ФРАНЦИЯ

Фамилии с именами можно увидеть прямо на сайте http://www.genealogie.com/nom-de-famille/

Piatkowski там нашлось 130 упоминаний
Piatkowski Thérèse
Date :entre 1925 et 1950, Charleville-Mézières
Source :Naturalisations

Martingale, здравствуйте!
Я нашел в списках натурализовавшихся во Франции фамилию моего родственника Morohovetz. Я думаю, что это Мороховец Виталий Илларионович, поручик артиллерии, эмигрировавший во Францию в 1919-1920 гг. Последнее письмо от него его дочь, жившая в Ташкенте, получила в 1926 году. Как мне узнать его судьбу во Франции и место его захоронения?
Буду весьма признателен за Вашу помощь в этом вопросе.
С уважением, Михаил Мороховец

Уважаемый Алекс 1, возможно и мне Вы что-то подскажете, с чего начать и куда обратиться. Хочу попробовать найти брата моей бабушки - Шабанова Александра Степановича. Он родился в г.Георгиевске Ставропольского Края, к сожалению не знаю даты его рождения. Но в 1937 году он дал о себе знать родственникам - в то время работал на заводе РЕНО в Париже. Далее никто о нем не имел каких-либо известий. Его отец - Шабанов Степан Федорович 1850 г.р.,осетин, мать - Шабанова Елена 1857 г.р., русская.У него было два брата и четыре сестры, одна из которых Мария Степановна - моя бабушка. Все они жили в г.Георгиевске, но после 1 Мировой Войны все потерялись. Одна из сестер - Валентина Степановна вышла замуж в Баку , с родственниками этой линии связь есть. В семейном альбоме есть фотография, примерно 1912 или 1913года, на ней семейство Шабановых. Вот пожалуй и все.

ПО СТРАНИЦАМ СИНОДИКА
ПРОТОИЕРЕЙ БОРИС СТАРК
Ярославль, январь 1979 года

Мария Дмитриевна Кашкина
(урожденная графиня Бутурлина)
† 5.03.1941 г.
Мария Дмитриевна Кашкина происходившая из древнего рода графов Бутурлиных эта в свое время более чем состоятельная женщина выехала из России не в первые годы после революции, а позднее, уже в 30-х годах. Эта разница всегда была очень чувствительна. Выехавшие в первые годы, годы разрухи и эксцессов, считали, что с их отъездом Россия кончилась, а осталось какое-то мокрое место под именем Совдепии. Те же, кто выехал позднее, хотя часто и испытывали многие превратности судьбы, но все же знали, что есть Россия, хотя пока и не совсем понятная, но которая является единственной наследницей всех старых русских духовных ценностей. Такова была и Мария Дмитриевна Кашкина. Я часто бывал в свободное время у М. А. Маклаковой, с которой наладил очень хорошие отношения, несмотря на многое, что нас разделяло, и там часто встречался и с Марией Дмитриевной и много говорил с ней. Она сразу мне стала очень близкой. Она много пережила. Тюрьма, ссылка, лагеря... Она была довольно грузная и ходила с трудом, так как ноги ее были перебиты... Но, несмотря на это, она сохранила очень теплые воспоминания о своих тюремщиках в лагере, молодых солдатиках, с которыми она там занималась иностранными языками. После всего пережитого она стала заикаться и, несмотря на свою сложную судьбу, всегда говорила мне: «В к-к-какое интер-ресное вр-ремя м-мы жив-вем! К-как я благ-годарна Богу за то, что Он дал мне жить-ть в так-кое инт-тересн-ное вр-ремя!» Когда началась война, из Парижа стали эвакуировать и детей и стариков (имею в виду, конечно, русских) и помещать их подальше от Парижа из страха перед бомбардировками и особенно газовыми атаками, которыми немцы «угощали» французов в прошлую войну. Один из флигелей в Вильмуассоне наполнили детьми (сперва их было около 200), а в главный дом, находившийся в 4, 5 км в Ст. Женевьев де Буа переселили стариков из Вильмуассона и приняли еще из Парижа, уплотнив их по два-три в комнату (до войны у каждого была своя комната). Среди вновь поступивших я увидал и Марию Дмитриевну Кашкину. Бывая регулярно в Ст. Женевьев, я всегда навещал ее и продолжал наши контакты, начавшиеся на полях битв Эленкура. Как-то раз, вернувшись в Вильмуассон из Парижа, где я еще обслуживал свой приход Монружа, я узнал, что из Ст. Женевьев мне звонили по телефону и, как мне передали дети, «Тетя с кошкой просит Вас зайти к ней». Я ломал себе голову, кто это «тетя с кошкой». На следующий день на велосипеде я приехал в Русский Дом и, въезжая около гаража, где всегда оставлял велосипед, увидел свет в часовне-морге, куда всегда ставили тела усопших пенсионеров до их перенесения в церковь для отпевания. Я спросил: «Кто умер?» Мне ответили: «М. Д. Кашкина...» Тогда я сообразил, что не к тете с кошкой меня вызывали, а М. Д. Кашкина почувствовав себя плохо, просила меня к ней приехать, м. б. желая причаститься. Увы! Было уже поздно, и откликнуться на ее призыв я уже не мог. На память о ней у меня осталась икона преподобного Серафима в серебряной рамке, бывшая с ней в ссылке и еще несущая на обратной стороне следы лагерной печати. В моей памяти М. Д. Кашкина осталась как пример человека, сумевшего увидеть историю не через призму личных невзгод и переживаний, а перешагнув через эти личные чувства и личные обиды.

Знаю все потомков кроме деда Константина. Его забрали как французского подданного на войну и он не вернулся. Так-же хочу узнать предков прадеда Огюста Мишо.