Воспоминания о различных исторических событиях очевидцев.

Тяжёлую вы тематику затронули. Ох, тяжёлую...
Перед прочтением и каким-либо обсуждением данного рассказа ПРЕДУПРЕЖДАЮ сразу всех возмущённо-любопытных.
К Нацизму и другому подобному дерьму отношусь так-же критично и негативно, как и любой другой здравомыслящий человек.
Предательство Родины - (как показала наша грязная история) теперь уже спорный вопрос...
Это интервью имеет место, это наша (как бы мы не открещивались) история !


М.С. - Откуда Вы родом, Василий Григорьевич?
В.П. - Из Новочеркасской тюрьмы, где и родился в 1925-м. Сразу после родов маму расстреляли, а перед этим расстреляли отца и его брата с сестрой. Правда, узнал об этом лишь в 1933-м, когда директор нашей Кривянской школы, неожиданно вызвав меня в кабинет, с «мясом» сорвал с моей рубашки ленинскую головку: «Ах ты, сука белогвардейская! Думал, не узнаем?! Пошёл вон из школы!» Ну, я и пошёл, в кабинете директорском сперва похныкивая, а в коридоре - с радостью: «Ребята, меня из школы выгнали!» Дома, правда, узнав об этом, отец – Григорий Назарович Пивоваров – «красный» казак, умело скрывавший, что во время Гражданской долгое время служил в разведке, в полку «белого» генерала Васильева, - забегал: «Вот ведь, тадыт твою мать, дознались, тадыт твою...» Пока мама-Дуня на него не прикрикнула: «Ну что ты парня материшь, старый дурак? Много тебе твои красные помогли? На себя и пеняй! А сына не трожь! Он и с двумя классами в хозяйстве управляться сможет». «Ну пусть управляется. Только если ты, Васька, мою фамилию когда сменишь, - прокляну!»
Кое о чём потом я всё же дознался. Оказалось, родная моя мать перед расстрелом упросила двух тюремных охранников, что родом, как и она, со станицы Кривянской были, отнести младенца в Кривянскую, отдать тем, кто возьмёт. Охранники отнесли и положили меня возле строящегося дома, на доски. Вечером пастушонок гнал мимо стадо, коровы сгрудились возле этих самых досок, пастушонок подошёл, увидел, что здесь дитё лежит, отогнал коров и позвал станичников. А у Шаповаловых перед этим двое сынишек от оспы померли; Шаповаловы меня и взяли.

Что же касается моего настоящего отца, то был он, как дознался потом, казачьим полковником Русской Императорской Армии, служил, как и приёмный отец, в разведке. И так случилось, что после занятия будёновцами в 1918-м станицы Кривянской мой настоящий отец с офицерами, казаками и казачками, почти без патронов, при одном орудии и тремя снарядами, ушли в побег в Заплавы. Сидят в камышах, обсуждают, что делать. Надо, решают, в атаку идти, а то ведь всё равно деваться некуда – придут будёновцы и перебьют. А тут мальчишки с Кривянки бегут: «Кто тут Тарасовы-Пивоваровы?» Мама моя приёмная, в девичестве Тарасова, и отозвалась. А мальчишки: «Тётка Дуня, Буденный в Кривянке твою мать, бабку Тарасиху на груше за ноги повесил, у неё юбка задралась и всё видать! Гы-гы-гы!»

Стало тут тихо-претихо. И в этой тишине мама моя приёмная подходит к свёкру, снимает с него пояс с наганом, цепляет его себе, подходит к арбе, берёт карабин, патроны, выводит коня… А за ней и другие казачки, таким же макаром. Тут уже казаки кричат: «Стой, Дуня, стой! С утра пойдём, иначе за просто так перебьют! Но прежде надо всё разведать». И к ребятишкам: «Орудия у Будённого есть?» «Три пушки он на Заплавы направил, вам подвалит!» Тут дед Никиша вперёд выступил: «Я, говорит, - гвардеец Его Императорского Величества, пушкой командовал, у меня три лычки, мне Его Величество орудие доверяли! Пусть ребятишки бегут и точно скажут, где у Будённого эти пушки стоят, а я, как в атаку пойдёте, их разнесу!» Сбегали, рассказали. Утром, в четыре часа, когда казаки с казачками к Кривянской по яру, по низине выдвинулись, дед Никиша ещё раз возле орудия, у которого даже прицела не было, руками поводил, примерился и тремя оставшимися снарядами, три буденовских пушки уничтожил.
Пошли казаки в атаку. Но под моей приёмной мамой лошадь сильнее оказалась: мама вперёд всех вырвалась доскакала до дерева, где бабка Тарасиха вверх ногами висела и давай садить из нагана. А следом отец мой родный скакал и из маузера садил… Мало кому из красных удалось тогда уйти, да и сам Будённый едва спасся: броневиком его один прикрывал (потом казаки броневик этот всё равно сожгли), да ординарцы ему успели коня подвести. Ранен был Будённый в Кривянке, как потом и сам вспоминал, пулей из нагана, но ускакал…

- Выходит, после победы красные об этом не дознались и приёмную Вашу маму не расстреляли, как и родную?
- А не выдал никто.

- После второго класса прогнали Вас, значит, и из «октябрят» и из школы. Чем же потом занимались?
- Как чем? Да всё хозяйство, почитай, на мне было. И птица, и свиньи, и лошади и корова – там в коровнике, зачастую, и ночевал – родители сильно пили. Потом и на тракториста подучился. Ну а после уже наши пришли. Хайль Гитлер, значит.

- Почему «хайль Гитлер»-то, Василий Григорьевич?
- Да потому, что меня, чуть не до сего дня фашистом обзывали! А какой я фашист? Я – казак! С уходом красных наш школьный учитель Попов стал станичным Атаманом, и 256 молодых ребят из одной лишь Кривянки к нему, а не к Гитлеру пошли! И я пошёл. Попросил у мамы благословения (отца с началом войны в военкомат вызвали, но в армию по здоровью не взяли: послали в Кемерово воевать на трудовом фронте, на шахтах). Взяла мама икону: «Иди, говорит, - благословляю!»

- И… воевали?
- А то как? На Миусе вон, страшные, кровавые бои были. Колотили друг друга, как собак. Но много и к нам перебегало; до самого, почитай, последнего дня войны перебегали. Узнают, что против них казаки стоят и бегут к нам. А из лагерей сколько шло! Кто в казачьи части, кто в РОА… Какая там «Отечественная» - Вторая Гражданская была! Ещё похлеще Первой... За Миус я от Походного Атамана Павлова два Георгиевских Креста получил, наградное оружие. Тогда же и хорунжего присвоили. Но в основном я в разведке воевал.
Помню, как отряд чекиста Фёдорова, что в 1944-м, на пяти бричках вёз взрывчатку для уничтожения Почаевской Лавры, мы в правильном направлении – на Польшу довернули. Где их потом поляки или бандеровцы поколошматили…
- А Лавру-то партизанам зачем было взрывать, коль Красная Армия тогда уже по всем фронтам наступала?
- А их и спросите, зачем. Нам же – Походному Атаману Павлову Сергею Васильевичу из Штаба Атамана Краснова Петра Николаевича поступили разведданные, что в такое-то время фёдоровцы со взрывчаткой к Лавре пойдут. И приказ: в бой не ввязываться, поскольку их слишком много будет - сомнут и к Лавре прорвутся-таки. А вот показать их разведчикам, что поджидает партизан многочисленная засада казаков (хотя нас чуть больше сотни было), дабы повернули они от Лавры, следовало. Красные в Почаевскую Лавру со дня на день уже войти должны, так пусть и входят и находят её в целости и невредимости, не пеняя потом, что гады-немцы перед отступлением русские святыни уничтожают.

- А сталкиваться с тем, что партизаны под казаков или «полицаев» работают, не приходилось?
- Да постоянно. Когда железную дорогу Киев - Житомир охраняли, так из многих сёл бабы прибегали на «казаков» жаловаться. Мол, ваши приходили, всё пограбили... «Какие такие наши?» «Да казаки!»

Скакали, разбирались, порой и вылавливать удавалось этих самых «казаков» - красноармейцев, в лесах скрывавшихся. Прощения они прилюдно просили, а многие и впрямь потом к нам записывались. Это из тех, конечно, что просто от голода грабежами занимались. Но однажды удалось и серьёзных «казаков» отловить, после того как они сарай с «пособниками партизан» в одном украинском селе сожгли. Оказалось – молодые выпускники эмгэбэшных школ, в основном евреи, но в настоящей казачьей форме. А командиром у них - русский…

- А нормальные-то евреи Вам встречались?
- Встречались, конечно. В 1947-м хороший еврей-прокурор мне сам подсказывал, как и что говорить, чтобы срок поменьше дали. А перед этим, когда моим делом занялся, велел из клоповника меня отселить и в баню сводить. И дали мне тогда «детский» срок - всего 10 лет. Правда, когда уже в Кемеровском лагере был, дознались-таки, что не в обозе, а в разведке я всю войну воевал. Опять, значит, суд. Но этот же прокурор и успокоил: «Указ, говорит, вышел не расстреливать, так что крепись, получишь 25 лет и пять поражения в правах». Зла на него не держу – и в самом деле хороший еврей. А вообще антисемитских настроений у нас никогда не было – понимали казаки, что не с евреями мы воюем, а с богопротивной властью, что полонила и Дон, и Россию в целом.

- Фамилии казаков, что рядом с Вами против этой самой богопротивной власти воевали, не припомните?
- Зачем тебе фамилии? Назову – мне ж их сыны не простят.

- Почему не простят-то? Всё ведь давно забыто, за такие вещи у нас уже не преследуют.
- Это кто тебе сказал? Приезжал тут ко мне в Кривянку один. Из Азова, говорит, казак. И с вопросом – не знаю ли я кого из казаков, взвод которых в 1943-м три дня целую дивизию РККА сдерживал, пока «Катюши» не подтянули? А мне накануне сон приснился, что стучится ко мне вроде бы и казак, но рога у него почему-то торчат… Так что я ему за тех казаков рассказать должен? Чаем, конечно, гостя угостил, но говорю, ты уж в моём деле сам почитай, где и с кем я воевал, всё там прописано.

Засмеялся. «Крепенький ты, говорит. - А я ведь три дня, перед тем как к тебе придти, готовился. Ну да ладно, всё уже забыто». Ну забыто, так забыто. Мне вон некоторые «подсказывают», что в Кривянке лишь «красные» казаки теперь. Нет, говорю, не бывает красных казаков. Или ты казак или нет. Если они с покаянием настоящими казачьими делами занимаются, то зачем же их хаять? Помогать, а не хаять надо.
-
Но Сталин в 1936-м вроде бы казачьи части возродил? Не встречались с такими на фронте?
- Я не встречался, а мама встречалась. Когда они Кривянку опять занимали. Спрашивает: «Вы казаки?» «Казаки мы, казаки!» «А уральские?» «Нет, мы не враги, мы не вражеские». Я – курский, он – гомельский». Хорошие, в целом, ребята, наверное, среди них и впрямь два-три родовых казака было.

А из наших мало кто домой вернулся. Помню, как в Лиенце, при выдаче на сталинскую расправу, сколько кровищи текло… Англичане под мостом, над Дравой целую роту штыками вверх поставили, но бабы всё равно сначала детишек на эти штыки бросали, а потом и сами прыгали: никто добровольно возвращаться на «родину» не хотел. Так всю эту английскую роту в Драву и утянуло… Англичане и по сей день по своей роте, слышал, скорбят, но правды не раскрывают. А ведь с крыш бараков их операторы всё на плёнку снимали. Но как такое показывать, если тем же юнкерам сколько голов прикладами поотбивали….

- А Вы то как уцелели?
- Чудом Господним, не иначе. Посекло меня слегка возле того моста осколками немецкой лимонки, крышечку с которой какой-то, на негра уж больно похожий, чудила свернул и за верёвочку побалтывал. Когда я это увидел и понял, что долго он так не побалуется, то крикнул казакам, чтоб ложились, а сам развернулся и побежал. Тут-то меня и зацепило осколками. А ночью, на сонного и, слава Богу, уже перевязанного, навалились, скрутили проволокой руки и – в вагон. На австрийской границе – остановка… Руки мне ещё в вагоне развязали: выхожу в мундире, при трёх Георгиях, от Атамана Павлова полученных (сменивший его Доманов крестов уже не давал). А тут советский полковник, при орденах: «Ты откудова?» «С Кривянки». Как кинет меня в сторону: «Немедленно раздевайся – вон тряпки!» Гора всякой одежды, как понял потом, оставшейся от расстрелянных казаков, власовцев и бандеровцев – Украинского вийска, высится. Ну я быстро переоделся, а полковник наказывает: «Говори, что нигде не воевал и хнычь побольше!» Иду дальше, гляжу - за столом чекистня сидит. «Где служил?» «Да нигде не служил, в обозе я хны, хны, хны, да копал хны, хны, хны...» «А чего хромаешь?» «Да это американцы с самолёта хны, хны, хны.» «А чего плаксивый такой?». Так ведь «хны, хны, хны…» «Иди на … отсюда!» И полковник тот, смотрю, тоже подходит: «А ну вали, пока палкой не схлопотал!»

Спас он меня тогда. Но не надолго. Погрузили нас, отфильтрованных, в вагоны, и - в Караганду. Но там не приняли, отправили в Кемерово. А и в Кемерово, видать, всё переполнено. Нигде таких, как я инвалидов принимать не хотят... И тут, видать, указание сверху пришло: направлять инвалидов по месту жительства...

Два года честно в колхозе трудился, а потом смотрю - председатель Фадей Иванович на линейке едет, а рядом незнакомец сидит. Рванулся я к бричке, где у меня пистолет заначен был (когда домой возвращался один краснофлотец уговорил махнутся на мои часы – мол, домой вернёшься, на родные места поглядишь и стреляйся, чтоб энкавэдисты не мучали). Решил, что пришла пора стреляться. Но тот, что рядом с председателем сидел, спрыгнул и дорогу мне преградил. И пошло поехало…

Сначала 10 лет, потом, когда дознались, что я обоза и в глаза не видел – всю войну, почитай, с коня не слазил – 25. Тюрьмы, пересылки, лагеря… Самые страшные – Питерские и Соликамские. Да ешё дорога Москва-Пекин, где, почитай под каждой шпалой русские кости лежат. На той дороге, за Байкалом, на одной из пересылок с будущей своей женой – приглянулась она мне, - удалось несколькими фразами перекинуться, да адресами обменяться. Она на дороге той до самого Улан-Батора вообще ни за что 5 лет киркой отмахала: шла с подругами, такими же комсомолками-доброволками с фермы, что в станице Раздольной, Краснодарского края, и увидела полусгнившую уже дверку, возле совхозного свинарника валявшуюся. Пять кусочков от той дверки отломала, пять лет за них и получила…

- А в карцер Вам попадать доводилось?
- Да сколько раз! Помню земляной мешок, где сверху на голову из трубы вода бежала. Восемь суток в нём простоял, а вышел – даже не качнулся. Начали давление мерить – всё в норме. Может, потому ещё все эти муки выдерживал, что Богу постоянно молился. И перед зачтением приговора – ВМН на 25 лет заменённая – тоже молился: «Господи, стерплю я только для Тебя». И улыбаюсь. А они зверять. Они вооружённые, а я голый казак стою. В одной рубашке порватой и штаны. Стою перед ними и 2 штыка сзади торчат. Одного меня боятся. Я же голодный, меня только шумни и я упал. А они сытые, мордатые, а боятся: «Чего смеёшься, знаешь, что тебе будет?!» А я улыбаюсь: «Господи, стерплю всё ради Тебя». Было ещё: перед следователем сижу, руку так щепоткой на коленях держу, а он как заорёт: «Ты что меня за сатану считаешь!!?» «Как можно, говорю, - гражданин начальник»…
-------------------
Когда в Ростовский лагерь попал, смотрю трое священников в кучку сбились и молитвы тихонько читают. Подождите, говорю, давайте пропоём: «Отче наш, иже еси на небеси…» Они мне: «Что ты, что ты, начальство услышит, и - в карцер.» Ничего, говорю, пропоём и в карцере. Пропели мы и «Отче наш» и «Богородица, дева, радуйся» и «Живый в помощи»… И ничего. С тех пор так и молились. Хотя и запрещалось это конечно. Но начальником там был Марушкин, хотя и чекист – чекистом, а вроде как тоже из казаков.

Раз, в ночь на Рождество, говорю батюшкам: пойду к Марушкину славить. «Да ты что, прибьёт ведь!» У одного из этих священников поясница была уже брезентовой «рубахой» переломана – это когда в брезент два кольца продевают и спину человеку в такую «рубашку» одетому, 2-3 минуты гнут. Так этого батюшку, вроде епископа даже с Краснодарского края, 5 минут «выгибали». Поясница у него и лопнула. Благо врачиха потом как-то выправить ему поясницу сумела. А у другого, вроде о. Дмитрием звали, нога, тоже в наказание, «переусердствовав» сломали. Они было к прокурору по надзору обратились, но тот вразумил: «Кто же виноват? Будьте советскими людьми, тогда и поговорим. А то кресты понадевали и чего-то ещё жалуетесь». Зверьё, словом, словно специально подобранное. Так что опасались они за меня, конечно, не напрасно. Но ничего, пошёл славить. За бараком – первый пост: Ванька, наш, кривянский, ссученный, за изнасилование срок мотающий: «Ты куда?» «Да Марушкин чего-то вызывает». «А чего?» «Да ничего, дорогу давай!» Посторонился Ванька. У выхода в городок – другой пост, уже настоящий охранник, не русский. Опять же стоять велит. Чего стоять, если начальник лагеря вызывает! «Какая начальника? Где бумага?» «Сейчас тебе вынесут бумагой по морде, да в карцер пойдёшь! Не понял, что ли, Марушкин ждёт!» «Проходи!» У дверей Марушкина ещё двое с автоматами. Но эти и слова не сказали – решили, видать, что я по тому же делу, по которому только что по коридору какого-то бледнющего заключённого провели. Вошел я и с ходу давай славить. Марушкин в расстёгнутой рубахе, в кресле сидит и глаза у него - на лоб. Но не перебивал. Встал потом, подошёл: «Ну что с тобой ещё делать, скажи!? Ладно - наливает стакан, - на, выпей». Выпил я. Марушкин шмат сала протягивает: закуси. «Ты же знаешь, казаки салом не закусывают». «Ну на тебе хлеб и мотай!» Перекрестился я, хлебом закусил, вышел. К бараку уже почти пошатываясь подошёл, тут Ванька: «Ну чего тебе Марушкин сказал?» «Сказал, что гланды тебе натянет, за то, что пропустил.»

Утром чую, у моей верхней койки чья-то рука. Глаза открыл – Марушкин. «Вот, говорит, - всю охрану обманул и пришёл, кому – мне, коммунисту, Христа славить!» А один из батюшек, епископ вроде: «Вы уж не серчайте на него, малость согрешил он, не совсем по правилам славил».
Махнул Марушкин рукой: «По правилам… Молитвы то и я, может знаю, а вот, как он попробуй!.. По правилам…» Вышел из барака и всё, без последствий. На этот раз. Но были другие разы, с последствиями. Достал-таки я их своими «выходками». Как-то работаю у себя в литейном, подходит оперуполномоченный: «Ну пойдём, хватит тебе, зажился ты на белом свете». И в карцер, даже не сказав за что, заводит. А там – трое блатных. Я понял: навалятся, изнасилуют и… конец. Вечером один подходит, начал туда-сюда… Я вскочил – хлоп его, он – головой о стенку. И начал подыхать. Двое других в угол зажались: смотрите, говорю, если повылазите – убью. А сам стал казачьи песни петь. И «По Дону гуляет» и «Стеньку Разина». Принесли воды и кусок хлеба. Поел и опять пою. Потом опять дверь открывается: «Кто на букву П.?» Один я – Пивоваров. «Выходи!» Вышел. «Руки назад не надо!» Как не надо, что за чудеса? Иду – сидят нач. режима, оперуполномоченный, начальник спецчасти и начальник лагеря: «Иди в зону». Захожу в зону, бегут священники: «Вася, Вася, у нас новости!» «Какие ещё могут быть новости?» Да Сталин умер, а-а-а.!» «Подох, сука!?» «Что ты, Вася, что ты, помолчи!» «Да теперь уже всё, иначе бы я из карцера и не вышел».

Выстроили лагерь. Марушкин объявляет: «Как только гудки пойдут – шапки долой!» А я стою и оглядываюсь – вижу бугорок сзади. Жорка, друг, ёрзает: «Ты хоть стой смирно, опять чего учудить хочешь?» Я стою. Марушкин руку поднял – пошли гудки. Вскакиваю я тогда на бугорок и кричу: «Братья станичники, православные христиане, не снимайте перед этим паразитом шапок!» И никто не снял! Начальник кричит: «Долой головные уборы!» А никто не снимает…
На другой день захожу в барак – сидят Марушкин с начальником режима Галюком. «Выжил, ты, выжил.., - протягивает Марушкин. - Не знаем только, как же ты выжил…» «А ты знаешь, мне его жалко», - поднимается Галюк. «Да чего его жалеть-то?» «Вот если бы у нас все партийные были такие», - вздыхает Галюк и выходит. «Во дурак жидовский, - удивляется Марушкин. – С врагов захотел хороших людей сделать».

Но выжить-то я выжил, а из лагеря не выпускают. Через несколько месяцев, так и не дожив до освобождения, умер Атаман Попов, с которым мы вместе и воевали и напоследок в одном лагере оказались. Бежит блатной, кричит: «Васёк, отец твой на проволоке висит». (Мы с Поповым в лагере вместе держались и многие думали, что он мой отец). Я подбежал, пульс пощупал – действительно мёртв, сердце видать разорвалось. «Ну, говорю, до свидания, Фёдор Константинович. Скажи там Ермаку Тимофеевичу, Атаману Платову и всем нашим атаманам – пускай приходят, всех нас выручают!» Обернулся, а позади Марушкин стоит: «Чего несёшь-то? Какой дурак тебя выручать будет?»

Выручили, однако. Незадолго до освобождения, правда, Марушкин приказал меня в 10-й барак к учёным перевести, что ракеты какие делали. Барак у них, конечно, чистый был, пастельное бельё... Но я там койку свою сразу перевернул: возвращайте назад! «Так для тебя же дурака, как лучше хотели». Как лучше… Вышел бы я на свободу, что бы обо мне подумали? Ссучился, стукачом стал?... А сколько же красноармейцев в лагерях передохло! Особенно в Кемеровском. Вернулись с фронта, жрать нечего, языком молоть начали, а им - 58-я, дробь 10… Ты понял? Чтоб, значит, на пенсиях их сэкономить...

В 55-м в Кривянку вернулся, сторожем на скотном дворе работать стал. Так фашистом всё обзывали. А я внимания на них не обращал. Какой я фашист? Я – казак! Они злятся, а я – ноль внимания. Подскакивают как-то одни: сейчас, мол, тебя, фашистского гада, задавим! Я хватаю лошадь по башке, лошадь падает. Они заохали: «Григорий, Григорий, поднимай кобылу-то!» А кобыла не поднимается. Тут и Жолобов, бригадир бежит: «Что случилось?» «Да он кобылу кулаком…»

Четверых детей с женой вырастили. Двоих уже нет. Особенно первенца – Серёжку жалко. Школу на одни пятёрки кончил, в Политехнический институт поступать поехал. А со школы характеристику послали: «Сын врага народа…» В Армению он, на заработки вроде завербовался. А приехал уже блатным. Дома, правда, отошёл малость и в глушь, опять на заработки подался. Заработал вроде, но сразу всё и пропил, с кем-то там подрался – опять тюрьма. Вышел уже лёгочником, дома уже доходил. Но и в Кривянке в драку ввязался, а когда поддали – брата Федьку на помощь звать прибежал. Федька дюже здоровый был, всех почти раскидал, а тут его ножом… Хирург сказал, детей у Федьки уже не будет. Запил Федька. Тогда Сергей и говорит, умираю, брат, давай на прощание поцелуемся. Поцеловались… Вскоре и Федька от туберкулёза в могилу сошёл. Вот так из-за женщины-завуча, написавшей, что «сын врага народа» два таких парня сгинули…


А то, что Мелихов памятник Атаману Краснову поставил - это он крест на себе поставил! Враг – сатана вроде в Краснова целится, а целится и в него – Мелихова. Но Господь не допускает, ты понимаешь? А трудно будет – пусть перекрестится Мелихов и скажет: «Терплю только для Иисуса Христа!» И всё спадёт, на себе сколько раз испытал.
А Краснова потом отсюда снимут и поставят в Новочеркасске, ты понял? И принесут его туда, как Святого!
===========
Интервью взято с портала "Донские казаки в борьбе с большевиками"

Константин Пчелинцев написал:

[q]

Slobada, спасибо. Прочитал залпом, не отрываясь.

[/q]

Для меня тоже многое было "откровением", когда я начал изучать Историю с ДРУГОЙ стороны.
...была у меня хорошая учительница (кстати, в периферийной полудеревенской школе), которая как-то сказала в ответ на моё неприятие Маяковского как поэта и явного нежелания читать что-либо из его творчества : "Прежде чем хаять своего врага - ты его изучи...".Сейчас многие стихи Маяковского мне очень даже нравятся, именно за то, за что раньше ненавидел. За резкий, прерывистый шаг рифмы...ну, это всё так - на правах оффтопа
есть ещё одно интервью из избранного -

Наша казачья община в Благовещенске немногим более 20 человек насчитывает. И то уже переселяться на Дон собираемся: в Амурской области делать нам уже нечего. Сдали Амур китайцами наши «управленцы», со всеми потрохами сдали. А китайцы, что? Китайцы свою программу выполняют, какие к ним претензии? Были когда-то и у нас в Приамурье Атаманы, наподобие П.Н. Краснова, к которому - в усадьбу Мелихова, мы с женой в гости приехали. Семёнов, Радзаевский… Как встали на борьбу с сатанистами-большевиками, так до конца и стояли, подобно Пётру Николаевичу. Пока их из Харбина, в 1946-м на мученическую смерть в Союз не вывезли... Истина одна. И правда одна – там, где Господь Бог. А ложь многолика и многогранна. Поэтому, услышав однажды рассказ Ларисы Анатольевны – т.н. спецпереселенки из Китая, от Правды уже не отступлю. Послушайте и вы:
Родилась я в 1927-м, в Китае. Отец мой- казак станицы Екатеринославской, что стояла под Благовещенском (ныне нет уже этой станицы), был ещё во время Первой Мировой войны «распропагандирован» большевиками и вернулся домой по окончании Гражданской, сам уже вполне сформировавшимся большевиком, имея в кармане особую награду – именной портсигар от самого товарища Блюхера. Однако вскоре по возвращении кто-то из родственников его предупредил: «Готовься, ночью за тобой придут!» «За кем придут? За мной, красным героем, от самого товарища Блюхера портсигар имеющим?!» «Ну за портсигар не знаю, и за товарища Блюхера тоже, а вот то, что тебя, как казака, забрать должны «на регистрацию» – совершенно точно. Не поверил отец, но на всякий случай переплыл Амур на лодке и в плавнях четыре дня скрывался. Потом незаметно вернулся, зашёл в дом, спросил жену: «Никто не приходил?» «Приходили. В первую же ночь, как ты ушёл. Сказала, как велел, что ты в отъезде». Понял всё отец и той же ночью, на той же лодке всю семью с немногим скарбом за Амур переправил. Под Харбином, на голом месте, лагерем много таких «красных казаков» с семьями оказалось. Два-три месяца так, без крыши над головой и стояли.
В одно утро, со слов моей матери, оживление в лагере прошло. Приехали трое: Священник, казачий полковник с Георгиевским Крестом и войсковой старшина. Казаков отделили, построили по-походному. И полковник держал речь перед этими бывшими красными казаками. А были там только красные. Никаких упрёков он не говорил, хотя и мог бы: они ведь против него, за совдеп воевали. Сказал следующее:
- Волею судьбы вы оказались здесь. Но мы – русские, а русские должны помогать друг другу в беде. Поэтому эмигрантское правительство выкупило вам землю на северо-востоке Китая: там вы будете расселяться и заселяться. Строиться будете сами. В силу определённых причин подселить вас к белым, с которыми вы воевали, мы не можем. Поэтому вам предстоит самим построить станицы. Для этого, помимо того, что мы купили для вас землю у китайского правительства, мы вам выделяем ссуду на приобретении скота, обзаведение инвентарём и семенным фондом. Ссуда беспроцентная на 5 лет. Через 5 лет вы всё должны вернуть. Жильём обеспечить не можем, копайте землянки, выживайте сами. Ленивые подохнут, трудолюбивые выживут. Всё!

Священник прочитал молитву, осенил всех крестом. Стали подходить к столу, записываться на ссуду, формироваться по станицам. Через 3 года отдали всё! Хлеб не шибко родился, но мяса было, хоть завались. Китайцы тоже не докучали, жили поблизости своим миром. И даже, когда японцы заняли Маньчжурию, ничего не изменилось. Так мы прожили до 1945 года.
А в 1945-м пришла Красная Армия-освободительница, т.н. рокосовцы. И началось такое в Китае, о чём сейчас у вас никто не говорит… Эти ветераны понацепляли наград!.. А я девчонкой была и своими глазами видела, что там творилось! И пускай эти ветераны засунут себе в … эти награды. Потому что никто из них не признается уже, видать, что творили. Про нас мы уже молчим, вроде как «заслужили». А что с китайцами они делали! Как они бесчестили китайских девчонок, которые кончали потом самоубийством, бросались с кручи в реки, потому, что не в состоянии были вынести этого позора. Грабили китайские лавки и чемоданами вывозили награбленное в Союз – это рядовой состав. А офицеры контейнерами и вагонами вывозили добро китайцев, которых освобождать пришли. И против нас китайцев озлобили.

Надо было эвакуировать станицу – вышли мы все в одно утро. А нас с холмов давай поливать пулемётным огнём. Казаки наши в бой не ввязались, а по балке обошли пулемётчиков с тыла и в плен захватили. Оказалось – китайцы. Стали их спрашивать – за что? Мы ж с вами в мире жили, хлебом делились, наш врач тоже сколько вашим больным помогал. А те отвечают: «Вы, русские испоганили нам всё!» «Так это же советские, Красная Армия, а не мы!» «Вы на лица все одинаковы!..»

А потом СМЕРШ пришёл. Всех казаков от 16-ти до 70-ти лет переписали и – за колючую проволоку. Моего мужа, с которым лишь полгода прожила – тоже. И всех их – на Магадан, в рудники. А женщин с детьми на расправу китайцам оставили.

В 1954-м приехали другие с Союза. «Родина, говорят, - простила вам все грехи и всё забыла – возвращайтесь!» 70 процентов сразу же в Австралию уехали: поняли, чем дело может кончиться. Никто в искренность «родины» не поверил, и я не поверила, потому что верить вам нельзя. Но поехала, поскольку муж у вас был. Документов нам никаких не выдали, а сразу на «освоение целины» бросили. И сколько там ещё тысяч наших легло, в эту самую целинную землю. Ведь выбросили в голую степь, почти без всякого скарба. Сколько переморозилось. А комсомольцы-добровольцы приедут, на гармошке поиграют и – назад, видят, что не выдюжат… Муж из лагеря пришёл уже никакой. Три года прожил и помер. А мне двоих детей поднимать оставил.
Мы же вам ничего не делали, жили в Китае своим русским миром. А вы и китайцам и нам всё испоганили. Будьте вы, вся ваша советская власть, прокляты!..»

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Нам, постсоветским, слышать подобные проклятия, конечно, не привыкать. Тем паче, не все же и ветераны пакости, подобные вышеописанным, в Китае творили. Далеко не все. Но попробуйте объяснить это китайцам, когда «время Ч.» придёт. Чеченцам вон, с началом «перестройки» сколько объяснять пришлось, что не русские, а советско-сталинские их в 1944-м «переселяли». А прежде казаков, с которыми у чеченцев перед революцией уже черезполосица была: станица-аул, аул-станица, да и куначество тоже было, – «переселили». (Большинство, причём не за Урал, а сразу – в «расход»). Не в идиллии, конечно, чеченцы с казаками перед революцией, но вполне в мире жили. И вроде бы чеченцам объяснить это удалось. Хотя взрывы в Чечне и до сей поры не смолкают. А вот сумеем ли объяснить китайцам, когда так, без правдивого осмысления истории и без покаяния (пусть не нами, а нашими дедами-прадедами, да и то далеко не всеми вышеописанное было сотворено) подойдём к этому самому российско-китайскому «обострению». Да и подошли уже почти.

«Моё желание – освободить от коммунистов хотя бы уголок России и наладить былую русскую жизнь, - говорил в 1943-м, выступая перед казаками, П.Н. Краснов. - Чтобы этот уголок светился, как маяк, привлекая русский народ и внося надежду на освобождение. Но если они этого не поймут – Бог им судья». Тогда Атамана П.Н. Краснова не поняли. Поймём ли сегодня, пока ещё не поздно, В.П. Мелихова, отнюдь не помышляющего – смотрите материалы его Интернет-форума, - взорвать ту советско-народную «патриотическую» платформу, на которой, как ни крути, но и до сей поры выстроена вся «вертикаль власти». Не взорвать (ибо под обломками такого взрыва все мы погибнем), а выстроить рядом иную платформу, в основе которой, цитирую Владимира Петровича, зиждется «правда, какая бы тяжелая она не была, без предвзятостей и личных предпочтений, без мифологизации и устоявшихся штампов». Ту самую платформу, на которую, не нарушая даже или, скажем так, существенно не нарушая устоявшейся властной «вертикали, вполне могло бы плавно переместиться всё наше Правительство с Президентом (Бог даст – Царём, но это, если Бог даст) и Премьером во главе, да и всё наше замечательное чиновничество (чиновники ведь в большинстве, такие же постсоветские люди, как и все остальные), если, конечно, оно этого пожелает. Так может быть всё-таки поможем всем миром Владимиру Петровичу Мелихову в выстраивании этой платформы Правды, или хотя бы не станем ему в этом мешать? Пока ещё не поздно.

Михаил СМЫСЛОВ, гл. редактор журнала «Отечество и Вера»
=======
Опять же, во избежание кривотолков здесь, на этом форуме, поясню. Чтоб, случайно заглянувшие сюда - не ужаснулись.
Историю в СовеЦком её изложении мы благополучно изучали в школах до 90х годов. Теперь пора взглянуть и с ДРУГОЙ стороны.

Константин Пчелинцев написал:

[q]

Slobada, спасибо! С удовольствием бы почитал и другие воспоминания. Именно воспоминания, в большинстве случаев раскрывают историю без прикрас, именно той, которой она была в действительности. А в действительности она была такой, как если бы мы соединили воспоминания всех людей. Поэтому каждое воспоминание - крупица истории. Вот эту вещь я как-то слышал от кого-то. А теперь вот прочитал у Вас:
Slobada написал:

[q]

не бывает красных казаков. Или ты казак или нет.

[/q]

[/q]

Воспоминания бывают разные............(глубокомысленное премноготочие).............

Помните, как в 90е начали появляться тучи, огромные тучи статей про Сталина и всё такое. До того замусорили газетчики всем этим (сразу, нахрапом и навалом) мозг людей, что, в конце-концов это всем надоело и стало даже противным

Так, каково было читать всё-то-же самое (изобличающее Сталина, лагеря, политзаключения), только изданное ранее, в 1956г. Само-собой, не здесь. За границей.(Н,Н,Краснов(племянник атамана Краснова)) "Незабываемое"

Каково сейчас читать воспоминания бойцов той-же РОА (В.П.Артемьев"Первая Дивизия" 1974г.) сейчас, когда появилась возможность ЭТО читать.

Каково ОСОЗНАВАТЬ сейчас,почему, даже спустя много-премного лет те-же "западенцы"(зап.Украина), те-же Эстонцы-Латыши до сих пор ненавидят нас - Русских, Российских. Ведь прошли годы, многие годы. Чем мы то провинились перед ними ?

...А простой народ(из выживших старичков) - вряд-ли будет говорить правду. Всю правду. Слишком хорошо это всё выбивали в лагерях-психушках-чёрных воронках-и т.д. и т.п.

============

Чтоб немного разрядить ситуацию. История, вроде и не смешная, но меня "улыбнула" (описывается произошедшее в г.Новочеркасск) -

[q]

По рассказу моего напарника по работе в рекламной фирме Игоря Б. в 2005 году.

Далекий 1982-83 год. В местный техникум, приехали студенты. Общага была переполненна, и ребята отправились искать хату.

- Вы на Низовку к Мясокомбинату идите, там должно быть много свободных хат - посоветовал абитуриентам Игорь.

Ребята потопали вниз по Подтёлкова (Платовский), свернули на Кирпичку, и уже в районе Цикуновки, шукали по пустым улицам в поиске желанного жилища.

Стучат по калиткам и окошкам - никого! Тут видят, на старенькой деревянной лавке, опёршись на отполированный руками костыль, сидит дед. Пышная седая борода закрывала полгруди, над впавшими глазами грозно белели длинные брови, взгляд устремлен далеко на Юг, в Займище.

Ребята замялись, уж больно грозен был вид старика. Самый смелый приветливо спросил:

- Здравствуйте дедушка! Подскажите, где тут хатку снять можно, не местные студенты мы...

Дед никак не прореагировав, молча продолжал смотреть в степь. Ребята переглянувшись, собрались уж идти дальше, но хриплый, словно из под земли старческий голос заставил их невольно замереть:

-Выйду я бывало в степь. Сорвусь в галоп, и рублю... налево рублю... направо рублю... а красные все пруть и пруть...

Ребята спешно зашагали к Цикуновке... 1982-83 год...

[/q]

VCH, насчёт генеалогии, я согласен, доверять семейным "легендам" особо не стоит. А вот воспоминаниям участников событий? В частности тем воспоминаниям, которые написал я со слов моего знакомого, мне нет оснований не верить.

Уважаемый Константин!
По поводу, приведенного Вами, рассказа, у меня никаких вопросов и сомнений не возникло. Я, по ряду причин, интересуюсь темой УПА. Рассказ Вашего знакомого очень реалистичен и честно говоря, не вписывается, в создаваемый сегодня миф о "фашистах-бендеровцах" и "доблестной Красной армии - освободительнице".

Slobada
Да не хочу я нигде дискутировать, нет у меня на это свободного времени. Я просто высказал свое мнение по поводу, приведенного Вами рассказа. Могу добавить, что если человек врет в малом (имею в виду "награждение" мифическими Георгиевскими крестами), то ему нет веры и в целом. На фото я вижу преклонных лет пенсионера, увешанного современными побрякушками, с бутафорскими погонами. Правда, в рассказе очень реалистично поведана судьба потомков "героя", вот этой части повествования (хотя, совершенно не понятно, к чему она помещена в текст) я полностью доверяю. Я так понимаю, что даное интервью из местной газеты, районного подчинения? Не сомневаюсь, что персонаж действительно был репрессирован, но думаю, что если начать изучать его следственое дело и т.п. документы, то на поверку выйдет менее героическая биография.
Еще раз повторюсь, что я не доверяю воспоминаниям подобных "героев" по истечении 65-тилетнего срока.