Кемский уезд - Генеалогический форум ВГД. Тема №124757

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

3. Памятник «Павшим за Родину»

Памятник находится на улице Героев, 2

Памятник установлен 06.11.1981 г.

После установления советской власти в Карелии во все деревни и сёла были отправлены посланцы партии для учреждения местных Советов, организации школ и налаживания новой жизни. В деревни Костомукша и Контокки были посланы бывшие красногвардейцы коммунисты Олави Весала, Аатами Юнтунен и Калле Виролайнен. Весала был уполномоченным ЧК, Юнтунен – учителем, а Виролайнен – милиционером. Начавшаяся осенью 1921 года новая волна интервенции из Финляндии сопровождалась антисоветским восстанием в северных карельских волостях. Были расстреляны почти все учителя и работники Советов. Та же судьба постигла Весала, Юнтунена, Виролайнена, их расстреляли на второй день после ареста на обочине дороги, ведущей в деревню Лувозеро. Тела коммунаров нашли в лесу и похоронили на одном из мысов Контокки. В послевоенное время, в течение которого деревня Контокки была сожжена, трудно было найти место захоронения коммунаров. Берега озера поросли лесом, затянулись мхами и багульником, и всё же позже могила была найдена. Тела перезахоронили на пригорке в парковой зоне будущего города в 1980 году. На могиле героев воздвигли обелиск. В 2004 году Костомукшский ГОК провел реконструкцию памятника. Автором, которого являются А.Титов и А.Черепанов. Памятник стал местом поклонения погибшим воинам в Афганистане и Чечне. Справа и слева от обелиска установлены мемориальные доски.

4. Памятный знак Филипповой Ольге Егоровне

Недалеко от школы № 3 по улице Октябрьская, 4

Недалеко от школы № 3 по улице Октябрьская, 4 стоит памятный знак, установленный в память об Ольге Егоровне Филипповой, которая работала учителем начальных классов в Контоккской начальной школе в довоенный период. В годы войны Ольга была радисткой подпольной группы на территории Карелии, в 1943 году в возрасте 23 лет была расстреляна белофиннами. Школьный музей носит имя О.Филипповой.

Открытие памятника состоялось 30 мая 1988 года, памятный знак создан по проекту Мухамедзянова Шамиля Шакировича.

Мемориальный музей памяти О.Е.Филипповой в школе №3 - http://museum3.jimdo.com/

8. Памятный знак участнику Великой Отечественной войны Татьяне Ульяновне Богдановой, Аконлахти (территория заповедника "Костомукшский")

Территория Костомукшского городского округа, заповедник "Костомукшский", бывшая деревня Аконлахти

В честь 70-летия Великой Победы, в Петров день, 12.07.2015 июля, на месте бывшей деревни Аконлахти был открыт памятный знак участнику Великой Отечественной войны Татьяне Ульяновне Богдановой, уроженке этих краев, при участии Заповедника «Костомукшский», директор Тархов С.В. и поддержке АО ««Карельский Окатыш» - генеральный директор Воробьев М.А. Татьяна Богданова родилась 12 сентября 1918 года на хуторе Бабья Губа, который относился к центральной усадьбе Аконлахти. Во время Зимней войны, она добровольно отправилась на фронт в лыжный разведотряд переводчицей.. За мужество и отвагу Татьяна Богданова посмертно награждена орденом Отечественной войны I степени.

Петров день – Петрунпяйвя – был престольным праздником этой рунопевческой деревни Аконлахти. В 1958 году все жители были выселены из деревни, а дома сожжены. Праздник возобновлен в 1993 году по инициативе местных жителей и заповедника «Костомукшский».

10. Памятник Мийкхо Перттунену

Деревня Вокнаволок, улица Калевальская, 8

Среди жителей деревни немало известных людей, внесших вклад в историю родного края. Например, Архиппа Перттунен, напевший Элиасу Лённроту 3100 строк рун, признан исследователями выдающимся из карельских рунопевцев. Известен также сын Архиппы – Мийкхо Перттунен – рунопевец и народный сказитель, которого в литературе назвали позднее - «северным Гомером». Памятник Михкали Перттунену установлен фондом "Архиппы Перттунена" в 1991 году. Бронзовый памятник отлит на территории Финляндии и принадлежит руке Алпо Сайло, установлен на небольшом возвышении, и в качестве фундамента использован выход скалы. Памятник выполнен в натуральную величину и, кажется, что присел древний рунопевец лицом к великому озеру Куйто и, глядя вдаль, сейчас начнет петь свои руны. Одной из последних хранителей народной песенной культуры являлась сказительница Александра Андреевна (Сандра) Ремшуева.

Язык и традиции бережно хранятся жителями деревни, а центром является этнокультурный центр, расположившийся в здании - «Дом деревни». Бывшая двухэтажная школа 1934 года постройки, где расположился этнокультурный центр, объединяет под своей крышей 12 клубных формирований, в составе которых 100 участников: фольклорные коллективы «Martat» и «Lellikki», театр на карельском языке, танцевальная группа «Солнышко», клубы «Kataja», «Живая память» и «Затейник», «Школа красоты и здоровья», кружки столярного, ткацкого и швейного мастерства, детский инструментальный ансамбль кантелистов «Vuokkiniemen pojat».

2. Этнокультурный центр "Дом деревни"

Деревня Вокнаволок, улица Пертунена, дом 14

Вокнаволок – старинная рунопевческая деревня, основанная в XVII веке. Здесь известный финский фольклорист Элиас Леннрот записал ключевые сюжеты карело-финского эпоса «Калевала».

"Дом Деревни" – этнокультурный центр, в здании которого расположены Администрация деревни, сельская библиотека, краеведческий музей, столярная и ткацкая мастерские, актовый зал.

"Дом деревни" – участник международного проекта «ЕСНО» (Создание сети этнокультурных центров и организаций по сохранению наследия), в рамках которого в этнокультурном центре организована постоянная историко-культурная выставка – обновлена музейная экспозиция и модернизирован концертный зал народного творчества.

Экспозиционное пространство Дома деревни состоит из трёх частей, связывающих прошлое и настоящее Вокнаволока и окружных рунопевческих деревень, частью сегодня утраченных. Первая часть – Музей деревенского быта ХХ века, созданный на основе предметов, собранных за тридцать лет жителями Вокнаволока, получивший новое звучание и современное оформление. Представлено фотографии рубежа XIX-XX веков, а также 1970-2000 гг., на которых жителей и гостей деревни. Настенная историческая презентация «История поющей земли» соединила информацию об истории рунопевческих деревень – с момента освоения до современности и возрождения деревень. Впервые собрана информация о деревнях и проживавших в них династиях знаменитых рунопевцев. Родословное древо Перттуненых, составленное Маркку Ниеминеном, подтверждает, что большинство живущих на «поющей земле» людей, связаны родственными узами. Особое смысловое место занимает рассказ о драматической истории карельского народа в первой половине ХХ века. Вокнаволок тогда оказался в центре событий, связанных с попыткой самоопределения карелов. Оказавшись в водовороте войн, земля сказителей и рунопевцев продолжала дарить миру свою культуру и талантливых её представителей.

О писателях и воинах – певцах и защитниках земли карельской рассказывает блок «Судьба солдата».

3. Музей самоваров на хуторе Кормило

Костомукшский городской округ, Хутор Кормило, 1
Координаты для навигатора: N 64 градуса 53.601 E 30 градусов 28.717

Хутор Кормило находится в 49 километрах севернее г. Костомукша и в 6 км южнее деревни Вокнаволок. От Костомукши до хутора асфальтово-грунтовая дорога, проходимая любым транспортом.

Посещение уникальной для России выставки самоваров. Около 250 самоваров, а также коллекция старинных безменов, собирались по всей стране и за ее пределами. История этих старинных предметах повседневного быта достаточно увлекательна! Это единственный музей самоваров в Карелии. Здесь можно покататься на лодке по озеру Кормило, посетить часовню на острове. Сосновый лес приглашает на пешие и лыжные прогулки, а в 12 км от хутора находится живописный водопад "Кеунас-порог". Для самых маленьких гостей построен детский городок с качелями и батутом. Зимой можно покататься с горки на санках или ватрушках. На хуторе можно познакомиться с лошадьми редкой породы - Тинкер, романовскими овцами, ездовыми Самоедскими собаками и увидеть фазанов экзотических пород.

4. Музеи туркомплекса "Фрегат"

Приграничное шоссе, 13
Туркомплекс "Фрегат" находится в 2,5 км от Костомукши в сторону государственной границы

Во «Фрегате» 3 частных музея:
- «Карельская изба»;
- «Блиндаж партизанского отряда» – выставка-инсталляция партизанского быта времен Великой Отечественной войны;
- «Музей Терема Деда Мороза» с частной коллекцией Дедов Морозов.

На территории туркомплекса «Фрегат» есть маленькая часовня Николая Чудотворца на берегу озера, конноспортивной комплекс «Пеураниеми». Лошади ганноверской и карельской породы, шотландский пони.

5. Мемориальный музей памяти О.Е.Филипповой в школе № 3

Улица Октябрьская, дом 4

Недалеко от школы № 3 по улице Октябрьская, 4 стоит памятный знак, установленный в память об Ольге Егоровне Филипповой, в самой школе находится мемориальный музей имени Филипповой, которая работала учителем начальных классов в Контоккской начальной школе в довоенный период.

Музей рассказывает о жизни и подвиге Ольги Филипповой

8. Литературно-краеведческий музей имени Яакко Васильевича Ругоева

Улица Первооткрывателей, дом 1, школа № 1

Музей рассказывает не только о жизни и деятельности карельского писателя Яакко Ругоева, но также затрагивает темы, связанные с историей пионерского движения, военных действий на территории Карелии.

9. Музей воинской славы

Улица Мира, дом 13, "Костомукшский политехнический колледж"

Накануне Дня Победы в стенах колледжа открылся (7 мая 2015) музей воинской славы, экспонаты для которого собирали «всем миром». Музей без артефактов – не музей, Костомукшским поисковым отрядом «Стерх» переданы колледжу вещи боевых времен: котелки, каски, патроны, примусы. Учителя истории, ученики и их родители целый год собирали вещи, которые напрямую связаны с Великой Отечественной войной, а также создали свою галерею героев. Студент Александр Юрченко принес медаль своего прадеда «За победу над Германией».

10. Комната боевой славы

Посещение памятного знака возможно при получении пропуска в заповедник "Костомукшский"

https://www.kostomuksha-city.r...i-ob-ektov

деревня Кондока (Костомукша)
Russia / Karelija / Kostomuksha / Костомукша - исторический слой / исчезнувший объект

На этом месте находилась деревня Кондока.
Впервые зафиксирована переписью 1678 г. как деревня Колдокуская в составе Ребольского погоста Кольского уезда (см.: Rebol’a / Реболы),
затем как ребольский Кондокуский погост (1700 г.),
с конца XVIII в. – вошла в состав Кимасозерской волости Кемского уезда Архангельской губернии как деревня Контоки (1797 г., Четвертая ревизия)
По «Списку населенных мест Архангельской губернии 1861г.» (Санкт–Петербург,1861) на 1859 г.:
Архангельская губерния, Кемский уезд, 2-ой стан (см.: Jyskyjärvi/Юшкозеро) – деревня Кондока (Кондокка) при озере Каменном: от уездного города
Кемь 290 верст, от центра стана 165 верст; в 10 дворах проживало 39 чел. муж. п. и 40 чел.жен. п.

После Гражданской войны, в 1920 г. Кондокская волость вошла в состав Кемского уезда КТК;
в 1921 г. Кандока – деревня Кондокской волости Кемского уезда Карельской трудовой коммуны в составе РСФСР,
с 1922 г. – Ухтинского уезда (см.: Uhut / Ухта (Калевала),
с 1923 г. – АКССР в составе РСФСР;
с 1924 г. Кондока − волостной центр Кондокской волости Ухтинского уезда АКССР;
по административной реформе 1926–28 гг. – деревня Кондока (Кондокки) – центр Кондокского сельсовета Ухтинского района АКССР,
с 1936 г. – КАССР;
с 1940 г. деревня Кондока – центр Кондокского сельсовета Калевальского района К-ФССР,
после Великой Отечественной войны, в 1945 г. – также; в 1958 и 1960гг. не отмечена,
с 1970-х гг. территория вошла в черту рабочего поселка, затем – города Костомукша (см.: Kostаmus / Костомукша).

Ближайшие города:
Координаты: 64°34'55"N 30°35'25"E

История народного образования города Костомукша
МБОУ "СОШ №1 с углублённым изучением иностранных языков"
МБОУ "СОШ № 2 им. А.С.Пушкина"
МбОУ "Лицей"
МБОУ "СОШ № 3 с углублённым изучением математики"
Музыкальная школа им. Г. А. Вавилова.

Когда-то на сравнительно небольшой территории, которую сейчас занимает Костомукшский ГОК и город, располагались деревни: Контокки, Костомукша, Аконлахти (Бабья Губа), Шуоярви, Ахвенярви, Кентозеро, Лувозеро и несколько хуторов. Во всех деревнях были начальные школы, после окончанчания которых дети продолжали учебу в Бабьегубской или Вокнаволокскои семилетка.

Школы между собой дружили, соревновались, обменивались опытом работы учителя, а ребята ездили друг к другу с концертами: зимой - на лыжах или лошадях, а летом - пешком. В свободное от школы время ребята помогали родителям в колхозных делах и домашних заботах: на сенокосе, на прополке и уборке урожая; пасли скот, собирали ягоды и грибы, ловили на зиму рыбу

В 70-х годах 19 века, по требованию крестьян, в наиболее крупных деревнях стали открывать начальные школы. Срок обучения в них был 3 года. Помешались они обычно в крестьянских избах.

В деревне Аконлахти ( Бабья Губа) в 1894 году открылась одноклассная церковная школа. В 1909 году в этой школе было 37 учеников ( 25 мальчиков и 12 девочек).

В 1906-19О7 г. открылась школа в деревне Костомукша ( учитель Василий Смелов), а через год- в деревне Контокки (учитель Яков Быстро). Эти школы назывались училищами.

17 Февраля 1908 года было создано Беломорско- Карельское братство с целью просвещения карел в духе православной веры. Был принят Устав. Общество способствовало распространению в Карельских волостях богослужебных книг, устройствушкол, церквей, приютов и т. д. Учителя школ ( по их заявлению ) зачислялись в члены Братства.

В 1913 году в Костомукшеской школе было уже 45 учеников, а ее учитель Онисим Егорович Ситов считался одним из лучших учителей школ в Кемском уезде.

Первым советским учителем в деревне Контокки был Петров Иван Степанович ( Юкка Петров).

Он организовал и вел занятия в школе с декабря 1917 года, по март 1918 года ( до нападения белофиннов). В годы гражданской войны и иностранной интервенции (1918-1922 г,г. ) школы работали не регулярно. После изгнания интервентов школьное дело было восстановлено, но Иван Степанович после активного участия в боях Первой Конной армии Будённого был послан в родные места на борьбу с белобандитами.

Учителей не хватало, поэтому некоторое время был учителем Финн - красногвардеец Калле Хюпен, а в 1921 и году- Адам Юнтунен.

Из воспоминаний Федоровой Ульяны Филипповны (бывшей Мелентьевой): "... Я родилась в деревне Контокки в 1920. году. В школупошла в 1926 году, когдамне не было еще и 6 лет. Плохо помню свою первую учительницу, это была простограмотная женщина из деревни Костомукша. Занятия проводились вдеревенском доме.

В 1929 году в деревне построили новую школу с 4-мя просторными классными комнатами, и в 4-ом классе я училась уже в новойшколе. Моим учителем был Бреккон Олави. Он дал нам прочные знания поарифметике, географии, русскому языку. Проводил занятия по музыке, 'самиграл на скрипке. Благодаря ему мне потом легко было учиться в Бабье-губской семилетней школе, а потом в Петрозаводском педагогическом техникуме, который окончила в 1938 году, Работала в Вуокинсальмской начальной школе ( это в 30 км. от Контокки).

В это время в Контоккской школе работали Ольга Егоровна Филиппова и Мария Константиновна Ульянова. Мы дружили, ездили друг к другу, обменивались опытом, ставилис ребятами концерты. . . ". Кстати, у Ульяны Филипповны училась учитель математики нашей школы N3 Келентьева Татьяна Михайловна( после войны Ульяна Филипповна работала в поселке Калевала).

В 1931- 1932 учебном году открылась школа в деревне Костомукша, в которой учились 101 ученик. При школе был интернат, в котором жили 53 человека. Директором школы был Пелля Туомас.

Из воспоминаний Пекшуева Алексея МартыновичаМ ..." Я родился и учился в деревне Костомуша. Школа была начальная, работали в ней 2 учителя. В 1932 -1933 учебном году был открыт пятый класс, в котором также учились ученики из Контокки, Бабьей Губы, Кентозера. Для них при школе был интернат. А когда к 1933 -1934 учебному году построили вдеревне Бабья Губа 7-летнюю школу, со всех деревень с 5-го класса стали учиться там, или в Вокнаволоке. Алексей Мартынович любил в детстве рисовать. Рисовал без кисточки, пальцем, запускал палец в баночку с гримом (его старший брат играл всамодеятельности и это был его грим ). Позже Алексей Мартынович сталучителем рисования. Он по памяти сделал карандашный рисунок Костомукшской школы. Такая же школа была построена и в деревне Контокки. Чертеж Контоккской школы ( тоже по памяти) передала нам Сергеева Мария Алексеевна, бывшая жительница д. Контокки.

И так, в 1933 году открылась Бабьегубская семилетняя школа.

Директором стал Лаукканен Иван Иванович, который родился и учился в деревне Контокки, затем стал учителем. В остальных деревнях остались начальные школы.

Ольга Егоровна ФИЛИППОВА, работала учительницей в Контоккской начальной школе. Родилась Ольга Егоровна в 1920 году в деревне Мелке (Мелкая Губа) Вокнаволокской волости, Кемского уезда, Архангельской губернии.
Учителя для своих учеников были примером, поэтому многие стали потом учителями.

Из Костомукшской школы:

Пекшуева Татьяна Мартыновна ( работала в Видлицкой школе Олонецкого района).
Ругоев Яков Васильевич ( учитель русского языка и литературы, а потом - писатель и поэт).
Пекшуев Николай Архипович( учительствовал в поселке Кепа Калевальского района).
Ругоев Ананий Иванович ( учительствовал в родномКалевальском районе),
Ватанен Иван Мартынович ( в Медвежегорском районе),
Ватанен Иван Евсеевич.
Мелентьева Мария Назаровна ( в Олонецком районе),
Пекшуев Лаврентий Филатович.
Ватанен Микко.
Пекшуев Алексей Мартынович.

Из Контоккской школы стали учителями 11 человек;

Петров Иван Степанович (первый учитель),
Петров Иван Алексеевич (его племянник; был многие годы учителем, а потом переводчиком во время поездок в Финляндию представителей нашего правительства),
Лаукканен Иван Степанович (погиб в Великую Отечественную войну),
Лаукканен Иван Иванович (вернулся в родные края, стал директором школы, погиб в ВОВ).
Саллинен Матвей Кириллович,
Саллинен Генрих Михайлович (работал школьным инспектором),
Саллинен Иван Кириллович,
Саллинен Татьяна Егоровна.
Мелентьев Федор Терентьевич.
Мелентьева Ульяна Филипповна,
Лаукканен Мария Алексеевна.

Из других деревень тоже многие стали учителями после окончания педагогического училища и учительского института. Многие учителя стали известными среди своих земляков, но и в Карелии.

В 1973 году среди северной дикой тайги началась разработка крупного месторождения железной руды, которая привлекла в наш руно певческий край геологов, геофизиков, строителей. Кругом стоял вековой лес и ровные ряды бамовских вагончиков. В одном из них в 1975 году разместилась наша школа. Учеников в ней было всего лишь 7 человек. Заведующей школы была назначена Пелле Тамара Александровна.

Через 2 года количество учащихся значительно увеличилось, а школа переехала в небольшое двухэтажное здание, и учились в ней уже 69 человек. В 1977году директором школы стала Костылева Валентина Ивановна. А в 1978г. состоялся первый выпуск Костомукшской средней школы - 4 человека.
Учителя работающее в школе посёлка Костомукша в 1978 году:

Кириллова Людмила Владимировна - учитель начальных классов;
Ефремова Г, В, - учитель математики;
Костылева В. И.- директор школы;
Нестерова (Чевкоева) Тамара Петровна-учитель истории;
Логинова Тамара Николаевна - учитель английского языка.
Иванова (Полякова) Раиса Николаевна-учитель РУССКОГО языка и литературы;
Стрелкова Татьяна-учитель начальных классов;
Хайгонен (Павлыш) Нина Михайловна - учитель математики;
Герасимова Татьяна Николаевна - учитель Физики;
Пелле Тамара Александровна-учитель географии.

Герасимова Т.Н. с выпускниками 1979
Учителя СОШ № 1. 1983 год.
Пелле Тамара Александровна. 1984 год.

В этом же учебном году и в дальнейшем в педагогический коллектив влились еще:

Реттиева Надежда Ивановна- Iст. пионервожатая, учитель ИЗО и черчения;
Тихомирова В. Г. - учитель английского языка; • Смирнова В. С. -учитель группы продленного дня;
Исакова Г, В. -учитель биологии;
Пуорронен К. П, , Рудакова Н, П. . Богомолова Н. А. - учителя начальных классов;
Никитина Т. А. - учитель истории;
Куржунов Михаил Иванович - учитель по начальной военной подготовке;
Куржунова Вера Николаевна - учитель русского языка и литературы;
Яккола Валерий и Владимир-учителя физкультуры;
Данькин Геннадий - учитель по труду и другие.

Школа в поселке просуществовала до 1980 года.

1 сентября 1980г. приветливо распахнулись двери нового, прекрасно оборудованного здания новой школы и 855 детей стали ее учениками. Директором школы стала Макара Валентина Петровна. В эти годы школа завязывает дружеские отношения с Основной школой г.Кухмо (Финляндия), заключает договор по обмену учителями, учениками…
Козак Галина Васильевна

К 25 апреля 1983 года Костомукша приобрела статус города. Функционировали 5 школ:

Общеобразовательная школа N 1, в которой обучалось 1066 учащихся и работало 56 учителей;
Вечерняя школа-190 учащихся;
Детско - юношеская спортивная школа - 294 ученика;
Детская музыкальная школа- 207 учащихся;
Художественная школа- 53 ученика.

В общей сложности обучалось более 2000 учеников, работало 118 педагогов.

Возглавила- городское управление народного образования Козак Галина Васильевна.
Директор школы № 1 Федотова Наталья Юрьевна
Директор школы № 2 Молчанова Лариса Дмитриевна
Директор школы № 3 Шумкина Наталья Сергеевна
Директор МБОУ "Гимназия" Осипенко Людмила Алексеевна

К началу 1983 - 84 учебного года был открыт один корпус школы N2. В первые классы поступило 202 ученика. К 1 сентября 1984 года строители треста "Костомукшастрой" полностью закончили строительство школы N 2, а финские строители - школы N3.

Впервые отмечаемый 1 сентября всенародный праздник День Знаний костомукшские школьники встретили в трех школах.

В 1987 году начала работать школа №4. В 1993 году - школа N5 "Контокки - коулу". В октябре 1991 года - школа N6, как начальная школа, а с 1997-98 учебного года, как средняя общеобразовательная.

В сентябре 1991 года открылась школа - лицей . Директор: Шемякина Т. А.

Итак, к 2000 году в г. Костомукше работают: шесть общеобразовательных школ; лицей N1; вечерняя школа; с 01.12.99г. открылась платная школа - Ш0Д - школа обучения в диалоге).

Изучая Метрические книги Вокнаволоцкого прихода, 1880-1917 г обнаружила непривычные для меня записи
- крестили по зиме в один день сразу несколько детей в возрасте от несколько месяцев до году.
(это еще можно понять - из-за непроходимых дорог)
- крестили оптом, сразу несколько детей одних родителей, но разных по возрасту

Но самый главный вопрос, а где крестили остальных? В других приходах? В Финляндии или .. ?

И еще - удивила статистика: При достаточно большой рождаемости - прим 130 чел в год, смертность около 50, а часто и меньше. Не всех учитывали?

И где при всех этих "нюансах" можно найти списки людей после РС 1858.
Может есть Испов.ведомости, переписные или рекрутские списки за более поздний период?

МК Вокнаволоцкий приход за 1887 год
13/14.06.1887 были крещены 2 ребенка 1882 и 1886гр, и 3 ребенка май-июнь.1887гр

ЗАРУБЕЖНЫЕ ВЫХОДЦЫ В БЕЛОМОРСКОЙ КАРЕЛИИ XVII—XVIII вв. В СВЕТЕ ДАННЫХ НАРОДНЫХ ПРЕДАНИЙ, ДОКУМЕНТОВ И ТОПОНИМИИ https://nbsr.petrsu.ru/journal/article.php?id=765

Записанные в XIX и XX вв. в Беломорской Карелии народные предания по истории заселения данного региона отражают народное представление населения о своём прошлом, локальной истории. Из поколения в поколение передаваемые рассказы об истории рода и своего поселения давали местным жителям важные сведения о событиях и людях, упоминания о которых мы далеко не всегда можем найти в письменных источниках.

Поскольку по истории заселения Карелии в принципе существует мало письменных источников, то записанные от карельского населения устные предания являются наряду с топонимией и языковыми фактами часто единственным, а в то же время и центральным источником при освещении подобных исторических вопросов. Можно здесь также отметить, что многие письменные документы сами нередко основываются на сведениях или воспоминаниях, воспроизведённых некогда именно устно.

В Беломорской Карелии зафиксировано около 300 преданий, которые рассказывают об истории карельских родов исследуемого региона, а соответственно, и об истории заселения территории. В то же время нужно отметить, что материал в разных частях карельского Беломорья представлен неравноценно. Большая часть преданий записана в западных частях Беломорской Карелии (в бывших Вокнаволоцкой, Контоккской и Ухтинской волостях), что связано с тем, что именно эта территория приобрела всемирную известность, благодаря богатой рунопевческой традиции и своим рунопевцам. В результате начиная с 20-х гг. XIX в. финские и российские исследователи и собиратели фольклора стали записывать также сведения об истории тех родов, в которых рунопевческая традиция была хорошо представлена. В то же время те территории, где, по мнению собирателей, традиция исполнения рун была представлена слабо[1], остались за пределами сборов подобного плана. Это же касается и более южных территорий Карелии.

На основании зафиксированных преданий можно говорить о том, что в Беломорскую Карелию на протяжении XVII—XIX вв. переселялись люди из разных регионов. В то же время обращает на себя внимание тот факт, что «миграционные потоки», как правило, соответствовали направлению с запада и юго-запада на север и северо-восток. Кроме того, родовые предания свидетельствуют, что целый ряд северокарельских родов являются потомками лесных саамов-лопарей. Есть также сведения о переселении части населения из центральных частей нынешней Республики Карелия и с территории современных Архангельской и Тверской областей.

Примерно треть всех преданий, записанных в Беломорской Карелии, главным образом в её западных частях, неоднократно сообщает нам о том, что тот или иной род переселился в Карелию с территории современной Финляндии. Данный факт, по мнению целого ряда финляндских исследователей (например, такой точки зрения придерживаются Пёлля, Суорса, Ряйсянен и др.), неоспоримо свидетельствует о финских корнях значительной части северокарельских родов Вокнаволоцкой, Контоккской, Тихтозерской и Ухтинской волостей. Так, например, Матти Пёлля, ссылаясь на исследования Суорсы и Куялы, отмечает, что, согласно данным судебных книг 1717 и 1720 гг., голод стал причиной того, что сотни людей из Кайнуу были вынуждены бежать на территорию России, в данном случае, видимо, в Беломорскую Карелию, как приграничный с Кайнуу регион. Подобная ситуация наблюдалась также к северу от Кайнуу в Куусамо[2]. Можно думать, что факт временного пребывания финнов в России имел, конечно же, место, но всё же значительная часть жителей этих двух приграничных регионов вернулась позже обратно в Финляндию[3]. Об этом, на мой взгляд, может свидетельствовать в том числе и тот факт, что в Беломорской Карелии не встречается большая часть фамилий, которая представлена в Кайнуу и Куусамо, а кроме того, и российские документы указанного времени не фиксируют какого-либо значительного притока[4] населения с территории Швеции. Только в середине XVIII в. или в 1755—1763 гг. в исторических документах наблюдается некоторое увеличение случаев, которые сообщают о переселении шведских подданных в Беломорскую Карелию. Так, на территории Ребольского погоста было зафиксировано 26 человек, переселившихся из Швеции, при этом 17 из них проживали в западной части Беломорской Карелии (в Войнице, Войкуле, Ухте и Ладвозере)[5]. В шведских же документах неоднократно упоминается о переселении в Россию целых семей, однако нашими документами только изредка фиксируются случаи, когда оба супруга являлись ранее шведскими подданными.

В более ранний период, например в дозорной книге Ребольского погоста 1678 г., упоминается всего пять случаев того, когда тот или иной человек переселился сюда из-за границы[6]. При этом никто из них не проживал на территории современной Беломорской Карелии. Такое же количество новопоселенцев фиксируется в период с 1740 по 1754 г. Некоторое количество выходцев из Швеции проживало также на территории Панозерского погоста, но их там было совсем немного[7]. Ирина Чернякова отмечает, что учёт новокрещёных в то время был достаточно строгим, поэтому можно считать, что большинство «новопоселенцев» из-за рубежа было учтено переписями[8].

Возникает естественный вопрос, кем же были те выходцы из Финляндии, о которых повествуют народные предания. Побывавший в 1825 г. в Вокнаволоке А. Ю. Шёгрен отмечает, что за исключением двух семейств жители деревни переселились сюда некогда из финской Карелии или, другими словами, видимо, с территории бывшего Корельского уезда. При этом в то время в Вокнаволоке насчитывалось около 60 домов[9]. Согласно сведениям М. А. Кастрéна, записанным им в Вокнаволоцкой волости в 1839 г., целый ряд жителей волости сообщали, что их предки некогда переселись сюда с территории Финляндии[10]. Тем не менее исследователь всё же заметил, что основная масса населения не происходила от финнов, хотя часть населения и заявляла об обратном[11].

На мой взгляд, то, что в родовых преданиях карельского населения Беломорской Карелии повествуется о переселении с территории Финляндии, совсем не говорит о том, что новопоселенцами были именно финны из восточной Финляндии, Саво, Приботнии или ещё откуда бы то ни было. Для возможной интерпретации подобных сведений хочется остановиться на факте проживания карелов на территории Финляндии (в Саво, Остерботнии, Кайнуу и Куусамо) в шведский период её истории, в XVI—XVIII вв. Данный вопрос практически не освещён в исторической литературе, хотя разрозненные сведения неоднократно можно встретить в исследованиях по истории отдельных приходов и территорий современной Финляндии. Приведу некоторые примеры, начав с XVI в.

В 1511—1512 гг. на территорию будущего Ребольского погоста переселилась целая перевара, члены которой никогда не были подданными великого князя и не платили ему налогов. Другими словами, речь идёт о карелах, которые проживали до переселения не в Корельском уезде, а именно на территории шведского королевства[12]. Этому мы находим подтверждение и в шведских источниках. Так, известно, например, что в 1545 г. 14 крестьян-карелов проживали на западной стороне возвышенности Маанселькя, которая отделяла Остерботнию от Московского государства, хотя более точного места их проживания документ не указывает[13].

В наиболее ранней налоговой ведомости 1555 г. по территории Кайнуу указано около 170 топонимов, при этом четыре из них — названия полей, в числе которых, например, Moisseenpelto (Соткамо) и Horkkainpelto (Мелалахти). Названия явно свидетельствуют, что их владельцами было православное население, на что указывают имена Моисей и Харитон, закрепившиеся в наименованиях сельскохозяйственных угодий. Кроме того, данный факт также говорит о том, что выходцы из Саво не переселились на полностью свободные, никем не занятые территории[14]. Другими словами, здесь до них, как можно полагать, проживало карельское население. Отметим также, что на территории Кайнуу, особенно в восточных его частях, фиксируется большое количество названий карельского происхождения.

В 1554—1556 гг. в деревне Хирвилахти прихода Куопио проживал Косма Хуттойнен (Kosma Huttoinen)[15]. В 1559 г. в Сяяминки суд приговорил к повешению за воровство коровы и овцы Косму Укконена (Koszma Ukkonen)[16]. Имя Косма явно указывает на карелов, другими словами, оно могло принадлежать только людям православного вероисповедания (ср. рус. Козьма, Кузьма).

До конца 1540-х гг. в Северную Остерботнию в Лайтасаари переселился Паавали Оллинпойка Холаппа (Paavali Ollinpoika Holappa, род. 1528/1530)[17]. Согласно исследованиям Кауко Пиринена, данный род переселился на шведские территории из Корельского уезда. Отцом Паавали был Холоп Андреев (позже Олоф Андреев), который в 1494 г. вместе с 50 другими православными карелами бежал из Корельского уезда на шведскую сторону на территорию прихода Яски[18]. Позднее часть его потомков переселилась на север Финляндии.

В 50-х гг. XVI в. в Кийминки в северной Остерботнии упоминается Nils Niphatt, который также именуется в документах Nils Rydz или Niiles Venäläinen, т. е. «Нильс / Нийлес Русский»[19].

Прозвище Ryss / Rydz, указывающее на человека православного вероисповедания, в данном случае преимущественно на карела, фиксируется в налоговых списках XVI в. ещё в целом ряде случаев: ср. Nils Ryss (1543), Nils Rydz (1553) в Илмоле, Eloue Ryss (1546) в Коройсниеми, Hochon rydz (1598) в Лаутиосаари[20], а также других местах северных частей Финляндии.

В верховьях реки Сийкаёки в Остерботнии в 1580-х гг. проживали, например, два брата Lasse Heikinpoika и Matti Heikinpoika Куронены. В 1586 г. Матти упомянут в документе как Matz Rydz. Он же был хозяином поместья Курола в деревне Ревонлахти в период с 1600 по 1623 г. Здесь же в Ревонлахти фиксировался также дом Virsuntalo, который был разделён на рубеже XVII в. В качестве владельца одной из частей упомянут в 1599 г. Castenn Rys [ср. ранее Kasten Rydz (1586), позднее Castel Ryss (1601)]. Сама фамилия Вирсу также указывает на православный род (ср. кар. Virsu — рус. Фирс)[21]. Историк Матти Лейвискя отмечает, что явные следы переселения из Корельского уезда сильнее всего представлены в деревнях Кестиля и Ревонлахти, а также в ряде других деревень этого региона Остерботнии[22].

Карельское население продолжало проживать на территории Швеции и в XVII—XVIII вв. Этому также есть документальные подтверждения. Приведу также несколько примеров.

Один из документов по территории Кайнуу свидетельствует, что зимой 1611 г. из Корельского уезда в Кайнуу переселилась целая группа крестьян-карелов, правда, информации об их размещении в документе опять-таки нет[23]. Известен также документ, согласно которому в том же 1611 г. крестьяне Корельского уезда (Кексгольмского лена) обратились к королю Швеции с просьбой о переселении на территорию Каянеборгского лена[24]. В начале XVII в. в местечке Вуокки (окрестности Суомуссалми) проживало постоянно несколько карелов. Кроме того, на той же территории временно пребывало некоторое количество карелов-торговцев и тех, кто занимался здесь промыслами[25]. В этой связи можно также упомянуть, что жителей деревни Нуасъярви к югу от озера Оулу соседи называли «рюсся», или «русскими»[26].

В окрестностях современного Хюрюнсалми в 1605 г. проживал Filippus Hilparinen, который, как считается, был карелом[27]. В 1697 г. в доме с названием Hilppola жил, видимо, его сын Jaakko Hilppa или Jaakko Hilppoi[28]. В начале 1730-х этот дом фиксировался также в форме Hilippala, которая уже явно указывает на то, что основатель дома был православным карелом. Ещё позднее у дома было другое название — Haapola[29], которое также свидетельствует о том, что его хозяин был карелом (ср. кар. Huapo — рус. Агапит).

Родовое предание Кемппайненов из Хюрюнсалми свидетельствует, что их род пришёл сюда из российской Карелии, и, согласно документам, первым его представителем был здесь в 1626 г. Lauri Kemppainen[30]. Карелами, видимо, были и жители Хюрюнсалми с фамилией Тихинен (ср. кар. Tihi — рус. Тихон).

В XIX в. на территории прихода Хюрюнсалми было записано предание, согласно которому первыми жителями этих мест были братья карелы Mooses и Mikko. Моосес, или Моисей, проживал в местечке Moisiovaaralla. Микко, или, видимо, Никита, был кузнецом и проживал в доме с названием Seppälä. У этого дома было также второе название — Mikittä (ср. кар. Mikittä — рус. Никита). В 1608 г. налоги с него, судя по документам, платил Mikko Heikkinen, который и являлся, вероятно, тем самым Никитой. В 1650 г. хозяином дома Seppälä был Юхо Хейккинен[31], который, как можно думать, был уже сыном того самого карела Микко, или Никиты.

Современный род Хуотари из Кухмо также пришёл, по преданию, из Карелии, что подтверждает и сама фамилия, в основе которой лежит имя Фёдор, кар. Huotari. Документы фиксируют упомянутый род здесь после 1605 г. От одного из его представителей было также записано, что род проживает в этих местах уже 25 поколений, что, конечно, является преувеличением. Однако данный факт может свидетельствовать, что представители рода являются финнизированными карелами, проживавшими здесь ещё, видимо, в XVI в. В исследовании по истории города Кухмо упоминается, что к карельским относится также род Тапола, который в документах фиксируется в форме Tapolanin. Наиболее ранним известным его представителем был Хейкки Таполан, проживавший здесь в 1605 г. Также одно из преданий, записанных в Кухмо, сообщает, что первым жителем местечка Кухмониеми или места, на котором стоит город, был выходец из Карелии[32]. Историк Карл Альфред Кастрéн зафиксировал в XIX в. также сведения о том, что на территории прихода Кухмо на берегах озёр Lentiiranjärvi и Iivantiiranjärvi раньше проживали карелы, которые неоднократно уничтожали новопоселения финнов, приходивших в эти края из окрестностей Оулуярви[33]. Согласно другому преданию, поселение Jonkeri в приходе Кухмо также было изначально карельским[34].

В 1683 г. в доме Karhulanvaara прихода Suomussalmi проживал карел Prokko, или Прокофий, который вместе с семьёй переселился в 1711 г. на российскую территорию. Супруга Прокофия Карин была дочерью хозяина дома Пекки Курху[35].

В 1701 г. наёмным работником в доме Клауса Лийканена был Tarassia, или Taraska Tauriainen[36]. Согласно документам, род Тауриайненов проживал на территории прихода Суомуссалми в период с 1625 по 1650 г.[37]

В последней четверти XVII в. в деревне Кианта прихода Палтамо проживал Ohvo (рус. Афанасий), или Oktavius Melentia, который был также известен под фамилией Vepsäläinen. Видимо, его отец Melentia Vepsäläinen упоминается в 1680 г. среди торговцев-карелов на ярмарке в Каяни[38]. В связи с рассмотрением судебной тяжбы в 1724 г. в деревне Керяля прихода Палтамо упоминается Antti Laurinpoika, или Antti Lauronen. До «Великого лихолетья» (фин. Isoviha), другими словами на рубеже XVII и XVIII вв., в Керяля жил Lars Melentia, отцом которого был, по всей видимости, проживавший ещё в XVII в. Ohvoi Melentianpoika Vepsäläinen. По мнению исследователя Киммо Кемппайнена, этот самый Ларс и был тем человеком, от имени которого пошла современная фамилия Лауронен[39]. Здесь хочу отметить, что уже с конца XVII в. в деревне Аконлакша, или Бабгуба, Ребольского погоста проживал род Мелентьевых, родоначальником которого мог быть тот самый Мелентиа Вепсяляйнен. Именно здесь, в Бабгубе, записано предание, согласно которому один из родов деревни переселился сюда «с территории вепсов» (фин. Vepsästä

[40]. Можно полагать, что здесь мы видим трансформацию сведений о родовом прозвании Мелентьевых — Вепсяляйнен, которое за давностью лет превратилось в рассказ о месте проживания рода до его переселения в Беломорскую Карелию.

Среди жителей Каяни в 1780 г. упомянуты карелы с родовыми прозвищами Levoska и Lesonen. Видимо, карельским был также род Hortana[41] (ср. кар. Hortana — рус. Харитон). В самом Каяни существует часть города Teppana(nmäki). В 90-х гг. XVIII в. здесь построил небольшой дом карел по имени Teppana, или Степан[42].

Можно также упомянуть, что в роду Лесоненов, который некогда переселился из Карелии в Финляндию, существует предание, согласно которому на территорию прихода Суомуссалми из деревни Venehjärvi (совр. Суднозеро Костомукшского городского округа) пришло три брата. Один из них, Матвей Лесонен, основал хутор Lesovaara, второй поселился в Каяни, сменив позднее фамилию на Pajarinen, а третий «сошел безвестно»[43].

В начале XVIII в. в Мухосе (окрестности Оулу) в доме с названием Kukkonen проживал выходец из деревни Киймаваара Ребольского погоста Ховатта (Håfwatta) и его супруга Татьяна (Da-Diana). Согласно исповедальной книге, супружеская пара в 1726 г. отправилась обратно в Карелию[44]. Упоминание их в исповедальной книге может свидетельствовать, на мой взгляд, о том, что они были крещены в лютеранской церкви.

Карелы переходили в лютеранство на территории Швеции в том числе и тогда, когда заключали браки с женщинами, принадлежавшими к лютеранскому вероисповеданию. Например, Матиас, или Матвей Лесонен (Matthias Lesonen, род. 1766), был крещён в Суомуссалми в 1790 г.[45]. В одном из документов говорится, что отец Матвея был российским подданным[46]. Перешёл в лютеранство и La(u)ri Siikov, который в 80-х гг. XVIII в. переселился на территорию прихода Суомуссалми из Шуезера[47].

В 1736 г. был крещён в лютеранской церкви Олоф, или Охво Иванов сын Лесонен. Охво сообщил, что родился в 1699 г. в Ребольском погосте в деревне Wenehjärvi (совр. Суднозеро). (Интересно при этом, что сама деревня в российских источниках появляется только в 1762 г.) Кроме того, он указал, что мать его отца была родом из деревни Няльянкя прихода Палтамо[48].

Элиас Лённрот в своём дневнике о поездке 1836—1837 гг. сообщает, что встретил в деревне Контокки жителя по фамилии Салли, который бежал с военной службы на территорию Финляндии и перешёл там в лютеранство. Позднее он переселился обратно в Карелию и снова крестился в православную веру. Лённрот также отметил, что брат встреченного им человека в то время жил в Торнио[49].

Таким образом, мы можем видеть, что карелы на территории Швеции переходили в лютеранство, чтобы стать полноценными членами деревенской общины. В случае же возвращения в российскую Карелию им снова нужно было присоединиться к православию, поскольку все они в глазах местных чиновников, конечно же, являлись представителями другой веры.

Можно также отметить, что в исследовании по истории Куусамо отмечается, что русские, другими словами местные карелы, которые проживали здесь после перехода территории под суверенитет Швеции, платили налоги шведскому королю и считались, таким образом, подданными Шведской короны. Известны случаи, когда недавно переселившиеся также хотели платить налоги шведскому королю. Например, в 1705 г. такое желание выражали Mihail Petrikov (Pestrikov?) и Ivan Suva (Sava?) Törröinen[50].

В 1730-е гг. в доме Холаппа (Hålappa) деревни Санкиярви трудился в качестве наёмного рабочего Сава Канниайнен (Sava Joh[an]s[son] Canniain), который был родом из России (Ryssland) из деревни Yli-Kiando (Ylä-Kianto). Позднее его женой стала дочь хозяина дома[51]. Как уже было упомянуто выше, род Холаппа переселился в Швецию из Корельского уезда. Здесь интересен тот факт, что деревня Ylä-Kianto в то время уже давно была частью прихода Суомуссалми. В 1887 г. Ю. В. Ювелиус зафиксировал в Беломорской Карелии предание, которое рассказывало, что самой ранней деревней в западной части Беломорской Карелии была Лапукка, а ближайшей соседней с ней была деревня Кианто, находившаяся на территории Финляндии[52]. Таким образом, можно полагать, что на рубеже XVII—XVIII вв. в пределах Шведского государства существовало поселение, в котором проживали православные карелы и которое возникло до перехода этих земель к Швеции.

В период с 1745 по 1763 г. в деревню Ладвозеро Ребольского погоста переселились трое мужчин из Швеции, которые приняли православие. Одним из них был Андрей Петров (род. 1723). Его внуки Степан Лукин и Филат Стафеев переехали позднее из Ладвозера в деревню Нискозеро, и в 1834 г. они, судя по ревизской сказке, носили фамилию Пертуевы, позднее Андреевы[53]. По всей видимости, это означает, что Андрей Петров, или скорее его отец, был родом из Беломорской Карелии, возможно из Ладвозера, но проживал какое-то (или даже долгое) время на территории Швеции. В середине XVIII в. Андрей Петров вернулся на родину предков в Ладвозеро, туда, где жили другие Перттунены, в частности, род рунопевца Архипа (Архиппы) Перттунена.

Другим выходцем из Швеции был Фёдор Табалиев. Тут нужно заметить, что в 1678 г. здесь в Ладвозере проживали две семьи рода Табоевых, т. е. можно думать, что и в данном случае на родину предков вернулся тот же самый род. Напомню также, что в Кухмо в начале XVII в. проживал карельский по происхождению род Таполан, или Таполанин (см. выше).

Поскольку известны факты бегства подданных Швеции в Россию, то естественно, что карелы неоднократно переселялись и на шведские территории. Известно, например, что когда в 1654 г. кольский воевода И. Соловцов отправил в Ребольский погост стрельцов для набора солдат для войны с Польшей, население погоста их прогнало, пригрозив, что в случае повторения подобных требований местное население бежит «за рубеж в свийские немцы»[54].

В роду костомукшских Вадаевых, или Ватаненов, бытовало предание, согласно которому их род также пришёл в Карелию с территории Финляндии после какой-то войны. При этом упоминается, что родоначальником рода является Akima Ontreinpoika, или Аким Андреев сын. Архивный же материал свидетельствует, что Аким родился в 1757 г. в Костомукше, так же как и его отец — Андрей Кондратьев[55]. Кроме того, сам род Вадаевых проживал в Костомукше уже в 1678 г.[56] Таким образом, факт, закрепившийся в предании, свидетельствует, что или сам Аким, или, скорее, его отец (либо даже дед) проживал какое-то время на территории Швеции, но вернулся обратно в Беломорскую Карелию.

Кроме того, в российских документах есть случаи, когда люди, переселившиеся из Швеции, названы «зарубежными выходцами», хотя и не было упомянуто об их крещении. Другими словами, они были, видимо, православного вероисповедания, но какое-то время жили опять-таки в Швеции. Это, например, Игнатей Симанов из Войкулы[57] и Якушко Пардуев из Хайколя[58].

Стоит также отметить, что даже финская фамилия может ничего не говорить об этнической принадлежности человека. Так, в доме Juurus No. 5 в окрестностях Оулу проживал в первой трети XVIII в. Polykarpus (*Karppa) Juhonpoika Hämäläinen. Известно также его прозвище, полученное им в шведской армии: Polikarp Juhonpoika Gallberg (род. между 1707 и 1716 гг.). В подушном списке населения в 1734 г. он именуется Ryssgåssen Polycarpus, т. е. «русским молодым человеком Поликарпусом»[59]. Таким образом, хотя его фамилия явно указывает на принадлежность к финскому населению, в частности к родам провинции Саво[60], его имя явно свидетельствует о том, что он был карелом. Его потомки могли позже вернуться в Беломорскую Карелию[61]. Известно, что род Хямяляйненов проживал в нескольких деревнях Беломорской Карелии, в частности, в Бабгубе и Каменном Озере Ребольского погоста.

Подтверждением того, что финских новопоселенцев в Беломорской Карелии было не так много, может служить также топонимия. Здесь фиксируется лишь несколько топонимных типов, которые могут быть свидетельством миграции населения из Швеции, преимущественно с территории Саво. Все они встречаются, главным образом, в западной части Беломорской Карелии и не являются многочисленными. Практически нет в Карелии и этнонимических названий на Savo(n)- / Savolainen- ‘саволакс(кий)’ (или ‘савоский’), которые, как правило, появлялись в местах контактирования различных этносов. В Карелии зафиксировано всего три названия данного типа: ср.: покос Savonurmi в Кибошнаволоке в Ребольской волости, а также скала у порога Savo(n)kallivo в Толлореке и мыс Šavoniemi в Войнице[62] в Беломорской Карелии. Распространение названий на Savo(n)- в Финляндии характеризует, по моему мнению, этническую ситуацию рубежа XVI—XVII вв. (карта). Ареал свидетельствует, что саволакская экспансия на север не перешла ещё северных пределов губернии Саво того времени. Тем самым, можно предполагать, что современное Кайнуу было в тот период истории промысловой территорией, прежде всего, для карелов, а также на западе — для финского населения Северной Остерботнии. Карта также свидетельствует, что Пиен-Саво было некогда тем регионом, где происходило активное карело-саволакское контактирование[63]. Отметим также, что, согласно записанным в Беломорской Карелии родовым преданиям, часть населения, переселившегося в Карелию из Финляндии, была родом именно из Пиен-Саво.

Нельзя, конечно же, отрицать, что в Беломорской Карелии проживало и финское население. Однако, как мне представляется, большая его часть — это переселенцы XIX в. После того как Финляндия была присоединена к Российской империи, часть финнов в силу разных причин могла более свободно переселяться на территорию Карелии. В конце XIX в. в Олонецкой губернии насчитывалось до 3000 финнов, переселившихся, главным образом, из Восточной Финляндии[64]. Проживали финны и в разных деревнях Беломорской Карелии, так, например, в Юшкозере числилось в 1895 г. 14 лютеран[65]. О финских корнях свидетельствует и целый ряд фамилий местного населения в начале XX в., ср.: Kovalainen, Lehtolainen, Pa(a)talainen, Väirynen (*Väyrynen), Хяннинен, Seppänen в Ухте, Кеттунен в Нурмилакше, Grangrutov (*Granroth) в Чикше, Moilanen в Лапукке, Kemiläinen в Юшкозере; Nevalainen в Келлогоре, Kurvinen в Ковдозере, Helminen в Панозере, Пякконен в Костомукше и др. Об этом свидетельствуют также топонимы с топоосновой Ruočči- / Ruočin- ‘финн, лютеранин’, которые появлялись в тех местах, куда подселялись финны. Ср., например, хутора Ruočin-Pekanniemi (Ювалакша), Ruočinpiä, Ruočinkohta (Лехта). Можно также отметить здесь, что в западных частях Беломорской Карелии в среде торговцев-карелов были не редки случаи, когда супруга происходила с территории Финляндии.

Подводя итог, отмечу, что предания и местные легенды имеют большое значение для изучения истории любого региона. В то же время необходимо принимать во внимание тот факт, что все они являются всё же вспомогательным источником, который должен быть использован с осторожностью, и по возможности необходимо искать подтверждающие им факты и свидетельства из других источников, на материале других научных дисциплин. Связано это с тем, что предания далеко не всегда передают сведения в их первоначальном виде. Часть из них может, например, представлять собой определённое смешение различных исторических фактов, а также историй из жизни местного населения или конкретных семей. Используя предания в качестве научного источника, необходимо понимать, что чем дальше в истории происходили некие события, тем более фрагментарны и скудны устные рассказы о них. Этим, в частности, объясняется то, что человек может помнить историю своего рода или поселения лишь фрагментарно. В таких случаях исследователю следует принимать во внимание устные предания, сохранившиеся в других семьях этого рода и описывающие историю других родов этого же поселения, а кроме того, все возможные другие источники и материалы. Есть вероятность, что именно сравнительный анализ позволит выявить те крупицы существенной информации, с помощью которой удастся восстановить в той или иной степени достоверную картину произошедших событий.

Список литературы

Жуков, А. Ю. Ребольский край : исторический очерк / А. Ю. Жуков, Н. А. Кораблев, В. Г. Макуров, М. В. Пулькин. — Петрозаводск : Институт языка, литературы и истории КНЦ РАН, 1999. — 19 с.

Жуков, А. Ю. Самоуправление в политике России : Карелия в XII — начале XVII в. / А. Ю. Жуков. — Петрозаводск : Карельский научный центр РАН, 2013. — 492 c.

Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. — Архангельск : Издание Архангельского епархиального церковно-археологического комитета, 1896. — Вып. III. Уезды: Онежский, Кемский и Кольский. — III, II, 267 c. — URL: http://elib.shpl.ru/ru/nodes/1...id/zoom/1. — (30.11.2017).

Очерки истории СССР : Период феодализма. XVII век / под ред. А. А. Новосельского и Н. В. Устюгова. — Москва : Издательство Академии наук СССР, 1955. — 1032 с.

Чернякова, И. А. О чём не рассказал Элиас Лённрот… : К истории края, где оказались сохранены и записаны эпические песни древнего народа / И. А. Чернякова. — Петрозаводск : Изд-во ПетрГУ, 1998. — 65 с.

Engelberg, R. Kansantietoja Pohjois- ja Itä-Suomesta ja Venäjän Karjalasta / R. Engelberg. — Helsinki : Suomalaisen kansan kirjapaino, 1912. — 182 s.

Ervasti, S. Kuusamon historia I / S. Ervasti, Y. Vasari. — Kuusamo : Kuusamon kunta, 1978. — 999 s.

Handlingar och uppsatser angående finska Lappmarken och lapparne / saml. och utg. av I. Fellman. — Helsingfors : Finska litteratursällskapet, 1912. — Bok III. — 437 s. — URL: http://weburn.kb.se/metadata/961/EOD_422961.htm. — (29.11.2017).

Gebhard, H. Kuvaelmia Kajaanin kaupungista v. 1651—1700 ja 1723—1809 / H. Gebhard. — Helsinki : [Kajaanin valtuuskunta], 1885. — 96 s. — URL: http://digi.kirjastot.fi/files...12667.pdf. — (30.11.2017).

Heimonen, S. Oliko Vienan Karjalassa kaksi Perttusen sukua? / S. Heimomen // Karjalan heimo. — 2017. — No. 5—6. — S. 94—95.

Heimonen, S. Holappa suvun varhaishistoria Pohjois-Pohjanmaan alueella / S. Heimonen // Sari Heimonen. Sukututkimus, Geneettinen sukututkimus, Vienan Karjala [Электронный ресурс]. — URL: https://heimonensari.wordpress...alueella/. — (30.11.2017).

Huurre, M. Kainuun historia 1 : Esihistoria. Uudisraivauksen ja rajasotien kausi / M. Huurre, J. Keränen. — Kajaani : Kainuun maakuntaliitto, 1986. — 696 s.

Huurre, M. Hyrynsalmen historia / M. Huurre, J. Keränen, O. Turpeinen. — Hyrynsalmi : Hyrynsalmen kunta ja seurakunta, 1988. — 716 s.

Huurre, M. Leipä luonnosta : Suomussalmen historian kymmenen vuosituhatta / M. Huurre, O. Turpeinen. — Helsinki : Otava, 1992. — 500 s.

Juvelius, J. W. Muistoja Pohjoisen Venäjän Karjalan muinaisuudesta / J. W. Juvelius // Finska förminnensföreningens tidskrift — Suomen muinaismuisto-yhdistyksen aikakauskirja. — Helsinki : Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1889. — Vol. X. — S. 1—89. — URL: http://fennougrica.kansalliskirjasto.fi/handle/10024/89941. — (30.11.2017).

Keränen, J. Kainuun asuttaminen / J. Keränen. — Jyväskylä : Jyväskylän yliopisto, 1984. — 282 s. — (Studia Historica Jyväskyläensis. — Vol. 28).

Kilpeläinen, A. S. Pielisjärven historia I / A. S. Kilpeläinen, A. L. Hintikka, V. A. Saloheimo. — Kuopio : Pielisjärven seurakunta, 1954. — 420 s.

Kokkonen, J. Rajaseutu liikkeessä : Kainuun ja Pielisen Karjalan asukkaiden kontaktit Venäjän Karjalaan kreivin ajasta sarkasotaan (1650—1712) / J. Kokkonen. — Helsinki : Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 2002. — 439 s. — (Bibliotheca Historica. — Vol. 79).

Kortesalmi, J. J. Pohjois-Vienan poronhoito : Talonpoikien poronhoidon alue, ominaislaatu, ikä, alkuperä ja kehityslinjat vuoteen 1922 / J. J. Kortesalmi. — Helsinki : Suomen muinaismuistoyhdistys, 1996. — 566 s. — (Kansatieteellinen arkisto. — Vol. 41).

Kuzmin, D. V. Savolaisten osuus Venäjän Karjalan asuttamisessa paikannimitietojen valossa / D. V. Kuzmin // Historiallinen aikakauskirja. — 2012. — No. 3. — S. 305—319.

Leiviskä, M. Siikajokilaakson asutuksen synty : Nimistöhistoriallinen tutkimus Siikajokilaakson asutuksesta keskiajalta 1600-luvun puoliväliin : Lisensiaatintyö / M. Leiviskä. — Oulu : Oulun yliopisto, 2011. — 270 s. — URL: http://www.oulu.fi/sites/defau...3%B6_.pdf. — (29.11.2017).

Lesonen, P. Lesosen käsikirjoitus v. 1908 / P. Lesonen // Vienan runonlaulajia ja tietäjiä / julk. ja selityksin varustanut H. Virtaranta. — Helsinki : [Helsingin yliopisto] ; Suomalais-ugrilainen seura, 1975. — S. 13—42. — (Castrenianumin toimitteita. — Vol. 12).

Lesonen, R. Lesosten suvun alkupiste : «Tuli-Lapista, Kuusamon takoa» / R. Lesonen // Karjalan heimo. — 1984. — No. 9—10. — S. 132—133. — URL: http://www.karjalansivistysseu...0_372.pdf. — (29.11.2017).

Lesonen, R. Vienan runosukujen suomalaiset lähtöalueet nimistötietojen valossa : Pro gradu-tutkielma / R. Lesonen. — Vaasa : Vaasan yliopisto, 1994. — 195 s.

Luukko, A. Pohjois-Pohjanmaan ja Lapin historia 2 / A. Luukko. — Oulu : P.-P. Maakuntal, 1954. — 845 s.

Nissilä, V. Karjalaista ainesta Kuopion seudun nimistössä / V. Nissilä // Kuopion pitäjän kirja / toim. A. Rytkönen. — Kuopio : Kuopion kaupunki, 1975. — S. 127—136. — (JYY:n Kotiseutusarja. — Vol. 10).

Paajaste, K. Vatasten laaja suku on osa vanhan Kostamuksen historiaa / K. Paajaste // Karjalan heimo. — 2003. — No. 1—2. — S. 11—18. — URL: http://www.karjalansivistysseu...2_600.pdf. — (29.11.2017).

Pöllä, M. Vienan Karjalan etnisen koostumuksen muutokset 1600—1800-luvulla / M. Pöllä. — Helsinki : Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1995. — 353 s. — (Suomalaisen kirjallisuuden seuran toimituksia. — Vol. 635).

Pöllä, M. Kainuulaiset Vienan asuttajina / M. Pöllä // Kultalähteen kahta puolta : Kainuun ja Karjalan vaiheita / toim. H. Rytkölä. — Kajaani : Oulun yliopisto ; Lönnrot-instituutti, 1999. — S. 63—79.

Ruutu, M. Suomesta 1800-luvulla siirtyneet luterilaiset Aunuksessa / M. Ruutu. — Helsinki : Suomen kirkkohistoriallinen seura, 1936. — 108 s.

Räisänen, A. Kainuun kieltä ja paikannimiä / A. Räisänen. — Joensuu : Joensuun yliopiston humanistinen tiedekunta, 2007. — 200 s. — (Studia Carelica Humanistica. — Vol. 21).

Mikkonen, P. Sukunimet / P. Mikkonen, S. Paikkala. — Helsinki : Otava, 2000. — 895 s.

Vahtola, J. Tornionjoki- ja Kemijokilaakson asutuksen synty : nimistötieteellinen ja historiallinen tutkimus / J. Vahtola. — Rovaniemi : Pohjois-Suomen historiallinen yhdistys, 1980. — 563 s. — (Studia Historica Septentrionalia. — Vol. 3).

Vahtola, J. Vuosien 1570—1595 Venäjän-sodan vaikutus Iin pitäjän asutukseen / J. Vahtola // Faravid. — 1986. — Vol. 10. — S. 25—58.

Wilmi, J. Kuhmon historia / J. Wilmi. — Kuhmo : Kuhmon kaupunki, 2003. — 605 s.

Просмотров: 4229; Скачиваний: 554;

DOI: http://dx.doi.org/10.15393/j103.art.2017.765

© PetrSU, Interdisciplinary Research and Educational Centre
for Baltic and Finnish Studies "FENNICA"

Религиозная жизнь Вокнаволока в XIX начале XX вв
Яловицына Светлана https://filling-form.ru/other/88361/index.html

Какова была религиозная жизнь Вокнаволока в XIX – начале XX в., во что верили его жители – попытка ответить на эти вопросы составляет содержание данной статьи. Основным источником информации для написания статьи являлись документы духовной консистории по Кемскому уезду, хранящиеся в Национальном Архиве Республики Карелия, а также сведения духовной периодики конца XIX – начала XX вв.

Первый приход в Вокнаволоке был образован в 1767 г. Он находился под юрисдикцией Русской Православной Церкви, поскольку эти территории искони принадлежали российскому государству. Правда, защита государственной границы, расположенной совсем недалеко от Вокнаволока, была весьма условной. На рубеже XVIII-XIX вв. ее охраняла стража из 2-х солдат, квартировавших собственно в Вокнаволоке.1 Кроме Вокнаволокского в XVIII – первой половине XIX в. на западе Беломорской Карелии был еще один православный приход – Панозерский, самый древний на этих территориях (Фатхутдинов 2001: 7). Эти два прихода долгое время включали в себя все окрестные деревни, причем эти окрестности простирались порой на сотни километров.

Точные границы Вокнаволокского прихода в XVIII в. нам не известны. Ясно лишь то, что деревни Ладвозеро, Суднозеро, Каменное озеро, Ценанаволок, Перттигуба, Поньгагуба, Мелкая Губа, Войница, Ая-губа, Нишкозеро, Кеносозеро, Нильмагуба, Кентозеро, Костомукша, Контокки, Лапуки, Шариозеро, Водасалма и др. входили в его состав вплоть до конца XIX в. (рисунки 1(4), 2(6), 3(7) – в скобках указаны номера из списка предложенного художественным редактором). Очевидно также, что кроме перечисленных деревень в состав прихода до середины XIX в. входили и другие, весьма далекие для пешего перехода, населенные пункты, такие как Ухта, Юшкозеро, Ювалакша, Регозеро и др.

Из-за громадных расстояний и разбросанности деревень забота священников этих приходов о своей, хотя и немногочисленной пастве, была делом нешуточным. Поэтому и популярностью со стороны священников Вокнаволокский приход не особенно пользовался.

Архангельская духовная консистория, а именно к ней относился Вокнаволокский приход в рассматриваемый период, указом от 22 февраля 1789 г. за № 356 постановляла:
«а как в Вокнаволоцком приходе из давних лет по сие священника не имеется, то тебе благочинному Клюкину избрать из своего уезда церковника во священника и представить… Ежели сторонних никого не окажется, Вокнаволоцкого пономаря Кирилу Елизаровского выслать непременно в Архангельск к производству, и хотя желать не будет, то всячески принуждать его к этому» (АЕВ. 1911. №8).
Священника для расширившегося прихода не нашли, поэтому пономаря Елизаровского попытались отправить в Архангельск для «производства» в священники.
«И хотя ему неоднократно объявлено было, но он тогда оговаривался так, что де для нынешнего военного времени (война России со Швецией и Турцией) в том приходе кормиться нечем, руги собрать не с кого, что ныне немалое количество годных крестьян взято в стрелки, а другие едва ли не все упражняются в казенных работах и сами претерпевают в пище недостаток».
Позднее консистория вторично просит отправить Елизаровского, но тот сослался на болезнь, и приход еще долгое время оставался без причта.

Слова источника свидетельствуют о целом ряде проблем, с которыми сталкивался приход: отсутствие духовных кадров, низкая оплата услуг священника, пономаря и др. Все это обуславливалось тяжелым экономическим положением прихода. Вместе с тем в XVIII в. – первой половине XIX в. Вокнаволок был своего рода православным религиозным центром для западных территорий Беломорской Карелии, хотя возможности православного миссионерства у этого центра были весьма и весьма ограниченными.

Как сообщают Архангельские епархиальные ведомости до образования прихода в селе Вокнаволоцком была часовня, которая при открытии прихода была обращена в церковь (АЕВ. 1896. №14. С.160). Не вполне ясен вопрос о том, на какие средства были устроены эти первые церковные здания в Вокнаволоке. Как отмечает М.Пулькин для корельских приходов XVIII в. было не характерно собирать пожертвования прихожан на строительство храма, либо использовать для этого мирские средства (Пулькин 2000: 26-27). Обнаруженные нами источники подтверждают, что сбор пожертвований на строительство церкви не производился, а построена она была на казенные средства.2

Первое церковное здание долгое время было единственным в приходе. В 1804 г. оно было разобрано по указу консистории из-за ветхого состояния. Новый храм построили на новом месте (на берегу), правда не сразу, т.к. еще 1820-е г. в метрических книгах прихода встречается пометка о том, что некоторые обряды проводились в доме священника. Новое здание церкви просуществовало в деревне вплоть до начала XX в., когда его решили перестроить. Сохранилось его подробное описание: здание церкви смотрит на восток, выполнено квадратом, в один этаж, обшито некрашеным тесом, с колокольней над крыльцом. Общая высота с крестом – 7 саженей. Крыша самой церкви на четыре ската, а над папертью и алтарем в два ската. Глава на церкви одна, на алтаре одна и на колокольне одна. На колокольне - 4 колокола, на одном из них находится надпись «Пророку Илiи», колокола медные, когда вылиты, неизвестно. Кресты восьмиконечные, зеленые на церкви, колокольне и на алтаре. Окна прямые, без ставен с рамами, стеклами и решетками. Двери простые деревянные без украшений на железных петлях, одно и двустворчатые. Паперть устроена с одной западной стороны. С 1884 по 1912 г. церковь несколько раз ремонтировали и поправляли.

Внутри церковь устроена в виде квадрата. Алтарь отделяется от Церкви одним иконостасом. Иконостас деревянный старого устройства в 3 яруса. Приделов нет. Иконы в Церкви обновлены усердием Соловецкого Первоклассного Ставропигиального Монастыря в 1883 году. Притвор отделяется от храма глухою стеною. Алтарь одночастный с 3-мя окнами. Помост в алтаре возвышен на одну ступень. Престол деревянный - не возвышен ступенями. Одежда на престоле из парчи. Горнего места нет. Жертвенник устроен в Северо-Восточном углу – деревянный. Царские двери состоят из двух створов гладкие - деревянные с изображением Благовещения Пресвятой Богородицы и 4-х Евангелистов. Форма верхушек Царских дверей полукруглая. Солея деревянная - выше помоста храма на 1 четверть аршина, решетки не имеется. Нет амвона. Клирос устроен просто без всяких украшений.3 Данное описание было использовано при строительстве нынешней православной церкви в Вокнаколоке (рисунки 4(3), 5(5) – в скобках указаны номера из списка редактора)

Наряду с православием в Вокнаволокском приходе долгое время сохранялись устойчивые языческие верования, которые соседствовали с православием и составляли неотъемлемую часть религиозной жизни карел. К примеру, «жители д. Суднозеро ежегодно в день Успения Божьей Матери закалывают животного – одного или более, и кровь выливают в нарочито устроенное отверстие на крыльце Суднозерской часовни» (АЕВ. 1895. №4. С.123). В Войнице мужчины при отходе на военную службу, а девицы перед вступлением в брак приносили в жертву пучок своих волос и немного овечьей шерсти, совершая «обряд» в часовне в честь Ильи.

Под влиянием находящегося поблизости Топозерского скита среди карел в XVII-XVIII вв.распространилось и старообрядчество, сохранявшее свои позиции вплоть до начала XX в.
«Раскольствующие только крестят у священника младенцев, да просят его исключать в церковных книгах тех, кого сами отпоют и похоронят. Для отпева своих умерших раскольствующие обыкновенно обращаются в Бабью Губу, где проживает тайный раскольничий паппи, которому за отпев платят деньгами или коровой». (АЕВ, 1896, №14)

К сожалению, имеющиеся источники не позволяют установить, какова была реальная численность раскольников в Вокнаволоке, т.к. священники не представляли в духовную консисторию точных сведений о них, а только упоминали некоторые случаи. Несколько примеров. В 1846 г. священник Вокнаволокского прихода Андрей Усердов обращается в духовное правление с вопросом как вести дело с крещеными детьми раскольников (напр., дети Михайло Немчинова). В метрических книгах (в части об умерших) Вокнаволокского прихода вплоть до 1870-х гг. довольно частым явлением была пометка священников, что умерший не исповедан и «похоронен раскольниками» или «по расколу».4 Интересен также факт, что часть раскольников все же приходили к исповеди в церковь, при этом часто священники «записывали» их в православие. Такой случай, к примеру, произошел в 1848 г. с Фомой Степановым, который в разговоре со священником А.Усердовым показал, что он раскольник с малолетства, а священник Ухтинского прихода Камкин допустил его к святому причастию. 5 Частота упоминаний подобных случаев в метрических книгах XIX века дают основания предполагать, что староверы не были редким исключением в Вокнаволоке.

Среди консисториальных документов есть также упоминания, свидетельствующие и о работе по вразумлению раскольников в Вокнаволоке. Например, в 1856 г. такая работа была проведена в отношении Савелия Келева, «жившего по расколу без брака с девкою Леттиевой» и др.6 Подобное вразумление как правило заканчивалось «принятием» православия, однако как писал в этой связи священник Тунгудского прихода П.Ивановский: «…вижу из сего действия только один вид повиновения церкви и средство избегнуть преследования гражданской власти и наказания за обман пред браком»7.

Для понимания роли старообрядчества в религиозной жизни Вокнаволока интересен один фрагмент из Архангельских Епархиальных Ведомостей:

«Все карелы осеняют себя крестным знамением двуперстно. Местное предание утверждает, что несмотря на близость (65 верст) знаменитого в свое время Топозерского раскольничьего скита, православие сохранилось преимущественно в тех приходах (Панозерский, Вокнаволоцкий) в коих служили в XVIII в. и начале XIX в. священники Михаил, Стефан и сын последнего Стефан Камкины; эти священники сами крестились двуперстно и службы церковные и требы выполняли по старым дониконовским книгам. В приходах же, где священники служили по новым книгам (Кестеньгско-Топозерский и Шуезерский), образовался раскол, существующий и по сие время в сильной степени» (АЕВ. 1908. №7).
Приведенный отрывок, на наш взгляд, приоткрывает нам некоторые особенности народной психологии карел. Служившие в Вокнаволоке в XVIII-XIX вв. священники, будучи приверженцами старой, дониконовской традиции, не заостряли внимание населения на произошедшей церковной реформе, благо для этого были все условия (изолированность прихода, незнание русского языка и т.п.). В результате, переход от старообрядчества, принимая во внимания неконфликтный характер карел, произошел мягко, по мере ухода из жизни старого поколения. Новая традиция, видимо, закрепилась только в середине XIX в., когда в отношение раскольников были введены более жесткие меры (стали разрушаться скиты, вводиться запреты на поселения в скитах новых лиц и пр.). Но на территории Вокнаволокского прихода о применении таких жестких мер против раскольников нам ничего не известно, однако «слух» о такой политике наверно дошел до жителей Вокнаволока и заставил многих староверов либо отказаться от своих убеждений, либо верить тайно.

Соседствуя с Великим княжеством Финляндским Вокнаволокский приход, несомненно, испытывал на себе и влияние господствовавшего там лютеранства. В жизни вокнаволокцев это прежде всего проявлялось в том, что некоторая их часть, в особенности мужчины, ходившие на заработки в соседнее княжество, была знакома с лютеранством. Имели место браки жителей Вокнаволока с лютеранами. В таких случаях православное духовенство, заключавшее брак, брало с лютеранской стороны подписку о несовращении супруга в лютеранскую веру.8 Пометки в метрических книгах о таких межконфессиональных браках, к сожалению, делались не всеми священниками или не во всех случаях, что затрудняет точную оценку масштабов этого явления. По данным метрических книг, где пометки о вероисповедании брачующихся имеются, средняя численность таких браков составляла 2-3 случая в год. Часть браков с лютеранами заключалось на финской стороне, однако сообщение об этом поступало в приход лишь тогда, когда молодожены поселялись в приходе или переезжали в Вокнаволок на постоянное место жительство. Детей, рожденные в таких браках, крестили в православной церкви и даже в случае переезда в Вокнаволок из Финляндии родителей обязывали привести детей к миропомазанию и дать подписку об их воспитании в традициях православия. (рисунок 6(18) - в скобках номер из списка предложенного редактором)

Таким образом, картина религиозной жизни Вокнаволока в XIX в. выглядела довольно пестро, если принимать во внимание существование и тех религиозных течений, которые не имели своего духовенства, храмов и т.п. Только Русская православная церковь обладала здесь возможностью открытой миссионерской деятельности, которой должны были заниматься местные священники. От последних во многом, хотя и не полностью, зависело, как будет складываться религиозная жизнь Вокнаволока в последующий период. В связи с этим сохранившиеся сведения, свидетельствующие о службе православного Вокнаволокского духовенства, представляются нам весьма важными, и мы хотели бы остановиться на них подробнее.

Кадровые проблемы, характерные для Вокнаволокского прихода в XVIII в., оставались актуальными и в XIX в.

В качестве иллюстрации приведем один пример. В июне 1807 г. Кемское духовное правление вынуждено было принимать меры относительно пьянства и непристойного поведения священника Вокнаволокского прихода Михаила Кудрявина. Сообщение о неблаговидных поступках священника поступило от крестьян прихода, которые обвинили его в следующем:
«Кудрявин обращается в пьянство, но мы ему не противились (т.е ничего против этого не говорили)… Если придет кто к нему для исповеди, недоразумея русских слов, то и при сем их бить, невзирая на то, что в храме Божьем, потому малознающие русского языка и явиться к нему не смеют… По позыву к родильницам для дачи молитвы и крещения младенцев от пьянства не может он его исправить и потому без крещения оные младенцы умирают и погребаются… Хотя и небольшая при церкви была сумма, но священник без ведома мирского всю оную употребил на пьянство»9.
По факту жалобы Кемское духовное правление начало следствие, в ходе которого допросили самого священника, а также пономаря и других крестьян Вокнаволока. В ходе следствия выяснилось, что жалобы крестьян, хотя частично и преувеличены, но основаны не на пустом месте. Факт пьянства подтвердил сам Кудрявин, хотя в качестве оправдания объяснил, что «если и пил, то в крестьянских домах поили крестьяне честно». Случаи смерти младенцев без крещения священник тоже подтверждает, но говорит, что вины его в этом нет, т.к. из-за дальности расстояний не всегда можно добраться до места вовремя. Кудрявин отстаивает также и свою невиновность в растрате денег, предъявляя документы, свидетельствующие о том, что деньги были потрачены на нужды церкви.

Ответы священника подтвердил пономарь Василий Елизаровский (возможно родственник прежнего упомянутого выше Вокнаволокского пономаря Кирилла Елизаровского) и ответы других крестьян, что дает нам право надеяться, что события описаны достаточно достоверно. Анализируя их можно сделать следующие выводы:

Вокнаволокский священник М. Кудрявин не пользовался авторитетом среди прихожан;

Главной причиной отсутствия авторитета было незнание священником карельского языка, на котором говорили жители деревни, а также его злоупотребление спиртными напитками;

Для священника Вокнаволокского прихода существовала неразрешимая проблема дальности расстояний между селениями, которые находились в его ведении, из-за чего он не мог ни исполнять необходимые таинства, ни тем более заботиться о душепопечительстве своих прихожан.

Биография священника Кудрявина подтверждает возможность выдвинутых обвинений. Он родился в 1748 г. В сан священника был посвящен в 1777 г. и на его попечение был дан один их приходов Холмогорской округи Архангельской губернии. В 1798 г. он учинил ссору в пьяном виде в трапезной церкви, в которой служил. За это он был оштрафован, а позднее за подобный же проступок сослан в Архангельский монастырь. В 1803 г. Кудрявин был переведен на службу в Вокнаволок. К началу службы был вдов, других сведений о его семье не имеется.10

Таким образом, очевидно, что Кудрявина отправили в Вокнаволок в качестве наказания. По-видимому, другого, более тяжелого по своим условиям места службы, в губернии не было. Другим мотивом консистории, возможно, было желание перевести Кудрявина на «сухой закон», что в Вокнаволоке было сделать проще, т.к. там практически не было возможности покупать хмельные напитки за исключением домашних. Однако расчеты консистории не оправдались. За описанный выше проступок М. Кудрявина сослали в Архангельский монастырь навечно без права службы.

Для Вокнаволока итогом следствия стало отсутствие священника. По желанию прихожан на службу в Вокнаволок пригласили Афанасия Камкина, но он отказался уехать из своего родного прихода - Панозерского. Святые таинства стал временно исполнять Стефан Камкин, изредка приезжавший в деревню.

Возможно, и не стоило бы так подробно останавливаться на этом событии 1807 г. и делать на его основе далекоидущие выводы о слабости духовных кадров в приграничных приходах Беломорской Карелии и в Вокнаволоке в частности, если бы и в середине XIX в. эти же проблемы не возникли в приходе вновь.

Происшествие 1807 г., казалось бы, должно было многому научить консисториальное начальство. Однако, в 1852 г. на место настоятеля храма консисторией был назначен Евдоким Второй, а роль псаломщика выполнял Родион Дмитриев. С их именами связана еще одна нашумевшая история, оставившая свой след в консисториальных документах.

В клировых ведомостях за 1853 г. значилась следующая информация о Вокнаволокском священнике Евдокиме Абрамове Втором.
«По окончании курса Олонецкой духовной семинарии в 1843 г. был уволен с аттестатом 2 разряда, а 3 октября того же года Преосвященным Георгием Епископом и Кавалером рукоположен священником в Керетский приход Кольского уезда..., а оттуда 16 июля 1848 г. поступил на настоящее место. В Керетском сельском приходском училище проходил должность наставника и служил с 1846 по 1848 г. благочинным 3 благочиния Кемского уезда. Судим и штрафован не был. Женат. Имеет 4-х детей»11.
По другим источникам, Е.Второй был уволен из Керетского прихода не просто так, а за предосудительное поведение.12
«Пономарь Р.Дмитриев в 1848 г. был отпущен из уездного училища в дом своего отца, где и находился по 1849 г. Оттуда в том же году по назначению Преосвященного Варлаама Епископа Архангельской и Холмогорской епархии определили пономаря в Шуезерский приход, в котором он находился по 1852 г., а оттуда в марте переведен в Юшкозерский приход, в агусте 1853 г. поступил на настоящее место. Холост. 20 лет. Грамот нет…. Священник о нем: «Катехизиса не знает, пост худо, считает ошибочно, поведения иногда нетрезвого, временами грубого, штрафован не был.»
В 1853 г. в Архангельскую духовную консисторию поступила жалоба от Евдокима Второго, что пономарь Родион Дмитриев «по службе своей оказывается совершенно нетерпимым»13. Причина конфликта между духовными лицами, как выясняется из материалов учиненного по этому делу Его Преосвященством следствия, оказалась скандальная история, произошедшая в ночь на 7 января после литургии во время хождения по домам со Святым Крестом. Крепко выпившие священник и пономарь подрались в доме одного из крестьян. «Пономарь Дмитриев стал ругать священника непристойными словами… кинул в священника чайником со святой водой…».

Длительное и запутанное следствие по делу подтвердило вину обоих. Ответчикам было определено наказание – 3 месяца епитимьи в монастыре. Однако, наказание смягчили, объяснив дело таким образом:
«но как высылка их на дальнее расстояние в монастырь соединена была бы с затруднением как для них самих, так и для начальства для замещения по исправлению их обязанностей на время их отсутствия в приходе кем-либо из священнослужителей, то епитимью в монастыре заменить милостью на бедных. Взыскать с каждого из них 3-х месячное жалованье…»14.
Изучение обстоятельств дела и показаний свидетелей (Анисима Липкина, Василия Матоева, Григория Липкина, Н.Лежеева, Григория Логинова, А.Ремшуева, И.Данилова), сохранившихся в делах консистории, убедили нас в том, что прежние проблемы прихода сохранялись. Духовные лица не являлись примером высокой морали и нравственности и часто не обладали авторитетом у местных жителей. По всей видимости, описанный случай не был исключением из обычного образа жизни духовенства, т.к. в делах следствия указывается, что подобное поведение духовных лиц вызывало недовольство и ропот прихожан. «Пономарь не первый раз так делает… ходит с песнями по ночам по деревне, что духовному значию неприлично, особенно против этого возстают раскольники»15. Примечательно последнее замечание, свидетельствующее на наш взгляд не только о сохранении религиозного благочестия среди староверов Вокнаволока, но и о том, что, несмотря на гонения против старообрядцев середины XIX в., последние поднимали свой голос в защиту морали и нравственности.

Для того, чтобы у читателя не сложилось представления о случайном характере подобных происшествий и нашей предвзятости, предлагаем для анализа сведения о служивших в Вокнаволоке священниках (таблица 1), которые в целом подтверждают факт частой смены духовных кадров. Анализ данных метрических книг Вокнаволокского прихода позволяет добавить, что на место священника в приходе не раз назначали лиц из соседних приходов или не прошедших полный курс богословских наук дьячков. Практически все служившие в Вокнаволоке в XIX в. священники были русскоязычными, и лишь некоторые знали немного карельский язык. Священников родом из Вокнаволока не было никого, и лишь Камкины происходили из ближайшего Панозерья. Справедливости ради следует сказать, что в приходе предпринимались попытки подготовки священников из коренных жителей. Некоторые из них, такие как Василий Изюмов, прошли путь от псаломщика до священника (правда, в соседнем Войницком приходе). Но такие случаи были редкостью.

Жизнь и деятельность священников, безусловно, во многом определяет отношение прихожан к исповедуемой ими вере. Описанные выше ситуации в этой связи могли оттолкнуть жителей Вокнаволока от православия. Однако не будем забывать, что фигура священника в западных волостях Беломорской Карелии – это не только фигура духовная. В определенной степени на священника возлагалось ряд задач вполне светского содержания, а именно образование детей. 12 января 1859 г. в Вокнаволокском приходе было открыто первое сельское училище.16 Учителями и наставниками в нем стали священники, которым, кстати говоря, долгое время не назначали дополнительного жалованья за эту работу, да и обучение они часто проводили у себя дома или в арендуемых домах. Священник выполнял функции фельдшера. Священником заполнялись метрические книги. Он же выполнял и роль человека, ответственного за лояльность населения существующей власти. С фигурой священника ассоциировалась не столько его духовная функция, сколько ее государственный статус. А отношение к представителям власть предержащих часто было особым. От этих лиц могли терпеть многое. И терпели.

Середина XIX в. стала переломным моментом в жизни православия в крае. Создавались новые приходы, вводились дополнительные священнические должности, поощрялась работа по переводу на карельский язык богослужебных книг. Эта деятельность коснулась и Вокнаволокского прихода, который в 1862 г. было решено разделить на три самостоятельных прихода: Вокнаволокский, Бабьегубский и Войницкий, вошедших в состав второго благочиния Кемского уезда Архангельской епархии 17 (карта 1). Это решение было принято после визита в Вокнаволок Епископа Архангельского и Холмогорского в день Пасхи в 1858 г. Правда, Войницкий приход, хотя и получил статус самостоятельного, из-за отсутствия священника по-прежнему окормлялся духовными лицами из Вокнаволока. С образованием приходов увеличилось число священнослужителей в крае, стали строиться часовни и церкви. По данным 1870-х гг. в бывшем Вокнаволокском приходе новые часовни были построены в Войнице (преобразована в Николаевскую церковь в 1895 г.), Суднозере (преобразована в Николаевскую церковь в 1896 г.), Каменном озере (преобразована в церковь в 1881 г.) и Ладвозере (преобразована в Спасскую церковь в 1890 г.).18 Строительство новых зданий велось преимущественно на средства Санкт-Петербургских купцов (в Ладвозеро – купец Иван Иванов Митрофанов; в Войнице – А.Е.Дятлев; в Бабьей Губе в честь Рождества Пресвятой Богородицы в 1888 г. - Андрей Кириллов Савин).

Существенно увеличилось жалованье священников, хотя это не поменяло ситуацию с их обеспечением кардинально. Доход Вокнаволокской церкви и духовных лиц складывался из нескольких источников. Главным из них было казенное жалованье священнику и псаломщику – в среднем 400 и 200 рублей соответственно, а также 600 рублей на дорожные расходы. Заметим, что в сравнении с другими приходами Архангельской и соседней Олонецкой епархии, казенное жалованье в карельских приходах было значительно выше. Для примера, настоятель Кемского собора получал в год лишь 117 рублей. Это было связано, прежде всего, с тем, что жизнь в Вокнаволокском приходе была дороже, чем в более восточных частях уезда. К тому же священники, в виду отдаленности прихода от епархиального центра, получали жалованье по полугодиям, что часто вынуждало их кредитоваться у местных торговцев.

Причт владел усадебной землей, которая практически не обрабатывалась и не приносила дохода. Остается только догадываться о причинах такого положения дел, но, по всей видимости, они лежат на поверхности: у самого духовенства не было времени и сил заниматься обработкой земли, т.к. их непосредственные обязанности представлялось возможным выполнять, в основном, в летний период, когда распутица и морозы не мешали совершать длительные объезды прихода. Распространенная в центральной России практика привлечения местных крестьян для обработки церковной земли не привилась здесь.

Жители Вокнаволока не заказывали панихид и не проводили пышных праздников по случаю крещения или венчания, следовательно духовенство не получало дополнительных средств на свое содержание, которые в таких случаях обычно уплачивались настоятелю. Вместе с тем широко распространенной была практика приглашения раскольниц из скитов для отпевания умершего или его перекрещивания в старообрядчество перед смертью, что, по мнению местных жителей, давало больше гарантий для попадания в рай после смерти.

В церкви собирался т.н. кружечно-кошельковый сбор и прибыль от продажи свеч, которые редко превышали 100 рублей в год. К примеру, в 1894 г. было продано 2 пуда и 5 фунтов свеч на 132 руб., а кружечно-кошельковый сбор составил 21 руб. 45 коп. Эти средства расходовались на содержание самой церкви, закупку свеч, выпечку просфор и др. Священники постоянно жаловались на недостаток этих средств для покупки даже самого необходимого.

....
Деятельность секты «ушковайзет» обеспокоила православное духовенство. Для исправления ситуации в первую очередь было обращено внимание на языковую проблему, которая настоятельно требовала своего решения. Службы в православных церквах велись на церковнославянском, который плохо понимали большинство жителей. К началу XX века сложились своего рода языковые группы: финно- и карелоязычные коробейники, карелоязычные женщины и дети, русскоязычные чиновники, и владеющее церковнославянским и русским православное духовенство. Понятно, что в этих условиях трудно было рассчитывать на то, что прихожане будут понимать проповедь.

В 1894 г. в епархии начала действовать переводческая комиссия, целью которой была подготовка переводов богослужебных текстов на «туземные или инородческие языки», в т.ч. карельский. Усилиями ее членов были подготовлены переводы Евангелия, «Учения о богослужении св. Агафадора» (переводчик В.Изюмов), «Изложения молитвы господней», «Краткой литии» (переводчик св. С.Красильников) и др. Однако ни один из них не был растиражирован из-за низкого качества исполнения.

В 1894 г. вновь изменили границы Вокнаволокского прихода для облегчения труда священников. Кроме собственно Вокнаволокского и созданного в 1862 г. Войницкого появились Кондокский и Ладвозерский. Деревни, ранее относившиеся к Вокнаволоку, распределились следующим образом (таблица 2). Хотя площадь прихода значительно сократилась, проблема дальности расстояний сохранялась:
«причт может объехать свой приход только в 6 поездок, сделав приблизительно 310 верст по зимнему пути… Летом ездить трудно, т.к. болота и пр., а зимой снежные заносы скрывают натоптанные тропы. Особенно до Мелкой Губы – 20 верст по Куйтто». (АЕВ, 1908 г., №5. С.136).
Обнародование Указ от 17 апреля 1905 г. стало побудительной причиной для начала деятельности западных миссионеров в западных приходах Беломорской Карелии. Среди них были лютеранские проповедники, методисты и др. В частности в 1906 г. приграничные приходы посетили с целью проповеди Евангелия проповедники Пекка Лаату и Петр Вайсман. Они провели богослужебные собрания в ряде деревень на финском языке, распространяли Библии и сборники гимнов. В качестве противовеса миссионерской деятельности местное духовенство решило обратиться в полицию21, что, на наш взгляд, свидетельствует об особой, назовем ее «патриотической» роли духовенства в приграничном крае.

Это обеспокоило как светское, так и епархиальное начальство и активизировало их деятельность. На съезде миссионеров архангельской и финляндской епархий, произошедшем в Ухте в декабре 1906 г., обсуждались вопросы укрепления православия в Беломорской Карелии. Главной в обсуждении вновь стала проблема языка. Участники съезда понимали, что использование церковнославянского языка в карельских приходах ведет к индифферентности жителей в отношении православной церкви, пренебрежению основными обязанностями верующего (указывалось, что жители приходят к причастию лишь раз в год).

Использование финского языка в богослужении, по идеологическим соображениям, не рассматривалось в качестве варианта: «введение же финского языка не вызывается никакою необходимостью, тем более, что славянский язык становится все более и более понятным населению»22. Карельский же язык не имел письменности, а, следовательно, не было необходимых литургических и пр. книг.

Съезд принял «соломоново» решение в пользу использования в богослужении «карело-финского языка».

Утвержденное решение вступило в силу. Более активно стала работать переводческая комиссия. 17 февраля 1908 г. было образовано Архангельское Православное Беломоро-Карельское Братство Архангела Михаила, учрежденное для укрепления православия и православно-русских начал среди карел Кемского уезда, а также «в помощи карелам в самозащите от нападок со стороны лютеранской и сектантской пропаганды и неверия»23.

Основной сферой деятельности Братства была помощь в строительстве и ремонте церквей, способствование открытию и работе церковно-приходских школ и школ грамоты, подготовка кадров священников, способных вести обучение на карельском языке и противостоять миссионерской работе, осуществление переводов на карельский язык.24

Братство располагало значительными материальными ресурсами. Его первоначальный капитал сформировался благодаря богатым пожертвованиям карельских монастырей и епископа Архангельского и Холмогорского. В последующем бюджет пополнялся за счет членских взносов и благотворителей. Братство продолжало свою работу до 1918 г.

В первую очередь Братство обратилось к вопросу о необходимости качественно и количественно улучшить кадры священнослужителей в западных приходах Беломорской Карелии. Благодаря усилиям Братства собственные (а не приписные) священники появились в Войнице (А.Хахилев, Н.Петухов), Ладвозере (Г.Соколов), Контокки (Голубков А.). Братством было предложено открыть новые дополнительные причты в Вокнаволокском и ряде других приходов. С этой целью жителей Вокнаволока попросили составить т.н. приговор, в котором должно было содержаться согласие жителей нести расходы по содержанию дополнительных духовных лиц. Однако прихожане отказались взять на себя новые траты, объяснив, это своей бедностью.25

В 1912 г. при содействии братства началась работу по сбору средств на строительство нового храма и школы (прежде ютилась в наемном помещении) в Вокнаволоке. Примечательно, что в ходе этой работы сами прихожане пожертвовали около 500 руб. и дали согласие на бесплатную заготовку бревен для строительства, что свидетельствует о действительной заинтересованности жителей в этой постройке.26 В 1912 г. в приходе были отремонтированы и другие здания церковного назначения – дома причта, часовни и пр. Братство оказывало материальную поддержку в оснащении часовен и церквей, снабжении обучавшихся в братских школах детей в Бабьей Губе и Ладвозеро. Безусловно, это способствовало укреплению авторитета православного духовенства в приходе, точнее, как сказано в Журнале заседаний членов Братства «обращение карел в лютеранство ослабло благодаря соответствующим мероприятиям»27. Последний вывод как нельзя лучше демонстрирует мотивы «ревнителей православия» в западном карельском приграничье, которые воспринимали православие как форпост российской государственности, призванный служить барьером на пути инославного влияния. Задачи нравственного воспитания отодвигались на второй план.

В годы первой мировой войны религиозная жизнь в Вокнаволоке, видимо, не претерпела заметных изменений. Священники продолжали служить в приходе на протяжении всего военного времени. Источники об этом времени весьма скудны, однако сам факт попыток возрождения религиозной жизни Вокнаволока в первые годы советской власти говорит о важности религиозной составляющей в жизни вокнаволокцев.

С образованием советского государства прихожане Вокнаволокского прихода по-прежнему относили себя к Архангельской епархии. Заметим, что в приходе и в 1919 г. продолжалось заполнение метрических книг священниками (на титуле книг значилось: «Ухтинский сельсовет. Метрическая книга по Вокнаволокскому приходу»). Но такой «союз» церкви и советской власти длился недолго. Как и большинство религиозных общин России, прихожане Вокнаволока вынуждены были бороться за дальнейшее существование своего прихода. В 1924 г. жители Вокнаволока во главе с церковным старостой Логиновым обращались с просьбой в Ухтинский административный отдел о разрешении проведения богослужений в церкви священником Соколовским (возможно, Соколовым), который вернулся из Финляндии после участия в событиях карельского восстания 1921 г. и амнистирован. Разрешения дано не было. Формальным основанием для отказа стал неблагоприятный отзыв председателя Ухтинского уездного исполкома Форстена о «контрреволюционном характере намеренного предприятия».28 Имущество Вокнаволокской церкви было конфисковано по решению Ухтинского нарсуда, причем понадобились специальные меры по его охране. Видимо, в Народном комиссариате юстиции всерьез опасались попыток возвращения церковного имущества силой со стороны местных жителей. Эту версию подтверждает настойчивость жителей Вокнаволока, которую они продемонстрировали в борьбе за возобновление приходской жизни. В 1926 г. они подали жалобу в Ухтинский уездный административный отдел о препятствиях со стороны местных советских властей в проведении богослужений, собраний верующих и выборах священника. Реакцией на жалобу стало письмо из Центрального административного отдела республики, где разъяснялись свободные права верующих на устройство собраний, если нет мешающих этому обстоятельств, таких как эпидемические болезни.29 Тем не менее жизнь прихода не была восстановлена. С этого времени в общих сводках о действующих религиозных общинах на территории Кемского уезда Вокнаволокский приход не упоминается.30 (рисунок 7(1) в скобках номер из предложенного редактором списка)

Особенности религиозной жизни Вокнаволока в первые годы советской власти вызывают один существенный вопрос, а именно: чем была вызвана столь настойчивая позиция вокнаволокцев в вопросе регистрации общины и прихода, если ранее мы часто констатировали слабость православных устоев в крае. Отчасти это могло явиться следствием процесса укрепления православной традиции в крае, начавшегося на рубеже 1910-20-х гг. Возможно также, что после событий карельского восстания оставшиеся в Вокнаволоке или вернувшиеся туда по амнистии жители видели в православной вере основу для начала новой жизни, для объединения расколовшего во время восстания местного сообщества.

Возможным допущением является также то, что в 1920-е гг. отношение жителей Вокнаволока к православию претерпело серьезные перемены. Православная церковь уже не могла восприниматься как особая государственная структура в рамках нового советского государства. Она представляла собой самостоятельный институт, который мог рассматриваться как оппозиция советскому режиму. Поэтому не стоит сбрасывать со счетов и возможное разыгрывание религиозной карты в политической игре, в которой часть жителей Вокнаволока примкнула к легальной оппозиции.

Так или иначе, хотим заметить, что указанные факты в целом не меняют нашего общего представления о картине религиозной жизни Вокнаволока в XIX-начале XX вв.

Безусловно, жители Вокнаволока в XIX - начале XX вв. были людьми верующими. Как нам представляется, вера вокнаволокцев была весьма специфичной, сочетающей в себе и православную обрядность, как дань государству, в рамках которого они жили; и языческие и старообрядческие традиции своих недавних предков и односельчан; и новые веяния протестантского толка, доходившие до этих мест из-за границы с кочующими в Финляндию и обратно торговцами (по данным Подворной описи Вокнаволокской волости за 1884 г. в отлучках пребывали до 52% мужчин31). Вокнаволокцы уповали на Бога, но в то же время верили в свои силы и вряд ли возлагали какие-нибудь надежды на посредников Бога на земле, которые в Вокнаволоке, часто не являли собой пример высокой нравственности.

Какова была роль РПЦ для жителей этого края? РПЦ в Вокнаволоке XIX-начале XX вв. воспринималась как ставленница государственной власти. Вследствие такого статуса священники РПЦ часто были вынуждены выполнять скорее политические, нежели духовные задачи, что не способствовало росту их имиджа.

1 Национальный Архив Республики Карелия (далее НАРК),
ф.2, оп.6, д.1/12, Л.27об.
2 НАРК, Ф.180, оп.1, д.1/3, Л.26.
3 ИИМК РАН, архив, ф. Р-III, д. 47.
4 НАРК, ф.25, оп.23.
5 НАРК, ф.165, оп.1, д.17/428, Л.15.
6 НАРК, ф.165, оп.1, д.27/809, Л.24; д.23/645, Л.3.
7 НАРК, ф.165, оп.1, д.21/568, Л.9.
8 НАРК, ф.25, оп.23, д.121, Л.250.
9 НА РК, ф.165, оп.1, д. 3/63. Л.1-2.
10 НАРК ф.165, оп.1, д. 3/63. Л.18 об.
11 НАРК ф.165, оп.4, д. 1/12. Л.21.
12 НАРК, ф.165, оп.1, д.15/358.
13 НАРК ф.165, оп.4, д. 1/12. ЛЛ.16-25.
14 НАРК ф.165, оп.1, д. 3/63. Л.15.
15 НАРК ф.165, оп.4, д. 1/12. ЛЛ.16-25.
16 НАРК, ф.165, оп.1, д.30/940.
17 НАРК, ф.165, оп.2, д.9/117, Л.1.
18 НАРК, ф.165, оп.2, д.1/5.
19 НАРК, ф.30, оп.3, д.17/171, Л.14-15.
20 НАРК, ф.183, оп.1, д.8/107, Л.16.
21 НАРК, ф.411, оп.1, д.9/132, Л.4.
22 НАРК, ф.180, оп.1, д. 1/23, Л.1об.
23 НАРК, ф.180, оп.1, д.1/6, Л.23.
24 Государственный Архив Архангельской Области, ф.1741, оп.1, д.1-14.
25 НАРК, ф.180, оп.1, д.1/23, Л.14 об.; д.22а, Л.11.
26 НАРК, ф. 180, оп.1, д.1/10, ЛЛ.10-11.
27 НАРК, ф.180, оп.1, д.1/23, Л.1.
28 НАРК, ф.383, оп.1, д.1/3, Л.66.
29 НАРК, ф.2652, оп.1, д.3/49, ЛЛ.40,45.
30 НАРК, ф.383, оп.1, д.1/7, Л.4.
31 НАРК, ф.665, оп.2, д.1/1, ЛЛ.14-15.

Список использованной литературы
1. Без автора (по косвенным данным статьи о приходе писались приходскими священниками). Вокнаволокский приход. Архангельские епархиальные ведомости 1896 (14); 1895 (4); 1908 (5, 7); 1911 (8).
2. Пулькин, Максим (2000). «Корельские приходы» православной церкви
в Кемском уезде (вторая половина XIX - начало XX в.) В сборнике Исторические судьбы Беломорской Карелии. Отв. Ред. Ю.А.Савватеев. Петрозаводск.
3. Фатхутдинов, Сергей (2001) Православная Ухта. Северные вести 2001(11/44), С.7.

Жуков А.Ю. Поселения на путях

собирателя карельского фольклора
http://kniga.seluk.ru/k-raznoe...ie-kem.php
Элиаса Лённрота

Город Кемь:

По документам селение Кемь с церковью и его жители «кемляне» известны с начала XVI

в., в Жалованной грамоте Василия III 1530 г. значится и Кемская волость (погост) – «у

Кеми реки», по территории от Карельского берега Белого («Студеного») моря на востоке и

до границы со шведской областью Каяни в Финляндии («до каянских немцев рубежа») – на западе; она же, волость у Кеми реки и Дикие озера названы так в двух «Подтверждениях» Ивана IV Грозного данного пожалования (1539 и 1549 г.).
...

Kostаmus / Костомукша:

Впервые зафиксирована переписью 1678 г. как деревня Костомозерская волость в составе Ребольского погоста Кольского уезда (см.: Rebol’a / Реболы), затем Кастомозерский погост (1700 г.), Коштомукша на Коштомо-озере – в составе ребольской волости Кимасозерская треть Лопских погостов Олонецкой провинции и уезда Санкт-Петербургской губернии (1726 г.), Коштамукша – в Колвосозерскую волость Ребольского погоста Олонецкого уезда Новгородской губернии (1748 г.), с конца XVIII в. – вошла в состав Кимасозерской волости Кемского уезда Архангельской губернии как деревня Костомуж (1797 г., Четвертая ревизия) (см.: Город Кемь).

По «Списку населенных мест Архангельской губернии 1861г.» (Санкт–Петербург, 1861) на 1859 г.: Архангельская губерния, Кемский уезд, 2-ой стан (см.: Jyskyjrvi / Юшкозеро) – деревня Костомукша на острове озера Каменного: от уездного города Кемь 275 верст, от центра стана 150 верст; в 25 дворах проживало 87 чел. муж. п. и 91 чел.жен. п.

После Гражданской войны, в 1921 г. Костомукша – деревня Кондокской волости Кемского уезда Карельской трудовой коммуны в составе РСФСР, с 1922 г. – Ухтинского уезда (см.: Kontokki / Кондока и Uhut / Ухта (Калевала), с 1923 г. – АКССР в составе РСФСР;

по административной реформе 1926–28 гг. деревня Костомукса – центр Костомукшского сельсовета Ухтинского района АКССР, с 1936 г. – КАССР; с 1940 г. деревня Костомукша – центр Костомукшского сельсовета Калевальского района К-ФССР, после Великой Отечественной войны, в 1945 г. – также; с 1956 г. – КАССР, в 1958 и к 1960 гг. – в составе Вокнаволокского сельсовета района Калевалы; в 1960 г. деревня Костомукша выбыла из числа населенных пунктов, а в 1970-е гг. ее территория попала в зону хранения технологических отходов Костомукшского горно-обогатительного комбината; населенный пункт под названием Костомукша был возрожден на месте упраздненной ранее деревни Контокки в 1973 г. как поселок Костамукша (неофициальное название – Контокки), подчинен администрации ПГТ Боровой Калевальского района, в 1977 г. – рабочий поселок Костомукша в составе Боровского поселкового совета; в 1982 г. – ПГТ Костомукша – центр Костомукшской администрации ПГТ; в 1983 г. преобразован в город Костомукша, город республиканского значения и центр Костомукшского городского округа КАССР (с 1991 г.

BETWEEN FINLAND AND POMOR’E: THE KARELIANS OF THE KEM’ DISTRICT IN THE DESCRIPTIONS OF THE CONTEMPORARIES (LATE 19TH - EARLY 20TH CENTURIES)

The article analyzes information about the Karelian population that lived in the Kem district of the Arkhangelsk province. The information is contained in the descriptions of Russian authors of the late 19th - early 20th centuries. The main object of the analysis was the descriptions published in the Arkhangel’sk Diocesan Gazette in the 1900-1910s. Their authors were priests of the Karelian parishes. The territory of the district inhabited by the Karelians was called the White sea Karelia or Arkhangel’sk or Karelia. This territory was bordered to the west by Finland and to the east by Pomor’e. The descriptions note the strong influence of neighboring regions on the life of the White Sea Karelians. There was a certain amount of Finnophobia among the priests. Despite this, they were forced to state that the Finnish influence was more positive for the Karelians. At the same time, the priests were forced to admit that communication with the Russian population of Pomor’e destroyed the ‘moral state’ of the Karelian parishioners.
Текст научной работы на тему «МЕЖДУ ФИНЛЯНДИЕЙ И ПОМОРЬЕМ: КАРЕЛЫ КЕМСКОГО УЕЗДА В ОПИСАНИЯХ СОВРЕМЕННИКОВ (КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО ХХ В.)»

ШИКАЛОВ Юрий Геннадьевич / SHIKALOV Yuri

Университет Восточной Финляндии / University of Eastern Finland Финляндия, Йоэнсуу / Finland, Joensuu yury. shikalov@uef. fi

МЕЖДУ ФИНЛЯНДИЕЙ И ПОМОРЬЕМ: КАРЕЛЫ КЕМСКОГО УЕЗДА В ОПИСАНИЯХ СОВРЕМЕННИКОВ (КОНЕЦ XIX — НАЧАЛО ХХ В.)

BETWEEN FINLAND AND POMOR'E: THE KARELIANS OF THE KEM' DISTRICT IN THE DESCRIPTIONS OF THE CONTEMPORARIES (LATE 19TH — EARLY 20TH CENTURIES)

Abstract: The article analyses information about the Karelian population that lived in the Kem district of the Arkhangelsk province. The information is contained in the descriptions of Russian authors of the late 19th — early 20th centuries. The main object of the analysis was the descriptions published in the Arkhangel'sk Diocesan Gazette in the 1900—1910s. Their authors were priests of the Karelian parishes. The territory of the district inhabited by the Karelians was called the White sea Karelia or Arkhangel'sk or Karelia. This territory was bordered to the west by Finland and to the east by Pomor'e. The descriptions note the strong influence of neighboring regions on the life of the White Sea Karelians. There was a certain amount of Finnophobia among the priests. Despite this, they were forced to state that the Finnish influence was more positive for the Karelians. At the same time, the priests were forced to admit that communication with the Russian population of Pomor'e destroyed the 'moral state' of the Karelian parishioners.

Ключевые слова / Keywords: Кемский уезд, Беломорская Карелия, Поморье, Финляндия, описания, священники, карелы, средства существования, быт / The Kem' district, White sea Karelia, Pomor'e, Finland, descriptions, priests, Karelians, means of subsistence, way of life

Между Финляндией и Поморьем

Административная территория, называемая Кемским уездом, находилась на крайнем северо-западе Российской империи, на территории, расположенной между Финляндией и западным побережьем Белого моря. Основное население уезда составляли две этнические группы: карелы и поморы. Граница между ареалами проживания этих групп была довольно четкой. Поморы заселяли Кемское Поморье, т. е. прибрежные приходы, располагавшиеся на узкой полосе вдоль западного берега Белого моря. Карелы же селились в центральной и западной частях уезда. Этот регион был также известен как Беломорская Карелия. Иногда его называли ещё Архангельской Карелией, поскольку административно Кемский уезд входил в состав Архангельской губернии.

Между Финляндией и Поморьем: карелы Кемского уезда в описаниях современников... 190

Из «грязных лачуг» — в «интеллигенты-европейцы»

Проживавшие в крайне труднодоступных местах северо-западной окраины России, карелы Кемского уезда долгое время не привлекали особого внимания российских исследователей и краеведов. Немногочисленные статьи и заметки об этом регионе, опубликованные в середине XIX в., чаще всего представляли беломорских карел в довольно неприглядном свете. Например, в 1847 г. в «Трудах Императорского вольного экономического общества» появилась статья под названием «Беломорская Карелия», автором которой являлся архангельский краевед Иосиф Августович Богуслав.

Богуслав описывает Беломорскую Карелию следующим образом: «Беломорские Карелы и Улеаборгские Финляндцы обитают в одних широтах, физиономия населяемого ими края одинакова: утесы, горы, лес, озера. <... > Но, невзирая на близкое соседство, на одинаковую природу и одинаковые поэтому средства для материального существования, Карелы и Финляндцы представляют резкую противоположность и в домашнем быту, и в самой цивилизации. <.. .> Финляндцы живут в опрятных домах, а Карелы — в дымных и грязных лачугах. <.. .> Финляндцы держат по 20-ти голов крупного скота, много лошадей, овец, кур, свиней; у Карел в общей сложности по три штуки рогатого скота на двор, лошадей по одной штуке, овец — по четыре, кур — по одной на 10 дворов, а коз и свиней не бывало. <.. .> У Финляндцев огородничество изрядно развито, а у Карел — кроме лесной репы нет никаких огородных овощей. <.. .> Финляндцы успешно упражняются в сельских ремеслах, у Карел нет никакого рукомесла <.. .> Финляндские женщины хорошие хозяйки. <.. .> Карелки нерадивы и невежественны во всем, весьма часто впадают в раскол, а о женских рукоделиях понятия не имеют. <...> От Кеми до Керети по Кольскому тракту 170 верст, в другом направлении от дер. Булдырской до Панозера — 200 верст, и на всем этом пространстве, изрядно населенном, нет ни одной православной церкви, зато пустынь и скитов много, из которых пропаганда старых бредней расходиться по Карелии и Поморью. <.. .> Браки часто заключаются по староверским правилам, без священника»1.

Труды Экономического общества представляли собой весьма солидный научный форум, и можно предположить, что данная статья определенно оказывала влияние на формирование стереотипа Беломорской Карелии. В середине XIX столетия этот стереотип не отличался положительными чертами. В 1861 году в газете «Архангельские губернские ведомости» была опубликована статья под названием «Карелы». В статье говорилось, что населяющие северо-запад

1 Богуслав. Беломорская Карелия // Труды Императорского вольного экономического общества. 1847. № 5. С. 221-224.

Архангельской губернии беломорские карелы «похожи на финнов», однако «от природы робки, вялы и неопрятны». Проживают они в «дымных, тесных и убогих лачугах» нередко вместе со скотом. По сведениям автора статьи, скотоводство в Карелии было «весьма ограничено», и жители содержали лишь «тощих коров, по нескольку овец и оленей». Основными же занятиями жителей Беломорской Карелии назывались охота и рыболовство, и отмечалось, что карелы «считают богатым того, у которого есть годовой запас хлеба, смешанного с сосновой корой»2.

Бедность и отсталость карельского населения Кемского уезда подчеркивалась и в научных трудах того времени. Так этнограф Александра Ефименко в своем труде об обычаях «лопарей, корелов и самоедов» Архангельской губернии отмечала низкий уровень жизни и развития беломорских карел: «В умственном отношении Корелы стоят тоже довольно низко; грамотных между ними очень мало, особенно в волостях, отдаленных от Поморья, да и невозможен никакой шаг вперед в умственном развитии, пока не изменятся к лучшему обстоятельства, обуславливающие их настоящее экономическое положение»3.

В начале ХХ столетия описания карельского населения Кемского уезда приобретают несколько иной характер. Сложившийся стереотип о «дикости» карел подвергается критике. Всё чаще отмечается, что местное население обитает в удобных и чистых домах, одевается на европейский манер, говорит не только на своем родном языке, но и на финском, русском, а то и шведском. Так, учитель и краевед Иван Оленев, заведовавший в 1891—1899 гг. образцовым сельским училищем в деревне Кимасозеро Кемского уезда, писал: «Карелы, заброшенные по глухим углам Архангельской и Олонецкой губерний, для многих представляются грубыми, неопрятными полудикарями. Но на самом деле, это — большое заблуждение. Если сравнить карела, особенно живущего близ границы Финляндии, с русским крестьянином северных или даже некоторых средних губерний, то первый выглядит несравненно интеллигентнее костромича или вологжанина». Оленев много ездил по Беломорской Карелии и за десять лет проживания среди карел прекрасно ознакомился с их бытом и нравами. Он видел их гостеприимными, дружелюбными, трудолюбивыми, с развитым чувством собственного достоинства, но упоминал при этом и некоторые отрицательны черты их характера, а именно скрытность, хитрость и ложь «во имя наживы». Учитель отмечал и склонность карел к щегольству:

2 Карелы // Архангельские губернские ведомости. 1861. №23.

3 Ефименко А. Народные юридические обычаи лопарей, корелов и самоедов // Сборник народных юридических обычаев. СПб., 1878. Т. 1. (Записки императорского Русского географического общества по отделению этнографии; Т. 8). С. 95.

Между Финляндией и Поморьем: карелы Кемского уезда в описаниях современников... 192 «он (карел) старается завести получше одежду, которою вообще любит пощеголять»4.

Оленеву вторит анонимный автор, опубликовавший статью об архангельских карелах в Известиях Архангельского общества изучения Русского Севера (далее — ИАОИРС) в 1913 году: «Отличаясь от русских практичностью и трудолюбием, карелы при неблагоприятных условиях сумели устроить свою жизнь лучше русских средней Руси»5. В том же номере журнала была опубликована статья Н. Руотси «О Карелии», в которой автор превозносит «натуру» карел, называя её «богато одаренной от природы», и приписывая карелам «все симпатичные черты, присущие только истинно культурному человеку». По мнению этого автора, карелы, «отмытые от сажи пожогов», представляются настоящими «интеллигентами-европейцами»6. Священник Мелентьев, посетивший Карелию в начале ХХ в., писал о ямщике, перебравшемся в Архангельскую Карелию из центральной России, который говорил, что в его родных краях живут «грязно и тесно, а у карел дома просторные, по нескольку комнат и скотина отдельно». По словам ямщика, жизнь в Карелии была, несомненно, лучше, чем в центральной России7.

Несомненно, что в конце XIX столетия в Беломорской Карелии произошли значительные перемены в жизни крестьян, и связаны они были прежде всего с изменениями в трудовой деятельности карел. В конце XIX — начале ХХ в. благосостояние карельского населения Кемского уезда становится всё более зависимым от Финляндии и Поморья. Подсечное земледелие, широко развитое в Беломорской Карелии и приносившее крестьянам неплохие урожаи, было запрещено в конце 1850-х годов. Попытки заменить его полевым земледелием не принесли желаемых результатов, и карелы были вынуждены искать альтернативные источники средств существования8.

Эти источники нашлись за пределами Беломорской Карелии. После Крымской войны среди карел, населявших западные и центральные регионы Кемского уезда, получает широкое распространение разносная торговля в Финляндии. В период с 1871 по 1913 г. жителям уезда было выдано 35 000 паспортов, что говорило о большом числе «коробейников», ходивших торговать в Финляндию и в Швецию. К концу XIX столетия в западных приходах Беломорской Карелии практически

4 Оленев И. По Карелии // Литературное приложение к журналу «Нива» на 1902 год. 1902. № 9. С. 445-446.

5 Ан. В-ов. Нужды Карелии // ИАОИРС. 1913. №3. С. 117.

6 Руотси Н. Личность карела // ИАОИРС. 1913. №3. С. 103-106.

7 Мелетиев В. Карельские сюжеты // ИАОИРС. 1910. №3 С. 15.

8 Камкин Н. Архангельские Корелы. Этнографический очерк // Древняя и новая Россия. 1880. Т. XVI. №4. С. 651-673; Голубцов Н. Архангельские Карелы // Архангельская Карелия. Архангельск, 1908. С. 25.

не осталось семей, в которых кто-либо из мужчин не занимался разносной торговлей9.

В свою очередь население восточных приходов Беломорской Карелии находит источники средств существования за восточной границей региона. Карелы из селений, располагавшихся недалеко от границы с Поморьем, всё чаще уходят на рыбные промыслы вместе с поморами. В конце XIX — начале ХХ в. становища Мурманского берега были знакомы многим карельским мужчинам и подросткам из Пильдозерского, Маслозерского, Шузерского и других восточных приходов Беломорской Карелии. Помимо этого, в конце XIX столетия на западном побережье Белого моря начинает развиваться деревообрабатывающая промышленность. Первый лесопильный завод был построен в поморском селении Сорока в 1869 г., а в 1909 г. в Кемском Поморье действовало шесть лесопильных заводов10. Заготовка и транспортировка леса для этих заводов давала карелам восточных и центральных регионов Кемского уезда дополнительную возможность заработка в зимнее и весеннее время года.

Трезвость на западе, пьянство на востоке

Разносная торговля, заготовка леса и рыболовецкие промыслы заставляли мужское население карельских деревень много месяцев в году проживать в условиях, которые значительно отличались от привычной домашней жизни. Отхожие промыслы подвергали участвовавших в них карел влияниям чужих этносов, и таким образом эти влияния затем распространялись и в карельских селах. На западе Беломорской Карелии усиливалось влияние финской культуры, а в восточных регионах Карелии наблюдалось усиление влияния Поморья. Это подтверждают и описания приходов уезда, составленные местными священниками в конце XIX — начале ХХ в.

В конце XIX — начале ХХ в. «Архангельские епархиальные ведомости» (далее — АЕВ) дважды публиковали подробную информацию о приходах Кемского уезда. Первый раз это было сделано в 1896 г., когда в №№ 11-17 «Ведомостей», вышедших в свет в июне — сентябре, было опубликовано «Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии». Эти описание практически не содержало сведений о жизни местных крестьян, основное внимание в нём было уделено приходским причтам, церковным строениям и условиям работы церковнослужителей11.

9 Vuoristo S. Tietoja laukkurien lukumaarasta // Karjalan heimo. 2006. № 3-4. C. 42-43; Naakka-Korhonen M. Halpa hinta pitka mitta. Helsinki, 1988. C. 78.

10 Памятная книжка Архангельской губернии на 1909 год. Архангельск, 1909. С. 105-106.

11 Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской Епархии. Выпуск III. Уезды: Онежский, Кемский и Кольский // АЕВ. 1896. №№11-17.

Между Финляндией и Поморьем: карелы Кемского уезда в описаниях современников... 194 Во второй раз «Архангельские епархиальные ведомости» обратились к подробным описаниям приходов Кемского уезда начале ХХ в. В этот раз описания не были сведены в единый комплекс, а публиковались разрозненно в номерах журнала, выходивших в 1900—1910-х годах. Большая часть описаний карельских приходов уезда была опубликована в номерах, вышедших в 1908 г. Заметно, что священники получили определенные наставления по составлению описаний. Все они были написаны примерно в одном ключе и содержали сведения о быте карел, их занятиях, условиях проживания, грамотности, религиозности и о чертах их характера или «натуре». Из этих описаний заметно, как тесные контакты с финнами и поморами, длившиеся много месяцев в году, накладывали отпечаток на жизнь карельских семей.

Примером экспансии финской культуры в Беломорской Карелии может служить описание Юшкозерского прихода, сделанное в 1912 г.: «С наступлением осени, многие [местные карелы] уходят в Финляндию для торговли вразнос. Этот отхожий промысел является у карел почти единственным источником добывания средств... Все лица, занимающиеся этим, живут безбедно, даже, можно сказать, зажиточно; к тому же этот отхожий промысел легок и заманчив, ибо нередко из наемного разносчика карел делается самостоятельным хозяином в торговле. <... > Никакие ремесла среди населения не развиты. <...> Несмотря на все неблагополучные экономические условия жизни, степень зажиточности населения можно назвать средней.

<.. .> Дома карел деревянные, одноэтажные. Старые построены глаголем, новые же строятся пятистенными и принимают вид более русский. <.. .> В праздники одеваются довольно прилично: триковая или суконная тройка, пальто или шуба, штиблеты, калоши, чистая рубашка («фантазия»), часы, шляпа или шапка — вот обычный костюм карел. Карелки носят сарафаны и кофты (преимущественно яркого цвета). <.. .>

Как и все карелы, прихожане — народ сметливый, но малоразвитый, и в тоже время обладающий изумительной способностью к изучению языков. [Примечание: Через год проживания в Финляндии почти каждый карел вполне усваивает финский язык и отчасти шведский. Побывав в Америке, карел скоро привыкает говорить по-английски. Учащиеся на второй год обучения (дома слышат только родную речь) удовлетворительно для инородцев начинают объясняться по-русски.] <.. .>

К порокам, заметным среди прихожан, следует отнести сквернословие и табакокурение; незаконные сожительства очень редки»12.

Описанию Юшкозерского прихода вторит описание прихода «столицы» Беломорской Карелии, села Ухты, составленное священником Иоанном Чирковым:

12 Священник П. П. Юшкозерский приход // АЕВ. 1912. №5. С. 127, 129, 130 133, 136.

«Финский язык понимают лишь те из карел, которые ходили или ходят в Финляндию. <.. .> Ухтинцы трезвы, пьяного карела увидеть на улице большая редкость. Винной торговли во всей Карелии нет, благодаря ходатайству местных жителей. <.. .> Внутренность избы отличается чистотою. Одеваются ухтяне щеголевато, мужчины в городской пиджачный, иногда и сюртучный костюм, пальто или шуба меховые и барашковые шапки. Сапоги носят финские без подошв. камаши, а зимою, кроме того, и валенки. <.. .> Девицы одевают белые накрахмаленные рубашки, кашемировые сарафаны и фартуки всевозможных ярких цветов. Башмаки всегда с галошами. В последнее время распространяется финский обычай носить черные, или кашемировые или сатиновые, платья. В отношении трудолюбия об ухтянах приходится говорить отрицательно; все они нетрудолюбивы, женщины же и девицы в зимнее время гуляют из избы в избу и занимаются пересудами. В летнее время они также не затруднены работами. <.. .> Молодежь любит погулять, устраивают беседы и вечеринки, танцуют под звуки немудрой норвежской гармонии и песен. Песни поют русские и финские»13.

Замечания святых отцов об «отсутствии ремесел» и недостаточности «трудолюбия» в среде карел можно объяснить тем, что в начале ХХ столетия земледелие и ремесла уже не имели большого значения в жизни карел западных и центральных регионов Кемского уезда. Можно сказать, что в этих регионах натуральная система хозяйствования сменилась на товарно-денежную. Карелам было надежнее закупать хлеб на заработанные торговлей деньги, чем выращивать его на скудных землях. Денег хватало и на строительство новых домов, и на покупку «городской» одежды. Отход карел от земледелия и патриархальной крестьянской жизни, а также усиление влияния Финляндии естественно раздражали русских священников, видевших в этом угрозу для падения авторитета православной церкви в регионе.

На характер описаний влияло и то, что контингент священнослужителей в Кемском уезде отличался некоторым своеобразием. Затерянные в глухих лесах приходы Беломорской Карелии служили своего рода местом ссылки для нерадивых служителей церкви. Так, например, в 1896 г. из 16 служивших здесь священников лишь половина имела за плечами полный курс духовной семинарии или училища, другая половина была из числа уволенных из духовных учебных заведений на разных этапах обучения14. Иными словами, это были священники из «недоучек», наверняка попадавшие в карельские приходы отнюдь не по велению души и сердца.

13 Священник Иоанн Чирков. Ухтинский приход в религиозно-нравственном и бытовом отношении // АЕВ. 1908. №7. С. 204- 212.

14 Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской Епархии // АЕВ. 1896. №№11-15.

Между Финляндией и Поморьем: карелы Кемскогоуезда в описаниях современников... 196

Не удивительно, что в описаниях приходов священники жаловались на жизнь, писали о негативном отношении к церкви со стороны карельского населения, описывали трудности путешествий, дурное состояние церквей и причтовых домов и вообще всячески старались подчеркнуть свое бедственное положение.

Негативное отношение к карельскому населению особенно заметено в описаниях карельских приходов Кемского уезда, подписанных инициалом N и опубликованных в 1908—1910-х гг. Этим инициалом подписаны пять из семи описаний приходов, расположенных в западной и центральной частях Кемского уезда, а именно приходы Логоваракский, Ладвозерский, Войницкий, Кестенгский и Тихтозерский. N составил и описание небольшого Подужемского прихода, располагавшегося на востоке уезда и граничившего с Кемским приходом. Судя по стилю, все они были написаны одним и тем же автором.

Во всех описаниях западных приходов Кемского уезда, написанных анонимным автором N подчеркивалось, что карелы живут бедно и грязно, в тесных избах «с тараканами и блохами», но при этом любят одеваться щегольски, «навешивают» часы на финский манер и многие говорят по-фински. По мнению N карелы соседствующих с Финляндией приходов отличались трезвостью, но любили «погулять» при каждом подходящем случае.

Вот, например, как описывает N быт и поведение карел Логоваракского прихода, располагавшегося в центре уезда, на южном берегу Топозера: «Домашняя обстановка карел довольно бедна. <.. .> В праздник карелы любят нарядиться: мужчины одеваются даже довольно щеголевато в суконные и триковые пиджаки, брюки, жилеты, добавляя воротнички, манишки, манжеты, поярковые шляпы, камаши, калоши, и почти каждый навешивает карманные часы, а женщины одеваются в гарусные, ситцевые и даже шелковые сарафаны, фартуки и кофты <.. .> Большая часть заработков карел уходит на наряды, что еще больше увеличивает бедность их. Имея знания для улучшения своего хозяйства, карелы меньше будут заниматься отхожим промыслом в Финляндии, где не только нравственно развращаются, но и физически, заражая других пропагандой неверия и принося домой заразительные венерические болезни, которые есть в каждой почти семье того дома, из которого ходят торговать в Финляндию. <.> Местные карелы отличаются трезвостью, так как винная лавка находится за 140 верст»15.

Если сравнить сведения, представленные N со сведениями, представленными священниками Ухтинского и Юшкозерского приходов, то отличия наблюдаются,

15 N. Логоваракский приход // АЕВ. 1910. №№1-4.

197 Юрий Ш икалов

главным образом, только в описаниях домов. В остальном священники были единого мнения о быте беломорских карел. Основные характеристики этого быта и «натуры» карел по описаниям священников приводятся в таблице и на схеме.

Таблица 1. Основные черты быта и характера карельских крестьян Кемского уезда по описаниям приходских священников начала ХХ в.16

Западные и центральные приходы Восточные приходы

Основные занятия

Торговля в Финляндии, заготовка и сплав леса для лесопильных заводов Рыболовные промыслы на Мурманском берегу, лесозаготовки, рыбная ловля в озерах и реках, заготовка и сплав леса

Условия проживания

Старые избы бедные, грязные. Новые дома богатые, строятся по финским и русским образцам Избы бедные, грязные, с тараканами

Грамотность

Русский язык знают плохо, владеют финским и шведским Владеют карельским и русским языками. Неграмотность и невежество

Трезвость

Жизнь трезвая (объясняются тем, что нет торговли спиртным) Пьянство, сквернословие, драки, карточные игры

Черты характера

Сметливы, доброжелательны, ленивы, любят погулять Ленивы, бесхозяйственны, грубы

Одежда

Одеваются щеголевато, по финской моде Одеваются по городской моде

Из таблицы видно, что жизнь и «натура» карел в восточных приходах Беломорской Карелии отличалась от образа жизни и характера карельских крестьян, проживавших в западных и центральных регионах Кемского уезда. Несомненно, что отличия эти были связаны с влиянием на карельское общество ближайших соседей карел, финнов и поморов, усилившимся в конце XIX столетия.

16 АЕВ. 1904-1912 гг.

Между Финляндией и Поморьем: карелы Кемскогоуезда в описаниях современников... 198

Карелы восточных регионов уезда проводили много времени с поморами, но, судя по описаниям, их сосуществование отнюдь не отличалось взаимным доверием и дружелюбием. Так священник Пильдозерского прихода писал о плохом отношении карел к русскому населению: «При сношениях карелов с русскими особенно проявляются со стороны их хитрость, лесть, неискренность и лицемерье»17. Поморы, в свою очередь, тоже относились к карелам крайне недоверчиво в конце XIX столетия. Об этом писала в 1970-х годах Татьяна Бернштам, занимавшаяся исследованием поморской культуры. По мнению Бернштам даже невзирая на то, что в родословной многих поморских семей имелись связи с карелами, взаимоотношения между поморами и карелами лишь ухудшались. Поморы опасались, что карельское «нашествие» ухудшит их благосостояние и возможности для заработков18.

Помимо денег карелы приносили с собой с рыболовецких становищ на Мурмане пьянство, картежные игры, сквернословие и склонность решать проблемы при помощи кулаков. Вот как, например, описывал священник Иоанн Чирков «религиозно-нравственное» и бытовое состояние Шуезерского прихода, располагавшегося в непосредственной близости от поморского берега, в нескольких десятках километров от уездного города Кемь: «Порок пьянства занимает первое место среди шуезер. На мурманских промыслах нередко любители выпивки оставляют все свои скудные заработки в тамошних винных лавках. <.. .> Нельзя сказать, чтобы воровство было очень распространено среди шуезер, но все-таки помещения свои не лишне запирать на замок. Доверия друг к другу не имеют никакого и стараются при всяком удобном случае обмануть соседа. <.. .> Молодежь во всем подражает городским нарядам — одеваются в пальто, пиджак, сапоги с галошами, манишки с галстуками. Женщины носят сарафаны»19.

Упомянутый выше анонимный автор N также открыто отмечал дурное влияние Мурмана на карел Подужемского прихода: «Нужно указать на одно неблагоприятное условие, которое способствует грубости и пьянству среди здешних карел и парализует те добрые влияния, которые идут от церкви и школы. Жизнь подужемских карел за последнее время сложилась так, что они все более и более стали отлучатся на отхожие промыслы. Между прочим, на Мурман»20. А священник Надвоицкого прихода обвинял в падении нравов местного карельского населения работы на лесозаготовках: «Нравственность у молодых людей испорчена: поют

17 С. Н. П. Пильдозерский приход Кемкого уезда в религиозно-бытовом отношении // АЕВ. 1904. №1. С. 28.

18 Бернштам Т. Поморы. Формирование группы и система хозяйства. Л., 1978. С. 69-72.

19 Священник Иоанн Чирков. Шуезерский приход Кемского у. в религиозно-нравственном и бытовом отношении // АЕВ. 1907. №5. С. 145-146.

20 N. Подужемский приход Кемского у. в религиозно-нравственном отношении // АЕВ. 1908. №6. С. 168-169.

похабные песни, сквернословят, развивается пьянство, картежная игра, а в "беседах" ("бесёды" — посиделки. — Ю. Ш.) драки с ножами. Вредно влияет на нравственность то обстоятельство, что с самой ранней весны и до поздней осени крестьяне уходят на сплав леса»21.

Представленные цитаты, краткое содержание которых нашло отражение в таблице, показывают, насколько пагубно влияли на «морально-нравственное состояние» карельского населения восточных регионов Беломорской Карелии работы на рыбных промыслах и лесозаготовках. Влияние этих работ было особенно заметно среди молодежи. Приобретенные на Мурмане дурные привычки, в свою очередь, влияли на отношение к карелам жителей Кемского Поморья. Несмотря на «обрусение» карел восточных регионов Кемского уезда, граница между карельским и поморским населением уезда лишь усиливалась, тогда как граница между финнами и беломорскими карелами всё больше стиралась. Священники признавали, что финское влияние оказывало благоприятное воздействие на жизненные условия и поведение карел в быту, но при этом отмечали, что это влияние разрушало и без того слабую связь беломорских карел с русской православной церковью.

Выводы

Подводя краткие итоги, можно отметить, что в описаниях приходов Беломорской Карелии, составленных священниками Кемского уезда, довольно четко прослеживается разница во влиянии Финляндии и Поморья на карельское население этих приходов. Хотя отношение православной церкви и российской администрации вообще к усиливавшемуся влиянию Финляндии на карельское население было крайне отрицательным, авторы описаний были вынуждены констатировать, что общение с финнами и шведами привносило в жизнь беломорских карел многие положительные черты. В их число входили знание языков, грамотность, «сметливость» в торговле и стремление устроить свои жилища «на финский манер». Работы на Мурмане и по заготовке леса, в свою очередь, оказывали в основном дурное влияние. С рыбацких становищ и лесопильных заводов в Беломорскую Карелию распространялось пьянство, сквернословие, драки, лень и недоверие к русским. В свою очередь среди русского населения уезда росло недоверие к карелам, вызванное приобретенными ими дурными привычками. В конце XIX — начале ХХ столетия долгое время существовавший стереотип «полудиких» карел заменили новые стереотипы. На западе уезда это был одетый по финской моде торговец-«коробейник», а на востоке — хитрый и ленивый пьяница.

21 Священник А. Я-в. Надвоицкий приход. // АЕВ. 1907. №23. С. 802.

Между Финляндией и Поморьем: карелы Кемского уезда в описаниях современников... 200

Список литературы

Бернштам, Т. Поморы. Формирование группы и система хозяйства / Т. Бернштам. — Ленинград : Наука (Ленинградское отделение), 1978. — 176 с.

Naakka-Korhonen, M. Halpa hinta pitka mitta / М. Naakka-Korhonen. — Helsinki : SKS 1988. — 294 s.

Vuoristo, S. Tietoja laukkurien lukumaarasta / S. Vuoristo // Karjalan heimo. — 2006. — № 3-4. — S. 42-43.