1.
Встретилась вот такая ссылка
http://berkovich-zametki.com/2007/Starina/Nomer4/Rafes1.htmОказывается, и Якову Выгодскому довелось какое-то время быть узником Черска.
Предполагаю, что он выполнял свои обязанности врача вместе с моим дедом (совпадают временные рамки). Надо будет повнимательнее посмотреть фотографии 1917 - первой половины 1918 гг.
Надо сказать, что врачи и медицинские работники были в лагере на особом положении. Для них был создан щадящий режим: выдавался особого рода аусвайс, позволявший выходить за территорию лагеря за покупками; была возможность получать посылки от датского Красного Креста (по крайней мере, о помощи со стороны этого национального общества знаю достоверно); получали небольшую зарплату. Было разрешено носить форму, знаки отличия, жетоны и прочее. Было выделено помещение для собраний офицеров. Можно было фотографироваться. Была разрешена переписка с родными (безусловно, всё подвергалось цензуре). Можно было получать посылки от родных. Разрешалось вести записи, иметь и читать книги.
Остальные военнопленные находились совсем в иных условиях. Лагерь Черск относился к категории лазаретных: сюда отправляли больных из других лагерей. Так вот основной причиной массовой гибели узников был "говорящее" заболевание - туберкулёз.
2. Ещё одна ссылка
http://www.sakharov-center.ru/...mp;page=17Афанасова (Колюбакина) Н. А. Жизненный путь. – СПб., 2005. - 298 с. "В поезде мы переехали бывшую государственную границу России в Вержболове и прибыли в Западную Пруссию в г. Черск .
За городом был огромный лагерь раненых русских военнопленных. Нужда и горе здесь были ужасные. Пленные доходили до беспросветной тоски, иногда до психоза, они медленно угасали. Бледные, истощенные, похожие на тени, они или еще бродили, с трудом переступая заплетающимися ногами, или лежали неподвижно, устремив в потолок угасающий взгляд. От хронического голодания, от недостатка лечения даже небольшие раны гноились месяцами, переломы не срастались. Остеомиелиты осложнялись амилоидозом и заканчивались смертью. На перевязочный материал было жутко смотреть. Марля после гнойных перевязок кое-как стиралась, стерилизовалась и употреблялась вновь. Она приобретала кофейный цвет, расползалась в руках и уже ничего не впитывала.
Мы свободно ходили по лагерю, обменивались впечатлениями с товарищами по несчастью, откровенно ругали немцев. Среди пленных были немцы из Прибалтики, видимо, служившие осведомителями. Нас с Катей обвинили в агитации против Германии и направили в штрафной лагерь. С грустьюя вновь, уже окончательно, попрощалась с товарищами по отряду."
3. Снова из интернета.
http://militera.lib.ru/bio/rybas2/08.htmlРыбас С.Ю. Генерал Самсонов. В кн.: Избранное. В 2-х томах. — М.: Русский биографический институт, 1988. Том 1-й — 654 стр., том 2-й — 574 стр.Примечание: Екатерина Александровна – супруга генерала А.В.Самсонова, командующего 2-ой армией, застрелившегося в самом начале войны, в тот момент когда его войска оказались в окружении."Лагерь Данциг-Тройль встретил краснокрестную делегацию духовым оркестром, исполнявшим «На сопках Маньчжурии». Сестры остановились как вкопанные. Они помнили эти слова: «Плачет, плачет мать родная, плачет молодая жена...» Хотя играли одну музыку, скорбная молитва песни звучала в сердце.
Серые бараки тянулись унылыми рядами, словно застывшая тоска. Над церковным бараком возвышался крест, и сестры перекрестились, утешаясь видом православного символа.
Тучный комендант с бисмарковскими усами показал лагерь — бараки, лазарет, отхожие места, читальню, переплетную, сапожную мастерскую — и, показывая, давал понять, что ставит немецкую культуру выше всех.
Впоследствии Екатерина Александровна повидала другие лагеря, и везде, на Лебе, в Бютове, Гаммерштейне, Черске, Тухале, Арисе, Гайльберте, Прейсиш-Голланде она сталкивалась с двумя культурами, комендантской и российской, которые существовали сами по себе. Она заходила в комнатки лагерных комитетов взаимопомощи, где кто-то, то ли солдат, то ли унтер-офицер, то ли вольноопределяющий, каждый раз обещали разыскать кого-нибудь из второй армии, и каждый раз Екатерина Александровна испытывала чувство горечи и вины за то, что пережили эти люди. Но постепенно вырисовывалась картина, отодвигавшая страдания отдельного человека на второй план. В том числе и ее страдания.
Екатерину Александровну просили прислать книги для читален, ноты для оркестров, пьесы для драматических кружков, учебники для школ /были в лагерях и подростки/, и хотя не везде были школы и оркестры, зато везде были комитеты взаимопомощи, и они отвергали важную жизненную опору, без которой Екатерина Александровна не мыслила человеческое существование. Им не нужно было геройство, они его презирали."