Из воспоминаний жительницы (почти ровесницы моего дедушки) деревни Сотское:
Одна война, одна судьба. (ссылка устарела)
Можно воспользоваться сервисом по просмотру архива страниц сайтов:
https://web.archive.org/web/20...ews/27696/.
ОДНА ВОЙНА, ОДНА СУДЬБА
07.05.2009, 14:45, Газета "Встреча" г. Дубна Московской области
Елена СМИРНОВА
Мы сидим напротив друг друга. Валентине Петровне Базулиной за 80, а глаза синие-синие, как небо в летний день. Она смущается: «Что рассказывать-то, не воевала, работала всю жизнь. Как война началась? Помню…»
22 июня 1941 года. Деревня Сотское Кимрского района. Первый день войны у 14-летней Валентины особо не врезался в память. Обычный летний день, кто где. Но в деревне новости разносятся мгновенно. «С кем война-то?» – «Что ж теперь будет?» Минут пять переспрашивали все друг у друга, а потом вернулись к своим заботам… Утром всей деревней провожали первых новобранцев. Подвода, запряженная гнедой лошадью, не спеша тронулась в путь, мужики улыбались, махали на прощанье, женщины смахивали слезу. Девчонки молча стояли в сторонке, до тех пор пока матери не прикрикнули: «Чего стоите-то, помогать-то кто будет?» Потекла обычная жизнь в деревенских заботах. Семья у Валентины большая: дед с бабкой, отец с матерью, брат с сестрой, да и хозяйство немалое, матери с отцом вдвоем не управиться – помогали старшие дети.
…Август 1941 года. Спозаранку отец разбудил Валюшку: «Вставай, дочка, пойдем клевер косить». Солнце только появилось из-за горизонта, а отец, мать, Валя уже в поле. Часам к одиннадцати присели передохнуть. «Еще чуток покосим и домой, – весело сказал отец, – а ты, мать, посиди, малыша будущего побереги, мы с Валькой сами закончим». Снова взялись за косы. Вдруг на дороге появился всадник. Ближе, ближе, уже в руках бумагу видно. Так отцу принесли повестку на фронт. Мать только охнула, а отец спокойно сказал: «Закончим и пойдем собираться». Вечером в деревне собирали отцов на войну еще несколько семей. Утром отец вышел за ворота, поклонился до земли и сказал: «Прощай, деревня-матушка» и пошел к подводе…
На краю войны
В войну деревни Кимрского района жили обычной жизнью. Где-то далеко иногда слышали грохот бомбежек, да немецкие самолеты пролетали. Однажды Валя с матерью дрова пилили, прибежала соседка, криком-кричит: «Ой, Паша, что делать? Горицы немец бомбит, а мы ж рядом, как же жить будем, если немец придет?!» Мать спокойно заметила: «Как будет, так и будет, не ори раньше времени». Вечерами всей деревней на улице радио слушали. Сводки с фронта, приказы, а слышали только одно: «Скоро победа!» – и ждали только победу, только бы скорее…
К 1943 году в деревне из мужиков остались только председатель А. А. Солнцев и инвалид Антон. Лето 43-го года было гнилое, дождливое, сена не накосили, сколько положено, председателя арестовали, отправили на принудительные работы. Женщин на фронт не брали, но девчонки подавали заявления. Как-то Валя шла из Кимр, встретила девчонок – Машу, Галю и Нину, они в один голос: «А мы подали заявление на фронт». Пришли домой, а Машу и Нину матери встречают – отговорили. Галину не отговорили – ушла на фронт, всю войну воевала радисткой, вернулась.
…Письма от отца приходили редко. Писал, что воюет, что ранили в руку, лежит в госпитале в Воронеже. Августовским вечером 1943 года пришла похоронка. Валя шла от подружки, на завалинке сидела бабушка с письмом в руках. «Отца убили», – сухо сказала она. В доме открыто никто не плакал, только вечерами мать, прижимая к себе самую младшую дочку, родившуюся в декабре 41 года, тихонько напевая колыбельную, вытирала загрубевшими руками слезы. У соседей пришли сразу три похоронки: отец и два сына сложили головы где-то на Западном фронте…
Через месяц почтальонша принесла какую-то бумагу. Оказалось, Вале «бездетный» налог пришел. Мать поглядела и говорит: «Господи, уже налог принесли, тебе ж 16 всего!» Валя только глаза вытаращила – что за налог такой? А потом председатель А. А. Солнцев мать вызвал. Придя от него, мать сказала: «Собирайся Валентина, в Калинин поедешь: вызывают тебя на спецработы».
Утром мать запрягла лошадь и повезла Валю в Кимры, на пристань. Приехали под вечер, мать на прощанье сказала: «Ждать парохода не буду, а то он поздно придет. Домой надо. А ты сядешь и поедешь… Как я без тебя управляться буду, не знаю. Напиши, как там что». Всплакнули на прощанье, мать уехала. Почти стемнело, но испугаться Валя не успела – пароход пришел. Ночь, день, ночь плыли, к вечеру остановились в Калинине. Валя вышла, перешла по мосту Волгу. Город весь разрушен, почти ночь, куда деваться? Ни родных, ни знакомых. Встала у угла разрушенного дома, не знает, что делать? Какая-то бабка подошла: «Что ты тут, дочка, стоишь?» «Меня назначили в Калинин, куда мне идти, знаю, но в темноте не найду, страшно и спросить не у кого», – растерянно ответила Валя. «Ну уж не тут стоять, пойдем со мной, – привела ее в какой-то подвал, дала соломы – спи, завтра разберемся». Утром Валя с повесткой в руках нашла указанную в бумаге 1-ю контору строителей. Пришла к начальнику, он, читая бумагу, растерянно спросил: «Вас что, прям из школы берут? Ребенок совсем… Где ночевала-то?» «Да в каком-то подвале, не знаю, – смутилась Валя. «Господи, куда вас таких молодых… Куда мне тебя определить? Ночуй здесь, в конторе, завтра я тебя определю», – начальник оставил ей свой кабинет. Уборщица пришла, начала Гитлера ругать, а Валя плакать…
Прямая речь
В. П.: «С хлебом и до войны плохо было. В школе нам в день давали по кусочку хлеба и ложку сахарного песка. Для семьи за хлебом ходили в соседнее село. Рядом с магазином была церковь. Пока ждешь, на церковь поглядишь. Потом свои же учительнице на тебя нажалуются, что на церковь глядела. Учительница обязательно накажет – после уроков оставит. Пойдешь в другой раз за хлебом, голову от церкви отворачиваешь».
Спецработы
Определили Валентину сначала на частную квартиру, потом подружка упросила с ней в бараке пожить: страшно одной. Через пару месяцев им койки в общежитии дали. Жили в комнате совсем девчонки, кому 16, кому 17. Работали кто в 1-й строительной конторе, кто во 2-й – восстанавливали Калинин. Валю поставили штукатуром, а других малярами. Хрупкими женскими руками из развалин восстанавливали город. Строили заново дом обкома – три этажа. До сих пор стоит, удивляется Валентина Петровна: «Знакомая в Тверь ездила, я ее попросила сходить посмотреть – стоит! Как не развалился, девчонки ж строили…» Когда по Волге пришел лес, всех со стройки отправили за ним. Дали баг¬ры, и девушки, вытащив на берег толстенные бревна, везли их на стройку... Работали по 12 часов в день, а вместо зарплаты давали карточки на хлеб – 500 граммов в день и раз в месяц пол-литра водки. Получив бутылку, в тот же день девчонки бежали на рынок и продавали ее за 90 рублей, как раз на буханку хлеба хватало. Выходных не было. Когда совсем голодно было, брали ночные дежурства (склад материалов охранять) – за одно дежурство два отгула давали. Накопят отгулов, и пешком в деревню – домой. Там мать хоть картошкой накормит и с собой даст. Однажды опоздали, пришли на день позже. В наказание отправили их на работу в Мигалово. Здесь после бомбежек ничего не осталось. Волга узкая, катер не ходит. Куда ни посмотришь, одна разруха: голые поля, только дымок из-под земли тянется – кто жив остался, в землянках ютились. Узнали потом, что избежали более сурового наказания – других «провинившихся» девчонок отправили на поля под Ржевом трупы собирать, все подряд: и наших, и немцев, летом, в жару…
День Победы
«Когда война кончилась, я в Калинине была, – рассказывает Валентина Петровна. – Мы утром в общежитии встали, умылись, приемник не работал, а нам кто-то крикнул, что война кончилась. Ой, прыгали как… Часов в пять вечера на демонстрацию пошли. На улице одни старухи да молодежь, некому больше радоваться-то. Ветер такой сильный был, землю, пыль несло по улице… Мы пошли на центральную улицу, даже не принарядился никто, как были, так в стеганках и пошли. По улице машины идут, грузовики открытые, в них артисты из театра. Пели, плясали. Потом цыгане проехали, юбками махали, такие песни задушевные пели. А как танцевали – засмотришься! Прошли курсанты-суворовцы. Все в черных шинелях, идут рядами, как на параде, а улыбаются. Посмотрели мы и домой пошли – среда, завтра рабочий день. Проспишь – мало не покажется…»
Прямая речь
В. П.: «Места у нас богатые были. На полях чего только не росло: рожь, лен, гречиха, овес, в лесах ягод, грибов полно. Потом, при Хрущеве, все поля кукурузой засеяли, а она и не вызрела, в силос заложили – коровы ее есть не стали. Потом скот в другую деревню перегнали. Так поля и остались пустыми, заборонили и бросили… Мы как-то с сестрой Аней приехали – на полях одни комья, вместо леса вырубка, да такая, сплошняком. Ничего нет, пустота одна».
Дома
В 1946 году отпустили Валентину домой. Пришла в деревню, мать ее не узнала – худущая, а Валентина глянула на брата с сестрами – они такие же, как она, прозрачные. Родную деревню не узнать – обескровлена. Деревня отдала фронту всё – мужчин, технику, лошадей, продовольствие. В первый послевоенный год из-за засухи погиб урожай, посевной план колхоз не выполнил. Да и как его выполнить, если нет ни зерна, ни техники, из рабочих рук – женщины, старухи да истощенные подростки? На следующий год – снова засуха, скот ящур выкосил. На деревню обрушился голод. Казалось бы, как может крестьянин на своей земле голодным остаться? Послевоенные годы (не в первый раз в нашей истории) доказали – может. Правительство выжимало из деревни всё до последней капли: с колхозов – продовольствие, с личных хозяйств – два налога, один натуральный: мясо, шерсть, молоко, яйца, второй денежный, увеличенный тогда в разы! Спасал лес с грибами и ягодами, первая травка: крапива, лебеда. Вкус похлебки из крапивы и лепешек из лебеды до сих пор помнит целое поколение. Так жила не только семья Валентины Петровны, так жили миллионы крестьянских семей. Тяжело жили, но выжили. Мать платья на заказ шила, девчонки выбивали (так в деревне называли кружева «ришелье»), вязали – всё делали, чтоб хоть какие-то деньги на еду заработать. Валю, как взрослую, уже работавшую в большом городе, назначили бригадиром. В бригаде женщины да девчонки. Вся тяжесть крестьянского труда легла на их плечи – мешки с зерном, мукой на себе таскали, лес рубили, дома строили. А дома – дети, хозяйство…
Прямая речь
В. П.: «Война, что война? Только и осталась строчка в Книге памяти: «Панков Петр Осипович 1903 года рождения, призван в августе 1941 года из деревни Сотское. Погиб в 1943 году». 40 лет отцу было…»
Немного о личном
Личную жизнь тогда в деревне устраивали строго по правилам. Конечно, все друг друга знали, но официально знакомились в положенные, обычно праздничные дни. К праздникам девушки готовились загодя, шили наряды. Ведь как себя покажешь, такого и жениха получишь. «Случай страшный был, – рассказывает Валентина Петровна. – Гале, которая с войны вернулась, больно парень один нравился, вот она и решила себе к Ильину дню платье сшить, да такое, чтоб сразить его сразу наповал. А денег-то нету. Все бедно жили. Работала она «сливачом»: принимала от колхозников молоко и возила в Покровское. У нее ведомость: кто сколько сдал, кому сколько денег положено. Ильин день подошел, а платье еще не купила. И она за всех расписалась в ведомости, деньги получила и поехала в Кимры, купила себе шелка голубого. Сестра ей сшила платье, она отгуляла праздник. А народ на праздник из всех окрестных деревень пришел, кто-то спросил у наших: «Вы деньги-то за молоко получили?» Она-то только у наших, сотских, деньги взяла. Ее вызвали. Деньги она всем вернула, а ей за подделку документов (она же сама расписалась) дали 8 лет. Посадили. Угнали далеко на север. Теперь бы простили, а в то время очень строго было. И деньги-то небольшие – рублей 25 за платье. Хорошее платье, голубое, шелковое…» К счастью, эта история закончилась хорошо: Галя вышла замуж за хорошего человека, у них родились двое сыновей.
Что касается, Валентины Петровны, то она с будущим мужем Андреем познакомилась на Святках. Три года переписывались, встречались, когда он в отпуск из Германии приезжал. Потом поженились и переехали в Дубну. Валентина Петровна более 50 лет проработала на Дубненском машиностроительном заводе. За свой труд награждена грамотами, ей присвоено почетное звание «Ветеран труда».
* * *
Мы сидим напротив друг друга. Я смотрю на Валентину Петровну и вижу настоящую русскую женщину. Ту, которая по определению – слабая, по жизни – сильная. Не знаю, в чем ее сила. В терпении? В мудрости? В умении скрыть отчаяние? В корнях? Валентина Петровна все-таки дала мне ответ на столь философский вопрос. Нет, не словами, а своей жизнью. Живет Валентина Петровна просто, радуется малому, гордится многим, а больше всего – своей внучкой, которая учится в университете «Дубна». Сила ее – в будущем.
