Жуковские + Герцыки + Макаровы

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

На фоне окрашенной в охру западной стены задумана им майоликовая декорация. В ее нижней части ярко сияет синяя как море кайма. Оттуда фонтанируют под самый карниз прорастающие из желто-коричневых плодов легкие лиственные побеги и отягощенные крупными гроздьями винограда клонятся к земле. Фактура майолики смотрится на удивление легкой и плоской, благодаря глубокой и везде ровной погруженности в тело стены. На расстоянии она кажется фреской, а в боковых лучах солнца - картиной, написанной масляными красками во славу Диониса.
Нечто иное являет собой восточный фасад. Здесь задумано символическое "общение" между небесным и земным садом. Отдельно на фронтоне выделена условная геральдическая композиция "райского сада". Под сенью пальмовых ветвей, словно детской рукой, запечатлены два игрушечных дерева с шариками крон, точь-в-точь как их собратья на "Автопортрете с сестрой" В. Э. Борисова-Мусатова. "Верх" и "Низ" разделены сине-розовыми волнами облаков. Им навстречу тянутся светло-зеленые стволы, роняя крупные капли голубого "дождя", а, быть может, и "слёз". Невольно приходят на память строки К. Бальмонта:
И тише кто-то, тише
Шептался обо мне.
И капли с темной крыши
Стекали по стене...
Какое жестокое трагическое соответствие обнаруживает сумеречный колорит строфы, написанной в начале XX столетия и нынешний вид сгоревшей мечты человечества, экспансивный, восторженный Павел Кузнецов, так же как Бальмонт, писал слово "солнце" с большой буквы, когда делал на эскизе панно западного фасада специальное замечание керамисту: "Желто-коричневое покрыть золотой бронзой с переливами в перламутр, что в майолике выходит блестяще и горит от Солнца, дает блестки Солнца, я думаю, что золото с синим делает желаемое сочетание для Крымского вида".
Ввиду особого уважения к "святому ремеслу" садовника, в 1910 году стали сооружать его Дом - строение необычное во всех отношениях. Находится он, - теперь в сильно искаженном виде, - по другую сторону от лестницы и состоит из двух террасно выстроенных четвериков. Нижний сложен из грубо обработанных глыб известняка, верхний имел гладкие бетонные стены под плоской крышей, которую огораживал глухой зубчатый аттик. Над ним на торце возвышалась минаретообразная труба. Она была украшена изразцами высокого рельефа изображавшими гроздья винограда (работа А. Матвеева). Над перекрытием находился "сад на крыше". По утверждению самих владельцев все комнаты этого дома, включая северный фасад, расписывались аль фреско Павлом Кузнецовым.
Можно себе представить, как впечатляюще выглядело полусферическое витражное окно на юг, обрамленное с двух сторон легкими силуэтами подростков, высеченными в камне низким рельефом А. Матвеевым. Их принято сей час называть "Утро" и "Вечер". Но у обитателей Кучук-Коя они носили название "Сон и Пробуждение".
Для удобства садовника все было рядом. Справа к зданию примыкала стеклянная оранжерея, где хранились в рассаде летние цветы. В бассейне плавали на развод золотые рыбки и росли редкие лилии. Выше на склоне находились теплицы со съемными рамами. Судя по наглядно проявленной функции и поэтической окраске, дому садовника придавалось чуть ли не демиургическое значение. Мастерской "святого ремесла" тут пользовались все: одни терпеливо растили флору, другие, отслеживая ее символику, создавали "Свет красоты".
Благодаря заботам людей, Новый Кучук-Кой все хорошел, год от года наполнялся новым содержанием. Сначала дома для людей и колыбель для растений, затем наружные цветники, бассейны, парапеты лестниц, скамеек, балюстрад украсились майоликовыми изразцами. Предлагая тень и прохладу, подрастали деревья, посаженные молодым садовником Евгением Антоновичем Баем. Прямо за "орхестрой" оформились на полукруглой аллее символы человеческой мудрости - платаны. Несколько поодаль засеребрились кроны олив - спутниц тоскующей Деметры. На насыпном холмике поднялась уникальная беседка из 16 пирамидальных кипарисов. Слева над ней возникла голубоватая сень рощи "библийских" ливанских кедров. Свод над мостиком замкнули зонтики крон итальянских пиний.
На самой высокой точке западного склона появился свой небольшой Хаос, оформленный крупными глыбами местного известняка. Среди них и раньше находились старые аборигены: дубы, терпентиновые деревья. Со временем к ним добавились посадки душистых аллепских сосен, между камней, увитых розами и жимолостью, можно было увидеть крупные экземпляры юкки, бананов, агавы - безумной спутницы Диониса, белые ирисы - один из любимейших цветков художников, творивших в стиле модерн.
Вершина Хаоса - место созерцания ближних и дальних окрестностей вокруг Нового Кучук-Коя. С него первоначально хорошо просматривались горы, море и вся усадьба вместе с домами и садом, где особенно радовали глаз панно-фреска на западном фасаде дачи и сад на крыше Дома садовника, майоликовый аттик которого вплотную примыкал к подножию Хаоса.
Цветники занимали всю центральную часть парка. Их создание - плод коллективного творчества художников, садовников, самих владельцев. Ниже дачи располагался альпинарий. Сложенный из камней ноздреватого туфа, он был встроен в мощную опорную стену верхней террасы. В нем, согласно экспликации, произрастали герань, табак, настурция вперемежку с гелиотропом. Ленкоранская акация, карабкающаяся по стене японская текома, махровые соцветия олеандров, а весной - миндаля - во все времена года дополняли это буйство красок и благовоний. Перед альпинарием стояла большая полукруглая скамья, по словам современников, сделанная по рисунку М. А. Врубеля и украшенная его изразцами.
Видовой состав и колористический набор цветников есть ничто иное как "демократический" образ русских полисадов, введенный в оборот лирической поэзией рубежа веков. В рисунке главного цветника, придуманном П. Кузнецовым, обнаруживается яркий, "заревой" коллаж, "диск пламезарного солнца", набранный градациями нежно-розового, пунцового и желто-синего в центре. Антология растений: сирень, гелиотроп, герань - суть кочевые образы поэзии М. Лохвицкой, П. Потемкина, К. Бальмонта, А. Белого, В. Брюсова, символы искомого и вечно исчезающего канона красоты. Создатели ансамбля не были бы приверженцами литературно-художественного объединения "Голубой Розы", внимательнейшими читателями и участниками журнала символистов "Цветник Ор", если бы "живой алтарь мироздания" они не сумели обогатить "кошницей" тубероз, лилий, табака, резеды, источающих утром, вечером и ночью дурманящий аромат. Главному цветнику в этом царстве флоры по замыслу Кузнецова придали форму раскрывшейся розы, которая в лучах лунного света становилась голубой. Кульминацией цветения была, конечно, весна. Ей, видимо, посвящалась главная аллея парка, украшенная белыми акациями вперемежку с иудиными деревьями и штамбовыми розами. Все кроны формировались шарообразно. Рядом располагался обширный розарий, в который специально подсаживались группы карликовых деревьев миндаля, персика, абрикоса с пышными махровыми соцветиями. С высоты мощной подпорной стены сюда струился бело-сиреневый водопад соцветий глицинии, низвергался пенный поток вьющихся роз Банкса. Увидев все это великолепие в первый раз, Петр Уткин восхитился и огорчился: "использовать их как живописный материал я пока не умею...".
Прекрасная спутница "дневного солнца" Аполлона, царица из цариц - роза - всегда главенствовала в искусстве украшать сады и литературно-поэтическом лексиконе, но именно в эпоху символизма у нее неожиданно "в сияньи серебряных грез" появилась опасная ночная соперница, таинственная и притягательная, как сама смерть.
"Бледная дева", "цветок роковой", а проще говоря, кувшинка, воспетая в романтическом стихотворении Миррой Лохвицкой, возымела странную власть среди поэтов-символистов и очаровала их вождя - К. Бальмонта. Многократно варьируясь в разных темах и образах, переходя от поэта к поэту, из музыки в живопись, этот скромный цветок стал преобладающим в декоративном искусстве модерна и по праву воцарился в Новом Кучук-Кое как один из ведущих сюжетов. Кувшинка органично вписалась в оформление фасадов и интерьеров работами В. Замирайло, эскизом для фрески "Рождение нимфеи" П.Кузнецова. "Деву водяных лилий" в картине "Свечение моря" представил П. Уткин. Подлинным же Пигмалионом "нимфеи холодной" следует назвать скульптора А. Матвеева. Под его волшебным резцом она превратилась в прекрасную, трепетно живую мраморную статую - настоящую Галатею. Мирра Лохвицкая довольно часто называла себя музой поэтов. Насколько это правда - судить литературоведам, но то, что ее Нимфея воцарилась в Кучук-Кое и стала музой его главного творца - Поэта, факт, не вызывающий сомнений.

худ.Уткин парк усадьбы Жуковского

Во всех бассейнах для круглой скульптуры, во всех водоемах парка цвели водяные лилии и кувшинки всевозможных сортов и оттенков, от нежно белых до карминно-красных
Предметом особой гордости владельцев был внешне невзрачный нильский лотос, иногда называемый голубой лилией. В мифах Древней Греции его связывали с местом рождения Диониса, считая, что люди, одурманенные его запахом, забывают прошлое.
Образ "Нимфеи", исполненный в 1911 году, завершил цикл изваяний парка, которых в общей сложности насчитывалось более пятнадцати. Для их виртуозного создателя никогда не существовало трудностей в работе с материалом. Когда нужно, цемент под его рукой мог заговорить мягким округлым рельефом, инкерманский камень - показать бархатистость и податливость фактуры, изысканная же красота желтоватого пентелийского мрамора - наполнить теплом, нежностью и грацией музыкально звучащую пластику "Нимфеи", чей камертон явно настроен на самое главное изваяние ансамбля - барельеф "Поэт". Высеченный в камне, в окантовке грубой рамы прямо на торце высокой стены, он выглядит монументально, духовно сильным и одновременно по-юношески незащищенным. Его формы обобщены и подчеркнуто геометризированы, наподобие монументов архаического времени.
Семантическое главенство этого барельефа выделено не только размерами, но и местоположением в системе нескольких важных архитектурно-скульптурных композиций. Визуально с ним связаны рельефы Дома садовника, стоящий в центре бассейна в позе Нарцисса "Юноша". Прямо над головой "Поэта" сверкает майоликовое панно П. Кузнецова. А если мысленным взором раскрыть непредусмотренные первоначальным замыслом заросли справа, то можно обнаружить прямо над "Нимфеей" круглые скульптуры каскадной лестницы: "Засыпающий", "Задумчивый", "Пробуждающийся" (в настоящее время заменен "Купальщицей"), которые являются ничем иным как разными стадиями состояний и настроений все того же "Поэта". Начиная от низких рельефов и кончая круглыми статуями, они как будто символизируют ритм уходящего и вновь возникающего времени, коллизию угасания и возрождения творческого вдохновения, жизни и смерти, перетекающих из плоскости в плоскость, от одного объема к другому. Содержательной стороной все эти скульптуры проходят последовательный ряд персонификаций от бесплотного духа к телесному образу, от животного мира к растительному, от камня к человеку. Вот почему они так органично вписались в систему парка, где каждое растение переживает сходные метаморфозы во времени, окрашенные аполлонической или диониссийской эзотерикой. Ее можно обнаружить в ярком поэтическом наследии почти каждого поэта рубежа веков, но прежде всего К. Бальмонта.
Именно творчество Бальмонта - как это ни покажется странным поклонникам серебряного века - "вольным обращением с языком богов" более всего соответствовало представлению о новом искусстве. Он ввел в русскую поэзию неисчерпаемое богатство тем и образов, которое, по мнению Владимира Маркова, "до него практически никто не использовал". Ощущением своего "Я", внутренней самодостаточностью, осознанием себя "Поэтом"-димиургом, творчество Бальмонта наиболее адекватно форме и духу всех скульптур А. Матвеева.
На прямую связь его отдельных стихотворений со многими элементами оформления усадебного ансамбля указывают их одинаковый изобразительный ряд и прежде всего сами названия: "Сон", "Сон и Пробуждение", "Ручей"; росписи: "Волна", "Морское дно"; малые формы архитектуры в парке: "Затон", "Мост", "Грот". Не раз посещавший Крым Бальмонт, как никто другой, прочувствовал сакральную красоту таврического пейзажа, впервые осознал себя здесь поэтом Луны. Кстати, то же самое произошло с Петром Уткиным, к лучшим работам которого относятся лунные пейзажи Нового Кучук-Коя, с названиями, напрямую заимствованными у Бальмонта. Смеем также заметить, что вовсе не "всезнающий" В. Брюсов, как это считали многие, а более щедрый на такого рода подарки вождь символистов озаглавил своим стихотворением "Голубая Роза" сначала одноименную выставку 1907 года, а затем и созданное после нее художественное объединение, чьими признанными лидерами были П. Кузнецов, П. Уткин и А. Матвеев.
Изобразительные аллюзии Нового Кучук-Коя настолько сопоставимы с переживаниями избранного нами поэта, что предполагает наличие заранее подготовленной программы. Наиболее отчетливо она проявляется в художественном оформлении лестницы Иакова, посвященной не столько владельцу, сколько его библейскому соименнику - прародителю колена Израилева, о котором в книге "Бытие" сказано: "И пришел на одно место, и остался там ночевать, потому что зашло солнце. И взял один из камней того места, и положил себе изголовьем, и лег на том месте. И увидел во сне: вот лествица стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней" (Бытие 28, 11, 12). Ветхозаветное свидетельство о "лествице Иакова" во всех христианских странах ассоциировалось с путем человека к Богу, а в искусстве связывалось с творчеством, стремящимся к совершенству.
Лестница в Кучук-Кое как будто намеренно лишена своей главной функциональной обязанности - приводить к жилищу человека. Главные постройки усадьбы - дача и дом садовника - оказались по обе стороны от нее в верхней части. Зато, соединяя в поле зрения основные "горние" и "дольние" величины окружающего пейзажа, такая конструкция обретает ту главную сакральную сущность, которую в искусстве рубежа веков было принято связывать с идеями "восхождения" и "нисхождения". Ориентацию на них определяла обильно расставленная художниками знаковая система: изразцы на парапетах, росписи под мостиком, сам мостик поддерживающие его кариатиды. В совокупности все они словно воплощают однажды высказанную Вячеславом Ивановым мысль, что "в каждом произведении истинно символического искусства начинается лестница Иакова". Так здесь, с одной стороны, прочитываются понятия о личных привязанностях владельцев усадьбы, с другой - таятся все те духовные ценности, которые ее создатели связывали с представлением о нематериальном происхождении "лествицы" в языческом (античном) и христианском мировоззрениях.
Движение начиналось с "орхестры", где в центре на высокой колонне раньше находлась,- что очень важно, - статуя спокойно стоящего "Юноши", дерзающего "Быть как солнце".
Такая статуя очень удачно воплощала воспетый Бальмонтом образ солнцеликого поэта. С места "величия" ей были видны все уголки усадьбы вместе с домами, садом, водоемами, цветниками и скульптурами. А за ними, насколько охватывал глаз, просматривались запредельные картины Нового Кучук-Коя с горами и морем.
Какая же сила способна вывести из мира Времени в мир Вечности того, кто неумолимо движется вверх? Ровно на середине марша - препятствие материального свойства: над лестницей перекинут мост. Совсем как в другом стихотворении К. Бальмонта, которое так и называется "Мост".
В свою очередь, за этой внешне незамысловатой ямбической формой таится глубокий подтекст. Источником его может быть назван православный Акафист Богородице, с его возвышенным поэтическим строем, обращенным непосредственно к тем, "кто душою ожидающей любит Бога своего".
Издревле в святоотеческих преданиях образ Богородицы олицетворялся с образом лестницы, моста, радуги, соединяющих небо и землю, а в вещем сне Иакова угадывалось, что через нее - "лествицу" - человек соединится с Богом. Пространство под мостом занимали настенные росписи П.Кузнецова в обрамлении четырех зеркально повторенных кариатид А. Матвеева; из них сохранились только кариатиды. Горельефы отлиты А. Матвеевым из цемента, их формы невесомо легки. Ушедшие в грезу сна лица не ведают, что несут - тяжесть мостика для них как пушинка. Отсутствие в пластике традиционного борения "опор и нагрузок" дает понять, что с точки зрения конструкций они ничего не значат, зато с позиции "тезы жизни" кариатиды - на этом определении особо настаивали владельцы - играли роль выразительных фатальных оков "немого затона".

В исчезнувших фресках на одной стене были изображены танцующие амуры, на другой - в полном составе вся многочисленная семья соседа и друга Жуковских - В. С. Сергеева. Очевидно, его жизнь и мировоззренческую позицию создатели ансамбля считали олицетворением семейного счастья и духовной гармонии, неожиданно обретенной в Крыму. Недаром фрески находились в непосредственном соседстве от места, которое, по нашему убеждению, может трактоваться как "Врата Рая". Они устроены на ответвлении основного марша в виде "руины".
В одной из опор арки, сложенной из грубо обработанных глыб известняка, вмонтировано готическое окно, чья майоликовая створка считалась Жуковскими изображением Св. Архистратига Михаила и была исполнена Врубелем. М. В. Нащокина сравнила этого майоликового ангела с изображением, предназначенным Врубелем для росписи Владимирского собора в Киеве, и нашла в нем сходство с ангелом, описанным в "Откровении Иоанна Богослова". Эту майолику перенесли из петербургской домашней коллекции в Крым как память, "меморию" о почитаемом друге и родственнике, чьим небесным покровителем был Архистратиг. Имя Михаил носили и другие члены семьи Жуковских, в том числе их единственный сын.
В архиве английских родственников владельцев Нового Кучук-Коя сохранились записки бывшего капитана британского флота Алексея Владимировича Цитовича (1893-1983), в которых рассказана история появления этого сооружения: "По примеру сгоревшей Ореанды тогда модно было искусственно создавать руины, и когда мой отец, руководивший работами, объяснял каменщику Ивану Семеновичу (Есину) - их группа была из Рязанской губернии, - что каменную арку надо сложить только частично на цементе, в ответ услышал: "Понимаю, Владимир Николаевич, Вы хотите безобразие на манер древности". Эта летучая фраза вошла в Кучук-Кое в частое употребление, как удивительно меткое выражение. Ведь средневековый "гротеск", "примитив", как в западной, так и русской скульптуре и живописи и есть то "безобразие на манер древности", которое нас так восхищает".
Другим подтверждением этих слов служит майоликовое рондо сине-голубой поливы "Сатир и Нимфа" работы скульптора А. Обера. Этот гротеск - еще одна реликвия из домашней коллекции изразцов Жуковских. Ее перенесли в сад и закрепили на оборотной стороне "Врат Рая", которая одновременно служила стенкой грота, увитого жимолостью и вьющейся розой.
Сегодня трудно под рубищем нищенки разглядеть былую красоту усадьбы, в которой когда-то сиял на солнце изысканный наряд фасадов обоих домов, стояли на отведенных им местах скульптуры, цвели и благоухали цветники, журчали на все голоса ручьи и сверкали серебром водоемы. Остается только призвать на помощь воображение и свидетельства современников. Все они, восторгаясь необычным оформлением ансамбля, единодушно отмечали присущее ему особое лирическое настроение. Оно и сейчас знакомо всякому, кто хоть однажды решился пройтись по тропинкам, лестницам и аллеям в сущности небольшого, очень камерного сада, созданного в синтезе многих видов искусств, прежде всего "слова". Везде чувствуется незримое присутствие поэта. Его скульптурное воплощение как будто руководит вниманием путника, предлагая ему все новые и новые варианты своего творчества.
В былые времена осмотр можно было начать с уникальной архитектурно-скульптурной композиции у самого моря. Там словно в "зачарованном гроте" размещался исполненный в цементе горельеф А. Матвеева "Спящие мальчики" (воссозданы в мраморе в 1967 году и перемещены в парк). Мимо, будто иллюстрируя стихотворение К. Бальмонта, крутыми виражами поднималась дорога.
Не успевали исчезнуть за спиной "Спящие мальчики", как уже начинал вырисовываться другой "грот" - радужный витраж окна Дома садовника и его вечные стражники, рельефы "Сон и Пробуждение".
Восприятие ансамбля рассчитывалось как на дневное, так и на ночное освещение, особенно лунное, что сумел передать Петр Саввич Уткин. Он создал своеобразную ночную сюиту видов усадьбы, множество тонко исполненных акварелей и работ маслом. Важное место среди них занимают лунные пейзажи.
Тема "отраженья" очень тревожила творческое воображение символистов. В Новом Кучук-Кое ей посвящены две круглые скульптуры, специально созданные для водоемов. Об одной из них, ныне исчезнувшей "Нимфее", было сказано выше. Другая, статуя стоящего в позе Нарцисса "Юноши", была установлена перед южным фасадом Дома садовника, где, смотря по сезону, менялись цветочные ковры. Весной то были гиацинты и нарциссы. Их каменный двойник обреченно смотрелся в свое отражение.
Цикл замыкается в кольцо колец. За "Юношей" пристально следит его создатель - уже знакомый нам "Поэт". Этим изображением завершалось движение вверх по лестнице Иакова. Теперь всей своей позой он демонстрирует готовность к началу "нисхождения", а значит несет в себе другой эсхотологический смысл. Таким предстает перед нами поэт на все времена - Орфей, Пигмалион, Иаков, собирательный образ творца, "дообоженного" эстетикой серебряного века. Нагой, и оттого ранимый, угловатый подросток, углубленный в свои переживания, как нельзя более соответствовал тревожному самочувствию его демиургов. На рубеже XIX-XX веков они себя видели не в облике умудренного годами пастыря, а скорее всего в ветхозаветном пастушечьем облике. Отсюда, как это видно на примере Нового Кучук-Коя, исходит предпочтение нарочито наивного, архаичного способа изображения, отсюда - осознание хрупкости и незавершенности творимой ими Красоты.
Видел ли Бальмонт место, где воплотилась в жизнь его греза - "оазис голубой", "сады с неомраченными цветами"? Возможно, что и нет. Слишком быстро хаос войны и революции приблизился к порогу Нового Кучук-Коя.
В 1920 году, с приходом советской власти, в Крыму стали перераспределять частную собственность. Над усадьбой Жуковских нависла угроза передачи ее в ведение южнобережного совхозного хозяйства. Владельцы и местные органы охраны памятников истории и культуры посылали в адрес вышестоящих властей одну за другой объяснительные записки, письма и телеграммы, ходатайства художников, в которых доказыва-лось исключительное значение Нового Кучук-Коя и предлагалось использовать усадьбу как будущую академию "нового художественного вкуса" , где могли бы обучаться синтезу искусств молодые дарования. Поначалу эти обращения возымели действие. Телеграммой от 21 апреля 1921 года Москва в лице заведующей отделом музеев Троцкой уведомила местное начальство о том, что усадьба объявлена музеем, а бывшая владелица Любовь Михайловна Жуковская назначается его главной хранительницей, "как имеющая соответствующее образование" (высшие Бестужевские курсы). Но это положение длилось всего два года, осложненных голодом, грабежами, трагической смертью старшей дочери.
Уже в декабре 1923 года музей был снят с государственной охраны и ликвидирован. В 1926 году хранительница с оставшейся при ней младшей дочерью была изгнана из дома без вещей и одежды. Первое время их пригрели у себя в ялтинском доме сестры Багратион. Сын Жуковских Михаил, юноша призывного возраста, ушел пешком в Севастополь, где поступил на артиллерийские курсы. Понимая, что все кончено, Яков Евгеньевич сумел забрать из дома несколько произведений станкового искусства и передать их вместе с документами по строительству дачи на хранение в Русский музей в Петрограде. Со временем там образовался отдельный, довольно значительный фонд Жуковского. Яков Евгеньевич не выдержал потери любимого детища и скончался от инсульта. Не менее драматичной оказалась судьба В. С. Сергеева. Выброшенный с женой и детьми из усадьбы, он завершил свою жизнь в нищете и безвестности в лачуге приютившего его крымского татарина.
Лишившись заботы своих владельцев, памятник истории и культуры начала XX века, равных которому нет, медленно и неуклонно угасал. Менялись арендаторы усадьбы, мало образованные и совсем необразованные директора разместившегося здесь дома отдыха. Каждый внес свою черную лепту. Сначала в обоих домах были уничтожены росписи комнат и лестницы Иакова. За ними наступила очередь скульптуры, редких растений и изысканных цветников, оставшихся без профессионального ухода. Первый садовник Евгений Антонович Бай с женой и детьми перешел на работу в детский противотуберкулезный санаторий имени профессора А. А. Боброва в Алупке и посадил там сад, который до сих пор радует глаз красотой своих выросших деревьев. Последний садовник, еще помнивший Жуковских и их гостей-художников, Семен Иванович Потака (1883-1944), продолжал ревностно следить за садом Кучук-Коя. А когда стали рубить на дрова взращенные с такой любовью деревья, Семен Иванович не выдержал и добровольно ушел из жизни.
Спустя 12 лет после этих событий бывшую усадьбу Жуковских посетил хранитель отдела скульптуры Государственного Русского музея Г. М. Преснов и застал здесь картину полного разрушения. С помощью местных краеведов он извлек из земли и воды обломки изваяний, с большим трудом перевез их в Ленинград. Частично отреставрированные и выставленные на всеобщее обозрение, эти обломки казались произведениями античной классики, настолько совершенной была работа А. Т. Матвеева. В 1967 году по инициативе Преснова ученики мастера воспроизвели в мраморе и бронзе недостающие скульптуры.
Как раз в это время в Кучук-Кое появился новый арендатор - объединение "Кривбасруда" - и взял на себя обеспечение их сохранности. Увы, это обещание было пустой формальностью: пришел в запустение парк, вместо прекрасного розария появилась громоздкая нелепая эстрада-танцплощадка, обезобразились чудной красоты коттеджи, обросли всякого рода деревянными пристройками. Легкие верандочки были идеальной средой для возникновения пожара, и он не замедлил случиться.
худ.Уткин. Крымский этюд.Лунный

Огонь вспыхнул в бывшем доме Жуковских, превращенном в кухню и столовую пансионата, в сентябре 1987 года. В результате рухнули перекрытия, сгорели перегородки, оплавилась мозаика и часть майоликового декора на фасадах. Как и следовало ожидать, никто не понес наказания. Между тем, дела здесь обстояли все хуже и хуже. 7 июля 1993 года неизвестными злоумышленниками была разбита мраморная скульптура "Нимфеи", спустя год пропал оставшийся от нее торс. Для безопасности изваяний большую их часть сняли и спрятали в кладовые до лучших времен.
Прошли годы, одно решение сменяло другое. Наконец был заказан проект реставрации имения, и можно было приступать к восстановлению дома и парка. Но тут грянула перестройка, началась смена властных структур на Украине и в Крыму. Ссылаясь на отсутствие средств, арендатор прекратил финансирование проекта, а затем и вовсе избавился от обременительного груза, передав Кучук-Кой республиканскому комитету по охране культурного наследия республики Крым, который, в свою очередь, летом 2002 года отписал территорию без малого 4,5 га вместе со всеми бесценными памятниками искусства в аренду человеку, чье имя остается неизвестным. Этот новый арендатор как будто бы взял на себя обязательство реставрировать ансамбль. Будем надеяться, что он выполнит свое обещание. В противном случае, неизбежно возникнет вопрос о дальнейшей судьбе памятника, который составляет одну из ярчайших страниц в истории искусства начала XX века. Ведь по скромным подсчетам помимо уцелевших в парке работ в коллекциях различных музеев стран СНГ хранится несколько сотен произведений искусства, связанных с Новым Кучук-Коем. Кроме того, поклонники "Голубой Розы", известные современные художники на основе этого усадебного ансамбля создали множество станковых работ: картин, рисунков, акварелей, малых и больших скульптур.
Художники, оформлявшие крымский ансамбль, занимают в истории мирового искусства почетное место. Их имена не сходят с афиш самых престижных международных выставок. Иметь у себя хотя бы одну работу таких корифеев, как М. Врубель, П. Кузнецов или А.Матвеев, почтет за счастье любой музей. А разве не заслуживает внимания духовная и нравственная атмосфера, которая сложилась в усадьбе благодаря ее владельцам? Их родственные и дружеские связи с выдающимися представителями русской, украинской и белорусской интеллигенции - это еще одна история, еще один поучительный, достойный подражания пример взаимодействия культур теперь разобщенных братских народов. По сути, в общественном сознании Новый Кучук-Кой уже давно стал музеем.
(По материалам книги А.Галиченко "Старинные усадьбы Крыма")

худ.Уткин. Кучук-кой, дом Жуковского

путешествие по виртуальному пространству принесло результат - еще часть родословия Лубны-Герцыков

Богородская усадьба - Ивановское

Лариса Новосельцева представила публике написанные ею романсы на стихи Аделаиды Герцык

видео на Youtube

Аделаида Герцык. Себе. Музыка Л.Новосельцевой. Фотографии из архива семьи Жуковских-Герцык предоставлены Татьяной Никитичной Жуковской, внучкой А.Герцык.

Как хорошо, что люди пользуются интернетом и тоже выкладывают материал, за полдня - целое ответвление нашлось, да еще и с фотографиями, росписями -

эх, кабы мой тупичок так же бы нашелся

...
- Тидебель, Йоганн Генрих фон (1786-1856). Жена ур. Рикман, Мария Августа Элеонора (1789-1861).
- - Тидебель, Максимилиан фон (?-?). Унтерлейтенант (1847). Жена ур. Лунд, Елена.
- - - ур. Тидебель, София Августа Катарина. Род. 1846 ноября 18, Рыбинск.
- - - ур. Тидебель, Елена Аделаида. Род. 1847 декабря 7, Рыбинск.

С уважением, Никита.

*Юль, если нужно подробнее, напишу.

В "моей" Родословной Мужья сестер (Софьи... и Елены... ) НЕ указаны!

NDemidoff_von_Albedyll

спасибо, буду разбираться, если появятся вопросы - спрошу

Юля, так и не поняла, упоминаемые на этой странице Забело имеют какую-то связь с вами - Забелло?

galinaS

Имеют, это ветка от младшего брата Петра Михайловича - Константина, т.е. у нас общий предок Михаил

небольшая заметочка, а сколько сразу вопросов