Имена и фамилии финнов (Cтраны Северной Европы)

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

Natalka
я ахнула, когда прочла!
Вот это подарочек.!!!
Вот это вы-со-та, по-сту-пок!

)))
Все суомалайнены это оценят.
Спасибо, пальён киитоксья!
Наталья, Вы не просто добрый человек,
Вы - солнечный человек, ауринкойнен ихменен!!!
(Алюра, скажи, плиз, так ли называют
солнечного человека по-фински?).
Наташа, знаю, что Ауринко - солнце,
Ихменен - человек... ну, ты меня понимаешь?!!!

))

<...> Пер Йорстад родился в Фоллдале, но быстро приспособился к жизни на побережье: и он, и его жена Каисса Грета, финка по происхождению, стали одними из самых ярких фигур среди колонистов Рыбачьего полуострова.

Каиса Грета Йорстад

Я подумала, что выкладывать только фамилии - это будет скучно и не интересно, поэтому иногда буду публиковать небольшие выдержки из книги.

Норвежские колонисты, как и финские переселенцы, были лютеранами. Приглашение царского правительства осваивать берега Ледовитого океана неожиданно привело к тому, что Россия получила не православное, а лютеранское большинство не только в пограничных с Норвегией районах, но даже и на побережье Кольского залива. Хоть Россия не всегда одинаково терпимо относилась к «иноверцам», в данном случае не чинилось больших препятствий тому, чтоб норвежцы и финны могли спокойно исповедовать свою религию. Уже в 1870 году Сенат в Санкт-Петербурге дал разрешение на сбор денег в церквях Финляндии на строительство в Ура-Губе лютеранской часовни для колонистов. Но такой оборот дел понравился не всем, и спустя 20 лет архангельский губернатор обвинил лютеранских священников в миссионерской деятельности среди русских православных на Кольском полуострове. Российский Сенат отправил 29 января 1890 года предписание лютеранскому архиепископу в Куопио, который и направлял лютеранских священников на берега Ледовитого океана, положить конец такой деятельности. Но это не возымело действия, и на рубеже веков в Александровск, ныне—город Полярный, что на западной стороне Кольского залива, был направлен на по¬стоянную службу финский лютеранский священник.
Когда-то в Цып-Наволоке была маленькая православная церковь, вернее часовня, которую поставили для русских рыбаков, что весной и летом приходили в Баренцево море на сезонный лов. Но промысел сошел на нет, а вместе с этим пришла в упадок и часовня. Поэтому когда здесь выросла норвежская колония, ею уже никто не пользовался. Со временем норвежские и финские лютеране построили на Кольской земле несколько молельных домов, а в столице уезда - Александровске была открыта лютеранская кирха. Новый финский священник Андерс Густав Вуотила, служивший в Александровске, по несколько раз в год приезжал в Цып-Наволок. Именно во времена Вуотилы в поселке силами добровольцев была построена «кирха» для того, чтобы он мог совершать богослужения и следить за тем, чтобы дети были крещены в «правильной» вере. Может быть, тогда царские чиновники там, в далеком Петербурге, сочли, что пусть уж лучше норвежцы и финны получат священника, которые живет в России, чем будут отправляться через море в соседнюю Норвегию для удовлетворения своих религиозных нужд. Как бы то ни было Андерс Вуотила в начале века был частым гостем семьи Бергеров (норвежская семья. прим. мое) и других колонистов Цып-Наволока еще и потому, что он, как и многие другие образованные люди в Финляндии того времени, бегло говорил и по-шведски. Вуотила и его жена Хильма с двумя сыновьями жили в большом доме в Александровске. Этот дом, как и маленькая кирха, был естественно всегда открыт для норвежцев, когда они бывали проездом в новой «столице» Кольского края — Александровске.

Valentina V
Все ты правильно написала про солнечного человечка.
Natalka
я тоже выписываю фио из книг правда только моей родни. Теперь жалею что не выписывала всех подряд.
Но теперь обещаю исправиться

Из народного календаря 1910г Ингерманландия и Петербург
Учителя в сельских финских школах
М.Ролкки М.Руотси И.Хайми И.Парккинен П.Хуттер Л.Ювалайнен Келкка Тойвонен

В каждой деревне была добровольная пожарная команда
ответственные за них
М.Ронгонен д.Янино М.Яскеляйнен д.Старая М.Кенинги д.Разметелево

Эту главу хочу перепечатать полностью. Напоминаю, что книга называется «Оставшиеся без родины. История кольских норвежцев» и посвящена в основном норвежцам.

«Долой норвежцев!»

Вероятно, такой заголовок в газете «Афтенпостен» привел в замешательство многих читателей, увидевших его 22 января 1913 года. Как это понимать? Еще более удивились они, когда почитав далее, узнали о существовании норвежцев, эмигрировавшие в эту огромную Россию и осевших там. Ведь, как сказал в своей речи премьер-министр Коковцев, необходимо удалить иностранцев с Мурманского побережья, чтобы усилить русское влияние в этом приграничном районе. Поэтому, писала газета, русский премьер-министр выдвинул проект закона, значительно ограничивающий права норвежских и финских колонистов. И в этот момент, в период после 1910 года, когда растущий русский национализм начал выплескиваться в том числе и на каменистые берега Кольского полуострова, мы встречаемся с одним из крайне малочисленных примеров интереса норвежской общественности к семьям Бергеров, Йорстадов и к другим колонистам на севере.
В русских газетах того времени появились статьи, в которых указывалось, что с политической точки зрения норвежцы представляют собой угрозу безопасности России, и необходимо, мол, лишить их привилегий, сохранившихся за ними с 1868 года. В качестве аргумента в этих критических выступлениях использовались статистические данные по населению за 1908 год, которые свидетельствовали, что в западной части Мурманского побережья русские семьи составляют лишь 25 процентов от 272 семей колонистов, в то время как 54 процента – это иностранцы: финны и норвежцы. Остальные же - карелы и саамы – в большей степени ощущают свою связь с Норвегией и Финляндией, чем российской верховной властью в Санкт-Петербурге. «Право норвежцев и финнов использовать свой собственный язык в сношениях с властями является причиной того, что они не владеют русским языком и живут изолировано от всего остального русского общества», - говорилось в представленном русскому правительству отчете. «Необходимо принять ряд мер, чтобы исправить положение вещей», - решило русское правительство и предложило отменить все данные специальные привилегии «инородцев» и поставить в привилегированное положение русских колонистов. Одновременно с этим правительство сочло необходимым укрепить инфраструктуру и промышленность в этом районе, в том числе путем строительства дорог и создания для рыбаков возможности улучшить свои орудия лова.
Деятельный архангельский губернатор И.В. Сосновский стал застрельщиком проведения прорусской националистической политики на Русском Севере. Его целью было также сохранение русского суверенитета на Новой Земле, в том числе путем переселения в этот негостеприимный район ненцев, которые жили гораздо южнее на материке и являлись одной из групп коренных народов. Он отправил зимовать на Новую Землю несколько русских экспедиций, которые обнаружили на главном острове, лежащем севернее всех остальных островов, времянки норвежских рыбаков. Но норвежские охотники и рыбаки, поставившие там когда-то свои промысловые избушки, так никогда и не получили со стороны норвежского правительства поддержки своих требований. Они хотели, чтобы вопрос о суверенитете этой ничейной земли решался Международным Судом в Гааге. Так бдительность губернатора обеспечила русское господство на востоке Баренцева моря.

Продолжение следует...

Но что же с проблематичным Западным Мурманом? По инициативе того же Сосновского была создана межминистерская комиссия, которая и должна была продвигать предложение о прекращении дальнейшей норвежско-финской колонизации этого района.
К делу укрепления российского суверенитета была привлечена и русская православная церковь. Трифоно-Печенгский монастырь более, чем через триста лет после своего основания, по-прежнему оставался форпостом, оплотом русского влияния в этом пограничном районе, где большинство населения составляли финны и норвежцы. Чтобы остановить финскую и норвежскую экспансию в этом районе, настоятель монастыря архимандрит Ионафан предложил осуществить проект колонизации русскими района вдоль реки Паз. Признаков того, что этому деятельному монаху удалось привлечь в долину Пасвик большое количество новых поселенцев, очень мало. Лишь после Второй мировой войны, во время строительства никеледобывающих предприятий, присутствие русских в этих местах стало впервые заметным.
Но в то же время были в России и такие силы, которые предупреждали о негативных последствиях националистической политики по отношению к «иностранцем» в Кольском крае. В газете «Русская молва» один из авторов писал: «Маловероятно, что такое предложение приведет к росту благосостояния на побережье Мурмана. Иностранные колонисты стоят в культурном плане выше, чем остальное население. Те небольшие улучшения, что появились в методах лова, были введены этими иностранцами. Лишь 14 из 44 рыболовных судов, которые были куплены за последнее время рыболовецкими артелями, были русскими. Остальные приобретались норвежцами или финнами». Поэтому автор публикации рекомендовал, наоборот, использовать культурное достижения иностранцев, и считал точку зрения российского правительства ограниченной.
Но такого рода аргументы мало помогали, чиновники и политики в Санкт-Петербурге были настроены далеко не в пользу колонистов. 25 июля 1911 года предложение об «усилении русских элементов среди населения побережья Мурмана» было одобрено Советом Министров.
Страх, что побережье Мурмана может оказаться в руках норвежцев, кажется сейчас преувеличенным и отчасти смехотворным. В статистических данных, которые И.В. Сосновский использовал как козырь, понятие «инородец» относилось в том числе и к царским подданным в Финляндии, а ведь число норвежцев, вопреки всему, никогда не превышало двух-трех сотен.
Согласно переписи населения, в конце XIX века их было всего 220 человек. Таким образом, норвежцы составляли два-три процента от всех жителей Кольского полуострова. В Западном Мурмане процент норвежцев был выше, но самую большую группу иностранцев всегда составляли финны. В 1903 году в Россию приехало еще две норвежские семьи колонистов, всего четыре человека, а годом позже – ни одного. Одновременно с этим кто-то покидал Россию, так что максимальное число норвежских колонистов, проживающих на Кольском полуострове, никогда не превышало 250 человек. Золотое время колонизации пришлось на начало восьмидесятых годов XIX века. Можно сказать, что именно тогда волна энтузиазма по отношению к массовому переселению в Россию достигла рыбацких поселков в Восточном Финмарке. Позднее речь шла, похоже, лишь о том, чтобы те из колонистов, кто уже приехал, закрепились на этой земле. И большинству из них это удалось.
Норвежская дипломатическая миссия в Санкт-Петербурге обратила внимание на российские дебаты о колонистах побережья Мурмана, и чиновники из Министерства иностранных дел в Кристиании (Отметив в 1924 году 300-летие название Кристиания, или Христиания, столица Норвегии с 1 января 1925 года сменила свое имя на старое название - Осло) весьма удивились самому факто существования норвежцев, когда-то забредших на восток и осевших на бесплодных берегах Ледовитого океана. Министерство обратилось к тогдашнему губернатору Финмарка «амтманну» Андреасу Урби с просьбой составить список норвежских колонистов. Губернатор в свою очередь обратился за помощью к двум торговым людям: Акселю Бродткопу и Адольфу Ульсену, у которых за плечами был опыт деятельности на Северо-Западе России в течении не одного десятка лет.
В сообщении, отправленном в министерство, норвежские колонисты были охарактеризованы людьми дельными, в первую очередь благодаря своему промысловому опыту. «В этом они намного превосходят русских, - писал губернатор. – Они не отягощены налогами, ни другими поборами». Бродткорп считал, что колонисты научились полагаться только на самих себя, и живется им лучше, чем населению Финмарка в среднем . Ульсену и Бродкорпу казалось также, что межнациональные отношения там складываются хорошо, без каких-либо серьезных разногласий. Сами русские, как указывал Бродткорп, не очень хорошие рыбаки, он так же упоминает, что к выгоде норвежских колонистов на русском рынке сложились достаточно высокие цены на рыбу. Бродткорп не верил, что попытки русских дать привилегии «своим» увенчаются успехом.

Продолжение следует...

Норвежские власти, собрав информацию, составили себе представление о ситуации с колонистами и не смогли найти формального повода для протеста против обращения с «соотечественниками» с побережья Мурмана. Во всяком случае, нет никаких признаков того, что из-за нескольких затерянных на севере живых душ молодая норвежская нация (Норвегия лишь в 1905 году обрела государственную независимость)пожелала бы вступить в конфликт с великой Россией.
Интерес к норвежским колонистам в начале ХХ века был тесно связан с дискуссиями вокруг поморской торговли и ее значениям для Норвегии и России. Обе стороны задавались вопросом: а служит ли эта торговля стратегическим интересам? Правительственные круги Норвегии желали внести ясность в правила соблюдения суверенитета на севере. Выражением этого стала отмена так называемых Кибергских соглашений в 1913 году. Русские рыбаки всегда имели право на ограниченный рыбный промысел в норвежских территориальных водах, и имевшаяся у них база на суше, в Киберге, служила подспорьем этому промыслу. А с подписанием соглашения они это право теряли. Отмена этих исторических прав знаменовала с норвежской стороны начала той политической линии по отношению к России, а затем к Советскому Союзу, которая прослеживается и до наших: сотрудничество и диалог – да, разумеется; но ни в коем случае не общее право распоряжаться или совместно пользоваться морскими ресурсами.
К соглашению о линии границы Норвегии и России пришли еще в 1826 году, но ни одна из сторон не была этим довольна. Норвежская сторона воспринимала часовню в Борисоглебске как вторжение на норвежскую сторону долины Пасвик, в то время как русские были недовольны тем, что Норвегия взяла под контроль большой район к востоку от реки Паз, тем самым лишив Россию выхода к удобной морской гавани. Кроме того, в своей аргументации сторона поднимала вопрос и об интересах саамов-скольтов.
Но в 1905 году Россия оказала серьезную поддержку отделению Норвегии от Швеции. Фактически Россия была первой страной, признавшей Норвегию как независимое государство. Об этом событии впоследствии никогда не забывали упомянуть в праздничных речах ораторы обеих стран. Однако в 1911 году, как мы видим, российские власти ополчились на норвежских колонистов побережья Мурмана, что могло привести к дипломатическим осложнениям с норвегией. Хотя этого не произошло, проблеме было уделено много внимания в прессе, в том числе в соседних с нами странах – в Швеции и Финляндии. Шведские газеты доходили в своих высказываниях до того, что «норвежцев выживают из России». Несомненно, это подавалось с плохо скрываемым злорадством. Ведь Норвегия теперь не могла опираться на поддержку белее сильной Швеции, за спиной которой был столетний опыт конфликтов с Россией, в том числе из-за пограничного деления и влияния на спорных территориях.
Но, в то же время, может быть, и хорошо, что Норвегия как нация не использовала слабость России, чтобы обеспечить свои права на новые территории на севере в период до начала и во время Первой мировой войны. Хотя были определенные круги в правительстве, которые считали, что Норвегии следует использовать эту ситуацию до того как Финляндия обеспечит себе права на эти районы. Ве5дь норвежские власти были хорошо осведомлены о том, что Финляндии есть националистические силы, которые носятся с идеей о «Суур-Суоми», «Великой Финляндии», охватывающей большую часть Кольского полуострова, и даже те районы Норвегии, где среди населения было много финнов. «Финская опасность» давала основание отдельным членам правительства требовать более наступательного поведения на севере, но наличие норвежских колонистов на Мурманском побережье не играло при этом решающей роли. Собственно, нет ни единого примера того, что норвежские власти сделали хоть что-нибудь в поддержку колонистов в России. Насколько нам известно, никто из облеченных властью людей не посещал Цып-Наволок, никто не отправлял туда ни норвежских учебников, ни чего либо другого, что могло бы поддержать у жителей их норвежское самосознание.

Продолжение следует...

О чем же думали сами норвежские колонисты, услышав, что время привилегий прошло? Тот самый Адольф Ульсен, которого губернатор Финнмарка привлек в качестве эксперта для подготовки доклада МИДу, тоже был в числе тех, кт решил вернуться «домой» как раз в это время. Он был сыном Андреаса Бернта Ульсена, одного из первых, кто в свое время откликнулся на заманчивое предложение из России в 1870 году. Адольф успел пожить и в Цып-Наволоке, и в Вайда-Губе, но потом переехал со своей большой семьей в Вадсё. Нельзя сказать, что среди колонистов царила паника. Немного узнав неповоротливою управленческую систему русских, можно было не сомневаться, что решение Совета Министров не повлечет за собой каких-либо непосредственных последствий. Кстати, брат Адольфа, Карл, остался жить в Цып-Наволоке, да и полное энтузиазма описание жизни колонистов, которое Адольф дал губернатору Финнмарка, не дает оснований думать, что причиной его переезда послужили изменения в политике российского правительства.
Экономические колонисты были почти полностью независимы от государства, и на практике власти в Санкт-Петербурге и в Архангельске располагали очень ограниченным арсеналом средств воздействия на них. Но вот отмена одной из привилегий, заставила кое-кого подбросить монету или погадать на ромашке: оставаться в России или уехать в Норвегию. Первоначально по привилегиям 1868 года им предоставлялось освобождение от военной службы, теперь этот порядок был отменен росчеркам пера, и они могли быть призваны в царскую армию. Если уж кого поставили на воинский учет, избежать службы, которая могла длиться до 5 лет, было трудно.
После 1910 года политическое напряжение в Европе росло. Российская же мощь основывалась на почти неограниченном количестве солдат, которых можно было призвать под ружье. Так что многим юношам и их обеспокоенным матерям пришлось призадуматься, когда они узнали, что освобождение от воинской повинности больше не распространяется на колонистов. И они чувствовали: начнись война – она не обойдет стороной даже такой отдаленный уголок, как Цып-Наволок.

Валентина, я не нарушаю правила в Вашей теме тем, что пишу о норвежцах? В тексте встречаются и финны, поэтому я и выкладываю. Если я что-то буду писать не то, вы дайте мне знать. Хорошо?

Имена и фамилии финнов

Вопросы/ответы