Головачевские - дворяне - тема для генеалогического и биографического поиска

Кирилл Иванович Головачевский (Гловачевский) - младший брат моего прямого предка, Ивана Ивановича Головачевского.
Кирилл Иванович Головачевский, художник, первый инспектор Академии Художеств, родился 27 мая 1735 г. в г. Коропе; по одним данным, в семье священника (фонд Собко, отдел рукописей, РНБ), по другим данным, в семье военного («Список дворян Новгород-Северского наместничества, 1788 г.», Институт рукописи НБУ имени В.И. Вернадского). Вместе с братьями Иваном и Федором был утвержден в дворянстве Новгород-Северского наместни-чества, позднее вошедшего в состав Черниговской губернии. В середине 1740-х годах Кирилл поступил в Киевско-Могилянскую Духовную академию, но не закончил ее. Он обладал прекрасным голосом, и так же, как его старший брат Иван, был отобран для придворного певческого хора и направлен в Петербург. В марте 1748 г. Кирилла приняли в малые певчие при дворе императрицы Елизаветы Петровны, которая отличалась особой любовью к церковному песнопению. В Елизаветинское время мальчиков с хорошими голосами искали по всей империи, но самыми лучшими голосами славилась Малороссия, здесь в 1730-е годы была создана знаменитая Глуховская (по названию города Глухов под Черниговым) певческая школа, занимавшаяся отбором мальчиков с уникальными голосами и предварительной музыкальной подготовкой их до определения в придворный певческий хор. Из книги о Григории Саввиче Сковороде (философ, в юные годы бывший певчим при дворе императрицы): «В то время были в зените славы Разумовские, украинцы по происхождению и по душе. Мальчиков, взятых ко Двору за голоса, лелеяли, ласкали. В числе певчих были дети и значительных малороссийских панов, каковы Стоцкие, Головачевские. Старея, если их не возвращали на родину, они сохраняли важный, сановитый вид, и гордились, нося название певчих Двора любимой императрицы». В 1853 г. Кирилла Головачевского «за спадением голоса», вместе с другими малыми певчими, Иваном Саблуковым и Александром Лосенко, определили в учение к известному живописцу А.И. Аргунову, а по именному указу от 28.12.1858 г. он поступил в недавно образованную Российскую Академию Художеств для совершенствования в живописном искусстве. В следующем году (03.01.1859) был определен в подмастерья и назначен надзирателем за учениками. За успехи в рисовании с натуры и писании портретов произведен в Адъюнкты (19 августа 1762 г.). С 8 января 1765 г. назначен казначеем, куратором академической библиотеки и смотрителем всей недвижимости, принадлежавшей академии. Кирилл Головачевский сыграл значительную роль в становлении академии. В это время им была проделана огромная работа по составлению каталогов литературы, находящейся в библиотеке, составлению описей недвижимости, всех вещей и владений академии, описей картин, скульптур и других художественных произведений. Одновременно он курировал работы по возведению здания Академии Художеств, строительство которого началось в 1764 году на Большой Набережной Васильевского острова (позднее набережную назвали Университетской). В Академики Кирилл Иванович произведен 25 июня 1765 г. Советником академии и членом Совета академии стал с 4 сентября 1766 г. Вступил в должность инспектора 6 марта 1771 г. Однако, через два с половиной года (2 декабря 1773 г.) он был уволен от инспекторской, казначейской, ревизорской и библиотекарской должностей в связи с выходом указа о новых требованиях, в числе которых было обязательное владение иностранными языками, но языки Кирилл Иванович знал недостаточно. После отстранения от должности в Академии, оставаясь Советником, он служил в Государственной Медицинской Коллегии, где обучал подлекарей и лекарских учеников рисованию. На место Головачевского в Академии Художеств поставили француза, который еле знал русский язык. Такая перестановка не устроила художников, которые ценили Кирилла Ивановича за его ум, доброту, блестящие педагогические способности, за его безграничную преданность родной академии. Через несколько лет Головачевского вновь пригласили в Академию Художеств, он вторично вступил в должность инспектора Академии Художеств 11 декабря 1783 г. С этого времени и до самой смерти жизнь Кирилла Ивановича целиком была посвящена Академии Художеств. Пройдя более чем 60-летний путь от подмастерья, художника, преподавателя портретной живописи до инспектора академии, на этой должности он прослужил почти 40 лет. 31 августа 1807 г. произведен в коллежские советники. За 35-летнюю службу пожалован орденом Святого Владимира 4-й степени (22.09.1802).
Около 1767 г. он женился на дочери известного петербургского купца I-ой гильдии Прохора Ивановича Гневушева – Федосье Прохоровне Гневушевой. По имени купца Гневушева в народе называли позже именовавшийся Чернышев переулок в Петербурге – Гневушевским (т.к. в том переулке находилось популярное питейное заведение, принадлежавшее Гневушеву). Теперь это улица Ломоносова.
Любопытно происхождение Федосьи Гневушевой. В очерке писательницы Марии Федоровны Каменской «Знакомые», в главе «Семейство Головастовых», посвященной семье Кирилла Ивановича Головачевского, упоминается, что она являлась крестницей императрицы Елизаветы Петровны (М. Каменская Воспоминания. М., Художественная литература, 1991, стр. 270). Кроме того, Пульхерия Васильевна, чьим прототипом была Федосья Прохоровна, несколько раз упоминала о своем непростом происхождении. Вот некоторые ее фразы:
«Ведь ты знаешь, графинюшка, я чистой княжеской крови!...» (стр. 279).
«Помнишь, графинюшка, еще при Пугачеве отца моего повесили на воротах?..» (стр. 278)
«Ведь мать моего отца по женской линии происходила от старин¬ного боярского рода Морозовых... а прабабка моей матери из Польши взята была, тоже от чистой царской крови исходила...» (стр. 284).
Метрическую запись рождения Федосьи Прохоровны Гневушевой найти не удалось. Но удалось установить, что отец Федосьи был женат два раза. Первая жена – Акилина Прохоровна, умерла в 28 лет 8 октября 1744 г. (ЦГИА СПб, ф. 19, оп. 111, д. 16, Симеоновская церковь на Моховой, л. 363). Имелись ли к этому времени дети, не известно. Возможно, дочь Акилина (встречается в качестве восприемницы в некоторых метриках) от этого брака. Через месяц после смерти первой жены Прохор Иванович снова женился, новая жена – вдова Анна Терентьевна Иванова, чья фамилия «Иванова» - по ее первому мужу, поэтому девичья фамилии ее не ясна (но есть предположение, что она дочь купца Терентия Сюзева или Сюзвова, т.к. его жена крестная при рождении некоторых детей Гневушевых). Бракосочетание происходило в той же церкви 11 ноября 1744 г. (ЦГИА СПб, ф. 19, оп. 111, д. 16, Симеоновская церковь на Моховой, л. 362). Найдены метрики рождения нескольких детей Гневушевых в Симеоновской и Владимирской церквях:
Елена, род. 01.06.1746, ЦГИА СПб, ф. 19, оп. 111, д. 20, л. 308.
Александр, род. 20.09.1747, ЦГИА СПб, ф. 19, оп. 111, д. 22, л. 440.
Иван, род. 16.01.1850, ЦГИА СПб, ф. 19, оп. 111, д. 28, л. 361об.
Дмитрий и Петр, род. 19.07.1759, ЦГИА СПб, ф. 19, оп. 111, д. 46-2, л. 239об.
Анна, род. 20.01.1763, ЦГИА СПб, ф. 19, оп. 111, д. 54, л. 152.
Не найдены метрики рождения трех дочерей – Акилины (род. до 1764 г.), Екатерины и Федосьи. Исходя из дат рождения найденных детей и из того факта, что Федосья вышла замуж не позднее 1767 г., можно предположить, что она родилась либо в конце 1748 г., либо в начале 1752 г. Позднее 1752 г. она не могла родиться, т.к. не может быть такого, что на момент брака ей было меньше 15 лет. До 1748 г. тоже не могла родиться, т.к. тогда получается, что последний ее ребенок Платон (р. 1793 г.) родился, когда ей было за 45.
У Кирилла Ивановича Головачевского и Федосьи Прохоровны было не менее 14 детей. Большинство из детей умерли в младенческом или детском возрасте, и на 1823 г. оставались в живых только двое: Александр Кириллович, художник, и его сестра Софья Кирилловна. Старший сын Андрей Кириллович, служивший в Коллегии Иностранных дел, умер до 1823 г. Только один младший сын, Александр Кириллович смог пережить родителей.
Дети К. И. Головачевского и Федосьи Прохоровны (старшие крещены в Андреевском соборе, младшие в Благовещенской церкви):
1. Андрей (18.09.1768 – до 1823).
Жена – Сусанна Матвеевна (Грибанова?).
2. Василий (23.04.1770 – до 1788).
3. Татьяна (09.02.1772 – до 1788).
4. Софья (27.10.1774 – 07.12.1831), замужем не была.
5. Ольга (ок. 1777 – после 1812 до 1823).
6. Павел (25.07.1779 – 05.03.1785).
7. Надежда (01.05.1782 – после 1791).
8. Дарья (09.02.1784 – 07.09.1785).
9. Наталья (ок. 1775 – 22.05.1812), замужем не была.
10. Владимир (20.05.1786 – 07.04.1787).
11. Борис (21.07.1787 – 01.12.1787).
12. Олимпиада (08.07.1789 – 03.05.1790).
13. Александр (28.09.1791 – после 1842).
Первая жена (невенчанная) - Терезия Велланкур, австрийская подданная.
С 1828 г. жена – Софья Васильевна Костина, дочь инженер-капитана.
14. Платон (13.11.1793 – 26.09.1794).

В РГИА сохранилось архивное дело, где незамужние дочери Софья и Ольга пишут прошение императрице Елизавете Алексеевне (РГИА, ф. 535 (Фонд Канцелярии Императрицы Елизаветы Алексеевны), оп. 1, д.1, 1812 г.).

Всемилостивейшая Государыня!
Милосердое сердце Вашего Императорского Величества всем несчастным известное, дает нам повод осмелиться прибегнуть под кров Вашей Монаршей милости.
Мы, дочери 77-летнего старца, не имеющего ни малейшего какого имущества, и питающего себя, престарелую нашу мать и нас, трех дочерей своих, единственно получаемым им жалованьем, всю подпору существования нашего находим в драгоценной нам жизни отца нашего, с прекращением которой, чего мы, по преклонности лет его, ежедневно имеем причину страшиться, участь наша должна превратиться в самую бедственную.
Помышляя о сем предстоящем нам ударе, мы решились, с согласия добродетельных наших родителей, чтобы одна из нас осталась при них для успокоения глубокой их старости, а мы две, по примеру любезнейшего родителя нашего, заслуживали бы пропитание себе равномерно службою Вашему Императорскому Величеству, потому осмеливаемся всеподданнейше просить Ваше Величество дозволить нам посвятить дни наши на службу при особе Вашей в звании Камер-Юнгфер.
Сия милость составит счастие всего нашего семейства, успокоит и продлит дни дряхлых наших родителей и усладит приближающуюся кончину их, когда они закроют глаза свои в уверенности, что дети их находятся под кровом человеколюбивой Монархини. 64-летняя беспорочная служба родителя нашего, честное имя и заслуги, оказанные им в воспитании юношества - суть единственные права на милость Монархини, которой выпрашивать мы дерзаем.
Он из дворян, Коллежский Советник, Кавалер, служит Инспектором при Императорской Академии Художеств. Ревностная служба его всегда была ходатаем за него, тем вящше надеемся мы, будет она предстательницею у Вас, Всемилостивейшая Государыня, что самый род службы отца нашего таков, что разве он мог доставить пользу бывшим в течение стольких лет под надзором его разным воспитанникам, а не себе, или своему семейству, снискать какие выгоды.
Повергая просьбу нашу к стопам Вашего Императорского Величества с благоговением пребываем, Всемилостивейшая Государыня, Вашего Императорского Величества верноподданными.

Софья Гловачевская
Ольга Гловачевская

Сверху прошения написана резолюция: «6 мая 1812 года по недостатку места отказано в принятии в камер-юнгферы с тем, однако же, что в случае смерти отца, опять это просмотреть».

На момент написания прошения еще жива сестра Наталья (видимо, сестры планировали оставить ее при родителях), но вскоре, 22 мая 1812 г., Наталья умерла. Ольга также умерла молодой, до 1824 г.

Кончина отца семейства, К.И. Головачевского, произошла 28.07.1823. Умер на своем рабочем месте в Академии художеств.

Метрическая запись смерти и отпевания К.И. Головачевского:
ЦГИА СПб. Ф. 19, оп. 111, д. 209-1, Екатерининская церковь при ИАХ, 136 об.
№ 12. Умер 28 июля 1823 г. Коллежский Советник Кирилл Иванович Головачевский, 90 лет, от старости.

После смерти мужа Федосья Прохоровна писала прошение на имя Государя, которое датируется 29 января 1824 г. и находится в деле: РГИА, ф. 733, оп. 16, д. 202, 1824 г., где, в частности, отмечает:
"Покойный мой муж, Инспектор Академии Художеств, из дворян, Коллежский Советник Гловачевский, по повелению Императрицы Елисаветы Петровны взят был в службу придворным певчим в марте 1748 года; в мае 1759 г. по Указу ЕИВ определен в новозаводимую тогда Академию Художеств к обучению портретной живописи, и в том же году поручен был ему надзор за юношеством, а в августе 1762 г. произведен Адъюнктом. В 1765г переименован Академиком, и ему были вверены: казна, библиотека и все неподвижные Академии принадлежащие вещи. В 1766 г. произведен в Советники и утвержден членом Совета, а в 1767 г. сверх обучения живописи поручена ему была ревизия при построении академического здания. В 1771 г. единогласно избран в Инспекторы, а в 1777 г. по увольнению от сей должности, оставаясь членом Академического Совета, поступил в ведомство Медицинской Коллегии и обучал лекарей рисовальному искусству. В 1783 г. призван от лица всей Академии бывшим Президентом Бецким к принятию вновь должности Инспектора, и с тех пор уже не оставлял сей обязанности вплоть до смерти.
Производим был чинами: Коллежским Асессором в 1792 г., Надворным Советником в 1800 г.
За беспорочную службу 22 сентября 1802 г. награжден орденом Св. Владимира 4 ст., с надписью: «За 35 лет [беспорочной службы]».

Федосья Прохоровна пережила своего мужа почти на 13 лет и умерла 15.02.1836.
Метрическая запись смерти и отпевания Федосьи Прохоровны Головачевской ЦГИА СПб. Ф. 19, оп. 111, д. 277-1, Андреевский собор на В.О., 1836 г., л. 178.
№ 12. Умерла февраля, пятнадцатого числа, вдова, коллежская советница Феодосия Прохорова Головачевская, 90 лет, старостию. Похоронена на Смоленском православном кладбище.

«Любовь зла…» или грустная история девицы Софьи

Эта история описана в очерке известной писательницы 19 века Марии Федоровны Каменской (урожденной графини Толстой) «Знакомые», в главе «Семейство Головастовых». Прототипами Головастовых стали члены семьи К.И. Головачевского (прототип Пульхерии Васильевны – жена К.И. Головачевского Федосья Прохоровна, урожденная Гневушева; Александр Кирилыч Головастов – Александр Кириллович Головачевский, художник, Софья Кириловна Головастова - дочь Кирилла Ивановича Головачевского, Софья Кирилловна Головачевская).
Прототипом Лазина тоже был реальный человек Александр Федорович Лабзин (1766-1825), русский философ, мистик, представитель русского масонства, вице-предидент Академии художеств. Он являлся близким другом князя Александра Николаевича Голицына, министра народного просвещения (с 1816 г. по 1824 г.). Князь Голицын, холостяк, славился своими нетрадиционными связями с мужчинами, и известен поддержкой, которую оказывал Лабзину. Хотя Лабзин был женат (на женщине, намного старше себя), но детей не имел. После отставки князя в 1824 г. Лабзин был выслан в Сенгилей Симбирской губернии, где и умер в 1825 г.
В очерке действие происходило в г. Васильев (Васильевский остров Санкт-Петербурга).
Отрывок из очерка:

«У Кирил Иваныча от Пульхерии Васильевны было двое детей: сын Александр Кирилыч и дочь Софья Кириловна. Оба они удались умом не в мать, а в отца и получили прекрасное образование. Александр Кирилыч был хорош собой, силач, умница, увлекательный рассказчик, каламбурист, рифмоплет и замечательный рисовальщик легоньких вещей в аль¬бомы. …Словом, был душа общества. Софья — сестра его, интересное воздушное сенти¬ментальное созданье, была серьезного ума девушка, много читала, любила вдаваться в споры и прения с людьми учеными. Но, несмотря на это, была и кокетка, кружила головы и вербовала полки поклонников. По части искусства Софья не уступала брату: рисовала превосходно, писала стихи, отлично играла на форте¬пьяно, танцевала как сама грация, а пела, говорят,— так заслушаешься. Ко всем этим прелестям в семье Головастовых Пульхерия Васильевна со своей стороны обладала в совершенстве кухонным искусством и кормила гостей на убой. Что ж мудреного, что дом их был набит битком с утра до поздней ночи художниками, певцами, музыкан¬тами и толпой военной и статской молодежи? Где есть хорошенькая дочка, где бренчит фортепьяно и где из заповедного уголка аппетитно веет вкусным обедом, там этого добра не оберешься. У Софьи, говорят, было много женихов, из которых более всех пылал любовью юный художник Русони из обруселых итальянцев. Замечали, что и Софья отличала его от других обожателей. Так-то пели, любили, рисовали, любезничали, играли в доме Головастовых, и все шло хорошо. Но хорошо долго не бывает. Повадился часто заходить к ним старичок, началь¬ник Кирил Иваныча, известный мистик и масон Лазин. Только окружит, бывало, Софью молодежь, подсядет к ней Русони, а старикашка уже тут как тут. Как бы ни хохотала, ни дурачилась Софья, только завидит Лазина — и смолкнет, как испуганная пташка, и румянец сбежит, и смех оборвется. Иной раз и не видит его, спиной к дверям сидит, а только переступит он в залу, Софья вздрогнет всем телом, схватит первого, кто ей попадется за руку и, не оборачиваясь, прошепчет: «Пришел»,— а у самой-то рука точно лед. Обернутся, по¬смотрят — Лазин. И добро бы шумел — нет, точно кош¬ка ходил, и сапоги на бархатных подошвах носил. Спросят, бывало, Софью: «Что с вами?» — «Я сама не знаю!..» — ответит она, отойдет, сядет одна и задумается. Не пройдет минуты, а старик уж за ней сидит и шепчет... А что шепчет, никто не знает. Иной раз Софья точно как бы боролась с Лазиным, слышно было, что она то спорит с ним, то на смех его подымает, да вдруг и не выдержит — в слезы, да и убежит в свою комнату. Страшно разбирала молодых людей охота послушать тайную беседу Лазина с Софьей. Но как ни ухитрялись, как ни подходили близко — ни одного словечка не поймали: старик или смолкнет совсем, или громко заговорит о вещах самых обыкновенных. Мало-помалу все знакомые Головастовых начали за¬мечать, что Софья на себя не похожа, какая-то непривычная ей робость овладела ей, к фортепьяно при гостях и не подходит. А зато ночью или рано утром все соседи слышали, как певала она псалмы и молитвы... да как певала! Так, что всю душу надорвет. Старики слушают да плачут, а молодые уши затыкают и говорят: «Что это Софья точно отпевает кого-нибуль, страсть какая!..» Стали носиться слухи, что к Софье сватался тот-то — отказала, другой — отказала; наконец, будто бы сватался и Русони, и ему тоже отказ. Много толков бы¬ ло в училище рисованья об Софье, но никто понять не мог, что с ней стало. Переродилась девушка совершенно, не хохочет больше, не вьется по-прежнему, не ще¬бечет, все норовит одна сидеть. Забьется в широкую амбразуру окна и все думает... Как ни подойдет к ней Лазин, вздрогнет всякий раз, вспыхнет вся, а потом помертвеет, и руки опустятся, только одни глаза горят да глядят в глаза старика. А он за руку ее возьмет и заговорит шепотом... Все танцуют, вертятся около них, поют, играют! Смех, говор, шум. А старик все шепчет, а Софья все слушает да слушает... Пристают, бывало, к ней, тащат ее в круг молодежи, она только рукой махнет и скажет как бы в забытьи: «Оставьте меня!» — а сама все глядит на старика. Он ей за это ласково кивнет головой и улыбнется. И Софья улыбнется... только страшно она, говорят, улыбалась. Пойдет молодежь жаловаться отцу:
— Помилуйте, Кирил Иваныч! Наша царица нас покинула, ее отвоевал ваш противный старикашка Лазин. Явите свой суд, свою управу!..
— Не могу-с, ничего не могу-с... Ваша царица приносит дань уму-с! Прекрасная дань прекрасному победителю-с!.. Ученье свет-с, а неученье тьма-с!.. Ничего не могу-с, ничего...
Побегут, бывало, дамы к Пульхерии Васильевне с той же жалобой.
— Ну что ж, Бог с ней, пусть ее сидит, ведь он генерал: какое место занимает! Почем знать, где девушка судьбу найдет?
— Да ведь Лазин слывет монахом, он езуит, он никогда не женится.
— Ну, уж и монах, и езуит, и не женится!.. Да чем моя Софья ему не пара, я бы хотела знать?.. Ведь мать моего отца по женской линии происходила от старин¬ного боярского рода Морозовых... а прабабка моей матери из Польши взята была, тоже от чистой царской крови исходила... Ну, Кирил Иваныч — предки его все бояре были... Чего же ему больше, Лазину-то? Мы, слава Богу, никому собой стыда не принесем, хоть расперемарграф будь, а не то что генерал. Что же вы все — не женится да не женится!
Начали говорить в училище, что Софья к Лазину чему-то учиться ходит.
— Что ж, он человек божественный, это хорошо! — толковали старики и старухи.
— Он плут! — говорила молодежь.
Вдруг неожиданно умирает Кирил Иваныч, и двери Головастовых закрылись для гостей. Через шесть недель остальное семейство переехало к большому кладбищу, в серенький домик, куда впоследствии меня водила мать моя. Многие из училища по старой памяти ходили навещать старушку Пульхерию Васильевну: она была очень грустна и на чем свет стоит бранила Лазина. Софья выходила к гостям очень редко, а когда и выходила, то ее едва узнавали: так изменилась, исхудала она, и ни в говоре, ни в чем не была похожа на прежнюю Софью. Александр Кирилыч, душа и затейщик веселостей, никогда не был дома и исчезал неизвестно куда. Скука, траур... Скоро всем надоело ездить утешать Пульхерию Васильевну и смот¬реть на полумертвую Софью, все поотстали от дома Головастовых и даже начали забывать об них. Один только Русони не забывал Софьи, часто заходил к ним, но его никогда не принимали. Прошло года полтора. Раз как-то, засидевшись у товарища до заутрени, Русони возвращался домой. Тихо шел он, задумавшись, по коридору училища. Вдруг что-то мелькнуло вдали. Русони начал вглядываться, было еще темно, и рассмотреть было трудно: что-то странное, не зверь и не человек, ползало и поворачивалось у дверей Лазина. Русони пошел скорее... Вдруг раздался тихий, зауныв¬ный напев псалма... Острым ножом кольнуло в сердце молодого человека. Едва держась на ногах, пробираясь по стенке, чтоб не упасть, набрел он на знакомый го¬лос... Ближе, ближе — и рухнул всем телом на окно, закрыл лицо руками и зарыдал: не более как в трех шагах от него ползала Софья и мыла грязные плиты перед дверьми Лазина... Софья! нет, это была только тень Софьи: бледная, полунагая, остриженная клоч¬ками, с оловянно-мутными глазами... Только голос был все такой же, только в нем не умерла душа Софьи. Все звонче заливалась она, и громче, громче рыдал Русони... А Лазин спал... Спал сном праведника... Скоро по всему городу Васильеву заговорили, что Софью Головастову свел с ума масон Лазин. Часто видали ее на улице в том же наивном костюме. Сожалели, охали, ахали, но наконец привыкли и за¬молчали. Власти же города Васильева в прогулки Софьи по улицам в одной коротенькой фуфайке не вмешивались: если ей не холодно, им-то какое дело? Ходи себе сколько душе угодно! Патриархален был тогда город Васильев. Любопытство опять заманило старых знакомых в дом Головастовых. Но любопытство не удовлетвори¬лось: слышали только за дверями крик, пение, а Софьи никто не видал.
… Долго сумасшедшая Софья жила с полусумасшедшей матерью, и старушке довелось еще похоронить дочь. Перед смертью Софья пришла в себя, тотчас же потребовала, чтоб ее вымыли, одели; попросила позвать священника, исповедовалась в полной памяти, с верою и радостью приняла святые тайны и соборовалась. По окончании этого обряда Софья подозвала к себе мать, попросила благословить себя, и когда старушка это исполнила, Софья прошептала ей на ухо последнюю просьбу:
— Маменька! Когда я умру, наденьте на меня ватошный капот.
Бедная! Она помнила, как холодно ей было на земле!..»

Софья Кирилловна, дочь художника-живописца и инспектора Императорской академии художеств Кирилла Ивановича Головачевского, родилась 27 октября 1776 г. в Петербурге, крещена в Андреевском соборе на Васильевском острове. ЦГИА СПб. 19-111-77, Андреевский собор, л. 164.
Умерла 7 декабря 1831 г,, отпета в Андреевском соборе и похоронена на Смоленском клабдище (ЦГИА СПб. 19-111-243, Андреевский собор, кадр 143).

Головачевские - дворяне

Санкт - Петербург и губерния.