| Rurikid Модератор раздела
Сообщений: 1454
На сайте с 2013 г.
Рейтинг: 1357 | Наверх ##
4 декабря 2017 19:19 4 декабря 2017 19:55 Воспоминания Абрамовой Марии Петровны о жизни в с. Кошелихе и пос. Виноградовке
Отец мой – Абрамов Пётр Александрович, работал и в колхозе, и на дранке, и на мельнице, и плотничал. Колхоз у нас назывался «имени Чкалова». Мать моя - Оксинья Кузьминична, ходила полоть в колхозе.
Дед Александр Абрамов жил в Виноградовке. Отец хотел тоже уехать в Виноградовку, но мать не поехала, тут и остались. Из Кошелихи тогда много уехали, там земля хороша, там пшеница, там они жили гоже. Помню, дед мне сказывал: «Скоро будет опутаться вольный свет проводам и железные птицы будут лётать». Тогда ещё этого не было. И правду, как он знал - не знаю.
Другой дед - Кузьма Панин, был портным. Ездили в Куликово (Теньгушевский район Мордовии), шили. Тогда все ездили портными. Штаны там шили, всё шили – в Куликове. Дед и жену оттуда привез.
Раньше за нашим усадом стояла мельница и просорушка, на которых работал мой отец. Он был и плотником хорошим, вдвоем с дедом наш дом поставили, но лишков маленький. В этой избушке семь человек жили. На полатях спали. Кроватев не было. А так деревянный коник был только. Пол некрашеный. Стены газетами облепляли, плохо жили. А дрова-то как на себе-то возили. Э-э-э, всю зиму, коленки голы, как далеко дрова возили, топили.
Раньше никто богато не жил. Дадут полоску – сожнут её, съедят, и пойдут на сторону шить, зарабатывать хлеб. А богатых то вон раскулачили. Ну отец-то у нас был на мельнице, и кормил досыта, тут пшено, блины и всёханько, а люди голодовали.
В войну отец милиционером был в Самаре. На базаре одна чего-нибудь сунуть ему, другая. А он бат: «Не бойтесь, не бойтесь меня. Я не возьму». И он там заболел и приехал домой. Мать ему давала лекарства. Его опять взяли, а в городе Семёнове он помер.
Брат Григорий с войны письмо присылал. Левой рукой написал, его ранили, из больницы. А потом как из больницы вышел, на фронте потопили их в реке (в районе Саур-Могилы).
У меня был дядя Федор, мы его «дядяка» звали. А раньше знаешь какая скарлатина-то ходила — косой косила. У него два перенька было — одному пять, другому два. Два-то года помер, а этот слез с кровати «Пойду Васеньке руки свяжу», и к вечеру-то и он помер, два гроба схоронили.
Сестра Анна всю жизнь в школе работала, и голландки топила, и убиралась. Тогда на две смены учениев-то было, а воды не было, с пруда воду-то таскали.
Я училась два первых года, а когда мать еще дочь родила – я бросила школу, матери помогала.
Один раз картошку нечем было садить, так с сестрой Натальей в Виноградовку на коляске 30 километров поехали, оттоль три мешка привезли и усадьбу посадили. Век не забуду. Утром выехали – вечером тама. Утром встали, картоши нагрузили, вечером приехали. Эх, вот так и жили – голодовали. Тогда плохо было – картоша не родилась. А на себе надо рыть усадьбу скребком. Вырыли да посадили, обаливали, страдали. А сейчас вот и помирать не охота, сейчас уж больно житье-то гоже. Как жизнь вспомнишь – гнилую картошу ели, да молоко с мякой. Яйца, мясо, шерсть – всё отдашь (государству), а нам нет ничего.
В войну я старикам косила, луга у них были – семь километров отсюда, в Сатисе. Старики косили и девки, и я косила. А после войны меня прям силой в доярки всыпали, ну и больно гоже, я пенсию заработала. Я была передовой, меня несколько раз в Первомайск возили, премию давали. У всех по 20 голов, а у меня только 16, и молоко то расписывают на всех. У них удою-то нету, а у меня и удой. И медалями награждали, и в газету писали про меня. Я коров кормила до сыта бардой, они у меня и удоили. В Первомайске сперва собрание, потом в столовую, а оттуда с песням.
На сенокосе меня на стог, на машину грузили, я уж больно копны клала хороши.
А после пенсии я пошла ёлочки сажать. Дрова-то давали хороши полешки – хозинские. Никто сеско не работал, сколько я.
Еще случай помню один. Раньше машин-то не было, а на лошади ездили из заводу, начальников возили. А в Виноградовке была свадьба, двоюродная сестра выходила. Он заехал, надо бы нам ночевать, а он: «Поедемте в ночь». В Онучине есть вершинка. И вот мы едем - волков табун, вылазиют. Я стала читать «Живые помощи». У нас лошадь не по дороге, а полем на Арзамасскую дорогу вышла. Как нас не съели — не знаю. Я молитву читаю: «Живый в помощи Вышняго...», волчица как вернулась с волком-то, и ушла. Мне потом один мужик говорит: «Если волчица не тронет, то волки не тронут». Эх, надо ведь, как это мы живые остались, они бы нас разорвали. А лошадь уши подняла, на санках, и прям на дорогу вылетели. Еду все «Караул, Ванек, где-то волки». Пострадала я.
Тут в Кошелихе плохо жили, а в Виноградовке новый поселок, пшеница и всё, только дров там не было. Я ходила, солому привезут телегу, в избу натаскам и спим на ней. Утром тётка-то снопам вяжет — картошу как сварит и лепешек соломой испекет. А воды у них не было. Вода, в долу — колодезь – дна не видать, и два ведра. Один спускатся, другой целый вытаскивается. Теперь уж там всё нарушилось, там уж никого нету.
Воспоминания записаны в 2013 году.
На фотографии: Абрамова Мария Петровна
 |
сижу, сравниваю. 
)