Боровитиновы - тема для генеалогического и биографического поиска

МОСКОВСКИЕ ГОСТИ В НОВГОРОДЕ

В истории купечества остается малоизученным его высший, весьма своеобразный слой – гости. Дореволюционные историки практически не занимались конкретными исследованиями о гостях. Они сосредоточили внимание на более общих вопросах развития торговли, торговых путей. Что же касается истории городов и городского населения, посада, то до конца 30-х годов господствовала традиционная схема, наиболее полно изложенная В.О. Ключевским(1).

Начало специальному изучению гостей XV—XVI вв. положил В.Е. Сыроечковский(2). Он привлек внимание к их социально-экономической и политической роли в эпоху образования Российского государства. Высказанные Сыроечковским соображения о различии в положении гостей-сурожан конца XV– первой половины XVI в. и гостей XVII в. были критически восприняты, поддержаны и развиты другими советскими историками.

Об объединениях «гостей», их месте в жизни русского средневекового города XIV–XV вв., в политическом развитии России XVI в. писали М.Н. Тихомиров, Л.В. Черепнин, А.М. Сахаров, С.В. Бахрушин, А.П. Пронштейн, В.Н. Вернадский, А.А. Зимин(3). Среди последних работ, в которых обобщена и теоретически осмыслена роль крупного купечества в XVI в., наиболее интересны статьи Н.Е. Носова и Б.Н. Флори(4). В первой рассматриваются пути формирования раннебуржуазных слоев населения в феодальном городе, определяется уровень его экономического развития и при этом выявляется активная роль гостей в зарождении буржуазных отношений. Во второй прослежена динамика развития привилегированного купечества в конце XV –первой половине: XVI в. и в конце XVI – начале XVII века.

Ныне среди исследователей нет единого мнения о степени экономического развития русского города в рассматриваемое время. В частности, предстоит более точно определить уровень развития всего третьего сословия в разные исторические периоды и по регионам. Недостаточно изучена деятельность гостей в таких крупных центрах, как Новгород и Псков, их функции и привилегии, численность на протяжении XV–XVII веков. Не освещена судьба многих торговых фамилий, известных по источникам того времени. Цель настоящей статьи заключается в том, чтобы показать возрастание роли гостей в социально-экономической и политической жизни одного из крупнейших феодальных центров России конца XV в. – Новгорода. Изучение деятельности переселенных в этот город из Москвы представителей высшего купечества важно для характеристики экономического развития России в XVI веке.

В Древнерусском государстве гостями чаще всего называли тех торговцев, кто вел торг за пределами страны, или, наоборот, иностранцев, приехавших торговать в Русскую землю. В отличие от них людей, торговавших в городе или в определенной местности, именовали купцами. Однако слово «гость» употребляется летописцами и применительно к купцам многих областей Древней Руси. В летописях имеются упоминания о низовских, новоторжеских, полоцких, смоленских, новгородских, тверских гостях(5). По своему социальному положению гости первоначально, видимо, не выделялись резко в общей массе купечества, но и в XII–XIII вв. отмечается неоднородность этой группы феодального общества(6). Ранние источники не говорят о большой разнице в характере торговой деятельности гостей и купцов, но ощутимое различие в оттенках терминов («гость» и «купец», «гостьба» и «купля») позволяет думать, что гостями называли наиболее состоятельных купцов.

Во второй половине XV в. купечество численно увеличилось и поле деятельности его заметно расширилось. Появились торговцы, постоянно связанные делами с определенными областями внутри страны либо с иностранными государствами. К этому времени относится больше всего упоминаний о сурожанах, суконниках, гостях московских, новгородских, псковских. Эти названия все еще отражают принадлежность купцов к определенным территориям или основное направление их торговли. Однако гость теперь уже резко противопоставлен купцам, суконникам и сурожанам, и летописцы не смешивают его с другими торговыми людьми. На это обращал внимание Сыроечковский: «Термин «гости» в княжеских договорах отнюдь не охватывает сурожан и суконников, наоборот – гости противопоставляются суконникам как высший, по сравнению с ними, разряд купечества» (7).

В конце XV и особенно в XVI в. термин «гость» сросся с определением «московский» (8). Это явление, очевидно, связано с успехом объединительной политики Ивана III. Русское государство стремилось использовать в своих интересах богатую и влиятельную верхушку купечества. Официально закрепив за московскими гостями определенные обязанности, правительство превратило их в верных проводников великокняжеской политики внутри государства и вовне его; на рубеже XV–XVI вв. термин «московский гость» понимали не в местном смысле (гость Москвы), а в общерусском, хотя имели в виду прежде всего столичное купечество, а чаще всего представителей высшего купечества, посылаемых правительством во вновь присоединенные к Москве земли.

Добившись присоединения Новгорода к Москве, центральное правительство старалось закрепить свою власть в Новгородской земле. Одной из главных мер, проводившихся Иваном III с этой целью, была конфискация земельных владений новгородских бояр, житьих людей с последующим переселением на эти земли новых владельцев из Москвы. Не менее важной задачей было налаживание – в интересах всего Российского государства – торговых контактов с Западной Европой и Скандинавией через Новгород. Третья задача – возведение в нем новых крепостных сооружений – вставала потому, что Новгород являлся опорным пунктом русских войск на северо-западе страны. Требовалось, наконец, перестроить внутреннее управление Новгородом, ввести здесь новые, московские порядки.

Конфискация новгородских вотчин сопровождалась массовым выселением их бывших владельцев в центральные районы страны и водворением на освободившейся земле московских послужильцев. По данным В.Н. Вернадского и Г.В. Абрамовича, до 1489 г. правительство провело не менее пяти конфискаций земель, принадлежавших новгородским боярам, владычных и монастырских волостей(9). Одновременно проводилось массовое выселение новгородцев. По свидетельству Никоновской и Иоасафовской летописей, Владимирского летописца, в 1487 г. великий князь вывел из Новгорода во Владимир 50 семей «лучших гостей новгородских»; в 1488 г. он вновь вывел «много» торговых людей и расселил их «по всем городам Московским» (10). Наиболее грандиозным было переселение 1489 г., которому подверглись более тысячи бояр, житьих людей и гостей. Великий князь «жаловал их на Москве» и дал поместья во Владимире, Муроме, Нижнем Новгороде, Переславле, Юрьеве, Ростове, Костроме «и по иным городам»(11). Освободившиеся владения Иван III передал «лучшим гостям» и детям боярским «с Москвы и из иных городов» (12). По подсчетам С.Б. Веселовского, с 1478 по 1503 г. на бывшие владения бояр и житьих людей было переведено около двух тысяч человек (13). В состав этих введенцев – представителей старых московских боярских родов, удельных князей, детей боярских из разных городов, бывших холопов – правительство включило московских гостей.

Кто же они такие? Фамилии их в московской среде были известны давно. Это Никита Тараканов и его сыновья Владимир и Василий, Фома и Гавриил Саларевы, Иван Сырков, Федор Боровитинов, Михаил Ямской, братья Иван, Семен, Матвей и Алексей Корюковы. Сыроечковский, подробно описавший московский период деятельности гостей, приводит много фактов из жизни Саларевых, Таракановых, Боровитиновых и других гостей-сурожан, торговавших с итальянскими колониями в Крыму во второй половине XV века(14). Фома и Гавриил Саларевы происходили из рода сурожан Саларевых, известного со времен Дмитрия Донского. Иван Сырков и Гавриил Саларев в конце XV в. не раз были кредиторами московской знати. Купец Торокан, родоначальник знаменитых Таракановых, заложил едва ли не первые в Москве каменные палаты недалеко от Фроловских (Спасских) ворот у стен Московского Кремля (15).

Переселившиеся гости получили возможность прочно обосноваться в Новгороде, построив свои усадьбы. По данным писцовых книг второй половины XVI в., все дворы гостей находились на Торговой стороне Новгорода и принадлежали трем-четырем поколениям владельцев(16). Дворы Таракановых располагались на улице Рогатице. В писцовых книгах упоминается «палата каженна», находившаяся во дворе Андрея Тараканова (вероятно, именно ее остатки были обнаружены во время недавних археологических раскопок на Рогатице) (17). Дворы и огороды Саларевых находились на Загородной улице, рядом с городским валом. Ямские и Корюковы имели дворы на Павловой, Варяжской и Киро-Ивановской улицах. Боровитиновы жили на Никитиной улице, а двор гостей Сырковых в течение трех поколений находился около Торга, рядом с церковью Жен-Мироносиц.

Московским гостям отводилась значительная роль в налаживании в городе новых порядков. В отличие от наместников, менявшихся очень часто(18), гости связали свою жизнь и деятельность с Новгородом и Новгородской землей на протяжении нескольких поколений. Обязанности, возложенные, на них, были разнообразны. Они участвовали в решении вопросов, связанных с внешней политикой Новгорода первой половины XVI в., заседали вместе с наместником в городском суде, заведовали денежным двором, руководили торговлей, выполняли различные поручения по наведению порядка в городе. Деятельность гостей отмечена также строительством новых культовых и оборонительных сооружений. С 1484 г. шло строительство новгородского Детинца «по старой основе», закончившееся к 1499 году. В 1502—1504 гг. повелением Ивана III по старому новгородскому валу были возведены новые деревянные стелы с башнями. В организации работ принимали участие гости Фома Саларев, Иван Елизаров, Владимир Тараканов, занимавшие в городе должности новгородских купеческих старост. В 1507 г. Владимир Тараканов вместе с мастером Маркусом Греком строили новые стены вокруг крепости Ивангород. Участие гостей в сооружении укреплений в Новгороде отмечено и в 1534 году(19).

После присоединения к Москве вся полнота власти в Новгороде принадлежала наместникам великого князя. На них возлагалась обязанность «всякие... .дела судебныя и земския правити по великого князя пошлинам и старинам» (20). Однако при ведении судебных дел наместниками и их тиунами не обходилось без злоупотреблений и взяток, и в 1518 г. по приказу великого князя новгородский суд был реорганизован. Он состоял теперь из двух инстанций, в высшую из которых вместе с наместником входил купеческий староста Василий Никитич Тараканов, а в низшую – вместе с тиунами – четыре выборных цело¬вальника из «лучших людей» города, менявшиеся каждый месяц. П.П. Смирнов и А.П. Пронштейн видят в этой перестройке судебных органов появление в Новгороде выборного суда в составе старосты и 48 целовальников, который действовал при наместниках и их тиунах(21). Есть, однако, основания считать, что состав как высшего суда (наместник и купеческий староста), так и низшего (тиуны и целовальники), скорее, назначался по указанию великого князя. В летописи говорится, что дворецкому великого князя И.К Сабурову, дьяку Алексею Щекину и дворцовым дьякам Семену Борисову и Звяге Софонову было поручено «выбрать из улиц лутших людей четыредесять восемь человек и к целованию привести». И «оттоле по государеву слову... уставили судити с наместники старосту купецкого Василия Никитина сына Тараканова, а с тиуны судити целовальником по 4 человека на всякий месяц» (22). Это мало схоже с выборами на уличанских сходах. Включение гостя в систему судопроизводства, конечно, повышало авторитет московской администрации в глазах посадских людей. Подтверждением зависимости купеческого старосты, сидевшего в суде, от воли великого князя, может служить известная грамота об отставлении от службы 31 января 1555 г. старосты Ивана Борзунова(23), запрещавшая ему «в суде у наших наместников и у дворецкого быти». За службу Борзунов владел поместьем, при отставке оно было отписано на государя.

На московских гостей возлагалось и руководство новгородским денежным двором, который начал действовать во время чеканки новых монет в Москве, в период проведения денежной реформы Елены Глинской 20 июня 1535 г. Находился он на Торговой стороне в переулке между церквями Святых отцов и Николы на Дворище(24). «А во дворе денежном,— пишет летописец, – велел князь великий ведати, смотрети накрепко делыциков денежных и мастеров своему гостю Московскому Богдану Семенову сыну Корюкова с товарищи, чтобы во дворе было без всякоя хитрости»(25). По мнению А.А. Зимина, назначение Корюкова наблюдать за работой денежного двора усилило недовольство новгородцев. Это назначение, как считал А.А. Зимин, сыграло не последнюю роль в том, что некоторые круги новгородского дворянства поддержали сепаратистское движение князя Андрея Старицкого(26).

Назначение гостя Корюкова на место руководителя и ревизора денежного двора, вызвавшее недовольство новгородских дворян, следует связывать с общей линией развития московско-новгородских отношений 30—40-х годов XVI века. Именно в то время усиливается контроль над политическим и экономическим развитием Новгорода. В 1531 г. по приказу приехавших из Москвы дьяков Якова Шишкина, Афанасия Курцова и дворцового дьяка Мити Великого была проведена перепланировка города, размерены после майского пожара улицы на Софийской стороне, по всему городу расставлены решетки и посты огневщиков (пожарников). Затем у решеток появились сторожа, следившие за порядком в городе. В 1532 г. был построен большой мост через Волхов, на сооружение которого выделено «из великого князя казны 200 рублев московских». Возведение мостов в Новгороде отмечено летописями в 1536, 1537, 1547 годах. В 1537 г. на случай обороны от «мятежника» Андрея Старицкого за пять дней был выстроен деревянный острог на Торговой стороне(27). В ряду подобных мер назначение Корюкова представляется вполне последовательным актом.

Гости исполняли и чисто полицейские обязанности. В грамоте, присланной из Москвы в Новгород в 1556 г.(28), говорится, об одном из гостей, «старосте большом» Алексее Сыркове, который контролировал продажу вина в питейных заведениях. При исполнении служебных обязанностей ему было нанесено оскорбление словами и действием. За это виновный был обязан заплатить штраф в 50 рублей. Сумма штрафа (годовой оклад новгородского старосты) соответствовала высокому положению Сыркова, причем поступок рассматривался как «бесчестье гостя», за что по ст. 26 Судебника 1550 г. уплачивалась такая же сумма. «Большой староста» также ведал сбором налогов. В платежнице Деревской пятины 1558 г. говорится о «податях» большому старосте и земским дьячкам, которые выделены в особую статью сборов(29).

Значительную роль гости играли во внешней политике Новгорода. С их именами связано подписание большинства торговых договоров с Ганзой, Ливонией и Швецией. Выселение из Новгорода купцов и гостей не преследовало цели подорвать торговлю с традиционными партнерами России – Ганзой и Ливонией. Помещенные на их место московские гости продолжали участвовать в решении вопросов внешней политики, поставленных еще во времена независимости Новгорода, но теперь уже имевших значение для всей России. Более того, центральное правительство не раз поручало наместникам при непосредственном участии гостей оформлять договоры «по старине»(30). Подписывали их все те же Саларевы, Ямские, Корюковы, Таракановы и Сырковы, причем все они также упоминаются в качестве новгородских купеческих старост.

В марте 1509 г. Ф.Д. Саларев и А.Г. Корюков участвуют в подписании новгородско-ливонского договора сроком на 14 лет. В.Н. Тараканов, брат Владимира, подписывает три торговых договора с Ганзой и Ливонией(31). В мае 1514 г. В.Н. Тараканов подписывает новгородско-ганзейский договор, явившийся итогом двадцатилетней борьбы за установление выгодных торговых отношений. Новгородско-ливонский договор 1 сентября 1521 г. сроком на 10 лет подписывает также Василий Тараканов вместе с Богданом Корюковым. Он же вместе с Д.И.Сырковым ставит свою подпись и под договором 1 октября 1531 года. Договор 23 августа 1550 г. с Ливонией подписывают А. М. Ямской и В. А. Корюков, а договорная грамота с магистром Генрихом фон Галеном 24 июня 1554 г. подписана купеческими старостами Алексеем Сырковым и Иваном Борзуновым, новгородско-шведские договоры 1497, 1504, 1510, 1513 гг. – Ф.Д. Саларевым, Владимиром и Василием Таракановыми, Алексеем Корюковым(32).

Участие гостей в важных для развития экономики и торговых связей России внешнеполитических акциях свидетельствует о возрастающей роли привилегированного купечества в Российском государстве. Именно эта деталь в переговорах со шведами вызывала возражения с их стороны и даже привела к войне. Однако и после русско-шведской войны 1555–1557 гг. им пришлось обращаться опять к новгородским наместникам и гостям. «И великий государь, – говорится в позднейшей летописи дипломатических сношений со Швецией, – королевских гонцов и послов к себе пропущать не велел и указал, чтоб они о миру договор чинили по-прежнему с новгородскими наместниками»(33).

Выполнение поручений дипломатического характера, как отмечает Б.Н. Флоря, «ставило «гостей» в особые отношения с аппаратом государственной власти» и «выделяло их из остальной массы горожан»(34). Эта деятельность гостей носила характер чисто служебный и контролировалась центральной властью.

Видимо, за эту-то службу они и получали, подобно дворянам, поместья, которые сохранялись за ними в течение службы и переходили к сыновьям и внукам. Отставка от «службы» (как в случае с Иваном Борзуновым) влекла за собой и конфискацию земельного владения. Поместья, полученные московскими гостями после переезда в Новгород, располагались в северной части Деревской пятины и были зафиксированы писцами около 1495 года(35). Как свидетельствуют пометы в писцовой книге, Саларевы и Таракановы получили поместья «против земель их московских» (36). Владения гостей не отличались большими размерами, только у Никиты Тараканова и Фомы Саларева они приближались по размерам (по 23 обжи) к владениям средних помещиков, поместья других московских гостей относились к мелким.

Получая от великого князя за службу поместья, гости, приравненные в этом случае к дворянству, все же составляли свое основное богатство не на казенной службе, а торговлей. Источники сохранили мало известий о занятиях гостей торговлей, тем не менее, можно составить определенное представление и об этой стороне дела. В расходных книгах Софийского дома за 1547–1548 гг. сохранились сведения о покупке у Петра Тараканова сукон(37).

Более значительные сведения о масштабе торговли гостей дают вкладные книги. Крупнейшие в новгородских делах гости Таракановы и Сырковы вкладывали в монастыри деньги и предметы торговли. Иван Сырков около 1475 г. дает в Троице-Сергиев монастырь ризы, камку, шитую жемчугом, кружева, шитые золотом и серебром(38). Его сын Дмитрий и внуки Алексей и Федор сделали вклад в Соловецкий монастырь на 60 рублей книгами и ризами. В тот же монастырь в 1558 г. Федор Сырков внес крест с мощами, украшенный жемчугом и драгоценными камнями, стоимостью более 300 рублей(39). Многочисленное семейство Таракановых по-прежнему тяготело к Москве и подмосковным монастырям. Никита Тараканов около 1511 г. делает вклад в 200 руб., а затем еще 60 руб. на поминание в Иосифо-Волоколамский монастырь(40), Елена Тараканова (жена Ильи Тараканова) в 1537 г. вносит в Троице-Сергиев монастырь сначала ковер, а затем 50 руб.; Матвей и Федор Владимировичи Таракановы в 1545 г. – жемчужное ожерелье стоимостью 23 рубля. Матвей Тараканов в 1554 и 1557 гг. дважды внес по 50 рублей. Четвертое поколение Таракановых (Никита Петрович, Юрий Андреевич, Богдан Васильевич и Офимья Тараканова с сыновьями) вкладывает в Троице-Сергиев монастырь деревни, унаследованные от первых Таракановых(41). Таким образом, даже при отсутствии прямых данных о размере торговли гостей можно не сомневаться в их богатстве, поскольку и вещи (камка, ковер, ожерелье, сукна, кружева) и значительные по тем временам суммы денег, данные ими в монастыри, говорят сами за себя.

Экономическая сила гостей, рост их влияния на развитие культуры Новгорода XVI в. проявились в строительстве представителями привилегированного купечества каменных церквей. Анализируя новгородскую экономику XVI в., А.А. Зимин писал, что «некоторые материалы для решения этого вопроса мог бы дать анализ развития культуры в Великом Новгороде»(42). Действительно, архитектура дает богатый материал, чтобы судить о различных сторонах деятельности гостей.

После значительного перерыва в новгородском храмовом строительстве оно возобновилось в начале XVI в., когда Иван Сырков вместе с сыновьями Афанасием и Дмитрием в 1506–1510 гг. поставили на Ярославовом дворище богато украшенную церковь Жен-Мироносиц. Освящение ее состоялось 10 ноября 1510 г. во время пребывания в Новгороде великого князя Василия III. Церковь Жен-Мироносиц – фамильный храм Сырковых, рядом с ней располагался и их двор (43). Здание церкви разделено на три этажа. Нижний, подвальный, был дополнительно разделен на два яруса деревянным перекрытием. В подвал вел отдельный вход. Подвальные помещения, предназначенные для хранения товаров, были хорошо защищены от почвенной влаги, имели надежные металлические решетки на окнах и двойные двери, окованные снаружи металлом(44). Напротив церкви Жен-Мироносиц, в пяти-шести метрах, расположена церковь Прокопия «с погребом» (1529 г.), построенная Дмитрием Ивановичем Сырковым,(45) – миниатюрная копия предыдущей. Складские помещения располагались в двух нижних этажах. Конструктивные особенности этих двух построек указывают на практическое использование каменных церквей в торговых целях.

Дмитрий Сырков, строитель церкви Прокопия, известный купеческий староста, в 1515 г. как «нарядчик» присутствовал на освящении церкви Успения в Тихвине, в 1524 г. дал деньги на поновление патронального храма новгородского купечества (церковь Параскевы Пятницы на Торгу), в 1532 г. – на постройку церкви Успения Колмова монастыря с каменными трапезной и поварней. В том же году он «нарядчик» при церкви Св. Николая на владычном дворе, в 1536 г. по его приказу перестраивают верх церкви Варлаама на Ярославовом дворище (46). Таким образом, Д. И. Сырков являлся распорядителем и заказчиком многих построек(47).

Наряду с постройками Сырковых в Новгороде сохранилась церковь Климента на Иворове улице, восстановленная в 1520 г. В.Н. Таракановым. Он же строил церковь Успения в селе Сытине на берегу Ильменя в 1538 г. Жена его дяди, Ильи Тараканова, Елена (по летописи – вдова) осенью 1538 г. распорядилась поставить церковь Федора Стратилата с трапезной в монастыре св. Николы в Воротниках. Приписка в летописи – «а тогда была она у государя великого князя Ивана Васильевича всея Руси, у великой княгини Елены на сенех»(48)– свидетельствует о близости Таракановых к правителям государства. Гость Богдан Корюков (руководитель Денежного двора) в 1532—1533гг. возвел две каменные церкви: одну в честь святого Иакова Заведеева (Иакова Компостельского), другую – Зачатья Иоанна Предтечи. Обе они являлись приделами к церкви Воскресения на Павловой улице(49).

Летописи, содержат и другие сведения о строительстве новгородских церквей московскими гостями в 1516, 1527, 1534, 1536 годах(50). Характерное в этом отношении сооружение – церковь Бориса и Глеба в Плотницком конце Новгорода (1536 г.), сохранившаяся до наших дней. Строили ее пять месяцев «20 новгородских больших мастеров» при участии жителей Запольской и Конюховой улиц вместе с «Московскими гостями и Новгородскими»(51). Специально для церкви Бориса и Глеба, своего нового патронального храма, московские и новгородские гости в 1560 г. заказали икону с избранными новгородскими и общерусскими святыми на полях (52).

Участие гостей в церковном строительстве Новгорода особенно усилилось в 50–60-е годы XVI в. в связи с деятельностью известного гостя, ставшего государевым дьяком, – Федора Дмитриевича Сыркова. По завершении Ф.Д. Сырковым трудной миссии в Колывани (Таллине) в 1548—1554 гг. недалеко от Новгорода возводится Сырков монастырь с церковью Феодосия Печерского и храмом Владимирской божьей матери. Сырков монастырь был не только резиденцией государева дьяка, но и центром пригородного новгородского книгописания (53). Две из сохранившихся восьми рукописных книг XVI в. этого монастыря – Устав церковный и Евангелие толковое – имеют вкладные записи и пожертвованы Сырковым монастырю в период его строительства(54). В числе построек Сыркова несколько монастырей: Николо-Розважский, рядом с территорией Кремля (середина 50-х годов XVI в.) (55), Тихвинский, возведенный по заданию Ивана Грозного в центральном Обонежье (1560 г.), крупное оборонительное сооружение(56), Арсениевский на берегу Волхова, на Михайловой улице(57), а также церковь Благовещения в Зеленой пустыни (58) и ряд других.

Результатом деятельности гостей было, таким образом, множество культовых построек. Как масштабы строительства, так и конструктивные особенности церквей позволяют говорить о богатстве верхушки гостей. Развернувшееся строительство влияло на городской ландшафт: вокруг новых построек появлялись целые комплексы городских усадеб, менявших общий вид города. Новые архитектурные веяния отражали вкусы и традиции московских гостей.

Из среды наиболее отличившихся на службе великому князю гостей постепенно формировался новый слой чиновничества – дьячество. Судьба Федора Сыркова – характерный пример эволюции гостей в сторону слияния с классом феодалов, что выражалось в получении ими официальных должностей и земельных владений. Если в 1538 г. Ф. Д. Сырков упоминается в источниках как гость, то через 12 лет летописи говорят о нем как о государевом дьяке, который вместе с другими дьяками, «собрав грамоты рядовские, положил оброк на всякого человека торгового» (59). В 1551 г. он выдает Федору Неледенскому «с товарищи» грамоту для описания Бежецкой пятины с целью определения размера устанавливаемого налога(60). В марте, декабре 1552 г, и в апреле 1553 г. он упоминается в связи со сбором податей с новгородского населения(61). Особенно интенсивная деятельность государева дьяка • Федора Сыркова приходится на 1554–1556 гг. и связана она с судебными и поместными делами. К этому времени относятся около 70 адресованных ему грамот от имени Ивана Грозного(62) и 10 грамот, в которых Федор упомянут при разборе разных дел (63).

Еще раньше, в 20-х годах XVI в., зафиксирован переход в дьячество В.Н. Тараканова. В 1518 г. как дьяк Василия III он участвует в переговорах с послом ливонского магистра Дитрихом Шимборком, а в 1522–1524 гг. – с турецким послом Скиндером, поднося ему от имени великого князя подарки(64). О том, что дьяки набирались из гостей, имеется и прямое свидетельство Григория Котошихина, относящееся, правда, к более позднему времени (65). Переход гостей на государственную службу, видимо, был вызван неустойчивым положением привилегированного купечества, стремлением избавиться от необходимости приспосабливаться и лавировать между группировками феодальной знати.

В 1570 г. в жизни и деятельности гостей в Новгороде наступил перелом. После почти столетнего развития города в составе Российского государства он подвергся опричному разгрому(66), во время которого гости гибли и разорялись. Опричная армия 2 января 1570 г. подошла к стенам города и окружила его заставами. В числе первых казненных именитых горожан «Синодик опальных царя Ивана Грозного» называет Федора Сыркова (67). Имя Федора и других гостей не попало в официальные летописи, только на далекой Пинеге местный летописец в XVII в. упомянул его в своей летописи (68). Свидетелем смерти Федора Сыркова и его брата Алексея был Альберт Шлихтинг – «померанский уроженец», попавший в плен к русским еще в 1564 г. и служивший переводчиком у итальянского врача при дворе Ивана Грозного. Вспоминая виденное, Шлихтинг описывает жестокие мучения, а затем казнь братьев Сырковых и их родственников(69). В сохранившемся синодике Сыркова монастыря 1675 г. также упомянуты «убиенные» Федор и Алексей погибшие в январе 1570 года(70).

«Синодик опальных» сохранил имена и других казненных гостей. Среди них сын Василия Никитича Тараканова Андрей, сын Алексея Корюкова Василий. Позднее в Москве был казнен и Семен Корюков. Погиб также представитель династии гостей Ямских – Дмитрий(71). О запустении и разграблении дворов гостей свидетельствуют писцовые книги по Новгороду конца XVI века. При описании городских усадеб Таракановых на улице Рогатице упомянуты пустые дворы Таракановых: Федора, Андрея, Богдана, Петра. Под государеву дворовую меру отошли дворы Алексея Сыркова, Василия и Федора Ямских. Дворы А.Я. Корюкова и его дядей, Василия и Михаила, перешли к другим владельцам. На Торгу опустели гостиные места Ивана, Андрея и Юрия Боровитиновых(72). Не многим лучше обстояло дело и в Деревской пятине, где к 1573 г. большинство владений московских гостей запустело «от мору, от голоду, от худобы и государьских податей».

Обыскная книга Деревской пятины 1572–1573 гг. отразила тяжелые перемены, происшедшие за время Ливонской войны и опричнины, в судьбе гостей, принадлежавших к третьему-четвертому поколениям введенцев (73). В Листовском погосте вновь отмечены запустевшие владения Владимира и Василия Никитичей Таракановых(74) и их «братаничей Ивана и Федора Ильиных детей Тараканова». Поместья, принадлежавшие Богдану и его двоюродным братьям Михаилу и Василию Корюковым, запустели в 1567–1569 годах(75). Владения Федора и Алексея Сырковых, внуков Ивана Сыркова, в Островском погосте запустели в 1569 г., а владения Федора Боровитинова – за 27–30 лет до того. Еще до начала похода Ивана Грозного было выведено из Новгорода в Москву 150 семей гостей, из которых пять были прежние москвичи. В 1571 г. из Земской половины Новгорода в Москву отъехали еще 40 семей, а из Опричной половины – 60 человек с детьми (76).

Внедрение москвичей, казалось бы, обеспечивало Ивану III постоянное подчинение Новгорода Москве и выполнение требований, предъявлявшихся вновь присоединенной территории московской администрацией. Однако верхушка новгородского купечества в лице московских гостей, верой и правдой служивших великому князю, своеобразный городской патрициат, оказалась в двойственном положении. Гости на протяжении первых трех четвертей XVI в. передавали нити управления городом в руки своих сыновей и внуков. Обеспечив себе устойчивое положение, они прочно связали свою жизнь с Новгородом. Вероятно, в третьем-четвертом поколениях, переродившись, бывшие москвичи проявляли восприимчивость к устойчивым городским порядкам и традициям, сохранившимся в Новгороде от республиканского времени. Не случайно по отношению к Ф.Д. Сыркову и Б.С. Корюкову, наиболее известным в Новгороде гостям и купеческим старостам, применялся термин «посадник» (77). Однако к тому времени основные службы по управлению городом были уже налажены, и союз гостей с верховной властью кончился тем, что она, если употребить выражение Ф. Энгельса, «в благодарность за это поработила и ограбила своего союзника»(78).

Переводом в Москву гостей, в том числе пяти семей старых москвичей, достигалась и другая цель – пополнение купечества столицы и укрепление московского посада, опустошенного набегом Девлет-Гирея в 1571 г., что выразилось в появлении в Москве в конце XVI в. Новгородской сотни, составленной из выведенных новгородцев (79). Все это свидетельствует, что давление феодального государства делало дальнейшее развитие купечества (даже его верхушки, гостей) по самостоятельному пути невозможным. Народившееся самодержавие подчиняло деятельность купечества целям феодального государства.

Примечания:

(1) Ключевский В.О. История сословий в России. Курс, читанный в Московском университете в 1886 г. М. 1913; его же. Соч. Т. 2. М. 1957, с. 373–398; т. 8. М. 1959, с. 24–112. См. так же: Сергеевич В.И. Русские юридические древности. Т. 1. СПб. 1890, с. 274–291; Мельгунов П. П. Очерки по истории русской торговли IX–XVIII вв. М. 1905, с. 182–183; Довнар-Запольский М.В. Торговля и промышленность Москвы XVI–XVII вв. В кн.: Москва в ее прошлом и настоящем. Ч. III. М. 1911, с. 12–13; Любавский М.К. Лекции по древней русской истории до конца XVI в М. 1918, с. 271–272, и др.

(2) Сыроечковский В.Е. Гости-сурожане. М.-Л. 1935.

(3) Бахрушин С. В. Научные труды. Т. 1. М. 1952, с. 142–156; Пронштейн А. П. Великий Новгород в XVI веке. Харьков. 1957, с. 142–149; Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV в. М.-Л. 1961, с. 345–351; Тихомиров М. Н. Средневековая Москва в XIV–XV вв. М. 1957, с. 150–161; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. М. 1960, с. 412–423; Сахаров А. М. Города Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. М. 1960, с. 162–170; Зимин А. А. Россия на пороге нового времени. М. 1972, с. 218–219.