Воспоминания

Вместе с моим будущим мужем мы встречали Новый год – 1993, когда он признался мне в любви.
Запомнился момент, когда мы с ним веселые и со смехом заскочили в трамвай, а там сидели несколько человек с такими тяжелыми, угрюмыми лицами. И даже взгляд на веселящуюся счастливо-наивную молодежь не вызвал у них ни намека на улыбку. Нас на миг потрясла эта угрюмость за два часа до Нового года, но тогда это недоумение быстро выветрилось, хотя и запало в память. Эти годы были самыми тяжелыми для народа разрушенной страны. Все стремительно приходило в упадок, были длительные задержки зарплат на фоне гиперинфляции, многие люди, едва выживая, находились на грани отчаяния. И только молодые и влюбленные, как всегда, ничего не замечали.

Мне шёл четвёртый год, когда на Дальнем Востоке умерла моя прабабушка Варвара. Прожила она 80 лет. И хотя на похороны успеть не было возможности, но баба Люба с дедом всё же собрались ехать в Бикин. Взяли с собой и меня.
Ехали мы неделю на поезде в один конец, неделю – обратно. Помню, как я бегала по вагону, сидела на откидном стульчике и смотрела в окно на бескрайние просторы. Официанты разносили по купе горячие обеды в специальных алюминиевых контейнерах. Это было чудесно и очень вкусно! А иногда мы ходили в вагон-ресторан. Эта поездка осталась в памяти как отдельная маленькая жизнь, хотя конечно память была ещё фрагментарна.
Но несколько кратких эпизодов, запомнившихся мне из той поездки, ярки, отчетливы, насыщены не только зрительными образами, но даже запахами и вкусовыми ощущениями. Наверное, было много застолий и новых для меня блюд.
На Дальнем Востоке было много родни. Мы всё ездили и ездили в гости, и везде нам были очень рады. Одна поездка запомнилась тем, что начался буран, и мы застряли в снегу. Помню себя сидящей в машине, уже темнеет, за окном метель, и взрослые в тревоге толкают машину из сугроба. Отчётливо помню, что ехали мы в Булаво. Приехали уже затемно, нас заждались, было много людей, большое застолье, рассказывали про то, как выбирались из сугробов, и громко смеялись.
Вероятно, тогда я впервые попробовала кету и красную икру. С тех пор их очень уважаю. Сколько помню своё детство, мы потом периодически получали посылки с Дальнего Востока, в которых обязательно была баночка красной икры. Я очень ждала эти посылки. Мои двоюродные брат с сестрой ничего не понимали в красной икре. Я только пожимала плечами и не возражала: меньше претендентов на заветную баночку. Пусть пьют свою любимую сгущенку, которую баба с дедом как ветераны войны получали в спецпайке.

Когда я начала заниматься генеалогией, то думала, что сложнее всего будет искать именно дальневосточных предков. Эти мысли меня очень огорчали. И спустя какое-то время со мной случилось любопытное состояние, как будто проснулись какие-то каналы памяти. Неожиданно я почувствовала запах. Так пахнет в моей памяти Дальний Восток. Мне представляется, что это запах сопок. Этот запах я почувствовала так явственно, что была потрясена этим состоянием. А потом из памяти всплыли три слова - хунхузы, Васильевка и Розенгартовка.
Нашла, что хунхузы – это китайские разбойники. Думаю, что из дальневосточных разговоров я запомнила это слово как необычное, а так как потом я не использовала это слово в своей жизни, то оно хранилось у меня где-то в закоулках подсознания, и, ассоциируясь с Дальним Востоком, вот так неожиданно выплыло из памяти. Так я лично убедилась в правоте психологов, которые говорят, что человек знает и помнит гораздо больше, чем ему кажется.
Потом я наткнулась на запись о бабе Любе как ветеране войны в Книге памяти Челябинской области, где было написано, что родилась она в п. Васильевка Бикинского района (до этого момента я думала, что местом ее рождения был сам г. Бикин).
Затем на сайте краеведческого музея г. Бикина я нашла информацию об истории возникновения п. Васильевка и его первопоселенцах, одним из которых был Яков Козулин, а баба Люба была урожденная Козулина. Так я узнала предка бабы Любы, который первым обосновался на Дальнем Востоке.
А дальше было знакомство с Татьяной Трофимовой на сайте «Предыстория», которая много работает в архиве Хабаровска, изучая историю уссурийских казаков. Благодаря ей мне стали известны четыре колена бабушкиных предков.
В связи с чем в мою память упало слово Розенгартовка, я пока еще не поняла. Так называется один из дальневосточных поселков, но как он связан с бабой Любой, я пока не знаю.

В детский сад я ходила месяца два, наверное, не больше. Хотя родителям с трудом удалось меня туда устроить, только “по блату”, т.к. мест не хватало. У мамы была удачная в этом плане профессия – зубной техник, и с ней охотно договаривались о взаимных услугах. Но в детском садике я не прижилась, была очень домашним ребенком.
По утрам, только мама начинала меня будить в садик, я тут же соскакивала, неслась в комнату бабы с дедом, заскакивала к ним в кровать и, хватаясь за них, кричала: “Баба, деда, держите меня, чтобы мама меня в садик не забрала!”. Баба Люба вступалась за меня: “Да оставь ее, мы же дома”, - но мама раздражалась: “Ей просто надо привыкнуть к садику, там общение, развитие”.
Но я все не привыкала, и от садика имела только негативные впечатления. Помню воспитательницу Клавдию Григорьевну, которая заставляла всех есть гречневую кашу, и кофта у нее была цвета гречневой каши... Был там неуправляемый мальчик Илья, которого запирали на сончас в туалете и он там орал и пинал дверь, а мама его потом приходила и ругалась с воспитателями... И была еще девочка Эля, влюбленная в камни. Она любила делать по всему садику “секретики” и потом проверять их (в ямку укладывала фантик от конфеты, затем стеклышко, а потом все засыпала землей), а еще собирала всякие камешки и представляла, что они драгоценные. Иногда я тоже слонялась с ней в поисках этих камешков, она с таким восторгом и придыханием говорила о них, что это меня тоже увлекало и скрашивало время ожидания, когда пройдет день и меня наконец-то заберут домой
Часто вечерами мама с бабой Любой говорили обо мне. Баба убеждала ее, что я и так нормально развита и даже бегло читаю, а от общения в садике не получаю никакого удовольствия, так зачем мучить ребенка, а мама просила ее не вмешиваться. Через месяца два-три она сдалась. Я была счастлива!
Так садик отвалился и остался в прошлом. Мне повезло, что баба с дедом были на пенсии, жили мы все вместе, и я их не просто не напрягала, а была им в радость.

Staniza, с удовольствием почитала ваши воспоминания и даже задумалась, не подхватить ли эстафету, не завести ли тоже подобную тему.
Мы с вами, наверное, одного поколения.
От вашей темы теплом веет, буду ждать продолжения.