Мариинск (Кемеровская обл.). Страница: 5

Николай Терентьев
12:21g. Mariinsk (Mariinskiy rayon)
ТУПИК

Тупик

Зимой 1930 года в наш город пришли первые эшелоны с зарешеченными окнами. Вышедшие из вагонов люди тотчас принялись расчищать по соседству с поставленной еще в царские времена тюрьмой место под строительство колонии, одной из многих в будущем архипелаге Сиблаг. Ее строители не по своей воле оказались в Мариинске, их сюда привезли насильно, определив в статус заключенных. В большинстве это люди из того удалого племени, которые готовили и совершали Октябрьскую революцию, защищая ее на фронтах гражданской войны. По социальному и политическому составу они разные – ученые и инженеры, краскомы и комиссары, артисты и писатели, крестьяне и рабочие, коммунисты, сочувствующие и беспартийные. Вот их-то сталинская система объявила врагами народа и сослала сюда, в Сибирь, строить лагеря для следующих тысяч заключенных. И новая их волна не заставила себя долго ждать.

…Жаркий август 1937-го. По всей стране репрессии набирают ход. Счет уже идет не на десятки и сотни, а на десятки и сотни тысяч. Аресты и суды, начавшиеся с низов общества, перекинулись на его более высокие этажи. Массовая "прополка" идет среди командного состава военных округов и флотов. Вагоны, иногда целые сцепки из них, а то и эшелоны с осужденными прибывают в Мариинск. Для столь массовой выгрузки заключенных оборудуются специальные площадки-тупики. Один из них находился недалеко от железнодорожной станции – его врезали в лесозаводскую ветку. Месторасположение тупика выбрали не случайно: безлюдье, до тюрьмы – полтора-два километра, а до лагеря – и того меньше. Теперь это место застроено различными базами, а в то время тут был пустырь. Площадку эту обнесли колючей проволокой, вокруг поставили вышки для часовых, устроили навес для конвойных.
Моя первая встреча с этим тупиком произошла довольно неожиданно, и увиденное здесь до глубины души потрясло меня, тогда еще совсем ребенка, и оно до сегодняшнего дня в памяти. Вот как это было.
С группой ребят – моих одногодков мы пошли на поиски патефона, чтобы послушать пластинки, привезенные моим школьным товарищем из деревни. Едва мы прошли трактовый переезд, как увидели странную картину: из телячьих зарешеченных вагонов по команде выпрыгивали люди и тут же садились на корточки. Лаяли овчарки, ругался конвой, кто-то плакал, а кое-кто, обессиленный, не мог даже опуститься на землю, за что получал удар конвойного.
Так я впервые увидел в такой близи огромную партию арестованных, а это были подростки и женщины, молодые и старики, военные и штатские, больные и совсем немощные. Арестованных распределили на две партии. Меньшую партию увезли на крытых машинах, а остальных, после громкого предупреждения "шаг влево, шаг вправо считается побегом" в сопровождении конвоя отправили пешим ходом в лагерь.
Никому ничего не рассказав, я в это лето с друзьями-мальчишками приходил к тупику еще много-много раз. Как сейчас помню, выгрузкой привезенных арестантов всегда руководил плюгавый конопатый человек. В любую погоду он был одет "под Дзержинского" – в черную кожаную куртку и кожаную же с высоким околышем фуражку. Человечек этот много суетился, кричал, иногда хватался за кобуру, при появлении арестованных он становился особенно дерзким и циничным. Но он к тому же еще и страшный трус был: если замечал со стороны заключенных чуть посуровевший взгляд – отходил в сторону. Но чаще своим поведением он выражал полное презрение к человеческой личности, власть его явно опьяняла. Мы, однажды увидев, как он снял от жары фуражку и сверкнул на солнце яркой рыжей шевелюрой, прозвали его про себя "рыжим клоуном".

Однажды в полуденную жару, укрывшись за валом из прошлогодней картофельной ботвы, мы увидели, как в тупик подали очередной "столыпинский " тюремный вагон. Он долго стоял, ожидая выгрузки. Но вот со стороны лагеря показалась машина с охраной, затем прибыл конвой, он открыл двери вагона, и из него стали выходить… моряки. Первый был 15-16-летний юнга, за ним без суеты, легко спрыгивали с подножки вагона остальные. Судя по форменным фуражкам, кителям и сохранившимся у многих нашивкам, это были моряки-командиры. Теперь, через призму времени, я глубоко убежден: перед нами были представители тех, кто создавал советский красный флот – коммунисты-военморы и военкомы.
Последним из вагона выходил грузный седой человек. Его бледное лицо покрыто крупными каплями пота, распахнутый морской китель обнажал могучую грудь. После вагонной духоты на обильном солнце и воздухе ему стало совсем плохо. Сделав два-три глубоких вдоха, моряк опустился на ступеньку вагонного тамбура.
-Помогите адмиралу, - попросил один из моряков, видимо старший по званию.
К адмиралу подошли двое и бережно опустили его на землю. Адмирал беспомощно полулежал, и тут к нему, выхватив пистолет, бросился "рыжий клоун". Выкатив из орбит глаза, он дико орал: "Встать! В строй! Застрелю, сволочь!" – Этой выходкой конвойного морякам была нанесена еще одна обида. Только теперь она была в их душах, только ее они чувствовали. Их лишили чести, достоинства, свободы, но не смогли лишить главного – морского духа братства.
По старому флотскому обычаю во время большой опасности на сигнальной мачте корабля поднимается красный стяг. Именно такой сигнал – какой-то красный лоскут – и появился в вытянутой руке одного из моряков. Что это было – шарф или платок, я не разглядел, да и узнал я о таком ритуале много позднее. В то же мгновение один из заключенных, стремительно развернувшись, нанес удар в челюсть Рыжего, его хилое тело, описав полудугу в воздухе, безжизненным пластом рухнуло на землю. Теперь он был безопасен, пистолет и фуражка улетели далеко в сторону. В шоковом состоянии Рыжий лежал неподвижно, из полуоткрытого рта сочилась струйка крови.
Охрана растерялась, но через некоторое время, придя в себя и взяв винтовки наперевес, двинулась на заключенных. Но она просчиталась: силы оказались неравными, на каждого конвоира приходилось по 5-6 моряков. У вагона началась суматоха, моряки бросились на охрану и в считанные секунды разоружили ее. Встав плотной стеной с "трофейным" оружием в руках, они взяли на прицел посрамленных конвойных.
-Беги, Серега! - крикнул кто-то юнге, и он, сняв бескозырку, медленным шагом вышел за колючую проволоку, но, постояв мгновение в раздумье, вернулся обратно. Окинув беглым взором охрану и товарищей, юнга тихо подошел к адмиралу.
Адмирал лежал у железнодорожного полотна на серо-грязной насыпи, его могучая бледная рука была разжата, на губах запеклась кровь, а глаза незряче смотрели на синее, как море, небо. В зловещей тишине один из моряков, видимо корабельный доктор, вдруг подошел к сгрудившейся охране и попросил воды. Сразу несколько конвоиров открепили фляжки от поясов и подали доктору. Напоив адмирала, он сделал ему холодный компресс на голову. От нескольких глотков прохлады и примочки адмиралу стало легче.
Затем доктор такую же процедуру сделал с Рыжим. Оправившись от шока, и, увидев вооруженных моряков, тот понял: случилось непоправимое, и какое-то время соображал, как поступить дальше, что делать. Сработал инстинкт самосохранения, и рыжий вдруг встал, подобрал фуражку и, пошатываясь, побрел в сторону конвойных.
И тут неожиданно наступила развязка, которую ждали все – моряки, Рыжий, охрана. Оценив обстановку и видя безвыходность создавшегося положения, адмирал приподнялся на локти, улыбнулся сквозь мучившую его, видимо сердечную, боль и отдал морякам последнюю в своей жизни команду:
-Сдайте оружие, они не виноваты!
Уронив седую голову, он замолчал, лежа неподвижно и безмолвно. Адмирал был мертв. Над ним, склонив голову, со слезами на глазах, стоял юнга. Моряки дали троекратный ружейный салют и, выполняя волю адмирала, сделали несколько шагов вперед и составили оружие в козлы. Один из конвоиров, белобрысый парень – по глупости или от волнения – взял свою винтовку и крикнул: "Спасибо, братки!"
А со стороны лагеря к злополучному тупику, поднимая густую пыль, неслись машины с дополнительным конвоем. Через несколько минут три "черных ворона" унесли в безвестность пятьдесят моряков, юнгу, морского доктора и тело адмирала…

…Прошли долгие годы, но этот случай у тупика до сих пор у меня в памяти. И всякий раз, когда он всплывал в мозгу, я спрашивал себя: что это, действительно так было или это какой-то дурной сон? Но так было. Время неостановимо, и уходят из жизни и памяти те, кто безвинно пострадал, погиб в годы репрессий. И сегодня, отдавая дань памяти этим жертвам сталинизма, мы должны помнить и тех, кто убивал, ретиво исполняя бесчеловечные приказы.
В стране идет мучительный процесс очищения общества от наносов сталинского и застойного времени – ото лжи и всего связанного с нею. Это не судебный процесс, а работа мысли по осознанию того, что же с нами произошло, и что нам делать, чтобы такого никогда не было. И рассказал я эту историю у тупика не для того, чтобы вызвать чувство мести к таким, как этот Рыжий, а для того, чтобы каждый задумался, как впредь избавить наше общество от подобных людей и явлений.
И. ШИРОКИХ.

(Из книги: «Мариинск и мариинцы»)
https://ok.ru/profile/554514003521/statuses/155992259515713

Мариинск (Кемеровская обл.)

Места расстрелов и захоронений узников Сиблага