.Л. Самарин 1-й. Офицеры полка в ту пору носили темнозеленые мундиры с красною подкладкою, и на рукавах - по две серебряные петлицы.

Еще о трех полках, которые использовались при строительстве Тираспольской крепости, упоминала Императрица в письме Суворову от 2 августа 1793 года. И каждый из этих полков достоин, чтобы о нем рассказать отдельно. Один из них - 107-й пехотный Троицкий полк - был сформирован генералом князем Репниным 25 июня 1700 года в низовых городах и назывался пехотным Николая фон-Вердена полком, который неоднократно менял свое название и в 1801 году получил наименование Великолуцкого мушкетерского полка. 28 августа 1805 года из шести рот, отделенных от этого полка, и двух рот, выбранных из гарнизонов, был сформирован Костромской мушкетерский полк в составе одного гренадерского и двух мушкетерских батальонов.

28 января 1833 года полк соединился с 9-м Егерским, который также участвовал в строительстве Тираспольской крепости. 14 января 1785 года были образованы 1-й и 2-й черноморские полевые батальоны, а из них (пополненных рекрутами) в 1787 году сформирован в 4-х батальонном составе Екатеринославский егерский корпус, из которого 17 мая 1797 года был выделен 10-й егерский полк, получивший 31 октября 1798 года наименование майора Майкова. В 1798 г. полк именовался генерал-майора Веревкина, а в 1799 г. - Ведемейера. В 1863 году, 13 августа, Костромской полк вновь получил наименование 107-го Троицкого полка со знаменами и знаками военных отличий Троицкого полка.

28-й пехотный Полоцкий полк (указанный в письме Императрицы как мушкетерский) был сформирован в марте 1775 года из двух батальонов 6-го Петербургского легиона в составе двух батальонов с егерскою командою из 60-ти человек. Последняя в 1777 году отчислена на составление особых егерских батальонов. Если учесть предысторию и считать началом существования полка создание Петербургского легиона, то тогда основательницей полка можно считать Екатерину Великую, которая 2 сентября 1769 г. основала этот легион и расквартировала в Литве. В 1771 г., во время войны с Турцией, легион принимал активное участие в боевых действиях, и за храбрость сам Суворов выдал каждому солдату в награду по серебряному рублю. В 1783 году Полоцкий полк совершил поход в Польшу, а в 1787 году, во время очередной войны с Оттоманской портой, полк поддерживал австрийцев и воевал с турками. Несколько раз под огнем противника полк форсировал реку Дунай, осаждал крепость Хотин, рыл землю под Очаковом, жил в сырых землянках, а 6 декабря 1788 года участвовал в штурме крепости. За штурм Очакова все офицеры получили золотые кресты, а нижние чины - серебряные медали. Участвовал полк и во взятии Бендерской крепости в 1789 г., а в 1790 г - Килисо. А затем была знаменитая осада турецкой твердыни - Измаила, где сосредоточилось на ту пору более 40 тысяч турок. В составе русской армии находилось всего 30 тысяч человек. Для штурма крепости Суворов разделил войска на шесть колонн. Полоцкий полк назначен был в 5-ю колонну под команду генерала Платова, у которого было еще 5000 казаков. Во главе полочан шел полковник Яцунский и рядом с ним священник отец Куцынский.

В 1792 году полк из Турции совершил поход в Польшу, а в 1793 году участвовал в строительстве Тираспольской крепости. Однако в 1795 году он попадает в Варшаву, но не надолго. 2 ноября 1796 года полк был вновь назван Мушкетерским и в конце года (как написано в хронике полка, изданной в 1884 г. в Петербурге) «... стоял в новостроенных, но сырых казармах в Тирасполе». «Это было нехорошее время для полка, - читаем мы там же, - так как от плохой стоянки и работ в осеннее время скоро развились болезни... Суворов, узнавши о таком расположении полка, принял самые строгие меры, и дело пошло по-иному, полку полегчало». В это же время шефом полка стал генерал-майор Снизин.

17 октября 1806 года полк участвовал в сражениях против французов. Храбрость полочан была неоднократно отмечена. Гренадерского полка полковник Панов (который вел полочан) был тяжело ранен и вскоре скончался. Майор Голосницкий, мушкетеры капитана Орловского, капитана Пещанского, подполковника Водопьянова, майора Голосницкого, майора Бронгаузена, капитана Ловейко за Прейсит-Эйлау были награждены золотыми крестами. 12 июля 1807 года, после заключения мира, полк вернулся в Россию, а 13 августа 1808 года полочане уже выступили в Финляндию. В старой, запыленной книге полкового архива за 1910 г. значилось: «... о выдаче нижним чинам денег, Высочайше пожалованных за переход на шведский берег под руководством генерал-майора Филисова (...)». Причем Филисов был произведен из полковников в генерал-майоры. По приказу Императора 6 октября 1809 года 28 нижних чинов получили награды. А Годлевский получил производство в офицеры.

7 августа 1812 г. генерал Филисов был ранен картечью в бок около г. Лубина. О генерал-майоре Павле Андреевиче Филисове были даже сложены стихи:

Он пал, как полководец, славный,
В кровавой битве, впереди;
И потому-то, православный,
С благоволением гляди
На этот взор открытый, честный
И на высокое чело!
В них скрыт союз глубокий, тесный
Ума и сердца, чуждо зло...
А полк уже с новым командиром участвовал в заграничном походе.

27 мая 1828 года полк перешел за Дунай в составе 10-й пехотной дивизии. У Варны Полоцкий полк участвовал в самых жарких схватках с турками. 29 мая 1829 года нижние чины получили за подвиги 3705 руб.90 коп. В грамоте Императора Николая I говорилось: «Божиею милостию мы, Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский (...) Нашему Полоцкому пехотному полку за отменное мужество и храбрость, оказанные Полоцким пехотным полком в минувшую против турок войну и в особенности при защите Правод в 1829 году обратили особенное наше внимание, в ознаменование коего, Всемилостивейше жалуя ему препровождаемые у сего Георгиевские знамена, повелеваем, по прочтении нашей грамоты пред полком и по освящении знамен, употребить оныя на службу нам и Отечеству с верностию, усердием и храбростию, толико Российскому воинству свойственными».

Интересно, что в Полоцком полку служил знаменитый путешественник генерал-майор Н.М. Пржевальский.

За время различных волнений и войн, полочане обошли всю Польшу, Литву, Финляндию, Молдавию и Валахию. В 1837 году полк квартировал в Киеве, а с 1839 по 1841 год полк находился в Борзне, Золотоноше, Кременчуге, Елизаветграде, Вознесенске.

В середине мая 1849 года 3-й пехотный корпус, в состав которого входил Полоцкий полк, занял Краков. В 1854 году полк квартировал в Кишиневе и Измаиле, откуда в полночь с 10-го на 11-е февраля форсировал Дунай.

Полоцкий полк принимал активное участие во второй кампании против войск Турции, Англии, Франции и Сардинии. Принимал участие в обороне Севастополя и был пожалован Императорскою грамотою. 26 октября 1872 года Император предоставил Полоцкому полку право играть при встречах и торжественных случаях (а равно и атаках) марш лейб-гвардии егерского полка.

Стольником Сергеевым в Казани в 1703 году сформирован был из городских солдат, посадских, пушкарских, стрелецких детей и церковников в составе 50 рот пехотный Скрипицына полк, получивший впоследствии наименование Витебского. 12 октября 1704 года полк назван был пехотным Алексея Головина; 10 марта - Конорским пехотным; в июле 1724 года четыре роты полка находились в походе в Персию; 14 декабря 1784 года полк назван Витебским мушкетерским полком и находился в составе войск под командованием генерал-поручика Ребахмена в Крыму.

В 1786 году командир полка полковник Селиверстов в чине бригадира вышел в отставку, и полк возглавил полковник Борис Борисович Леццано - «италианского шляхетства российский уроженец». Он пользовался впоследствии большим уважением в полку, владел в совершенстве русским, немецким, французским, итальянским языками, знал географию, историю и математику. Именно под руководством этого командира полк участвовал в русско- турецкой войне 1789-1791 гг. А в 1790 году, 7 сентября, отличился в бою между большой и малой Солги (севернее озера Ялпух), действуя против сераскира Гассан-паши. Именно Б.Б. Леццано командовал полком, когда он возводил Тираспольскую крепость.

Впоследствии храбрый полковник выслужил чин бригадира.

В апреле 1795 года полк квартировал в Ольвиополе, а в 1796 г. в Очакове.

Интересно, что синодик полка открывался убитыми 9 июня 1711 года при реке Прут секунд-майором Кольцовым, подпоручиком Никитой Горским, капитаном Ерофеевым, поручиком Бунаковым. В ночь с 22 на 23 августа 1769 года в сражении на Днестре погиб поручик Богданович, а 29 августа при переправе через Днестр - поручик Лагун и прапорщик Мякинин. Там же 30 августа того же года погиб в бою командир гренадерской роты капитан Водовозов. В различное время (кроме вышеназванных) полком командовали полковники Кислинский, Кокошкин, Ланской, Левашов, Пеутпинг, князь Львов, Паскевич, Терне, Дунаев, Ермолаев, Белегович, Чекулаев, Генгрос, Якубовский, Попов, З.С. Тарновский; подполковники Вильман, Звягин, Хотяинцев; бригадир Мерлин; генерал-майор Степанов.

За боевые заслуги витебцы получили награды: полковое знамя с вензелем Петра Великого на скобках, знаки с надписью «За отличие» на шапки, серебряные трубы с надписью «За Севастополь в 1854 и 1856 гг». Полку было Высочайше предоставлено право при встречах, торжественных случаях и атаке играть марш лейб-гвардии егерского полка.

Полковым праздником считался день 27 ноября.

Был в российской армии один из самых старых полков, который связывала с нашим краем не только военная судьба, но и его название - 131-й пехотный Тираспольский генерал-адъютанта Вановского полк. При создании его в 1700 году Иваном Англером, он получил название Пермского. Полк участвовал во многих славных походах царя Петра Великого в 1700-1721 годах: сражался против шведов в Северной войне, осаждал крепости Нотебург, Ниеншанц, а также участвовал в Гродненской операции. В мае 1704 года в составе дивизии князя Репнина осаждал крепость Нарву, защищаемую гордым генералом Гордоном, а 9 августа участвовал в ее штурме. С 1712 года на полковых знаменах появился золотой вензель Петра Великого (под короною и по сторонам его - ветви, писанные серебром и золотом).

С 1730 года полку было установлено знамя - белое с красными флагами по углам, посередине - двуглавый орел, имеющий на груди Святого Георгия Победоносца и голубой Андреевский крест на серебряной цепи, а на верхнем углу, у древка, - полковой герб.

20 ноября 1710 года турецкий султан Ахмет III объявил войну России. Петр I в начале 1711 года двинул свои войска к пределам Молдавии. В числе полков дивизии князя Репнина в известном Прутском походе Петра участвовал и Пермский полк. К июню 1711 года русская армия подошла к Днестру и переправилась на правый берег. Возле Прута русский лагерь образовал вид треугольника. Пермский полк был поставлен на левом фасе треугольника (между Семеновским и Нижегородским полками). Но силы были неравны, и Россия вынуждена была заключить мир.

В 1756-1762 годах полк участвовал в семилетней войне, в 1759 году сражался под Пальцигом-Цюлихау в центре правого фланга, в числе пяти полков под командою князя Волконского. Победу одержали русские. В бою был ранен командир полка полковник Густав фон Росс. В генеральном сражении под Куннерсдорфом 1-го августа 1759 года полк стоял в первой линии.

1-го октября 1761 года Пермский полк штурмовал первоклассную крепость Швейдниц.

В 1769-1774 годах полк принимал активное участие в войне с турками. 16 апреля 1769 года русская армия (в составе которой был полк) переправилась через Днестр, и 19 апреля в первой линии пермяки осаждали крепость Хотин. В 1773 году полк принимал участие в военных действиях в составе корпуса генерала Потемкина у крепости Силистрии, в бою у села Туртукай.

С 29 ноября 1796 года полк назван Пермским мушкетерским полком. Пермяки носили в ту пору темно-зеленые мундиры с красною подкладкою, с обшлагами, воротником и лацканами яхонтового цвета; штаны и камзол - белые. Офицеры носили шляпы с узким золотым галуном, на рукавах - по две золотые петлицы с кисточками.

С 31 октября 1798 года полк назывался генерал-майора Пущина 2- го, а с 1800 года генерал-майора Гартинга. В 1799 году принял участие в войне с Французской республикой - в походе в Швейцарию - в составе корпуса генерала Римского-Корсакова; отличился в Цюрихском сражении и 14-15 сентября под начальством Суворова возвратился в Россию. В 1810 году полк стоял на западной границе, а с началом войны 1812 года участвовал в сражениях при с. Клястинцах, 20 июля при с. Головщице, 30 июля при с. Свольня, а 5-6 августа при г. Полоцке. 6-7 октября в составе войск графа Витгенштейна полк перешел в наступление. В 1813-1814 гг. пермяки участвовали в заграничном походе и в марте 1814 года сражались под Парижем и брали город. Получили в награду надпись на знамени: «За отличие в сражении при Бар-Сюр-Об 15 февраля 1814 года».

Как только на юге вновь вспыхнула русско-турецкая война 1828- 1829 годов, полк вновь попал на берега Днестра, в Валахию, Добруджу, в восточную часть Болгарии, участвовал в осаде крепости Брашова, расположенной на левом берегу Дуная. А потом было сражение при деревне Кисприкной, переход через Балканы, взятие города Сливно, а 9 августа 1828 года - гор. Адрианополя, откуда полк с боями стал продвигаться к Константинополю. После заключения Адрианопольского мира вернулся в Россию. 6-го апреля 1830 года полку был пожалован гренадерский бой за отличие в Турецкую войну 1828-1829 годов.

Через четыре месяца полк стал на квартиры в городе Дубоссары Командовал в ту пору пермяками полковник Давыдов 4-й. С 1833 по 1846 под полк был в составе Московского пехотного полка.

13 августа 1863 года по приказу №285 полк переименован в Тираспольский пехотный полк, который вошел в 33-ю пехотную дивизию третьим полком. В это время полк квартировал в Житомире и получил награды «За усмирение Польского мятежа 1863-1864 гг».

Когда началась русско-турецкая война 1877-1879 годов, полк под командою полковника Власенко переправился через Дунай у г. Зимницы и вошел в Рушукский отряд был в Болгарии в числе войск оккупационного отряда в 1878-1879 годах. 12 октября 1878 года 1-му - 3-му батальонам были пожалованы Георгиевские серебряные трубы с надписью «За Аблаву 24 августа 1877 г».

По возвращении в Россию полк был расквартирован для постоянной службы в Киеве.

С Тираспольской крепостью связаны были не только гусары, мушкетеры, пехотинцы, драгуны, но и до самого октябрьского переворота квартировали здесь артиллерийские бригады. Вообще в России артиллерийские бригады начали формироваться с 1805 года, а в 1814 году при управлении каждой пехотной дивизии имелась артиллерийская бригада. Известно, что артиллеристы стояли в Тираспольской крепости со дня ее основания.

Во время боевых действий 1814 года случилось в русских войсках событие, которое хоть и косвенно, но имело последствия для Тирасполя и его крепости, где квартировали российские войска. Русские войска были разделены на две армии: 1-ю, под командованием Барклая де Толли, и 2-ю, под командованием графа Беннигсена. По возвращении из-за границы вторая армия, состоявшая из двух пехотных корпусов численностью до 60 тысяч человек, расположилась в юго-западных губерниях - Киевской, Подольской, Екатеринославской, Таврической и Херсонской, а также в Бессарабии. Штаб 2-й армии располагался в Тульчине Подольской губернии, а вот штаб 6-го корпуса находился в Тирасполе.

http://www.nadnestre.ru/i-krep...ast-1.html

Переселенцы.

Россия, приобретя земли между Бугом и Днестром, была заинтересована в скорейшем их обживании. Поэтому здесь на определенное время сложилась своеобразная вольница, куда устремился разный люд. Администрация края, хотела она этого или нет, должна была управлять этим потоком, чтобы придать хаотичному процессу какую-то законченную систему. В 90-х годах XYIII века наблюдался повышенный приток на земли бывшей Очаковской области государственных крестьян.

В Тираспольском уезде, где до 1792 года вообще отсутствовало частновладельческое крестьянство, в 1793 году на их долю уже приходилось 12,27 процентов всего населения!

Хотя русское законодательство запрещало укрывать беглецов, но князь Потемкин сознательно не принимал мер к розыску, понимая, что в противном случае они будут уходить за границу.

29 сентября 1795 года Иосиф Иванович Хорват получил секретное послание от графа Платона Зубова, который писал: «Доколе мы не достигнем совершенного успеха в прекращении побегов из соседних губерний в Екатеринославскую и из сей в дальнейшие места, а паче в искоренении приемов беглых помещиками, что должно, конечно, пресечь и самые побеги и к чему убедительно прошу Вас обратить все внимание и все попечение Ваше, благоразумие и человечество требует иметь некоторые к сим преступникам снисхождения, дабы строгостью, законами повелеваемою, не доводить их до отчаяния, чрез что они могут доходить до вящего еще беспорядка, наконец, и до самых злодеяний; но таковое снисхождение к ним надлежит показывать с крайнею осторожностью и разборчивостью, дабы чрез то зло еще больше не возросло, и чтобы, стараясь истребить побеги, не подать некоторым образом к тому поводу, что было бы совершенно противно намерению правительства, которое обязано направлять все усилия свои к искоренению таковых вредных для общества беспорядков. Вследствие сего признал я за полезное сообщить для единственного Вашего сведения мое по сему делу мнение, что если за сими стараниями о пресечении приемов беглых станут оказываться в губернии Вами управляемой бродяги, не имеющие водворения и пристанища, то чтобы не заставить их. шататься или от поступления с ними по строгости законов вдаваться во беспорядки и злодеяния, стараться таковых причислять по городам и селениям к приличным для них состояниям и где бы они, находя себе нужное пропитание, могли сделаться по возможности полезными себе и обществу, производя однако же сколько возможным скромным образом под рукою и без всякой огласки, в чем я на Ваше благоразумие совершенно полагаюсь, надеюсь, что из сего предположения не токмо не выйдет ничего худого под Вашим наблюдением, но последует из того сущая для общества польза». Новые помещики, которым нужно было осваивать земли, также принимали беглецов с большой охотой. Получить землю могли люди всякого звания, при условии их поступления на военную службу или записи в крестьянство. Причем поселенцы освобождались от уплаты податей на срок от 6 до 16 лет, в зависимости от того, где они селились. Если в обжитых местах срок был 6 лет, то удаленные места пользовались 10-летней льготой, а осваиваемые места Очаковских степей получали 16-летнюю льготу. Те же, кто поступал на военную службу, освобождались от уплаты податей. Была и часть незакрепощенных «помещичьих подданных», в конце 90-х годов XYIII – начале XIX веков состоявшая на льготе, то есть временно освобожденная от уплаты денежных сборов на основании закона (1764 г., о водворении новых поселенцев). В основном это были переселенцы, бежавшие из внутренних российских губерний, Турции, Польши и иных государств, не устроившиеся на казенных землях. Полулегальное положение вынуждало этих крестьян селиться на помещичьих землях. Крестьяне за пользование землей платили помещику, но сохраняли личные права на движимую собственность, на свободное вступление в брак. Их помещик не мог дарить, продавать и переводить в дворовые, применять к ним телесные наказания. Были случаи, когда помещикам дарили не записанную ни за кем землю, на которой жили крестьяне. Такие случаи особенно часто наблюдались в Приднестровье на рубеже XYIII-XIX веков. В этом случае за пользование землей крестьян обязывали платить десятину (десятую часть урожая), а за разрешение пасти скот на своей земле взималась особая плата.

Однако некоторые помещики на местах в разрез с позицией правительства старались «укреплять в крестьянство» жителей, поселившихся в Тираспольском уезде с давних пор и плативших десятину еще хану или его представителям.

В 1797 году в Тираспольском суде появляются дела об осуждении за побег за границу. Например, дела на крестьян Ивана и Василия Масковых, крестьян из владений полковницы Булажаевой.

В то же время некоторые помещики давали вольные крестьянам, как, например, крестьянке Стефаниде, дворовому крестьянину Павлу Максимову и другим.

Неустойчивое положение крестьян, зыбкость существования порождали сопротивление с их стороны, на которое должны были реагировать губернские власти. В феврале 1801 г. новороссийский губернский прокурор Щекутин направил рапорт генерал-прокурору П.Х. Обольянинову, в котором указал на допускаемые местными помещиками «злоупотребления, противные законам», т.е. попытки поселить в своих имениях вольных людей или выдать «фиктивные души» за настоящие.

Все эти ситуации требовали своего разрешения. Именно поэтому в декабре 1801 года в Зимнем дворце начал заседать Комитет об устроении Новороссийской губернии, в работе которого приняли участие правительственные деятели Кочубей, Румянцев, Беклетов, Державин, Габлица, военный и гражданский губернаторы Новороссии – Миклашевский и Михельсон, представители торгово-промышленных кругов. Комитет поднял важные вопросы освоения края, и решениями его руководствовалась на местах администрация.

В Тираспольском уезде в начале XIX века наиболее многочисленной группой были воинские поселяне (14 тысяч душ мужского пола); потом шли крестьяне, жившие на частновладельческой земле, которые делились, как и везде в Новороссии, на две основные категории: помещичьи подданные, в поземельном окладе состоящие (8209 душ мужского пола); крестьяне помещичьи, великороссийские и малороссийские (в том числе состоящие на льготе), – 118 душ мужского пола.

118 душ крепостных составляли в уезде всего 1,4 процента населения помещичьих земель. Незакрепощенные крестьяне составляли 8209 душ или более 98 процентов населения помещичьих земель. В ту пору это была самая настоящая вольница. Но на права этой вольницы вели постоянно наступления помещики. Они допускали принудительные переводы крестьян из одного имения в другое, нарушая их хозяйство. Естественно, это вызывало возмущение этой категории крестьян, которые не желали повиноваться «на общем положении российских крестьян», то есть крепостных. Крестьяне перешли к открытым выступлениям и требовали, чтобы их официально признали казенными на землях помещиков.

Император Александр I издал Указ от 9 мая 1802г., где подтвердил запрещение крепостить «иностранных выходцев», в числе которых было и много выходцев из России. По Указу им предоставлялась «полная свобода» переходить от одного помещика к другому, а запись за помещиками во время ревизий не должна была лишать «ни одного из прав их вольности».

Но Император был далеко, а местные помещики не желали выполнять его указ. В центральном государственно-историческом архиве России хранятся материалы следствия по делу поселенцев Тираспольского уезда, оказавшихся «во владении разных помещиков». В этих материалах отражена не только борьба крестьян за свои права, но и их судьба. В селе Илии, расположенном рядом с речкой Егорлык, проживал в начале XIX века 70-летний крестьянин- молдаванин Дмитрий Халупа, родившийся в селении Цыбулевка, где с незапамятных времен жили его родители Семеон и Василиса Халупа. Земля была ничейной, татары беспокоили редко.

В селе Илии у жены Фросиньи от Дмитрия Халупы родился сын Александр и дочь Соломия. Перед последней русско-турецкой войной XYIII века татары сожгли село, и он от разора укрылся на польской стороне в селении Топалы: «жил там три года, по замирении же паки возвратился на жительство в селение Илию, и за прибытием, не найдя уже старого дому, яко спален был татарами, выстроил вновь деревянный, и тогда было не более четырех дворов в поселении, а после стеклись разными временами из разных мест, и поселились до 45 дворов(...)» И жили крестьяне своей вольницей, пока землю ту не передали во владение помещику – бригадиру российской армии Катаржи. Естественно, последний по ревизии 1795 года записал всех, кто жил в селении, в том числе и его старейшего жителя Халупу, в свои крестьяне.

Такой же участи подверглась в этом селе семья Тодора Писаренко, чей отец еще, Филипп, там же жил и умер. В крепостные пытался записать помещик и его сына Онуфрия и жену Марию. Писаренко после войны с турками также вернулся в свое село и выстроил новый дом.

Другой крестьянин этого села, Федор Полоз, в возрасте 60 лет, тоже был записан в крепостные, хотя вообще родился в селе Жура Молдавского княжества. У него была большая семья: сын Полон, дочери Фросинья, Улияна, Сафрония и самый маленький сын Тимофтей. Федор Полоз построил с основания поселения свой каменный дом и никак не желал признавать власть объявившегося помещика.

Также не признавали бригадира Катаржи крестьяне другого его селения – Малаешты. Молодой крестьянин Яков Мельничук, родившийся в селении Бензары Балтянского уезда бывшей польской области, пришел в Малаешты, когда там было всего пять дворов, и построил свой плетневый дом с каменною оградою. Здесь он похоронил своих родителей, женился на дочери Ивана Шустика – Оксении, которая считалась подданной помещика, коллежского асессора Макарескула. От Мельничука у нее родились двое сыновей – Николай и Дмитрий, а по ревизии 1795 года всю его семью попытались закрепостить.

Его односельчанин Илья Чебан (он же Баркарь); сорока лет от роду, вместе с семьей также был определен в «крепость» к помещику Катаржи. Чебан в селе купил до прихода помещика дом с хлебным гумном и женился на девушке из польского села Иосии – Марии Достогиной. У них родилась дочь Пелагея, к ним же переехал на жительство 23-летний брат его Яков.

Выступил против закрепощения и 64-летний крестьянин Василий Косед, родившийся в селе Коротном еще при турках. Первый брак его был неудачным. Его жена Агафия умерла через 13 лет, не оставив детей, а вот вторая жена, и тоже – Агафия, родила ему сына Ивана. Всей семьей они жили в Малаештах еще до водворения там бригадира Катаржи.

Житель этого села Семен Батура в своей жалобе также указывал, что его семья и он никогда не были крепостными, а сам он родился в селении Бирзуловом, когда оно еще принадлежало туркам.

Отказались вступить в крепостную зависимость и семьи Степана Ефтениева, Софрона Запорожана и многих других. Начал назревать конфликт, который вскоре выразился в открытом неповиновении. В 1802 году в селах Тираспольского уезда, расположенных на левом берегу Днестра и по рекам Егорлык, Кучурган, Барабой, Куяльник, вспыхнул крестьянский бунт, в котором участвовали русские, украинцы, молдаване, поселившиеся когда-то на пустовавших землях и считавшие себя вольными людьми. Чтобы разрядить обстановку, Александр I подготовил Указ от 9 мая 1802 года, подтвердивший запрещение крепостить «иностранных выходцев», среди которых было и немало выходцев из России.

Крестьяне обрадовались этому указу, и в Тираспольском уезде развернулось движение в форме прошения на Высочайшее имя, заявленного в суд. В Петербургском историческом архиве хранятся документы той поры за 1802-1803 гг. В движении этом участвовало около 15 тысяч крестьян. Причем особенно на праве личной свободы настаивали выходцы из Молдавии, которые указывали, что поселились у помещиков «в надежде, что они будут жить на землях помещичьих на том же праве, на каком жили и в своем отечестве».

Движение ширилось, и в 1803 году для прекращения волнений в Тираспольском уезде губернские власти ввели в мятежные деревни воинские команды. Но правительство понимало и другое: что если поселенцы Тираспольского уезда окажутся в худших условиях, чем заднестровские крестьяне, то начнется массовый отток, а русской администрации нужно было как можно скорее не только заселить, но и освоить земли между Днестром и Бугом. Поэтому, после поступления следственного материала в Петербург, Император направил Николаевскому губернатору Беклешову распоряжение от 20 марта 1803 года, в котором писал, что «при раздаче земель в 1792 г. между Бугом и Днестром присвоены некоторыми помещиками в крепость крестьяне, поселившиеся на тех землях во время турецкого еще владения, и по окончании последней войны из разных мест туда перешедшие» в количестве около тысячи человек мужского пола. А вывод Императора был однозначным: «... открывшееся по сему следствию присвоение не имеет... никакого законного основания».

Местным властям вместе с помещиками и русским государственным деятелем Скарлатом Стурдзой было предписано рассмотреть вопрос: «на каком положении удобнее будет оставить сих крестьян на землях, где они водворились», чтобы при этом они не оставили помещичьих имений.

После Императорского указа началась борьба между петербургским правительством и местной властью. Выражая мнение помещиков, в письме от 22 июня 1803 г. на имя министра внутренних дел В.П. Кочубея Беклешов писал по поводу этого указа: «Ежели же забугские крестьяне получат перед прочими то преимущество, какое в Высочайше данном мне о них указе предположено, то не вправе ли крестьяне и других уездов того же самого домогаться?». Вывод Беклешова был: «... утвердить в крепость всех крестьян». Ему возражал Херсонский гражданский губернатор А.М. Окулов, писавший, что хотя состояние зарубежных молдаван отличается «гораздо большею тягостию противу здешнего их положения», но у них существенное преимущество в том, что их повинности четко определены, тогда как в Тираспольском уезде не пользуются в отношении крестьян никакими законами. Окулов предложил издать постановление об ограничении помещичьей власти рамками закона и точного определения крестьянских повинностей.

Так с его легкой руки родилось «Положение об обязанных поселянах» от 20 сентября 1804 года, по сути дела означавшее не что иное, как появление не только в Тираспольском уезде, но и на всей южной Украине нового сословия, свободного от закрепощения. По этому положению, в частности, все крестьяне Тираспольского уезда, вышедшие из-за границы и поселившиеся на помещичьих землях между Днестром и Бугом (как до раздачи, так и после раздачи земли помещикам), объявлялись лично свободными и не могли быть обращены в дворовых. Согласно статье 12-ой настоящего «Положения», помещик не мог наказывать обязанных поселян, «но должен по важным преступлениям отсылать их к суду». Но и крестьяне должны были оставаться у тех помещиков, к которым их приписали по ревизии 1795 года. Само же «Положение» раскрывало основные повинности обязанных поселян и было составлено по молдавскому образцу, согласно которому крестьяне должны платить десятину (то есть десятую часть) от всех «произведений» земледелия и работать на помещика 12 дней в году.

Несомненно, для начала XIX века, когда до отмены крепостного права были еще десятилетия, это являлось крупным успехом тираспольских крестьян, отстоявших свои личные свободы. Правда, помещики не смирились с Императорским решением и пытались подчинить своей власти крестьян. Под влиянием их настроений херсонский гражданский губернатор Гладкий в 1806 году предоставил проект постановления о повинностях обязанных поселян Тираспольского уезда. Написано оно было по представлению тогдашнего военного губернатора герцога де Ришелье. Гражданский губернатор попытался сузить число тех, кто мог пользоваться льготами «Положения» 1804 года. Для выяснения их числа были командированы Екатеринославской Казенной Палатой советник Криско и тираспольский городничий Курдановский, которые нашли среди жителей уезде: «1. Вышедших из-за границы и поселившихся на нынешних жительствах до раздачи помещикам земель, также волонтиров, служивших в прошедшую турецкую войну. 2. Старожилых поселян тамошнего края. 3. Молдаван, имевших прежде жительство в польских селениях и оттуда перешедших к помещикам по присоединении оного края к России».

В первом состоянии они нашли 1696 человек, определенных Херсонским губернским правлением в число обязанных поселян, вместе с тем они потребовали разрешения на зачисление в это состояние и «волонтиров».

Интересно, что на полях проекта Гладкого, присланного на утверждение в Петербург, были сделаны замечания В.П. Кочубея. В одном из примечаний министр внутренних дел России писал: «Женский пол употреблять в работе по самому смыслу положения не следует, ибо оной в гражданское общество поселян не входит, а голоса на сходках не имеет, в противном случае не останется тогда ни одной души в поселянском доме. Но для женских или легких работ можно бы заменять мужчин женщинами». Министр по ходу прочтения делал значительные правки, ограничивающие самоуправства помещиков.

По данному проекту должны были учредиться мирские суды, так как в пункте XII говорилось: «Ни в каком случае помещик не может наказывать обязанных поселян, но должен по важным преступлениям отсылать их к суду, а в случаях маловажных налагать пени, взыскание и наказание предоставлять приговору мирского суда». Последние предполагалось учредить в селе Ремаровке, майора Ремара; Розовке, бригадирши Солунской; в Илии и Малаештах, принадлежащих бригадиру Катаржи; в Окнах, имении действительного статского советника Стурдзы; в Флоре, принадлежащей коллежскому асессору Макарескулу; в селении Косы, майора Души; в селении Барзуковке, принадлежащем генерал-поручице княгине Кантакузен; в Кашировке, которой владел коллежский советник Гаюс; в Антоновке, селении титулярного советника Кирстиманойлова; Бадюловке, капитана Бадюла; в селениях коллежского асессора князя Аргутинского- Долгорукова: Захарьевке, Васильевке, Давидовке; в селении подполковницы Гиржевой – Гиржевке; в Щедрой, имении майора Чирикова; в селении Полезной, подпоручика Гросула-Топора; Петроверовке, майора Савицкого; в Настасьевке, принадлежащей коллежскому советнику Гаюсу; в Эксапоритовке, шляхтича Демковского; в Балышевке, коллежского переводчика Рейского; в Антоновке, капитана Никорицы. Мирские суды должны были составляться из старост, избранных обывателями от каждого селения или же от каждой сотни, как то сами они признают. Для написания писем в мирской суд выбирался из числа поселян грамотный и назначался в писари.

Всего же в проекте Гладкого был 21 пункт. Сколько в советское время было написано о бездушных царских министрах, защищавших помещиков и угнетавших крестьян. А тут, когда осталось после всех сделанных замечаний поставить точку и рекомендовать проект к принятию, Кочубей неожиданно написал заключение, похоронившее этот документ, как жестокий по отношению к крестьянам: «Из соображения обязательств в начертании гражданского губернатора прописанных открывается, что оное совершенно противно не только разуму, но часто и словам Высочайшего утвержденного положения и состояния обязанных поселян не только не улучшает, но делает оное тягостнее всякого, какому и крепостные люди в России редко подвержены бывают, а потому правил сих вовся принять не можно (...) и поручить ему, губернатору, составить новое начертание, сколько можно сообразнее с намерениями правительства по сему предмету».

Правительство стало на сторону крестьян. Обязанные поселяне имели право приобретать землю в собственность и получать в дар от землевладельцев.

В Тираспольском уезде преобладало в XIX веке частное землевладение при сильно развитой индивидуальности хозяев. Поэтому в уезде развивалась преимущественно хуторская жизнь. Ко второй половине XIX века многие местности Тираспольского уезда представляли собою непрерывный ряд хуторов, отстоящих друг от друга порою на несколько сажен.

Однако далеко не все могли в полной мере пользоваться предоставленными поселянам льготами. Многие крестьяне, не выдержав такой жизни, бежали из селений от своих хозяев. Были и такие, которых помещики продавали. В Книге записей купчих крепостей, засвидетельствованных в Тираспольском уездном суде за 1816 год находим запись о продаже крепостного мальчика Николая Зайца помещику Тираспольского уезда Максиму Кривонишину за 500 рублей. В Тирасполе в 20-х годах XIX века доктор Лелюшенко купил девку Елену и девку Марию. Капитан Варгасов приобрел девку у майора Терещенко, а лекарь Белопольский купил сразу двух девок, Степаниду и Варвару. Крестьян могли и подарить, как, например, подарили 15-летнего мальчика Ивана Григорашева.

Могли крепостного просто заложить, как вещь, в уплату долга, как случилось в 1816 году с дворовым Егором Воронцовым. Многие крестьяне, не выдержав такой жизни, бежали из селений от своих хозяев. 13 января 1810 года Херсонский гражданский губернатор Рахманов докладывал о беглецах министру внутренних дел.

19 февраля 1812 года тираспольский исправник Сатов и секретарь Власов сообщали в рапорте Херсонскому губернскому правлению о землях «между Бугом и Днестром в частное владение розданных, из коих с наступлением будущего 1812 года следует по силе Высочайшего Указа от 31 декабря 1804 года отбагрить в казну все те, которые остались незаселенными (...)». По Указу 1804 года Департамент государственной экономии требовал, чтобы на 30-ти десятинах было по одной «ревизской мужеска пола душе».

Нужно было выполнять правительственные предписания, а то могли отобрать землю. Значит, необходимо было возвращать назад беглецов и заселять пустующие земли переселенцами из других мест. Администрация Бессарабской области и Новороссии принимала меры к возвращению беглецов. Так 30 апреля появилось в Бессарабии предписание М.М. Гартинга о возвращении в Дубоссары и Тирасполь бежавших селян.

Сменивший военного Херсонского губернатора герцога де Ришелье граф А.Ф. Ланжерон предложил свой проект решения этой проблемы. Он полагал, что нужно дать помещикам двухгодичный срок для возвращения своих крепостных, неразысканных за этот срок надлежало легализовать в качестве жителей казенных сел или помещичьих имений. В случае нежелания выдачи беглецов, помещики или казенные села должны были вносить за них плату.

В 20-х годах XIX века идеи Ланжерона развивал известный в России граф М.С. Воронцов. Он не возражал против проекта Ланжерона по легализации поселенцев, подчеркивая, что такое постановление «одно только может успокоить жителей новороссийских и, избавив их от опасения быть высланными на родину, обратить к полезным занятиям и промыслам». Воронцов считал, что в этом случае крестьяне перестанут уходить за границу. Воронцов был вообще против выдачи казенных и помещичьих крестьян их бывшим владельцам из внутренних губерний даже в течение двухлетнего срока. Граф по сему поводу писал: «Если же выдавать из казенных селений всех неправильно приписанных к ним с 1796 г., то многие из оных совсем опустеют, лучшие хозяева разорятся, и возобновятся прежние побеги в турецкие владения. (...) Приписка беглецов к Новороссийскому краю и обращение их через 01гую из бродяг в полезных и трудолюбивых земледельцев, есть выгода целого государства вообще, а не тех селений, где они будут найдены...».

Воронцов, исходя из этих выгод, предлагал чтобы вознаграждение за потерянных людей их владельцам выдавало правительство.

В отношении обязанных поселян граф предложил также изменить формулировку их взаимоотношений с помещиками и представить им право, в случае невозможности договориться с помещиком о повинности, переходить на другие земли.

14 сентября 1827 года появился новый Указ об обязанных поселянах, составленный в соответствии с предложениями Воронцова. А немного позже нашли свое отражение в Указе от 9 ноября 1827 года и другие предложения графа. В нем повелевалось: «Зашедшим в губернии Херсонскую, Екатеринославскую и Таврическую людям остаться в настоящем их месте и звании, буде помещики и казенные селения, у коих они находятся, того пожелают». Но все эти люди теперь включались в ревизские сказки. Были в Указе учтены и предложения графа Ланжерона о двухгодичном сроке сыска крестьян, чтобы либо возвратить их на старые места, либо получить денежную компенсацию.

Тираспольский уезд осваивался и обживался не только с помощью указов, компромиссов правительства, возвращения беглецов, но и привлечением переселенцев. Это хорошо видно, если обратиться к официальным данным Y ревизии (1797-1810гг.). В 1797 году в уезде проживало 24615 душ мужского пола, через два года – 25190, в 1800 году – 26135, в 1805 году – 30299, а в 1810 году числилось уже 37752 души мужского пола. Т.е. за тринадцать лет численность возросла на 13137 человек. Естественным приростом нельзя объяснить такое быстрое увеличение населения. Сколько же из этого числа переселилось? Е.И. Дружинина в книге «Южная Украина в 1800-1825 гг.», опираясь на статистические данные, обнаруженные в Центральном государственно-историческом архиве России, приводит цифру переселенцев в Тираспольском уезде за период с 1796 по 1811 годы в 5663 человека, без учета начавшегося в 1803 г. заселения свободных земель Тираспольского уезда иностранными (немецкими) колонистами. С учетом этого фактора число переселенцев возрастает до 13962 душ мужского пола, что выводит Тираспольский уезд по числу переселенцев на второе место после Херсонского. Характерно, что на конец XYIII века Тираспольский уезд считался менее заселенным, чем другие уезды в Новороссии. В этот период появляются селения государственных крестьян.

Именно с целью скорейшего заселения земель Тираспольского уезда местными и губернскими властями привлекались переселенцы. В Херсонском архиве хранится дело «О переселении крестьян из уезда Александровского в Тираспольский уезд», относящееся к периоду 1821-1824 годов. В деле упоминается, что по предложению Херсонского гражданского губернатора и кавалера Комстадиуса главный начальник над военными поселянами генерал от артиллерии граф Аракчеев доставил к нему в списке «всеподданнейший доклад, удостоенный Высочайшей конфирмации в 28-й день минувшего мая», 1821 года, о переселении в Тираспольский уезд из Александровского жителей казенных селений Плоского, Дмитровки, Уховки по предоставлении округу военного поселения 4-го Украинского уланского полка той земли, которой владели указанные выше селения.

Согласно этому распоряжению на Тираспольского земского исправника были возложены функции наблюдения за поселением этих людей по прибытии их в уезд.

Все бы было хорошо, но плосковские крестьяне-старообрядцы не пожелали селиться в разных местах и запросили единое место для строительства своего нового поселения. Губернские власти пошли им навстречу, и последовал в 1821 году указ Херсонского губернского правления землемеру о снятии плана земель для плосковских поселян в Тираспольском уезде и составлении фасадов, по которым следует поселянам производить постройку домов. Тираспольский уездный землемер коллежский секретарь Ильенко получил задание доставить план земли, определенной плосковским поселянам.

Старообрядцы – люди основательные и, прежде чем что-либо предпринять, решили земли выбрать в уезде сами. От своего общества они послали двух доверенных стариков: Ефрема Карданцова и Ивана Тиханскова, которые стали по сути крестными отцами будущего селения. Старики осмотрели многие места и остановились на пустопорожней земле, состоящей в общем владении казенных селений Малаешт, Теи, Спеи, Токмазеи, Буторов, Ташлыка и Шибки. Земля им понравилась, но они заявили Тираспольскому земскому исправнику, что «земля под назначенными селениями состоящая не размежевана» и они не могут знать, сколько под каждым селением состоит в излишестве земли, сверх той пропорции, которая оставаться должна во владении старожилов, и, пока не будет им указано точное количество пустопорожней земли, указать удобное к переселению место отказались.

Тираспольский исправник Жилла немедленно повелел уездному землемеру заняться этими вопросами, так как сорвать намеченное сверху переселение боялся. Поехавший же на место разбираться землемер Ильенко встретил сопротивление жителей указанных сел, так как на пустопорожнем участке земли Малаешт находились сенокосы. Тем не менее закладка нового Плоского состоялась, и оно здравствует и поныне, правда оторванное в 40-х годах XX века от Тирасполя в «самостийную» Украину.

А тогда появился указ об освобождении от платежа податей и земской повинности 794 плосковских переселенцев.

В соответствии с этим же указом в Тираспольский уезд переселялись 729 поселян Дмитровки, коих расселили: 239 в Слободзее, 79 в Яске, 114 в Калаглеи, 69 в Троицком, 174 в Валегоцуловом, 150 в Маяках, каждому определив по 15 десятин земли, как, впрочем, и плосковским переселенцам.

96 человек поселян из Уховки пожелали переселиться вместе в Маяки. Льготы переселенцам предоставлялись на пять лет, «дабы в течение сего времени имели они в сию возможность завесть новое хозяйство, и утвердиться в оном (...)».

Поскольку селение нужно было освобождать быстро, то и новое осваивалось скоро. В мае 1822 года плосковцы уже посеяли яровой хлеб на тираспольской земле, а в июне занимались сенокошением. Правда, на первых порах не обошлось без эксцессов. Херсонский гражданский губернатор писал губернскому землемеру 25 мая 1822 года: «(...) по случаю же, что выделение им земли (т.е. плосковцам – прим. авт.) из обещанного участка, владеемого Малаештами и другими шестью селениями, еще не сделано и что могут происходить между ними ссоры устные и даже драки, господин исправник в отвращение сего просит моего распоряжения. Вследствие чего поручаю Вашему Высокоблагородию между прочими занятиями Вашими съехать на место и сделать нарезку плосковцам земли по количеству ревизских душ, ибо при настоящем весеннем посеве происходили уже между плосковцам и и малаештцами за право пользования полями разные споры.»

Споры в конце концов были разрешены. Плоское получило законное обоснование своего существования, а для истории сохранился любопытный документ – письмо херсонского губернского землемера Гречины тираспольскому землемеру Ильенко о том, как нужно строить Плоское: «1-е, чтобы место для поселения избранное было соразмерно удобствами на число дворов, тамо устроиться в нынешнем числе поселян должное и впредь быть могущих – каждому двору места по мнению моему будет достаточно по улице шириною от 20 длиною до 40 сажен, сколько место позволит; 2-е, поселение должно быть кварталами – в каждом квартале от 8 до 10 дворов: 3-е, главная улица должна быть шириною не менее 15, а поперечные от 10 до 12 сажен судя по местоположению; 4-е, в середине должна быть площадь по пространству длины одного квартала, шириною от 40 до 50 сажен, или как место дозволит, на коей со временем должно будет построить церковь; 5-е, улицы, разделяющие кварталы, должны составлять проезды к воде». По данным X ревизии в середине XIX века всего уже насчитывалось 516 дворов, 1412 жителей мужского пола и женского – 1670.

Так шло заселение Тираспольского уезда. Но состав уездного крестьянства в первой половине XIX века не был постоянным, он менялся. В 1803 году государственные крестьяне составляли 61,77 процента (12033 человека из 19479 общего числа жителей уезда), частновладельческие крестьяне составляли 26,57 процента (5175 человек), неподатное сословие занимало всего 1,34 процента, т.е. 261 человек. Дальше, до 1842 года, шло сокращение численности государственных крестьян, после чего этот показатель начал расти. Рост его сохранился до 1854 года.

Поскольку земли Тираспольского уезда заселялись постепенно, то на них быстро развивалось скотоводство, которое требовало больших пастбищ. Так, в Тираспольском уезде было в 1808 году 26249 лошадей и 220191 овца; через два года количество лошадей сократилось до 21329. Крупного рогатого скота уже насчитывалось 57000, а еще через год – 66339, при общем снижении числа лошадей и овец.

К концу первой половины XIX века в уезде насчитывалось 145670 десятин пахотных земель; сел и деревень с количеством дворов от 10 до 50 было 155. Во время X ревизии всех населенных пунктов Тираспольского уезда, вместе с городами (Тирасполь, Григориополь и Дубоссары с предместьем Карантин) считалось 318 (без учета хуторов на городских землях). По X ревизии (1858-1859 гг.) в Тираспольском уезде без учета городов насчитывалось 15077 дворов и 85494 «души обоего пола».

По категориям в 1849 году крестьяне делились в уезде на государственных крестьян и помещичьих. В городе проживало 5 человек, а в сельской местности – 28251 государственных крестьян. Помещичьих в городе было 28 человек и по селам – 28694 души обоего пола.

Осталось сказать о тех условиях, в которых крестьяне осваивали край. Летом 1798 года на Тираспольский уезд случился небывалый налет саранчи. В рапорте генерал-прокурору князю Алексею Борисовичу Куракину губернские власти сообщали: «Тираспольский нижний земский суд представляет (...), что с турецкой стороны прилетевшая сильная саранча взяла пристанище в этом уезде и повреждает хлеб и траву. Я по такому донесению дал строгое предписание Тираспольскому земскому исправнику употребить все способы к прогнанию из того уезда помянутой саранчи за Днестр, но на место оной явилась другая, и таким образом перелетает в пределах наших (...) сгоняема собранными людьми; из получаемых от пребывающего в Яссах российского генерального консула статского советника и кавалера Северина известий видно, что с 1-го числа минувшего июля беспрестанно летит саранча с измаильских степей, а 4 числа около полудни столь много оной летело, что день ночью казался.»

Чтобы не допустить на следующий год такого размножения саранчи, было повелено отследить, где она будет откладывать икру на зиму и те места перепахать. На годы 1805 – 1815 приходится война и ее последствия, 1820 – 1821 и 1827 годы были неурожайными. 1828 – 1829 годы – опять война с турками. В 1830 – 1831 годах разразилась холера, а затем три года были неурожайными (1833 -1835гг.). В 1839 году на приднестровские земли обрушился сильный неурожай. 1840 год тоже был неудачным. Затем беды сваливались на головы крестьян словно по какой-то следующей закономерности. В 1843, 1844, 1845 годах был сильный неурожай. В 1846 году снова неурожай, а в 1848 – 1849 годах неурожай, холера и война. В 1850 году снова сильный неурожай, в 1851 году – неурожай, 1853 – 1856 годах – неурожаи, война и ликвидация последствий войны. Т.е. из 56 лет (с 1800 по 1856 год) 29 были неблагоприятными для сельского хозяйства.

http://www.nadnestre.ru/i-krep...ast-1.html


Границы Тираспольского уезда.

Теперь, когда основные исторические события младенческих лет Тирасполя и его уезда очерчены, настало время очертить и конкретные контуры границ, в которых совершались все эти преобразования. Указом от 26 января 1792 года вся территория Очаковской области вошла в состав Екатеринославской области, под начало губернатора В.В. Каховского. Согласно исследованиям известного историка Мейера, в то время в Очаковской области проживало 120000 человек. По подсчетам историков Д.И. Багалея и М.В. Сергеевского (изучавших историю области значительно позже) жителей было 19547 мужского пола. Хотя, думается, точных данных привести никто из них не мог. Но важно другое. Уже в 1792 году на землях между Днестром и Бугом было образовано 4 уезда, которые еще не имели конкретных названий, но уездными городами были: Новые Дубоссары, Аджибей, Очаков, Голта. То есть планы Каховского, о которых шла речь в первой главе, начали осуществляться. Кстати, в 1792 году в Очаковской области существовало два местечка (Дубоссары, Балта) и 39 казенных деревень.

В 1795 году по предложению наместника графа Платона Зубова поднестровские земли с городами Тирасполь, Григориополь, Дубоссары вошли в состав Тираспольского уезда вновь образованной Вознесенской губернии. Уезд был малонаселенным, в нем проживало 22898 человек.

Сама Вознесенская губерния была основана в соответствии с указом от 27 января 1795 года, в котором говорилось: «Основать новую Вознесенскую губернию из части Брацлавской губернии, включенной в состав России но второму разделу Польши, земель, приобретенных Россией от Турции в 1791 году, и Елисаветградского, Новомиргородского и Херсонского уездов Екатеринославского наместничества. Губернский город нового наместничества устроить вдоль р. Буга в окружностях местечка Соколов под именем Вознесенска, а до его основания губернские присутственные места временно разместить в г. Новомиргороде. Новую губернию разделить на 12 уездов: Вознесенский (уездный и губернский г. Вознесенск), Богопольский (уездный г. Богополь), Екатеринопольский (г. Екатеринополь, созданный из местечка Калниболото), Еленский (г. Балта), Елисаветтрадский, Новомиргородский (г. Новомиргород), Ольгопольский (г. Ольгополь), Уманьский (г. Умань), Херсонский (г. Херсон), Черкасский (г. Черкассы), Чигиринский (г. Чигирин)». В это время в Тираспольском уезде были приписные города: Дубоссары, Григориополь, Овидиополь (Аджидер), Одесса (Аджибей). В данном составе официально Вознесенская губерния была утверждена 3 июня 1795 года.

Это административное деление просуществовало недолго. Уже 12 декабря 1796 года восстанавливалась Слободско-Украинская губерния в границах 1765 года и уничтожалась Вознесенская губерния. Но взамен нее создавалась Новороссийская губерния из Екатеринославской (за вычетом указанных Слободско-Украинских земель), Вознесенской губернии, без приписанных к ней из приобретенных от Польши земель, и Таврической области.

Естественно, новая губерния должна была разделиться опять на уезды. Согласно штату от 31 декабря 1796 г. Новороссийская губерния делилась на 12 уездов: Екатеринославский, Бахмутский, Елисаветградский, Мариупольский, Новомосковский, Ольвиопольский (с присутственными местами в г. Вознесенске до перевода в Ольвиополь), Перекопский. Ростовский с землей Войска Донского (присутственные места в Таганроге), Павлоградский, Херсонский, Симферопольский и Тираспольский. Новая губерния была очень обширной по территории, и по данным Y ревизии административное деление это вступило в действие лишь со второй половины 1797 года. Да и сам указ, определяющий точные границы Новороссийской губернии, появился только в августе 1797 года. Само же название Новороссия принадлежало Екатерине Великой и было дано территории Херсонской, Екатеринославской, Таврической губерний еще в 1764 году. Официально же впервые данное название дал трем этим губерниям Павел I, который так назвал весь данный край с Очаковской областью и Крымом. А сам Екатеринослав по указу от 12 декабря 1796 года был переименован в Новороссийск.

С 1796 по 1801 годы Новороссийская губерния простиралась от Днестра до Кубани, и ее границы практически не изменялись, в отведенных им границах развивались и уезды.

8 октября 1802 года вышел указ о разделении Новороссийской губернии на три: Николаевскую, Екатеринославскую и Таврическую. Тираспольский уезд вместе с Елисаветградским, Ольвиопольским и Херсонским составили Николаевскую губернию, с главным городом – молодым Николаевом.

В 1803 году от Новороссии по указу от 27 марта 1803 года к Полтавской губернии отрезали пространство между реками Берестовою и Орелью, как говорилось, «дабы тем восстановить древние пределы Малороссии».

Но и Николаевская губерния продержалась недолго. 15 мая 1803 года Николаевская губерния переименована в Херсонскую, а губернское управление было переведено в Херсон, в чье подчинение перешел и Тираспольский уезд. Обосновывались эти изменения тем, что Николаев – неудобное место для пребывания в нем губернского правления, «как по трудностям отапливания, так и потому, что Морское управление, там еще находящееся, составляет само по себе часть обширную...».

20 мая 1803 года новые присутственные места Херсонской губернии были открыты.

С 1803 и по 1858 год а по существу до 1917 года, в Новороссии не было крупных административно-территориальных изменении, но именно в это время менялись – и притом существенно – административные границы Тираспольского уезда.

В 20-х годах XIX века население уездов в Херсонской губернии росло настолько быстро, что решено было в 1825 году «учредить около Одессы особый уезд из частей Тираспольского и Херсонского уездов». Но на деле Одесский уезд был создан только в 1827 году за счет части Тираспольского уезда, от которого забрали 578325 десятин земли и 21806 душ мужского пола. Из Херсонского уезда вошли, в Одесский слабо заселенные участки, где на площади в 424571 десятину земли проживало всего 8396 душ мужского пола.

Правда, Тираспольский уезд получил некоторую компенсацию за счет соседнего Ольвиопольского уезда. Поскольку в нем осталось на 721166 десятинах земли 29353 души мужского пола, то Тираспольскому уезду в 1828 году передали 268842 десятины земли и 5641 душу мужского пола.

Перекройка Тираспольского уезда с этим не окончилась. 18 декабря 1829 года на имя генерал-губернатора Новороссии генерала от инфантерии генерал-адъютанта и кавалера графа М.С. Воронцова, поступил рапорт от предводителя дворянства Тираспольского уезда Чарнова: «Некоторые господа дворяне предводимого мною уезда взошли ко мне с прошением, в коем поясняют все невыгоды, происходящие от того, что уездный город Тирасполь находится не в средоточии уезда, и просят, дабы я о сем представил Высшему начальству. Представляя подлинником Вашему Сиятельству означенное прошение, присовокупляя притом, что причины, положенные в оном господами дворянами, действительно заслуживают уважения, о чем честь имею представить на благоуважение Вашего Сиятельства».

Заявление дворянства уезда в ту пору имело большой вес, и над Тирасполем нависла реальная угроза превратиться в обыкновенный заштатный город что существенно бы затормозило его развитие. Однако, к счастью, вышестоящее начальство не подмахнуло не глядя прошение местного дворянства, а начало вникать в суть вопроса. 3 октября 1831 года на стол новому исправляющему должность Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора, тайному советнику и кавалеру графу Палену, лег рапорт Херсонского гражданского губернатора с подробными соображениями по сему делу.

Гражданский губернатор предложил послать в Тираспольский уезд губернского землемера, чтобы он привез свои соображения по семи вопросам, главные из которых были: «... обозрение земель при каждой из деревень, которую можно преобразовать в уездный город есть ли там питьевая вода, лес (если нет, откуда добывать), возвышенное или низменное место, какой грунт, есть ли поблизости речка, сочинить план городской дачи».

После этого губернский землемер должен был явиться к Тираспольскому уездному предводителю дворянства Чарнову и «обратить особенное на сей предмет внимание».

Губернский землемер должен был обозреть условия на предмет переноса уездного города в села Валигоцулово или Ананьево. Землемер должен был также собрать данные: есть ли присутственные места в Тирасполе, хорошие ли под ними здания, и высказать соображения – выгоднее ли новые строить в другом месте.

В Тирасполе, опять же к счастию города, здания добротные в необходимых количествах имелись.

Гражданский губернатор в рапорте графу Палену сделал свой вывод-соображение: «В заключение долгом оставляю представить, я разумею, что Тираспольский уезд должен остаться в своем виде, но только уездный город вместо Тирасполя должен быть в деревне или Валигоцулово или Ананьеве, смотря где из означенных двух мест удобно город учредить. Ежели же Ваше Сиятельство предполагаете означенный уезд разделить на два, с прибавлением куска земли северной части Одесского уезда, в таком случае деревня Валигоцулово решительно не годится для города, ибо будет на краю уезда, да и Ананьево будет находиться не в совершенном средоточии, что однако же не может препятствовать о назначении сего места для города потому, что ныне лежит на тракте из Одессы в Балту».

Тут сложилась уже реальная угроза Тирасполю, город балансировал на грани, и судьба его зависела уже от губернских властей.

30 сентября 1831 года тайный советник граф Пален препроводил в Министерство внутренних дел представленный ему херсонским гражданским губернатором проект разделения Тираспольского уезда на два и учреждения нового уездного города в селе Ананьево.

По сему проекту высказались государственные деятели князь Голицын и граф Канкрин, которые предупреждали, что Тирасполь может прийти в упадок и что встретится много других растрат и неудобств.

Через два года Министерство внутренних дел в Министерство юстиции послало отношение «О делении территории Тираспольского уезда на два уезда, выделении Ананьевского с центром в бывшем селе Ананьево».

В отношении сообщалось: «По вытребованным г. министром внутренних дел в дополнение к сему графа Палена сведениям открылось: 1-е, что для помещения на первый раз присутственных мест в Ананьеве в обывательских домах потребуется от казны 1950 рублей; 2-е, для производства размежевания предполагаемого Ананьевского уезда потребно 50 рублей, которые должны быть отчислены на счет казны; 3-е, жителей в Тираспольском уезде разных сословий числится 56406 душ, из них должно отойти к Ананьевскому уезду около 26655, да из числа северной части Одесского уезда около 12513, всего же до 39178 душ...»

В отношении было приведено и мнение министра финансов, который однозначно предрекал Тирасполю упадок, тогда как, писал он, «... правительство всячески старается поддерживать и улучшать положение существующих городов». Министр предлагал найти простой выход: не меняя ничего, устроить так, чтобы члены земской полиции жили постоянно в особо назначенных для них в уезде квартирах. Министр внутренних дел сообщил об этом генерал- губернатору графу Палену. Но граф не хотел сдаваться. Он сослался на то, что мнение его основано не только на докладе гражданского губернатора, но и на мнении и «убедительном ходатайстве дворян целого Тираспольского уезда, подкрепленном просьбою губернского предводителя».

Для выяснения условий разделения уезда в Тирасполь в феврале 1834 года отправился генерального штаба капитан Семякин.

Деятельный капитан подключил к своей работе тираспольского земского исправника Каламатина и решил свалить черновую работу на уездного землемера Ильенко. Но не тут-то было. Произошла ссора, после которой Ильенко вообще отказался выезжать из своего имения в Горнево. Семякин написал на него жалобу. Опытный тираспольский землемер знал очень хорошо существовавшие законы и в рапорте от 24 февраля 1834 года графу М.С. Воронцову (который опять стал генерал-губернатором Новороссии) обосновал свою правоту: «(...) генерального штаба капитану Семякину (...) 5 числа сего месяца при исправнике все вручил нужные сведения, равно на имеющемся у меня плане забугской части с полаганием разновладельческих, казенных и колониальных дач, трем уездам границы предположены согласно государственного совета. Вашему же Сиятельству г. капитан Семякин в донесении своем на меня некоторые статьи изъяснил напрасно: ибо я тираспольскому нижнему земскому суду 27 генваря прошедшего месяца с №10 отвечал, что я, на основании Высочайших узаконений, без предписаний на то от моего начальства не могу удовлетворить все требования генерального штаба капитана Семякина, а оного земского суда, а обратитесь по команде, сверх оного я болен, то пусть г. Семякин пожалует в село Горнево, и когда я получу от моего начальства повеление, в то время удовлетворю все его требования».

Письмо тираспольского уездного землемера титулярного советника Ильенко интересно само по себе тем, что рассказывает, между прочим, о жизни самого его автора. Оказывается, Ильенко, по указанию графа Александра Федоровича Ланжерона, проводил проверку всей Одесской городовой земли и в мае 1821 года отправился в забугскую часть, когда не было уездных землемеров в Ольвиопольском и Херсонском уездах. Кроме этих уездов Ильенко обслуживал еще и Тираспольский, где и состоял по штату. В селе Горнево Тираспольского уезда у горневского жителя одесского мещанина Никиты Склифонда купил удобных 100 десятин земли, так как уездные землемеры, находящиеся в полевых работах, по существовавшему в ту пору положению, не должны были жить ни в губернских, ни в уездных городах и, как гласил 39 параграф циркулярного указа, «ни в зимнее, ни в летнее время в уездных и губернских городах обывательских квартир требовать и иметь не должны».

Несмотря на ссору с землемером, капитан Семякин свое дело все же докончил довольно скоро и уже 8 марта 1834 года написал рапорт генерал-губернатору генерал-адъютанту и кавалеру графу М.С. Воронцову, в котором сообщал: «Согласно предписания Вашего Сиятельства от 22 прошлого генваря месяца за №1074 имею честь представить при сем составленную мною карту Тираспольского и Одесского уездов, с назначением проекта границ для составления нового Ананьевского, равно и описания границ сих трех уездов, маршрут новой этапной дороги от г. Балты через Ананьев до г. Тирасполя».

Как же проходили границы на новой карте, составленной капитаном Семякиным? Тираспольский уезд от Подольской губернии отделялся течением реки Мокрый Ягорлык, от межи с. Окна до впадения в реку Днестр. От Бессарабской области уезд отделялся левым берегом Днестра, вниз по течению от впадения в него реки Мокрый Ягорлык до межи с. Незавертайловка близ впадения реки Кучурган. От Одесского уезда Тираспольский отделялся прежней границей до реки Большой Куяльник, и от реки – межами с. Бузиновки, д. Волково, Ульяновки, Балайчука и Косовки до правого берега реки Тилигул. От нового Ананьевского уезда Тираспольский отделялся вверх по течению реки Тилигул правым его берегом до межи деревни Аннинской, а оттуда – по сухой границе по смежным межам селений и деревень.

Как ни старалось тираспольское дворянство и его новый предводитель г. Корбэ, но Тирасполь уездным юродом остался 28 сентября 1834 года Государь Император подписал Указ Правительствующему Сенату, в котором Николай I повелел: «1. Учредить в Херсонской губернии новый уезд с наименованием Ананьевского, в тех границах, кои означены на представленной от Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора карте. 2. Уездному оному городу быть в селе Ананьеве, в котором открыть и присутственные места по прилагаемому штату. 3. Суду первой инстанции для сего уезда и Тираспольского быть в Тирасполе под названием Тираспольского и Ананьевского окружного суда (...)».

Итак, уездный Тирасполь устоял, но уезд уменьшился. Указом Правительствующего Сената 31 октября 1834 года был учрежден новый Ананьевский уезд в который из Тираспольского уезда вошло: казенных поселян – 7149, помещичьих крестьян и дворовых людей – 10911 (всего 18060). Кроме этого, в Ананьевский уезд из Тираспольского было передано: казенных крестьян – 9698, земли под казенными селениями – 231957 десятин, земли, помещикам принадлежащей, – 195676 десятин, обязанных поселян – 110 душ и земли, отдаваемой в оброк, – 592 десятины.

Для компенсации потерь Тираспольскому уезду из Одесского было перечислено помещичьих крестьян и дворовых людей – 3438 душ, земли помещичьей – 130272 десятины.

На то время в Тираспольском уезде числилось: казенных крестьян – 20585, земли, им принадлежащей, – 333205 десятин, обязанных поселян – 290, помещичьих крестьян и дворовых людей – 27123, земли, Помещикам принадлежащей, – 598124 десятины и земли, отдаваемой в оброчное содержание, – 4325 десяти.

http://www.nadnestre.ru/i-krep...ast-1.html

В кругу помещечье-дворянского общества.

Как и во всей России, дворянство в Тираспольском уезде играло главную роль в обществе, в организации административной, культурной и сельскохозяйственной жизни. Но по своему составу оно отличалось от дворянства российской глубинки, ибо здесь, на окраине империи, вместе с освоением земель шло и формирование дворянского общества из самых разнообразных по национальному составу, а иногда и по своему происхождению людей. Отношение к этому дворянству было также неодинаковым. Например, герцог де Ришелье, получивший изысканное европейское образование и предъявлявший к свету высокие требования, считал, что все дворянство Новороссии «весьма дурно составлено и малочисленно». Последнее его особенно угнетало, так как военный губернатор заботился о том, чтобы заполнить присутственные места дворянами.

Теперь о том, почему герцог считал дворянское общество дурно составленным. Потомственные дворяне, являвшиеся хранителями многовековой культуры, попадали в Новороссию либо в качестве офицеров, либо в качестве чиновников, в основном губернского масштаба. Что же из себя представляла основная масса южного дворянства? Это были представители свободных сословий, которые заселяли земли и получали офицерские чины, что в ту пору открывало дорогу к получению дворянского звания. Дворянство присваивалось и за заслуги на военном поприще, а таких офицеров после многочисленных русско-турецких войн собралось в Тираспольском уезде, да и по всей Новороссии, очень много. В результате этого несложного отбора составлялось ядро дворянского общества не из представителей древних потомственных дворянских родов, а из мелкопоместных и «худородных» дворян, или вовсе не имевших крепостных, или имевших их в количестве менее 100 душ.

Поэтому часто помещиков Новороссии обвиняли в укрывательстве в своих селениях беглых крестьян-крепостных.

В Тираспольском музее сохранились фамилии первых тираспольских землевладельцев в фотокопии «Ведомости о состоящих в уезде Тираспольском казенных и владельческих дачах с показанием находящихся в оных мужеского и женского пола душ и десятин земли удобной и неудобной, сочиненной мая 1795 года».

В нем под номерами 4, 5, 6 значатся земли, составленные для молдавских дворян (о них чуть позже). 3000 десятин удобной и 50 неудобной пустоши отдано капитану Щербану Владимировичу Бузияну, 1500 десятин удобной и 75 неудобной пустоши отданы прапорщику Егору Дмитриевичу Галацану, столько же удобной и 50 десятин неудобной пустоши пожаловано поручику Христофору Николаевичу Куряну, столько же удобной и 75 десятин неудобной пустоши отдано капитану Яну Мануиловичу Самарину (уж не из рода ли тех самых знаменитых в XIX веке славянофилов – Самариных?), 1500 десятин удобной и 75 десятин неудобной пустоши получил поручик Михаил Арсеньевич Руи.

Интересно, что в первой части плана Тираспольского уезда в количестве 9000 десятин удобной и 100 десятин неудобной земли значилась пустошь самого генерал-аншефа и кавалера Михаила Васильевича Каховского.

Рядом с ним была выделена пустошь (но поменьше – 6000 десятин удобной и 20 десятин неудобной земли, где уже жили 78 человек мужского и 55 женского пола) генерал-поручику графу де Вите. Под номерами 33-36 значились пустоши, принадлежавшие коллежскому асессору Стурдзе, поручику Степану Каневскому, секунд-майорам Феликсу и Андрею Осиповым, детям Дерибаса (то есть детям знаменитого де Рибаса), коллежскому асессору Константину Кромиде. Правда, на этих отведенных землях в ту пору официально никто не проживал. Зато под №42 на плане уезда числилась пустошь графа Северина Потоцкого (6000 десятин удобной и 180 десятин неудобной земли). Вокруг пустоши подпоручика Чуйка были порожние земли. А за ними значилась деревня Мариуполь премьер- майора Лазаря Сазонова с семью душами мужского пола и семью женского на площади 6000 десятин удобной и 250 десятин неудобной земли.

Дальше опять шли незаселенные пустоши полковника и кавалера Ивана Федоровича Волкова, поручика Максима Константиновича Турунси, ротмистра Ивана Чечернецкого, прапорщика Ивана Николаевича Карамалея.

Среди этих пустошей выделялась деревня Новопетровка премьер-майора Петра Ивановича Ковалинского, где проживало 24 человека и хозяину принадлежало 7500 десятин удобной и 300 десятин неудобной земли.

Поручик Василий Иванович Князевич владел деревней Надеждой (где проживало 12 человек) и землей в 1500 десятин удобной и 40 десятин неудобной. Примерно такой же площадью земли владел и его сосед прапорщик Никифор Федорович Елков, но в его деревне Федоровке не значился ни один человек.

Дальше опять шли пустоши прапорщика Петра Ивановича Янкуля, кадетского корпуса капитана Ивана Алексеевича Цызарева, инженер- подпоручика Ферштера, премьер-майора Александра Ларионовича Головина, инженер-майора и кавалера Андрея фон Дерплата.

Землями в 4500 десятин удобной и 200 неудобной владел секунд- майор Степан Осипович, в его деревне Михайловка проживало 70 человек.

Дальше шли большие пустоши подполковника Николая Егоровича Карпова, капитана Михаила Иванова, подпоручика Якова Андреевича Шимановского, секунд-майора Павла Визыряна, ротмистра Додона.

В деревне Филодоровка подполковника Константина Васильевича Филодора проживало 34 человека. В соседней с ним деревне Курта поручика Гаврилы Михайловича Курта значилось 13 человек.

Под номером 102 значилась пустошь прапорщика Григория Петровича Баркара, а рядом с его землями располагалась пустошь, оставленная для молдавских дворян. К ней примыкала деревня Юговичевка, где жили 22 человека, и принадлежала она подпоручику князю Юговичу. Пустошь подпоручика князя Рашковича официально была не заселена, как и пустошь соседнего молдавского дворянина Вестидра Константиновича Эксапорита.

В деревне Селунская, подполковника и кавалера Ивана Лаврентьевича Селунского, жили уже 112 человек, и ему было выделено 3000 десятин удобной и 100 десятин неудобной земли.

Далее по плану значились незаселенные пустоши вдовы портарессы Роксандры Эксапоритовой, капитана Дмитрия Николаевича Велисария. К их владениям примыкала порожняя земля, оставленная для молдавских дворян.

Не заселена была и пустошь капитана Михаила Доброго. Зато в деревне Анастасиевка подполковника Марка Афанасьевича Гаюса проживали 287 человек и владельцу принадлежало 18500 десятин удобной и 900 десятин неудобной земли. Рядом с этим владением была оставлена пустошь в 15000 десятин удобной и 900 десятин неудобной земли для молдавских дворян.

Деревню Кусаковка, в которой проживал 51 человек, основал и владел ею, а также 3000 десятин удобной и 660 неудобной земли полковник Екатеринославского казачьего войска Максим Кусаков.

Рядом с ним на землях, в два раза больших по размеру, располагался польский шляхтич Краковский, владевший деревней Николаевка, в которой значились 7 человек. Деревня Андреевка (в ней официально проживали два человека) принадлежала польскому шляхтичу Францу Михайловичу Юковскому, чьи потомки в дворянской жизни уезда будут играть большую роль.

Деревня Зимина, где проживали 24 человека, принадлежала провиантмейстеру Григорию Якимовичу Зимину. Он владел 4500 десятинами удобной и 230 десятинами неудобной земли.

Другую деревню, Болотино (где числилось 18 человек), основал поручик Иван Болотин, владевший 3000 десятинами удобной и 50 десятинами неудобной земли.

К этим освоенным землям примыкали пустоши поручика Петра Бирдина, секунд-майора Ивана Сергеевича Козьмина-Большого, капитана Степана Даценко.

Десять человек проживали в деревне Хаджилиевка секунд-майора Пантелеймона Хаджилия, который владел 3000 десятинами удобной земли и 98 десятинами неудобной.

Земли секунд-майора граничили с пустошами поручика Федора Флорина, капитана Саввы Ивановича Бадиолы, поручика Ивана Инглазиния, титулярного советника Андриана Гуськова, ичьчухадара Антона Паскала, к владениям которого примыкала порожняя земля, предназначенная для молдавских дворян.

Рядом с последней пустошью располагалась деревня Бранкованка (проживали 21 человек) прапорщика Андрея Франциевича Бранкована. За владениями Бранкована начинались пустоши молдавского шляхтича Степана Ильича Гуза, поручика Федора Христофорова, секунд-майора и кавалера Юрия Юрьевича Карачона, корнета Степана и кадета Давида Флоринских.

Возле пустошей последних располагалось село Валегоцулово, где на 12000 десятинах удобной и 100 десятинах неудобной земли проживали в ту пору 648 человек. Это по числу жителей было одно из наиболее крупных сел. Соседствовала с ним деревня Белуховка подполковника и кавалера Павла Дмитриевича Белухи, владевшего 6000 десятинами удобной и 300 десятинами неудобной земли. В Белуховке проживало 55 человек. Немногим меньше (36) жили в деревне Качуровка шляхтича Качуровского, который владел 4500 десятинами удобной и 30 десятинами неудобной земли.

Большими пустошами (от 6000 до 3000 десятин удобной земли) были наделены капитан Иван Иванович Боян, капитан Криста Манойлов, капитан Федор Сабеу, капитан Иван Ильескул. Рядом с этими пустошами располагалась деревня Бадюлы (26 жителей) капитана Саввы Ивановича Бадюлы.

Под номерами 161 и 162 в ведомости значились пустоши капитана Мануила Саула и секунд-майора Ивана Кононо.

66 человек проживали в деревне Егоровка полковника и кавалера Ивана Лаврентьевича Селунского, коему принадлежало 7500 удобной и 220 десятин неудобной земли.

Пустошь поручиков Андрея Захарова и Якова Абрамова соседствовала с деревнями Осиповка, Васильевка и Захаровка, где проживали 365 человек. Владели этими деревнями князья Соломон и Василий Аргутинские-Долгоруковы, чьи потомки играли большую роль в жизни Тираспольского уезда.

Деревнями Харитоновка (пять человек), Салчи (19 человек), Гротиле (7 человек) владели подпоручик Пантелеймон Аксентьевич Харитов, капитан Василий Осипович Беев, капитан Иван Егорович Смольянинов.

Соседние с ними пустоши принадлежали поручику Петру Голеву, подпоручику Тарасу Айвазову, премьер-майору Степану Давыдову, второму вестиару Диордию Сивову.

Деревнями Веселая и Щедрая владели поручик Сергей Иванович Станишин и поручик Николай Богданович Чириков. Им принадлежало по 3000 десятин удобной земли.

Столько же земли принадлежало премьер-майору и кавалеру Георгию Кирилловичу Гиржеву, в чьей деревне Ясли проживали 140 человек. Георгию Гиржеву принадлежала еще одна пустошь в 7500 десятин удобной и 404 десятины неудобной земли. Рядом с землями премьер-майора находилась пустошь (1500 десятин удобной и 50 десятин неудобной земли) подпоручика Михаила Ивановича Андреева.

Бригадир Василий Ланской владел 12000 десятинами удобной и 300 десятинами неудобной земли и деревней Полезная, в которой проживали 72 человека.

За землями бригадира располагались наделы (от 6000 до 4500 десятин удобной земли) подполковника и кавалера Арсения Ивановича Давидова (деревня Богословка, где числилось 49 человек); капитана Андрея Савицкого (деревня Савицкая, где проживали 336 человек); подполковника и кавалера Ивана Андреевича Некорицы (деревня Юрковка с 51 человеком); капитана Маргарита Депресрадовича (деревня Маргаритовка – 37 человек).

Между этими владениями располагалась пустошь (6000 десятин удобной и 100 десятин неудобной земли) портария Григория Диол-оглы.

Среди казенных селений: Ташлыка, Малаешт, Теи, Спеи, Токмазеи, Бутора, Шибки – находилась пустошь статского советника и кавалера Сергея Лошкарева; деревня Перушор портарессы Роксандры Эксапоритовой; деревня Фраси поручика Василия Демьяновича Медовникова (владел 3000 десятинами удобной и 160 десятинами неудобной земли, как и портаресса Роксандра Эксапоритова); деревня Соша поручика Якова Григорьевича Гулевича (4500 десятин удобной и 100 десятин неудобной земли); пустошь поручика Павла Петровича Туманова, который в 1794 году был предводителем Тираспольского уездного дворянства; деревня Евецкова (проживали 44 человека) ротмистра Якова Евецкого, Владевшего 3000 десятинами удобной и 50 десятинами неудобной земли, что ровно в два раза меньше, чем у Туманова; пустошь лекаря Ивана Загурского, деревня Самойловка секунд-майора Ивана Самойловского, которому принадлежало столько земли, сколько и Якову Евецкому, но в чьей деревне проживали 32 человека.

В предместье Дубоссар среди казенных селений располагалась деревня Ремаровка (где проживали 84 человека) секунд-майора Ивана Даниловича Ремара; деревня Розовка (с числом жителей 46) полковника и кавалера Ивана Лаврентьевича Селунского, владевшего здесь 1500 десятинами удобной и 50 десятинами неудобной земли; село Ильино (числилось по переписи 499 человек) статского советника Ильи Катаржи, которому принадлежало 12000 десятин удобной и 100 десятин неудобной земли; деревня Друцкая (216 человек) капитана князя Елифера Васильевича Друцкого-Соколинского; деревня Карабан (12 жителей) капитана Якова Яковлевича Пономарева (ему, как и князю Друцкому-Соколинскому, принадлежало 3000 десятин удобной земли); пустошь в 1500 десятин удобной и 100 десятин неудобной земли прапорщика Андрея Прокофьевича Кочкина.

Находились в пределах Тираспольского уезда и владения генерала французской артиллерии князя Александра Любомирского. Ему принадлежали села Глубочек, Косиц, Флиора, Дигоры, Окно, Тисколонг, Дойбаны, Тойпала, Гавиноши, Черное, Жура, Михайловка, Горомацкое, местечко Ягорлик, деревни Дубова, Игнатьевка, Жирка, Красный конт, Констанцы.

Как видно из этого обзора, первые дворяне-помещики Тираспольского уезда были самыми разными, как по национальному составу, так и по своей знатности (от служилых чиновников до родовитых князей). Им всем были предоставлены Императрицей Екатериной Великой права обжить бывшие пустоши и обзавестись на них хозяйствами.

Этому способствовал опубликованный еще 22 марта 1764 года «План о раздаче в Новороссийской губернии казенных земель к их заселению». Согласно этому плану, получить землю в наследственное владение могли «всякого звания люди», при условии поступления их на военную службу. На 16 лет новоселы Очаковской области освобождались от уплаты податей. По истечении этого срока поселенцы должны были платить подать с земли по 5 копеек за каждую десятину, причем военнослужащие освобождались от этих податей. Но по условиям этого заселения, необходимо было освоить полученные земли за свой счет людьми из-за границы в течение трех лет. В противном случае участки земли возвращались в казну.

В Тираспольском уезде в 1795-1796 годах было основано 50 новых населенных пунктов. В 1797-1802 годах появилось еще 40, причем все они, кроме болгарских колоний Большой и Малый Буялык, принадлежали помещикам. В 1803-1816 годах в уезде появилось еще 72 помещичьих селения. Причем помещичьи селения были в большинстве своем небольшими. В 1797 году частновладельческое население в уезде составляло 22,76 процента (5602 человека), в 1806 году – 27,61 процента (8537 человек). Причем Императрица старалась привлечь на осваиваемые земли дворян из соседних государств. Так 17 февраля 1793 года В. Каховский дал открытый лист о назначении земли молдавскому князю Афанасию Васильевичу Кесоли в землях «... новоприобретенной от Порты Оттоманской области (...)». Годом раньше в Дубоссарах 14 июня 1792 года Каховский подписал открытый лист о передаче 600 десятин земли майору Ивану Ивановичу Папано для заселения «... земель людьми из заграничных мест».

После присоединения к России Очаковской области 56 молдавских помещиков, изъявивших желание перейти в русское подданство, получили в общей сложности 250193 десятины земли. Всего же русским помещикам и молдавским боярам в Очаковской области было роздано 824000 десятин земли.

По требованию Беклешова Тираспольский предводитель дворянства Туманов в мае 1803 года доносил, что после заключения Ясского мира 26 молдавских бояр и чиновников получили от правительства земли в Очаковской области. 18 из них получили в Тираспольском уезде участки земли от 4600 до 25000 десятин и завели на них 20 деревень и несколько хуторов, в которых поселили более 4000 душ обоего пола. Среди них были такие известные личности, как князь Кантакузен, Стурдза, Катаржи, Филодор, Карпов, Керстичь, Гаюс, Кесоглу и другие. Восемь чиновников, получившие 50 тысяч десятин земли, не прибыли. Первым получил 10730 десятин земли по реке Ягорлык князь Делан Кантакузен, основавший село в 512 душ. Действительный статский советник Скарлат Стурдза получил 12 тысяч десятин земли тоже около реки Ягорлык и завел село в 289 душ.

Бригадир Катаржи получил 24 тысячи десятин земли при реке Малый Куяльник и на Свиной Балке, где поселил 779 человек в двух деревнях. Статский советник Филодор получил 4700 десятин земли при реке Кучурган и завел там село в 133 души. Коллежский советник Гаюс получил 22425 десятин земли в верховьях реки Кучурган и завел три деревни, где проживало 763 человека.

В Херсонском областном архиве хранится дело «Об отводе земель офицерам Греческого дивизиона в Тираспольском уезде», где перечислено 79 офицеров, 263 унтер-офицеров и рядовых.

В 1800 году в Тираспольском уезде были выделены земли Черногорскому дворянину Василию Княжевичу и его семье. В письме от 3 августа Иван Княжевич (отец Василия) писал: «По многим несносным Магометанским угнетениям Черногорской земли, состоящей под державою Митрополита Петра Негуша, в которой имел я жительство с немалочисленною фамилиею, прошлого 1794-го года, принял намерение выйти оттуда со всеми моими родственниками, коих всех семей свыше семидесяти находится в Черногории, в Российскую Вашего Императорского Величества империю, в которой и сын мой поручик Василий Княжевич по отставке из службы Вашего Императорского Величества находится жительством Новороссийской губернии в Тираспольском уезде, для коего перехода обнадежен был пособием и дачею в Тираспольском уезде к заселению земли трех тысяч десятин, от бывшего Новороссийского губернатора господина генерал-майора и кавалера Василия Васильевича Каховского и от него был я снабжен к выведению оных пашпортом.(...) проживаю (...) поныне у означенного сына моего поручика Княжевича, который и сам весьма недостаточен, а особливо по недороду хлеба ему самому пропитати мое семейство не достает никаких способов (...)»

По приезду в Тираспольский уезд Иван Саввович и брат его протопоп Дмитрий Княжевич заручились письмом митрополита Петра Петровича Негуша, что принадлежат к числу благородных черногорских дворян. Им было выдано свидетельство от 17 декабря 1796 года, где сообщалось: «Мы нижеподписавшиеся, что прописанные на сем листе Княжевичи Иван и Дмитрий происходят точно из черногорских дворян и что данное им свидетельство на оное дворянство от черногорского Спендерийского и Приморского митрополита Петра Петровича Негуша собственною его рукою и с приложением черногорской печати подписано (...)». Свидетельство заверили, кроме митрополита Негуша, генерал-поручик Георгий Гиевич, генерал-майор Георгий Богданов, секунд-майор Ильякович, премьер-майор Иван Скорич, майор Милетич и полковник Милорадович. Уж не тот ли это Милорадович – герой войны 1812 года?...

Письмо Княжевича не осталось без ответа. Из Петербурга было отписано, что согласно монаршей воле всем Княжевичам выделена земля еще в 1792 году согласно числу их душ «на правой стороне лимана Малокуяльницкого и на левой – речки Свиной (...)» в Тираспольском уезде. Правительство согласно было выделить еще землю в уезде Княжевичам, но только по числу прибывающих на постоянное жительство душ.

Деревня Кринички в Тираспольском уезде принадлежала польскому дворянину (шляхтичу) Иосифу Николаевичу Букоемскому.

Рядом с казенными селениями Липецкого и Гандрабур находились земли шляхтичей Качуровских, коллежского асессора Макарескула (по всей видимости грека) и майора Души.

Как видно из вышеприведенного, никакого различия по национальностям не было. Одинаково в Тираспольском уезде получали земли и французские, и немецкие, и молдавские, и черногорские, и русские дворяне. Главное условие было как можно скорейшее освоение земель.

Каждый из новоставших помещиков устраивал хозяйство на свой лад и заводил в нем свои порядки. Чтобы обустраивать новые земли, помещики (у коих были деньги) приобретали себе крепостных. Так, в 1810 году надворный советник Андрияш купил у помещика коллежского регистратора Якова Детрикарина «во вечно потомственное владение ревизских мужеска пола сорок три, а женска сорок четыре души, со вновь рожденными записанными по ревизии Ольвиопольского уезда при деревне Иванченковой крестьян (...) ценою за 4000 рублей (...)» и привез их в свое имение, расположенное в Тираспольском уезде.

Другой помещик, подписной инвалидной роты 43-ей капитан, крепостным Алексею Антоновичу Козлову и жене его Агафие Андреевне с дочерью дал вольную 2 августа 1815 года, о чем и засвидетельствовано было в Тираспольском уездном суде.

Но были помещики, которые обращались со своими крепостными, как со своей вещью. Как правило, это были те, которым не было дела до будущего, а хотелось получить как можно больше в то время, когда они владели данными землями и крепостными. В 20-х годах XIX века генерал-майор Катаржин свои села Малаешты и Илию в Тираспольском уезде отдал в аренду титулярному советнику Афанасию и сыну его 10-го класса чиновнику Ивану Дариенковым.

Как писал в прошении на имя управляющего министерством юстиции действительного тайного советника князя Алексея Алексеевича Долгорукова управляющий имением и делами помещика генерал-майора Катаржина поручик Дмитрий Колодяжный: «Дариенковы (...) пользуясь отсутствием Катаржина на военной службе, при первоначальном вступлении нарушили силу и обязанности предписанные контрактом, утесняли крестьян непомерными работами и истребляли без сожаления в свою пользу не представленный им никаким правом господский лес, угнетали крестьян, отнимали собственность, довели до бедственного и ужасного положения (...)».

Делом по жалобам крестьян и управляющего занялся тираспольский земский исправник, который провел следствие и вскрыл все издевательства Дариенковых. Выяснилось, что один крестьянин, например, был по их приказу привязан к конскому хвосту и верховой ездок тащил его по горам и камням более двух верст.

Уездный исправник удалил Дариенковых от аренды и дело на них передал в Тираспольский суд.

Случалось, что справедливости добиться не удавалось. Так, деревня Васильевка Тираспольского уезда принадлежала помещику полковнику Антону Ивановичу Тумановичу, который хорошо относился к крестьянам, и те уважали его за справедливость. Полковник завещал все принадлежавшие ему земли, движимое и недвижимое имущество восьмилетней дочери Любови (незаконнорожденной). Но после его смерти родные братья умершего Федор и Антон Тумановичи и двоюродные – Гавриил, Михаил и Дмитрий Тумановичи – завели тяжбу и решением суда опровергли духовное завещание полковника.

Братья Тумановичи затеяли большие перестройки, стали сгонять крестьян с обжитых мест, а затем четырех человек без земского суда самоправно избили. В результате один из них, Лукьянов, заболел и умер, а другие, Андрей Ткаченко и Иван Бондаренко, два месяца проболели. Не привыкшие к такому обращению крестьяне отказались повиноваться захватившим их селение Тумановичам.

Ивана Бондаренко с девятью членами его семьи Гавриил Туманович зимой выгнал из дома и переселил в деревню Журавку, которая находилась в 10-ти верстах от Васильевки. Иван Бондаренко отказался повиноваться. Тогда управляющий избил его беременную жену дубовыми прутьями, а потом приказал ей работать на тяжелой работе в пекарне. Но затем, видимо убоявшись последствий, отправил назад в Васильевку. Все же имущество Бондаренко Туманович приказал забрать, а испугавшихся и убежавших детей поймать и наказать. Бондаренко написал жалобу в Тираспольский нижний земский суд заседателю Витошевскому. Последний обещал приехать и разобраться на месте, но так и не сдержал свое слово. Тогда Бондаренко написал жалобу генерал-губернатору Новороссии графу М.С. Воронцову. Граф приказал Тираспольскому исправнику Ивану Павловскому провести расследование и донести в уголовный суд Херсонской палаты. Но Туманович поехал в Тирасполь и сумел подкупить Павловского, который стал затягивать расследование. Бондаренко вновь подал жалобу на имя Воронцова, но Павловский повернул расследование так, что, вроде бы, жалоба не подтвердилась.

Тем временем Туманович ворвался в дом Бондаренко, избил жену его, три дня назад родившую ребенка и забрал переписку Бондаренко с губернским судом. Причем ударил кормящую мать в грудь коленом, из-за чего у нее пропало молоко.

Тогда Бондаренко обратился к предводителю Тираспольского уездного дворянства подполковнику Василию Ивановичу Корбе, который, зная всю низость братьев Тумановичей, защитил Бондаренко и укрыл его на зиму на своих землях; и сам написал жалобу на Тумановича. Но вновь Тумановичи сумели обмануть суд и Бондаренко вынужден был скрыться в Одессе. В Херсонской Палате уголовного суда титулярный советник Гавриил Туманович был оштрафован в пользу казны «как оказавшийся виновным в самоправном принуждении Бондаренко к переселению на доставшейся ему, Тумановичу по разделу земле, без испрошения в том содействия местного начальства, и наказании хотя умеренно, как показали свидетели, Бондаренко и его жены, в беременности находившейся (...)» Бондаренко за противоречивые, вроде бы, показания не наказали. Но из-за явных издевательств Тумановича над своими крестьянами велено было предводителю Тираспольского дворянства и земскому исправнику «(...) иметь должное наблюдение за обращением Тумановича со своими крестьянами». Это было 28 августа 1829 года. Собственность Бондаренко была возвращена, а сам Туманович дал подписку не делать ему никаких притеснений. Таково было решение губернского прокурора.

Однако через два года губернский прокурор вынес оправдательный документ в отношении Тумановича по факту избиения до смерти им двух крестьян, а Бондаренко за клевету на дворянина присудили к тридцати ударам плетьми «за недоказательство своего доноса и неповиновение своему владельцу (...)». Губернский прокурор предписал отправить Бондаренко в ссылку в Сибирь. В данном случае получилось, что правым оказался тот, у кого было больше прав.

Конечно, нельзя, исходя из этого случая, делать обобщения, как принято было в коммунистические времена, на всех помещиков и дворян. Все они были разными, и все вели себя по-разному со своими крестьянами. Одни их притесняли, другие, наоборот, учили крестьянских детей грамоте, помогали стать на ноги толковым хозяевам, так как прекрасно понимали, что именно от благополучия крестьян зависит и их собственное благополучие.