Лошади - Генеалогический форум ВГД. Тема №97236

Лошадей в России тогда было очень много. Точных цифр не имеется, но приблизительно конское поголовье в начале XIX века определяется в 30-35 миллионов голов. Боевые действия в 1812 году сократили его, особенно в Московской, Смоленской и Минской губерниях. У правительства возникли серьезные проблемы с формированием кавалерийских резервов. Дело дошло до того, что Александр I разрешил в 1813 году жителям Подольской и Волынской губерний вместо рекрут сдавать верховых лошадей: взамен одного рекрута - или три кирасирских, или четыре драгунских, или пять уланских и гусарских лошадей. Это дало войску 13 тысяч верховых коней. Стоимость рекрутской квитанции тогда достигала 350 рублей, и получается, что правительство платило за кирасирскую лошадь около 120 рублей, за драгунскую - около 87,5 рубля, за легко-кавалерийскую - 70 рублей.

Русское коневодство довольно быстро оправилось от потерь. Его база, заложенная еще при Петре Великом в виде государственных конных заводов в Казанской, Азовской и Киевской губерниях, вообще не пострадала. К тому же во второй половине XVIII века были основаны новые государственные конные заводы, специально предназначенные для выращивания строевых лошадей. Например, в лейб-гвардии Конный полк высокорослых лошадей темных мастей поставлял завод, расположенный в селе Починки Нижегородской губернии. Около города Гадяча Полтавской губернии находился конезавод, где разводили лошадей, годных для службы в тяжелой и средней кавалерии. Кроме того, лошадей для армии выращивали на Хорошевском конезаводе (100 рослых кобыл и 8 жеребцов), Гавриловском (120 кобыл и 9 жеребцов), Даниловском (217 кобыл "немецких пород, рослых, шерстью вороных", и 19 жеребцов), Сидоровском в Костромской губернии (130 кобыл, 14 жеребцов), Всегодническом во Владимирской губернии (115 кобыл и 9 жеребцов), Скопинском в Рязанской губернии (100 кобыл темных мастей и 10 жеребцов), Богородицком в Тульской губернии (90 кобыл и 8 жеребцов). Всего к концу XVIII века на государственных конных заводах находилось 1364 племенные кобылы.

Кроме государственных, в России в начале XIX столетия было более 250 частных конных заводов. Выращивание лошадей для нужд армии являлось весьма прибыльным делом. Правильно организованный конный завод вполне мог составить основу крупного дворянского состояния. При хорошем знании принципов разведения животных (скрещивание, отбор, подбор, выращивание молодняка, направленный тренинг и испытание рабочих качеств лошадей) на частных конных заводах даже выводили новые породы. На рубеже двух столетий, XVIII и XIX, это получилось у двух русских коннозаводчиков: графа А. Г. Орлова и графа Ф. В. Ростопчина. Орлов успешно вывел верховую породу лошадей, несравненную по манежным качествам, которые тогда требовались от лошади, а также рысистую, дожившую до наших дней. Ростопчину удалось вывести замечательную верховую лошадь, которая по своим скаковым способностям не уступала лучшим чистокровным лошадям Англии.

Известным в свое время коннозаводчиком был и Алексей Петрович Мелиссино, в 1801 году произведенный в генерал-майоры и назначенный шефом сначала Мариупольского, а затем Лубенского гусарских полков. Сын генерала екатерининской эпохи, Алексей Петрович основал первый частный конный завод в Новороссийском крае и потратил немало средств, выписывая для улучшения местной породы лошадей из Англии, Турции и Аравии. Конный завод Мелиссино славился по всей России и выращивал лошадей под офицерское седло. Это были кони в основном светлой масти, невысокие, очень подвижные и красивого экстерьера.

Алексей Петрович, как и положено гусару, был прекрасным наездником. Когда скульптор Фальконе по заказу Екатерины II работал над созданием памятника Петру Великому, то позировал ему двадцатилетний поручик Мелиссино. На одной из своих замечательных лошадей он заезжал на покатый помост, специально построенный для этой цели, и поднимал ее на дыбы.

Много небольших конных заводов имелось на Дону. Коневодство издавна было традиционным видом деятельности казаков. Но в отличие от государственных конезаводов, расположенных в Центральной России, где лошади, как правило, находились на конюшенно-пастбищном содержании и в первые недели жизни проходили "обтяжку" (приручение), а в возрасте полутора лет - "заездку" в манеже (седлание, взнуздывание, переход из аллюра в аллюр по команде всадника), на Дону все делалось иначе. Лошадей там держали только в табунах, и "обтяжку" проводили перед продажей, то есть в возрасте трех-четырех лет. Это сильно затрудняло "заездку" и дальнейшую работу по дрессировке. Кроме того, казаки выращивали лошадей только одной породы - донской.

Эта порода сформировалась в XVIII веке. Исходным материалом для нее послужили лошади степных кочевников, преимущественно ногайские, а также восточные породы - карабахская, персидская, туркменская. Типичная донская лошадь начала XIX столетия была невысока ростом (148-152 см в холке), имела сухую горбоносую голову, маленькие глаза, оленью шею, отлогую холку, недлинную спину, прямую или слегка выпуклую, несколько свислый круп, неширокую грудь, крепкие, сухие, высокие и прямые ноги. Преобладающей мастью в породе являлись рыжая и бурая, реже встречались гнедая, караковая, серая и вороная. Современники отмечали, что донскую лошадь нельзя назвать красивой, зато она вынослива, неприхотлива в корме и уходе, а также хорошо переносит суровые погодные условия среднерусского климата. К тому же стоили донские лошади недорого.

Вероятно, в силу вышеперечисленных качеств дончаки были признаны подходящими для службы в легкой коннице под солдатским седлом. Ежегодно на Дон приезжали ремонтеры - офицеры с командами солдат для покупки ремонта - новых строевых лошадей - и перегонки его к месту расположения своей воинской части. За гусарскую и уланскую строевую лошадь казна в 1802 году платила 40 рублей и еще 10 рублей отпускалось для доставки ее в полк. В 1813 году, как указывалось выше, правительству пришлось платить уже 70 рублей, а в 1819 году - 100 рублей, чтобы купить одну солдатскую легко-кавалерийскую лошадь.

При девятилетнем сроке службы верховой лошади в армии и восьмилетнем - в гвардии, российской кавалерии каждый год требовалось около шести тысяч коней. Полностью закрыть эти потребности донские конезаводы не могли. Поэтому еще одной крупной военно-ремонтной базой служили конезаводы в Херсонской и Таврической губерниях, где также было развито табунное коневодство и где ремонтеры покупали черноморских и черкасских (встречается и другое написание - "черкесских") лошадей. Обе эти породы были широко распространены на Южной Украине и на Кубани в XVIII веке, но до наших дней не сохранились; точных их описаний не имеется. Черкасские лошади появились в результате многовекового скрещивания местных степных лошадей и восточных, которых украинские казаки добывали в военных походах (в основном в Турции). Черноморская порода произошла от скрещивания черкасских лошадей, вывезенных казаками на Кубань во второй половине XVIII века, с горными (карабахскими, кабардинскими и др.). Специалисты предполагают, что черноморская лошадь достигала 151 см в холке, имела длинный и глубокий корпус, сухие конечности и крепкие копыта1.

Под офицерское седло шли более дорогие и породистые кони, нередко - привозные. "Испанские лошади, гордые красотою своей, и предпочитаются для войска и манежа всем прочим лошадям; датские - также к манежной езде способнейшие суть; арабские и барбарийские принадлежат к прекраснейшим на свете; персидские и туркменские аргамаки больше и статнее арабской лошади и более способны к искусственной езде, турецкие - породны, но плохи во рту, часто бывают злы; английские скачкой превосходят всех лошадей в Европе, хороши для езды на охоту; польские почти все заслуживают названия "аукционистов" по своей горячности и "астрономов", так как дерут голову вверх..."2 В царствование Екатерины Великой Военная коллегия рекомендовала офицерам приобретать лошадей сообразно их чинам. Штаб-офицер легкой кавалерии не мог ездить на лошади дешевле 70 рублей, обер-офицер - дешевле 60 рублей при цене на солдатскую лошадь 20 рублей. Но в эпоху Александра I никаких официальных установлений на этот счет уже не существовало. Офицеры, покупая лошадей для строя (не менее двух), руководствовались разными соображениями, и часто для них это был вопрос собственного престижа. Неизменным оставалось одно: офицерская лошадь всегда отличалась от солдатской по своему экстерьеру, породным данным и стоила в несколько раз дороже.

Так, например, корнет Уланского Его Высочества Цесаревича полка Ф. В. Булгарин в октябре 1806 года в Санкт-Петербурге купил у своего однополчанина корнета Прушинского лошадь за 300 рублей ассигнациями. "За такую лошадь я дал бы теперь (в 1845 году) охотно и две тысячи рублей!"3 - писал мемуарист, расхваливая своего коня. Н. А. Дурова, прибыв в феврале 1808 года под именем корнета Александрова на службу в Мариупольский гусарский полк, стоявший на Волыни, была вынуждена купить у офицера своего эскадрона штабс-ротмистра Мальченко лошадь за 100 рублей серебром (400 рублей ассигнациями), и эта лошадь ей не очень нравилась, так как оказалась не совсем подходящей под офицерское седло4. Прапорщик Свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части Н. Д. Дурново в апреле 1812 года в Вильно тоже покупает верховую лошадь: "Утром отправился посмотреть лошадь, принадлежавшую графу Платеру. Она мне очень понравилась, но цена чрезмерна. Надеюсь, что он будет более рассудителен и согласится мне ее отдать за восемьсот рублей... Я был еще в постели, когда казначей графа Платера явился ко мне сообщить, что его хозяин уступает лошадь за восемьсот пятьдесят рублей. Я тут же ее купил... После обеда мы отправились на прогулку верхом за город. Я очень доволен своей лошадью, которую назвал Селиной..."5

В ноябре 1819 года в Высочайшем указе "О содержании от казны верховых лошадей для полковых офицеров" государь, "желая доставить новые способы полковым штаб- и обер-офицерам к лучшему и исправному содержанию им себя по службе", повелел выдать из казны по 750 рублей ассигнациями на каждую кирасирскую и драгунскую лошадь и 600 рублей - на каждую гусарскую и уланскую (всего купить 2075 голов), а также производить за казенный счет фуражное довольствие этих офицерских лошадей и держать их в мирное время при полковых штабах под присмотром полковых берейторов6. Однако в августе 1823 года этот указ был отменен и последовало распоряжение в каждом полку содержать казенно-офицерских лошадей лишь на четвертую часть штатного числа офицеров, каждую ценой в 750 рублей, и давать их офицерам на конные учения.

И солдатские, и офицерские лошади должны были, тем не менее, отвечать совершенно определенным требованиям. Военное министерство неоднократно издавало Высочайше утвержденные инструкции для офицеров-ремонтеров. Последняя, вышедшая в царствование Александра I (в 1819 году), гласила, что покупать для строя можно кобыл, жеребцов и меринов, в легкую кавалерию - ростом не меньше 2 аршин и 2 вершков (примерно 150 см в холке) и не больше 2 аршин и 3 вершков (примерно 155 см в холке), вороной, карей, гнедой, бурой, рыжей и серой мастей, избегая при этом больших проточин (продолговатых белых пятен) на морде и белизны до колена ногах, в возрасте от четырех до шести лет7.

Список лошадиных болезней и пороков, приложенный к этой инструкции, включает тринадцать пунктов. Ремонтеры должны были сразу браковать лошадей со слишком короткими и мясистыми шеями (из-за их неспособности к "сбору"), чрезмерно пашистых (с большими, провисшими животами), седлистых (с проваленной спиной), низкозадых и вислозадых, косолапых, хромых, с бельмами на глазах, с мокрецами и костяными наростами на ногах ("шпат", "курб", "колодка"), с порочными копытами, с коростой и шелудивой кожей, "с сомнительным течением из ноздрей"...

Естественно, что инструкция отражала представления начальства о том, что и как следует делать в данном случае. Но в реальной, повседневной жизни многое складывалось по-другому. Например, современники отмечают, что в это время в строю было сравнительно мало жеребцов, а преобладали мерины, кобыл же ставили во вторую шеренгу. Жеребцов покупали, если они подходили по своим данным под легко-кавалерийский стандарт, но затем в полках холостили, так как мерины лучше поддавались дрессировке.

Заботясь о красоте и единообразии кавалерийского строя, в эпоху Александра I постепенно перешли к подбору конского состава в полках по мастям. Сначала лошадей подбирали в одну масть по эскадронам. С октября 1815 года в лейб-гвардии Гусарском полку, например, лейб-эскадрон ездил на серых, эскадрон полковника Коровкина - на вороных, эскадрон полковника Альбрехта - на рыжих, эскадрон полковника Андреевского - на серых, эскадрон полковника князя Абамелека - на гнедых, эскадрон генерал-майора Левашева - тоже на гнедых, а трубачи все - на буланых и соловых8.

В 1823 году одношерстный состав был уже выведен Высочайшим повелением во всей армии и гвардии. В армии он указывал, между прочим, на номер полка в дивизии: первые полки сидели на рыжих конях, вторые полки - на вороных, третьи - на серых, четвертые - на гнедых, все трубачи - только на серых, а офицерам разрешалось покупать лошадей любой масти. Лейб-гвардии Гусарский полк получил лошадей гнедых, а серых, рыжих и вороных отдал другим гвардейским частям, получив взамен: из лейб-гвардии Уланского - 169 лошадей, из лейб-гвардии Драгунского -176 лошадей, из Кавалергардского - 134 лошади9.

Впрочем, такое расписание не являлось раз и навсегда установленным. В документах тех лет встречаются приказы о том, что один полк должен поменяться лошадьми с другим, и лейб-гусары уже в царствование Николая I стали ездить только на серых лошадях.

Довольно много внимания уделяли и подбору строевых лошадей по росту и телосложению. После Отечественной войны и Заграничного похода русской армии появилась мода на рослых, раскормленных лошадей. В легкой кавалерии стали внедрять манежи и манежную езду. Потому гусарские и уланские ремонтеры, прежде довольствовавшиеся степными лошадьми из табунов на Дону и в Причерноморье, начали посещать и конные заводы с конюшенно-пастбищным содержанием лошадей в Центральной России.

В ответ на это в ноябре 1819 года был издан Высочайший указ "О предоставлении одной гвардейской кавалерии и кирасирам права покупать заводских лошадей".

"Тяжелая и легкая кавалерия по роду их службы и предназначения, - говорилось в указе, - необходимо должны иметь и различие в лошадях. Первая, предназначенная для сильного удара и натиска, должна иметь лошадей больших; напротив того, превосходство легкой кавалерии зависит от быстроты и поворотливости, почему лошади ея должны быть быстры, сильны и легки. Но армейские полки легкой кавалерии обратились ныне к покупке больших заводских лошадей, отступя тем от цели своего предназначения, почему Его Императорское Величество повелевает дозволить приобретать заводских лошадей только всей гвардейской кавалерии и кирасирским полкам, а легким полкам строго запрещается покупать других лошадей, кроме степных заводов, ростом не выше двух аршин и двух с половиной вершков и не меньше двух аршин и одного вершка... Предоставив им (гусарским и уланским полкам. - А. Б.) единственно по флангам взводов и под унтер-офицерами иметь заводских лошадей, но не выше двух аршин и трех вершков, о чем и объявить по армии для сведения и надлежащего исполнения"10...

Обычно ремонтных лошадей в полки доставляли в мае. Каждому гусарскому полку десятиэскадронного состава при одном запасном эскадроне требовалось примерно 100-120 верховых лошадей в год для замены отслуживших свой срок, по той или иной причине отбракованных или заболевших. В брак шли лошади, получившие какие-либо травмы на учениях или в бою (отрубленное ухо, выколотый глаз, перебитые сухожилия на ногах). Распространенными конскими болезнями той эпохи были сап и мыт, при которых лошадей просто пристреливали.

Начальник ремонтной команды должен был сдать ремонт комиссии, состоявшей из полкового командира, ветеринара, берейтора и командира запасного эскадрона. За лошадьми наблюдали несколько дней, гоняли на корде, обсуждали их достоинства и недостатки. Если ремонт принимался полностью, то офицер-ремонтер получал благодарность в приказе. Но, как правило, несколько голов из ремонтного табуна браковали, потому что перегнать лошадей от конного завода до полка за много сотен верст без урона было трудно, не все они выдерживали этот путь.

Трудна была и должность начальника ремонтной команды. Обычно его выбирали сами полковые офицеры. Ремонтер должен был обладать немалым опытом наездника и специальными знаниями по коневодству, а кроме того, быть честным и ответственным человеком, так как он получал на руки крупную сумму наличными для расчета с продавцами лошадей. Тут бывали и непредвиденные случаи. Так, сорокалетний подполковник Павлоградского гусарского полка, кавалер двух орденов, заслуженных в боях с французами, Григорий Иванович Нечволодов в 1820 году был послан за ремонтными лошадьми на Дон. По дороге, в одном из южно-русских городов, он сел в трактире играть в карты с незнакомыми людьми и за день проиграл 17 тысяч рублей - всю ремонтную сумму, полученную им в полковой кассе перед отъездом. После этого приключения Нечволодов явился в полк с повинной. Он был разжалован в рядовые, лишен орденов и отправлен на Кавказ, в Нижегородский драгунский полк. Через два года за отличие в боях с горцами Нечволодов получил чин прапорщика. Впоследствии бывший гусар дослужился до майора, ему вернули старые ордена и несколько лет он командовал эскадроном11...

Павловский Устав весьма подробно описывает, как нужно работать с ремонтом: "Ремонтных молодых лошадей, которые большею часть степные быть должны, отучать от их дикости не скоропостижно, но исподволь... Седлать их сперва при бытности эскадронных офицеров два раза в сутки, объезжать тихо и как скоро станут потеть, тотчас слезать с нея и проваживать, пока простынет, потом ввесть в конюшню, ласкать, отпустить подпруги, порядочно кормить и поить. С молодыми лошадьми, а особливо в первый год поступать весьма осторожно: ибо не выждав времени и не приспособя, их легко испортить можно, и лучше первый год в строй их не употреблять..."12

Из описания можно заключить, что на выездку молодых ремонтных лошадей в полках отводилось не менее двенадцати месяцев, что работали с ними очень бережно и обращались ласково. Однако эту идиллию, нарисованную авторами Устава, разрушают воспоминания гусарского офицера.

"Вот приемы выездки, - пишет граф Д. Остен-Сакен, служивший в начале XIX века в Елисаветградском гусарском полку. - На дикую лошадь накладывали с великим трудом, иногда валяя ее, мешок в виде саков с песком весом от 5-6 пудов, и гоняли на корде с тяжелым капцуном, не только до усталости, но до изнеможения, с целью скорее усмирить лошадь... Дня через два накладывали на лошадь седло и опять мешок с песком, и та же проделка. После этого следовала окончательная выездка: лошадь выводили на выгон, и лихой всадник, одаренный огромною силою и вооруженный нагайкою, мгновенно вспрыгивал на лошадь и, подняв ей голову, не давая опомниться, ужасными ударами нагайки пускал лошадь вскачь во весь опор огромною, версты на три, вольтою. Скачка продолжалась до изнурения сил. Тогда всадник уменьшал вольту (круг, поворот. - А. Б.) по направлению к конюшне, не переставая действовать нагайкою; лошадь, потеряв последнюю бодрость и силы, переходила на рысцу и шаг, и всадник, дотащившись до конюшни, слезал с присталой лошади. Этим оканчивалась выездка, и лошадь поступала во фронт. Иногда проделка повторялась на другой день, с меньшим сопротивлением лошади. Выездка сопровождалась иногда разбитием лошади, но большей частью - надорванием и запалом. В полках было много разбитых, но более надорванных и запаленых лошадей. Кроме того, большая часть лошадей носила, а некоторые опрокидывались. Каждое ученье сопровождалось увечьями..."13

Исправить пороки дурноезжей лошади очень трудно, практически невозможно. При этом лошадь, соответствующая стандарту по своему росту, телосложению и масти, купленная ремонтером, пригнанная в полк и прошедшая первоначальную заездку, подобную той, что описал Остен-Сакен, становилась полковым, казенным имуществом и главным оружием кавалерии. Списывать, браковать строевую лошадь, которая носит, опрокидывается, кусается или не дает на себя садиться со стремени, не разрешалось.

Но управлять такими лошадьми, подчинять их своей воле могли только очень хорошо подготовленные, сильные и смелые наездники. Потому обучению рекрутов верховой езде в запасных эскадронах гусарских полков уделяли очень много внимания.

"Езде на лошадях учить сперва без стремян, не давая ему поводов мундштучных, но трензельные, и чаще рысью, чрез что рекрут скорее шлюс (умение держаться на лошади, сжимая ее бока бедрами. - А. Б.) и позитуру получить может..." - советует Устав в главе "Общие правила учения на конях". К этому можно прибавить несколько штрихов из воспоминаний кавалерийских офицеров.

Обычно рекрута сажали на старую, хорошо выезженную и добронравную лошадь. Ее брали на корду и гоняли по кругу около часа. Если рекрут начинал терять "позитуру", то рысь усиливали, и он падал на землю. Боль от удара служила наказанием за нерадение. Для того чтобы молодой солдат быстрее выработал в себе рефлексы, нужные всаднику, ему под локти и колени подкладывали прутики. Локти следовало крепко прижимать к телу, колени - к бокам лошади, и когда начинающий менял положение рук или ног, прутики падали. За это тоже наказывали.

Вообще сама кавалерийская посадка казалась военным теоретикам той эпохи настолько важным делом, что они описали ее в Уставе наравне с правилами полевой и караульной службы, организации учений, построением полков на марше и в бою и т.д. Эта посадка была глубокой, со слегка согнутыми коленями и сильно опущенными вниз каблуками. "Сидеть на лошади так, чтоб глаз, колено и носки в перпендикулярной линии были, выворотя шпоры, и отнюдь не на задней пуговке седла, но на самой середине седла... Когда седок станет на стремена, то между ним и седлом пустоты не должно быть более, как на одну ладонь, и для сего стремена привешивать по шпорному винту..."14

Однако эти наставления павловской эпохи о посадке показались инспектору кавалерии цесаревичу Константину Павловичу недостаточными, и в октябре 1808 года он издал приказ, в котором более подробно изложил требования к армейским конникам:

"Чтобы люди, сидя верхом, имели вид непринужденный, чтобы руки держали правильно... и при всех поворотах ворочали бы правильно... чтобы локти всегда были прижаты к телу и от оного ни под каким видом не отделяли... чтобы стремена были ровны и не были бы ни слишком длинны или коротки... чтобы каждый человек умел порядочно ехать в тот аллюр, как будет приказано, не теряя позитуры... чтобы во фронте не бросаться, не жаться и плеч не заваливать... чтобы лошадиные плечи, глаза, уши и задние ноги были параллельны с глазами, ушами, плечами, локтями, ногами и коленками сидящего, и следственно - со стременами... чтобы галопируя, ехав рысью и в скачке, задницы от седла не отделять и ног не оттопыривать, но напротив того, как можно крепче прижаться к седлу и к лошади, и тело вперед не заваливать, а всегда иметь оное назад..."15

Всему этому рекрутов учили уже после того, как они усвоят правила пешего строя ("в строю держать голову и корпус прямо, грудь вперед, ноги не очень выворачивать и для шпор на два пальца не сдвигать, руки прямо и свободно опускать... в марше ноги не высоко поднимать, да и не шаркать, не стучать и не делать такого большого шага, как в пехоте, а свободно маршировать..."). Завершался курс верховой езды в полках уроками фехтования. Молодым солдатам показывали, как, сидя на лошади, наносить удары саблей, закрывая голову и тело, как отводить удар противника сзади и на скаку. Кроме того, учили заряжать пистолеты и карабины, не покидая седла, и стрелять из них ("держать пистолет вольною рукою между ушей лошади").

Затем новобранцев переводили в действующие эскадроны, и их строевое образование продолжалось там, но уже с верховой лошадью, которую каждый из них получал в свое распоряжение. Естественно, молодым солдатам не давали коней из ремонта, только что пригнанного в полк (они предназначались старослужащим). Новобранцы начинали службу на строевых лошадях, не менее двух-трех лет проходивших дрессировку на взводных, эскадронных и полковых учениях. Эти лошади хорошо знали строевые эволюции, сигналы трубы, по каким все эволюции совершались, и свое место в шеренге. Молодому гусару надо было только крепко держаться в седле и учиться перестроениям... у своего четвероногого боевого друга. "Строевую лошадь, данную ему, любить, беречь, чистить, кормить и прибирать, обходясь с нею ласково, не кричать, не бить, против глаз стоя, не махать..." - учила "Инструкция полковничья конного полку" и требовала от офицеров "внушать солдату при том, что кавалериста как исправность службы, так и собственное сохранение живота зависит от содержания в добром состоянии лошади своей..."

Лошади, как и люди, имеют свои характеры и свои привычки. Организация службы в кавалерийском полку в начале XIX века, да и в более поздние времена, побуждала нижних чинов эти привычки изучать, приноравливаться к ним, чтобы худшие черты каким-то образом исправлять, а лучшими умело пользоваться. Лошади тоже привыкали к наездникам и иногда демонстрировали чудеса привязанности и сообразительности.

Один из гусар Лубенского полка в 1812 году во время разведки на реке Стырь попал в плен к венгерским гусарам из дивизии князя Эстергази. Венграм понравилась его лошадь, но боевой конь не отходил от своего хозяина и никому из них не давал на себя садиться: бесился и бил ногами окруживших его вражеских солдат. Тогда князь Эстергази велел пленнику сесть в седло. Исполнив это приказание, лубенец ездил несколько минут мимо своих победителей шагом, рысью и галопом, а потом понесся в карьер вон из лагеря. Часовые открыли по нему стрельбу, несколько венгров бросились в погоню, но все было напрасно. По разрушенному мосту гусар сумел перебраться через реку и вскоре явился к шефу своего полка генерал-майору А. П. Мелиссино, который щедро наградил храбреца16.

Много добрых слов написала о своей верховой лошади - жеребце черкесской породы по кличке Алкид - Н. А. Дурова. Алкид не раз выручал свою хозяйку в трудных ситуациях. Так же, как и строевой конь из Лубенского полка, он не оставил ее во время отступления, когда Н. А. Дурова заснула в поле. В другом случае Алкид ночью сам нашел дорогу к бивакам родного Польского полка и "с каким-то тихим, дружелюбным ржаньем поместился в свой ранжир, и только что успел установиться, раздалась команда: "Справа по три, марш!"17, то есть Алкид занял давно ему известное, собственное место в строю четвертого взвода лейб-эскадрона, рядовым которого была в 1807 году знаменитая "кавалерист-девица".

Впрочем, верховые лошади могли быть не только преданными и умными, но и злыми. О таком коне упоминает в своих мемуарах поэт Афанасий Афанасьевич Фет, немало лет прослуживший обер-офицером сначала в кирасирском Военного ордена, а потом в лейб-гвардии Уланском полку: "Подъездок мой (вторая строевая лошадь офицера. - А. Б.) оказался злым до чрезвычайности. Когда на другой день с полком я отправился на линейное учение, он всю дорогу до места учения горбился и, злобно ударяя передними ногами в землю, старался выбить меня из седла, а как это не удавалось, то неожиданно звякал мундштучными дужками о стремена, стараясь захватить зубами за ногу. Конечно, я принял меры, чтобы это не повторялось, но он подкарауливал малейшее ослабление поводьев. Вернулся я на нем в лагерь после горячего ученья без особых приключений..."18 Кампания 1812 года была очень тяжела для конского состава полков русской кавалерии. Лошади погибали не только в бою. Они страдали от голода и жажды вместе с солдатами, падали, изнуренные непосильными трудами во время отступления русской армии от западных границ империи до Москвы. Как отмечают некоторые военные историки, строевых лошадей в полках не расседлывали неделями.

О своеобразном методе восстановления сил боевых коней в то время писал Д. В. Давыдов, командир партизанского отряда, состоявшего из ахтырских гусар и донских казаков и постоянно передвигавшегося по Подмосковью: "Партия моя, быв тридцать часов беспрерывно в походе и действии, требовала отдохновения, почему она до вечера 4-го числа (сентября 1812 года. -А. Б.) оставалась на месте. Для облегчения лошадей я прибегнул к способу, замеченному мною на аванпостах генерала Юрковского еще в 1807 году. Исключив четыре казака для двух пикетов и двадцать - для резерва (который, хотя должен был находиться при партии, но всегда был в готовности действовать при первом выстреле пикетов), остальных девяносто шесть человек я разделил надвое и приказал в обеих частях расседлывать по две лошади на один час для промытия и присыпки ссадин и также для облегчения. Через час сии лошади вновь седлались, а новые расседлывались; таким образом в двадцать четыре часа освежалось девяносто шесть лошадей. В тот же день по просьбе резерва, я позволил и оному расседлывать по одной лошади на один час..."19

Но все же этот способ, видимо, мало помогал сбережению конского состава. В "Военных записках" поэта, гусара и партизана часто встречаются указания на то, что люди его отряда при первой возможности меняли лошадей. Захватывая обозы и отдельные воинские части французов, они прежде всего забирали себе коней, а своих, измученных в боях и походах, отдавали крестьянам. Весной 1813 года этих брошенных во время отступления и при боевых действиях строевых лошадей, раненых, усталых, исхудавших, по распоряжению Военного министерства, стали собирать по деревням и городам российских губерний, пострадавших от нашествия французов, а также в полках и в обозах, объединять в резервные эскадроны и отправлять на лечение и откорм. Одним из таких эскадронов в 150 голов в течение двух месяцев командовала Н. А. Дурова - поручик Литовского уланского полка Александр Андреевич Александров. Также в ее подчинении было 40 улан для присмотра за этими лошадьми. Эскадрон располагался в селении недалеко от города Лаишина (Гродненская губерния), окруженном лесами. У лошадей было вдоволь овса, сена, весь день они проводили на заливных лугах. Надежда Андреевна, всем сердцем привязанная к этим прекрасным животным, наблюдала за их выздоровлением: "...вижу, как формы их, прежде искаженные худобою, принимают свою красивость, полнеют, шерсть прилегает, лоснится, глаза горят, уши, едва было не повисшие, начинают быстро двигаться и уставляются вперед; погладив и поласкав красивейших из них, приказываю оседлать ту, которая веселее прыгает, и еду гулять..."20 Таким образом уланским полкам к августу 1813 года было возвращено несколько сотен строевых лошадей, и на них кавалеристы выступили в Заграничный поход.

Пребывание в странах Западной Европы оказалось весьма полезным для русской регулярной кавалерии. Многие ее офицеры смогли лично познакомиться с принципами боевой подготовки и службы прусской, австрийской и французской конницы, посетить школы верховой езды в Берлине, Вене, Версале и Сомюре. Необыкновенная тонкость и точность работы с лошадью сочетались здесь с выполнением сложных и сверхсложных элементов верховой езды ("пиаффе", "пируэт на галопе" и др.). В основе таких достижений лежало повсеместное распространение манежей и увлечение манежной выездкой лошадей, мало известной тогда в России.

Все это произвело сильное впечатление на русских поклонников "лошадиного искусства", и когда русская армия вернулась домой, то военная администрация точно определила главное направление работы в кавалерии: заложить основание систематического, планомерного и всеобщего обучения солдат и офицеров манежной верховой езде.

Для гусарских лошадей, выросших в степях, прошедших примитивную объездку и знавших только четыре движения: шаг, рысь, галоп и карьер, - наступили трудные времена. Впрочем, лихим наездникам, гусарам 1812 года, тоже приходилось несладко.

"Поступив в кавалерию, я уже застал манежи, изобретение которых напропалую проклинали все старые гусары, а пуще всего - старые полковые командиры и ремонтеры, - писал в газете "Русский инвалид" автор, скрывшийся под псевдонимом "Старый кавалерист". - Первые, то есть полковые командиры, должны были учиться сами и заводить в полках статных заводских лошадей, способных к манежной езде, в особенности для флангов (имеются ввиду фланги взводов во всех эскадронах, что было разрешено Высочайшим указом от 4 ноября 1819 года. - А. Б.) и для ординарцев, а вторые, то есть ремонтеры, - приискивать лошадей подороже, уже не из одних донских и крымских табунов, коих они гнали гоном, и приводить в ремонт наполовину заводских, или по крайней мере, хороших выкормков. С этого времени началось царство берейторов..."21

"Старый кавалерист" пишет о периоде, занявшем примерно четыре года, с 1816 по 1820-й, когда и были приняты меры к переориентации армейской конницы с полевой езды на манежную. В 1816 году вышел в свет новый "Эскадронный Устав", в 1818-м - брошюра "Школа кавалерийского солдата", где рассказывалось о некоторых методах в манежной подготовке лошадей. Кроме того, в 1819 году в Санкт-Петербурге была основана Гвардейская Берейторская школа (5 преподавателей, 30 учеников, 100 верховых лошадей для выездки и обучения), потому что для "царства берейторов" необходимы прежде всего грамотные специалисты. В июне того же 1819 года Высочайше было повелено во всех гвардейских и армейских полках регулярной конницы убавить по сто строевых лошадей в каждом, а полученные деньги и сэкономленный фураж обратить на увеличение ремонтной суммы, с тем чтобы купить большее число заводских лошадей, рослых и статных.

Итак, предпосылки, теоретические и экономические, для нового обучения правительство создало. О том, как все это отразилось на повседневной жизни легкой кавалерии, вспоминал участник событий, в 1818 году - штабс-ротмистр конно-егерского полка Дмитрий Богданович Броневский, впоследствии (с 1838 года) - генерал-майор и начальник штаба 1-го резервного кавалерийского корпуса: "Знали они (до 1817 года), и то понаслышке, о манежах, об особенном искусстве берейторов в обучении лошади, но не знали, как взяться за дело. Припомнили, однако, что в одном конно-егерском полку (Арзамасском) есть берейтор Бальбони (он принадлежал к цирковой труппе), к нему обратились за наставлениями. Бальбони дал для образца рабочую уздечку, бич и корду. Без промедления принялись делать эти манежные принадлежности, и по изготовлении оных, а также полевого манежа, обнесенного камышом и устланного навозом, приступили к новому для всех делу: выездке лошадей по правилам манежного искусства.. Труд был нелегкий. Многие лошади нe шли вольтом на корде, противились, били задом, нe шли вперед, несмотря на град ударов бичом.

Некоторые, закусив удила, пробивали головами камышовые стены манежа... В продолжение зимы, однако же, большая часть лошадей была усмирена и повиновалась ездокам на шагу и на рыси. Более от них и не требовали, потому что не умели заставить что-либо другое сделать... Боковые движения (траверс) и галоп, исполняемые с соблюдением дистанций, были совершенной новостью для нас и примером для подражания. С новым усердием принялись мы за работу... А в 1819 году эскадрон, в котором я служил, мог представиться на смотре с аллюрами уравненными и с правильной посадкою. Бывший тогда начальник Главного штаба Первой армии генерал-лейтенант Дибич при осмотре (зимой) полков нашей дивизии нашел, что это - лучший эскадрон во всей армии, - гак мало было развито еще образование нашей кавалерии!"22.

Для быстрейшего распространения новой методы решили регулярно проводить так называемые "Высочайшие смотры" кавалерийских полков, когда летом около какого-нибудь южно-русского или украинского города на широких и открытых пространствах степей на маневры и проверку боевой готовности в течение нескольких дней собирали полки регулярной конницы. Первый такой смотр был проведен в городе Козлове в 1820 году. Следующий смотр организовали в Орле в 1826 году, и затем при Николае I их стали устраивать раз в два-три года. В середине XIX века участником такого "Высочайшего смотра" был А. А. Фет, тогда юнкер кирасирского Военного ордена полка. В восхищении вспоминал он о том, как полки, построив линию на протяжении двух с половиной верст, провели учебную атаку сомкнутым строем: сначала рысью, потом галопом, а в ста шагах от предполагаемого противника - в карьер. Успехи в строевом образовании были очевидны. Ни одна лошадь не нарушила линию фронта. Гусары, уланы и кирасиры двигались вперед настоящей живой стеной, и все - с совершенно одинаковой скоростью, что говорило о том, насколько хорошо уравнены в разных полках аллюры верховых коней.

"В качестве унтер-офицера задней шеренги, - пишет Фет, - мне лично довелось присутствовать в колоссальной атаке целой кавалерийской дивизии развернутым фронтом, которую угодно было произвесть императору... Когда по команде: "Марш-Марш!" - мы бросились во весь дух к отдаленному холму, на котором со свитою стоял император, вся чистая степь была перед нами раскрыта... Между тем наш эскадрон налетел на поперечную дорогу, на которой ясна была воловая фура с сидящими на ней хохлом и хохлушкой. С каждым мгновением перерезающая нам дорогу фура становилась все ближе к эскадрону. "Боже, - думал я, - что станется с несчастной фурой и с нами, когда придется перескакивать через это препятствие?" Но к моему удивлению, эскадрон на всем скаку образовал прореху, в которую фура и проскочила; в следующую затем секунду прореха закрылась, и непрерывность фронта восстановилась..."

К концу царствования Александра I, как указывают современники, изменился и сам тип строевой легко-кавалерийской лошади. Все-таки она стала выше ростом, шире в груди, массивнее. Для этого применяли испытанные приемы: обильный корм в сочетании с малой подвижностью. Кавалерия стала совершать переходы исключительно шагом. Делать хотя бы короткие репризы рыси и галопа запрещалось, чтобы не потерять "тела" у строевых лошадей.

Жизнь армейского коня, по сравнению с периодом наполеоновских войн и походов, круто переменилась. Зимой из теплой конюшни под попоной его приводили в манеж и работали утром полчаса и иногда - полчаса вечером. Летом четыре - шесть недель длились учения в лагерях, и тут ему, правда, приходилось попотеть, выполняя в строю своего эскадрона разные эволюции на галопе. Но этот аллюр, сообразно правилам манежной езды, сделался очень коротким, "собранным", и нередко на маневрах конницу, идущую таким галопом, обгоняла марширующая пехота.

На гравюрах 20-30-х годов XIX столетия эта строевая лошадь изображена вполне достоверно: желоб на спине, круглое брюхо, ни единой лишней шерстинки, все подобрано и выстрижено, грива всегда уложена на левую сторону шеи, шерсть лоснится от бесконечных чисток. Единственная проблема: от чрезмерного увлечения в полках манежной ездой и постоянного сильного "сбора"*, необходимого при этой езде, лошади слабели ногами, и бывало, что с трудом дослуживали свои девять лет.

* "Сбор" - уравновешивание лошади под всадником для придания ей положения, из которого он может легко выполнить движение в любую сторону. "Сбор" состоит в том, что лошадь подводит задние ноги под туловище и сдает голову в затылке при слегка приподнятой шее. Всадник добивается "сбора", усиливая давление шенкелей, одновременно набирая повод и подавая корпус от поясницы вперед.

Бегунова Алла Игоревна
https://www.booksite.ru/localt.../index.htm

Профессия - ремонтер
Из цикла Каретник, кучер и другие...

По тому, что он (Николай Ростов)так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
Лев Толстой. "Война и мир".

Не помните этого эпизода из произведения, которое проходят по школьной программе? Правильно, я тоже не помнила, пока не взялась перечитывать. В том возрасте, в котором обязывают читать классику, никто из нас на такие вещи внимания не обращает - успеть бы проглядеть к уроку. А если и обращает, то, наверно, приходит в недоумение - за каким таким ремонтом посылают бравого гусара Ростова? Неужели за обоями для квартиры командира полка? Это вряд ли... Тогда что это за "ремонт"?

А это просто новые лошади для сослуживцев. Кони ведь не вечны, вот и приходится пополнять и заменять конский состав, это и называется ремонтом. А те, кто этот ремонт производит, не ремонтники - ремонтеры, профессия, столь известная нашим предкам, что Козьма Прутков упоминает даже пиесу с таким названием. Забавная, должно быть, вещица - можно представить, как могли вести себя господа офицеры, отпущенные своим начальством для ремонта по южным губерниям... Ну, а если серьезно, то должность это была очень и очень непростая, требовавшая не только досконального знания лошади, но и большой практической сметки, и коммерческой жилки... Да и крепкой головы. Судя по роману, всем этим Николай Ростов обладал. Давайте же составим ему компанию и посмотрим, как происходил ремонт конского состава в кавалерии не столь далекого прошлого.

Начнем с того, что дело это было гораздо более сложное, чем представляется нам спустя почти два века. Казалось бы - подумаешь, поехал да купил, деньги-то наверняка были, да и поголовье лошадей в России в те годы было всяко побольше, чем сейчас. Так, да не так.

Во-первых, годились не абы какие лошади, а только определенных мастей - каждый полк имел лошадей одной масти, более того, регламентировались даже отметины! Скажем, первый эскадрон на вороных со звездочкой, второй - на вороных с лысиной и белоногих, третий - на вороных с подпалинами и на караковых без отметин. (Различались - караковые и вороные с подпалинами, не знаю, правда, как). Плюс рост - самые высокие лошади шли в гвардию; в армию - пониже, но тоже не менее определенного предела, как правило, 2 аршина 1-2 вершка. Имел значение и сорт лошади - верховый тяжелый, верховый легкий, артиллерийский, вьючный... Ну и, конечно, офицерские лошади отличались от тех, которые шли под седло нижним чинам. Помимо этого, довольно строгими были требования к экстерьеру - не брали, например, вислоухих; со слишком высокой или низкой холкой; с большим кадыком или со слишком тонкой шеей...

А во-вторых, это при Александре 2-ом Освободителе Россия стала великой коневодческой державой, а до того дела обстояли не так чтобы уж очень хорошо... Даже для коронации "дщери Петровой" прекрасной Елисавет не смогли найти 68-ми приличных лошадей, чтобы посадить на них 68 лейб-компанцев, выбранных в "кавалергарду". Так и не пришлось им покрасоваться в конном строю... Ремонтеры в те годы говаривали: "Лошадей в России много, но лошадей в России нет". И через пятьдесят лет, во времена Николая Ростова, положение хоть и изменилось в лучшую сторону ...

- Но не намного.

Вообще почти каждый наш царь-государь каким-нибудь образом да в коневодство вмешивался (вплоть до Хрущева, не тем будь помянутого). Петр Великий - начал устанавливать принцип государственного коннозаводства; Анна Иоанновна, которая, несмотря на солидные габариты, по своим увлечениям была настоящей амазонкой - страстно любила лошадей да охоту - стремилась улучшить качество местных пород, для чего за границей закупались восточные, испанские, мекленбургские жеребцы. В конце своего царствования она приказала организовать несколько конных заводов (в Черниговской и Полтавской губернии для конной гвардии, в Симбирской и Пензенской - для драгунских полков, ведь специализация заводов определялась не по породам, а по принадлежности к войсковым частям).

В царствование Елисаветъ Петровны Кроткiя, которое было весьма продолжительным, были повышены закупочные цены на лошадей и увеличено их фуражное довольствие. Петр 3, чье царствование, напротив, было мимолетным, ничего особенного сделать не успел (жития после восшествия на престол было ему с полгода).

Северная же Семирамида наша, Екатерина Великая, начала в кавалерии и в коневодстве очень серьезные реформы. Увеличилось количество конных полков, особенно - в тяжелой кавалерии, а значит, не только возросло количество закупаемых лошадей, но и изменились требования к ним. Были еще повышены закупочные цены, фуражное довольствие (до 9 пудов овса и 15 пудов сена в месяц на голову). Но самое для нас интересное то, что впервые для ремонта от каждой части откомандировывали ремонтеров - штаб-офицера и четырех обер-офицеров с партией солдат. Тогда же была составлена для них и инструкция, и определено, где и у кого закупать лошадей. При Екатерине были основаны многие государственные и частные конные заводы, при ней стала популярной английская чистокровная порода, именно екатерининский вельможа граф Алексей Орлов начал свою работу над созданием отечественного рысака. В это же время, когда, благодаря Потемкину, было обращено особое внимание на казаков, сформировалась и одна из лучших отечественных верховых пород - донская ("стародонская" - говорят специалисты, ибо выделяют в ее истории два периода).

Сын великой императрицы, император Павел 1, принялся было создавать сеть заводских конюшен и случных пунктов, но по известной причине...

-Довести дело до конца не успел.

При нем за лошадей снова стали платить дороже, так что ремонтеры год от года располагали все большими средствами. Впрочем, покупку лошадей и доставку их в полки в это время брала на себя казна. И, если посмотреть на картины того времени, то лошади под бравыми конниками уже вполне приличные. (Впрочем, возможно, это поэтическое преувеличение - так, например, Кутузов, которому в 1812 году было уже немало лет , уж на таком коне изображен - дракон огнедышащий, а не конь! Ездил же почтенный полководец в это время на спокойной кобылке, не преклонного ли возраста, сравнимого с годами хозяина.)

Война с Наполеоном, как любая война, сказалась на коневодстве не лучшим образом, и пришедший к власти в памятном 1825 году Николай 1 был вынужден возрождать обветшавшее хозяйство. Были восстановлены конные заводы при кавалерийских округах военных поселений - 10 в Херсонской и 1 в Екатеринославской губернии, кроме того, действовали 4 Беловодских, как их называли, завода: Деркульский, Стрелецкий, Лимаревский и Ново-Александровский. Знакомые названия, не правда ли? В это же время ремонтеры имели возможность приобрести недорогих, но неплохих лошадей в частных помещичьих хозяйствах. Кроме того, именно в этот период были куплены казной Хреновской и Анненский (Растопчина) заводы.

При Александре 2 начинается новая эпоха, когда российское коневодство было прославлено на весь свет Всемирными выставками. Впрочем, об этом мы уже писали, и не раз.

Вернемся, однако, к нашим ба... Pardon, к нашему Николаю Ростову. Итак, накануне Бородинского сражения его посылают за ремонтом. Давайте же посмотрим, куда и за какими лошадьми он поедет.

Толстой об этом ничего не пишет? Пишет, но скупо - да на что же нам знание истории и дедуктивный метод другого из любимых литературных героев... Итак, нам известно следующее. Служил молодой граф в гусарском полку, да не в гвардейском, а в армейском - для гвардии был не слишком богат, не слишком родовит, ну и протекцией не пользовался. Стало быть, что? Стало быть, нужна была ему лошадь легкая, совкая, резвая, но не слишком дорогая и не высокая. Как выглядела такая лошадка? Ну, тут уж с графом Толстым не тягаться:

" Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствующий на себе взгляд государя, прошел превосходно".

Заглядение картинка, аж слюнки потекли! Конь описан всего несколькими словами, но ясно виден - эдакий арабчонок, горячий, но во всем послушный всаднику. Впрочем, арабчонок ли?

-Не слишком-то много было тогда в России чистокровных арабов.

Зато была другая порода, единственная в Старом и Новом свете, единственная в мире: Орловская верховая.

Такие кони и нужны были для легкой кавалерии, другое дело, что было их не так много и шли они в основном под офицерское седло, а, поскольку таких лошадей разводили в губерниях близ Хренового, значит, туда наш герой и отправится. Заглянем в роман - что ж, наши умозаключения верны.

...Ибо Николай Ростов поехал в Воронеж.

Масть лошадей определялась, как мы помним, полком. Гвардейские гусары, которых было два полка, ездили на серых (Царскосельские) и на гнедых (Гродненские, полк образован в 1824 году). В остальных полках серые лошади - из-за трудностей при чистке - были не слишком распространены, во всех полках на них сидели трубачи, так что, вопреки известной легенде, Дантес вовсе не был "белым человеком на белой лошади" , от которого предсказана была гибель Пушкину, ибо служил в кавалергардах, и, хоть и был блондином (в этот полк брали высоких серо- или голубоглазых блондинов), и носил белые колет и лосины, но ездил-то все-таки на гнедой... Одношерстный состав полков в армии был отменен только в 1857 году, в гвардии же остался до Первой мировой. Говорят, в 1914 году перед боевыми действиями царскосельские гусары перекрашивали своих серых в защитный цвет...

Ростов служил в павлоградском гусарском полку, а павлоградские гусары, подобно царскосельским, имели под седлом лошадей серой масти, как помним, случай редкий.

Рост. Тут все просто - два аршина один вершок, то есть 142 см плюс 4,4см - сиречь, 146 с половиной сантиметров. Ма-аленький такой конек. А вы как думали? В России тех лет не так уж много было мастодонтов под 170, к тому же 146 с половиной - нижний предел. (Да и ценились в лошади совсем другие качества, не то что ныне, когда человек звонит по объявлению о продаже лошади и первым делом спрашивает: "А сколько она в холке?"). .

У Ростова все начиналось достаточно удачно. Прибыв по месту назначения, он явился к губернатору, который указал нашему ремонтеру на те заводы, в которых тот мог бы приобрести лошадей, рекомендовал и барышника, и помещика, у коего тоже был нужный товар.

У этого-то помещика, который "был старый кавалерист, холостяк, лошадиный знаток, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей" наш ремонтер очень быстро (" в два слова") купил семнадцать жеребцов, заплатив 6 тысяч, то есть в среднем по 353 рубля за лошадь. Не продешевил ли помещик? Не прогадал ли Николай? При предыдущем императоре за гусарскую лошадь платили по 30-50 рублей, но, во-первых, прошло больше десяти лет, а во-вторых - война. Так что, думаю, все было честно и обоюдовыгодно. Скорее всего, это были лошади под офицерское седло, ведь более дешевых коней для нижних чинов можно было приобрести у барышников, мелких коневладельцев и даже у цыган. Вскоре после этой покупки до Ростова дошли известия о Бородинском сражении, и под впечатлением этого он заторопился, даже поругался со своим вахмистром, поскорее закончил свои дела и , рассчитавшись с продавцами, отбыл в полк.

Сколько всего лошадей было куплено - Толстой не сообщает, но известно, что командировка прошла успешно, а косвенным результатом ее было то, что граф Николай Ростов женился на княжне Марье Болконской, что составило его и ея счастие.

Мы же покинем нашего героя и добавим только, что сто с лишним лет спустя, уже при большевиках, система ремонтирования была изменена кардинально. Все стало делаться централизовано, планово. В 1924 году был организован Отдел ремонтирования РККА, который контролировал работу ремонтных комиссий. Вся страна была разделена на районы: Московский, Ленинградский, Украинский, Северокавказский , Среднеазиатский, Приволжский и Сибирский. Ленинградская ремонтная комиссия, например, комплектовала конский состав из Ленинградской, Архангельской, Вологодской областей и Карельской АССР. Здесь традиционно много было "финок", или "шведок", лошадей, достойных во всех отношениях, но малорослых. Шли они в-основном в артиллерию или под вьюк. Еще и сегодня их потомков можно встретить на севере нашей губернии. Так, в 1989 году, подыскивая коней для нарождавшейся своей конюшни, в совхозе "Красноозерный" Приозерского района мы нашли целую группу этих крепких, правильного экстерьера, выносливых лошадок, как правило, рыжих со светлой гривой или гнедых. Они в точности соответствовали фотографиям начала века. Судьба этой породней группы в наших "чухонских" краях - тема для отдельного разговора.

Ну а сегодняшняя наша беседа подходит к концу. И, как обычно, ответив на некоторые вопросы, мы еще больше вопросов подняли и оставили без ответа. Но об этом - в следующий раз. А сегодня я прощаюсь с вами, любезные читатели мои, и остаюсь преданная вам -

P.S. Внимательный читатель, наверно, заметил, что я немного слукавила , стараясь оживить сухие факты. Конечно, Николай Ростов мог и не стараться искать для своего полка одномастных лошадей, ибо указ об одношерстном конском составе был подписан ("высочайше апробирован") лишь в 1833 году, когда наш бравый гусар был уже в отставке, а то и в Сибири. Светлых же лошадей было запрещено принимать в драгунские и кирасирские полки лишь в 1815-16 годах, то есть опять-таки после победы над Наполеоном.

Автор: Ирина Хиенкина, журнал Кони Петербурга
https://www.equestrian.ru/1109
24 апреля 2002