Произведения Данилова Алексея Васильевича.

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

Я решил создать отдельную тему и размещать произведения Алексея Васильевича (г.Белая Калитва, Ростовской области).
Троица, хутор Дядин. Алексей с певицей хора ветеранов Г. Бесединой (2008г.):

Автор: Данилов Алексей Васильевич.
В нем основная фабула - правда (произошло в Белой Калитве). А остальное - литературная обработка. Было: что посадили ни за что, что обворовали и что через 40 лет неожиданно нашла свою мебель, у подруги…
Рассказ был опубликован в русскоязычной газете "Горизонт" (Австралия).

Скачать рассказ можно по ссылке.
(Формат WORD).

День рождения.

РАССКАЗ – БЫЛЬ.

В воскресенье после обеда весь хутор мгновенно облетела ошеломляющая новость: на имя бабки Марфы Фоминой пришел перевод на огромную сумму.
ххх
Возле сельпо взбудораженные хуторяне недоуменно гадали: откуда такие деньги? Сошлись на том, что это, скорее всего, подарок. Хотя некоторые были за долг.
- Ну откудова у Марфе такие деньжищи, чтоб в долг давать? - кипятился хромой дед Мишонка. - Она столько и в глаза-то не видала. Тоже, миллионщицу нашли, - фыркнул он и уверенно заключил: - Подарил ей хтось.
- Послухайте, - вспомнила Андреевна, Марфина соседка, - у нее же имянины были полмесяца тому. Она еще у бригадира отпрашивалась, чтоб в Леваду съездить. Небось оттуль и прислали. Только возвернулась она уж дюже быстро и малохольная какаясь стала.
- А она всегда была трошки малохольная, - ввернул дед Мишонка. Маленький, толстенький, он смешно суетился, ловко управляя кривой с детства ногой..
Андреевна так вся и развернулась к нему.
-И-и, черт ты кривоногай, - ежидно протянула она, - сам ты не весь дома. Знаю, чем она тебе прищемила: сколько раз к ней прилабунивался, столь она и перла тебя со двора. Сама видала, как ты надысь у ней штакет клешней своей своротил.
Все засмеялись.
- Много ты видала, - запетушился было дед. Но в разговор больше не встревал.
Андреевна была права. Марфа Фомина после приезда действительно изменилась. Не слышно стало ее зычного, хоть и потускневшего с годами голоса. Лицо обрезалось, потемнело до желто-серого цвета. Ходить она стала грузно, приволакивая ноги, будто тянет ее к земле что-то. А ведь еще недавно ей завидовали: «Марфе годы - не беда, не согнется никогда». Стишок про нее такой сочинили. То запевала всегда, работая на плантации. Теперь будто голос потеряла. И не смеется больше.

ххх

Марфа, поделав свои нехитрые домашние дела, сбросив хлебные крошки со стола курам, пошла в хату. В самой хате Марфа летом не жила. В прохладных сенцах одной ей места хватало. Здесь у неё вдоль стены стоит большой ларь, куда она ссыпала корм для своей живности. На крышке ларя было набросано тряпье. А потом - матрац. На этой постели хозяйка и отдыхала, пережидая жару.
Здесь же стоял стол, накрытый цветастой клеенкой, пара старых стульев, такой же старый приемник да на маленькой скамеечке ведро с водой.
Чтобы придать сенцам более жилой вид, на лето Марфа переносила сюда старые рамки с фотокарточками, развешивала их напротив оконца с желтой занавеской.
Марфа вошла в сенцы. Машинально поправила половичок, прикрыла дверь и тяжело опустилась на кровать. Взгляд ее упал на календарь. Вернувшись из Левады, она не оторвала ни одного листка. Так и висело 23 число - ее день рождения. Этот день поездки на родину она не забудет до самой смерти.
Не бывала Марфа там больше сорока лет, но все время думала о своем хуторе. И настолько отчетливо она представляла себе улицу, где росла, речку, в которой они, голопузые ребятишки, днями пропадали, что слезы на глаза наворачивались, сердце заходилось от тоски. И наконец, она решилась. Мигом собралась, попросила Андреевну
покормить кур да собаку и уехала. В самый день рождения. Вот такой подарок решила сделать она себе на старости лет.
Эх! Не надо было ездить.
Марфа глубоко, тяжко вздохнула и легла.

ххх

Она уже задремала, когда во дворе залаяла Белка. Отогнув занавеску, Марфа увидела Полюшку-почтальонку, идущую к хате. С чего бы это? Газету и письмо можно в ящик положить.
- Входи, входи, Полюшка, - отозвалась Марфа на стук в дверь.
- Здорово дневали, Махора.
- Слава Богу, Полюшка. Проходи, садись.
- Что тебе снилось - то сегодня, а? - весело спросила почтальонка, присаживаясь к столу.
- Не знаю, мало сплю. На душе чегой-то, - устало произнесла Марфа.
Полюшка торжественно положила на стол извещение, прихлопнула его ладонью.
- Теперь будешь спать. С прибылью вас, Марфа Евстигнеевна, - пышно сказала она и радостно добавила, - деньги тебе, Махора, большие пришли. Из Левады. Уже весь хутор знает. Ты - последняя. Все гадают: от кого да почему. - Полюшка тараторила, наклонясь к сумке, наводя в ней порядок.
- Ну, я пойду, - встала она, - с тебя причитается, - шутливо погрозила и направилась, было, к двери, да вдруг остановилась, взглянув на Марфу. Та сидела бледная, как стена, и по щекам текли слезы.
-Ты чего, Марфуша ? Радоваться надо.
От ее голоса Марфа вышла из оцепенения. Как только почтальонка сказала, что деньги из Левады, она словно окаменела. Сидела, уставясь куда-то пустым взглядом, и из невидящих глаз ручьями текли, наверно долго копившиеся слезы.
- Марфа! Да слышишь ты?
Полюшка кинулась к ведру с водой, зачерпнула, подала Марфе. Та попыталась напиться, но пальцы разжались, кружка загремела по полу, а Марфа закрыла лицо руками и, повалившись на постель, заплакала навзрыд, заголосила.
- Ой, Полюшка, ой, Полюш ... - задыхалась она, уткнувшись в подушку. - Да за что же мне та-ко-е... О-ой. Да чем же я разгневала Боженьку... Да разве,.. разве ж мало мне досталось на моем веку... Зачем,.. зачем напоследок так-то?..
Полюшку охватил ужас.
Марфа пластом лежала на кровати, сотрясаясь всем телом. Косынка упала на пол. Седые, но еще густые волосы растрепались.
Полюшка, наконец. пришла в себя, приставила стул, села и стала гладить Марфу по голове. Решила, что сейчас не надо ничего говорить. Она молча перебирала ее волосы.
Плакала Марфа долго, тяжело.
Постепенно она успокоилась, обмякла и лежала обессиленная, трудно дыша и шмыгая носом. Наконец, она глубоко вздохнула и перевернулась на спину.
- Спасибо, Полюшка. Дай попить.
- Ничего, Марфуша, ничего. - Полюшка подала воды. Попей, милая. Успокойся. Нельзя ж так убиваться. Помню, так только при похоронках голосили. Так я пойду, - как бы спросила она разрешения.
- Ты посиди, Полюшка, - тихо попросила Марфа.
Почтальонка села, поняв, что Марфе хочется выговориться, облегчить душу, снять с сердца какой-то неимоверно тяжелый груз
ххх
...Первое, что помнит Марфа из детства, - это слова матери «Не вовремя ты родилась, Марфинька» - так они врезались в память. Время было тяжелое, как раз после революции. Но жили Селезневы вовсе не бедно. А когда померла старая Акулина, бабушка Марфиного отца, так зажили они еще богаче. Неожиданный подарок оставила в наследство Акулина. Оказалось, у ее мужа Игната, было немного золота. Никто не знал откуда оно у него - и завещал он его своему внуку Евстигнею. Так разбогател Евстигней Селезнев.
Марфе уже семнадцатый год пошел тогда, Бойкая росла девка. Никого и ничего не боялась. Могла и на высоченное дерево влезть и с крутого берега в речку сигануть.
Боялась она только Павлика, цыганистого паренька, тетки Пелагеи сына, своего ровесника. И не страх это был как страх, а вот терялась Марфушка при нем. Так и старалась не попадаться ему на глаза. На гармошке играл - заслушаешься. Видно, в отца пошел: весельчак и плясун тот был, всегда желанный гость на любом веселье.
И Павлик такой же: где танцы, свадьба - его зовут с гармошкой. Еще совсем пацаном был, а его парни с собой брали, чтобы играл для них. А подрос - и вовсе - первый парень на деревне
Весело вечером за околицей. Танцуют парни и девчата, поодаль - в темноте - подростки. Кто постарше, тоже пробуют танцевать. А малыши в прятки играют. Только Марфа в стороне. Со взрослыми она еще стесняется, а с малышами уже неинтересно. Как заслышит гармошку, так сердце у нее и забьется, того гляди, кто услышит.
А гармонист знает свое дело. Склонив голову и ни на кого не глядя, играет Павлик то страдания, то залихватскую цыганочку, то с пересыпами кадрили. И не знает, что рядом в темноте кто-то жадно ловит каждый звук его гармони и ждет, когда же он закончит, чтобы тайком идти следом до самого дома.
И все- таки Марфа осмелилась. Это было теплым вечером. Она надела свои лучшие наряды, вышла за калитку и, лузгая семечки остановилась, опершись плечом о забор.
Наконец, появился тот, кого она ждала. Павлик был в простой красной рубахе., которая очень шла к его смуглому молдаванскому лицу и черным, неподдающимся гребню кудрям. В руках, как всегда, гармонь.
Дойдя до дома Селезневых, Павел остановился, будто наскочил на преграду и даже удивился: что могло его задержать? Это же Махорка Селезнева, известная своим дерзким характером на весь хутор. Так чего он стал? Он ведь никогда не обращал на нее внимания. Ну, бегает длинноногая девчонка. Так вон сколько их бегает. Правда эта никому не позволяла себя обгонять и ныряла всем пацанам на зависть.
Но раз уж остановился, так надо разобраться из-за чего. И он внимательно посмотрел на Марфу.
У калитки стояла высокая, почти как и он, девушка. Толстая темная коса змеей изогнулась на крутой груди. В ее глазах отражался откуда-то идущий свет, и они словно звездочки блестели в темноте. Удивительно шла к ее ладной фигуре ярко-голубая атласная кофта, собранная на узкой талии и напущенная на белую юбку.
У Павла пересохло во рту. Надо было что-то говорить.
- Ты чего это брови сажей намазала? - брякнул он первое, что на ум пришло.
- Еще чего, для тебя что ли? - фыркнула Марфа и тут же испугалась: вдруг он уйдет.
Но он все смотрел на нее и уходить не собирался. Стоять под его пристальным взглядом было уже невмоготу. Марфа выбросила шелуху от семечек и потянулась за листком сирени. Очень он был нужен ей сейчас. Эта передышка помогла и Павлу. Он, наконец, очнулся и решительно сказал:
- Пойдем со мной за околицу.
От этих слов Марфа вспыхнула, хотела, было, по привычке съязвить, но сдержалась и нерешительно сказала:
- Да как же я пойду? Там большие ребята. Они меня как турнут.
- Не турнут. Ты же со мной.
Марфа смущенно улыбнулась. Они молча, не зная о чем говорить, пошли рядом…
По- прежнему звучали кадрили и вальсы, танцевали пары. Кувыркалась в темноте малышня. Только гармонист не смотрел теперь в землю.
С того вечера они всегда были вместе. И до чего же ладная вышла пара. Марфа так и светилась счастьем. Многие пытались отбить ее у гармониста, да бесполезно.
Вышло, как того хотела Марфа. Не ее выбирали - она нашла своего суженого. За глаза их стали называть не иначе как жених и невеста.
Пелагея, мать Павла ворчала на сына:
- Не ровня она тебе, Пашка. Посмотри, они богатые, а мы... - и тяжело вздыхала. После гибели мужа она не вышла замуж. Стеснялась сына: большой уже - осудит. Так и жили вдвоем .
Но Марфа ей нравилась. Девушка была бойкая. На работу старательная, к ней уважительная.
Однажды вечером, когда Марфа с Павликом пришли к нему домой, Пелагея сидела на крыльце. Тоска на нее что-то напала. Увидев сына с девушкой, весело болтавших у калитки, подумала: будьте хоть вы счастливы. Сердце ее сжалось от предвкушаемой радости и она даже заплакала.
Павлик подбежал к матери.
- Ты чего, ма? Случилось что?
- Случилось, сынок, - мать потрепала его за кудри. - Вырос ты. Вон уж с невестой ходишь.
- Ну, ма. - смутился парень.
- Сыграл бы что ли для матери-то, а то и забудешь мою любимую. А мы с невесткой споем. Иди, Махорушка, сюда.
Марфа подошла.
- Здравствуй, тетя Пелагея.
- Здравствуй, садись, - Пелагея подвинулась, обняла ее за плечи. - Споем? И тихонечко завела:
Что стоишь, качаясь,
Тонкая рябина.
И с такой грустью пропела женщина эти слова , что Марфе стало не по себе. Она дрожащим голосом подхватила:
Голову склонила
До самого тына.
Павлик, с детства знавший эту песню, нежно вплетал звуки своей гармошки в женские голоса. Только сейчас он вдруг понял, что песня эта не просто об одиночестве. Она - о его матери. Понял, почему она так часто напевала ее после смерти отца.
Песня лилась печально и широко. Казалось, и ветер, и деревья притихли, слушая рассказ о судьбе горемычной рябины.
Знать, ей, сиротине.
Век одной качаться.
Затихла песня. Пелагея смахнула набежавшие на глаза слезы.
- Спасибо тебе, доченька. - поцеловала она Марфу. - Спасибо, - и пошла в дом.
Летний вечер давно перешел в ночь. Потянуло холодком с реки. Девушка поежилась. Павлик обнял ее за плечи.
- Я буду называть тебя Хорушкой, - неожиданно прошептал он ей прямо в ухо.
- Почему Хорушкой ? - тоже прошептала Марфа.
- Поешь ты хорошо. И... И красивая ты.
Марфу будто горячей волной обдало.
- Да. Ты красивая, очень красивая. Ты самая... - горячо шептали рядом-рядом губы Павлика.
И губы его тоже были горячими

ххх

... Полюшка терпеливо ждала, когда Марфа соберется с мыслями. Было уже давно заполдень. Яркое солнце пробивалось сквозь занавеску. Желтым светом заливало стену с фотографиями.
Марфа села на кровати. Собрала волосы, закрутила их в куль, повязала косынку. Взгляд ее задержался на рисунке, висевшем среди фотографий: стройная девушка, встав на цыпочки, тянулась за сиренью.
Полюшка тоже посмотрела на картинку. Кажется, раньше ее тут не было. За что же ей такая честь? Хотела спросить, да Марфа сама начала.
- Была у меня любовь, Полюшка. Ой, какая была любовь! Паша мой красавец был. Лучший гармонист на хуторе. Марфа показала на картинку. Это он меня нарисовал в память о первой нашей встрече.
- А где же он теперь? Паша - то? - несмело спросила Полюшка.
Эх, Паша. Паша... - вздохнула Марфа. - Уже весь хутор говорил о нашей свадьбе. Матери друг дружку свахами стали называть. Да, видно, не судьба нам была вместе быть. Жили мы в то время богато. Справил мне отец приданое. Специально в Ростов ездил. Кровать с никельными блестящими шишками купил. Перину громадную, подушки пуховые. Ковер с оленем, шкаф огромный. Не забыл и одежу всякую: платья, кофты, юбки. Но особенно мне нравилось зеркало. Большое настенное, в резной раме. Наверху по углам ангелочки вырезаны и узоры всякие до самого низу. На зеркало мать рушники вышитые повесила. А среди узоров - если не знаешь то и не заметишь - фамилия моя написана - Селезнева. Говорила: чтоб не забывала какого роду-племени... В общем, богатая невеста.
Потом отец помер. Пуля у него была с империалистической . Дом наш стоял на самом краю хутора. С одной стороны и хорошо - скотина вольно паслась, а с другой - край он и есть край. Все опасались. И дождались. Дело было летом. Спали мы, как обычно, в коридоре на полу. А утром проснулись - зал пустой. Кроме шкафа - ничего. Все вынесли. Сдается мне, что подпоили нас чем-то. Так крепко мы спали.
Что делать? Куда заявлять? Да и кто будет искать? Некоторые даже радовались: мол, так этим кулаками надо. А какие мы кулаки, спину не разгинали.
Марфа всхлипнула.
- Вот уж правду говорят: беда одна не ходит. Видел кто-то, как мамка сметала колхозное зерно на дороге у амбаров и заявил. Суд был в клубе. И ведь не предупредили, просто пригласили в клуб, как и всех. Мы и пошли вчетвером. А там вызвали маму на сцену...
Марфа судорожно вздохнула.
- Дали ей пять лет и забрали прямо из клуба. За горстку зерна. Сколько она могла унести за пазухой - то. Остались мы одни, как былинки в поле: я да брат с сестрой - меньшие.
Как мы зиму зимовали и не рассказать. Паша мне сколько раз предлагал идти за него , а я не шла. Не хотела, чтобы двое малышей ему обузой стали. Я ведь им за мать осталась. Плакала по ночам, но отказалась наотрез.
Вернулась мамка неожиданно через восемь месяцев. Седая, почерневшая. Одни кости. Вошла в хату, а мы лежим на полу, подстелив рваные одеялишки. Даже обрадоваться как следует не смогли, голодные и холодные. Хата пустая, выстужена - топить нечем.
Как бросится она к нам! Как начала нас обнимать - целовать, а сама плачет, сама причитает. Насилу успокоилась. Посидела., пригорюнившись. Потом разбила лавку, что нам столом служила, затопила печку, поели, что она принесла, и сказала: «Ну, вот, детки, надо нам с хутора идти».
И мы пошли. Весна в тот год была не холодная, но слякотная страшно. Шли и шли мы. Грязь месили, милостыню просили.
- Досталось вам, - посочувствовала Полюшка.
- Недолго мама пожила после возвращения. Как-то проснулась я, открыла глаза.
В хате, где мы остановились ночевать, светло. Небо в окошке чистое-чистое. И из-за бугра огромное красное солнце поднимается. Весна! И так мне радостно на душе, петь хочется. Давно со мной такого небывало. Вдруг вспомнила, почему проснулась: музыку во сне слыхала. Будто мы с Пашей за околицей. Он в своей красной рубахе. От радости
весь светится. Растянул гармонь, да как заиграет. И пошла я по траве. Сначала медленно, как павушка, в длинном платье, платочком кружевным помахиваю, косы в стороны разлетелись. А Паша все быстрей. И я быстрей. Он ускоряет. И я не сдаюсь. И так нам весело, так хохочем.
- Нехороший сон, - покачала головой Полюшка.
- Гляжу, мама проснулась. «Ты чего, Марфушка, улыбаешься? - спрашивает. Ну, я сон и рассказала. А она аж побелела вся: «Не к добру это: так веселиться. Дурной сон. Давай собираться».
Как не хотелось мне идти в это утро. Я и плакала , и умоляла. Да, видно, чему быть - того не миновать. Идти нам было через речку. Лед уже набух. Поверх него вода. Вышли мы к мостику. я с узлами впереди, мать с малышами медленно - позади. Мостик плохонький, скользкий. Идут они, прикрадаются. Я уже к берегу подходила. Вдруг по всей речке будто дрожь прошла. Что-то треснуло, лопнуло. Только я на берег соскочила, как в тот же миг мостик хрустнул, бревна его как спички сломались. Лед пошел! А мои - то еще посреди речки. Я только и услыхала «Марфу...». Смотрю: огромная ледяная крыга, как живая, встала на дыбы и накрыла и маму, и Катю, и Мишатку.
Эта крыга и теперь у меня перед глазами. Вижу как поднимается ее корявый край, как вода стекает, как грязная волна из-под нее - и крик мамы....
Нашли меня полузамерзшую на берегу. С тех пор мне память отшибло. Меня так и звали - Марфа-дурочка. Видно, думали. что я с маличку такая. Хутор-то незнакомый, мы далеко от дома ушли.
Помолчала Марфа, глотнула воды и дальше повела свой рассказ - исповедь.
- Так и жила я дурочкой несколько лет. Уже война началась. Она-то мне и помогла. Немцы от нас близко были. Раз смотрим, летят самолеты. Все в погреба. А я, что с меня взять, в хату. И к окну - посмотреть. Бомба во двор попала. Земля - вверх. И показалось мне, что теперь и на меня та ледяная крыга рушится, только черная. Швырнуло меня на другую сторону хаты и ударило об землю. И от этого удара и страха у меня в мозгу, видно, что-то на место стало. Вот люди диву давались...
Полюшка изумленно смотрела на Марфу.
- Ну, потом я на фронт ушла. Попала к партизанам. Там же парня встретила. Потом мужа убило. Когда мост минировали. - Марфа говорила коротко, без подробностей. - Сын у меня родился, которого я назвала Пашей. После войны поехала на родину мужа к его родителям. Там и осталась. Родни у меня не было, а тут люди хорошие, да и внук им о сыне память.
Вырос мой Павлик. Рано женился. Неудачно. Скверная баба попалась. Сына ему оставила, а сама, вертихвостка с каким-то хахалем укатила. Павлик на север завербовался. Когда снова женился, Сережку к себе забрал. Пишет: живут хорошо. Еще один сын растет.
А я подумала - подумала, да и решила тоже перебраться поближе к родине. В Леваду ехать побоялась, вот у вас и остановилась. А сердце болит: рядом же. Так хочется увидеть. Больше сорока лет не была. А ехать страшно: вдруг Паша там. Что будет, если встретимся.
А последние дни мысли меня одолели, и будто что толкнуло - снялась и поехала.

ххх

... До райцентра Марфа добралась быстро - колхозная машина подбросила. Потом удачно попала на автобус, идущий через Леваду. Так что к полудню она уже подъезжала к своему родному хутору.
Не доезжая до него, Марфа попросила водителя высадить ее: охота было пройтись, посмотреть как тут все стало.
Марфа шла по укатанной до блеска дороге и глядела, глядела... Вот поворот
речки. С обеих сторон берега заросли вербой. Сразу за поворотом, в стороне от хутора,
берег был скалистым, косыми ребрами камни сбегали прямо к воде. Там стояла пыль,
сновали машины, увозя камень. Теперь под хутором был карьер.
Сам хутор раскинулся вдоль речки, взобравшись еще выше по берегу. Марфа силилась и все никак не могла отыскать свой дом. Она даже засомневалась: цел ли он вообще. И только вблизи, пройдя весь хутор не останавливаясь, Марфа, наконец, увидела его, точнее , угадала место.
Остановившись, не в силах больше идти, она прикрыла глаза. Сердце бешено колотилось, ноги не слушались. И слезы... Слезы душили ее. Марфа присела у чьей-то калитки и все никак не могла перевести дух, успокоиться.
Из калитки вышла молодая женщина.
- Что с вами, бабушка? Может, помочь?
- Ничего, дочка, ничего, - успокоила ее Марфа. - Просто уморилась.
Женщина понимающе кивнула.
- Хочу спросить у тебя, - Марфа замялась, - не живет ли в хуторе...- Она боялась выговорить., - Павел Кодряну? Марфа задала, наконец, свой самый главный вопрос, самый трудный, решив сделать это сразу, чтобы не терзаться догадками и замерла в ожидании.
Молодка задумалась.
- Вроде нет такого, пожала она плечами. Мам, иди-ка сюда, - крикнула во двор, _ Вот бабушка спрашивает Павла Кодряну.
Вышла пожилая женщина, подумала немного.
-Был такой. - У Марфы сердце оборвалось: «Был» - Еще до войны. Воевал. После войны приезжал. - Женщина пристально рассматривала Марфу. - А вы кто же будете? - спросила. И уточнила. - Ему.
- Знакомая, - поспешила с ответом Марфа и перевела разговор. - А что это за дом? Вон тот, под шифером, за высоким забором?
- Петряковы там живут, - с какой-то неприязнью бросила женщина и пошла во двор.
Марфа еще немного посидела. «Значит, слава Богу, Павлик в войну не погиб. Искал меня.» От доброй вести посветлело на душе. Она встала и пошла к своему дому.
Из-за забора вслед ей смотрели две женщины.
- Нет, не может быть. Столько лет! - пробормотала старшая, когда Марфа скрылась за поворотом.

ххх

Дом был такой же. Евстигней Селезнев делал его добротным. Новые хозяева его только кирпичем обложили да черепицу заменили шифером. А вот двор стал чуть не в два раза больше. Высоченный глухой забор целый ломоть от степи отрезал. Крепкий, с колючей проволокой по верху, забор надежно охранял многочисленные грядки. Ни одна ветка яблонь и жердел не свисала из-за него.
Шагая вдоль бесконечного забора, Марфа пыталась вспомнить кто же такие Петряковы. Не те ли, что в соседнем хуторе жили? Вот уж кулаки были , действительно. Жадные, ненавистные. Иван ихний все проходу не давал ей. Даже свататься приезжал на конях с бубенцами. Это он для шику: показать какой богатый. Еще бы - один наследник у отца.
Закончился забор воротами. Такими же высокими, массивными. Только кусочек двора было видно сквозь маленькую калитку. Над ней «Осторожно, злая собака» написано. Марфа неуверенно постучала: вряд ли что будет слышно через эту махину. Залаяла собака. На крыльце появилась девушка, открыла калитку.
- Здравствуйте, - поклонилась Марфа.
- Добрый день.
-Хочу дом посмотреть
- Не продается, - хозяйка приготовилась закрываться.
- Я и не покупаю. Я жила здесь когда-то. Это наш дом - Селезневых. Взглянуть бы ... - Марфа просительно смотрела на девушку.
- Ну. Проходите. - Она придержала огромного пса.
Шагнула Марфа, и опять сердце у нее заколотилось, дорожка поплыла перед глазами. Изнутри двор казался еще больше. И все грядки, грядки. «Сирень вырубили, мешала она им» отметила про себя Марфа.
На высокое крыльцо она взошла, держась за перила. Вошли в дом. Богато живут. На полу, на стенах ковры. С потолка люстра ручейками стекляшек стекает. На стенах - портреты.
Марфа подошла ближе. Точно. Тот самый Иван Петряков. Молодой, усатый. Жених. Рядом в фате Катька Михайлова. Их бывшая соседка и подруга по детским играм. Она тогда сохла по Ивану, а он все за Марфой увивался. Значит, Катька добилась таки своего.
- Это мои дед с бабкой, а я их внучка Альбина, - представилась хозяйка. - Вы посидите. Баба Катя скоро с базара приедет..
И то правда. От волнения Марфу в жар бросило, ноги дрожали. Села она на диван, осмотрелась. Вон в том углу их последняя лавка стояла, что мать на дрова разбила. На месте дивана они спали на полу.
От мыслей ее отвлекла Альбина.
- Бабушка, я вам воды принесла.
Марфа с наслаждением напилась.
- Из нашего колодца вода, селезневского. Отец мой копал.
- Да он и сейчас так называется, Альбина будто обрадовалась, что хозяин колодца обнаружился. - Значит, здесь вы жили? - спросила она, чтобы не прерывать разговора.
- Жила. - вода Марфу взбодрила, немного успокоила. - Когда ж вы в этот дом переехали:? Помню Ванька, дед твой, в Верхнем хуторе жил.
-Так вы моего деда знаете?
- А то нет? Он же ко мне сватался.
- А- а... значит, вы - Марфа. Мне бабушка рассказывала.
- Марфа.
- И чего ж вам дед не понравился? Красивый, богатый.
- Жених у меня был.
- Павел?
- Ты и это знаешь?
- Значит вы теперь... Вот фамилию забыла, нерусская какая-то.
- Да нет. Фамилия у меня русская - Фомина. Разлучила нас судьба с Павлом. Уехала я их хутора и вот только сегодня вернулась.
Альбина присвистнула от удивления.
- Это сколько же лет?
- Да поболе сорока будет.
- А почему уехали? – полюбопытствовала хозяйка.
Девушка чем-то располагала к себе. А может, родные стены повлияли, но Марфу потянуло на откровение.
- Как видишь, внученька, не бедные мы были. Отец мне приданое приготовил. Уже к свадьбе готовились. И тут нас обворовали.
Альбина ахнула
- А вы где же были?
- Да дома и были. Спали, как убитые, Ночью все и вынесли. Пойдем покажу.
Марфа легко встала и как хозяйка пошла к закрытой двери в зал. Перед ней остановилась. Обе створки были старыми. Марфа погладила зарубки, по которым Миша рост замерял, толкнула дверь и вошла.
- Смотри, вон в то окно, что справа от зеркала, - Марфа протянула руку вперед да так и застыла. Ее взгляд впился в зеркало. О, это зеркало! Резная рама, сверху донизу, ангелочки, держащие рушники с узорами. Она же его из тысячи узнала бы!
Марфе показалось, что она дико закричала во весь голос: «Мое зеркало». Но в доме стояла мертвая тишина. Марфа стояла неподвижно, как изваяние, без кровинки в окаменевшем лице.
Альбина ничего не понимала.
А Марфа с трудом оторвала взгляд от зеркала и медленно стала поворачиваться. Никелированные шишки кровати бросали в глаза острые лучики солнца. Ее кровать! Красавец-олень все так же бил копытом оземь и гордо смотрел на Марфу. И олень ее! Все - как тогда. Последнее, что увидела Марфа - это картинка Павлика на стене.
Как она ее снимала, как выходила, как через двор шла - ничего не помнит. Очнулась на улице. И только увидев в руках картинку, поняла какая тайна ее жизни стала явью.
Придя в себя, потрясенная Марфа спросила как пройти на остановку автобуса. Пришла туда как раз вовремя: из автобуса уже выходили пассажиры. Какая-то старуха мешала всем своими сапетками и кошелками и сама же на всех огрызалась. Наконец, она вылезла. Взмокшая, растрепанная, продолжая на ходу кого-то обзывать. Задела и Марфу. Оглянулась.
Марфа сразу ее узнала. Те же пронзительные и злые глаза, что были у маленькой Катьки Михайловой. Та же нескладная фигура.
- Здравствуй, подруга, - глядя Катерине прямо в глаза, сказала Марфа, и обойдя ее, остолбеневшую, вошла в автобус.
Она стояла у заднего окна и смотрела на Катерину. До самого поворота, пока автобус не скрылся из виду, Катерина так и не сдвинулась с места, так и застыла, растопырив в стороны свои сапетки.

ххх

Рассказав все это почтальонке, Марфа почувствовала облегчение. Сейчас она даже усмотрела нечто смешное в застывшей фигуре Катерины. Марфа встала, прошла к ведру с водой.
-И что же ты собираешься делать? - спросила потрясенная Полюшка.
-А ничего и не собираюсь, - просто сказала Марфа. - Я в автобусе решила было пойти судье, подать на них, А потом плюнула: пропади оно все пропадом, еще нервы мотать. Нехай приданое мое им поперек горла станет. А Катерине-то , наверно, до сих пор икается от встречи со мной, - засмеялась она. Посмотрела на картинку с девушкой у сирени. - Вот память о Павлике осталась - и ладно.
Солнце уже изрядно передвинулось и не освещало ее.
Полюшка вдруг догадалась.
- Слушай, Махора. Так это Катерина тебе и деньги прислала. Вроде как откупилась. Большие деньги-то . Ты столько и за год не заработаешь.
- Большие деньги, - возмутилась Марфа, -да если бы не обворовали они нас, вся моя жизнь по-другому пошла бы. Сколько родни потеряла! И за это - деньгами!. Да пускай они ими подавятся, спекулянты чертовы. - Она схватила извещение, скомкала и швырнула в угол.
- Не возьмешь? - ужаснулась Полюшка.
- Не возьму, - отрубила Марфа.
Полюшка бережно разглаживала документ.
-Ты вот что, Марфа - рассудительно начала она. - Я тебе не советчица, конечно, в таком деле. А только скажу: не спеши.
-Думаешь этому гаду Петрякову стыдно станет, если ты деньги вернешь? Да он обрадуется только. А ты хоть напоследок для себя поживешь.
Марфе даже смешно стало: для себя поживешь.
- Да что же я с такими деньгами делать стану: - усмехнулась она. - Платьев, что ли, накуплю или костюмов брючных да пойду в них в клуб на танцы?
Полюшка пожала плечами.
- Ну, как знаешь. Пойду я, а то и до ночи почту не разнесу. А ты все ж подумай.

ххх
Во вторник утром, как раз к открытию почты, по улице шла Марфа Фомина. В новом коричневом платье, в белом платочке и сама будто обновленная. Историю Марфы знал уже весь хутор. Все заметили добрую перемену.
- Ишь, вышагивая, - беззлобно прошамкала какая- то старуха, - я бы тоже разогнулась, кабы мне такие деньги припали.
На почте кроме заведующей сидела Верка, внучка почтальонки, и не глядя листала «Товары-почтой».
- Здравствуй, Марфа Евстигнеевна. Наконец-то. А то мне уж и страшно сидеть с такими деньгами, - встала навстречу Марфе заведующая.
- Ты погоди, Танюшка, не спеши, - остановила ее Марфа. - Я не буду получать эти деньги.
Заведующая, опешив, опустилась на стул.
- Вот твоя бумажка переводная, - протянула Марфа извещение, - я не знаю, как ты это сделаешь, только переведи все деньги на наш детский сад. Они там не будут лишними.
Марфа положила листок на барьерчик и, поправив платок, вышла на улицу.
- Подождите, - закричала вдогонку заведующая, - тут вам и написано еще. Вера, передай.
Девочка схватила перевод, догнала Марфу.
- Бабушка, вам тут пишут что-то.
- Почитай, внученька, я без очок не вижу.
-Да тут всего четыре слова, - и Вера с готовностью прочитала: «Если сможете, простите. Альбина»
Марфа взяла перевод, поднесла к глазам, пытаясь прочитать, покачала головой, вздохнула:
- Бог простит.

Алексей Данилов.

Автор: Алексей Васильевич Данилов (г. Белая Калитва, Ростовская область).
Скачать рассказ можно по ссылке.

ЧУВЯКИ.
/ Из невыдуманных рассказов /.

К концу второго дня свадьба поутихла. Гости устали. Светлана - невеста - обвела взглядом комнату. Кто-то еще танцевал под магнитофон. Старики о чем-то беседовали в дальнем углу, новоиспеченный муж с дружком пытались затянуть песню.
До Светланы никому не было дела. Она вышла на крыльцо. В другом конце двора была летница. Там жила бабушка. Светлана воровато огляделась и шмыгнула через двор.
Баба Настя вчера посидела с гостями на внучкиной свадьбе, а сегодня не вышла: под семьдесят все-таки.
- Привет, бабулька, - Света чмокнула ее в щеку.
- А, невеста, - отозвалась та в темноте, - Как дела?
- Дела - нормально. Вот замуж вышла.
- Гости еще не разошлись?
- Да кто как. Дальние уже уехали.
- Вот и ты выросла. Теперь сама хозяйка. Да Вадим твой парень ничего, смирный.
Светлане понравилось, как бабушка отозвалась о ее муже, и она доверительно прижалась к ней.
- Ба, а твой дед Матвей хороший муж был?
- Вообще то мы с ним хорошо жили. Главное, он у меня не пил.
- А он... - Светлана смутилась. - Дед. Он был верным мужем?
Бабушка помялась. Потом махнула рукой:
- Да ладно, ты ж теперь взрослая. Вон я у тебя журнал листала. Тьфу! Прости, Господи. Мужик голый сфотографированный. Хоть бы прикрылся чем: вся посуда наружу. Да они, мужики, все бесстыдники. И Матвей мой тоже был ... Этот... Как его... Ловинас.
- Кого лови?
¬- Ну, нас, баб. Кого же еще. Дюже охочий был.
- А, ловелас, - догадалась Светлана.
-Я ж и говорю: кобель цепной. А хочешь, расскажу, как я его поймала? - раззадорилась баба Настя.
- Конечно, - затаила дыхание Светлана, предчувствуя что-то смешное.
Бабка сползла своим большим грузным телом с кровати. Вытащила из-под нее маленький сундучок, любовно погладила его и достала сверток. В старых пожелтевших газетах оказались простые тапки.
- Эти чувяки мне Матвей подарил, - сказала бабушка.
Света разочарованно пожала плечами.
- Ну и что?
-Э! То-то и оно-то ! Я их у него заработала.... Это было лет пятнадцать назад. Матвей тогда к Анне Подкатилихе запохаживал. А мы ж с ней подруги. Она мне все рассказала, и мы решили его проучить
Света уселась поудобнее.
- Раз вечером говорю Матвею, - начала баба Настя, - что поеду в город к сестре и там заночую. А сама - к Анне. Она из дому ушла, а я осталась. Сижу и гадаю: придет мой ловинас или нет. Часов в одиннадцать слышу - стук. «Открыто» - кричу, подделываясь под голос Анны. Вошел он. А я уже на кровать легла и дрожу: вдруг угадает. Но он, видно, тоже переволновался, ничего не соображает. Шепчу ему: «А я сегодня дверь не запирала, тебя ждала, Мотюшка.» Это меня Анна подучила назвать его так, чтобы он ничего не заподозрил. Матвей говорит: «А я думал, ты меня так никогда и не пустишь к себе. Я ж на тебя всю жизнь смотрю.» И раздевается. Да так ловко. Он, ты же помнишь, сухонький был, шустрый.
- Ты чего долго-то? - спрашиваю.
- Да боялся, что Настя от сестры вернется, а на рыбалку вроде рано еще. Ну-ка, где ты тут? - и мостится поближе ко мне.
Я подвинулась, он прижался и - шасть рукой под рубаху.
- Жданочка ты моя, говорит. - Вот, паразит, думаю, слово-то какое придумал. Меня так в жизни не называл. И еще что-то лопочет прямо в ухо. И, главное, - языком в ухе кузюкает и покусывает.
- Ты где это научился? - спрашиваю
- Французскую голографию смотрел. Это кино такое, где все артисты голые. Ой, что они там выкомаривают,- захихикал Матвей.
- Ты и Настю свою за ухи кусаешь?
- Не, она в постели пресная, - говорит.
Меня как током шибануло. Ну, думаю, я тебе сейчас покажу «пресная», дрючок ты неошкуренный. Я, говорю, тоже ту голографию видала. Как подомну его под себя, он аж запищал.
Светлана покатилась со смеху: она представила тщедушного деда Матвея под огромной бабой Настей: весу в ней было около центнера.
Бабушка переждала, пока Светлана отхохочет.
- Ну, вижу: Матвей уже задыхается, спрашиваю: - Ну, как? Не то, что Настя?
- Ой, - выдавил он, - и не говори. То ли дело - молодое тело! - А сам еле дышит. Потом встал, доковылял до своей сумки и принес вот эти чувяки.
- Это тебе за труды, - говорит, - пряная ты моя.
Светлана вытерла слезы.
- Так дед и не узнал правду?
- Узнал. Мне ж тоже было интересно, как он будет отбрехиваться. На Троицу думаю: дай-ка я новые чувяки надену. Пыль с них сдула и хожу. Матвей как раз обедал. Он посмотрит -посмотрит: что-то вроде знакомое. Наконец, дошло! Глаза вытаращил:
- Так это была ты?
- Была не была, а чувяки добыла, - отвечаю, - прянец ты мой!
- Ему, наверно, стыдно стало? - спросила Светлана
- Где там! Ему хоть плюй в глаза, все - божья роса. Он долго потом смеялся. Говорил: будет что на том свете вспомнить... Царство ему небесное. Пусть вспоминает. Баба Настя вздохнула, вытерла платочком глаза. Помолчала.
- Ты иди, Светушка, к гостям. Свадьба все-таки. А я одна побуду.

Автор: Алексей Васильевич Данилов (г. Белая Калитва, Ростовская область).
Скачать рассказ можно по ссылке.

ГОЛУБОЙ КРЕСТ.
Р А С С К А З.

За дверью послышались шаги, прошуршала шторка глазка. Звонивший позволил себя рассмотреть.
- Вы тоже из полиции? - недовольно спросили из-за двери. - Я уже все рассказал и добавить мне нечего.
- Я не из полиции.
Щелкнул замок. Дверь приоткрылась на длину цепочки.
- Меня зовут Тим Бакст. Я - искусствовед, - представился гость.
- Вас интересует мое творчество?
- Простите. Я пишу биографию художника Алекса Уилкинса. А вы... Вы все-таки последний, кто видел его живым.
Хозяин помялся, но впустил гостя.
- Проходите в мастерскую, а я приготовлю кофе. Называйте меня просто Стив.
- Благодарю, Стив. Я посмотрю пока ваши работы.
Мастерская оказалась совсем не большой. Она была сплошь заставлена и завешена картинами. В основном это были картины авангардного направления. И хотя Тим его не принимал, ему пришлось внимательно их рассмотреть, так как надо было иметь хоть какое-то представление об этом. Тем более, что Алекс Уилкинс тоже был авангардистом.
- Что - нибудь понравилось? - вернулся с подносом хозяин.
- Да. Та, что в углу и та, что над ней, - сказал Тим наугад, чтобы расположить его к себе.
- У вас хороший вкус, - художник был доволен. - Так что же вас ко мне привело? Знаете, так надоели эти следователи.
- Да, вам не позавидуешь. Вы часто навещали своего друга?
- Нет, друзьями мы были в молодости. Потом как-то разошлись.
- Что же вас привело к нему на прошлой неделе?
Стив подозрительно посмотрел на гостя.
- У вас манера задавать вопросы, как у следователя.
- Простите, - смутился Тим, - я просто хочу побыстрее узнать о последних днях его жизни. Так сказать, по свежим следам. Ведь об этом знаете только вы, а вся предыдущая жизнь его писана-переписана.
- Да, этого у него не отнимешь. Алекс был знаменит. -Тим заметил, что голос говорившего дрогнул. Совсем чуть-чуть, но все же дрогнул - Я был на его последней выставке. Он на самом деле велик. И тогда я вспомнил, что мы были друзьями... Вам с сахаром или без?
Тим взял сахар.
- И тогда вы решили его поздравить.
- Вы знаете, появилось непреодолимое желание встретиться.
- Он очень удивился вашему приходу?
- Конечно. Мы столько лет не знались.
- А почему вдруг раздружили?
- Тогда должна была состояться выставка. И в ней представляли экспозицию от молодых авторов. Только одну.
- А претендентов было много?
- Нет. Двое.
- Один из них - вы.
- Да, но предпочтение отдали Алексу.
- И вы стали врагами?
- Нет, но и горячими наши отношения не назовешь. Постепенно мы отошли друг от друга.
- И как же вы встретились?
- Он открыл дверь. И я увидел все того же Алекса. Тот же знаменитый передник: он всегда любил поправлять краски на холсте пальцами и вытирал их о передник
- Какая интересная деталь.
- Да. В руках была палитра и кисти. Он таким же и остался. Весь в работе и ... в краске. На мольберте стояла новая картина.
- Это с голубым крестом?
- Да. По-моему, это гениально, что он задумал. - Взгляд Стива стал каким-то отрешенным. Тим позвенел ложкой, помешивая кофе, и тот очнулся. - Все было так, будто я выходил за банкой пива. Он усадил меня в кресло, в котором всегда сидел, обдумывая очередную картину. Передо мной был голубой крест.
- О чем же вы говорили?
- Обо всем и ни о чем, - пожал плечами Стив.
- Скажите, а как Уилкинс работал? Очень быстро или, напротив, не спеша.
Стив помедлил. Обдумывая, как бы попроще объяснить.
- Вот смотрите. Наше направление часто требует большого пространства. Эту площадь можно быстро покрыть краской. Нет! Алекс не таков. Он писал очень тщательно. Я сидел у него полчаса, мы разговаривали, а он за это время сделал только верх левого крыла креста. Я, конечно, преклоняюсь перед его талантом и трудолюбием, но... проводить вот эти идеально горизонтальные полосы, которые в конце концов сольются в сплошной тон... Не понимаю.
- Может, потому и великий? - сказал Тим.
Видимо, он наступил на больную мозоль. Стив обиженно напрягся и стал сосредоточенно пить кофе, надеясь, что за это время спадет напряжение.
Но Тим не стал больше нагнетать обстановку.
- Ну, что ж, для первого раза, я думаю, поговорили достаточно плодотворно. Надеюсь, вы не станете возражать против новой встречи.
Стив облегченно перевел дыхание. В другое время он, может, и отказал бы, но теперь, благодарный за выход из положения, он пригласил Тима заходить в любое время.

х х х
Тим Бакст не был ни следователем , ни искусствоведом. Он был физиком. Но к Стиву Роджерсу попал не случайно...
Несколько дней назад в автомобильной катастрофе погиб известный художник Алекс Уилкинс. Эта смерть потрясла всех. Он был здоровым, жизнерадостным человеком, любимцем публики. И вот...
Убийство или роковая случайность? Следствие застопорилось. Врач, производивший осмотр тела ничего определенного сказать не смог. Признаков насильственной смерти не было.
Анализируя факты, следователь обратил внимание на то, что в гостях у погибшего побывал друг его молодости Стив Роджерс, с которым они не встречались много лет. Это была хоть какая-то зацепка и ее надо было проверить.
- Банальная ситуация. Как говорится, следствие зашло в тупик - сказал друг Тима Джон, следователь по этому делу. - Наверняка он ничего не скажет. А мне кажется, что это его рук дело. Эх, знать бы, о чем они там говорили. Крутой, должно быть, состоялся разговор. Хотя Уилкинс был добродушнейший человек.
- А что им было делить? Они столько лет не встречались.
- Как выяснилось, они дружили в молодости, - сказал Джон. - а потом, когда на одну из первых выставок взяли картины Уилкинса, Роджерс на него обозлился, и они расстались. Я уверен, что он до сих пор держал зло на бывшего друга и наконец удовлетворил свое самолюбие. Без него тут не обошлось. Увы, ничего поделать нельзя.
Вот тогда у Тима и возникла эта идея. Он давно хотел проверить в серьезном деле свой новый аппарат. После визита к Стиву Роджерсу Тим знал что делать.
Прежде всего он уговорил Джона взять его с собой в мастерскую Алекса Уилкинса...
И вот он здесь. Джон великодушно оставил друга одного и удалился по своим делам.
Тим пришел с небольшим саквояжем. Он приблизился к полотну с голубым крестом, поставил на стол саквояж, вытащил из него небольшой магнитофон. Потом достал еще одну коробку, пощелкал тумблерами.
- Ну, вот, - сказал Тим сам себе, - готово. Он сел и закрыл глаза, сосредоточившись перед самым ответственным моментом.

... Несколько лет Тим Бакст, физик-акустик, работал над своим прибором. Он научился записывать застывшие звуки. Сейчас он попытается восстановить разговор Стива с Алексом. Разговор, который, возможно, привел к трагедии.
Когда Тим объяснил суть работы своего прибора Джону, тот поразился простоте и оригинальности решения.
- Я специально спросил Роджерса о том, как работал Алекс, - рассказывал Тим. - Он сказал, что его бывший друг делал это аккуратно и тщательно.
- И что из этого следует?
- Ты ведь знаешь, что звук - это, грубо говоря, сотрясение воздуха. В физике это называется колебанием.
- Издеваешься?
- Значит, ты не станешь возражать, что при разговоре возникают колебания?
- Не стану, не стану. Давай дальше, - возмутился Джон.
- А раз есть колебания, - нарочито назидательно продолжал Тим,-
значит, их можно зафиксировать. На этом, кстати, построено подслушивающее устройство. Скажем, от разговора в комнате колеблются стекла в окнах. При помощи особого прибора записывают их колебания, потом расшифровывают и... знают все тайны.
- Да , я слышал о таком приборе. Но он записывает в момент разговора, а ты что собираешься подслушивать? Здесь окна не сотрясаются, - почти насмешливо сказал Джон.
- Окна, конечно, нет, но... разговор уже записан. И ты его услышишь!

ххх
И вот сейчас от Тима зависит: восторжествует ли справедливость. Он подошел к мольберту. За его угол был зацеплен мешочек, из которого, как стрелы из колчана, торчали кисти. Тим вытащил одну из них. Ту самую, которой знаменитый художник работал в свой последний день. « Ну, помоги своему хозяину» - мысленно попросил он ее.
Тим включил прибор. Он уже так привык к нему, что казалось физически ощутил, как луч лазера заскользил по холсту картины. Как там Стив сказал? «Алекс писал левую половину креста горизонтальными движениями». Тим направил луч в нужное место.
Прибор чуть слышно засопел, медленно проводя лучом по невидимым канавкам, оставленным волосками кисти. Волоски добросовестно переносили на холст все мельчайшие колебания воздуха, производимые голосами людей. И теперь лазерный луч, как с граммофонной пластинки снимал эти звуки и записывал на магнитофон, с которого компьютер тут же трансформировал в буквы и переносил на бумагу.
Лист бумаги пополз из чрева компьютера, извлекая из прошлого, из небытия слова уже ушедшего человека. Голос ОТТУДА.
Тим не угадал место начала разговора, но не стал возвращаться и искать. Это можно сделать и потом. Он не мог отказать себе в удовольствии первым узнать чем же закончилась встреча. Оправдаются ли подозрения Джона о виновности Роджерса.
Тим стал читать. Видимо, собеседники вели себя спокойно. Ничего заслужи-вающего внимания в их разговоре не было. В самом деле: обо всем и ни о чем. Вспомнили молодость, общих знакомых.
Но постепенно разговор стал приобретать какие-то новые оттенки. Тим включил магнитофон на воспроизведение. И хотя это было не первое испытание прибора - на экспериментах Тим уже записывал свой голос со стены - все равно у него мурашки поползли по спине. Очень уж было непривычно слышать голос из ничего.
Разговор действительно становился резким. Впрочем, раздражался всё больше гость. Алекс по своему обыкновению и характеру оставался невозмутимым и продолжал работать. А Стив накалял обстановку и, казалось, ещё больше заводил себя.
Тим сел в кресло и стал внимательно слушать. Он четко представлял себе происходящее, вернее, происходившее. В мастерской Алекса все оставалось на своих местах, перед глазами Тима была та же картина, дополненная звуком. Тим как бы незримо присутствовал при встрече и возможно станет свидетелем преступления.

ххх

... Алекс стоял у мольберта. Высокий, с пышной шевелюрой. Именно такими почему-то всегда изображаются художники. В левой руке палитра, в правой - кисть. Та самая, что сейчас рассказывает Тиму о случившемся .И знаменитый передник, захватанный пальцами в краске, который Алекс снимал только выходя из мастерской.
Стив сидел в кресле, потягивая из банки пиво.
-Ты помнишь, Алекс, ту первую выставку? - спросил он.
-Помню, - не отрываясь от работы, ответил тот, проводя очередную полосу краски. Аккуратно и тщательно, как делал это всегда.
- А почему выбрали тебя? Чем мои работы хуже? - Стив говорил уже раздраженно, видимо, это копилось в нем давно.
- Не знаю, Стив. - Алекс был спокоен. - Там комиссия была.
- Любую комиссию можно купить.
- Ты же знаешь: я был равнодушен к славе. Я просто работал и работал. Вот в этом самом тихом уголке.
- В тихом омуте черти водятся , - процедил Стив.
На это Алекс ничего не ответил.
- А знаешь почему ты опоздал тогда на два дня? - спросил Стив.
- Не знаю, но думаю, что без тебя не обошлось.
- Это по моей просьбе тебе сообщили, что открытие выставки переносится.
Алекс только усмехнулся.
- Зачем ты пришел, Стив? - спросил он по-прежнему спокойно.
Магнитофон тихо журчал. В комнате молчали. Наконец, Стив стукнул банкой по столу. Его страшно раздражало спокойствие Алекса.
- Ты всегда стоял на моем пути. Ты всегда переходил мне дорогу. - Стив все больше распалялся. - Ты испортил мне карьеру, - он перешел на крик, - ты загубил мне жизнь. Я тебя ненавижу, Алекс, - взвизгнул он. Загремело упавшее кресло.
На этом запись обрывалась.

х х х
Тим и Джонс стояли перед дверью Стива Роджерса. На звонок вышел хозяин.
- Это вы, Тим? Проходите. Ваш приятель тоже писатель?
- Нет, я не писатель, но мы по одному делу. - многозначительно произнес он последние слова, и Роджерс помрачнел, все сразу поняв.
- Я сразу вас заподозрил, Тим Вы тоже оттуда.
- Нет, я не следователь. Я физик. - Тим поставил саквояж на стол.
- Физик? - в голосе Стива появилась надежда.
- Да, но мы действительно по поводу смерти Уилкинса. То есть по делу.
- Ничего не скажу, - прошипел Стив. - Мы там были вдвоем, и вы ничего не докажете.
- Докажем, - так спокойно сказал Джон, что хозяин сразу поверил и - сник.
Тим включил магнитофон. Услышав голос свой и Алекса, Стив стал бледнее стены. Он был потрясен. Ему показалось, что он снова там. что перед ним опять убийственно-спокойный Алекс. А ему так хотелось его расшевелить, разозлить. Ему было бы этого достаточно. Он бы отвел душу и ушел. Навсегда. Но Алекс был презрительно спокоен, и это невероятно раздражало Стива. В нем клокотала злоба. Он всю жизнь ненавидел своего бывшего друга. Не любил его трудолюбие, его талант, его доброжелательность к нему, Стиву. Его искреннюю помощь, когда не было денег. Он всегда их принимал, и всегда его это унижало. Ненавидел и завидовал успехам Алекса. И если бы сейчас Алекс взорвался, вспылил Стив был бы удовлетворен. Но Алекс все так же тщательно и аккуратно проводил свои голубые полоски...
- Я тебя ненавижу, Алекс - взвизгнул последней фразой магнитофон, загремело кресло...
В наступившей тишине резко прозвучал вопрос Джона.
- Что было дальше?
- Я его ударил и ушел.
- А потом организовали аварию, - жестко заключил Джон.
- Да, - прошептал запекшимися губами Стив Роджерс.

Опубликован «Казачий край» (г.Белая Калитва), февраль 2013г.

Автор: Алексей Васильевич Данилов (г. Белая Калитва, Ростовская область).
Героиня рассказа, Анастасия Яковлевна Пискунова, умерла в прошлом, 2015-м году…
Скачать рассказ можно по ссылке.

[ Изображение на стороннем сайте: 4ae12e76b383t.jpg ]

Нянечка.

/Рассказ/.

… Матрёна пришла домой уставшая. Отряхнула с себя снег и прошла, не раздеваясь, к печке. Её трясло от озноба.
Десятилетняя Поляшка кинулась к матери.
- Мама, письмо от папки пришло.
Отец писал, что лежит в госпитале, что это, наверно, его первое и последнее письмо. Так как он идёт на поправку и его скоро отправят на фронт. Мать слушала совсем безралично. Всё за живот хваталась. Она ждала ребёнка.
А работа сегодня была тяжелая: возила на мельницу зерно. Таскала мешки и неимоверно устала.
Матрёна слегла. Ей было всё хуже и хуже. Надорвалась. Позвали бабку-повитуху. Родилась девочка, семимесячная, но не выжила. Через несколько дней скончалась и мать.
Был март 1942 года. Схоронить не могли трое суток. Постоянно шёл снег.
Наконец, приехала бричка, запряжённая быками, и какой-то парень отвёз гроб на кладбище. Там была свежая могилка. Её немного углубили и поставили туда гроб.
Так в хуторе Крутинском, не стало Матрёны Пискуновой.
И появилась сиротская семья.
В доме на краю хутора остались жить пятеро детей. Старшей Насте было 15 лет. И с ней четыре сестры. Младшей – шёл третий год.

… Этот дом и сейчас в общем-то на краю хутора. Забор новый, а дом – тот же. И хозяйка та же – Анастасия Яковлевна Пискунова. Сейчас она тут одна живёт. Двор 15 соток. Видно хозяйскую руку.
Историю этой семьи я уже немного знал. Хозяйке 87 лет. Годы прижали к земле, на которой она всю жизнь работала, которой кланялась, отдавая все силы. Руки натруженные. А лицо светлое и глаза голубые, чистые, ясные. Говорит легко, много помнит. Гордится, что не надевает очки. В разговоре реакция мгновенная.
Главная характеристика, которую дали ей сёстры – работящая. И строгая.
Работала Настя всю жизнь на земле. Это колхоз - на плантации, на птичнике, с телятами. Да на любой работе. В любое время года. Даст детям задание по дому, а сама – за трудоднями. До семидесяти и проработала.
С пятнадцати лет на работе. А дома четыре сестры – Поляшка, Лида, Нюся, Варюшка.
Это сейчас – и со стороны! - через толщу семидесяти лет можно рассуждать о силе духа, называть подвигом. А сами сёстры честно признаются, что судьба их оставила на муку. Люди говорили: хоть бы Бог меньшую прибрал. Всё б легче было. Не прибрал. Но и хлеба не подавал. Все помнят, что всегда хотелось есть. Нюся росла очень слабой. Пухла от голода.
К осени 1942 хуторские власти подготовили документы, чтобы трёх девчат отправить в детдом. Приехала подвода, погрузились - и на вокзал. Осталось сесть в вагон. Вот тут Настя и заголосила: «Не отдам! Помрём. так все вместе!».
Так и зажили. Сиротками их называли. Всё у них было – беды, тяготы, голод, а не было одежды никакой и надежды на улучшение – война идёт.
Но детство брало своё. Вся детвора соседская была в этом доме. Взрослых-то нет, а Настя постоянно на работе. Тут и играли, и бесились, и уроки всем скопом делали. У них был длинный стол. Поставят в щель между досками лучины, вот и светло. Потом за детьми приходили взрослые: загонять домой. Глядишь чего-нибудь приносили поесть. У самих-то тоже не густо.
Пытались дважды забрать девочек в другую семью. Но не станут же они сидеть на привязи. И всё время бежали домой. Так и не сложилось.

Я хотел встретиться со всеми сёстрами. Оказалось, что Варвара Яковлевна …живёт в Белой Калитве в соседнем с моим доме. Пошёл знакомиться. Мир тесен!!!
Хозяйка узнала меня через пятьдесят лет. Оказалось, что они с мамой работали на шахте – сменяли друг друга. Моя мама здорово шила, была, как тогда говорили, замечательной модисткой. Мне было лет одиннадцать и я помню весёлую хохотушку, что часто к нам приходила на примерку. Она была всегда такой весёлой, обаятельной, и я в неё…влюбился! Она была старше в два раза. Так что я нашёл свою первую любовь.
Варвара Яковлевна пригласила к себе Полину и Лидию. Говорит, что давно уже так не собирались. Нет, к старшей - Насте - они часто ездят в Крутинку. Вот на днях яблоки собирали. А чтобы за столом посидеть, поговорить, повспоминать –не удавалось.
Я всё пытаюсь выяснить: как же они выживали. Не могут объяснить.
Ну, летом всё заготавливали, что можно было. Всё от земли.
- Какое там мясо, - удиляются. - Наше мясо –это ракушки из речки.
Тут Варюшка выдала: - От голода нам не дала помереть Лида.
Лида была средней из сестёр. И лет в восемь-девять ходила по ближним хуторам собирать милостыню. Понемножку давали, да и саму иногда могли накормить.

Разговор зашёл о хуторянах. Помогали ? Да от кого ждать помощи? Ведь остались в основном женщины, да дети, которых тогда было помногу. И всё же люди разные были…
- А помните?
Они помнили. Был вечер. После дневной работы можно было отдохнуть за двором на лавке. Настя осталась в хате, а меньшие ушли, просили не закрывать двери. Вдруг Настя услышала, что на чердаке кто-то ходит. А они только что сложили там початки кукурузы, и она, сухая, сильно шумит. Настя вышла в коридор, крючок на кладовке откинут. Она его закрыла и побежала позвать кого-нибудь из мужчин. Пришёл сосед, залез на истопок. Никого нет. Но солома на крыше раздвинута и через неё вор ушёл.
Утром по следам выяснилось, что это сосед Козюлёнок. Кто б сомневался. Кроме него некому.
Людская память всё хранит. Был в хуторе мужик. Жил по соседству с сиротками. Маленький, сухонький. Мордочка, как у суслика. Никогда нигде не работал. Ну, разве что сторожевал. Кличка у него была – Козюлёнок. И за комплекцию, и за характер его так прозвали. Уж очень он был пронырливый, всюду пролезет, как маленькая змея – козюлька по-местному. Был он заядлым рыбаком. Вечно предлагал её всем. Особенно начальству. И колхозному, и немецкому, когда те были в хуторе. На что он жил? Воровал. И не скрывал этого. У него и технология своя была. Мне сестра рассказывала, как он хвастался: воровать надо с умом. Вечером иду, смотрю - хозяева вечеряют. Значит, они за столом все вместе. А закутки с живностью еще не закрыты. Вот и момент! Я - хвать курицу за горло и был таков.
Наверно, из-за чувства неполноценности он и власти хотел. Осо-бенно над слабыми, незащищёнными. Будучи сторожем, мог с удовольствием и кнутом отсегать. Злобы в нем было на десятерых.
Варвара рассказывала, что работая на шахте. иногда подбирала по дороге дощечку в угле, несла домой на растопку. Однажды приехал человек из органов и просит показать двор. Походил, посмотрел. Говорит, что поступило заявление, мол, я ворую и заготавливаю лес на ремонт дома. И скорее всего он намеренно оставил это заявление на столе, чтобы я «случайно» прочитала её. Подпись была Козюлёнка.
Да у сироток они с женой - такая же бездельница, всё сидела на лавке за двором, руки всегда белые – ночью солому с крыши воровали.
…Девчата росли. В школу ходили. Сама Настя сумела только три класса закончить, всё работала. Сестёр растила. И выросли девочки красивые, на руку ловкие и скорые.
Я смотрю фотографии тех лет. Они собраны в большой раме. Чтобы вытащить их из-под стекла снимаю картонку и газету. Это оказались «Известия» за 1957 год.
Вот несколько девушек. Смотрю: ну, копия Ульяна Громова из кино. Эта высокая статная красавица - Нюся. Невероятно, но следующая фотография – вылитая юная артистка Хитяева. Это Варя.
Стали сёстры завидными невестами. Ничего, что в бедности росли. Зато какие работящие. И пошли к ним свататься.
Первой отдали замуж Полину.
- Ох, и намучились мы с ней, - вспоминает Варвара. Сватался комбайнёр Григорий Терехов из Поповки. Она у него была штурвальной. - Сваты пришли, а она ломается. Вроде согласна и вдруг – нет. Они выводят её в коридор. Уговаривают. Вроде - да. А в хате опять отказывается. И так два месяца.
Ничего, жизнь прожили. Двух дочек и сына вырастили.
Муж попался весёлый, танцор и певун, любил подурачиться. Ему бы в артисты. Полина работала в железнодорожном цехе на заводе путеейцем. Как раз женская работа: ведь никто не положит шпалы так аккуратно, как женщина.
Когда Лида закончила 7 классов, ей удалось устроиться домработницей в соседний поселок – нянчить ребенка. У хозяйки был брат двоюродный Семён, разведённый. Присмотрелись к Лиде: с дитём справляется, борщ варить умеет - да и порекомендовали…
И вот в хуторе ждут сватов. Зрители по обычаю перегородили улицу верёвкой, чтобы взять выкуп за доступ к невесте. Другие набились в хату. Варя, как младшая, сидит за столом. Будет «продавать» сестру. Тут же поют: «Торгуйся, сестра, торгуйся, не давай нянечку дёшево».
Вдруг в комнату входят двое мужчин в черных морских шинелях. Толпа расступилась. Это и были жених с дружком. Они через стенку позади дома пробрались во двор. Сестра дала жениху денег на ритуал, а они купили самогону и выпили его для храбрости. Так что денег не осталось и выкупать невесту нечем…
Подарили им кусок сала и перину. Молодые сразу же уехали на место работы мужа. Он был геологом.
На вокзале сдали перину в камеру хранения. Стали забирать, без оплаты не отдают. Пришлось продать это сало и выкупить «спальню».
Оба всю жизнь проработали на заводе. Двух детей вырастили.

Анна так и прожила в Крутинке. В 18 лет вышла замуж за Ивана Федоровича Швыдкова. Он тогда из армии вернулся, и был гораздо старше. Варюшка и тут «продавала» невесту. Не обошлось без казуса. Свадьба собралась, а…. жениха нету. Ему понадобилось в город, а съездить туда и обратно было проблемно. Вот и опоздал. И хоть опять пели «торгуйся», она схватила первую же копейку да и отдала сестру задаром.
У Анны Яковлевны двое детей, проработала на шахте.

Настал черёд и самой младшей определяться. В 20 лет замуж вышла. Стала Веденеевой. Работала на металлургическом заводе крановщицей в прокатном цехе. Тоже двое детей. У дочки высшее образование. Гордится сыном-юристом.
Лука Иванович - муж - работал механиком на шахте. Страстный любитель читать.
- Трудяга, - хвалится жена. Не любит делать абы как. Когда-то вдруг увлёкся изготовлением прялок. Приспособил моторчик от вентилятора и сделал несколько электрических. Одна и сейчас дома есть. После школы он немного работал столяром. так что делал для дома и столики резные и тумбочки.

Жизнь пролетела, как один день. Но Бог дал - все сёстры живы и поныне. Все с семьями. Только вот старшая так и осталась одна. Пока меньшие росли, куда ж было уходить! После войны вроде был парень Жора, но, видно, родители отговорили. Да и то! С таким приданым. А потом и ровесников холостых не стало.
Так и прожила нянькой у сестёр. Её так и кликали сперва. А вот меньшая Варюшка ласково прозвала нянечкой. Так и пошло: нянечка да нянечка.
Они и сейчас дружат. Только всем вместе трудно собраться. Хотя на юбилей собрались. Пышно отметили 85-летие. Было очень весело. А главное – не оставляют сестру доживать в одиночестве. Все помогают старшей – Нянечке. Вот и на днях Варвара и Лидия съездили ДОМОЙ почистить сажу.
Анастасия Яковлевна столько тепла отдала своим сёстрам, своим детям! Пусть и ей будет тепло.

Алексей Данилов.
г. Белая Калитва.

«Перекресток» 18, 22 октября 2013г.
«Крестьянин» №46 ноябрь 2013г.

Статья в газете "Перекрёсток" от 12 января 2016г.

Автор: Алексей Васильевич Данилов (г.Белая Калитва).
Скачать можно по ссылке.

[ Изображение на стороннем сайте: 927fd92cb987t.jpg ]

Пламень-цвет.

Сказка.

Может, было, может, нет.
Только помнит белый свет
Про купца и его дочек
Да про аленький цветочек.
Эту сказочку я рад
Рассказать на новый лад.

1
Жил да был купец Борей.
Он имел трёх дочерей.
Были все они желанны-
Ненагляда и Милана -
Всем одарены творцом.
Радость матери с отцом.

2
А Любава - третья дочь -
Вся пошла в отца - точь-в-точь.
И лицом она пригожа,
Словно шёлковая кожа.
Дивный голос, ясный взгляд
И к лицу любой наряд.

3
Дочки взрослые уже,
Им пора иметь мужей.
И решил купец по свету
Поискать их, коли нету
У соседей сыновей.
Да поможет Гименей!

4
Прежде чем оставить дом,
Расспросил отец о том
Дочек, что для них желанно
На подарок. И Милана
Говорит отцу: - Хочу,
Чтобы ты привёз парчу.

5
Из неё пошью наряд.
Пусть в народе говорят
О красавице Милане.
- Это легкое желанье.
Ненагляда, говори,
Что тебе мне подарить?

6
- Милый батюшка-отец,
Привези ты мне ларец.
Чтобы весь он был хрустальный,
Как откроешь - там зеркальный.
Буду в зеркальца смотреть
И вовеки не стареть.

7
- Знаю я такой ларец.
Надо ехать во дворец
Византийского царя
И взамен дать янтаря...
Так и быть: похлопочу
За ларец и за парчу.

8
Ну, Любавушка, мой свет,
Открывай-ка свой секрет.
Что желаешь на подарки?
Кольца, серьги, ткани ярки,
Золотого янтарю...
Всё, что хочешь подарю.

9
- Милый батюшка-отец,
Мне не надобно колец,
Янтарю и тканей ярких.
Мне не в радость те подарки.
Нынче мне приснился сон.
И я знаю - вещий он.

10
Помню: снился косогор,
Непролазный чёрный бор,
В том бору болото топко,
По нему одна лишь тропка.
Ты по тропке той пойдёшь,
Царство тайное найдёшь.

11
А потом... Не помню... Вот...
Ты доходишь до ворот...
Во дворе дворец старинный.
Переходишь двор пустынный.
Ты проходишь в конец сада...
Там и есть моя отрада.

12
Там цветочек Пламень-цвет,
Словно яхонт-самоцвет
Над землёй как бы парящий,
Ярким пламенем горящий.
Мне расцвёл на счастье он...
Тут растаял сладкий сон.

13
Удивляется отец:
- Есть и царь, коль есть дворец?
Только очень уж дремотно
В этом царстве средьболотном.
Это что ж за чудодей
Правит там, где нет людей?

14
Ну, да ладно, не тужи.
Буду рад я услужить,
Коли будет в моей власти.
Раз уж он тебе на счастье,
Раз на нём сошёлся свет,
Поищу я Пламень – цвет.

15
Взяв у дочек их наказы,
В путь отправился он сразу...
Я рассказывать не стану
По каким он ездил странам.
А поведаю о том,
Что случилось с ним потом.

16
Хоть объехал он весь свет,
Не нашёл тот Пламень-цвет.
Скоро дом, а мысль всё гложет,
Что цветок найти не может.
Едет он, понуря взор...
Вдруг очнулся - косогор.

17
Огляделся - нет нигде
Каравана. Быть беде...
Тут он вспомнил сон Любавы.
Вот и бор чернеет справа.
И сказавши: «Чур меня!»-
Он направил в лес коня.

18
Думал: «Повезёт, авось!»...
Долго ехать не пришлось.
Будто лес раздвинул кто-то,
И пред ним легло болото.
Как во сне! Так значит здесь
Через топь и тропка есть.

19
Тропку быстро он нашёл
И болото перешёл.
Вот подходит он к забору.
На воротах нет запору.
Во дворе дворец стоит,
Ярче солнышка горит.

20
Удивился наш купец -
Ни одной души окрест.
Очень странное виденье:
Никакого нет движенья.
Можно, нет ли погостить -
Даже некого спросить.

21
«Что же делать, коль пришлось,
Буду я незваный гость», -
Думал так, идя к порогу,
Наш герой и понемногу
Осмелел. Вот и крыльцо.
Стражи нет, но есть кольцо

22
На дверях. Он постучал,
Но никто не отвечал.
Приглашенья не дождался,
Дверь толкнул и оказался
В зале дивной красоты,
Неоглядной высоты.

23
«Долго я пробыл в пути,
Не могу сейчас идти
За цветочком. Мне б наесться.
Никуда ему не деться.
Если есть цветок в саду,
Я потом его найду».

24
Только так он помечтал -
Будто мысль кто прочитал:
Самобранец-стол вкатился,
Сразу яствами покрылся.
Фрукты, овощи, вино...
Так не ел купец давно...

25
Вот насытился Борей
И - за дело поскорей.
Отыскать уж очень хочет
Для Любавушки цветочек.
И пошёл он наугад
Обходить огромный сад.

26
Вдруг вокруг стало светло,
И сиянье это шло
Из далёкой части сада.
Знать, туда ему и надо:
Там сияет Пламень-цвет,
Словно яхонт – самоцвет.

27
Над землей как бы парит,
Ярким пламенем горит.
Будто бабочка порхает,
Никогда не затухает...
Позабыл Борей про страх,
Дёрнул - и цветок в руках.

28
И раздался в тот же миг
Страшный злой звериный рык.
Потом наш герой облился
И в беспамятстве свалился....
А когда очнулся он,
В голове и шум и звон.

29
Удивился: кто ж поверг
Его наземь? Смотрит вверх...
А над ним стоит махина
Высотой под три аршина.
Поразился наш Борей:
Он похож на всех зверей!

30
Рог во лбу торчит крючком,
Нос - кабаньим пятачком,
Вместо рук - медвежьи лапы,
Шерстью весь зарос косматой.
За губами два клыка,
Как два рога у быка.

31
Остры когти на руках
И копыта на ногах.
Хромоногий, неуклюжий
Да ещё и горб верблюжий...
«Вот урода создал Бог!
Хуже выдумать не мог!»

32
Рассуждает так Борей
И глядит из-под бровей:
Что задумал чудо-юдо,
Пощадит иль будет худо?
Ожидает его смерть
Или это добрый зверь?

33
А махина вдруг присел
На Борея посмотрел,
Будто он какое диво,
Почесал себе загривок
И, усевшись с ним рядком,
Человечьим языком

34
Неожиданно сказал:
- Ты зачем цветок сорвал?
Как попал ты в моё царство,
Потайное государство
И нарушил мой покой?
Говори, ты кто такой?

35
- Эх, ты, чудо- чудодей, -
Говорит ему Борей .
- Не рычал бы ты по-зверски,
Своим видом изуверским
Не пугал бы ты людей.
Ты же вроде не злодей.

36
Я объехал целый свет,
Чтоб увидеть Пламень-цвет
И сорвать один цветочек
Для одной из своих дочек.
Ей приснился как-то сон:
Говорит - на счастье он.

37
Только трудно верить мне:
В заколдованной стране
Я как будто оказался
И чудовищу попался.
Я не знаю как мне быть:
Ты ведь можешь и убить.

38
- Нет, прощу. Зачем губить.
Но ты должен заплатить.
Я меняю свой цветочек
На одну из твоих дочек.
Коль согласен на обмен,
Значит, ты попал не в плен.

39
Будешь гость мой дорогой,
Погостишь - пойдёшь домой.
Головой Борей качает
И в раздумье отвечает:
- Мнится мне: не чисто здесь.
Что-то колдовское есть.

40
Ведь к тебе я как пришёл?
Словно чёрт за руку вёл.
Так что я сюда не знаю
Как попал, с какого краю;
И отсюда, уж прости,
Мне дороги не найти.

41
Хоть нашёл я Пламень- цвет,
Да назад дороги нет.
- Рассуждаешь ты толково.
Потому держу я слово:
Заберёшь цветок с собой
И отправишься домой.

42
Ведь тебе и невдомёк:
Есть волшебный перстенёк.
Лишь на перст его наденешь,
Оглянуться не успеешь,
Как очутишься ты вмиг
Во владениях своих.

43
И пробудешь там пять дней.
А потом доставишь мне,
Чтобы я не рассердился,
Ту, которой сон приснился.
Раз уж он на счастье ей,
Пусть она будет моей.

44
Только помни, человек,
Сам сюда придёшь на век
И в плену будешь томиться,
Если дочь не согласится.
Так что мой тебе совет:
Не накличь на себя бед.

45
С этим чудо-юдо встал,
Чудо-перстень гостю дал,
Тот надел его скорее
И - как не было Борея...
Снова караван идёт,
Сам Борей его ведёт.

46
Вот приехали домой,
Закатили пир горой.
Всем привёз Борей подарки:
Для Миланы - ткани ярки,
Ненаглядушке - ларец
Не забыл привезть отец.

47
И, конечно, Пламень-цвет!
Для Любавы краше нет.
Полон дом гостей назвали.
Пили, ели, танцевали.
Но хозяин роковой
Помнит час - и сам не свой.

48
Наконец позвал Борей
На совет всех дочерей.
Сам сидит темнее тучи.
Видно: что-то его мучит.
Говорит: «Четыре ночи
Не могу сомкнуть я очи.

49
Мне поведать надо вам,
Что пришлось увидеть там,
Где растёт цветок зловещий.
Видно был тот сон не вещий,
Коль цветок я получил,
Чтобы нас он разлучил...

50
И повёл рассказ отец
Про болото и дворец.
Как туда он добирался,
Как ходил и дивовался
На диковины дворца...
Дочки слушают отца,

51
Удивляются всему
И завидуют ему.
А Любава про цветочек
Поскорей услышать хочет.
Очень страшно верить ей,
Что цветок её - злодей.

52
- Милый батюшка, постой,
Зло не дружит с красотой.
Верить сердце не желает,
Что цветочек злом пылает.
Он любовью был рождён,
Добротою напоён.

53
- Правда, дочь моя. Не верь.
Не цветок. Хозяин - зверь.
Когда я сорвал цветочек
Он сказал: «Одну из дочек
Жить отдашь мне навсегда.
Иль вернёшься сам сюда».

54
- На хозяина ты зол,
Хоть сказал, что хлебосол.
Отчего с таким презреньем
Называешь его зверем?
Может был какой подвох?
Или он застал врасплох,

55
Когда ты цветок сорвал?
- Каюсь, я не всё сказал.
В царстве том на самом деле
Человек в зверином теле.
Он чудовищем рождён
И страшнее, чем дракон.

56
Рог во лбу торчит крючком,
Нос - кабаньим пятачком.
Вместо рук - медвежьи лапы,
Шерстью весь зарос косматой.
За губами два клыка,
Как два рога у быка...

57
И заплакал тут Борей:
- Ведь погубит лиходей!..
Как же я отдам Любаву
Чуду-юду на расправу!
Погублю родную дочь!
Нет! Вернусь сегодня в ночь.

58
Приближается мой час
Покидать навеки вас.
Срок пришёл мне возвращаться,
С вами надобно прощаться.
Дал я чудищу зарок
Не нарушить его срок.

59
Ну, пора мне в путь далёк.
Вот волшебный перстенёк...
Но схватила вдруг Любава
Перстенёчек и сказала:
- Милый батюшка, прости.
Не могу тебя пустить.

60
Мне цветок ты доставал,
В лапы чудища попал.
Я за все твои старанья
Не могу платить страданьем.
Видно, так тому и быть,
Что с чудовищем мне жить.

61
Что там будет - не узнать.
Чему быть - не миновать.
Я стерплю все испытанья
За капризное желанье.
Что бы ни было со мной,
Я покину дом родной.

62
И на образ покрестясь,
Сёстрам в пояс поклонясь,
В руки взяв цветок-гостинец,
Перстенёчек - на мизинец,
Повернула - и от них
Вдруг исчезла в тот же миг.

63
Дом купца осиротел...
Натворил цветочек дел-
Дочь любимая Любава
В плен к чудовищу попала.
Знать, не вещим был тот сон,
Коль беды наделал он.

64
Полно! Сказке не конец.
Поспешим-ка во дворец.
Скоро утро там начнётся,
Ярким солнышком зальётся,
Соловейко запоёт,
Жизнь по - новому пойдёт.

65
Но Любава спит пока,
И ночные облака
Вкруг луны тихонько ходят,
Хороводы хороводят,
Сон Любавы стерегут
И восхода солнца ждут.

66
Заалел зарёй восток.
Словно огненный цветок
Полыхнули вверх зарницы,
По лесам проснулись птицы,
Поменялись свет и тень -
И родился новый день.

67
Заструился первый луч
Средь степей, морей и круч.
В царство тайное добрался,
На конёк златой взобрался,
Соскользнул по крыше вниз,
Ухватился за карниз,

68
Покачался озорно,
Заглянул в одно окно.
Видит: спящая девица...
Шмыг туда - и ну резвиться!
То запляшет, то замрёт,
То к щеке её прильнёт,

69
То погладит лён волос,
То щипнёт её за нос,
То пригреет-приголубит,
То целует в алы губы.
Вот проказник! Разбудил!
Девицу освободил

70
От морфеевых оков...
Сам же в дверь и - был таков!
И Любавушка проснулась,
Сладко-сладко потянулась...
И тут вспомнила о том,
Что покинула свой дом;

71
Что рассказывал отец
Про таинственный дворец.
И что ей с нечеловеком
Жить теперь до конца века...
- Что же делать. Жить, так жить
И не надо слёзы лить.

72
Сей дворец теперь мой дом.
Только кем я буду в нём. -
Рассуждая так , Любава
Посмотрела влево, вправо,
На окно, на потолок...
И увидела цветок.

73
Он на столике стоял
И как солнышко сиял.
Излучал, казалось, счастье,
Головой кивал ей: «Здравствуй!»
- Здравствуй, миленький цветок.
Ты меня сюда завлёк

74
Значит, должен мне помочь.
Быть в безвестности невмочь.
Ты волшебный, ты всё можешь
И я верю, что поможешь.
Если б мог ты говорить,
Я хотела бы спросить.

75
Приподнял цветок бутон,
Будто ждал вопроса он.
Поняла его Любава.
Чуть подумала, сказала:
-Ждёт ли здесь меня беда?
Если так - кивни мне: «Да».

76
Но цветочек ей в ответ
Покачал головкой: «Нет!».
И Любавушка в ладоши
Заплескала: «Мой хороший!
Значит, радость меня ждёт!
Что ж хозяин не идёт?

77
Хоть бы вышел напоказ».
Тут раздался зычный бас:
- Здравствуй, девица - красава.
Как зовут тебя? - Любава.
Я купеческая дочь,
В плен попала нынче в ночь.

78
- Что ты, девица-краса,
Золотистая коса.
Ты не в плен сюда попала.
Госпожой моею стала.
Мой дворец теперь твой дом,
Ты хозяйкой будешь в нём.

79
- Имя ты моё узнал,
А своё-то не назвал.
Коль придётся нам общаться,
Как к тебе мне обращаться:
Царь, хозяин, чародей?
- Нет. Зовусь я Добродей.

80
Так я в детстве наречён.
Но злым роком обречён
На великие страданья.
И несу я наказанье
Незаслуженно сто лет,
Одинокий, как аскет.

81
И богатству я не рад,
И не хочется услад,
Надоели мне чертоги
Потому живу в берлоге
У ручья, где водопад.
Очень скромен мой уклад...

82
- Если имя Добродей,
Значит ты и не злодей.
Я была бы очень рада,
Если б ты для маскарада
Сам себя оборотил
В зверя. И с отцом шутил.

83
- Я, Любава, тоже рад
Был бы делать маскарад
И над всеми потешаться.
Только не резон смеяться:
Эту маску мне надел
Злой волшебник Чернодел.

84
- Мне рассказывал отец:
Ты на вид... не образец.
Что хромой, кривой, горбатый;
Вместо рук - медвежьи лапы;
Когти, рог, копыта, хвост;
Шерстью длинной весь зарос...

85
- Да, Любава, это так.
Руки - лапы, нос - пятак.
Сзади хвост, курдюк овечий.
Только... сердце человечье.
Чтоб тебя не испугать,
Встреч я буду избегать.

86
И коль нам с тобою жить,
Я хотел бы предложить:
Ты красавица, Любава,
Но, как камень без оправы...
Прогуляйся по дворцу,
И возьми всё, что к лицу.

87
А Любавушка в ответ:
- Я смотрю, людей здесь нет.
Значит, мне одной томиться
Словно в клетке пленной птице.
Значит, зря меня завлёк
В этот тайный уголок

88
Твой волшебный Пламень-цвет.
Даже ты - то ль есть, то ль нет.
О красе моей хлопочешь,
Показаться же не хочешь.
Мне сдаётся, верь - не верь,
Человек ты, а не зверь.

89
- Ах, Любава, моя люба,
На меня глядеть нечудо.
Подготовить тебя надо.
Не великая отрада
На чудовище смотреть:
Можно часом помереть.

90
Я и сам боюсь, когда
Рядом тихая вода,
Лишний раз, хоть ненароком,
Видеть созданное роком.
Не настал разгадке срок
Потерпи хотя б чуток.

91
Может быть, вдвоём теперь
Легче будет нам терпеть.
- Потерпеть, конечно, можно,
Но, поверь, что невозможно
Жить одной в пустой стране
В бессловесной тишине.

92
- Ты права, на целый свет
Кроме нас людей здесь нет.
Но зато есть чудо-ящик.
Он волшебный, говорящий.
Ты с собой его бери
И со мною говори.

93
Так и стали жить они ...
Потекли за днями дни.
По дворцу Любава ходит
Много дивного находит:
Хоть прислуги нет, зато
Самобранный кормит стол.

94
Семимильный есть сапог,
Несъедаемый пирог,
Самобьющая дубинка,
Есть и шапка - невидимка;
Быстрошьющая игла
И фонарь исчезни-мгла;

95
Переливчатой слюдой
Бьёт родник с живой водой;
И фонтаны -звонкоструи
Красотой своей чаруют...
Все хоромы, каждый зал
Пламень-цвет ей показал.

96
Всюду музыка звучит.
Да и ящик не молчит:
Добродей всё развлекает,
И Любава не скучает:
Он ведь много книг читал
И большим учёным стал.

97
Обошла она дворец,
Сад весь из конца в конец...
Как-то у ручья гуляла
Оступилась и упала.
И понёс её поток.
Голова, как поплавок,

98
Вниз да вверх. Туда-сюда...
Ох, коварная вода!
То закрутит бурунами,
То укроет под волнами...
Я томить не стану вас:
Добродей Любаву спас.

99
Он был рядом, как всегда.
И увидев, что вода
Жадно жертву поглотила,
Прыгнул - и, что было силы,
Поперёк ручья поплыл
И Любаву подхватил.

100
К сердцу бережно прижал,
Сам в испуге задрожал.
Вдруг она глаза открыла -
Видит: перед ней страшила.
Испугалась в первый миг:
Это кто пред ней возник?

101
Ахнула - и обмерла.
Он подумал - умерла.
Опустил её на траву.
Но в себя пришла Любава:
- Ты меня не испугал,
Мне комарик в глаз попал.

102
И не думай, что твой вид
Может сильно удивить.
Так что впредь уже не надо
Прятаться. Тебе я рада.
А злодееву печать
Я не стану замечать.

103
Дружно зажили они...
Поменялись три луны.
Привыкать Любава стала,
Но в конце концов устала.
Захотелось ей домой...
- Добродей, друг милый мой.

104
Ночью нынешней во сне
Дом отцовский был в огне.
Видно, батюшка болеет,
Обо мне всё сожалеет.
Надо бы их навестить,
Но боюсь даже просить...

105
Огорчился Добродей:
- Вот и наступил тот день!
Так должно было случиться,
Что домой станешь проситься.
Не могу тебя держать,
Только буду очень ждать.

106
Ты побудь со мной денёк,
А потом уж перстенёк
На мизинец - и в хоромах
Будешь собственного дома.
Там отец и вся родня.
Только не забудь меня.

107
Буду сильно я тужить.
Без тебя мне, знай, не жить.
Ты мне с самого начала
По сердцу пришлась, Любава...
День прошёл и вечерком
Дочь вернулась в отчий дом.

108
Счастью не было конца
Для сестёр и для отца.
Пребывавшие в печали,
Ведь они и не мечтали
Вновь Любаву увидать
И уже не стали ждать.

109
Но Любава - вот она!
Величава и стройна.
И красивая, как прежде.
Да ещё в какой одежде!
Кинулся купец Борей
К бедной дочери своей.

110
Слёзы хлынули из глаз.
Обступили сёстры враз.
- Здравствуй, милая Любава.
Без тебя нам пусто стало,
Словно ясный день погас.
Как пропала ты от нас,

111
Думали: тебе конец...
- Здравствуй, батюшка-отец.
Рада видеть вас, сестрицы.
Снова я в своей светлице...
Трудно было мне одной.
Так хотелось в дом родной.

112
- Ты, Любава, расскажи,
Как сложилась твоя жизнь
- Как сумела ты, сестрица,
Чудо-Юдо умудриться
Вокруг пальца обвести
И саму себя спасти?

113
Неужели зверь-злодей
Иногда щадит людей?
Возражает им Любава:
- Нет, сестрицы, вы не правы.
Его имя Добродей.
И совсем он не злодей.

114
Он такой же человек,
Только вот уж целый век
Заколдован без причины.
Но под зверскою личиной
Всё же зверем он не стал...
Вот подарки вам прислал.

115
И меня к вам погостить
Согласился отпустить ...
Всё подробно рассказала
Про своё житьё Любава...
День истёк, второй прошёл.
Возвращаться срок пришёл.

116
Но решили в эту ночь
Сёстры пленнице помочь:
Сделать так, чтобы Любава
К Чуду-Юду опоздала.
И без посторонних глаз
Отвели часы на час.

117
Вот и утро настаёт.
Гостья места не найдёт.
Из беседы выпадает,
За часами наблюдает
И ещё не вышел срок,
А она за перстенёк.

118
- Хоть в запасе ещё час,
Я хочу покинуть вас.
Добродей один остался,
Не хочу, чтоб волновался...
И свой перстень повернув,
Сестрам ручкою махнув,

119
Оказалась у крыльца
Добродеева дворца.
Огляделась - удивилась:
Будто жизнь остановилась.
Почему-то полутьма,
И поблекли терема.

120
Муравьишки не снуют,
Птицы песен не поют,
И фонтаны - звонкоструи
Оборвали свои струны.
Почему-то Добродей
Не спешит навстречу ей.

121
Побежала она в сад,
Где грохочет водопад,
И, завидев Добродея,
Понеслась к нему, бледнея.
Добродей ничком лежал,
Пламень-цвет в руке зажав.

122
Что случилось? Может спит?
Почему он там лежит?
Подбежала, еле дышит.
Позвала, а он не слышит.
Вспомнила, как целый день
Всё ходил за ней, как тень.

123
И признался ввечеру:
«Не вернешься, я умру.»
- Что же, милый, ты наделал.
Ведь вернуться я успела…
Если бросил ты меня,
Не оставлю я тебя.

124
Покорил ты простотой
И своею добротой.
И за сердце человечье
Я люблю тебя сердечно.
Раз не быть тебе со мной,
Значит буду я с тобой.

125
И цветок к груди прижав,
«Я люблю тебя» сказав,
На колени рядом стала
И его поцеловала.
Потекла хрусталь-слеза
Добродею на глаза...

126
И свершилось волшебство!
Роковое колдовство
Потеряло свою силу:
Жизнь вокруг вовсю забила.
Добродей очнулся вмиг
И увидел всех своих.

127
Сразу понял Добродей:
Он опять среди людей.
Ведь любимая Любава
Чудище поцеловала.
Чары спали - и теперь
Человек он, а не зверь.

128
Посмотрел на свое тело.
Будто все с него слетело:
Шерсти нет и рог отпал,
От когтей и след пропал...
Ждал он этого сто лет!!!
ЧУДА-ЮДА БОЛЬШЕ НЕТ!

129
А с дворцового двора
Стража, слуги, детвора
К Добродею прибежали:
С них ведь тоже чары спали.
Веселится добрый люд.
Все танцуют, все поют.

130
Лишь Любавушка лежит,
И ресница не дрожит.
Словно звёздочка погасла.
Жизнь без милого напрасна…
Неужели Добродей
Напрочь позабыл о ней?

131
Не забыл! Уже идёт.
Нежно на руки берёт
И несёт в опочивальню.
Там сидит отец печальный
И, не зная, как помочь,
Уж оплакивает дочь.

132
Добродей же взял цветок,
Выдавил чудесный сок,
Окропил лицо Любавы.
Та очнулась... Боже правый!
Что опять случилось с ней?
Или это всё во сне?

133
Вроде бы её дворец,
Но откуда здесь отец
И родимые сестрицы
Рядом, словно голубицы.
И откуда весь народ...
Смотрит, смотрит - не поймёт.

134
Рядом молодец стоит,
Ничего не говорит,
Только смотрит на Любаву,
Улыбается лукаво.
Взор Любава отвела
Тихо голос подала:

135
- Милый батюшка-отец,
Расскажи мне, наконец,
Что со мною происходит?
Почему он глаз не сводит?..
- Тут, Любавушка, дела
Сотворились. Ты спала...

136
Добродей же в свой черёд
Её за руку берёт:
- Здравствуй, девица-красава!
Ну, по голосу узнала?
Это я - твой Добродей.
Чудо - юдо, чудодей.

137
Подошёл известный срок,
Вот и выдохся злой рок.
Потому что ты, Любава,
Чудище поцеловала.
Ты да огненный цветок
Победили злобный рок.

138
И хочу я рассказать,
Что случилось век назад...
Рядом с нашим добрым царством
Было злое государство.
Правил там царь Чернодел.
Породниться он хотел:

139
Прочил замуж дочь свою
В нашу дружную семью;
Ведьму злобную Преврату
Моему родному брату.
Но отец наш Добротвор
Не пустил его на двор.

140
Злой колдун рассвирепел
И обиды не стерпел.
Зло сильней добра бывает,
Потому что нападает.
Превратил народ он в кукол
И поставил в каждый угол.

141
А потом решил меня
Превратить в полуконя.
Долго снадобья готовил,
Колдовал, ворчал, злословил.
Трое суток он творил.
Зелье всё-таки сварил.

142
Брызнул на меня - и вот...
Нет! Кентавр наоборот
У злодея получился.
Чернодел опять взбесился.
Склянки-банки перебил,
Зелья по полу разлил.

143
Все смешались! Он их сгрёб
И плеснул мне прямо в лоб...
Зверь ужасный получился!
Своего колдун добился.
И сказал: «Таким он будет
Пока кто-нибудь полюбит.

144
Только кто же разберёт
Ха-ха-ха! Что сей урод,
Заколдованный навечно,
Носит сердце человечье.
Некому его любить.
Значит вечно зверем быть».

145
С той поры мой Пламень-цвет
Обыскал весь белый свет.
Всё хотел найти девицу,
Чтоб могла в меня влюбиться.
Отыскать пытался ту,
Что оценит доброту.

146
И которой внешний вид
Ни о чем не говорит.
Много здесь их побывало...
Но смогла лишь ты, Любава,
Под личиною узреть
Красоту души. И впредь

147
Мне назначено судьбой
Рядом быть всегда с тобой.
А тебе судьба, Любава,
Украшеньем стать державы.
Ну, так будь моей женой
И царицей молодой,

148
Коль благословит отец...
И сказал Борей - купец,
От событий онемевший,
Зятя с царством заимевший,
- Обвенчаем сей же час
Да и будем ждать внучат...

149
Загудела свадьба-пир.
Не на весь, конечно, мир,
Но меня не позабыли,
Чарку выпить пригласили.
Я на этой свадьбе был,
Мёд, вино да пиво пил...

150
Что увидел, разузнал
Без утайки рассказал...
Вот и время! Надо, братцы,
С молодыми расставаться.
Отпустить их до утра...
Новобрачным спать пора.

6 ноября 1998 - 1 мая 2000г.

"Круги по воде", новая книга стихов Алексея Васильевича Данилова. Газета "Перекресток" от 22.01.2016г.

Газета "Перекрёсток" от 12 июля 2016г. г.Белая Калитва.

5 ноября 2020г.

Памяти нашего автора и друга Алексея Васильевича Данилова.

Редакция газеты «Перекресток» и все читатели понесли большую потерю – 2 ноября 2020г. из-за коварной болезни ушел из жизни один из наших лучших авторов и друзей Алексей Васильевич Данилов.

Совсем недавно он отметил 70-летний юбилей. В газете «Перекресток» звучали здравницы и пожелания долгих лет. Энергичный. Любознательный. Неуспокоенный в творчестве. Казалось, он проживет долгую и радостную жизнь. Казалось…

Судьба распорядилась по-своему. Увы, теперь необходимо делать краткую «приставку» — был.

Жил рядом с нами, радовал своим талантом, поделками из корней дерева и своей самобытной поэзией. Придумывал замысловатые кроссворды и, словно ребенок, делился своей радостью, когда на его стихи пели песниили кроссворды печатали в сборниках и книгах.

Алексей Васильевич Данилов родился 8 апреля 1950 года в хуторе Крутинском. Там окончил восьмилетнюю школу. В 9-10 классах учился в Белой Калитве

(школа №4). После окончания школы поступил на металлургический завод, где и проработал слесарем почти 40 лет, и почти 50 лет – внештатный автор районки.

Читатели знают его как журналиста, поэта, кроссвордиста. Счет публикаций за эти годы идет на тысячи. Он автор двух изобретений в области игр-головоломок.

Его кроссворды вошли в энциклопедию кроссвордов, а стихи издавались во многих сборниках и книгах.

Большую ценность для газеты представляют публикации Алексея Данилова — зарисовки и интервью, фоторепортажи и этюды.

Он вел тематическую страницу «Отдыхай-ка», участник и неоднократный победитель творческих конкурсов «Перекрестка».

Да он просто член нашей большой и дружной журналистской семьи. Такой же любимый и уважаемый, какой была для нас его супруга, журналист и поэт Татьяна Данилова.

Писал удивительные стихи, наполненные любовью к родной донской земле. У него был редкий дар — видеть необычное в обычном. И этот дар нашел свое применение еще в одной области творчества – в корнепластике.

В его коллекции более семидесяти работ — оригинальных веселых фигурок из дерева. На его стихи было написано много песен. Он лауреат 2-го Донского фестиваля журналистской песни. Как нам будет не хватать его новых стихов, публикаций, кроссвордов и его общения с нами!

Помяните добрым словом Алексея. Вечная память.

«Перекрестовцы».

Взято с ресурса "Перекресток".

Произведения Данилова Алексея Васильевича.

Жителя г.Белая Калитва, уроженца х.Крутинский.