род Тамбовских дворян Шелеметьевых

Мой прадед Александр Николаевич Шелеметьев.
Первичный поиск в интернете ничего не дал, почитав разделы нашего сайта я отправилась на сайт Царскосельской библиотеки скачала всеми излюбленный фолиант - Общий список офицерским чинам Русской императорской армии за 1909 год, где и обнаружила прадедушку в чине подполковника ВдКК. Далее были скачены все существующие Кавказские и Терские календари за 1890-1917гг.,
Огромную помощь оказали наши форумчане Каргопольский Драгун - постоянными подробнейшими консультациями, VC - Список подполковникам по старшинству за 1913 год, valcha - ссылками.
Таким образом более менее прояснилась картина по службе и образованию.
Скитаясь в очередной раз по просторам нета, случайно забрела на сайт http://www.oldvladikavkaz.ru/ в разделе Владикавказский кадетский корпус увидела фотографии преподавательского состава из старых альбомов, но разрешение снимков на сайте не позволило прочесть фамилии. Поэтому я кинулась писать письмо организаторам сайта. И мне ответили, и не только ответили, а и выслали фотографию прадеда при полном параде, о такой удаче я даже не мечтала. Оказалось, что фотографии это скан с черно белой фотопленки - кто то ,когда то переснимал на фотоаппарат с альбомов.
Параллельно я продолжала допрашивать с пристрастием своих родственников, допросы провожу регулярно и до сих пор, с каждым разом какую-нибудь мелочь да вспомнят.
И тут выяснилось, что лет двадцать назад им звонила дочь дедушкиного сводного брата Георгия, но продолжения отношений не последовало. С помощью всей родни и платной справки нашла я ее контакты и позвонила ей на Украину. а через неделю уже сидела у нее в гостях. Елена Георгиевна оказалась потрясающей женщиной, несмотря на возраст и состояние здоровья, они с мужем организовали очень теплый и душевный прием. Она рассказала в подробностях все что знала, поделилась дублями имеющихся у нее фотографий, организовала сканирование и отправку остальных фото мне на почту. Мы с ней до сих пор плотно общаемся.
Во время моего визита обнаружилось, что на сохранившемся фото не Вера Абашидзе (ур. Шелеметьева) как помнил мой дедушка, а ее сестра Елена Соймонова (ур.Шелеметьева), А у бездетной Веры Абашидзе было три сына. В основном же вся полученная информация касалась первой семьи Александра Николаевича. Я узнала подробности о еще двух имеющихся родственниках и наконец уяснила кем они и кому приходятся. К сожалению, о родителях прадеда Елена Георгиевна знала столько же, сколько и мой дедушка.
Гвоздем программы пребывания у Елены Георгиевны явился рассказ о семейном креме, рецепт которого передавался из поколения в поколение по женской линии Шелеметьевых, но об этом чуть попозже....
Вся собранная информация по Александру Николаевичу Шелеметьеву приведена в следующем посте.

Александр Николаевич Шелеметьев, родился 25 августа 1871 г. в слободе Нальчик ,Терской области. В семье будущего генерал-майора, а на тот момент еще полковника Николая Васильевича Шелеметьева. Когда Саше было семь лет, его отец трагически погиб на войне.И он, как сын погибшего военного, был зачислен казенокоштным кадетом в Паловский кадетский корпус (?).
В девять лет Саша остался круглым сиротой, его мама умерла в церкви во время отпевания старшей дочери.

После кадетского корпуса он с отличием закончил Павловское военное училище : Выпуск 4.08.1892 г. 99. Шелеметьев (1-й разряд, из юнкеров подпоручиком со ст. 5.08.1891 г. в Грозненский резервный батальон).

Из Грозненского резервного батальона был переведен в в 6-й Туркестанский Линейный батальон.

Подробностей о его жизни того периода практически не сохранилось. Но судя по тому, что Александр Николаевич не очень лестно отзывался о гарнизонном офицерстве – говорил об их беспробудном пьянстве и картежничестве , жизнь на задворках империи была для него явно трудна.
В силу своего характера и принципов, о которых вспоминали знающие его люди, он не мог вписаться в новое общество. Этому на мой взгляд свидетельствуют два факта: Александр Николаевич вместо того, что бы «проставится» за первую офицерскую зарплату пред сослуживцами, купил набор серебряных ложек.

Второй факт, свидетельствует о стесненном материальном положении молодых гарнизонных офицеров - 20.03. 1899 г. у Александра Николаевича родилась дочь и он в тот же день отложил первые деньги для приобретения музыкального инструмента для дочери.

Женился первый раз он рано в возрасте 24 лет. Первая супруга –Богаевская Валентина Константиновна. От первого брака было четверо детей – Николай (1896), Константин (1898), Вера (1899) и Георгий (1906). Валентина Константиновна умерла в возрасте 34 лет.

12 января 1904 г. Александр Николаевич Шелеметьев был переведен из 6-го Туркестанского Линейного батальона на должность офицера-воспитателя Владикавказского кадетского корпуса, где и прослужил до момента эвакуации корпуса в Крым в 1919 году.

В этом месте позволю себе сделать лирическое отступление. Дело в том, что занимаясь расследованием обстоятельств жизни прадедушки, я мало придавала значения, как теперь модно выражаться – его «должностным обязанностям». Составленный послужной список состоял из сухих формулировок – дата, звание, должность, имеющиеся награды.

Дедушка рассказывал, что отец очень жалел маленьких кадет и всегда говорил: –« Их же жалко, они такие маленькие и без мамы». Мне это казалось странным. И вот совсем недавно наткнулась на мемуары кадета Воронежского кадетского корпуса А.Л. Маркова :
«Первые две недели все сто вновь поступивших в младший класс ребятишек ревели без перерыва в сто голосов, требуя, чтобы их освободили от заключения и отпустили «к маме». На всех дверях и входах сутки подряд дежурили дядьки, зорко наблюдая за тем, чтобы малютки не удрали из корпуса. В большинстве случаев семьи новичков жили в сотнях и тысячах вёрст от Воронежа, с каковым фактом малыши совершенно не считались и норовили при первом же недосмотре за ними удрать, хотя бы и в одной рубашке, «домой». Особенной привязанностью к родным местам отличались маленькие кавказцы, от тоски по родным горам и семье первое время чахнувшие и хиревшие, а иногда и серьёзно заболевавшие.
Немудрено поэтому, что дежурному по роте офицеру-воспитателю приходилось первое время все двадцать четыре часа его дежурства не столько начальствовать и приказывать, сколько вытирать десятки носов и реки слёз и, по мере своих сил и способностей, успокаивать маленьких человечков, пришедших в отчаяние от первой разлуки с родной семьёй.
Впрочем, не лучшим было положение дежурных офицеров и позднее, когда детишки привыкли к корпусу и им уже не требовалось вытирать носов и слёз. Две сотни маленьких, живых, как ртуть, сорванцов, с утра до ночи звенели пронзительными дискантами в классах и коридорах, играли, дрались, бегали и давили друг из друга «масло», иногда по двадцати душ зараз устраивали «малу кучу» и просто бесились.
Разнимать драки и усмирять всю эту возню было совершенно немыслимо и бесполезно: едва прекратившись в одном месте, она немедленно начиналась в другом углу огромного помещения роты. Поэтому служба воспитателей в 4-й роте была своего рода чистилищем, через которое каждый из них должен был пройти, доведя своё отделение до выпуска и приняв новое. Офицеры после дежурства здесь выходили потными, красными и совершенно измученными.
Когда я пришел в младшую роту в первый раз, у меня буквально зазвенело в ушах от неистового крика и топота по паркету сотен маленьких ног. Явившись по уставу в дежурную комнату за разрешением «повидать брата», я застал в ней на редкость колоритную картину: оглушённый и совершенно ошалевший бравый подполковник сидел посреди комнаты на стуле в обществе десятка ревущих во весь голос ребят, из которых двое лежали головами на его коленях. На мой рапорт подполковник только жалко улыбнулся и развёл руками, показывая всю свою беспомощность.»

И еще из Маркова «Ближайшим к кадетам начальством в кадетских корпусах являлись отделенные офицеры-воспитатели, которые принимали одно из отделений первого класса при поступлении кадет в корпус и вели это отделение семь лет курса кадетского корпуса через все «сциллы и харибды», невзгоды и радости до выпуска, переходя вместе со своими питомцами из роты в роту.
Естественно, что в течение этих семи лет, протекавших в стенах корпуса, взаимоотношения между офицером-воспитателем и кадетами его отделения в числе 25–30 человек имели большое значение для обеих сторон. Офицер составлял на каждого из своих кадет аттестацию, где в заранее напечатанных графах помещались все данные о его успехах, способностях, нравственных и физических качествах, поведении, прилежании и характере. Эти характеристики имели большое значение, как для аттестации кадет на педагогических советах, периодически рассматривавших их, так и для поступления в военные училища. С другой стороны, начальство офицера-воспитателя в лице ротных командиров и директора корпуса весьма считалось с тем, как живёт тот или иной воспитатель со своими кадетами, имеет ли между ними достаточный авторитет, привил ли дисциплину и имеет ли на них влияние. От всего этого зависела карьера офицера и его дальнейшая служба.
В огромном большинстве случаев офицеры-воспитатели моего времени находились вполне на высоте порученной им задачи, так как попадали в корпус не иначе, как после 5–10 лет службы в полку, где успевали приобрести воспитательный стаж с молодыми солдатами и при поступлении в корпус были аттестованы полковым начальством, как выдающиеся в строевом и нравственном отношении. Благодаря такому подбору, а также тому, что большинство офицеров-воспитателей прошло специальные педагогические курсы, в корпусах не могло быть плохих педагогов.»

Лист из фото альбома ВдКК

:valcha Продолжение….

Подтверждением воспоминаний А.Л. Маркова служит история, которая произошла через 10 лет после расстрела Александра Николаевича Шелеметьева:
В 1948 году обучаясь в Тбилисском университете, мой дедушка стал посещать занятия на военному делу. В силу специфики своего характера и высокой степени близорукости он стал «мальчиком для битья» у преподавателя Н.. В адрес студента О. Шелеметьева градом сыпались насмешки и издевки.
И вот на одном из занятий, преподаватель Н. очередной раз начал склонять дедушку : «Ну, Шелеметьев! Эх, Шелеметьев! Шелеметьев? Ше-ле-ме-тьев?!!!!», преподаватель запнулся и неуверенно уточнил отчество дедушки. Получив ответ - Александрович, преподаватель Н. спросил, не сын ли он Шелеметьева Александра Николаевича, после утвердительного ответа Н. упавшим голосом произнес: « Александр Николаевич был нам вместо матери…». Оказалось, что он был кадетом подполковника Шелеметьева. После этой истории Н. стал подчеркнуто - уважительно относится к моему деду и поставил ему 5 ку по военному делу .

Для полного понимания сложившейся ситуации и того бедственного положения, в котором оказались мои прабабушка и прадедушка, считаю необходимым разместить выдержки
из Воспоминаний Гр. Хижнякова, выпуска 1923 г. Крым. кад. кор.
В ноябре 1919 г. Полтавский корпус прибыл по железной дороге во Владикавказ, в составе 425 кадет с чинами персонала и их семьями. Корпус был размещен в нижнем этаже Владикавказского кад. корпуса, здание которого было меньше, чем в Полтаве, и было уже переполнено кадетами Владикавказцами. Полтавские кадеты продолжали нести охранную службу вокруг корпуса, ввиду того, что окрестности были неспокойны, происходили нападения ингушей и других туземных племен, кражи оружия и провианта. Регулярных занятий не было, многие кадеты группами по несколько человек стали покидать корпус и пробирались в армию, где их принимали охотно, несмотря на возраст и на приказы Главного Командования, требовавшего отчислять из частей армии молодежь с неоконченным средним образованием.
Постепенно и с большим трудом стали налаживаться занятия. Для Полтавских кадет классных помещений не было и занятия происходили отдельными группами в спальнях, на кроватях и стоя.
И Полтавский, и Владикавказский корпуса, вместе взятые, насчитывали от 800 до 900 кадет, совершенно выбитых революцией и гражданской войной из рамок нормальной корпусной жизни, причем многие из них еще недавно находились в частях действующей армии. В этой среде, воcстановление регулярных занятий и воспитательской работы требовало особых приемов и особого внимания со стороны корпусного персонала. Особенно же потому, что в этой обстановке жизнь преподавателей и воспитателей после занятий проходила в тесном общении с кадетами и в одном и том же помещении. Кадеты все время помогали своим офицерам и преподавателям, то грузить перегружать их имущество, то устраивать их то в одном, то в другом углу общего помещения, пытаясь создавать подобие уюта в особенности семейным, большинство которых жило вместе с кадетами. Устраиваться на квартирах в городе было и трудно, и опасно, т. к. всегда была угроза быть внезапно отрезанными от корпуса, в случае неожиданных налетов туземцев. Кроме того, деньги все больше падали в цене и на них часто было невозможно купить продукты питания; приходилось продавать и выменивать вывезенные вещи и предметы обстановки, тем более что, как это показало будущее, их все равно пришлось бы бросить, покидая город.
Проходила зима и уже в марте месяце 1920 года начались снова сборы для эвакуации в Грузию, походным порядком по Военно-Грузинской дороге.
В этот поход выступили 4 марта оба кадетских корпуса. Полтавский и Владикавказский, в составе 800 человек, со всем персоналом и с их семьями. Переход совершался почти без вареной пищи; имелись лишь сухие продукты и чай, который удавалось сделать или днем, на привале, или только вечером. Переходы совершались по 25-30 километров в день, с таким рассчетом, чтобы в случае непогоды не ночевать под открытым небом, тем более что были и кадеты лишь в возрасте 9-ти и 10-ти лет. Их старались устраивать на подводы, которых было очень ограниченное количество и они служили главным образом для провианта. Первый же переход омрачился очень неприятным эпизодом, т. к. во время ночлега убежал один ингуш с подводой, увезя большое количество провианта, и угнав четырех лошадей. Это послужило уроком на будущее время и научило принимать меры охраны в ночное время. Но и дневные переходы требовали внимания и осторожности, т. к. мы часто подвергались обстрелу из аулов, видневшихся в горах, на другом берегу Терека; несколько кадет были ранены во время этих перестрелок.
Приходя на ночлег к вечеру, когда еще только начинало темнеть, мы устраивались на таких полустанках под навесом, прямо на цементном полу. Ложились вповалку, подложив под себя одеяло и закрывшись буркой, которые нам выдали перед эвакуацией во Владикавказе. Они оказались для нас очень практичными и совершенно необходимыми, т. к. защищали и от ветра, и от дождя, и были для нас настоящим спасением во все время перехода.
Мы добрались до Грузии после 7-ми дневного перехода, но еще долго не могли придти в себя, тем более что нас ждали новые испытания. Особенно было тяжело нашему начальству, на плечи которого лег непосильный труд по изысканию средств к нашему существованию. Мы были предоставлены самим себе; ни грузинские власти, ни кто-либо другой, нами совершенно не занимались и не оказали нам никакой помощи ни в чем. Нас поместили за проволоку в какой-то лагерь; питались остатками вывезенных нами запасов, добывали средства обменом русских денег и продажей предметов обмундирования и белья. Мы были совершенно отрезаны от Крыма, где сосредоточились остатки Русской Армии. Ко всем горестям прибавились болезни и смерти: в числе других, умер наш командир 3-й роты, полк. Быков, и ряд других кадет и офицеров.